Текст книги "Ты ненадолго уснешь..."
Автор книги: Марина Головань
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
Настроить себя на то, что этот день будет не из легких, было не так трудно, как переварить одну деталь, которая не могла уложиться в голове Нэда. Все, кто входили в состав медицинского персонала настолько владел собой, что они смотрели на всех этих детей и даже выдавливали из себя улыбки. Вполне искренние.
Эти мимические подвиги, разумеется, отличались – в одни верилось с легкостью, другие выползали на лица нехотя и затравленно, но все были продиктованы тем самым чувством, которое накануне Хоуп Ванмеер занесла в черный список и настоятельно рекомендовала Бенедикту избегать всяческими методами.
Попав в коридор, к которому прилегали палаты, Бенедикт почувствовал даже разницу в запахах. Свежий, с едва уловимой примесью дезинфицирующих средств и почти незаметного и такого человеческого – как пахнут волосы, тело после душа, одежда с выветрившимися духами – здесь не пахло ни чем. Будто вакуум для обоняния, это сперва, сбивало с толка и вызывало тревожное чувство, которое быстро вытеснялось стоило только зайти в первую палату и взглянуть на очередного маленького пациента. Тогда же, внутри все органы смещались и живот передергивало от судороги ужаса и вполне естественного желания сбежать отсюда.
Доктор Уиттон медленно вела за собой персонал, а Бенедикт молча слушал мало знакомые слова, пропуская их мимо ушей, поражаясь с каким тактом взрослый человек обращается к детям. До палат пациентов нейрохирургов оставалось совсем ничего, когда процессия повернула в небольшой коридор, который заканчивался тупиком с огромным окном, от него по обе стороны отходило еще четыре палаты. Люси придержала Бенедикта за рукав.
– Сюда, мы новеньких не пускаем, – странная пелена заволокла прекрасные глаза доктора Фишер, но и тут она умудрилась выдавить легкую улыбку, и потому, ее слова можно было воспринять как угодно: может быть там была зона особой стерильности или пациенты в тяжелом состоянии. – Тами, составьте компанию мистеру Куперу, ты нам не понадобишься здесь.
Коренастый мужчина с темной кожей и черными, как уголь глазами, коротко кивнул.
– Хорошо, – не задавая лишних вопросов согласился Бенедикт, с непонятным оцепенением рассматривая ярко разрисованные стены.
– Ты в порядке? – внезапно поинтересовался Саттеш, пристально вглядываясь лицо новичка.
– Да, – уверенно ответил он. – А что же доктор Ванмеер? Всегда так опаздывает?
– Она всегда занята. Да, это нормально для нее. Работы много, но доктор Ванмеер даже в выходные дни сюда приходит.
– А ты здесь сколько работаешь?
– Год назад перевелся из травматологии. Рассчитывал на менее бешеный ритм, – Тами грустно улыбнулся.
– Надежды оправдались?
-Да, как ни странно, но не знаю, сколько еще здесь выдержу. Лучше каждый день видеть полуоторванные конечности, чем наблюдать здесь за детьми, которые смотрят на тебя так по-взрослому. Доктор Ванмеер особенная. Не знаю, как ей это удается, но она смотрит на этих них не как на тех, кто может умереть, она словно, отрицает саму эту возможность на подсознательном уровне. Они ее обожают...
– Удивительное дело, что она выбрала ту же специализацию, что и ее отец? Совпадение или она его протеже?
– Какой там! – мужчина фыркнул. – Несколько лет назад доктор Ванмеер чуть не пошла работать под руководство отца, но с его подачи, обстоятельства сложились так, что она попала сюда. Доктор Хантер не может похвастаться кротким и покладистым нравом, но даже учитывая тот факт, что она водит дружбу с Альбертом Ванммером, с Хоуп содрали три шкуры, прежде чем допустили к самостоятельному ведению операций. Вот, буквально на днях.
– Значит, Хоуп Ванмеер пробилась здесь своими мозгами?
