Текст книги "Ты ненадолго уснешь..."
Автор книги: Марина Головань
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)
В ответ, Кэрол устало кивнула и черкнула у себя в планшете, заметку, чтобы не забыть внести в список профессоров, которые буду принимать экзамен у этой группы, фамилию Ванмеера. Сессия будет не из легких и никто не догадается, что причиной мытарств станут две вертихвостки.
Бросив еще один взгляд на миниатюрную фигуру дочери, которой, даже пришлось подняться на специальную широкую платформу, чтобы положение рук совпадало с головой пациента, Альберт понял, что его опасения, как и опасения Хоуп были напрасны. Сейчас она была на своем месте, и он уже знал, как вольготно и спокойно она себя чувствует в операционной.
Забавно было наблюдать тот контраст, который являло присутствия рядом с Хоуп совершенно огромного мужчины – Тео Робсона, который не беспочвенно носил прозвище Брайгель.
Темноволосый, с роскошной ухоженной бородой, он обладал репутацией юмориста и стороннему наблюдателю мог бы показаться придурковатым, но «местные» давно привыкли к нестандартному поведению этого дядьки, которому совсем недавно исполнилось сорок четыре.
Работа анестезиолога подразумевала своеобразное отношение с легким философским налетом, а истинный философ нормальным никогда не бывает, впрочем, как и любой профессиональный медик. Добавьте к этой красочной картине пару штрихов в виде смертельных детских болезней, накачанных успокоительным взрослых с выдавленными улыбками и таких же педиатров, медсестер, нутрициологов, чертову тучу практикантов.... И каждый пытается выживать в этой среде, подстраивается и перебирает свой внутренний устав под это место. О какой норме поведения можно рассуждать – остается риторическим вопросом.
Детская онкология хоть, жуткая по своей сути и воздух здесь можно резать ножом, как густой кисель, здесь даже выписка пациентов происходит с неоднозначной радостью, ведь, сюда любой может вернуться и не редко возвращаются: одни, чтобы продолжить лечение, другие, чтобы похвастаться перед их лечащим врачом отрастающими волосами.
Профессиональная деформация здесь неизбежна и единых канонов не существует. Каждый врач, каждый хирург, каждый медбрат или медсестра немного сходят с ума.
В этом плане Брайгель оказался находкой. Будучи специалистом в такой непризнанной официальной медициной сфере, как акупунктура, которой он учился без малого четыре года у древнего старика Фанга Лао в глухой деревни провинции Ганьсу, он втихаря практиковал свое мастерство на коллегах.
Вернувшись из Китая в штаты, Тео нагнала новая блажь и он поступил в медицинский колледж, где выбрал специализацию по анестезиологии.
Но его таланты в сфере китайской народной медицины не укрылись от коллег и втихаря, в кабинет к Брайгелю, ходило начальство всех мастей и рангов, даже директор центра Джим Бранд.
Тогда Тео и получил свое прозвище, за легчайшее прикосновение толстых, сильных пальцев к коже, он скользил ими, будто слепой читал книгу, написанную причудливым языком точек. И Брайгель находил место на теле человека, ничем не примечательное: на лбу, за ухом, на локтях или сбоку, на бедре и осторожно вбивал туда иглу, которая за первым дискомфортом тянула избавление, пусть даже временное от проблем тела и духа.
Для своих друзей в больнице, Брайгель был спасением. Он частенько устраивал «разгрузочные» сеансы для потрепанной нервной системы Хоуп и ее подруги Люси Фишер, которая работал детским педиатром. Процедуру окрестили «Позитивчиком» и противопоказаний она не имела, кроме серьезных проблем с сердцем.
Лица людей, которые сейчас находились в операционной, были серьезными и сосредоточенными. Тео внимательно следил за показателями на мониторах и украдкой кидал взгляд на лицо Хоуп. Накануне они собрались в кабинете доктор Хантер и рассматривая снимки магнито-резонансной томографии, развешанные на световых коробах, еще раз проговорили план операции. Тогда он заметил, что Хоуп сильно нервничала, что было вполне нормальным, учитывая, что это ее первая операция подобного уровня, на нее полностью ложилась ответственность, только ей предстояло принимать решения и действовать по ситуации.
