Текст книги "Ты ненадолго уснешь..."
Автор книги: Марина Головань
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)
– Твои проблемы. Теперь мы квиты? – спросила она, выгибая бровь, в то время, как по ординаторской пронеслись первые бурные аплодисменты и свист.
– У тебя финотдел на проводе! – напомнил Бенедикт и ловко вернул Хоуп в вертикальное положение, наслаждаясь тем, что ее спесь немного слетела вместе с гонором.
Она метнулась к телефону, адресовав Куперу убийственный взгляд, но тот поспешил театрально откланяться, с весьма довольным видом.
– Алло! Что у вас там творится? Можно доктора Ванмеер, – в телефоне послышался надрывный женский голос.
– Простите! Да, я вас слушаю!
– Поступил перевод на имя Сэма Хагерди, зайдите для оформления договора на проведение операции. Алло, алло! Доктор Ванмеер, Вы меня слышите?
Не веря своим ушам, Хоуп закрыла ухо рукой, чтобы исключить любой шум, который мог помешать еще раз расслышать только что произнесенные слова.
– Какая сумма?
– Двести семьдесят восемь тысяч.
– На Хагерди? Это не ошибка? Когда произведен перевод?
– Меньше часа назад. Заявка Вами была размещена с пометкой срочно, поэтому, мы Вас ждем.
В трубке послышались короткие гудки, а Хоуп не могла поверить в происходящее, пока ее не вывела из ступора Люси.
– С тобой все в порядке? Это Купер или финотдел повергли тебя в такой шок? – шутка подруги попала в точку.
Гадать о том, каким чудом нашлись деньги было просто глупо. Может быть отец Бенедикта, все же сменил гнев на милость?
– У нас много работы, доктор Фишер. Нужно подготовить Сэма к операции.
– На какое число?
– На завтра, – Хоуп поправила выбившиеся из незамысловатой прически волосы и одернула халат. В ее голове уже сформировалась последовательность действий с мельчайшими подробностями, вплоть до точного времени, которое уйдет на выполнение каждого пункта.
А потому мимо ушей, прошли вопросы Люси, заданные с деланным безразличием по поводу выходки Купера, ответа на которые, разумеется, не поступило. Резкие перепады в поведении доктора Ванмеер давно никого не удивляли и всеобщее веселье быстро схлынуло.
-16-
Попутчик Сьюзан Квидрин с момента, когда она его увидела, такого задумчивого и опечаленного, внушал ей только симпатию. Красивый молодой человек был вежлив и смиренно слушал ее монотонный и немного скучный рассказ о вынужденном путешествии к двоюродной сестре. Он сто раз мог уткнуться в наушники или сделать вид, что спит, как поступали многие из тех людей, что встречались у миссис Квидрин на ее пути и вынуждены были терпеть ее общество, но тут, казалось наоборот, мужчина даже рад, что его отвлекают от мрачных мыслей.
И такое прекрасное имя – Бенедикт. Вкупе с потрясающей осанкой и манерами можно было подумать, что Сьюзан впервые в жизни посчастливилось беседовать с аристократом. Хотя, какая голубая кровь может быть в Америке? Лишь занесенные лихим ветром осколки высшего света Европы в N-ном поколении.
Все изменилось, когда самолет взлетел, и Бенедикт вежливо поинтересовался можно ли воспользоваться телефонной связью авиакомпании. Стюардесса попросила подождать еще десять минут, и когда представилась возможность сделать звонок, мужчина набрал длинный номер чуть ли не молниеносно.
– Шэрил, это я.
– Нэд, какого ты летишь в Балтимор?!
– Надо кое-что проверить.
– Проверить?! Стеллинг сказал, что ордер на арест отца подписан. Завтра к нам заявятся копы, перевернут весь дом и офис. Я этого не вынесу!
– Успокойся. Определим папу туда, где за сердцем присмотрят и эффект от ареста сведут к минимуму.
– О чем это ты?
– У тебя мало времени. Отец еще в офисе?
– Да.
– Отлично! Сходи к нему под предлогом ненавязчивой беседы и попроси кофе. Нам нужен приступ тахикардии. С Робертом я уже переговорил. На какое-то время все полномочия перейдут к тебе, и получив право подписи, ты дашь добро на договор, который я выслал сегодня утром.
