Текст книги "Таинственная история заводного человека"

Автор книги: Марк Ходдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

В июле на дорогах столицы стало так много паронасекомых, что мало кто мог не согласиться с ним. Лондон оказался буквально переполнен странными машинами – прыгающими, ползающими или бегающими, – и, как и опасался инспектор Траунс, результатом стал полный хаос. Посреди всей этой суматохи продолжалось дело Тичборна, которое, несмотря на войну и транспортный кризис, умудрялось неделя за неделей оставаться на первых полосах газет.

О Поющих Камнях Франсуа Гарнье, внедренных в череп Претендента, Бёртон решил какое-то время не говорить никому, даже Траунсу. Важнее было узнать, почемуони там, чем арестовать их обладателя и никогда не узнать, что их враг собирался с ними сделать. Поэтому королевский агент лишь издали наблюдал, как доктор Эдвард Кенили пытается через суд завладеть собственностью сэра Роджера.

В середине мая на Монтегю-плейс прибыло сообщение от Герберта Спенсера, который всё еще жил под лестницей в Тичборн-хаусе. Его принес маленький сине-желтый попугай, который приземлился на подоконник кабинета и требовательно постучал в стекло. Бёртон приподнял раму и воскликнул:

– Клянусь святым Иаковом! Неужели это Покс?

– Заткни хлебало! – провизжала в ответ Покс. – Сообщение от очаровательного и бесподобного Герберта Спенсера. Начало сообщения. Претендент, Кенили, Дженкин, Богль и имбецил Лашингтон каждую неделю устраивают спиритические сеансы в чертовой бильярдной, вызывая дух леди Мабеллы. Но мне не удалось подслушать, о чем они там толкуют. Конец проклятого сообщения.

– Хотел бы я знать, что они замышляют! – пробормотал Бёртон. – И почему Лашингтон перешел на их сторону?

– Вонючий толстомордый бездельник! – отрезала Покс.

– Сообщение для Герберта Спенсера, – сказал Бёртон. – Начало сообщения. Уезжай оттуда и забери с собой лебедей. Конец сообщения.

Покс свистнула и улетела.

К началу лета дело Тичборна стало настолько знаменито, что все судебные процедуры были максимально ускорены. Претендент, разумеется, выступал истцом, хотя очень мало кто считал его сэром Роджером Тичборном.

Суд начался в мае. Кенили начал с обзора юности сэра Роджера, которая, по его словам, была весьма несчастной. Джеймса Тичборна он обозвал алкоголиком и жестокосердным отцом, а мать, леди Анриетту-Фелисите, – исключительно властной женщиной, душившей в мальчике любые проявления самостоятельности. Потом Роджер попал в компанию игроков и отъявленных негодяев, общение с которыми портило его аристократическую натуру. Впоследствии она еще больше ослабла во время тяжелейших лишений, обрушившихся на него в течение долгого пути на баркасе после крушения «Ля Беллы».

– Нет никаких сомнений, – заявил Кенили, – что долгое пребывание под палящим солнцем повредило мозг молодого человека.

Сэр Ричард Тичборн, выживший несмотря ни на что, высадился в Мельбурне и бесцельно бродил по Новому Южному Уэльсу, пока не поселился в маленьком городке Уогга-Уогга. Он назвался Томасом Кастро – именем, позаимствованным у человека, с которым познакомился в Южной Америке и у которого работал простым мясником, – пока однажды не открыл газету и не увидел обращения леди Анриетты-Фелисите. Были зачитаны письменные показания, данные под присягой, и перед судом предстали свидетели со стороны Претендента: Энтони Райт Биддалф – дальний родственник сэра Роджера, который пробормотал что-то маловразумительное в его поддержку; лорд Риверс – распущенный аристократ, так и не признавшийся суду, почему он снабдил деньгами Претендента; и Гилдфорд Онслоу – член парламента от либералов, явно руководимый каким-то корыстным интересом. Большой шум вызвало появление полковника Лашингтона, который объявил себя твердым сторонником «сэра Роджера», хотя против него самого тоже был подан судебный иск.

Затем появились несколько карабинеров, служивших вместе с Тичборном, слуги из имения, портной, бывший конюх сэра Эдварда Даути и, как и ожидал Бёртон, доктор Дженкин. Последний, заняв место свидетеля, заявил, что в армии один из товарищей Роджера Тичборна нанес ему на левую руку татуировку. Претендента попросили снять пиджак и закатать рукав рубашки: его левое предплечье, в отличие от правого, оказалось белым и изящным; на его внутренней поверхности было вытатуировано сердце, покрытое якорем. В четырех дюймах над татуировкой [95]95
  Дециметром выше.


