Текст книги "Свобода, равенство, магия (СИ)"

Автор книги: Мария Сакрытина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Сакрытина Мария
Свобода, равенство, магия

"Откровенно говоря, кольца, магия -

это все так, только детей пугать.

Мы тут сильно отстали от жизни, дружище.

На самом деле сейчас рулят

танковые клинья и ковровое бомбометание.

А глазом сверху смотреть – это без понтов.

"Х/ф «Братва и Кольцо»

Пролог

Крыша подпрыгнула, стены содрогнулись, стёкла жалобно звякнули и рассыпались мелким крошевом. Огонь, трубно взревев, ярко осветил мрачную, ненастную ночь.

Лежащий у крыльца мальчик осторожно поднял голову. Непонимающе огляделся. Шатаясь, поднялся на четвереньки. Огонь опалил ему лицо, ожёг брови. Мальчик отшатнулся, с трудом выпрямляясь.

– Шери! – хриплый крик.

Гудение пламени в ответ. И вдруг – резкий, тут же оборвавшийся вопль со стороны дома.

В серых, расширенных от ужаса глазах мальчика отразились всполохи пожара. Яркое золото в чернильной темноте ночи.

Мучительно кашля, мальчик метнулся к чёрному ходу.

Спустя мгновение дом протяжно застонал, словно живой, и стены наконец-то обрушились.

...Скептично взирая на образовавшиеся руины и жадно поглощающий их огонь, лорд-Идущий поморщился.

Наверняка погибла. Вместе со всей надоедливой семейкой. Интересно, и почему Повелитель Иллариус решил, что эта малолетняя целительница Шериада представляет хоть какую-то угрозу? Единственное, что девчонка сумела – так это вовремя убежать. В подвал, кажется – вот, дурёха! Такая бы никогда не стала Повелительницей. Сил-то ладно, может, и достанет, а вот ума бы точно не хватило... Интересно, как только братец этой дурочки выжил после удара "морозным вихрем"? Не маг же, обычный смертный. Но, похоже, тоже дурачок – иначе бы не побежал за сестрой, а улепётывал так, что пятки бы сверкали. Его и догонять бы не стали – зачем?

Вздохнув, волшебник повернулся – и перед ним тут же возникла светящаяся рамка портала.

Что ж, не стоит больше тратить время...

А из-за одноэтажного здания купален, почему-то нетронутого огнём, за растворяющимся в воздухе магом наблюдали горящие ненавистью серые глаза. Прижимая к себе беззвучно рыдающую сестру, мальчик смотрел, как гаснет след от портала, и шептал на ухо девочке.

– Не бойся, Шери. Всё будет хорошо. Я тебя вытащу.

Огонь, сыто облизываясь, лениво пожирал останки некогда красивого, богатого поместья Хенешей...

***

Сгорая в привычном предвкушении, грозившем перерасти в восторг, Повелитель волшебников Иллариус смотрел, как корчится в рваных судорогах подвешенная на цепях к стене девчонка. Хрупкая, по-детски непропорциональная, смертельно бледная. Яркие пятна синяков и свежие шрамы на груди и шеи. Тонкая ранка на левом бедре, яркая кровь, стекающая по ноге и с тихим плеском капающая на пол. Синие струйки молний, пробегающие по правой руке, с разбитыми пальцами и искореженным запястьем.

Иллариус смотрел, пьянея от мысли доставить этому худенькому телу ещё большую боль. А в груди, глубоко, там, где быстро-быстро стучало сердце, зарождалось странное беспокойство. Искажённое мукой лицо девчонки, с открытым в безмолвном крике ртом, длинные спутанные пряди иссиня-чёрных волос, свисающе на грудь, – всё это неожиданно напомнило Фарейту. Милую, бесстрашную, нежную Фарейту, его солнце и его боль. Фарейту, покинувшую его так рано.

Он заглянул в подёрнутые дымкой боли серые глаза девчонки и тут же отпрянул. В расширенных чёрных зрачках, обрамлённых тонким ободком радужки, отразилось незнакомое лицо старика с искривлённым в дикой усмешке ртом.

С гибелью Фарейты всё стало иначе. Миры словно сошли с ума, Долг постоянно звал, не давая покоя, а когда, наконец, удавалось отдохнуть – всюду мерещилось тело возлюбленной, укрытое парчой, спрятанное в хрустальном кристалле-гробнице.