– Но как я устрою тахикардию? Отец исправно пьет все лекарства.
– Кофе!
– Он пьет его без кофеина.
– Который ты и добавишь. Тем более, что этот препарат выписывают без рецепта. Пол таблетки на чашку. Я проконсультировался. Ничего страшного не будет, но основания для госпитализации появятся. И предупреди маму, чтобы она не сильно нервничала.
Хотя Бенедикт говорил тихо, понизив голос чуть ли не до шепота, от его внимания не укрылось, что уровень шума со стороны его словоохотливой соседки снизился до минимума. Казалось, что розовощекая дама забыла, как дышать. Непытливый ум домохозяйки уже ловко дорисовал картину, которая предстала в ее скучающем воображении, придавая ситуации непередаваемую атмосферу романов Агаты Кристи с ее знаменитом убийством в восточном экспрессе, правда в их случае это был самолет.
Именно ужас и эйфория, от духа приключений, читались на лице миссис Квидрин, когда Бенедикт мельком глянул на нее. Покончив с инструкциями для сестры, Нэд как ни в чем не бывало, снова уставился в иллюминатор, безмерно наслаждаясь тишиной и тихим гулом двигателей.
– Уберите от меня руки! Где охрана? Срочно выставите этих нахалов из моего офиса.!И в шею, в шею гоните на улицу с их чертовыми носилками! Шерил! – рев Илая Купера разносился по коридорам, да так, что привыкшие к подобному стилю общения начальства подчиненные, с любопытством выглядывали из кабинетов.
– Папа успокойся. Это я их и вызвала. Тебе плохо! – Шерил примирительно подняла руки, давая понять двум мужчинам в медицинской форме скорой помощи, чтобы те не обращали внимание на своего пациента.
– Ты в своем уме? Чуть кольнуло и тут же носилки?! Вооооон! Пошли вон! – крик сорвался и Илай поморщился, когда слева в груди стеснило, и стало неприятно распирать. Он покраснел и чуть было не рухнул на пол, но ловко был подхвачен сильными руками, после чего оказался в аккурат на ненавистном и унизительном средстве передвижения с кислородной маской на лице.
По дороге в частную клинику, следуя за машиной скорой помощи, в которой находился отец, Шерил старалась сохранять спокойствие, что удавалось делать весьма неплохо пока не позвонила мама.
– Дочка, мне ничего не говорят. Дом наводнили люди в из ФБР! Я позвонила Стеллингу, а он не берет трубку, а потом он заявился лично и вручил мне ордер на обыск, – ровный монотонный голос матери подсказал Шерил, что та пребывает в шоке.
– Мам, все будет хорошо. Я с этим разберусь.
– Как?! Ладно, обыск... Айра ищет твоего отца. Шерри! Его арестуют! Какие-то нелепые обвинения в причастности к торговле донорскими органами. Если Илай это услышит, он не переживет такого позора! Его что, упекут за решетку?
– Нет. Исключено! Ты, главное, не нервничай, я сейчас везу папу к Роберту. У него немного сердце прихватило, так что уложу его в стационар насильно. От Стеллинга мы не отвертимся, но за решетку из больницы отца не упекут.
– Девочка моя, почему ты рассуждаешь так спокойно? Ты знала, что это случится?!
– Мам, долго рассказывать.
– Не отнекивайся! Знала или нет?
Ругнувшись сквозь зубы, Шерил старалась внимательно следить за дорогой, но машина все же вильнула.
– Да. Я просто, не хотела расстраивать вас с папой раньше срока. У меня есть чем парировать эти обвинения. Тем более что у нас лучшие юристы. Успокойся, я улажу это недоразумение в ближайшее время.
В телефоне повисла пауза, что было уже неплохо и Шерил облегченно вздохнула.
– Правда? – послышался жалобный почти детский всхлип.
– Конечно, мам.
Откладывать до последнего страшный удар было верхом глупости, но Шерил не могла себе позволить растоптать еле тлеющую надежду, у которой было вполне определенный образ – Бенедикта.