– По-другому быть не может. И какой смысл здесь отсиживаться? В онкологических отделениях нет теплых мест, у нас такая текучка, что врагу не пожелаешь! Да что там текучка! Вот ты волонтер, подозреваю, что не на добровольных началах... А есть добровольцы, которые стараются отвлечь детей, чем-то их занять, заставить лишний раз улыбнуться. Многие из них не выдерживают. Помню, как-то пару лет назад у нас проводили представление – было много клоунов, весело, смешно – малыши смеялись, но тихо так, потому что если хохотать от души и в голос, когда все тело трясется, у них начинается головная боль или спазмы в животе, ну, смотря у кого где новообразование развивается. Так вот... Один из клоунов не выдержал, разрыдался прямо во время выступления, благо, что грим на лице был и дети не поняли. Его пришлось накачать сильными успокоительными. А все потому, что он мысленно похоронил этих детей. Все же как думают, если рак, то наверняка, умрешь... И кто так думает, здесь надолго не задерживаются. Так что советую, настраиваться, если не на позитивный лад, то хотя бы сохранять нейтралитет в своих эмоциях. Впрочем, доктор Ванмеер тебе прочитает свою любимую лекцию, о том, кто тут должен плакать и по каким причинам.
– А почему в эти палаты новеньких не пускают? – Бенедикт кивнул на дверь и оперся о стену спиной, засунув руки в карманы брюк.
– Здесь у нас «уходящие» размещены, которых нельзя домой выписать,– выражения лица Саттеша ничуть не изменилось, но голос осекся.
– Уходящие? – переспросил Нэд, догадываясь, что это означает, уже по тону, которым было произнесено это слово.
В горле все сжалось, а кожа покрылась мурашками, которые медленно поползли по спине, заставляя мышцы сокращаться, словно организм готовился к удару.
– Да, мы так называет тех детей, которые.... проигрывают болезни.
Дверь, куда зашла доктор Уиттон распахнулась и в этот момент по коридору раздался топот ног, частый и легкий, словно бежал ребенок, а через мгновение доктор Ванмеер, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, предстала перед коллегами во всех красе.
– Простите, за задержку!
– Вы как раз вовремя, доктор Ванмеер, остались Ваши пациенты, поэтому прошу, продолжайте обход, у нас сейчас малоприятная процедура.
– Забор стволовых? – оживление Хоуп сняло, как рукой и ее лицо стало суровым, но за этой непробиваемой маской успело мелькнуть нечто странное.
Она быстро глянула на Бенедикта.
– Помощь нужна?
– Благодарю, но сегодня Майлз на дежурстве, а вот, завтра не откажемся.
Странно посмотрев на Бенедикта, Хоуп на секунду свела брови и ее глаза забегали, будто она взвешивала решение, которое только что приняла.
– Тогда мистера Купера направлю к вам в процедурную. А сегодня он пройдет инструктаж и практику.
Уиттон окинула довольным взглядом волонтера, но Бенедикт вдруг поежился и его пронзило стойкое ощущение, что если бы он знал о чем идет речь, то без раздумья сиганул в то самое огромное окно.
– Что ж... Идемте!
Едва все протиснулись в дверь, Люси аккуратно толкнула Бенедикта в бок.
– Это Питер Леттерман. Здесь повышенный контроль за действиями и ни одного лишнего слова и взгляда, пожалуйста. Миссис Леттерман, крайне требовательна и вспыльчива.
Коротко кивнув, Бенедикт окинул взглядом ухоженную женщину, которая стояла рядом с кроватью мальчика. И если ее взгляд был спокойным, излучал не дюжую внутреннюю силу и энергию, то ребенок был ее полной противоположностью.
Тонкие руки и ноги, обтянутые бледной кожей скулы и от того огромные глаза, смотрящие с удивлением и по-взрослому, тускло блеснули и ребенок в нерешительности замер, уставившись на одеяло, которым были укрыты его ноги.
«Ну, еще бы!»
Бенедикт поставил себя на место этого мальчонки и понял, что сам был бы не в восторге, что его будут внимательно изучать пять пар глаз, теребить, задавать вопросы и делать вид, что все хорошо.