Всё изменилось с её смертью.

Он изменился.

С каких пор пытки стали доставлять ему удовольствие?

Девчонка вновь выгнулась, рискуя сломать позвоночник, и кулем обвисла, стукнувшись о каменную стену. Это было не то, чего хотелось. Хотелось, чтобы она кричала, умоляла, проклинала. Хотелось услышать её голос, сравнить с нежным голосом Фарейты.

И он терзал и терзал тело несчастной, стараясь исторгнуть из него хотя бы стон, но напрасно.

Фарейта ушла, покинула его навсегда, а эта девчонка, извивающаяся в цепях, словно марионетка, лишь бледная копия его возлюбленной. Не больше.

Как же жаль...

Часть 1

Глава 1.

Девочка, свернувшись клубочком, забилась в дальний угол огромной кровати. Там, в тени балдахина, разглядеть её лицо было практически невозможно. Но Онред и без того мог сказать – оно кривится от страха. Волны неуверенности, незащищённости, бессилия исходили от новоявленной королевы. «Бедняжка, – усмехнулся про себя маг. – И дня у нас не проживёт, если ей не помочь». Что ж, стоило попытаться. Не то чтобы Синий лорд, негласный председатель Совета, так уж жалел неопытную, испуганную девчонку. Просто это казалось выгодным.

Да, именно так.

Осторожно приблизившись, Онред сел на краешек кровати.

Девочка испуганно замерла, уставившись на мага серыми, расширенными, словно в трансе, глазами.

– Успокойся, – мягко произнёс волшебник, протягивая руку. Девочка отпрянула. – Я не причиню вреда, – улыбнулся Онред. – Как тебя зовут?

Забавно, в этой суматохе у новой Повелительницы магов даже не узнали имя.

Волшебник терпеливо ждал, и девочка, наконец, выдавила:

– Ш-Шери.

И тут же содрогнулась – на этот раз будто бы от удивления. Словно не ожидала услышать собственный голос.

– Сери? – переспросил маг, наклонившись к маленькой королеве.

Девочка вдруг резко села, выпрямив спину. Серые, полные магии – восхитительной, ослепительной, золотистой магии Повелительницы – глаза уставились на Онреда.

– Сиренити! – тоненький, детский голос.

Маг усмехнулся.

– Отлично. Значит, Сиренити.

И протянул руку ладонью вниз в известном жесте защиты, жесте-обереге.

Поколебавшись, девочка протянула дрожащую ручку в ответ.

– А я Онред, – бодро провозгласил маг. – И отныне я буду твоим наставником, – добавил он, подмигивая девочке.

Серые глаза, яркие от слёз, смотрели в ответ испуганно, покорно. Но где-то в их тёмной глубине плескалась сила, безудержная, великая. Стоило лишь дать ей выход...

Магия просто переполняла девочку. Она слышалась даже в голосе – особенно в голосе. И лишь позже Онред узнает, что Шериада, назвавшаяся Сиренити, была немой от рождения, пугливой и болезненной девочкой. И магический Дар, достающийся каждому Повелителю, преподнёс ей голос.

А ещё позже она начнёт слышать музыку – везде: в стихиях, заклинаниях, людях, вещах, даже в движениях...

Но сейчас она держится за его руку, бедная, напуганная, маленькая куколка.

И где-то в глубине сердца Онреду вдруг захотелось, чтобы так было всегда.

Улыбаясь, он сжал длинные изящные пальцы девочки.

Что ж, всегда – так всегда. Уж он постарается.

В конце концов, это же выгодно.

***

Звук шагов громом отозвался в голове, болью пронзив виски – острее любого клинка. Глаза будто песком засыпало, по крайней мере, открыть их оказалось такой мукой...

– Лорд Онред, Вы уверены, что мальчишка действительно полезен? – говорил чей-то смутно знакомый голос. – Он же совершенно обычный человек!

...Слова скользили куда-то мимо сознания, смысл я не улавливал. Слишком сложно, непосильно сложно просто держать голову прямо, а не утыкаться подбородком в грудь. И ещё эти слова... И шаги...

Неужели меня просто не могут оставить в покое? Что ещё, бездна их забери, что ещё им нужно?!

