Текст книги "Земля любви"
Автор книги: Мария Соареш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
– Займись нашей девочкой, – обратился он к жене, – отвези её к своей портнихе и закажи гардероб, и ещё нужно будет подумать об учителе португальского.
Жанет, молча, вышла из комнаты, и всё своё возмущение вылила Марко Антонио.
– Что он себе воображает, твой отец? Что я поведу эту… эту… – Жанет не могла подобрать слова для девушки и наконец, нашла самое обидное, – итальянку к своей портнихе? Да никогда в жизни! Пусть даже не мечтает!
Марко Антонио выслушал бушевавшую мать молча, потом тихонько закрыл дверь и отправился к отцу.
– Гардеробом моей названой сестры займусь я, – сказал он.
Отец с сомнением посмотрел на него.
– Не беспокойся, я справлюсь, – с насмешливой улыбкой подтвердил юноша, – просто я закажу всё необходимое и принесу тебе счёт.
Отец не стал уточнять, впервой или не впервой заниматься сыну женским гардеробом, и ответил коротко:
– Я буду тебе благодарен.
– Гардероб для Принцессы или для Золушки? – уточнил Марко Антонио.
– Для порядочной девушки, которая носит траур по погибшим родителям.
– А ты носишь траур в душе, да, папа? – проницательно заметил Марко Антонио.
– Да, так оно и есть, сынок! Неблагодарность – самый страшный порок людей, а настоящая дружба – редчайшее сокровище. Позаботься о Жулиане, уважай её как сестру, помоги мне отдать мой неоплатный долг!
– Я не дам ни одному волоску упасть с её головы, папа! – с горячностью, удивившей Франческо, откликнулся Марко Антонио. – И с удовольствием буду учить её нашему языку.
– Спасибо тебе, сынок.
С появлением Жулианы в доме Марко Антонио сделался домоседом. Другая бы мать была счастлива, что сын её образумился, остепенился, отстал от дурных знакомств, но Жанет и это поставила в вину бедной девушке.
– Марко Антонио сам говорил, что терпеть не может итальянок. Пусть не надеется, он в её сети не попадётся! – шипела она. – Мариана! Почему Жулиана не перегладила это бельё? Ну-ка, позови её!
– Она занимается, – доложила через несколько минут Мариана.
– Чем это? – недовольно спросила Жанет.
– Португальским языком, по распоряжению дона Франческо.
– Может, он ей ещё и учителя нанял? – возмутилась госпожа Мальяно.
– Нет, с ней занимается Марко Антонио в своей комнате.
– Хотела бы я знать, чем они там занимаются, – вскипела озабоченная мать. – Эта распутная девица того и гляди, испортит моего мальчика! Говорила я, что таких и на порог нельзя пускать!
Экономка, молча, слушала свою хозяйку. Ей Жулиана нравилась – скромная, услужливая, она не брезговала никакой работой в доме и охотно помогала бы по хозяйству, если бы дон Франческо не сердился, видя, что из гостьи она превращается в служанку. Да, Жулиана была ей симпатична, хотя кое-какие сомнения на её счёт у Марианы и возникли. Но их она пока держала при себе.
Глава 3
На фазенде «Эсперанса», что означает «надежда», ждали новых работников-итальянцев. Хозяин фазенды, сеньор Гумерсинду, довольно потирал руки, радуясь, что наконец-то его бескрайние плантации кофе получат надлежащий уход. Всё это время у него надрывалось сердце при виде печально поникших листьев и твёрдой, необработанной земли.
– Мерзавцы! – честил он ушедших негров, вспоминая, как целую ночь они жгли костры, пили, ели и танцевали, а на рассвете, смеющиеся, хмельные то ли от вина, то ли от свободы, пошли чёрной толпой прямо навстречу солнцу. – Мерзавцы! – повторил ещё раз сеньор Гумерсинду. – Нет, чтобы повременить месяц-другой и сдать всё имущество с рук в руки новым работникам!