В последнее время томограф выдавал противоречивые снимки. Аппарат должны были заменить и для надежности дублировали результаты на втором томографе, который долго в таком режиме работы не протянет. Одно дело, рассматривать черно-белое изображение и совсем другое орудовать операционными инструментами, холодными и острыми в податливой и нежной ткани мозга.
Опасения оказались напрасными, Тео наблюдал за ювелирной работой и понимал, что Хоуп невероятно спокойна и сосредоточена, но была вероятность, что едва она покинет операционную, начнется ответная реакция организма. Это было неизбежно у «новичков», даже у легендарного Альберта Ванмеера, по словам очевидцев, несколько раз возникали ситуации, когда ему самому требовалась серьезная помощь.
– После операции не наседай на нее с бумажками. Хорошо? – неожиданно попросил Альберт, не глядя на Кэрол Хантер. От этой просьбы у женщины заметно вытянулось лицо. Неужели невозмутимый доктор Ванмеер снизошел до просьбы относительно своей дочери?
– Поблажку просишь? – хмыкнула доктор Хантер и надменно скрестила руки на груди.
Альберт покосился на нее недобро, чуть повернув голову, он все так же не отрывал взгляд от операционной.
– Продлить Вам Микки?
– Попрошу без угроз....– Кэрол от возмущения вздернула брови. – Хотя, детям он нравится...
Племянник директора Бранда – Микки Дьюри, страшно худой, низкого роста и с крайней степенью лопоухости, не блистал особыми талантами, но тот факт, что парнишка не лез на рожон, выполнял любое поручение и не чурался выносить утки за детьми, делало ему честь. За Микки быстро прилепили приставку – Маус, но и по этому, почти обидному поводу он, кажется, не расстраивался.
Внезапно дверь распахнулась и влетела непосредственная ушастая тема разговора.
– Доктор Ванмеер! – Микки запыхался, и зная, что помещение полностью звукоизолировано, не приглушил голоса, от чего студенты вздрогнули, а две девицы в углу переглянулись и смертельно побледнели. – Срочный консилиум у доктора Ричардса.
Ванмеер похлопал себя по карманам, обычно о таких вещах его оповещают по телефону, и понял, что забыл его в кабинете.
Сдержав ругательства, Альберт направился к двери, стараясь не смотреть на окаменевшие лица практикантов.
– Микки останься здесь и дождись Хоуп. Как только она покинет операционную, сообщишь мне.
– Хорошо, доктор Ванмеер, – кивнул паренек, обрадовавшись, что ему почти официально разрешили побездельничать и заодно понаблюдать за сложной операцией.
Прежде чем закрыть захлопнуть дверь, Альберт еще раз посмотрел на Кэрол, на этот раз ее взгляд смягчился, большие черные глаза светились пониманием, а тонкие губы дрогнули в ободряющей улыбке. Этого было вполне достаточно. Давние друзья считывали выражение лиц друг друга слишком хорошо и могли хамить напропалую, ерничать и подкалывать – это уже давно не было испытанием для их дружбы.
Широкими шагами Альберт пересек комнату и вышел прочь. Доктор Ванмеер не позволил себе насладиться гордостью за свое чадо, потому что это чувство забивал пульсирующий вопрос относительно Грега Паунда. Хоуп явно не испытывала угрызений совести и их расставание никоим образом не повлияло на ее душевное равновесие.
На нее особо не повлияли сами эти отношения. Да, она выглядела счастливой, чаще стала улыбаться, но даже коллеги и малочисленные близкие друзья удивлялись, насколько скрытно она себя ведет. У счастливых женщин, обычно, нет-нет да прорвется слово о «любимом», а Хоуп любила Грега. Своеобразно, не по книжкам, не по утвержденным канонам, которым обычно слепо следуют влюбленные.
