Текст книги "Ты ненадолго уснешь..."
Автор книги: Марина Головань
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)
Четыре стола со стульями пустовали в два часа ночи и Хоуп уселась за один из них полностью игнорируя тот факт, что руки продолжают трястись. В мозгу внезапно вспыхнули переживания минувшего дня и эмоции нахлынули с новой силой, только теперь перечень горестных мыслей добавился еще парой пунктов: Лулу и Сэм. И если за состояние второго еще можно было пока не переживать, то Лулу вызывала нешуточные опасения.
Двойная порция моцареллы была, как нельзя кстати! Миниатюрная женщина заглатывала еду, практически, не ощущая ее вкуса, а на стол капали крупные, прозрачные, соленые капли, которые ненадолго задерживались, чтобы неумолимо обрушиться на столешницу.
Ком в горле, Хоуп пыталась пропихнуть другим комом и хорошо, что рот был занят, в противном случае она бы еще начала судорожно прихлюпывать.
Проблемы никуда не делись.
Они всегда ждут ночи...
Желательно часиков до двух до трех и когда клиент теряет бдительность, они окружают свою жертву и начинают свой жуткий хоровод, которым сводят с ума, выжимая последние силы.
Из полумрака вынырнула фигура, облаченная во все черное.
Стул рядом с Хоуп шумно выдвинули из-за стола и худая, морщинистая рука поставила рядом с женщиной стакан воды, в другой руке человек держал яблоко.
– Наверное, сыра мало положили? – прозвучал по-отечески добрый и сочувствующий голос падре Луиса.
Хоуп даже не попыталась смахнуть слезы с лица и придать себе хоть какой-то презентабельный вид: полный рот пиццы и чуть ли не вырывающиеся сопли были самой настоящей правдой, иллюстрацией ее внутреннего состояния, которое изредка стоило являть миру во всей красе и падре Луис это знал.
Пока ее голова совершала мелкие кивки, таким образом отвечая на риторический вопрос, священник пододвинул ей поближе стакан с водой и устроился рядом.
– Так я подумал... Ну, ничего, ничего! Наладится все в скором времени, куда же деваться?!
Падре Луис громогласно откусил от большого яблока и ритмично зажевал, пока доктор Ванмеер, уткнувшись в его плечо проходила сеанс своеобразной психотерапии. Ведь он знал наверняка, что эта несгибаемая, с железной волей женщина была на поверку ребенком, который до сих пор нуждался в участии самого дорого человека в ее жизни – матери.
Хоуп так и застряла в возрасти девятнадцати лет с дырой в душе и полным неприятием того факта, что она должна продолжать жить и делать вид, что пришла в норму. Тайну исповеди отец Луис соблюдал строго, никаких советов не давал, если его об этом не спрашивали, а наводящих вопросов тем более, но Альберт Ванмеер видел своего единственного ребенка насквозь и не представлял, как ей помочь. Любить сильнее, он просто не мог... Падре Луис знал, какие демоны вьются около Хоуп, как и то, что она не собирается их разгонять.
Ему ничего не оставалось, как просто быть рядом с этой прекрасной женщиной, чтобы хоть немного разделить ее непомерную ношу, которая была всего лишь попыткой возродить в себе самое непередаваемое чувство – материнской любви.
-8-
– Да, мистер Стеллинг, огласки удалось избежать. Объект не проинформирован. Берусь утверждать это лично, так как доктор Ванмеер находится под моим наблюдением. Телефон, компьютер. Разумеется, домашний тоже.
Приятным отработанным голосом секретаря Сандра Веласкес разговаривала по телефону, в котором не было выхода в интернет, его невозможно было прослушать, ведь ставить жучок на таксофон, расположенный неподалеку от медицинского центра Вашингтона было просто нецелесообразно.
Она разговаривала со своим настоящим непосредственным начальством крайне редко и подавала короткие отчеты, до недавнего времени практически не содержательные, пока не произошел случай, которого они так долго ждали.