Его жена Мария ду Сокорру сожалела о рабынях-негритянках про себя. Ей очень не хватало их на кухне. После того как вся домашняя работа свалилась на неё и двух дочерей, она чуть ли не целые дни проводила у плиты и, хотя была женщиной кроткой, терпеливой и работящей, всё-таки очень мечтала о помощницах. Однако вслух ничего не говорила, а если и говорила, то только радовалась, что Бог и правительство избавили её от «бесстыжих нахалок». По-иному она их не называла. И на то были особые причины.
Дело в том, что её муж, сеньор Гумерсинду, человек до фанатизма преданный своей семье – и в этом смысле Мария никак не могла на него пожаловаться, – мечтал о наследнике. После того, как Мария подарила ему двух дочерей и он понял, что больше ждать от неё нечего, Гумерсинду повесил на дальней террасе гамак и стал ждать мальчишек от хорошеньких рабынь-негритянок. Он готов был признать наследником и сына рабыни-негритянки, если только тот окажется смышлёным и не очень чёрным. Но и с негритянками сеньору Гумерсинду не везло, к великой радости его жены Марии. Теперь на фазенде негритянок, слава Богу, не было, и бедная женщина вздохнула спокойно. Однако её по временам тревожила мысль, что такое может повториться и с итальянками, хотя она и старалась об этом не думать. Куда больше Марию заботила сейчас младшая дочь Анжелика, собравшаяся уйти в монастырь. Хорошо это или плохо? Мария была женщиной набожной и, перебирая свою в целом благополучную супружескую жизнь, всё же думала, что Иисус Христос в качестве жениха убережёт её доченьку от многих обид, тягот и неприятностей. Падре Олаву, регулярно навещавший их, поддерживал решение Анжелики, зато ни о чём подобном не желал слушать её отец.
– Заморочили девчонке голову всякими глупостями! – раздражался он, стоило упомянуть при нём о монастыре. – Пора женихов искать для обеих дочек, выдавать их замуж и ждать наследников!
Как только Мария слышала сакраментальное слово «наследник», она начинала креститься и думала, что пусть уж лучше её Анжелика отправляется в монастырь.
Но в это утро сонная опустевшая фазенда словно бы проснулась – на кухне суетилась не только Мария, но и Розана с Анжеликой, чистя овощи возле поставленного на огонь огромного чана.
– Антенор! – обратилась Мария к заглянувшему на кухню управляющему. – Ты приготовил помещения?
Совсем недавно Антенор был главным надсмотрщиком над рабами – таких, как он, называли ещё «охотниками», потому что, он мог поймать любого беглеца. Нюх, интуиция, великолепное знание местности и психологии бегущего никогда не подводили его – с фазенды «Эсперанса» не удалось бежать ни одному негру. Пойманых ожидала жестокая расправа, и производил её собственноручно Антенор. При этом он не был жестоким человеком, скорее – любящим порядок служакой. Всё, что ему приходилось делать, не было его изобретением – так повелось испокон веков, и он только поддерживал заведённое из любви к порядку.
Но времена переменились, и Антенор охотно попросил бы прощения у всех тех, кого когда-то наказывал плетьми. А ещё охотнее отыскал бы ту, о которой и не пытался забыть, зная, что только эта женщина – его судьба; ценой своей поруганной чести она выкупила из рабства родителей и ушла с фазенды, ожидая ребёнка от Гумерсинду.
– Если будет мальчик, пришлю на воспитание, – с высокомерной усмешкой бросила она, уходя.
Ребёнок давно уж родился, но думал, о нём, похоже, один Антенор – ни госпожа Мария, ни сеньор Гумерсинду никогда не поминали негритянку Нану и того, кого она унесла в своём животе.
Антенор стал даже как-то заботиться о Тизиу, единственном представителе негритянского племени, оставшемся на фазенде. Весёлый смышлёный негритёнок по-прежнему жил в хижине, где когда-то жили рабы, и никуда не собирался уходить.
– Мне идти некуда, – говорил он. – Я ведь думаю, что я сын хозяина.