[Закрыть]руку опоясывали грубые стежки. Плоть на другой стороне была темной, шероховатой и пузырилась жиром.

В середине июня Эдвард Кенили занял свое место, а Генри Хокинс начал перекрестный допрос свидетелей. Суинберн, сидевший на галерее вместе с Бёртоном, заметил, что сэр Роджер стал еще толще.

– «Сэр Роджер»? – спросил Бёртон. Суинберн, массировавший виски, вздрогнул и промямлил:

– Почему я так назвал его? Конечно, я хотел сказать «Претендент»!

– Пожалуйста, назовите суду ваше имя, – попросил секретарь.

– Сэр Роджер… Чарльз… Даути… Тичборн, – последовал медленный ответ. Хокинс проверил образование Претендента, знание истории рода Тичборнов, а также знакомство с фактами из жизни Роджера Тичборна. И хотя любому человеку, обладающему хотя бы минимальным интеллектом, было ясно, что ответы полностью неудовлетворительны, тем не менее мнения о Претенденте оказались диаметрально противоположными.

Один журналист написал: «Вот уже пятнадцать лет как я освещаю драмы, происходящие в зале суда, но еще никогда я не сталкивался со столь жалким представлением, которое устроил претендент на имя Тичборна. Уму непостижимо, как кто-то может сомневаться в том, что это наглый и уверенный в себе самозванец!»

Другой возразил: «Стыдно! Стыдно, что человек, только что вернувшийся домой, должен участвовать в этом жалком цирковом преставлении! Почему бесчестный заговор схватил в свои когти сэра Роджера Тичборна? Ведь никто из видевших его не поверит, что он не тот, за кого себя выдает».

Допросы свидетелей продолжались весь июль. В течение всех этих жарких и влажных недель Претендент раздулся еще больше, став настолько жирным, что пришлось перестроить место для свидетелей, иначе он уже не смог бы там поместиться. Его десны постоянно кровоточили – в итоге три задних зуба выпали. Его речь стало почти невозможно понять, поэтому рядом с ним установили специальный усиливающий экран. Хокинс, напротив, говорил ясно, громко и с убийственной доходчивостью.

– Этот тип, называющий себя пропавшим аристократом, – заявил адвокат присяжным, – не кто иной, как заговорщик, лжесвидетель, самозванец, подлец и негодяй!

Затем он представил своих свидетелей, и каждый из них отрывал еще по кусочку от истории Претендента. К третьей неделе июля присяжные решили, что услышали достаточно. Они остановили процесс и попросили судью разрешить им вынести вердикт. Он согласился. Претендент был признан виновным в лжесвидетельстве. Его немедленно арестовали и поместили в Ньюгейтскую тюрьму. Дело стало уголовным, и Скотланд-Ярд занялся исследованием его подоплеки.

Тем же занялся и сэр Ричард Фрэнсис Бёртон. Королевский агент долетел до Нового Орлеана на военно-транспортном винтокорабле «Пегас». Затем он пересел на пароход, доставивший его в Буэнос-Айрес: там он познакомился с англичанином Уильямом Максвеллом, искавшим пропавшего брата. Бёртон помог ему и в ходе последующего приключения, которое он уже решил озаглавить «Дело Капризного Каннибала», сумел выполнить задуманное. Теперь он сообщил результат лорду Пальмерстону:

– Я знаю, где находится Томас Кастро.

– Тот самый, чье имя заимствовал Претендент?

– Да.

– И где же?

Бёртон ответил. Брови у Пальмерстона не поползли вверх лишь потому, что он больше не мог шевелить ими.

– Вы должны поговорить с ним, – сказал он.

Королевский агент хмыкнул в знак согласия. Они поговорили еще минут сорок, потом премьер-министр посмотрел на стопку парламентских отчетов:

– А теперь я должен заняться политическими и экономическими вопросами, капитан. Вы свободны. – Бёртон встал. – Да, еще одно…

– Слушаю, сэр?

– В вашем отчете… эти Глаза Нага…

– Да?

– Существуют и другие черные алмазы. Я прав?