Поправив солнцезащитные очки, Сандра промокнула пот, выступивший на лбу, и спустилась к шее. Она любила солнце, это даже для фанатки загара, зной царивший в полдень, казался невыносимым.
– Прекрасно! Необходимо выяснить, на что он нацелился, и мы создадим спрос. . Как и прежде в приоритете полная конфиденциальность, спугнуть, как в прошлый раз ни в коем случае нельзя, мы не знаем с кем объект в сговоре. И нам нужно узнать счет, не мне давать Вам советы мисс Веласкес, но информация должна быть предоставлена в ближайшее время, счет идет на дни. Личные вещи, записные книжки... Дома хранить такую информацию он не будет... И, да! Передайте файл на цифровом носителе. Его не проблемы заполучить?
Девушка отдернула с тела, прилипшую тонкую ткань блузки и немного ее встряхнула.
– Нет, конечно.
На другом конце трубки послышались короткие гудки.
Сандра привыкла к подобному завершению разговора, девушка только пожала плечами, куда больше ее волновало состояние доктора Ванмеера.
Альберта.
Самого невероятного человека, которого она когда-либо встречала. Их связывала только работа и ни разу, этот мужчина не позволил себе фривольность по отношению к ней – красивой, легкомысленной и глуповатой секретарше, которая лишь усилием воли подстраивалась под настроение и сложный характер своего начальника, но теперь самая ничтожная эмоция, которая редкой гостьей мелькала на аристократично красивом лице знаменитого хирурга, была чуть ли не самым полным отчетом о его внутреннем состоянии.
Теперь подстраиваться не было никакой необходимости. Сандра знала, какой груз ответственности лежал на Альберте и старалась хоть как-то облегчить его, привнося в рабочую обстановку чуть больше комфорта.
Несомненно счастлив тот человек, который, имея возможность заполучить практически все что пожелает, искренне радуется тому, что вместо отвратительного на вкус кофе, который можно было купить в многочисленных автоматах, расставленных по всеми медицинскому центру, ему приносили этот же горячий напиток, но из кофейни, расположенной недалеко от студенческого общежития. Черный, с одной ложкой сахара. Во второй половине дня зеленый чай.
И заполнять истории болезни доктор Ванмеер любил перьевой ручкой, чернилами одной торговой марки, потому что те прекрасно тянулись.
Что он имеет в виду под словом «тянулись» Сандра не понимала, но следила за тем, чтобы баночка с чернилами всегда хранилась в столе доктора Ванмеера.
Он любил с утра помолчать и обожал, когда расписание в первой половине дня было рассчитано чуть ли не по минутам, после обеда, он садился за истории болезни, написание статей в различные научные издания или посвящал консультация в клинике.
После инцидента с Паундом, доктор Ванмеер и до того не в пример скупой на разговоры, как-то осунулся и выглядел подавленным.
Игнорируя тот факт, что вполне может случиться тепловой удар, Сандра прокляла решение надеть сегодня туфли на головокружительном каблуке и повернула в сторону кофейни. К ней липла не только ее блузка, но и десятки восхищенных и завистливых взглядов, которые она давно научилась игнорировать. Амплуа должно было выглядеть достоверным и глуповатая улыбка была прекрасным способом напомнить самой себе ради какой цели она согласилась на это дело.
***
– Я попала в рай? Это кто тут шикует?
Очутившись в ординаторской в преддверии смены, выспавшаяся и бодрая Шейла Арчер не верила своим глазам, которые не могла отвести от профессиональной эспрессо-машины, которую окружили ее помятые коллеги с ночной смены.
Утренний обход только что завершился и Шейла пришла позвать коллег на летучку, которую по традиции созывала доктор Хантер. Заведующая выглядела мрачнее тучи. Ее настроение резко ухудшилось, когда обход дошел до палаты Луизы Финдлоу. Бедолага Энди только и успевала рапортовать хронологический порядок, увы, ухудшения состояния девочки.