Не отличаясь словоохоливостью, Хоуп Ванмеер не была замкнутым человеком, а потому молчаливый и спокойный Грег был для нее идеальным спутником. Их отношения происходили, как бы, между прочим и ни разу не вспыхнули ссоры по поводу того, что редкие выходные Хоуп могла провести с друзьями в баре, где обычно, просиживала, подперев лицо руками и жадно вслушивалась в разговоры, смеялась над шутками и по большей части молчала.
Смех у нее был заразительным и девушка, обычно, смеялась до слез, услышав удачную шутку.
Тео и Люси много раз имели возможность убедиться в том, что их именитая подруга в плане секретов была могилой в сейфе, за семью печатями. Из-за умения держать язык за зубами, Хоуп Ванмеер уважали даже те, кого она откровенно бесила. Недругов было достаточно, но мелочных и не способных на открытую конфронтацию.
На протяжении пяти лет, Грег был неугомонным и любознательным учеником, Альберт буквально пропустил его через мелкую мясорубку, выматывая, порой сутками напролет, чтобы понять, где предел у этого парня. Предел, разумеется, был, но не в пример прежним ученикам доктора Ванмеера, этот, помимо потрясающей силы воли, проявил настоящий талант.
Альберт видел дочь рядом с Грегом и даже позволил себе успокоиться по поводу личной жизни Хоуп. Сколько раз они вместе ужинали, катались на лыжах в Ски-Эйкрес. После знакомства, не прошло и месяца, как Хоуп и Грег съехались. Да, они не проявляли особой страсти, но тут дело было в схожих темпераментах. Оба были сдержаны, смеялись над одними шутками, между ними было здоровое соперничество, учитывая, что их общим интересом была нейрохирургия.
Более гармоничной пары придумать было сложно.
«Отвлекает».
Это прозвучало, как гром среди ясного неба.
Как бы то ни было, Альберт видел, с каким блаженным видом Хоуп перевезла свои вещи обратно в дом, где они жили. Вопрос об отдельном проживании даже не возникал, положа руку на сердце, он был рад. Это было эгоистично и постыдно с его стороны и никто не отменял праведного гнева о неоправданных надеждах, которые, как показывала практика, были совершенно бесполезными, но окончательно опустевший дом, после гибели Окси, который сдался после своего шестнадцатого дня рождения, наконец-то ожил.
Затянувшийся консилиум распустил собравшихся докторов только через полтора часа. Дверь зала совещаний флегматично выплевывала людей в белых халатах, которым предстояло трудиться или полную смену, или до блаженных шести часов вечера. Кто-то уже устало потирал глаза, кто-то хмурился, будучи недовольным ходом обсуждения хода лечения пациента, кто-то приглушенно, но возбужденно обсуждал анамнез.
Доктор Ванмеер с удивлением понял, что его около двери не ждет Микки, которому он дал четкое указание.
«Неужели операция еще не завершена?» – быстро промелькнула догадка.
Альберт почувствовал, как дрогнули нервы и, воспользовавшись возможностью, которую вырабатывал на протяжении пары десятков лет – нелюдимостью и привилегией «уходить в закат без объяснения», ринулся к лифту, чтобы снова посетить оперблок.
Добравшись до операционной, он с удивлением заметил, что там работает бригада уборщиков, и заглянув в журнал убедился, что операция завершена сорок минут назад.
Следующей инстанцией поисков был кабинет Робсона.
Негодование и легкое раздражение преобразили черты лица доктора Ванмеера и решительная походка отметала от него попадавшийся на глаза персонал. Не доходя нескольких метров до кабинета анестезиолога, Альберт услышал надрывный смех, который был смазан хорошей звукоизоляцией. За эти несколько метров в мозгу гениального хирурга был составлен краткий план пыток и легких издевательств относительно племянника Паунда, которые, разумеется, никогда не воплотятся в жизнь.
Робсон вздрогнул от резкого короткого стука в дверь и только и успел повернуть ключ в двери, ведущей в «процедурный» кабинет, откуда разносился хохот, когда влетел доктор Ванмеер и своим фирменным застывшим взглядом уставился на Тео.