– Да, сэр, они существуют. Однако, похоже, только Глаза обладают теми странными свойствами, о которых говорил сэр Чарльз Бэббидж.

– Хм-м. – Бёртон направился к двери. – Погодите, – остановил его Пальмерстон. – Я… я хочу кое в чем признаться.

– Сэр?..

– Видите ли, Бёртон, я не был с вами до конца откровенен. Если помните, я сообщил вам, что костюм Джека-Попрыгунчика, то есть машина времени, уничтожен.

– А разве нет? – с наигранным удивлением спросил Бёртон, ибо никогда не верил в это.

– Нет, не уничтожен. Я хотел его испытать. Помните, что Оксфорд носил перед собой этакое круглое устройство?

– Да, сэр.

– Там внутри находится совершенно непостижимая машина. Для начала, в ней нет движущихся частей. Тем не менее мои люди сумели идентифицировать один компонент этой штуковины.

– И что же это?

– Они нашли семь встроенных маленьких черных камней.

– А не издают ли они низкое, еле слышное гудение, господин премьер-министр?

– Именно так: они тихо гудят, вы правы.

– Тогда, скорее всего, в некий момент будущего их вырезали из какого-то Глаза Нага.

Из кабинета Бёртона доносился быстрый звон и стук клинков. Это был combat à la Florentine: [96]96
  Бой по-флорентийски (фр.).


[Закрыть]Бёртон занимался фехтованием со своим слугой, Адмиралом Лордом Нельсоном; во второй руке они держали по длинному ножу для дополнительной защиты. Механический соперник заставил Бёртона отступить за один из трех столов. Королевский агент оказался на одной линии с книжным шкафом, и тут заводной человек «взорвался», внезапно изменив темп атаки и застав Бёртона врасплох. Это было обыкновенное классическое движение, но выполненное так точно и с такой скоростью, что королевский агент, растерявшись, неверно отбил удар, и его рапира отлетела далеко в сторону. Латунный человек продолжил балестрой– скачком вперед с выпадом – и attaque composée: [97]97
  Обманная атака, состоящая из нескольких движений оружием и выполняемая без потери темпа (фр.).


[Закрыть]клинок легко обогнул нож, инстинктивно поднятый Бёртоном, и пробил его оборону прежде, чем знаменитый исследователь осознал, что произошло. Кончик рапиры, уколовший Бёртона в правое плечо, заставил его крякнуть.

– Великолепно! – восторженно воскликнул он. – Повтори-ка этот трюк: я хочу посмотреть, как ты держишь равновесие, когда взрываешься. К бою!

Поединок продолжился. Бёртон, тяжело дыша, парировал безостановочные удары заводного человека. Потом он отступил, перепрыгнув коврик у камина, избежал prise de fer [98]98
  Атака уколом или ударом, с предварительным захватом оружия (фр.).


[Закрыть]и попытался отжать рапиру противника в сторону. Тот скользнул своим оружием вниз, изогнул механическую руку и нанес удар. Бёртон парировал, но движение оказалось обманным. Латунный человек опять «взорвался», бросился вперед и произвел attaque composée:его клинок пронесся мимо клинка Бёртона, и кончик рапиры уперся в грудную кость королевского агента.

– Бисмалла, ты прекрасен! Еще! Давай! К бою!

Рапиры опять скрестились. И тут в дверь постучали.

– Не сейчас!

– К вам посетитель, сэр Ричард.

– Я не хочу, чтобы мне мешали, миссис Энджелл!

– Это детектив-инспектор Честен.

Бёртон вздохнул.

– Конец схватки, – приказал он. Адмирал Лорд Нельсон опустил свое оружие. Бёртон сделал то же самое и снял маску. – Ох… – раздраженно выдохнул он. – Пошлите его наверх.

Он взял рапиру у слуги и положил обе в футляр, который поставил на одну из полок.

– Мы продолжим позже, Нельсон.

Заводной человек отдал честь, пересек комнату и застыл около бюро между двумя окнами. Мгновением позже в дверь резко постучали.

– Входите!

В комнату вошел Честен, на лбу у него блестели капли пота.

– Привет! Слишком жарко. Чертова погода!

– Входи, старина! И снимай пальто, если не хочешь поджариться.