И хотя дивный аромат свежемолотого кофе чуть было не заставил расплакаться Шейлу, которая была заядлым кофеманом, впрочем, как и весь младший медперсонал, она с легкостью могла предсказать размеры клочков, который полетят из ординаторской после того, как нововведение дойдет до «хантернатора». Широкий жест тайного благодетеля ею уж точно не будет оценен по достоинству. Под горячую руку с утра уже попала доктор Ванмеер.
Подбоченившись, в самом уютном закутке ординаторской– около окна, с чашками наперевес и невероятно довольными, но уставшими лицами, коллеги по-дружески перемывали кости Хоуп и Шейла даже почувствовала укор совести, что придется прервать идиллию.
– Девочки, это кто же так расщедрился? – она обратила на себя внимание, уловив краем уха последнюю полу достоверную информацию.
– Наверное, кто-то из благодетелей центра, – пожала плечами одна из медсестер. – Доставили чуть меньше часа назад с мешком кофе в придачу.
– Даааа.... Теперь заживем!
– Сколько же мы этой жижи из автоматов выпили?
– А машинка-то бесшумная! Да-да, и ночью можно расслабиться, никого не потревожив...
Оптимизм женщин был весьма заразителен, но в какой-то момент улыбка на губах мисс Арчер будто сломалась.
– Хантер собирает всех на летучку через пять минут.
Лица присутствующих потускнели мгновенно.
– Да уж... Она сегодня в ударе! Шейла, что стряслось? И что там с Ванмеер.
Вопросы посыпались на медсестру, вовлекая эту словоохотливую женщину присоединиться в беседе и вот уже, в ее сторону услужливо протянута кружка.
– У нашей святоши выходных на две недели накопилось. Хантер ненавидит, когда график нарушается и ладно бы в обратную сторону, так нет! Вашмеершу поганой метлой с работы не выгнать.
– А я так поняла, что Хоуп Паунда избегает.
– Что ей бегать, они и так не видятся! На разных этажах работают!
– Вчера Сэнди видела, как Хоуп набросилась на мистера Бранда, и у них состоялся очень серьезный разговор и папаша ее там присутствовал. Или она увольняться будет или сейчас Паунда подвинут.
– Да ты что такое говоришь. Доктор Ванмеер готовит Паунда себе на смену. Никуда он его не отпустит!
– Неужели Хоуп уволится? Ее ведь давно в Нью-Йорк звали...
Внезапно в ординаторской повисла гробовая тишина. Высказанная вслух мысль поразила всех в мгновение ока. К Хоуп относились по-разному, и не всем нравилась ее замкнутость, ум и непредсказуемый характер, но стоило только представить отделение без ее торопливых, быстрых шагов, не убиваемой уверенности и фирменной улыбки, как кружки застыли в воздухе, а в глазах промелькнул страх.
– Теперь Паунд точно надумает переезжать к тетке во Францию.
– Она в Италии.
– Раньше там жила. Его не зря приглашали в Институт Гюстава Русси.
– Я вам не помешаю, – ледяной тон прозвучавшего голоса мигом остудил горячий кофе в кружках заболтавшихся женщин и они разом посмотрели на окаменевшее лицо Кэрол Хантер.
– Что это?
Ее взгляд переполз на новую технику в ординаторской.
– Кто санкционировал? Почему установили дополнительный электроприбор без согласования? Нагрузка на энергосистему летом и без того максимальная, а вы тут уже кофе гоняете!
Заведующая была явно в ударе. Шейла заметила, как в дверях показалось бледное лицо доктора Шуст. Она выглядела крайне подавленной и униженной.
Значит получила свою порцию оптимизма от Хантер еще на обходе.
Впрочем ничего удивительного! «Золотая курочка» Кэрол была чуть ли не на последнем издыхании. Меньше часа назад девочке установили зонд, чтобы вводить пищу прямо в желудок, в ближе к полудню явятся представители «Фармджен» для того чтобы узнать, как продвигается лечение Луизы Финдлоу и осведомиться о успехе применения их препарата.
В ординаторской воцарилась гробовая тишина. Казалось даже кондиционер притих и заметно убавил поток прохладного воздуха.