Но говорил он это только Антенору, ни хозяину, ни тем более хозяйке говорить такое не решался. Сеньора Мария отрядила его доить коров, и каждое утро негритёнок приносил на кухню молоко для сыра, масла, сметаны, сливок. Сейчас и он готовился к приезду итальянцев и тщательно убирал свою хижину. Кто знает, может, и она кому-то из них приглянется.
– К сожалению, хозяйка, удобных помещений для свободных людей у нас немного, – ответил Антенор. – Они не негры, спать вповалку в бараке не будут.
– А что же делать? – забеспокоилась Мария. – Как бы они от нас не ушли, если им негде будет жить.
– Пусть только попробуют! – воскликнул Антенор. – Я им покажу!
И тут же осёкся под укоризненным взглядом Марии.
– Только этого нам не хватало! – проговорила она. – Прослыть в округе злодеями и кровопийцами! Забудь прошлое, Антенор! Обращайся с приезжими вежливо, они такие же, как мы, свободные люди, только победнее.
Девушки слушали разговор с большим любопытством. Кто такие эти итальянцы? Какие они?
Но мать прикрикнула и на дочек – скоро приедут люди, еда должна быть готова. И женщины засуетились вокруг огромного котла.
У сеньора Гумерсинду были другие заботы – он обошёл ещё раз участки, где предполагал строительство домов для итальянцев. Итальянцы – отличные строители, вряд ли им захочется оставаться в бараках для рабов, они сами построят себе дома, заведут своё хозяйство, и это станет гарантией их оседлости.
Проверив стройматериалы, убедившись, что Антенор закупил их достаточно, Гумерсинду заглянул к Батисте, ещё одному своему помощнику. Во время строительства он будет кормить работников бесплатно, но потом заведёт для них лавочку, где они смогут брать продукты в счёт начисляемой им платы. Это в будущем, а пока нужно было проверить, достаточно ли продуктов на ближайшее время.
Гумерсинду шагал к амбару, и сердце его радовалось оттого, что скоро, совсем скоро все эти безжизненные пространства оживут, всюду закипит жизнь, и он будет в гуще этой жизни.
– А когда всё здесь налажу, съезжу в Сан-Паулу, схожу в клуб, потолкую с приятелями, пора для девочек всерьёз поискать женихов! – подумал он. «Кофейные бароны», так называли в Бразилии богатых фазендейро, собирались в клубе «Рояль» за чашечкой кофе, а частенько, с коньяком или ромом, обсуждали политические новости, высказывали своё мнение о них членам правительства, иные из которых тоже были вхожи в их клуб, совершали торговые сделки, женили сыновей и выдавали замуж дочерей. Клуб был одновременно и биржей, и парламентом, и брачным агентством.
Дотошно изучив запасы и найдя, что они не так уж велики, Гумерсинду направился домой, размышляя, где выгоднее всего их будет пополнить. Навстречу ему попался падре Олаву, плотно позавтракавший у доны Марии, поговорившей с Анжеликой и укрепившей её в намерении идти в монастырь. Падре Олаву расплылся в широкой улыбке, а Гумерсинду сразу же помрачнел. Он терпеть не мог, когда посторонние лезли в его семейные дела, и подумал, что, пожалуй, женихов нужно поискать вместе с продуктами.
– Рад вас видеть, очень рад, очень, – ласково проговорил священник, – слышал ваши хорошие новости, Бог не оставляет вас своей милостью, и, наверное, стоит Его за это поблагодарить. Что-то давно вы в приход ничего не посылали!
– Вот выдам замуж дочерей и поблагодарю Бога, – не слишком любезно отозвался Гумерсинду.
Священник прекрасно понял, что хотел сказать хозяин дома, и назидательно прибавил:
– Все мы дети одного Отца, дон Гумерсинду, и должны слушаться Его воли, если Он распространяет милость на одну из Своих овечек, не нужно этому противиться.
– А дочери не должны противиться отцовской воле, – упрямо заявил Гумерсинду. – Вам ли учить их непослушанию, падре?
Священнику вовсе не хотелось ссориться с богатым фазендейро, но он всё-таки повторил:
– Для всех для нас главное – воля Отца небесного, к ней и будем прислушиваться, затем позволю себе откланяться, – и падре Олаву направился к ожидавшему его экипажу.