– Это, уже ни в какие ворота, Робсон! Одно дело, когда вы занимаетесь своим хобби в свободное время и совершенно другое, когда это происходит в рабочее время и непосредственно в урон последнему, – доктор Ванмеер и хотел бы сохранить суровое выражение лица, но очередной взрыв смеха подкосил его силы и он более спокойно добавил, – позовите Хоуп.
От внимания Тео не укрылось, скольких усилий стоило доктору Ванмееру не смотреть на главное украшение кабинета. Хотя Робсону посетители особо не докучали, внутреннее убранство отличалось идеальным порядком и даже легким шиком. Особенно в глаза бросалась висевшая на стене акустическая гитара с автографом Ларри Карлтона. Это неприкасаемая вещь была в ходу у своего владельца и частенько в ночные смены, в минуты затишья из кабинета Брайгеля доносилась тихая, тоскливая, убаюкивающая мелодия.
– Доктор Ванмеер, это небольшой расслабляющий сеанс..., – несмотря на то, что по комплекции Тео превосходил Альберта почти в два раза, священный ужас, испытывал каждый, кому приходилось испытать на себе силу гнева доктора Ванмеера хоть раз, и даже Брайгель этого не избежал в свое время.
– Как будто я не в курсе! Прекратите этот балаган и вытащите иголки из головы моей дочери, – в голове доктора послышалась неприкрытая угроза.
– Смех лучшее лекарство, доктор Ванмеер! И дело в том, что Хоуп здесь нет, – с этими словами Робсон распахнул дверь и глазам Альберта предстала красочная картина.
В кресле около окна удобно устроилась Люси, а рядом на кушетке вытянулся Микки, у обоих во лбу торчали по две игры, который дрожали от того, что эти двое хихикали словно школьники на уроке, которые вошли в раж и не могли остановиться.
Люси попыталась придать своему лицу серьезное выражение, но Брайгель хорошо знал свое дело и уморительная гримаса снова растянула губы до ушей, а тело девушки затряслось и она прыснув в ладошку, попыталась смахнуть иглы с головы.
Микки это удалось на удивление легко, выдернув иглы из своего лба, он подскочил с кушетки, стараясь не смотреть на доктора, которого явно подвел.
– Доктор Фишер перенервничала на операции, ее рвало минут двадцать в туалете, потом плакать начала, – посыпались объяснения Робсона.
Альберт поджал губы и коротким жестом прервал речь Тео и вышел из «процедурной».
– А Хоуп?
– Она на обходе! – выпалил Микки. – Простите, что не предупредил, доктор Ванмеер. Операция завершилась минут сорок назад, я ждал около конференц-зала, пока меня не вызвали, чтобы помочь Люси, ну, и доктор Робсон заинтересовал меня новейшей методикой борьбы со стрессом, я вот, испытал на себе...., – паренек страшно побледнел, да так, что Альберт уже стал опасаться, что он сейчас от страха хлопнется в обморок. – П-п-помогает...
Последнее слово он просто выдохнул и стоически приготовился к экзекуции.
Это и отличало Мика Дьюри от типичных родственников руководства, которые в достаточном количестве работали в медицинском центре. Микки никогда не жаловался своему дяде на неподобающее обращение, улыбался, когда слышал свое прозвище, не убегал от нагоняев и принимал устные выговоры без оправданий.
– На обходе?!
– Да. Все удивились! – кивнул Тео. – Доктор Хантер дала ей на отдых пару часов, но Хоуп, ой простите... Доктор Ванмеер сказала, что не устала и крайне бодро отправилась в отделение, где поговорила с родителями девочки, которую оперировала, ее речь была связной и убедительной, а потом пошла на...обход с дежурным врачом.
Тео рассказывал не скрывая собственного удивления на счет того, как его подруга лишила его пятидесяти долларов, на которые он поспорил с Люси, что сразу после операции Хоуп ждет встреча с унитазом. С прогнозами облажались все, а с унитазом не могла расстаться сама Люси, которая, казалось, нервничала за Хоуп больше чем она сама.