– Вижу, что собирать вас у себя в кабинете нет никакого смысла! Все уже здесь. Не будем терять время! После обеда нас посетит Джаспер Рэдж.
Несколько ртов попытались сдержать восхищенные возгласы. Рок-звезда, через пару дней давал концерт в Сиэттле и решил обрадовать детишек.
– Так держим себя в руках и не кидаемся вперед ребятни на это....эту звезду.
Сцепив руки позади спины, доктор Хантер принялась в привычной ей манере расхаживать вдоль окон, загадочно посматривая на импровизированную кофейню.
– В два пополудни будет проводиться плановая проверка аварийной сигнализации. Сегодня мы получили письмо от метеорологов – есть угроза от надвигающегося циклона. Они предупредили, что это маловероятно, но все же... Минутка бюрократии! Меняется форма 2.17В. Да, опять! Пациентам, оформленным после десятого июля, придется переписывать историю.
Кэрол замерла на секунду и с задумчивым видом подошла к аппарату эспрессо-машины, рядом стояли чистые пустые кружки. Быстро пробежав взглядом по кнопкам, она безошибочно нажала нужную, не сменив гнев на милость.
Сделав короткий глоток, она продолжила.
– В палате два четыре четыре, пациента Робина Майлина разрешили перевести на трамадол. Круглосуточно...
Присутствующие, молча, переглянулись и глаза многих потускнели, а лица словно накрыла тень. Трамадол круглосуточно вводили только тем, кому осталось совсем немного занимать палату. Родители мальчика были в курсе и давно уже не бродили с красными глазами. Робин редко был в сознании и процесс страшного ожидания невозможно было смягчить чем-либо другим – только твердой уверенностью, что ребенку просто не будет больно.
– И последнее! Личная жизнь моих подчиненных может обсуждаться вне стен данного учреждения, если для вас нет других более интеллектуальных развлечений. Прошу вернуться всех к работе. Спасибо!
Хантер обвела всех своим колючим, прищуренным взглядом. Никто из врачей и медсестер даже не шелохнулся.
– Вопросы? – устало выдохнула она.
– Аппарат сдавать на склад? – прозвучал робкий голос Шейлы.
Сдерживаясь, чтобы не подкатить глаза, Кэрол даже не удивилась, что новая безделушка так быстро захватила сердца ее работников. В нужной степени загрубели их сердца, жалость была придушена, а потребность в элементарном комфорте компенсировала давление на психику. Хрупкий баланс доктор Хантер старалась поддерживать незаметно со своей стороны, давно не заботясь о собственной репутации.
– Согласуйте с электриками, пусть бесперебойники поставят, мне не нужны скачки напряжения, только в нашем отделении оборудования, почти на два миллиона. А во избежание дальнейших пересудов, уведомляю всех, что доктор Ванмеер получила четыре выходных дня, в связи с приездом ее бабушки и настоятельными требованиями отдела бухгалтерии.
Хантер допила кофе и вымыла за собой кружку, после чего вернула ее на место и вышла из ординаторской. Ее мрачное выражение лица, избавляло от необходимости соблюдать элементарные правила приличий и на приветствия родителей или коллег, которые ей попадались на пути, она не отвечала. Добравшись до своего кабинета, она медленно подошла к своему столу, запустила руку в карман и достала связку ключей, нашла самый маленький и отперла верхний ящик, помимо нескольких папок, там лежали снимки МРТ Луизы Финдлоу, а на столешнице сверху находились утренние анализы девочки.
Кэрол включила световые короба и прикрепила снимки к держателям, после чего прищурилась и закусила губу. Ее карие глаза, сейчас казались едва ли не черными, а знаменитое самообладание в коем-то веке дало трещину. На черно– белых изображениям специальными линиями была отмечена локация спинальной опухоли. Эта гадость не расширила своих границ, благодаря аденомектозону, но учитывая полученные анализы, отрицать тот факт, что в ближайшую неделю жизнь Луизы станет под большой вопрос.