Гумерсинду посмотрел ему вслед и увидел, что к воротам приближается целая толпа народу, вот тут-то и он широко перекрестился, идя к ним навстречу: «Слава Богу! Приехали!»
Домочадцы прилипли к окнам, рассматривая вновь прибывших, а те с не меньшим любопытством осматривались по сторонам.
– Никогда не видел столько земли, Матео! И какой земли! Я уверен, мы сможем тут заработать, и много! А ты как думаешь? – говорил довольный Бартоло.
– Надеюсь, что заработаем, – отозвался Матео, рассеянно глядя на приятеля, и было видно, что мыслями он очень далеко отсюда.
– Да ты посмотри, какая огромная плантация! – продолжал восторгаться Бартоло. – А сколько мы таких видели, пока ехали! Да они бы в нашей Италии не поместились! Согласен?
– Ага! Но мне хочется знать одно: где моя Жулиана. – Матео надвинул на глаза картуз, защищаясь от палящего солнца.
– Думаю, что ей лучше, чем тебе, – ответил Бартоло и присвистнул, оглядывая барак, к которому их всех подвели. – Это что же, мы все будем спать тут вповалку?
– Размещение – вопрос ближайшей недели или двух, – объявил Антенор, возвышаясь горой-громадой над приезжими. – Есть среди вас строители?
– Есть! – первым отозвался Амадео, опытный каменщик, строитель, работавший даже прорабом, а за ним ещё несколько человек.
– Вот мы с вами сейчас и пойдём к сеньору Гумерсинду, вашему хозяину.
Матео тоже решил пойти с ними; он хоть и не был строителем, но считал, что лучше многих разберётся, если их захотят надуть и облапошить.
В разговоре с хозяином вёл себя независимо, высоко держал голову, и девушки, которые то и дело поглядывали в сторону новых рабочих, интересуясь, как управляется с ними их отец, невольно отметили красивого дерзкого парня.
Матео стоял не за себя, а за товарищей. Сам он только и думал, как бы ему сбежать на поиски Жулианы, но сбежать не было никакой возможности – подписанный им контракт обязывал его находиться на фазенде. Однако Матео твёрдо пообещал себе, что настанет день, когда он непременно отправится на поиски Жулианы.
А пока дни летели один за другим совершенно незаметно, складываясь в недели, потом в месяцы. Он охотно помогал строить дома своим друзьям-итальянцам, но сам поселился в хижине вместе с Тизиу и никуда не собирался переселяться, чему негритёнок был несказанно рад.
Несмотря на угрюмость и неразговорчивость Матео, Тизиу перестал чувствовать себя одиноким, он считал, что у него появился друг и, может быть, даже не ошибался.
– Ну, как там народ, Антенор? – осведомился спустя два месяца сеньор Гумерсинду.
– Работают. Всё нормально. Этим итальянцам ничего не нужно объяснять дважды, хватают с лета, – ответил довольный Антенор.
– Жалуются на что-нибудь?
– Пока нет. Думаю, вам крупно повезло, что вы наняли именно этих людей.
– И я так думаю, – довольно улыбнулся Гумерсинду, оглядывая свои зелёные плантации. – А как быстро они построили себе дома! Прикажи я такое неграм, они только-только начали бы раскачиваться! Да и по-нашему эти говорят уже вполне прилично.
Довольна была и Мария ду Сокорру, она нашла себе великолепную помощницу на кухне, ею стала Леонора, жена Бартоло. Поначалу он был против того, чтобы его жена работала в доме хозяина, но Леонора быстро переубедила мужа. Во-первых, их дочке будет куда лучше в саду, чем под палящим солнцем на плантации, во-вторых, они быстрее заведут себе виноградник, если в семейную копилку будет откладывать деньги не только муж, но и жена. Доводы, что ни говори, серьёзные, и Бартоло сдался.
С появлением Леоноры дом Гумерсинду стал и уютнее, и спокойнее, от одного её деловитого и доброжелательного присутствия всем становилось как-то теплее.