Человек из Скотланд-Ярда снял пальто, повесил его на крюк за дверью, закатал рукава и устроился на стуле. Он с интересом оглядел кабинет: его взгляд пробежал по шпагам, висевшим на стенах, по битком набитым книжным шкафам, деревянным ящикам, пистолетам, висевшим в альковах по обеим сторонам от каминной полки, по огромному африканскому копью в углу, по трем большим столам и множеству сувениров, собранных Бёртоном во время путешествий.

Честен был худым и старомодно одетым, но гибким и жилистым человеком, а также грозным противником в кулачном бою. Его рыжеватые пышные усы топорщились и закручивались на концах. Покрытые лаком волосы разделял аккуратный пробор. Серые глаза смотрели внимательно, в правый был вставлен монокль.

– Вернулся вчера? – спросил он в своей характерной отрывистой манере.

– Позавчера, – ответил Бёртон. – Вчера я большую часть дня докладывал премьер-министру.

– Удачно съездил?

– Да. Теперь я знаю, где Томас Кастро.

– Неужели, черт возьми! – воскликнул Честен, садясь прямо. – И где же?

– В Бетлемской королевской больнице.

– В Бедламе? В сумасшедшем доме? В Лондоне?

– Точно.

Бёртон достал чируту из ящичка на каминной полке, зажег ее и уселся напротив детектива. Честен наполовину вытащил трубку из кармана пиджака и вопросительно поглядел на Бёртона. Тот кивнул. Пока полицейский выполнял ритуал – чистил чашку и набивал ее табаком, – королевский агент рассказывал:

– За эти три недели я неплохо повеселился. Не буду утомлять тебя излишними подробностями. Достаточно сказать, что я ввязался в приключение, уехал из Буэнос-Айреса, пересек всю Аргентину и оказался в Чили. Там я сумел выйти на след семьи Кастро, и он привел меня в город Мелипилья: [99]99
  Ныне административный центр провинции Мелипилья в составе столичного региона Сантьяго-де-Чили.


[Закрыть]это на главной дороге, связывающей Вальпараисо и Сантьяго. Я встретился с Педро Кастро, сыном Томаса, который рассказал мне, что его отец исчез почти десять лет назад, исследуя горы вместе с каким-то французом. Этот человек несколько недель прожил вместе с семьей. Я показал Педро дагерротип Претендента. Он узнал лицо жильца, но был потрясен размером его тела: француз, по его словам, был очень худой.

Честен поднес спичку к трубке и пробормотал:

– Невозможно так разжиреть. Даже за десять лет.

Бёртон кивнул и продолжил:

– Томас и француз несколько недель что-то искали в горах, а потом в один прекрасный день не вернулись домой. Больше никто ничего не слышал о них вплоть до начала этого года, когда поползли слухи о том, что в сумасшедшем доме в Сантьяго находится человек по имени Томас Кастро. Педро поехал туда и навел справки. Ему сказали, что примерно в то самое время, когда исчез его отец, в больницу доставили этого человека в состоянии почти полного безумия. Позже, в момент прояснения, он назвал свое имя: Томас Кастро. Педро, естественно, захотел увидеть его, но, как оказалось, пациента недавно перевезли в Лондон, в Бетлемскую королевскую больницу. Педро сказали, что, похоже, человек этот из богатой английской семьи. Отсюда Педро заключил, что тот сумасшедший не был ни его отцом, ни французом.

– Но он был англичанином?

– Да. И сейчас мы должны точно узнать, кто он такой.

– Роджер Тичборн?

– Вполне вероятно. Вспомни: его воспитала мать-француженка, и говорил он с французским акцентом.

– Которого у Претендента нет и в помине.

– Естественно.

– Но кто забрал его из больницы в Сантьяго?

– А вот это действительно интересно!

– Ну?

– Его забрал очень хорошо известный нам человек.

– Кто же?

– Сестра Флоренс Найтингейл.

– Леди с лампой?

– Она самая. И она весьма интересует меня – главным образом потому, что, как мне сказали, она тоже исчезла.

– Кто сказал?

– Изамбард Кингдом Брюнель, во время грабежа у Брандльуида.

– Бог мой! А она-то здесь при чем? Мы должны увидеть этого человека в Бедламе! Полицейский рейд?

– Ни в коем случае: это слишком топорно! Нет-нет, тише едешь – дальше будешь. Люди Пальмерстона, Бёрк и Хэйр, готовят фальшивые документы: через пару дней я войду в Бедлам под видом правительственного инспектора.