Лицо Кэрол стало жестким и непроницаемым. Ей необходимо форсировать события, чтобы не упустить гонорар, который ей причитался по контракту с «Фармджен», разговор с мистером Шегриссом пойдет в известном направлении – они будут отрицать столь серьезные побочные действия и умалять последствия.
Все бы ничего и на сделку с совестью еще полгода назад Кэрол не пошла бы ни за что. Деньги были нужны ее нерадивому Остину. Сын подался в рестораторы и терпел огромные убытки, неумолимо приближаясь к банкротству. Кэрол приходилось выбирать между благополучием своего ребенка и жизнью чужого. Она не особо верила в успех операции, которая предстояла малышке и прекрасно осознавала, что состояние ее здоровья едва ли можно будет описать другим словом нежели «существование».
Нужно было что-то решать.
Доктор Хантер тяжело вздохнула и тихо чертыхнулась, после чего села за компьютер, чтобы подготовить отчет для Шегрисса с динамикой показателей во всей красе.
Мысли в ее голове то и дело прорывались сквозь сдвинутые к переносице густые брови, а порой теряя контроль над мимикой, она оскаливала зубы, когда представляла себе, в какой кошмар может обратиться ее желанием подзаработать.
Аденомектозон, был бесспорно, эффективным препаратом, но его следовало применять только при пограничных состояниях роста опухоли – в том коротком промежутке между «еще не все потеряно» и casus inoperabilis. Только в этом случае он поможет выиграть бесценное время в случае нестабильного состояния пациента.
И вдруг, среди этого безумного коктейля чувств на лице женщины вспыхнула беззаботно отчаянная улыбка, которая самую малость отдавала горечью.
– Ну, хоть теперь не будем пить дрянной кофе!
Островок сомнительной возможности отдохнуть посреди зоны прибывающих в аэропорте Сиэтла, был представлен в виде кафе с миниатюрными столиками. За одним из них умудрились поместить свои прозрачные стаканы с холодными напитками три женщины. Компания прибывала в странном молчании.
Хоуп и Крис с недвусмысленными улыбками косились на притихшую Люси, которая выглядела довольно странно, после, разумеется, дивной ночи с Бенедиктом Купером. Никто не требовал подробностей, но необходимость объяснить внутреннее состояние, которое можно было описать только, как разрозненное, само созрело в голове Люси, и она не знала с чего начать.
Рейс из Нью-Йорка, которым прилетала Уна Анабель Ванмеер прибывал точно по расписанию и на поговорить оставалось не больше четверти часа.
– Странная у тебя реакция. Где улыбка до ушей? Только не говори, что он плох в постели...
– Как будто это может для тебя что-то изменить! – Хоуп фыркнула.
– Образ мужского идеала в настоящих женщин хранится до самой смерти.
– Сказала почти замужняя, – щурясь на громадное табло с расписание снова кивнула Хоуп.
– Идеалы и замужество вещи разные.
– Трудно спорить, – Хоуп отпила из своего стакана и посмотрела на Люси. – Нет, ну, правда! Все так плохо?
– Даже не знаю, как описать. Он, конечно, в постели творит такое, что...
Крис подалась вперед, замерев на самом краешке стула, по-детски приоткрыв рот, словно бабушка сейчас расскажет самую увлекательную и страшную сказку.
– Вспоминать даже стыдно.
– Вооот! Ты ведь именно этого и хотела, – Хоуп даже не удивилась столь высокой оценке мастерства Бенедикта Купера, которое он начал оттачивать еще школе.
-Грубо, без лишних сантиментов и так порочно, это все – да, но... Порой это бывает просто наигранно и редко, но попадались мужчины столь проницательные, только Купер и правда такой. Будто не может прожить без женского внимания, но с его стороны каждая ласка, словно одолжение.
Крис и Хоуп переглянулись.