А потому он избавил Питера от своего любопытства и переключил внимание на внутреннее убранство. В детских палатах стены были украшены рисунками, постельное белье украшали герои из мультфильмов, казалось, что детям будто напоминали кто они есть. Еще одна слабая попытка сгладить контраст между нормальной жизнью и существованием в больнице.
За Питером ухаживала его мама Сара. Ее колкий, жесткий взгляд и решительность в каждом движении выдавали несгибаемую натуру – как раз то, что требовалось в столь унылом месте. Женщина явно давно пережила переломный момент, который настигает любую мать при известии об угрозе жизни ее ребенка.
Бенедикт принялся рассматривать мудреную технику, которой была обложена широкая больничная кровать, пытаясь приноровиться к условиям и понять, как ему на все реагировать, но жалость... Ее невозможно было игнорировать, более того, потребность помочь обретала с каждой минутой все более четкие очертания.
– Здравствуй, Питер! Как твое самочувствие? – звонкий, переливающийся голос Хоуп прозвучал настолько весело и непринужденно, что Бенедикт не смог удержать своего удивления и захотел протиснуться через троих сопровождающих и посмотреть на лицо Гремелки, но ему хватило и того, как изменился облик мальчика, который больше напоминал безжизненную куклу.
Ребенок странно покосился на присутствующих, а потом на мать, но Хоуп уже взяла его за руку и осторожно пощекотала, стараясь, чтобы его взгляд фокусировался только на ней.
Как по команде, Люси подошла к миссис Леттерман спросив о жалобах, Тами развернулся и нырнул в тумбочку за перчатками, а ушастый паренек отошел в сторону, чтобы не бросаться в глаза – только высокая фигура Бенедикта осталась на первой плане и Питер то и дело на него косился.
– Плохо спал... Нет, действия препарата хватает, максимум, на два с половиной часа, – сдерживая возмущения, миссис Леттерман недовольно наблюдала, как ее сын радовался приходу доктора Ванмеер, а задетое самолюбие ни как не хотело мириться, что ей, родной матери, невдомек о причинах, по которым Питер не реагирует так же на нее.
– Что хочешь сегодня на обед? – Хоуп вела непринужденную беседу, внимательно изучая свежий анализ крови. – Я слышала, что будет рыба, кажется, треска!
Она уморительно скривилась, выгнула брови и с отчаянием взглянула на Питера, который прыснул от смеха.
– Фу! Терпеть ее не могу! Так что бери курицу, не прогадаешь!
– Это ты еще не пробовала пюре из авокадо..., – Питер закрыл рот ладошкой и сказал это так, чтобы услышала только Хоуп. Он не хотел обидеть маму, но та, явно перегибала палку со здоровым питанием.
И хотя, это было сказано полушепотом, миссис Леттерман побелела от злости и сцепив зубы подошла к Хоуп.
– Его рвало два раза, после завтрака. Что Вы себе позволяете?! И Питер любит рыбу, зачем заранее настраиваете на отрицательный результат?
Радость схлынула с лица мальчика, он глянул на перекошенное лицо матери, не понимая, почему она не может перебороть свой характер и поставить вездесущее слово «надо» позади своего мнения, что постоянно вбивает ему в голову – мягко, уговорами, но настойчиво и каждый день.
Доктор Ванмеер вела себя намного проще, легко, как подружка, хотя была очень хорошим специалистом, ведь они приехали сюда из Вашингтона, только чтобы попасть именно к ней на операцию. Питер видел, как родители радовались, что она взялась за его случай и стали чаще улыбаться, мама ни разу не плакала в открытую, но опухшие красные глаза, по утрам случались все реже и реже.
– Миссис Леттерман, сегодня мы сделает повторное МРТ и по его результатам, примем решение о временной отмене дексаметозона, но только при условии отсутствия динамики роста злокачественных клеток, – Хоуп ответила совершенно серьезно, но только она снова повернулась к Питеру, тут же подмигнула мальчику и быстро написала на клочке бумаги большими буквами «ОТ РЫБЫ ТОЧНО СТОШНИТ!»