Честен хмыкнул и задумчиво пососал трубку. Бёртон дернул за веревку у камина. Он и его гость сидели молча, пока не появилась миссис Энджелл. Бёртон попросил принести кофе. Когда пожилая леди ушла, королевский агент посмотрел на инспектора из Скотланд-Ярда и спросил:

– Комиссар Мэйн посылал тебя в Австралию узнать побольше об этом самозваном аристократе. Как всё прошло?

– Замечательно! Я взял командора Кришнамурти: помнишь его? Отличный парень! Сейчас он командир Летного взвода.

– Конечно, помню. И что вы оба там нашли?

Честен нагнулся и положил трубку на камин. Потом он облизал губы, сплел пальцы и сложил руки на коленях. Он избегал длинных предложений, но сейчас без них было не обойтись, и инспектор решил сосредоточиться. Дверь кабинета со скрипом отворилась, и по полу прошелестели мягкие шаги.

– Привет, Фиджет, – пробормотал Бёртон. Он протянул руку вниз и ласково потрепал маленького пса за уши. – Боюсь, тебе придется немного обождать с прогулкой.

Пес сел у ног хозяина и поглядел на его собеседника.

– В городе Уогга-Уогга, – начал Честен, – никто о Томасе Кастро ничего не слышал, и на дагерротипе его никто не узнал. Однако они хорошо помнят местного мясника, Артура Ортона. Чудовищно жирный. Ненасытный аппетит. Ел сырое мясо. Загадочно исчез.

– Когда?

– За четыре недели до того, как Претендент появился в Париже.

– Вот как!

– Ортон учился на мясника в Лондоне, сам он из Уоппинга. [100]100
  Небольшой город в графстве Девоншир (Юго-Западная Англия).


[Закрыть]Вернувшись, я разыскал его семью. Побеседовал с сестрами. Они утверждают, что он уехал в Австралию пятнадцать лет назад. С того времени – ни слова. Я показал дагерротип. Сказали, не он.

Дверь кабинета открылась, вошла миссис Энджелл с кофейником и налила каждому по чашке.

– Благодарю вас, моя дорогая, – сказал Честен. Хозяйка улыбнулась, и в этот момент во входную дверь нетерпеливо ударили.

– Схожу посмотрю, – сказала она и исчезла.

– У меня создалось отчетливое впечатление, инспектор, – продолжил Бёртон, – что кто-то сплел крайне запутанную сеть.

– Согласен. А кто это к тебе ломится?

– Этот стук я узнаю где угодно. Это наш общий друг, инспектор Траунс.

По лестнице прогрохотали шаги, и дверь распахнулась. В кабинет влетел Траунс, краснолицый и запыхавшийся, и ударил котелком по столу:

– Его взяли на поруки! А, Честен, вот ты где! Привет, Бёртон, давненько не видались! Претендента привезли в Олд-Бейли [101]101
  Центральный уголовный суд в Лондоне.


[Закрыть]сегодня в девять утра, но ровно через полчаса он уже вышел оттуда свободным человеком! И еще его приветствовала толпа идиотов! Каким образом, черт побери, жирный монстр заручился поддержкой стольких людей всего за несколько недель? Объясни мне, капитан!

Он подтащил к ним кресло, рухнул в него и яростно взъерошил короткие волосы, потом с силой ударил рукой об руку и крикнул:

– Чтоб его черти взяли!

– Адмирал Лорд Нельсон, – обратился Бёртон к слуге, – не принесешь ли ты чашку кофе для детектива-инспектора Траунса, пожалуйста?

Заводной человек отдал честь и вышел из комнаты.

– Провалиться мне на этом самом месте, – воскликнул Честен, – я думал, что это металлический панцирь!

Бёртон задумчиво потер подбородок.

– Не знаю, Траунс, – сказал он, – не знаю, старина. Но ты совершенно прав: самая замечательная особенность этого дела в том, что с самого начала Претендент заработал поддержку и левых, и правых, и центра. Судя по тому, что́ я видел, он излучает какую-то месмерическую силу, хотя, почему она действует на одних и не властна над другими, остается загадкой.

Бёртон вспомнил, как люди в суде терли голову, словно она у них болела, внезапную головную боль полковника Лашингтона при виде Претендента в Тичборн-хаусе, странную мигрень Эдвина Брандльуида. Конечно, черные алмазы что-то излучают. Чарльз Бэббидж говорил, что они могут сохранять и передавать электрические поля, сгенерированные человеческим мозгом. И все свидетельства заставляют предположить, что влиять на мозг они могут тоже.