– Я прекрасно понимаю, что имею определенную репутация и даже если меня в глаза обзовут шлюхой, то пропущу мимо ушей, но тут, я и сама себя шлюхой почувствовала. Не подумайте ничего такого... О, как же он целуется и удовольствие доставлять это его конек, но ни за что в жизни я бы не согласилась бы провести еще хоть одну ночь с Бенедиктом.
– Вы только что прослушали монолог зажравшейся женщины года! Люси, милочка, вот мой будущий супруг, считает прелюдию чем-то, что относится к снотворному. Да, да! Один раз так и уснул, пока возбуждал меня, а ты жалуешься, что после тщательной, кхм, простите, «прожарки», ощущения не те возникли! Замуж, срочно замуж! Или хотя бы длительные отношения, которые предполагают совместную чистку зубов и планирование списка покупок.
Это резкое дружеское заявление должно было быть парировано, но Люси уткнулась в свой стакан и помрачнела. Неужели согласилась?
Чувство вины не могло не пробиться у обеих подруг, хотя извиняться было не за что. Нужно было срочно менять тему разговора, потому что пользующийся успехом раздел «Разврата» в данный момент, переживал острый кризис.
– Ну, а ты, Хоуп, неужели специально отгул взяла, чтобы бабулю встретить?
Крис до такой степени выгнула брови, глядя при этом вовсе не на Хоуп, что мимические мышцы грозили тут же схватиться судорогой.
– Хантер вытолкала, чуть ли взашей. Пара тройка выходных поднакопилась, а она этого страсть как не любит. А твой отец не приедет?
– Нет.
На этом и Хоуп заинтересовалась траекторией движения кусочков льда в своем стакане и Крис в отчаянии замолчала. Она снова попала в больное место. Что поделать, если промежутки между ссорами Ванмееров были катастрофически маленькими и судя по лаконичности ответа, холодная война снова набирала обороты.
– Да уж... Надеюсь, бабуля Уна явится в более приподнятом настроении чем вы двое.
Детство Хоуп прошло в виде непритязательного соревнования между Виолой и Уной Ванмеер. Мать не испытывала ни капли раболепства, к которому настолько привыкла ее свекровь и тот факт, что каждое лето Хоуп проводила у бабушки минимум месяц вылилось только в приличный французский. Музеи, выставки, шоппинг и богатая фантазия Уны могли расплавить сердце любого ребенка и эта женщина желала только одного, чтобы к ней хоть кто-то вернулся. Похоронив мужа, ненависть к которому вытесняла чувство благодарности за внушительное состояние и открытые двери в мир европейской аристократии, Уна Ванмеер какое-то время, подобно поезду мчащемуся без тормозов, не могла отделаться от привычки соблюдать приличия и заботиться об общественном мнении больше, чем о собственном, но спустя каких-то пять или шесть лет, она открыла для себя другой Амстердам, тот за которым гналась молодежь со всего мира.
Это не была круговерть порока. Выдержка и чувство собственного достоинства этой женщины, по убеждению всех кто ее окружал, даже после ее кончины будут ощущаться, как нечто физическое, но изучить мир, который был искажен виденьем мужа и преподнесен, как постыдное и разлагающееся, Уна решила хотя бы на старости лет и исколесила западную и Восточную Европу, посетила Тунис, Замбезию, Индию, Китай, Японию, Россию и влюбилась в Австралию с их культом здоровья.
Она не уставала с горечью повторять, что потеряла жизнь, но заявляла это так непримиримо и даже со злостью, что ее трудно было пожалеть или даже посочувствовать. Уна Ванмеер брала решительный реванш и теперь, когда ей должно было исполниться восемьдесят, она со скрипами доносившимся с другого конца света, добралась до Америки. Четыре приезда, предшествующие этому были не в счет. На этот раз предполагалось основательно путешествие вдоль Кордильер и тщательное изучение кухни восточного побережья Северной Америки.