Питер уже забыл о том, что его сейчас будут тормошить и прослушивать легкие и сердце, давить на живот и во всеуслышание обсуждать сколько раз он сходил по-большому в туалет, светить фонариком в глаза и снова вытягивать шприцем кровь из тела. Слабость и угнетение активности были побочными эффектами химиотерапии, а неделю назад, дозу препарата увеличили и если они с мамой могли выходить на улицу, немного погулять, то сейчас у него не было сил, дойти до туалета.
– Теперь твоя очередь жаловаться! – Хоуп ощупала шею мальчика, чувствуя, как под пальцами перекатываются раздутые лимфоузлы.
Отчаянно покраснев, Питер глянул на аккуратный хаос, творящийся в палате, все вроде были заняты, своими делами, только этот истукан смотрел на него, как на тонущего котенка, которому не может помочь.
– Это, кстати, Нэд. Угадай, почему мы его к себе взяли? – Хоуп стиснула губы, замерев в ожидании уморительных предположений. – Нэд подойди, пожалуйста к нам.
Она словно превратилась в другого человека, очаровательная, веселая, и в голове еще не уложился тот факт, что Гремелка, как оказалось, была талантливым хирургом, а вела себя, в данный момент, словно школьница.
– Привет, – пробурчал Бенедикт, протягивая по привычке руку, как вдруг замер, поняв, что мальчик может стушеваться и возникнет неловкая пауза.
Но вот, тонкая кисть уверенно стряхнула руку доктора Ванмеер, которою до этого легонько сжимал Питер, чтобы тяжело взмыть в воздух и всем своим ничтожным весом приземлиться в горячую и широкую лапищу Бенедикта.
– Питер, рад знакомству, – начало фразы прозвучало бодро, но последнее слово мальчик уже обессиленно выдохнул и его веки плавно опустились, словно он все утро таскал тяжести.
– Ты не против, если он будет тебе помогать, Пит? Твоя мама не в силах тебя донести на руках в ванную комнату, или помочь сесть в кресло, ей нужна помощь, а Бенедикт у нас сильный, выносливый и крайне забавный человек. Новенький правда, поэтому ему понадобится твоя помощь. Ну, что ты поможешь мне? Или за тобой закрепить Грейс?
– Может Тами? – тихо спросил Питер.
– Извини, Пит, я в отпуск ухожу на следующей неделе. Остаются только дамы, – Саттеш нажал кнопку на пульте и спинка кровати стала приподниматься.
– Только не Грейс! – подкатил глаза мальчик, давая понять, что медлительную и нудную женщину он не вынесет. – И она тоже дев...то есть женщина.
– Миссис Леттерман, Вы не против того, чтобы мистер Купер помогал Вам?
– У него есть необходимый опыт? – Сара и рада была отказаться, но сведенные спазмом мышцы спины, за левой лопаткой, казалось уже никогда не вернуться в нормальное состояние.
– Разумеется, – не моргнув глазом соврала девушка, проигнорировав открытый от удивления рот Люси. – И Тами, даст последние инструкции, а я прослежу за качеством их выполнения.
– Значит, очередной волонтер? – пренебрежительный тон миссис Леттерман, кажется, начинал выводить из себя Бенедикта и он чувствовал себя породистым бычком на сельской ярмарке, которого должны вот-вот купить. – Если у вас не хватает квалифицированного персонала, то так прямо и скажите.
– Миссис Леттерман, моя обязанность поставить Вас в известность, что есть возможность воспользоваться помощью! Я ни ч коем случае не навязывают Вам никого, – Хоуп стерла с лица улыбку и произнесла эти слова таким тоном, что присутствующие посмотрели на нее с нескрываемым изумлением.
Вот только Питер в этот момент отправил в капитуляцию свою мужественность и захлюпал носом. Он был всему виной и рвать жилы матери, надо было прекращать. Волонтер и сам бы дал деру отсюда, но по неведомым причинам, не подавал вида, что явно пришлось мальчику по душе.