– Средний человек с улицы считает, что существует заговор против Претендента, – сказал Траунс. – Для рабочих он стал героем.

– Аристократ, работавший мясником, – заметил Честен, – им это нравится.

Траунс хмыкнул в знак согласия. В кабинет вошел латунный человек с чашкой в руке.

– Адмирал Лорд Нельсон, не нальешь ли кофе детективу-инспектору Траунсу? – попросил Бёртон.

– Боже милосердный! – пробормотал Честен, когда заводной человек подчинился. Внезапно с улицы долетели пронзительные визгливые крики.

– Похоже на Суинберна, – заметил Траунс.

– Который, держу пари, сейчас ругается с кэбменом, – согласился Бёртон. – Он, видите ли, убежден, что любая поездка в кэбе в пределах Лондона стоит шиллинг, и если кэбмен не согласен, то наш Алджи спорит до посинения.

Бёртон улыбнулся. Со своим эксцентричным помощником-коротышкой он не виделся совсем недолго, но уже успел по нему соскучиться. Через несколько минут зазвонил дверной колокольчик, и из холла донесся крик:

– Здравствуйте, сладкий ангел!

На лестнице раздались шаги, дверь в кабинет открылась, и миссис Энджелл объявила:

– Экспресс одиннадцать тридцать только что подошел к третьей платформе, сэр Ричард. Будут ли еще пассажиры, которые пройдут через эту станцию? Или я могу идти и спокойно погреть свои больные мозоли в горячей воде?

– Пошлите его сюда, матушка, – хихикнул Бёртон, – и считайте, что ваша служба приостанавливается вплоть до дальнейших распоряжений.

Мисс Энджелл повернулась, собираясь идти, и в комнату мимо нее впрыгнул Суинберн:

– Здрасте, здрасте, – крикнул он, – привет всем и каждому! Вперед! Встаем и идем! Живей! Шевелите ногами! Шляпы на головы! Надо идти! Мы не можем это пропустить!

Бёртон подошел к другу, пожал ему руку, хлопнул по спине и сказал:

– Привет, Алджи! Куда надо идти? И чего не пропустить?

– Я тоже счастлив тебя видеть, Ричард, но, пожалуйста, вкладывай поменьше силы в твое приветствие: всякий раз, когда ты дружески дотрагиваешься до моей спины, я чувствую, как трещат кости. Клянусь святым Иаковом, ты загорел! Тебе понравилась Южная Америка?

– Не слишком.

– Привет, Попрыгунчик! Привет, Честен! Как поживают лондонские воры?

– Заняты, – ответил Честен.

– Чрезвычайно, – добавил Траунс, нахмурившись: он не любил свое прозвище.

– Может быть, они думают, что туман покроет их грехи? Идемте! Пошевеливайтесь!

– Черт побери, Алджи, – проворчал Бёртон, – куда пошли? Ты что, напился?

– Да, откровенно говоря, я пьян в стельку! Но мы должны увидеть Кенили и его жирного клиента: они собираются выступить в Уголке ораторов!

– Уголок ораторов? – воскликнул Траунс. – Претендент только что вышел из Ньюгейта!

– Знаю. Но на улице только и жужжат об этом: меньше чем через час он будет выступать перед толпой, и я не хочу, чтобы эта толпа собралась без меня!

– Я с тобой, парень! – с энтузиазмом заявил Траунс.

Бёртон взял поводок с подставки для шляп и прицепил его к ошейнику Фиджета. Все четверо аккуратно застегнули свои пиджаки, надели шляпы и, взяв трости, спустились в туман, окутавший Монтегю-плейс. Пес послушно последовал за хозяином.

– Пошли по Глостер-плейс, – предложил Суинберн, – тогда будем на месте через пять минут.

Они быстро зашагали на восток и увидели на углу тележку мистера Граба, материализовавшуюся из тумана. Бёртон приветственно коснулся полей цилиндра:

– Доброе утро, мистер Граб. Как дела?

– Не твое собачье дело! – огрызнулся торговец.

– Прошу прощения?

– Неужели? Так ты его не получишь, чертов хлыщ!

– Ого! – выдохнул Суинберн. Честен повернулся к торговцу и сказал, выпятив грудь:

– Эй, приятель, нельзя ли повежливее? Уважай тех, кто лучше тебя!