Шаги приближались. Уплывающее сознание выхватило скрип открываемой двери. И новый голос, тоже смутно знакомый:

– Он не просто мальчик, лорд Кронс, он весьма одарённый мальчик. Я вижу, Вы весьма тщательно изучали его способности... его щит... и не смогли пробить.

...Держать глаза открытыми... Даже если больно, даже если очень-очень хочется отдаться серой дымке безумия, с недавних пор поселившийся в голове. Даже если...

– Да, не смог, – раздражённо бросил первый голос. – Как и Вы, многоуважаемый лорд Онред. Никто не может. Так есть ли ещё причина этому мальчишке жить?

...Как же тяжело стоять ровно, не обвисать в кандалах. И ноги дрожат, словно им приказано пуститься в пляс. Когда-то (день? два? вечность?) я мечтал, чтобы наручники висели не так высоко над полом. Можно было бы сесть или хотя бы упасть на колени... Маленькая радость пленника...

– Лорд Кронс, Вы меня удивляете, – усмехнулся второй голос. – Мальчишка будет жить, пока жива наша миленькая королева. Вы понимаете?

...Сознание дёрнулось, снова пронзив голову болью, и ухватилось за важное (как? почему? отчего?) слово. Королева? Королева... Средних...

– Юная Сиренити ещё ребёнок, – откликнулся первый голос. – Неужели Вы, милорд, так её боитесь? Или хотите управлять Её Величеством с помощью этого щенка?

"Сиренити", – вспыхнуло в голове. Сиренити? Не Шери? Значит... Правда?..

Дыхание перехватило, из воспалённых глаз по разбитому лицу потекли слёзы. Надо же, у меня ещё остались слёзы...

– Ну, когда-то ведь она повзрослеет, – отозвался второй. – И было бы совсем неплохо иметь того, с чьей помощью на неё можно давить. Как на Иллариуса...

Иллариус, Сиренити, Иллариус, Сиренити... Имена повисли в воздухе – и рухнули на шею мёртвым грузом.

С трудом разжимая запёкшиеся губы, я выдавил нечто среднее между шёпотом и хрипом:

– Шери... Что...

Они замолчали на мгновение, словно бы удивлённо – эти смутно знакомые голоса.

Я задыхался.

– Что... с... моей... сес...сес... сестрой...

– Вот видите, лорд Кронс, – усмехнулся вдруг второй голос. – Детишки на удивление так трогательно любят друг друга ...

Всё это я слушал, сражаясь с ослепительной болью, мгновенно возникшей в животе, стоило только открыть рот.

"Шери... что с моей сестрой?", – мелькнула в голове единственная связная мысль.

Собравшись с силами, я резко выдохнул:

– Что с моей сестрой?!

Боль мгновенно переместилась к щеке – по ней словно плетью ударили. С вялым плеском на пол полилась кровь.

– Тебе необходимо научиться уважению, – прорычал первый голос. – Маленькое ничтожество, ты всё ещё смеешь...

– Успокойтесь, лорд Кронс, – перебил второй. – Мальчик просто переживает.

Я содрогнулся, почувствовав холодное жёсткое прикосновение пальцев ко лбу. Ощутил, как они нежно отбросили упавшие мне на глаза волосы... помассировали раскалённые виски... И неосознанно потянулся к этой заботливой руке, которая в моём сознание уменьшилась в размерах, превратившись в маленькую ручку с тонкими, длинными, музыкальными пальчиками...

...да, Шери так любила мучить скрипку...

– И как похож, – выдохнул голос, задумчиво-нежно. И тут же, обратившись ко мне, добавил. – Твоя сестра мертва, мальчик. Шериада мертва. Да здравствует королева Сиренити!

***

– Да здравствует королева Сиренити! Долгой жизни Повелительнице!

Дождь лил на землю хрустальные слёзы, серыми нитями зависая в воздухе. Будто оплакивал погибшего Повелителя Средних Миров.

Зато нет больше боли.

Маленькая фигурка, убранная в струящиеся шелка и сверкающую парчу, застыла одиноко на балконе над площадью. Там, внизу, преклонили колени Идущие. Десятки внимательных, жёстких, недружелюбных взглядов изучали новую королеву. Десятки голосов, сливаясь в общий стройный хор, славили Её Величество, но шум отчего-то не заглушал грустный шёпот дождя.