А Леонора, поглядывая на хозяйских дочек, думала точь-в-точь, как её хозяин.
– Пора! Пора подумать о женихах!
И женская её интуиция не подвела: обе девушки – и Розана, и Анжелика не только созрели для замужества, но и бессознательно жаждали его.
Точно так же, как Матео бессознательно жаждал конфликта. Пока жизнь на фазенде только отлаживалась, пока она требовала для своего поддержания невероятного напряжения сил, он жил этим напряжением, и оно помогало ему справляться с грызущим его беспокойством.
Но жизнь вошла в колею, напоминала собой слаженный часовой механизм, и тоска завладела Матео. Теперь каждая мелочь годилась, чтобы взорвать этот ненавистный размеренный механизм.
Антенор уже приметил бунтаря итальянца, и время от времени жаловался на него сеньору Гумерсинду.
– Если позволите, я его хорошенько прижму и собью с него спесь? – спрашивал он.
– Этот итальянец – чёрт, я знаю, – отвечал Гумерсинду, – но он как чёрт и работает. Лучше оставь его в покое.
Вечером Матео сидел на пороге хижины, вперив взгляд в вечернее небо, и спрашивал с тоской:
– Где ты, Жулиана? Что с тобой? Ждёшь ли ты ещё меня, любимая?
Сидящим на пороге и застала его Анжелика – мать послала её сказать Тизиу, чтобы из утреннего молока он отлил бидон только для детей, а остальное привёз на кухню для сметаны и масла.
– Тизиу спит, – объяснил Матео, с удовольствием глядя на хорошенькое личико хозяйской дочери, – в Анжелике и впрямь было что-то ангельское, и она возбуждала к себе невольную симпатию. – Скажите мне, что хотели ему наказать, и я передам.
За три месяца жизни на фазенде итальянцы неплохо освоили местный язык и довольно свободно изъяснялись на нём.
Близость мужчины, красивого, молодого, почти раздетого – из-за жары Матео сидел без рубашки – необычайно смутила Анжелику, смутила, но и взбудоражила. Она передала материнский наказ насчёт молока, но уходить не спешила, словно бы завороженная этой близостью.
– А почему ты ночуешь здесь? – поинтересовалась она и невольно зябко поёжилась, хотя ночь была тёплой, даже душной.
– Мне по душе одиночество, – серьёзно ответил Матео.
– А почему постоянно вступаешь в спор с Антенором? – продолжала она его допрашивать. – Смотри! Отец рассердится на тебя и выгонит отсюда.
И вдруг глаза Матео радостно вспыхнули, он даже привскочил с порога, и Анжелика отпрянула.
– Правда? Выгонит? Да я только об этом и мечтаю! – воскликнул он.
– Почему? – с изумлением спросила Анжелика, поражённая его страстью и порывистостью.
– Потому что тогда я отправлюсь искать мою любимую, сеньорита! Мою любовь!
И от этих слов, а вернее, чувств, которые согревали эти слова, проснулось сердце Анжелики, она захотела и для себя такой же страстной, такой же необычной любви!
Глава 4
Перенесённые испытания не прошли даром для Жулианы – потеря родителей, болезнь Матео, разлука с ним были ударами, которые, в конце концов, сокрушили её. Вернувшись в дом после того, как не нашла Матео, она тяжело заболела и пролежала в постели чуть ли, не полтора месяца. Ухаживала за ней в основном Мариана. Доктор определил нервную горячку. Франчеко одно время опасался, что потеряет и её тоже, и ходил мрачнее тучи, но молодость взяла своё, и Жулиана мало-помалу стала возвращаться к жизни. Она лежала в постели вялая, апатичная, безразличная ко всему, и её сиделкой, на удивление всего дома, стал Марко Антонио. Он всё искал, чем бы развлечь больную, предлагал ей книги, прогулки, занимался с ней музыкой.
– У неё должен появиться стимул к жизни, тогда можете считать, что опасность миновала, – сказал доктор.