Унылые однотипные дома, сетчатые заборы, обрамляющие крохотные задние дворы были не самым приятные зрелищем, а угрюмые взгляды местного контингента не сулили ничего хорошего. Бедный квартал, кишел перекрашенными тачками, из которых громогласно лилась музыка. Бенедикт выглядел «белой вороной» в буквальном смысле, когда вышел на тротуар из арендованного автомобиля.
Волосы Бенедикта трепали сильные порывы ветра, а в глаза, то и дело, больно врезалась дорожная пыль, которая вилась крошечными вихрями. По небу тяжело ползли темные тяжелые облака, обещавшие нешуточную бурю.
Стараясь не обращать внимания на тот факт, что его недовольно осматривают с ног до головы несколько темнокожих парней, он сверился с адресом и чувствуя волнение, поднялся на террасу, чтобы постучать в дверь. Звонок был вырван с проводами.
Не имея представления о том, как выглядит сестра Джеймса Маккардена, Бенедикт уже стал сомневаться в точности сведений о ее местонахождении. На стук никто не торопился ответить, пока из-за двери не послышались шаркающие шаги. Короткая пауза и недовольный голос спросил:
– Чего тебе?
– Добрый день. Я ищу Ванессу Киниэлс.
Снова тишина.
– Какого черта тебе надо?! Вы подонки ее давно доконали! Проваливай! Иначе я полицию вызову!
Недовольство от злости, Бенедикт отличить мог, женский голос буквально дрожал от негодования, но безмерно радовал тот факт, что про Ванессу здесь знали.
– Вы меня с кем-то спутали.
Дверь приоткрылась ровно на ширину хлипкой цепочки и в проеме появились красноватые глаза худой, всклокоченной дамы в грязном зеленоватом халате.
– Я заплачу за любую информацию о миссис Киниэлс. Прошу Вас! Это очень важно.
Рот женщины хищно скривился.
– Сколько?
Этот тип явно отличался от тех головорезов, которые обычно спрашивали о Ванессе. Одни ботинки чего стоили.
Несколько сотенных купюр перекочевали в просвет, где были вырваны из руки Бенедикта, чуть ли, не молниеносно. Дверь с грохотом захлопнулась и несколько раз повернули ключ в замке.
– Ее здесь нет, если вам это надо знать.
– Хорошо, – Бенедикт постарался не подавать вида, что его огорчили эти слова. – А не подскажите где я могу ее найти?
– Без проблем! – почти с победным видом ответила женщина и гордо вздернула подбородок. – Четвертый ряд с левого края на Норт Эйв. Несси померла больше года назад.
Растерянный вид незнакомца немного сбавил надменность хозяйки домишки и она смягчилась.
– Коллекторы, донимали ее почти четыре года. Все из-за неумехи братца. Мы дружили с Ванессой. Жили вдвоем в этом доме, делили пополам расходы, но признаюсь, что то время я вспоминаю с отвращением. У нее все выпытывали, где можно найти ее брата, – женщина с видом знатока быстро глянула на небо и чертыхнулась. – Ну, и угодило же Вас, мистер, в такую погоду здесь оказаться. Ладно, заходите внутрь, пока ваш костюмчик окончательно не испортился. Не хотите стакан воды?
Глаза Бенедикта растерянно забегали, в то время, как мысли обрисовали в ярких красках ближайшее нерадостное будущее его семьи.
– Простите, но о каких долгах идет речь? – Нэд и не заметил, как оказался на заваленной хламом кухне с затертым стаканом в руке.
– Она мне ничего не говорила, а я не и не допытывалась. Не хватало, чтобы и меня подлавливали на улицах всякие уроды.
Неужели это конец его поисков? Тупик! Бенедикт отставил стакан с водой и сжал кулаки.
– Как Ваше имя?
– Норма. Норма Клодвиль. А зачем Вам понадобилась Несс?
– Чтобы расспросить о ее брате. Миссис Клодвиль...
– Вообще-то мисс!
– Мисс Клодвиль, какова официальная причина смерти Ванессы?