– Мам, мы поладим с Нэдом, ну, правда...
Все что угодно только чтобы не возвращаться в столичную клинику, где его пинали от хирурга к хирургу, доводя мать до слез заявлениями о тяжелом случае.
Конфликт был исчерпан, а Хоуп передала Питера на поруки доктора Фишер, которая, как по накатанной задала те же самые вопросы, что были в других палатах с корректировкой на диагноз.
Параллельно доктор Ванмеер задавала вопросы Микки, который тут же вытягивался, словно собирался читать стихотворение Санте, и, кажется, количество верных ответов было несоизмеримо большим, от чего Хоуп не меняла радушного выражения лица, а Дьюри с облегчением выдыхал и «вилял хвостом». Если же ответ не удовлетворял доктора, она не акцентировала на этом внимания, но адресовала пареньку такой взгляд, что тот сжимался и явно начинал искать пятый угол.
Все это время телефон Бенедикта вздрагивал и украдкой взглянув на дисплей, он увидел пару пропущенных звонков от Джоша, четыре от матери и несколько сообщений. Первый хотел встретиться вечером и поговорить на счет возврата машины. Тут бы в пору обрадоваться, но Нэд чувствовал, что пребывает в пограничном состоянии между бурной истерикой и желанием во что бы то ни стало сохранять спокойствие. Да, ему до ужаса хотелось покинуть это здание и проверить на месте ли, вообще, весь мир, убедиться, что этот кошмар для него временное явление и как следует напиться.
Когда словесные баталии холодной войны Сары Леттерман и Хоуп Ванмеер сошли на нет и обход возобновился, Бенедикт вышел из этой палаты с четким пониманием, как нужно приподнимать ребенка, у которого могут быть пролежни и как потом его усаживать в кресло-каталку.
К его великому удивлению, мисс Фишер на полном серьезе предложила ему прогуляться вечером в местный бар и пропустить по бокалу пива, в то время, как Купер помышлял о грандиозной пьянке в одно лицо, чтобы только забыть сегодняшний день. Это не было откровенным приглашением в чему-то большему, но совершенно очевидно, что эта женщина нуждалась во внимании, чего нельзя было сказать о Хоуп Ванмеер.
Слова лились из Гремелки рекой, даже удивительно, что это не раздражало, а наоборот, отвлекало, от гнетущей обстановки и скрашивало присутствие среди тяжело больных детей.
Последовательные действия, плавные движения, лучезарная улыбка, лишенная малейших признаков сочувствия и жалости, люди, которые сопровождали Хоуп, как по волшебству преображались на глазах. Медбрат Саттеш перестал хмуриться и его черные глаза наполнились умиротворением, а его и без того аккуратные манипуляции с детьми достигли, кажется, верха совершенства. Теперь маленькие пациенты не путались в простынях, которыми укрывали ноги и если надо было приподнять футболку, чтобы Люси могла прослушать легкие и сердце, то Тами, застыв в неудобной для него позе, позволял опереться на его руку, чтобы ребенку было удобнее держаться и не тратить и без того скудные силы.
От Хоуп исходило такое невероятное спокойствие, будто эта женщина была единственным человеком в мире, к которому однажды, явились все таинственные, неудержимые, бушующие силы вселенной и погладив ее по голове, пообещали помогать во всем, после чего поцеловали в темечко и в подтверждении своих слов оставили справку с личными подписями и печатью.
Бенедикт редко встречал подобный тип людей и они все как один манили к себе, вроде бы ничего особенного не совершая, создавали вокруг себя ауру, с которой достаточно было один раз соприкоснуться, чтобы почувствовать острое желание быть рядом с этим человеком, как можно дольше.
От внезапного появления этой аналогии Куперу стало не по себе, но всяко лучше это помогло ему лишний раз отвлечься от болезненного стеснения в груди.