Бледная, застывшая, как изваяние, девочка молча взирала на волшебников, и по её щекам стекали капли дождя.

В почтительном отдалении от юной королевы стояли советники, а по совместительству теперь и опекуны.

Девочке хотелось кричать. Хотелось сорваться с этого серого балкона, взмахнуть невидимыми крыльями и улететь в дымчатую даль, там, где тоже свободно журчит дождь. Улететь, исчезнуть, забыть болезненное золотое сияние, сжигающее душу.

– Лэй, – шёпотом выдохнула она, ни к кому не обращаясь. – Где мой брат?

Дождь падал на бледные щёки. Дождь мерно шелестел, успокаивая.

А ей так хотелось кричать. Завопить от боли – она уже знала ответ.

Ах да, боли же нет...

– Ваше Величество.

Склонившемуся в почтительном поклоне лорду Онреду пришлось повторить три раза – только тогда девочка чуть заметно повернула голову, показывая, что слушает. Его голос сливался с десятками возгласов "Да славится королева!", там внизу, где лишь неделю назад возвышались темницы Иллариуса Безумного.

– Ваше Величество, ваш брат...

Девочка подалась назад, и пришлось шагнуть к ней, осторожно поддержать за локоток.

– ...мёртв.

Серые глаза распахнулись, став просто невозможно огромными. Лицо ещё больше побледнело, хотя казалось – дальше уж некуда. Рот приоткрылся, и Онреду пришлось обнять юную королеву, прижав руку в шёлковой перчатке к её губам, заглушая отчаянный крик, полный тоски и леденящего, беспросветного ужаса.

Нет больше боли. Только безысходность, когтистыми пальцами хватающая сердце. Только горе. Только страх.

Но боли больше нет.

Взамен – серый дождь, и стройный хор бесчувственных голосов.

– Да славится королева!

***

– Да славится королева Сиренити!

Наверное, тогда я потерял сознание, потому что очнулся уже один и совсем в другом месте. Но даже там, в чёрном небытии меня преследовали эти два слова, сказанные с таким равнодушием и той самой фальшивой нежностью... "Шериада мертва".

Моя сестра мертва.

Маленькая Шери с грустными глазами... Моя маленькая, беззащитная сестричка, не способная произнести ни слова. Немая от рождения... хрупкая... моя хрустальная куколка, которую надо защищать – всегда. Никогда не отпускать от себя, всегда вместе, всегда рядом...

Умерла?

Мир перевернулся с тех пор.

Меня всюду таскали за собой, как привязанного. Только хозяева, или, как они любили называть себя, опекуны, менялись. Внешне. А вот их отношение оставалось постоянным. Брезгливое пренебрежение к мальчишке-человеку – "смертному", за которым приходилось – именно приходилось – приглядывать. Да, темницы, пытки, увечья остались в прошлом. Но боль не исчезала. Как и плен.

Каждый раз мне отводили малюсенькую комнатку, голую, но, конечно, тёплую и даже почти всегда светлую. Но я, правда, не видел отличия от тюрьмы. Да, кандалов тоже больше не было. Ничего в этой комнатке не было, даже кровати. И я мерил пол шагами – с утра до ночи. Или смотрел окно – если оно имелось. Это уже считалось привилегией – окно на приемлемой высоте, – чтобы дотянуться, хотя бы заглянуть... Во двор. Да. В жизнь...

Раз в неделю меня выводили на прогулку. В тот же двор. Сто шагов направо, сто налево, по диагонали, обратно...

Чуточку свободы случалось ухватить, когда меня перевозили от одного "опекуна" к другому. Тёмная карета, с зарешёченными окошками – но из них я смотрел на мир. Нуклий, да? Зелёные пастбища, уютные деревеньки, леса... Всё красивое, вычищенное, ухоженное, благоденствующее. Якобы.

Я мог не видеть, того, что мне не показывали. Но я слышал. И уже через некоторое время стал замечать тот ярко-фиолетовый огонёк в глазах стражников, караулящих меня, выгуливающих, подсаживающих в карету... Два и два сложить легко – огонёк разгорался ярче после слов мага. После любого приказа или даже обычной просьбы. А рядом со мной замирал, почти затухал. И чем старше я становился, тем легче удавалось его погасить. Но это, конечно, оставалось моей маленькой тайной.