– Эти копы-уроды написали передозировку, но все это чушь. Я жила бок о бок с Ванессой, уж наркотики бы заметила точно! Так что никакого расследования толком и не было. Меня выгоняли из полицейского участка всякий раз, как я приходила к ним с требованием как следует во всем разобраться. Помри какой-нибудь богатей, вот тогда бы носились, а нас и за людей не держат.
Бенедикт нахмурился. Все выглядело так, будто кто-то заметал следы.
– А у Вас, случаем, не остались какие-либо документы или вещи Ванессы?
– Ее шмотки я продала на барахолке. Сплошное тряпье. Документы изъяли копы, остались только бесконечные письма с кучей непонятных мне слов.
Порывшись в шкафу, Норма протянула кипу конвертов, из которых только один был распечатан.
– Вы позволите? – Бенедикт протянул к ним руку.
– Без проблем. Я давно хотела их выбросить, да видать забыла.
Его глаза забегали по строчкам мелкого шрифта, пестрящими выдержками из какого-то договора. Ничего конкретного. Окончательно разочаровавшись, Бенедикт уже хотел вернуть письмо, как вдруг его взгляд вырвал из текста предложение. Всего несколько слов, заставили собраться воедино десятки кусочков сложной мозаики, которая проливала свет на истинное положение дел.
– Эй, мистер, с Вами все в порядке? – опасливо поглядывая на незнакомца, Норма всерьез подумала, что пора вызывать полицию. Уж очень странно он себя вел. – Шли бы Вы отсюда!
– Я заберу это с собой? – помахав пачкой писем Бенедикт поменялся в лице за секунду с трудом сдерживая радость.
Быстро смекнув что к чему норма выставила вперед руку ладонью вверх.
– О да! Конечно! – еще несколько купюр перекочевали в хищные пальцы, схватившие бумажки, которые с невероятной скоростью исчезли в полах жуткого халата.
Растерянный вид Сэма был более чем обычным явлением. Хоуп, казалось, радовалась тому, что предстоит операция больше его отца. В отличие от мальчика, Брайан Хартлоу был до смерти перепуган. Новость о том, что вся сумма для операции нашлась так быстро настигла отца и сына по отдельности, но Брайан примчался неожиданно быстро, но времени у них, как оказалось, было в обрез. Мистера Хартлоу попросили пройти в юридический отдел. Медсестре буквально пришлось взять его под локоть и вывести из палаты, до такой степени мужчина находился в прострации.
– Ну, что … Этот день настал, Сэмми. Боишься? – голос Хоуп чуть дрожал от нетерпения и радости.
– Боюсь, – честно признался мальчик, после чего облегченно улыбнулся. – Но и то хорошо! Скоро домой... Ты же отпустишь меня домой, Хоуп?
– Конечно! А сегодня я не дам тебе придаваться всяким странным мыслям и затаскаю тебя по анализам. Прости, Сэм, но поговорить по душам не получится. Мне очень много еще надо проверить, подготовить. Надеюсь, в подробности не надо вдаваться?
– Нет, – Сэм по-свойски махнул рукой. – Я все равно ничего не пойму.
– Может у тебя есть вопросы, по поводу операции?
Внимательно наблюдая за реакцией ребенка, Хоуп заметила, каким сосредоточенным стал его взгляд, словно важный вопрос действительно имел место быть, но решительности его задать не хватало.
Дверь в палату мягко хлопнула, и показалось бледное лицо Питера Леттермана.
– Можно?
– Как ты вовремя, Пит! Проходи, – Хоуп радостно подошла к мальчику, который до этого момента прятал за дверным косяком штатив с капельницей. Крепко обхватив его рукой, мальчик вкатил нехитрую конструкцию и пытливо глянул на своего друга, будто хотел о чем-то предупредить.
– Я просто хотел поддержать, Сэма. Новости быстро разлетаются по отделению.
Наблюдая за скудной мимикой своих маленьких пациентов, Хоуп прищурилась.
– Что вы от меня скрываете?
– Мы?! – искренний удивленный вопрос Пита, явно был призван отвлечь ее от растерянности Сэма.
Как вдруг, в этот момент Хлоя ворвалась в палату и запыхавшись прошептала:
– Доктор Ванмеер, у Луизы отказывают почки. Давление упало до критичного. Сердце...