Последняя палата, на которой обход заканчивался оказалась двухместной. И только Бенедикт грешным делом подумал, что в принципе, он держался неплохо и спустя время, ком в горле можно будет начать игнорировать, как, не в меру, счастливый вид девочки с синдромом Дауна, вверг эту уверенность в бездонную темную пропасть, наверняка, безвозвратно.
Малышка сидела у матери на руках, а женщина с усталым видом примостилась на стуле. Они были «привязаны» трубкой капельницы, которая висела на штативе, а другой ее конец впивался в маленькую ручку и увлеченно рассматривали большую книгу.
В палате располагалась еще одна кровать. Но в данным момент она пустовала, ее временный владелец мог свободно перемещаться и выглядел довольно бодрым, это был мальчик, шести-семи лет, о том, что он болен свидетельствовала, только абсолютно лысая голова.
Увидев доктора Ванмеер, он просиял и коряво выставив руки в галантном жесте, указал на женщину с девочкой.
– Дамы вперед! Я подожду доктор Ванмеер.
– Спасибо, Сэм! – важно кивнула Хоуп, после чего она сунула руку в карман и достала от туда флэш-карту. – Держи, сбрось себе пока на диск!
Мальчишка просиял и со свойственной детям торопливостью юркнул в угол палаты, где на небольшом столике стоял ноутбук.
Столь неожиданное заявление заметно развеселило персонал, а малышка беззвучно открыла рот и выдохнула два раза:
– Хаап, Хаап!
– Миссис Финдлоу, добрый день! Отличные новости, в ближайшие пару месяцев у Вас есть возможность воспользоваться помощью нашего нового волонтера. Знакомьтесь, Бенедикт Купер. Если нужно поднять Луизу, куда-то перенести, в общем, любая физическая помощь, это по его части.
– И в процедурном кабинете? – тихо спросила женщина, стараясь не смотреть на привлекательного мужчину.
Таких прежде она здесь не видела. В волонтеры, обычно, подавались женщины или мужчины далеко за сорок.
– Конечно!
Всего какой-то час с небольшим и при слове «процедурный» Нэд чувствовал, как на него накатывает паника, вида он не подавал, отвлекаясь на поиск новых кадров, по которым чесался объектив фотоаппарата. Более того, очевидной стала причина, по которой Хоуп отправила его на утренний обход якобы, чтобы он входил в курс дела и учился у Саттеша тонкостям обращения с пациентами – на самом деле это была мера, чтобы убедить его крепко задуматься над верностью принятого решения отбывать общественные работы в детском онкологическом отделении.
Представшая перед его глазами живая выставка невероятных эмоций и переживаний была настолько красноречивой, что если бы фотографии были бы сделаны, то их можно и не подписывать, они бы сами за себя все рассказывали.
– Прошу, мистер Купер. Посмотрим, как Вы усвоили уроки Саттеша.
– Что? – Бенедикт вздрогнул, когда Хоуп позвала его.
Лулу уже оторвала очередной значок от халата доктора Ванмеер и жадно рассматривала его, вертя в ручках.
Бенедикт достал пару перчаток и неловко натянул их на руки.
Изумленно наблюдая за тем, как этот здоровяк уселся на кровать и осторожно взял Лулу к себе на руки, Хоуп замерла на мгновение. Это было не по инструкции, но девочка с восторгом восприняла такой поворот и засмеявшись в голос обняла Бенедикта за шею, подставляя спину под стетоскоп.
Аккуратно поправив трубку капельницы, чтобы она не зацепилась, Бенедикт чувствовал, как ребенок замер, прижавшись к нему, он придержал девочку за голову, которая покоилась у него на плече, давая понять, чтобы та не шевелилась.
Отца Лулу не помнила, но в детское подсознание, будто были вшиты знания о том, что рядом с мамой должен быть кто-то более сильный. Нехитрые выводы были сделаны молниеносно, что еще раз подчеркивало наивность ребенка – вот он, прекрасный образец, который подсознание приняло мгновенно да еще и с лицом у него творится нечто невероятное, хочется смотреть долго-долго. Слово «красивый» Лулу еще не знала.