Тёмными ночами, сжавшись в комок на полу и слушая вой ветра в щелях, я размышлял, зачем вообще всё это? Почему не убили, как Шери? К чему им мальчишка-человек, которого к тому же нельзя заколдовать? Их же бесит всё, что невозможно подчинить, проклясть, зачаровать. Вот... Именно это сначала и казалось причиной. Щит, как говорили маги. Рядом со мной колдовство исчезало. Всё, к чему я прикасался, освобождалось от магии. Амулеты ломались, зелья взрывались, заклинания развеивались. Не существуй ненавистного сдерживающего браслета, сделанного, как говорили, Повелителем Иллариусом, ни меня, ни сестру вообще никогда бы не смогли поймать. Только эта маленькая вещичка – полоска сероватого металла – каким-то непостижимым образом сдерживала. И мне приходилось носить этот браслетик – вечность. Канцлер Онред, иногда навещавший "опекунов", так боялся, что с возрастом мои способности увеличатся и "щит", соответственно, вырастет.

А я так мечтал об этом...

Впрочем, почему бы им действительно не убить меня в таком случае? Тому же Онреду? Ведь именно он приказывал носиться со мной, и отнюдь не все из "опекунов" оказались этим довольны.

Из слухов, шепотков за стеной, обрывков разговоров я узнал, что каким-то образом связан с их новой королевой, этой Сиренити. Не понимал только, как.

От нечего делать, я размышлял об этом днями и ночами. Собирал слухи о ней, коллекционировал каждую сплетню, всё, всё. Довольно наслушался, если честно. Простые смертные, как называли здесь людей, коренных нуклийцев, не имеющих способностей к магии, конечно, мнили королеву богиней. Она была высшим существом, великой, могущественной вершительницей судеб. Непостижимая – да, именно так. На неё даже смотреть запрещалось.

Волшебники говорили иное. Для них королева была не больше ни меньше – марионеткой канцлера Онреда, её наставника. Их раздражало, что нельзя посадить Её Величество в башню и не выпускать оттуда никуда – но да, она же должна выполнять некий мистический Долг. Нечто, о чём среди магов ходили совершенно противоречивые слухи. Каким-то образом Долг связывал Повелителя, заставляя путешествовать по мирам и... Дальнейшего я не знал. Маги тоже. По крайней мере, мои "опекуны". Канцлер, сволочь, об этом не распространялся.

Королева Сиренити... Я ненавидел эту ведьму за одно то, что не моя маленькая Шериада заняла её место. За то, что это неизвестная Сиренити оказалась сильнее. За то, что она выжила, а малютка Шери умерла.

Несправедливо, знаю. Но скажите это убитому горем пленнику, у которого отобрали всё, – свободу, цель... сестру. Я ведь жил для неё, для Шериады, малышки-целительницы. Она была моим смыслом. И куда сильнее, чем королеву Сиренити, я ненавидел всех магов без исключения именно за то, что они забрали у меня сестру. И обрекли страдать от одиночества.

Если бы вдруг меня оставили в покое, я, наверное, умер бы. Перестал бы есть, погиб от жажды... По существу, мне не за чем оказалось жить без Шери. Так легко – сжаться в комочек, обнять себя, закрыть глаза. Но кто бы мне позволил?!

Они приходили в комнату – люди, естественно, обычные люди. Стража. В глазах – фиолетовый огонёк. В руках – мой обед и трубка. Кто-то держал, кто-то насильно кормил. То же было и с водой, правда, куда легче – для них. И всё – молча. Им приказывали, наверное, не разговаривать со мной. И они всё делали, как велено. Наверное, всерьёз не понимали, почему я не делаю.

Со мной общался только канцлер. Но тут уже я молчал. И ненавидел его – больше всех. Кукловод с фальшивой нежностью в голосе. Рассматривал со всех сторон, узнавал, хорошо ли питаюсь, хорошо ли сплю.

Как животное на убой.

Ненависть горела ярко. И, наверное, только она дала сил выдержать и не сойти с ума. Я лелеял мысль выбраться из замкнутого круга переездов-пустых комнат-прогулок под конвоем. Вырваться и отомстить. За себя. За Шери. Не знал, как, но был уверен, что маги поплатятся. Я представлял их мёртвыми, я видел это во сне и просыпался, улыбаясь.