Альберт обвел глазами Робсона и Микки и не сказав ни слова вышел из кабинета.
– Ваше счастье, что нам срочно нужен новый томограф, – только и послышалось недовольное бормотание Ванмеера.
Вечером у него был запланирован неприятный разговор с нотками шантажа и ультиматума у Бранда. Центр ежегодно получал больше двух миллионов средств из различных благотворительных фондов, не считая частных «пожертвований». Большинство уходило на медикаменты и операции малообеспеченным гражданам. Томограф обязательно купят новый, но не раньше чем через месяц. Альберт собирался пойти на крайние меры и с невинными лицами навестить старого знакомого – Илая Купера, чтобы прикрыв ладонью гордость «по-клянчить денег» на дорогостоящее приобретение во благо пациентов.
С неприлично богатым и в меру добросердечным финансистом, Бранд был знаком лично, а доктор Ванмеер помнил, что Хоуп училась в одном классе с его сыном Бенедиктом. Мальчишка рос редкостным паршивцем и не давал ей прохода, постоянно дразнил и даже несколько раз доводил до слез. На очередном вызове родителей в школу Альберт и познакомился с будущим благодетелем, но прежде никогда не прибегал к манипулированию столь высокими связями.
Гоняться за дочерью по всему отделению Альберт не собирался, в конце концом они встретятся дома, где смогут спокойно поговорить. Угрюмый вид доктора Ванмеера тем не менее, не улетучился. Хоуп вела себя непредсказуемо и это настораживало больше всего.
-3-
Роскошная машина, которая проезжала по улицам, одинаково приковывала к себе взгляды прохожих, будь то подростки, или взрослые люди. Бесстрастными оставались лишь младенцы и старики с проблемным зрением, хотя, последние могли насладиться звуком урчания мощного мотора.
Черный Ягуар Марк III стоил каждого уплаченного за него доллара и Бенедикт Купер был не настолько тщеславным, чтобы приобретать этот автомобиль ради разинутых от удивления или зависти ртов. Это была мечта детства, которая воплотилась чуть меньше месяца назад, и особую гордость вызывал тот факт, что триста тысяч долларов были заработаны самостоятельно, хотя финансовую помощь не раз предлагала мать.
О размере состояния Куперов давно ходили легенды, и тем паче их первенец вызывал искреннее недоумение в кругах высшего общества из-за своей эксцентричной выходки. Он не пожелал быть надеждой своего отца в плане преемственности финансовой империи и ушел на вольные хлеба, где в первое время жил буквально впроголодь.
Фотография!
Это слово отец выплевывал, словно комок мокроты, которую долго не мог отхаркнуть. Илай Купер не упускал возможности подчеркнуть, насколько несерьезный выбор сделал его сын, но без оскорблений, не унижая достоинства, не прилюдно, потому что продолжал любить Бенедикта и лелеял надежду, что тот одумается.
Период «взросления», которые подстегнуло критическое финансовое положение, немного затянулся и высокие мечты о Пулицеровской премии со свистом покатились в пропасть, вполне, земных потребностей, от которых было очень трудно отделаться, учитывая к какой роскоши привык Бенедикт.
Этот автомобиль был нескромно заявлен в списке подарков на тридцатилетие, когда любое желание воплощалось без труда, учитывая насколько бездонными были карманы отца. Вспоминая те времена, Бенедикт не испытывал особых угрызений совести, но прекрасно понимал разницу между тем раздолбаем, которым он был, и тем человеком, которым он стал.
Профессия модного фотографа быстро вернула ему возможность с головой окунуться в мир прекрасного, а красоту Нэд ценил и понимал, будто это было врожденным чувством. О таком не поговоришь с отцом, который был строг и с гордостью относил себя к консерваторам. Признаться ему в том, что композиция фотографии есть нечто со смыслом, было разнозначным тому, чтобы отнести себя к сексуальным меньшинствам.