Занятия языком пошли гораздо лучше после того, как Марко Антонио пришло в голову читать и разбирать с Жулианой стихи своего любимого поэта Кастру Алвеса. Поэзия открывает сердца. Они могли часами читать стихи, упиваясь красотой и слога, и звука.
– У тебя чудесное произношение, сестрёнка, – с восхищением похвалил Жулиану Марко Антонио.
– Правда? – Слабая улыбка тронула её губы. – А ты, Марко Антонио, мне брат?
– Конечно! – с горячностью подтвердил юноша. – Разве ты не приёмная дочь моего отца? А я его сын и, значит, твой брат.
– Ты мне поможешь? – Глаза Жулианы смотрели с такой надеждой, что у Марко Антонио защемило сердце.
– Я сделаю всё, что ты пожелаешь, – ответил он.
– Разыщи моего Матео.
Беззащитная, безыскусная Жулиана трогала Марко Антонио своей удивительной искренностью. Сейчас эта искренность больно ранила его, но он тут же вспомнил слова врача о стимуле и ответил:
– Хорошо! Только скажи мне фамилию, дай какие-то приметы, данные.
– Я ничего не знаю, но он очень красивый, и я люблю его, – простодушно сказала Жулиана.
– Маловато! – вздохнул Марко Антонио. – Что ж, придётся пускать по его следу гончих.
– Каких гончих? – испугалась Жулиана.
– Моих друзей, сестрёнка. Для того, чтобы сделать тебя счастливой, я прикажу прочесать все плантации, и мы непременно разыщем твоего Матео, – пообещал Марко Антонио.
– Если ты найдёшь его, я буду благодарить тебя всю жизнь, – произнесла Жулиана со слезами на глазах.
Марко Антонио пообещал Жулиане отыскать Матео, но не торопился это сделать – как-никак ожидание – это тоже стимул…
Надежда оживила Жулиану, она начала вставать, выходить, принялась даже за домашнюю работу, вот только у неё появилось отвращение к еде – стоило ей посмотреть на еду, как у неё поднималась тошнота. Она крепилась, никому не жаловалась. Заподозрив у себя опасную болезнь, Жулиана боялась признаться даже доктору. При нём она старалась быть весёлой и беззаботной, и он ей сказал:
– Ну, милая барышня, полагаю, что вы можете обходиться без меня, здоровье у вас пошло на лад, и очень скоро вы расцветёте как розанчик!
Жулиана улыбнулась. О своём недомогании она не хотела говорить никому, но всё чаще отказывалась спускаться в столовую.
Жанет на её отказы кисло улыбалась, но в душе была скорее довольна тем, что девчонка отсиживается в своей комнате, а не лезет к ним в семью, однако при этом она не могла не уколоть Франческо.
– Мне кажется, что твоя подопечная какая-то не совсем нормальная, – заявила она после очередного отказа Жулианы принять участие в ужине.
– Ты забываешь, что она в трауре, – уронил Франческо, не желая ввязываться в очередную баталию.
– И сколько же у вас в Италии носят траур? – язвительно поинтересовалась Жанет. – Пошёл уже третий месяц, как она поселилась у нас!
– Иной раз траур у нас носят всю жизнь, – многозначительно уронил Франческо.
«Но Жулиана не будет носить всю жизнь траур», – пообещал Марко Антонио.
Прошёл день-другой, и Марко Антонио явился к Жулиане с вестью.
– Я нашёл твоего Матео, – объявил он.
– Где он? Что с ним? – глаза Жулианы засияли, она подбежала к Марко Антонио, сияя такой счастливой улыбкой, что ему невольно стало не по себе.
– С ним всё в порядке, – быстро ответил Марко Антонио. – Дела у него даже лучше, чем ты можешь себе представить.
– Ну, рассказывай, рассказывай быстрей, – нетерпеливо торопила его Жулиана.
– Мой друг нашёл его, с ним поговорил… – Марко Антонио явно не торопился.
– Да не тяни же! Говори, что он рассказал? – Жулиана просто сгорала от нетерпения.
– Сказал, что любит тебя.
– И я, и я его тоже, – подхватила Жулиана.