Мечты, мечты... Реальность убивала меня, не их.

Очередной переезд, очередная комнатка. Всё обыденно, рутинно. Скорчиться в уголке, рассматривая кружащиеся в солнечном свете пылинки. И слушать, слушать разговоры за дверью, отсчитывать шаги часовых, а ещё – размышлять. Пока не разболится голова. О чём угодно, лишь бы не превращаться в бессмысленное существо, с тупым любопытством рассматривающее ненавистные пылинки и ловящее звуки живых.

Я не ждал ничего нового – потому удивился до безумия, до немоты, когда явившийся в привычный час стражник, отдавая ужин, улыбнулся мне.

***

Ребята в караулке языки сбили, гадая, кто он – пленник, гость... господин? Наверное, поэтому, когда его привезли, во двор высыпали все, кто только мог с поста уйти. И глазели – хотя, боги, на что там смотреть-то? Одна макушка за господами-волшебниками маячит. И всё. Лично мне отчего-то сразу вспомнилась юная Повелительница. Когда госпожа приезжала, её так же не разглядеть было за спинами телохранителей. Но на этого, по крайней мере, смотреть разрешалось. Не долго, правда. Старшой, Эрий, быстро спохватился, всех нас построил, и на всякий случай посты поменял. А парнишку в южное крыло отвели, то, что пустует обычно. Ну и стражу туда отрядили – вроде как охранять. Не то мы в тюремщиков вдруг превратились, не то парень был из чокнутых. Непонятно...

Интерес подогрело ещё и появление милорда. Господин сам – что бывало-то раз в вечность – спустился в нижний внутренний дворик, лично приказав с этим... хм... "узником" не разговаривать, сторожить и выгуливать раз в неделю тут же, во дворе, под присмотром. И ни в коем случае не трогать браслет у него на правой руке.

Так-то.

В караулке ребята, сторожившие его, болтали, что "гость" больше похож на зверька, чем на человека. И уж совсем не напоминает мага. Якобы забьётся в уголок и сидит так весь день.

Служанки его жалели. Женщины, что с них взять! Но служанок из южного крыла быстро убрали – теперь даже в караулке никто не прибирался. Нам это, естественно, не понравилось – как не нравился и бесцельный, скучный караул у двери "узника". Неудивительно, что парнишку тоже невзлюбили. Заочно.

А мне вот всё любопытней становилось. Так что когда, спустя неделю, мы сменили группу Рэеста, только я рвался увидеть загадочного "гостя". Остальные восприняли приказ почти как собственное заточение. Ворчали, конечно, но против слов господина, как известно...

Он сидел на полу – ну а где же ещё в голой-то комнате? – и равнодушно рассматривал узенький, словно игла, лучик, тянущийся от окна под потолком до порога. Равнодушно – нет, даже не так... Его глаза были пусты, как у некоторых сумасшедших. Или мёртвых. Да, такие же стеклянные. Он и головы не поднял, когда я вошёл. Мальчишка лет тринадцати, на вид, по крайней мере. Почти ребёнок. Худой заморыш – хотя кормят его, что говорится, на убой – и бледный, точно покойник. Вот – он больше напоминал мертвеца, чем живого. Воплощение наших потайных страхов, далеко запрятанных кошмаров, ужасов. Все мы знаем, на что способны милорды-волшебники. Что они могут сделать с каждым из нас. И да, теперь я понимал, почему ребята так о нём отзывались. Невозможно, оказалось, смотреть на это и не вздрагивать от отвращения... или жалости?

В конце концов, каждого из нас это может ждать.

Я положил поднос рядом с пленником – и снова столкнулся с этим бессмысленным, неживым взглядом. На мгновение мелькнула мысль – за что с ним так? Что он сделал? Что, ну что могло совершить это маленькое, худое, почти загнанное в могилу существо?

Помню, как случайно угодил в тот самый лучик, что он так внимательно разглядывал. Не выдержал, сел рядом с подносом – вроде как поправить что-то. А сам смотрел на него, всё это время неподвижного.