Больше медсестре ничего не удалось сказать, потому что Хоуп пулей вылетела в коридор.
Питер устало присел на освободившийся стул и деловито поправил пакет с жидкостью, которая медленно перетекала в его вены.
– Я тебе в сотый раз говорю, что в нашем случае галлюцинации это норма. Как бы не хотелось придать им смысл, ничего общего с реальностью они не имеют. У меня так было, я же тебе говорил.
– Ты думаешь?
– Хочешь, чтобы тебя еще сегодня к психиатру отвезли?
– Нет, – Сэм пугливо покачал головой.
Мнение Питера было для него важным. К тому же, несколько дней как никто ему уже не мерещился в палате, что вполне можно было списать на тревожный сон и действие обезболивающих.
– Сколько раз вы с Хоуп разговаривали о ней, вот твой мозг и переваривает эту тему снова и снова. Это, как сон наяву и не более того. И даже если ты все ей расскажешь, доктор Ванмеер – атеистка.
– Не атеистка?! – возмущенно возразил Сэм и чудом сдержал слезы. – Я рассказывал тебе ее личную теорию. Атеисты в такие штуки, вообще, не верят.
– Это наука, – Питер немного смутился, поняв, что задел своего друга за живое. – Но как бы то ни было, доктор Ванмеер станет над этим думать, может даже расстроится. А что люди делают, когда расстраиваются?
– Что? – почти шепотом спросил Сэм.
– Теряют работоспособность.
– Чего, чего?
– Ну, делать ничего не могут, совершают ошибки, а ей никак нельзя допустить такого. Вон, посмотри с Лулу что творится. Там столько симптомов нужно в одно увязать, правильно назначить лечение. Хотя, что там лечение. За последние сутки Лулу уже дважды спасают.
– Ты думаешь, она умрет?
– Не знаю. Никто не знает, но случись со мной такое, я был бы рад осознавать, что за мной присматривает такой врач, как Хоуп. Даже взрослые говорят, что она, как заговоренная.
– Это как?
– У нее никто не умирал. Потому все и хотят попасть именно к ней. Представляешь, как нам повезло.
От этих слов Питер думал, что Сэм воспрянет духом, но эффект получился чуть ли не противоположным. На лице друга отразилось столь не свойственное его возрасту тоска.
– Пока никто..., – мрачно прозвучал детский голос.
– Лулу выживет.
– Да, да, конечно, – поторопился согласиться Сэм, но его глаза были на мокром месте и он шмыгнул носом. – С ней точно все будет в порядке.
– У тебя на лицо все симптомы предоперационного мандража.
Палату облетел тяжелый вздох.
– Опять непонятное говоришь, ты точно ученым будешь! – обрадовавшись тому, что мрачную тему можно сменить, Сэм внезапно повеселел и Питер улыбнулся ему в ответ.
– Надо вылечиться для начала. Ты не понимаешь, как тебе повезло, Сэм. Я жду не дождусь, когда будет моя операция. Домой хочется.
– Это да! – гордо просиял Сэм разделяя такую понятную ему радость.
– Так что не порть Хоуп настроение. Сам знаешь, какая она суеверная. Начнет всякое думать.
– А вдруг я потом все забуду? Как Бекки...
– Постоперационый период протекает у всех по-разному.
– Пит, у меня есть кое-что для Хоуп. Это рисунок и записка, они вот у меня тут в конверте, – Сэм быстро достал из тумбочки конверт. – Чтобы как-то ее отблагодарить за все, но если отдам сейчас, она еще подумает...
– ...что ты прощаешься?
– Да. Передашь ей, если я буду овощем лежать?
– Конечно! Только оставь здесь, а то у меня мама все находит. Прочтет еще...
Дверь в палату отворилась и Сэм увидел перекошенное от раздражения лицо миссис Леттерман.
– Питер, я, кажется, просила предупреждать меня, когда тебе нужно покинуть палату!
Беззаботный и немного взрослый вид Питера тут же улетучился, уступая место растерянности. Брови мальчика изогнулись, а рот виновато приоткрылся.
– Мне пора, Сэм. Еще увидимся.