Без специального образования никто не отел брать симпатичного парня на должность фотографа и ему пришлось на последние деньги бегать и «продавать» свое портфолио, пока в модной индустрии не пронюхали, чей отпрыск пытается пробиться в жестоком мире.
Зачесанные назад светлые волосы, и серо-голубые глаза, спортивное телосложение, высокий рост и сдержанная манера в общении, добавили Бенедикту комфорта в жизни, а пристрастие к красоте, подгоняло под единое клише всех его временных спутниц.
Что-что, а легкое предубеждение на счет женщин явно передалось по линии отца. Мать не блистала умом, но обладала поистине необъятным сердцем, что компенсировало некоторые ее нелогичные и чисто женские поступки, с сестрой было все сложнее. Шэрил была без пяти минут гением и с легкостью управлялась в компании отца с руководящим постом, но бедняжке пришлось доказывать свою профпригодность, борясь с самым упертым человеком, которого когда-либо носила земля, которому и можно было бы возразить, но она слишком хорошо знала, какую «бытовую» роль отец отдавал всем женщинам.
В приглашениях провести фотосессию, после этого отбоя не было и Бенедикт, с трудом проглотил первый головокружительный успех. Много позже его работы начали хвалить некоторые именитые фотографы и журналисты, но они же хоронили его энтузиазм, цокоя языком на неправильный, но денежный выбор сферы деятельности в империи глянца..
Пять лет и упорная работа, воплотились в совершенно определенный результат, который слушался малейшего нажатия на педаль газа. Бенедикт не хотел хвастаться.
Он же не хвастаться едет?!
Глянув на себя в зеркало заднего вида, Нэд нахмурился и тут же махнул головой, будто вел диалог сам с собой. Единственное, что его сейчас волновало – это реакция отца. Мысль о том, что Бенедикт ничего не может добиться в жизни самостоятельно, и даже не догадывается сколько трудностей выпадает людям, которые не родились с серебряной ложкой во рту, втиралась в сознание слишком долго и сыграла свою роль.
Утереть нос?
Да!
Именно так.
По-мальчишески, мелочно и Бенедикт понимал, что потом будет испытывать довольно гадкое чувство малохольства, но, увы, остановиться он уже не сможет.
Заявленное семейное барбекю, с озвученным сюрпризом с его стороны отменить невозможно.
Последний поворот и «Ягуар» притормозил около кованных массивных ворот, которые должны были внушить мысль каждому, кто перед ними представал, что здесь живут далеко не простые люди.
Это дизориентация, впрочем, быстро сходила на нет, когда визитеры добирались до дома Куперов, который был укрыт от глаз великолепным садом. Особняк был отстроен почти девяносто лет назад. Широкий, полуторо-этажный с роскошной черепичной крышей, отделанный балками и облицованный кирпичом, он являл собой величественное зрелище, но довольно сдержанное.
Этот дом Нэд любил всем сердцем и не знал места уютнее.
Его обитатели суетились с восточной стороны, где находилась беседка, бассейн и современный гриль, на котором без преувеличения можно было зажарить карликового бизона. Гул мощного мотора не мог не привлечь внимание мужчин, в которых Нэд безошибочно узнал отца и мужа сестры – Тима Уилсона.
Завидев машину, эти двое медленно развернулись и почти синхронно сложили руки на груди. Их взгляды застыли, а лица немного вытянулись, но невозмутимость одержала бы сокрушительную победу, если бы Кэтрин Купер, не огрела обоих по спинам, свернутым полотенцем.
Ее лицо раскраснелось, а глаза горели праведным огнем. Эта женщина не признавала того факта, что в ее доме может кто-либо готовить кроме нее самой, а потому подпольная, тихая и деликатная война с мужем, по поводу найма профессионального повара, закончилась сокрушительным фиаско со стороны главы семейства.
Шутливо закрываясь от летающего в воздухе полотенца, Илай и Тим торопливо подошли к машине и дождавшись, когда Бенедикт припаркуется, добродушно протянули руки.
Нэд жадно следил за реакцией отца.