– Лучше меня? Ха-ха! Да ты сам ничем не лучше дерьма, точно тебе говорю!

– Черт возьми, что с вами стряслось, мистер Граб? – спросил Бёртон, а Траунс добавил:

– Успокойтесь, дорогой друг. Конечно, вам не стоит говорить с нами в таком тоне!

– А почему бы вам всем не убраться отсюда к чертовой матери? – парировал Граб.

– Да что случилось, черт возьми? – с недоумением повторил свой вопрос Бёртон.

– А то, что вы, чертовы бездельники, стоите здесь и не даете пройти честным работягам, которые хотят купить у меня моллюски и улитки.

– Да? А что вы скажете, если я куплю у вас пакетик? – предложил Суинберн. – Я люблю моллюски, обрызганные уксусом, если вы не против. – Поэт икнул.

– Против, и можешь подавиться своими деньгами, ты, хрен знает что! Убирайтесь отсюда! Уносите ноги, дьявол вас всех забери!

Конец чудовищно длинной лапы ударился о мостовую рядом с ними, и появился паук-сенокосец, класс Phalangium opilio. [102]102
  Сенокосец обыкновенный (лат.).


[Закрыть]Этот колоссальный арахнид, которого называли «длинноногий папочка», на самом деле был одноместной машиной. Восемь длинных лап поднимали на двадцать футов [103]103
  6,1 м.


[Закрыть]маленький чашеобразный панцирь, в котором было вырезано сиденье для одного человека; сзади пыхтел паровой мотор. Под сиденьем болтался на веревках деревянный ящик. Два дымохода выкинули в воздух толстые струи дыма, которые мгновенно обволокли всех; мистер Граб исчез в темноте. Когда они вновь увидели его, он держался за голову, и лицо было искажено болью.

– Убирайтесь отсюда, скоты! – только и сумел пробормотать он, пока арахнид исчезал за углом.

– Я арестую вас именем… – начал было детектив-инспектор Честен.

– Не надо, – прервал его Бёртон, хватая полицейского за руку, – оставь его: он хороший парень. Пошли.

– Но…

– Вперед! – И Бёртон решительно повел всех прочь. Суинберн оглянулся и с изумлением посмотрел на уличного продавца.

– Клянусь Юпитером, что за невероятная наглость! – пробормотал он.

– И совершенно не в его характере, – заметил Бёртон. – Возможно, у него неприятности дома.

– Его надо было арестовать, – проворчал Честен, – это же оскорбление офицера полиции!

– Нам надо поджарить рыбу потолще, – многозначительно заметил Бёртон.

Они шли вниз по Глостер-плейс, пока не показался северо-восточный угол Гайд-парка. Там уже собралось огромное число народу, все почти сплошь рабочие: штаны на подтяжках, суконные шляпы, рукава закатаны. Немногочисленные джентльмены в цилиндрах роились за краями толпы. Около подиума стояли доктор Кенили и Претендент. Несколько щегольски одетых молодых людей, по-видимому «развратников», окружали их, охраняя от восторженных рабочих.

– Ну и народу! – заметил Траунс, когда они ввинтились в толпу.

– И все пришли поглазеть на чертова урода! – в рифму отметил Суинберн. Человек с рябым лицом и плохими зубами сказал, наклонившись к нему:

– Он не чертов урод, мистер: он аристократ, у которого проклятые законники стырили то, что принадлежит ему по праву!

– Прекрасный сэр! – запротестовал поэт.

– Не лезь, когда тебя не спрашивают! – приказал Траунс рабочему. Тот мерзко усмехнулся, повернулся к ним спиной и заковылял прочь, тихо ругаясь. Они остановились и стали ждать. Минут через десять Бёртон спросил:

– Мне это кажется – или на нас действительно бросают злобные взгляды?

– Ш-ш-ш, – перебил его Суинберн, – Претендент собирается говорить.

Он вытащил из кармана сюртука серебряную флягу и хлебнул из нее. Грубый жирный гигант взгромоздился на подиум, и толпа внезапно затянула песню:

 
Я видел много счастья и шумной жизнью жил,
Я очень много сделал, но жену не заслужил.
В борделях я известен как Чарли хулиган:
Всю ночь шумлю, весь день дремлю
И плаваю в Шампань!
 