– Это вряд ли. После обеда у меня анализы, клизма и прочие развлечения.
– Ой, и, правда...
– Питер! – Сара явно теряла терпение.
– Удачи не желаю, слышал это плохая примета. Постарайся настроиться на хорошее. Я тоже буду об этом думать.
– Спасибо, Пит!
Сменив гнев на милость, Сара вцепилась в ручки каталки, на которой сидел ее сын и великодушно позволила детям договорить, едва сдерживаясь чтобы не закатить глаза, по поводу глупых убеждений на счет пожелания удачи.
Все случилось так, как и предполагал Сэм. До конца дня его возили из одного корпуса в другой, чтобы провести бесчисленное множество тестов и сделать все необходимые анализы. Одно хорошо, что думать о завтрашнем дне было некогда, а значит и страх отступил.
И с доктором Ванмеер не удалось толком поговорить. Какое-то время Сэм поджидал ее у дверей кабинета, но больше получаса мальчик выстоять не мог. Сильно кружилась голова. Он даже придумал вопрос, который полностью оправдает его столь безответственное поведение: как дела у Луизы?
Ни Хлоя, ни Люси, ни доктор Уиттон не могли дать ему вразумительного ответа и только неестественно улыбались, в точности как фигуры в музее мадам Тюссо. Однажды они с отцом посетили выставку и Сэм долго не мог отделать от навязчивых и почему-то зловещих образов знаменитостей, застывших в воске.
Пришлось попросить одну из медсестер сообщить, когда Хоуп вернется в отделение, однако, к тому времени мальчика сморил сон.
Никакое слово, кроме как «чудо» на ум Хоуп не приходило. По всем прогнозам и показаниям Луиза не имела шансов на выживание. У девочки полностью отказали почки. Ее пришлось подключить к диализному аппарату. Давлением немного выровнялось, но температура держалась не меньше тридцати девяти градусов. Роуз была осведомлена о состоянии дочери. Она уже не плакала, просто сидела на неудобном, жестком стуле в холле, уставившись взглядом в одну точку, даже не отреагировала, когда рядом присела Хоуп. Обе женщины не находили слов, чтобы заговорить друг с другом, но вполне хватило обоюдного молчания, чтобы разделить тяготы прошедшего дня.
По правилам внутреннего распорядка, находится в медицинском центре после часов посещения было запрещено. Хоуп предоставила свой кабинет и крошечный диван, чтобы миссис Финдлоу могла немного отдохнуть. Выгнать ее в гостиницу среди ночи не хватило духа.
Усталость и дискомфортное чувство бессилия, были плохими союзниками для сна. Облегчить груз сомнений, который лежал на сердце мог только разговор с отцом. Благо, что он сегодня вышел в ночную смену. Путь лежал мимо часовни в сакраментальное время между десятью и одиннадцатью ночи. Хоуп специально выбрала это время, чтобы ее не задерживали бессмысленными и пустыми разговорами. На первый взгляд пустынный коридор обещал быстрое прибытие к месту назначения, но вот, как на зло, хлопнула дверь одного из боковых коридоров, и режущий глаза свет вырвал из полумрака задумчивое лицо отца Луиса.
Он заметил Хоуп почти сразу и тут же тепло улыбнулся.
– К отцу идешь? – сразу догадался священник.
– Да, надо посоветоваться, – Хоуп кивнула, а ее голос прозвучал ломко и вымученно.
– Я слышал завтра у Сэма операция.
– Да, это так.
Повисла знакомая паузы, обычно, после которой отец Луис делает осторожную попытку исполнить свой священный долг. Исключений не было.
– Не хочешь зайти? – он махнул рукой в сторону часовни, немного наивно поглядывая на Хоуп.
– Зачем? – самый доброжелательный тон не мог смягчить ее раздражение, но отец Луис не сдавался и будто не замечал ехидства, которое всегда его сильно расстраивало.
– Поблагодарить, – мягко пояснил он.
Хоуп нервно хмыкнула и поспешно отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. В мыслях молниеносно возникла до жути детальная картина, где Луиза лежала с закрытыми глазами, а из детского измученного тела со всех сторон отходили трубки: капельницы, дренаж, искусственной вентиляции легких, электроды.