Серый костюмчик, уместно сидевший бы на одном из сыновей милорда, на пленнике казался нелепым до смеха. Тоже ведь – считай, в тюрьме, так нет, в парче да бархате! Я улыбнулся, разглядывая его кружевной, грязный воротник. И сам чуть не подскочил, когда взгляд "покойника" вдруг ожил, метнулся ко мне, прошёлся ищуще. Тонкие черты исказилось от надежды, полыхнувшей точно пожар – резко, неожиданно, опасно.

Не замечая ужин, он схватил меня за руку – холодное, но, несомненно, живое прикосновение и вдруг... заплакал.

Ну как я мог уйти? Даже под угрозой оказаться с ним в этой комнате настоящим узником... Ха, а кто бы смог, когда на тебя смотрят, как на последнюю надежду и рыдают горько, боги, так горько! Я не разговаривал с ним – нельзя же. Да и он молчал. Только прижимался ко мне, просто зверем цеплялся, честное слово, но у меня даже в мыслях не было отодвинуться. Я обнимал его, ерошил спутанные тёмные волосы, осторожно гладил плечи.

Ну, ушёл, конечно, оставил его. Приказ, приказ, приказ... А он смотрел мне вслед и робко улыбался. Живой, несомненно, живой несчастный узник.

Ребята, конечно, прошлись и по моей задержке, и по парнишке. Ну, и по моим словам, естественно, – стоило им всё рассказать. Видеть в нём живое существо не хотели совершенно. Но очень спокойно отнеслись к тому, что я с тех пор стал проводить с парнишкой времени больше, чем все они вместе взятые. В его "камеру" отныне заходил только я. На прогулку его тоже я отвёл.

А запрет общаться отчего-то перестал быть запретом. Какой запрет, когда он смотрит на меня... ну... так вот смотрит и шепчет:

– Как тебя зовут? Скажи, – мольба, не вопрос.

Ну, я и сказал:

– Рин. То есть, Риндейл.

– Рин, – по-прежнему шёпотом протянул он и снова улыбнулся.

Как-то по-особенному это у него прозвучало. Как-то... "Ри-и-ин"...

"Узника" звали Лэй. То есть Лэйен, но на "Лэе" он настаивал. И обожал, когда я называл его имя – что я и делал, так часто, как только можно.

А ещё – с каждым днём он улыбался всё больше.

Так вот мы и заговорили, да, во время этой смены, я общался с ним даже больше, чем с товарищами. Умиляло, как он с детской восторженностью спрашивает о простейших вещах. О той же погоде, например. О службе. Даже караулкой интересуется. И впитывает всё, как губка. О себе, правда, молчит, но я и мне не интересно.

В последний день смены он снова схватил меня за руку, заглянул в глаза и с жалкой улыбкой спросил:

– Ты завтра уйдёшь, да?

Честное слово, я не смог ему ответить. Промолчал, да, но он и так всё понял. И заледенел снова – на глазах буквально.

Я его обнимал – до ночи буквально. До конца смены. Мог бы – остался.

Но не посмел – приказ.

Именно тогда я впервые в жизни подумал, что милорд наш – мерзавец. Бросать этого несчастного, полумёртвого парнишку одного в пустой комнате – да что он, боги, сделал-то, а?!

***

Это быстро превратилось в пытку – общаться с живым, да и просто видеть его. Точнее – пыткой стало отказаться от общения с ним.

Рин... Мы могли бы стать друзьями – там, в другой жизни, когда мир ещё не сошёл с ума. Но здесь я был пленником, а в его глазах тихонечко горел фиолетовый огонёк.

Я только боялся, что ему достанется, когда узнают, что он отнёсся ко мне по-человечески.

Но что же было делать?

Он, правда, исчез со сменой караула – надеюсь, не в тюрьму, не в настоящий каземат. Мне ли не знать, как жестоки волшебники?

И снова одиночество, снова мысли, мысли, мысли...

И никакой надежды больше.

Я был уверен, что больше Рина не увижу.

Забавно, как иногда то, что жаждешь больше всего на свете, появляется на удивление неожиданно.

...Он пришёл ночью, бесшумно. Впрочем, вероятность быть услышанным его вроде бы и не волновала.

– Так вот ты какой, Лэйен, – протянул незнакомец, лелея каждое слово. Вкрадчиво так, словно лаская фразой.