– У кого взял покататься? – немного язвительно сделал первый ход отец, насмешливо, но добродушно поглядывая на сына.
– Сам купил....недавно.
– Боже мой! Вот это аппарат!
Тим махнул рукой на гордость и обошел автомобиль вокруг, чтобы разглядеть получше.
– Что ж неплохо, – отец не сдавался, он поджал губы и качнулся на пятках, прикладывая все силы, чтобы не смотреть на машину, которая была мечтой любого мужчины. – Дай-ка на ключи взгляну!
Отец опасливо глянул за спину Нэда и с приятным удивлением отметил, насколько просто держится Бенедикт.
– В ма-га-зинннн! И чтобы без чили не возвращались!!! – раздался голос матери и в тот же миг Илай перебросил ключи Тиму, оба молниеносно сели в Ягуар и, поддав газа, с восхищенными воплями умчались в закат по ответственному поручению миссис Купер.
– Здравствуй, дорогой!
Тяжелый вздох матери раздался совсем рядом.
– Один раз попросила твоего отца купить продукты. И что в итоге? Халапеньо вместо чили, что прикажешь с кальмарами делать? Выкидывать? – наигранная досада матери была призвана замаскировать ее переживания по поводу того, что ее сыну предстояло выслушать изрядную долю подколок, которые его отец буквально изрыгал с того момента, когда узнал, что будет некий сюрприз.
Бенедикт слишком хорошо его знал и потому надавил на слабое место – любопытство. Эта ахиллесова пята ныла у Илая Купера уже несколько дней. В своих предположениях он метался от очередной сногсшибательной фотомодели, которую сын собирается ему притащить на знакомство, до возвращения в компанию.
Кэтрин единственная, кто был в курсе на счет покупки роскошного автомобиля и от души поздравила сына, скрыв свое мнение о том, что мужчины по-настоящему никогда не взрослеют. Впрочем, если эта железяка подарит ее мальчику немного радости, то ничего в этом зазорного она не находила.
– Они с Тимом все глаза просмотрели, пока тебя ждали. Не думала, что так быстро угонят машину, чтобы прокатиться, я-то видела, как у них глаза загорелись. Ну, просто дети...
Почувствовав, как рука матери легко погладила его по спине, Нэд не смог отмахнуться от звука, который в ближайшие полчаса не предвещал ему спокойно понежиться в плетеном кресле, наслаждаясь аппетитными запахами готовящейся еды. Топот четырех ног, пронзительные визги и через секунду на обеих его руках повисли ненаглядные племянники – шестилетние близнецы Хейли и Кевин.
Эти два миниатюрных урагана он любил всей душой и без зазрения совести испытывал гордость за то время, что уделял им с раннего младенчества. Шерил частенько подкидывала ему детей, когда те научились ходить, ведь кроме дяди Бенедикта, они, практически, не признавали нянек. На семейных сборищах Нэд не чурался менять им испачканные подгузники, а это было серьезное испытание для его нервной системы и желудка, но все усилия воздавались сторицей, правда пока сомнительной. Порой, казалось, что дети любят его сильнее собственных родителей, однако Шерил и Тим ничего не имели против, жадно хватаясь за малейшую возможность побыть наедине.
Бенедикт знал, насколько такие близкие взаимоотношения важны для сестры, ведь он чувствовал вину за то, что оставил ее наедине от отцовскими амбициями относительно семейного бизнеса и она мужественно приняла эту ношу, проявив немыслимую для замужней женщины и матери двух детей, силу духа.
– Вот так всегда! В итоге, я остался без машины, с двумя детьми на руках, – наигранно вздохнул Бенедикт, не скрывая широкой улыбки, он поправил, сползавшего с руки Кевина, сделал страшное лицо и понесся с ними к бассейну. – Мам, а где Шерил?
– Вон, в гамаке, упорно делает вид, что не спит. Будь добр, сынок, займи детей, дай выспаться бедолажке.
Нэд шикнул на племянников, которые засыпали его вопросами на счет подарков. Удержаться от воплощения малейших капризов этих двух сорванцов, не мог никто, начиная от дедушки и заканчивая их дядей. Разумеется, дети были разбалованы донельзя.