Из динамиков послышался приятный женский голос, который объявил, что прибывших из Нью-Йорка можно будет встретить у четвертого выхода. Влившись в небольшой поток людей, неспешно тронувшихся в указанном направлении, подруги молчали. Хоуп шла с таким видом, будто решала судоку в голове, Люси не стреляла глазами по сторонам, хотя мужчины выворачивали на нее свои шеи и только Крис была рада оказаться в людном месте, где больничная униформа не представлена самым распространенным видом одежды.
Из широких дверей с большой четверкой на верху, показались первые пассажиры, люди ускоряли шаг, если видели знакомые лица встречающих, счастливо улыбались и обменивались объятиями, отойдя в сторону, к непрерывно движущейся ленте, на которой вскоре можно будет забрать багаж.
Три милые улыбки были заготовлены для встречи бабули Уны, но они все как по команде поползли вниз, чтобы гримаса удивления – качественного и искреннего – столкнулись с благородного вида старушкой в дорогом спортивном костюме, покерной кепке на голове и винтажной сумочкой расшитой бисером, которая болталась у нее на сгибе локтя, а рядом плелся огромный датский дог, послушным теленком шел на условном поводке, тянувшемся к ее явно слабой, для такой псины, руке.
– Это что за чудище? – Люси со страхом косилась на животное.
-Гард.
Несмотря на нелюбовь к домашним животным, Хоуп едва ли могла нежнее произнести кличку пса, который был чуть ли не умнее половины папиных студентов-практикантов.
Старушка держалась настолько молодцом, что желание помочь ей переминалось где– то в самом конце, еле заметное за восхищением и чувством собранности, которое вызывают все, в меру строгие и непредсказуемые, люди.
– Какая прелестная делегация! Ну, здравствуйте, милые мои! Гард, жди!
Голос Уны прозвучал так словно повидавшая все на своем веку стоматолог из Сербии, проработавшая в государственной больнице сорок шесть лет, по своему долгу должна была номинально успокоить ребенка перед неприятной процедурой удаления зубы с малоэффективной анестезией.
Собаке достался тон, от которого притихли все в радиусе десяти метров. Многие сочли за благо отойти в сторону, как отплывают рыбешки от акул и милого вида старушка довольно хмыкнула, когда кольцо людей, неизвестных ей и малоприятных отступило.
– La souris (мышонок – фран.)! Скучала за бабушкой, молодец, что не втянула в эту кампанию своего папашу. Еще успеем поцапаться.
Вот так одной фразой бабуля Уна дала понять, что латентное мужененавистничество распространялось даже на ее родного сына, она помнила прозвище, которое дала своей внучке, когда той исполнилось четырнадцать и Хоуп помешалась на всех видах сыра, кроме того эта женщина одобряла присутствие Люси и Крис, с которыми любила гулять несмотря на свой возраст ничем не уступая в прыти молодежи.
– Здравствуй, бабуль!
Кривая улыбка на лице Хоуп немного выравнялась. После Гремелки, она снова вернулась к Мышонку и этот тандем явно не льстил остаткам ее женственности.
– Девочки, идите обниму Вас, да не бойтесь, эта громадина и мухи не обидит, пока я не захочу! – худые плечи старушки затряслись, а из груди послышался жутковатый смех, словно в мешочке перекатывалась крошка битого стекла. – Я бы хотела быстрей попасть в более комфортные условия, к тому же у меня для всех Вас подарки. Ух, вы мои красавицы!
«Красавицы» появились только после беглого осмотра Люси, родной внучке достался неопределенный взгляд, в котором смешались теплые, нежные чувства и безмолвное восклицание в сердцах «Да, что же это такое?!».
Всю дорогу до дома, Уна в красках вела повествование о ее мучениях, скверном меню в самолетах и аэропортах и полном отсутствие внимания к животным, которые путешествуют со своими владельцами. Гард бесцеремонно уселся на заднем сидении около окна и не сводил печальных глаз с дороги.
Ее лоснящаяся, короткая черная шерсть не пахла ничем кроме шампуня для животных и Крис, которая по воле судьбы пришлось находиться рядом с псом, удивилась тому, что улавливает нотки дорогого парфюма. Отполированные когти на широких лапах, отсутствие капающей слюны из пасти и кроткий нрав, совершенно не вязались с инфернальной внешностью животного, которое казалось полностью отражало сущность своей хозяйки.