Глаза её распахнулись ещё шире, рот приоткрылся, она готова была впивать всем своим существом весть о возлюбленном.
– Но… – тут Марко Антонио замялся, – он вынужден жениться на дочери хозяина плантации, там, где работает.
– Жениться? – Лицо Жулианы отразило такое недоумение, что Марко Антонио чуть не поперхнулся.
– Иначе его убьют, – торопливо прибавил он. – Так здесь принято, потому что, твой Матео переспал с этой девушкой.
– Переспал? – эхом повторила Жулиана всё с тем же недоумением, а Марко Антонио так же торопливо продолжал, спеша закончить неприятную миссию.
– Он очень обрадовался, что тебя все любят в нашем доме. Просил простить его, Жулиана, и по возможности забыть. В общем, ты сама понимаешь…
Слёзы ручьём потекли из глаз Жулианы, она пошатнулась, и Марко Антонио подхватил её.
– Вот до чего уже дошло! – саркастически заметила дона Жанет, обнаружив ненавистную итальянку в объятиях своего сына. – Интересно только узнать, почему это она к тому же ещё и плачет?
– Пусть поплачет, ей станет легче, мама! – отозвался сын, бережно прижимая к себе Жулиану. – Она только что рассталась с любовью всей своей жизни!
Узнав от сына подробности, Жанет пересказала их Мариане. Та не могла удержаться от горестного восклицания.
– С каких это пор ты жалеешь эту проходимку? – холодно поинтересовалась хозяйка.
– Да с тех пор, как поняла, что эта дурочка беременна, – в сердцах отозвалась Мариана.
– Да что ты! – изумлённо воскликнула Жанет. – И как это мне в голову не пришло! Да это же очевидно! Тошнота, отвращение к еде! И салфеток она ни разу не вывешивала! Я немедленно иду к Франческо! И пусть она отправляется к своему прохвосту, а женат он или нет, мне наплевать!
Марко Антонио услышал новость раньше дона Франческо. Услышал и застыл на месте, прикусил губу. Вот оно, оказывается, что!
– Да-а, в хорошенькое положение он поставил Жулиану! Ведь он и не думал искать этого самого Матео. А может быть, Матео вполне приличный молодой человек, страдает где-то вдалеке, мучается! Но в доме Мальяно все уже знают, что он подлец. Жулиана теперь навек опозорена, и всё это результат его постыдного легкомыслия!…
Но ведь Жулиана понравилась ему с первого взгляда, а потом он так привязался к ней. Нет, он, и мысли не допускал, что Жулиана будет несчастна! Марко Антонио заторопился в комнату Жулианы.
– Ты, правда, ждёшь ребёнка?
Жулиана кивнула, и он нежно взял её за руки, а Жулиана доверчиво прильнула к нему, привыкнув за время болезни находить опору в брате.
– Что ты делаешь, Марко Антонио? – раздался грозный голос Франческо, он стоял на пороге. – Не горюй, Жулиана! Теперь я сам возьмусь за поиски твоего Матео и достану его из-под земли!
– Не надо его искать! – подал голос Марко Антонио. – Это мой ребёнок!
Брови Франческо поползли вверх.
– Правда? Неужели, правда? Ты и мой сын?…
– Она никогда не признается, папа, но я тебе признаюсь!
– Так вот почему ты из дома ни ногой! А я-то! Я-то! Старый кретин! Ну и отпразднуем же мы свадьбу, мои дорогие!
Франческо растроганно обнял Жулиану и – заторопился к жене. Он был счастлив, что Жулиана не смогла сказать ему правду – он бы всё равно ей не поверил. И потом… потом поступок Марко Антонио чем-то растрогал её.
– Зачем ты это сделал? – спросила Жулиана Марко Антонио, когда они остались вдвоём.
– Затем, что я люблю тебя, тебя и твоего ребёнка, – ответил он. – Затем, чтобы ты знала, что у твоего ребёнка есть отец!
– Есть, – ответила Жулиана. – И его зовут Матео. Хотя тебя я очень люблю, Марко Антонио, но люблю как брата!