Я напрягся. От его голоса веяло магией – опасной и сильной. Да что там, от всего него просто разило волшебством. Нечеловеческим таким волшебством.

– Что-то у тебя... как-то... неуютно, – хмыкнул он, не дождавшись ответа. – Маги изумительно негостеприимный народ, не находишь? Ну, что делать, что делать...

В комнате резко посветлело, и я, наконец, смог рассмотреть неожиданного гостя.

Выглядел он как человек. Мужчина. Импозантный, уверенный в себе мужчина. В дорогом костюме, как у волшебников. Вообще – внешне не отличишь от колдуна. Но что-то было... неуловимо витало в воздухе... Так что я сразу понял: ко мне заглянул демон.

– Да ты, я гляжу, парень догадливый, – обрадовался он, словно прочитав мои мысли. – И как, знаешь, кто я?

Вкрадчивый голос, вкрадчивый взгляд...

– Нет, господин, – на всякий случай вежливо откликнулся я.

Демон неожиданно засмеялся – глубоко, тоже вкрадчиво, но очень приятно.

– Хороший мальчик, – протянул он, наклоняясь и заглядывая мне в глаза. – Что ж, позволь представиться. Я Руадан, Повелитель демонов и король Средних миров. Хотя, подозреваю, такой умный мальчик, как ты, и так всё понял, да?

Я кивнул, не зная, что ещё от него ждать. Что понадобилось Повелителю демонов от... меня? Не в пример королеве Сиренити, Руадан из Лиона, мира демонов, виделся из слухов и сплетней фигурой могущественной и важной. Его боялись все без исключения. И также дружно ненавидели.

Он вдруг протянул мне руку, очень естественно и спокойно. И также естественным показалось протянуть в ответ свою.

– Знаешь, мне кажется, гостеприимство демонов понравится тебе намного больше, Лэ-э-эй, – выдохнул он, помогая мне встать.

Наверное, я рассмеялся.

Плохо помню именно этот момент – мой первый в жизни переход в Средние миры не с Шери. Да ещё и так далеко. Кажется, даже сознание потерял – от тяжести заклинания или от радости, точно не скажу.

И снова мир перевернулся, но этот его оборот действительно понравился мне больше предыдущего.

В отличие от канцлера Онреда Руадан не скрывал, для чего я ему нужен. И не играл в благотворительность. Зачем? Он в первый же день заявил:

– Мальчик, у тебя потрясающие способности, совершенно безопасные для демонов, – странно, но так оно и было: щит не действовал на демоническую магию абсолютно, – к тому же мне нравятся твои чувства к волшебникам. Даже слепцу видно, что ты далеко пойдёшь, так дерзай, малыш, дерзай. Я помогу. Тебе нужна свобода – получай! Развитие? Учителя? Знания? Без проблем! Так переверни же ради меня Нуклий, малыш!

Легко!

Ещё в "камере" я уже знал, что нужно делать. Очевидно же: маги так ненавидят демонов (взаимно!) и так жестоко используют людей, которые к демонам совершенно равнодушны. Они ко всему равнодушны, смертные, ха-ха, кроме приказов господ-волшебников – но это только пока действует магия. И я учился её "отключать". Учился – годы и годы, в мирах демонов текущие невероятно быстро. "Отключал" не на одном человеке – на десятке, сотне, тысяче. С помощью Руадана и его амулетов я путешествовал по мирам – не только по территории его Лиона. Осторожно, легонько, я заглядывал в Нуклий. Прекрасное зрелище – волшебник, лишившийся способностей. Ничтожество. Пустышка.

Но я был бы полным идиотом, если бы и впрямь считал, что могу уничтожить нуклийских магов только собственными силами. Никто бы не смог. Даже сильнейшая из них, Повелительница, плясала под дудку канцлера. Да что там – Руадан, величайший из демонов – и тот никогда не полагался на одну только магию. Он плёл интриги и, кстати говоря, Повелительница Сиренити находилась в их центре. Не знаю, зачем, но Руадан жаждал эту девчонку, она была его наваждением – сразу после власти. Ну а с моей помощью он рассчитывал избавиться от Онреда со товарищи. И заполучить королеву. Что ж... Наши цели – опрокинуть Нуклий, уничтожить магов – совпадали, а последствия меня, честно говоря, не волновали.