– За что? Луизу уже дважды с того света возвращали.
Отец Луис дернулся, как от пощечины и лицо мужчины исказилось от боли.
– Ох, дитя мое, зря ты так... Не дано смертным знать, когда насупит последний день жизни. Не всех можно спасти.
– Как удобно, – Хоуп понимала, что сейчас наговорит лишнего, а бурлившие в сознании слова рвались наружу с криком, который нужно было подавлять. – Надо опустить руки?
– Надо принимать происходящее, после того, как ты сделала все зависящее от тебя,– отец Луис проглотил ком в горле и чтобы прервать этот жестокий диалог, повернул к дверям часовни, где обернулся напоследок. – Вот только зря ты так. За такие слова потом приходится платить. Не всякая скорбь может нас оправдать, не все подвластно прощению. Лучше бы ты промолчала, доктор Ванмеер.
Падре не строил из себя оскорбленную невинность. Всякого осуждения он старался избегать, но вид у мужчины был растерянный и испуганный. Вера в кару небесную для него была непоколебима и возведена в степень абсолюта, а потому святой отец в туже секунду обратился мыслями к горячей молитве, чтобы жестокий урок в ближайшем будущем не обрушился на голову Хоуп.
В онкологическом отделении для взрослых Хоуп не любила бывать. Без привычных, ярко разрисованных стен, обстановка здесь была более гнетущей. Здесь не было официального «отбоя», как в детском после девяти и пациенты могли пользоваться своей сомнительной свободой. Но, судя по всему, не хотели. Пустынный коридор с режущей глаза красной полосой посередине стен, которая служила своего рода ориентиром, будто подсмотрев мысли внезапно нагрянувшей Хоуп, не похвастался даже медперсоналом. Свернув за угол, можно было на выбор выйти или в ординаторскую или к кабинетам хирургов. Эти два оплота специалистов разделял крошечный холл, где стояли несколько столов со стульями и пара широких мягких диванов со стеллажами, уставленными книгами и журналами. И как раз тут, Хоуп поджидал сюрприз.
На одном из столов сидел ее отец, а напротив него расположилась Кэрол Хантер. Все так же всклокоченные волосы падали ей на лоб, потрепанный вид, круги под глазами и ко всему прочему левая рука в повязке. Чудом удалось не выпрыгнуть из-за угла, потому что ноги были, как ватные, а характерная молодому хирургу бешеная манера передвигаться на сей раз была отвергнута.
– Когда-нибудь этот момент настанет, – подслушивать особого желания не было, но обрывки разговора долетали до Хоуп и она прислонилась спиной к холодной стене, не решаясь обнаружить свое присутствие. – Каждый специалист переживает смерть пациента и боюсь, что ее «крещение» не за горами.
Кэрол говорила как бы между прочим, словно обсуждала список покупок, а не человеческие жизни.
– Это отголоски ее травмы. Психоаналитик приносит лишь временное облегчение, но каждый раз эта мания возвращается. Исправить то, что, в принципе заурядным, простым людям не под силу, – Альберт пожал плечами и хотя его лица Хоуп видеть не могла, но его голос поразил ее до самой глубины души – будто отец принял некую неизбежность.
– Может не стоило давать ей добро на операцию?
– Девочка к этому времени уже оказалась бы на столе патологоанатома, – разнесся тихий бесцветный мужской голос, но Хоуп не удивилась, что возражений от доктора Хантер не последовало. – Ты видела запись?
– О, да! Признаюсь, любовалась. Представляю какая гордость распирала тебя.
– Неужели такие усилия пойдут прахом?
– Ты видел назначение и мониторинг за последние сутки. Думаю, что шансов нет. Надеюсь только на то, что малышка проживет еще день или два от силы, – Кэрол закусила ноготь и ее взгляд застыл. – Завтра операция у Сэма Хартлоу, и как я понимаю, вбить основные принципы беспристрастности ты ей так и не смог.
– Ты ее куратор! Вся врачебная этика носит для нее, скорее, характер иллюзии. И не перекладывай нам меня свои обязанности, – отшутился Альберт и его сдержанный смех растаял в пустом коридоре, едва докатившись до ушей Хоуп.