– Отлично! Теперь поверни Лулу лицом ко мне, – скомандовала Люси довольно посматривая на Бенедикта.
Хоуп вряд ли удосужится его похвалить.
Бенедикт невольно возгордился собой и с довольным видом посмотрел на Хоуп, которая, как оказалось, совсем не разделяя энтузиазма присутствующих. Несмотря на то, что Роуз вздохнула с облегчением, когда ее онемевшее от долгого сидения на стуле тело можно было немного размять, она осторожно поднялась и постыдно скрывая блаженство появившееся после того, как она с удовольствие потянулась, притаилась в стороне, наблюдая за реакцией дочери на этого чудо-волонтера.
– Это, конечно, похвально, мистер Купер, но у меня один вопрос к Вам, – голос Хоуп прозвучал напряженно, на что Люси только вздернула брови, приготовившись к основательной взбучке.
– Да, доктор Ванмеер, – Бенедикт рассеянно улыбнулся, потому что Лулу уже во всю таскала его за уши.
– Вы сможете блокировать вену, с которой сорван катетер?
– Что? – его лицо вытянулось в недоумении.
Бенедикт вопросительно уставился на Саттеша и Микки, которые стояли за спиной этого якобы гения в юбке, со взглядом Муссолини – первый провел пальцем по шее и это ничего хорошего не означало, а второй только подтвердил опасения Нэда и виновато пожал плечами.
– Нет, а что?
– А то, что мы не зря обходимся с пациентами крайне осторожно, так как дети, младше пяти лет и без того активны... периодически и если Вы заденете катетер, начнется обильное кровотечение.
– Но я...
– Учитывая, что средний объем крови в таком возрасте, которое вмещается в сердце ребенка составляет двадцать два кубических сантиметра, а пульс от испуга может подскочить до ста тридцати ударов в минуту, то с погрешностью на низкое давление потеря крови может составить восемьдесят миллилитров. За одну минуту... А за пять минут посчитайте сами.
И если персонал, который сопровождал доктора Ванмеер, прекрасно осознавали, что она описывает случай в крайнем регистре опасности, сгущая краски, то Бенедикт мертвенно побледнел, покосился на молчаливую и улыбчивую девочку, которая благо, что не понимала о чем говорит, эта маньячка и машинально приобнял Лулу, словно защищая от произнесенных нерадостных слов.
В голове крутилось несколько вариантов, которые бы стоило озвучить в ответ, этой воображале, а на заднем плане, с плакатом-напоминанием скакала мысль, что перед Хоуп еще надо не забыть извиниться. Революция противоречий, мгновенно вспыхнувшая в голове Бенедикта, разрывая его на части, но он понял, что ему в спор лучше не вступать. Гремелка была права в той части, что он совсем лихо подхватил девочку на руки и отнесся не столь ответственно, как того требовали инструкции. В этих трубках и черт не разберется!
– Я понял. Этого больше не повториться. Прошу прощения, – ответил он совершенно серьезно.
Хоуп осеклась и смутилась, она ждала очередной колкости, и растерянно пошарив глазами по полу, кивнула и поднялась со стула, чтобы взяв за локоть Роуз, отвести ее к окну и перекинуться парой слов на счет грядущей операции.
– Миссис Финдлоу, о следующей недели мы начинаем ставить капельницы с Аденомектозоном. Доктор Хантер разработала график, наблюдение за состоянием Луизы будет круглосуточным, а результаты будут фиксировать не меньше семи-восьми раз. Препарат показал неплохой результат, при лечении эпендимомы, наша задача сейчас подавить рост метастаз в каудальных отделах мозга.
– Она все меньше двигает головой, – Роуз прижала руку ко рту не в силах произнести в слух слово «паралич».