Когда, поддавшись порыву, Крис приподняла руку, чтобы погладить собаку, Гард скосил на нее глаз с провисшим нижним веком и черная, бархатная, широкая губы приподнялась, чтобы пропустить предупреждающий, едва заметный рык, больше похожий на ворчание.
– Гард! – тут же послышался сильный и уверенный голос Уны.
Пес обидно пропустил щенячье протяжное «у-у-у-у-у» и снова отвернулся к окну, в то время, как Крис гадала сколько седых волос появилось на ее голове за эти две секунды.
Все это время Хоуп украдкой посматривала на свою бабушку и ее улыбка уже не скрывала сарказма. Болтливость Уны могла отвлечь только ее подруг, но она точно знала, что бабуля приехала с какой-то целью, и это было далеко не путешествие по Америке.
В дверях дома застыла Мегги, которая выдраила дом Ванмееров и без того чистый, помня, какой взыскательной является старейшина семьи. Эта женщина никогда не вступала в открытые контры с ней, но пару раз Мегги ловила на себе такие убийственные взгляды, что не редко они являлись ей в ночных кошмарах.
Мерседес, которым так редко пользовалась Хоуп с момента самой его покупки, припарковался на подъездной дорожке. Подхватив поднос с холодным чаем, Мэгги сделала несколько шагов навстречу серьезно раздумывая над тем, а не перегибает ли она палку с услужливостью, но Ванмееры всегда были крайне щедры с ней, учтивы, не считая мадам Уну и внимательны.
Но руки дрогнули и стаканы, обреченно звякнули, когда под изумленный взгляд домоправительницы мимо нее просеменил черный датский дог, ростом со среднего пони. Даром, что собака обнюхала окаменевшую от страха женщину и вернулась обратно к машине, из которой как раз выбиралась его обожаемая хозяйка.
Ухватив своего «помощника» за широкий ошейник, Уна не удосужилась подождать, когда Хоуп подбежит к ней и подаст руку, Люси и Крис тоже не успели на выручку, как старушка уже твердо стояла на ногах, благодарно теребя холку своего верного четвероногого друга.
– Девочки, если не трудно, лучше с чемоданами помогите. О! Нас встречают. Посмотрим, посмотри. Не надо, Хоуп, я еще могу одолеть пару ступенек без человеческой помощи, зачем, по-твоему, я взяла этого «малыша». Идем, Гард! Скорее прочь с этой невыносимой жары.
Четыре внушительных размеров чемодана, две легкие дорожных сумки и картонка для шляпок были выгружены тремя молодыми женщинами не без усилий, пока Уна взбиралась на террасу. Согнув правую руку в локте, она в аккурат опиралась на спину собаки, рост которой был чуть ли не специально предназначен для подобных процедур.
– Что тут у нас? – скрипучий голос мадам Уны, привел Мегги в чувство, а флегматичные глаза дога с провисающими веками, вновь уставились на перепуганную женщину. – Кажется что-то на «м». Мария? Марта?
– Мегги, мадам. Рада Вас снова видеть!
– Ой, а я как рада! Чай?
– Да, пожалуйста, Вы, наверное, утомились с дороги?
– Это слишком мягко сказано. Кхм... Чай значит... Холодный?
– Да, мадам.
– Это хорошо, но лучше бы теплый, ближе к терпимо горячему. Черный?
– Да.
– А неплохо было бы зеленого... Что и сахар есть?
– Совсем немного.
– Я пью без сахара.
– Я немного позабыла, мадам.
Стакан обрушился обратно на поднос и с крейсеровской скоростью Уна распахнула входную дверь и окунулась в прохладу гостиной, забыв даже поблагодарить Мегги за теплую встречу, в то время как ее дорогие кожаные чемоданы не снабженные колесиками, обливаясь потом поднимали по ступенькам ненаглядные девочки, во главе с внучкой.