– Подарки говорите? Да, кое-что будет Вам, но только если вы оба умудритесь не разбудить вашу маму в ближайшее время.
Широкие улыбки, которые затмевали солнечные лучи, мгновенной наградой осели в сердце Бенедикта и он шутливо стряхнул племянников с рук, чтобы снять футболку и джинсы.
– А где они?
– Да, где? И что ты нам купил?
– Это последнее слово в проекции мультфильмов. Кинотеатр в голове! Вам понравится, – хитро улыбнулся Бенедикт, наблюдая за реакцией матери, которая засуетилась у гриля и только покачала головой, зная, какое жестокое разочарование постигнет детей.
– Ого! – глаза Кевина округлились. – Дай, дай посмотреть!
– Пока не могу, ваши подарки в моей машине, которую временно угнал ваш дедушка на пару с папой.
– Деда преступник?! – выпалила Хейли, и посмотрев на брата, забегала по кругу, едва не завизжав от восторга. – Давай позвоним в полицию!
– Папу арестуют! И наручники наденут? А я знаю, что такое залог! – Кевин решил продемонстрировать свою эрудицию, его осведомленность и невозмутимость действительно поражали. Слышал бы его сейчас Илай Купер – прослезился бы от счастья, похоже, в семье рос истинный юрист.
Бенедикт не стал вступать в спор и с разбега рухнул бомбочкой в бассейн, чтобы через пару секунд вынырнуть и дать ребятам сигнал, что он их ждет. Благо, оба прекрасно плавали, но для подстраховки – нарукавники были на месте.
Разумеется занятие это было не из тихих и шум и визг стоял страшный, а все потому, что Нэд знал, что Шерил не проснется, даже если рядом разорвется минометный снаряд. Это был крепкий сон, люто вымотанного организма, жадный, крепкий и без сновидений.
Чуть позже, у близнецов случилась самая настоящая истерика, когда их ожидания по поводу подарков от дядюшки Нэда не оправдались. Ведь предвкушая легкий катарсис, он вручил им по книге – это были пухлые, красочные энциклопедии, похожие на те, что они с сестрой в далеком детстве засматривали до дыр, от того-то, незаслуженные слезы и крики разбалованных племянников, вызвали у взрослых крайне схожие эмоции и все как один, дали себе зарок меньше их баловать.
Шерил оценила помощь брата по достоинству, но нежностей от нее никто никогда не видел, а потому ее благодарность приняла форму шуточного щелчка по носу Нэда, после чего они, удобно устроившись в шезлонгах вооружились, запотевшими бутылками холодного пива и принялись обмусоливать мало-мальские новости, которые успели с ними случиться за прошедшую неделю.
Бенедикт поведал, что в придачу к новой машине у него появилась еще и новая девушка, но эту новость он не торопился сообщать матери, потому, как знал, что это ее расстроит.
Бурная личная жизнь старшего отпрыска Куперов, была наболевшей темой. Кэтрин давно смирилась с тем, что ее сын неистово гонится за мимолетной и зачастую искусственной женской красотой. Увы, но это была единственная призма, через которую Бенедикт хотел воспринимать окружающий его мир.
– Как ту, предыдущую, «барби» звали?
– Эйприл, – лицо брата мгновенно стало суровым, ведь Шерил не особо выбирала выражения и наверняка устроит ему лекцию на тему морали.
– Нэд, это уже рекорд даже для тебя. Неделя! Ты с ней встречался всего неделю, и у тебя уже... кто там?
– Викки, – тяжело выдохнул брат, лениво наблюдая за тем, как солнечный свет ажурно рвется в клочью, зацепившись за кроны высоких деревьев. Ветки едва покачивались от легкого ветерка, в воздухе носилась мошкара, а уши ласкало шкварчание мяса, которое медленно томилось на углях. Эти звуки были едва различимые, но они словно любимая приправа, придавали самым обычным вещам, неповторимый оттенок.