Суинберн засмеялся и присоединил к хору свой высокий визгливый голос:

 
Чарли Шампань, Чарли Шампань,
Зовут меня Чарли Шампань.
Ребята, сюда! Ребята, сюда!
Всю ночь прокутим до утра!
Чарли Шампань, Чарли Шампань,
Зовут меня Чарли Шампань.
Ну, кто со мной? Ну, кто со мной?
Кто ночь прокутит со мной?
 

– Тише, идиот, – прошипел Бёртон, – ты привлекаешь внимание!

Доктор Кенили влез на подиум, встал рядом со своим клиентом и повелительно махнул рукой. Толпа неохотно утихла.

– Я хочу представить вам, – громко начал он, – человека, который хорошо знаком с аристократическими семьями страны, поскольку сам из их числа.

– Фу! – зашикал кто-то рядом с Бёртоном и его товарищами.

– На самом деле, – продолжал Кенили, – он далекий родственник моего клиента.

– Ура! – заорал тот же человек, который только что шикал.

– Пожалуйста, уделите немного вашего времени мистеру Энтони Биддалфу.

Кенили сошел вниз, и его место рядом с Претендентом занял невысокий худой человек с усами и пышными бакенбардами.

– Друзья мои, – на удивление громко проговорил Биддалф, – я могу назвать нескольких английских джентльменов, которые выдержат испытание на джентльмена не лучше, чем вот этот человек, – он положил руку на предплечье Претендента. Из толпы раздались смешки. – Независимо от обстоятельств их рождения, они ничем не лучше фермеров, и я бы поместил Тичборна среди представителей этого класса.

– Тысяча чертей! Уж не думаешь ли ты, что все аристократы придурки? – крикнул кто-то. Толпа зааплодировала.

– Я имею в виду обвинение в том, что этот человек не блещет образованием и якобы лишь поэтому не тот, за кого себя выдает. Ну тогда позвольте мне сказать: я своими ушами слышал, как английские джентльмены несли такую чушь, что вы приняли бы их за безграмотных погонщиков свиней!

– Что ты имеешь против погонщиков свиней? – крикнул кто-то. – Я-то знаю, сам такой, но я грамотный!

Смех в толпе усилился.

– Вот именно! – крикнул Биддалф. – А этот человек – единственный аристократ, который знает, что́ такое зарабатывать на жизнь тяжелым трудом!

Под громкие крики одобрения Биддалф сошел с трибуны.

– Тичбо-о-орн! – пророкотал Претендент, бессмысленно улыбаясь; с его нижней губы текли слюни. Рядом с ним опять появился Кенили:

– Все вы слышали возражения наших врагов! – крикнул он. – Все вы знаете, что они отказываются признать в этом человеке сэра Роджера Тичборна!

– Это заговор! – крикнул кто-то.

– Именно так, – согласился Кенили – заговор! У меня здесь бывший карабинер, который служил вместе с моим клиентом, спал с ним в одном бараке и проводил день за днем в его компании. Уделите минутку внимания мистеру Джеймсу Мак-Кэнну.

Кенили снова исчез с подиума, и на его место поднялся кряжистый мужчина, который объявил мелодраматическим тоном:

– У меня нет никаких сомнений в том, что человек, который стоит рядом со мной и который стал немного толще, чем раньше… – толпа перебила его громким гоготом, – …несомненно Роджер Тичборн, или «француз», как мы его обычно называли. Я узнал его, как только увидел: на всем белом свете нет такого лба, такой головы и таких ушей! – Гогот стал еще громче, и приветственные крики чуть не заглушили нового оратора. – И эти уши я видел в кровати каждый день в течение двух лет.

– Торчали из-под одеяла, да? – послышалось издали. Бёртон встал на цыпочки и огляделся: с той минуты, как они пришли сюда, толпа как минимум утроилась.

– Насколько я знаю, в этих ушах нет ничего необычайного, – ответил Мак-Кэнн, – только то, что я их знаю. Но не знаю, смог ли бы я узнать его по этим ушам, если бы не увидел ничего другого!

По толпе пробежал новый взрыв грубого смеха. В воздух полетели суконные шляпы. Над собравшимися заволновался туман, его волны покатились с востока на запад. Трибуну мгновенно заволокло, и, когда Бёртон снова увидел ее, Мак-Кэнн уже исчез, а Эдвард Кенили призывал огромную аудиторию к тишине.