– Роуз, я предупреждала Вас, что неврологический дефицит, неизбежно приведет к тетрапарезу, не хочу пугать, но руки скоро перестанут слушаться. Поэтому мы с ставим операцию Луизы в первую очередь, но для этого нужно пройти курс аденомектозона, чтобы не дать клеткам прорасти в спинномозговое вещество. Шансы на удаление без последствий в виде полного паралича достаточно велики, осталось совсем ничего, поэтому волю в кулак и не расстраивайте мою пациентку слезами. Как только будет невмоготу, зовете мистера Купера, оставляете ему Луизу на четверть часа и милости прошу от души порыдать у меня в кабинете. Весьма рекомендую – эффект потрясающий, поверьте, сама не раз прибегала к этому способу!
Подбадривающая улыбка Хоуп совершенно не вязалась с ее словами и Роуз на мгновение подумала, что им достался совершенно ненормальный хирург. Хотя операцию и будет проводить доктор Хантер, но Хоуп будет ей ассистировать, кроме того заведующая никогда не проявляла подобного личного участия и редко опускалась до столь личных советов.
От внимания Бенедикта не укрылось, что все это время, мальчик, спокойно сидел в кресле. Его мамы не было в палате и обычная паника детей, когда участие родителей в той или иной ситуации требовало незамедлительного вмешательства, даже не собиралась накатывать. Ребенок не сводил взгляда полного обожания с Хоуп и выглядел прожженным завсегдатаем этого заведения, не смотря на относительно бодрый вид.
С большой неохотой Лулу отправилась на руки к Люси – девочка очень плохо стояла на ногах. Бенедикта подмывало поинтересоваться диагнозом, но он быстро отбросил эту идею, решив, что ему на сегодня впечатлений достаточно. В конце концов, это не его проблемы.
Внимание мальчика переключилось с доктора Ванмеер, на «новенького» и не теряя времени, Бенедикт решил познакомиться немного опережая события.
– Привет, я Нэд, – протянув руку, Бенедикт видел, как серьезность прошмыгнула по лицу ребенка и мальчишка уверенно ответил на рукопожатие.
– Я Сэм.
– Твой ноут? – Купер знал, что дети обожают рассказывать про свои высокотехнологичные игрушки и зашел с козырей.
– Да, папа подарил.
– Классный, у моих племянников похожий.
– А они тоже болеют?
– Нет, с чего ты решил?
– Если бы я не болел, мне навряд ли, папа такой дорогой купил.
– Ты так уверенно об этом говоришь, будто знаешь наверняка, – Бенедикт старался разговаривать столь же непринужденно, но умозаключение Сэма звучали так прозаично, хотя смысл в них крылся глубокий – ребенок явно давно смирился со своим положением и не пытался привлечь к себе внимание «подслушанными» фразами у взрослых – он сам рассуждал рационально не по годам.
– А где твоя мама, она не опоздает на обход? – решил сменить тему Нэд, всматриваясь в лицо мальчика, которое было лишено малейших признаков страха.
– Мамы нет. У меня только папа и он приедет вечером. Работает.
И снова спокойная, размеренная интонация и как контрольный выстрел в голову, легкое пожатие плечами – в семь лет, страшная болезнь, из близких, которые могут поддержать, только отец и тот на работе. В пору было бы извиниться, но Бенедикт оцепенел и застыл, как истукан, не в силах вымолвить ни слова.
Метнув взгляд на Хоуп, которая слышала этот не хитрый диалог, Бенедикт не увидел осуждения тому, что так неловко напомнил Сэму о его личной трагедии, по ее лицу прокатилась волна грусти и впервые за время обхода улыбка сползла с лица. Как бы сейчас пригодились ее замаскированные злость и раздражение, но нет же Гремелка опять игнорировала поведенческие каноны
И почему то Бенедикт был почти уверен, что от нее исходило сочувствие, но далеко не к мальчику, к нему самому...
Больше он не обращал внимания ни на наставления Саттеша, ни на действия Хоуп, которая явно была близко знакома со своими пациентами, ни на лица взрослых, которые давно пережили клокочущую, безжалостную боль, которая не просто распирала грудь и горло – она превратилась в живое существо и вполне ощутимо ползало внутри, вгрызаясь во внутренности.