– Я жертва в данный момент, а твоя дочь доведет меня со своим покладистым характером и ухажерами. Кстати, об иллюзиях. У них серьезно с Купером?
– Забудь даже это слово – «серьезно». У Хоуп чуть ли не рвотный рефлекс на нормальные человеческие отношения.
– Ну, в рамки нормы Купера точно не воткнуть. Принесешь мне еще кофейку?
– Конечно, – послышался скрежет стула, мягкие шаги и звон монеты в автомате, после чего на некоторое время в холле воцарилась тишина.
– Бенедикт нравился ей еще в школе. Вот и скажи, от кого она еще может потерять голову, как не от него? Но нет! Хоуп потеряла туфли! Купер мне привез их сегодня утром. У него был довольный, немного потерянный на вид, будто парень хотел меня о чем-то спросить, но так и не решился.
– Вопросы у него будут только множиться, учитывая на кого пал его выбор, – Кэрол иронично хмыкнула. – О! Принеси мне еще чипсов.
– Ни за что! Ты видела, который час?! Какие чипсы?
– Ой, ну, Берти, гулять так гулять. Я чудо вырвалась из лап Кратфорда, я без пяти минут на диете с больничной пациентовской едой, если бы не муж, давно бы перевели в психиатрическое. Ты пробовал рыбное рагу? Им пытать можно. Да, да! Я не шучу, так что заткнись и тащи сюда эту холестериновую погибель!
Еще одна монета со звоном прокатилась по внутренностям автомата и в скором времени Хоуп услышала, как нетерпеливо и шумно была вскрыта шелестящая упаковка.
– Да не смотри ты так на меня! Еще подавлюсь, – опять послышался недовольный голос Кэрол Хантер, но Хоуп догадалась, что это было произнесено с самой теплой улыбкой. – Не придет она. Твоя дочь свято верит в сон, а перед операцией отдых, чуть ли не главный залог успеха, чтобы трезвая, ясная голова и никакой дрожи в руках. От таких убеждений любые демоны бегут прочь, даже такие породистые, как у Хоуп. Пожалуй, стоит завершить наши посиделки.
Вот, оказывается, в чем была истинная причина стихийной встречи двух старых друзей. Альберт слишком хорошо знал, что сейчас чувствует его дочь и предвидел, что та захочет поделиться своими опасениями и страхами. Он был готов ждать ее появления сколько угодно, так как это было его долгом – поддержать и утешить. Близкие люди на то и нужны.
Тяжело вздохнув, Хоуп потерла переносицу и недовольно передернула плечами, когда в голове вспыли пророческие слова папы о том, что ей одной оставаться никак нельзя. Вот она – правда, как на ладони! То ли из-за упрямства, то или из-за нежелания прерывать трогательную беседу, Хоуп развернулась и шаткой походкой пошла обратно.
В ординаторской ей оставили одну койку. Все остальные были заняты, а Микки Дьюри героически дремал сидя на жестком стуле.
***
– Сэм! Доброе утро! Анализы просто огонь! В хорошем смысле, надеюсь с твоим настроением тоже самое, – неудержимый оптимизм в голосе Хоуп Ванмеер был призван скрыть легкую дрожь и единственное, что могло выдать, то что она нервничает были взмокшие ладони.
– Доброе утро, Хоуп, – мальчик выглядел вялым. Сэм то и дело понукал себя выровнять спину, чтобы не выглядеть совсем раскисшим в присутствии отца.
Брайан особо никогда не утруждал себя поддержанием разговоров и при виде доктора впился глазами в сына.
– Все будет хорошо, мальчик мой, – мужчина порывисто наклонился, чтобы обнять своего ребенка.
Сегодня мистера Хартлоу с ног до головы одели в стерильный костюм и допустили в палату, буквально на десять минут. Как вдруг, Сэм невероятно крепко вцепился ему шею и из глаз мальчика потекли слезы.
Хоуп не стала торопить своего маленького пациента и с огромным усилием воли отвергла самые ничтожные проявления сентиментальности со своей стороны. Сейчас, главное – настрой!
