Текст книги "Ты ненадолго уснешь..."
Автор книги: Марина Головань
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)
Энди Шуст, Люси Фишер, Хоуп Ванмеер и Грейс Стоун, которая была известная свой катастрофичной дотошностью и занудством, но на должности старшей медсестры, она была бесценным кадром – все четверо сидели за столом и терпеливо ждали, когда начальство разродится новостями.
– Через пару дней в центр привезут новый томограф. Энди запишите всех, кто к нам поступил две недели назад на повторное обследование, а то последние снимки, это просто издевательство. Это первое!
Сцепив руки за спиной, доктор Хантер резко дунула на прядь волос, которая постоянно падала ей на лоб, и вздернув брови, посмотрела себе под ноги.
– Кто желает получить в распоряжение нового волонтера?
Она не подняла глаза, чтобы не видеть до мозга закатанных глаз у всех четверых. Никто не любил возиться с новенькими, даже зная, что в будущем их усилия не будут напраслиной.
– Я в прошлый раз инструктаж проводила, – выпалила Энди, с отчаянной уверенностью понимая, что дополнительной нагрузки просто не выдержит.
Хантер промолчала, но ее голова мелко задергалась и она, истерично улыбнувшись, облизала языком зубы.
– Следующая! – резко сказала она, продолжая смотреть себе под ноги.
– На мне Микки и навряд ли тот, кто получил выговор, может нести ответственность за ….,– пробубнила Хоуп.
– Ясно! Люси? – поведение доктора Хантер уже стало настораживать, и Хоуп переглянулась с подругой, чувствуя грандиозный подвох.
– А это мужчина? – ляпнула Люси с горяча и Кэрол с силой зажмурилась.
– Грейс, может быть Вы?
Миссис Стоун, как обычно, была невозмутима и взгляды присутствующих умоляюще на нее уставились, в тот момент, когда она сделала знакомый глубокий вдох.
– А из какой организации он к нам направлен?
– Данную информацию я не имею права разглашать.
– Неужели федералы нас проверяют?
– С чего Вы взяли?
– Почему такая секретность?
– Причин много, Вас что-то смущает?
– Он проходил подготовку на курсах при нашем центре, согласно утвержденному регламенту номер семнадцать тридцать шесть?
– Нет.
– А с санитарным порядком ознакомлен?
– Нет.
– А в ночную смену, сможет работать?
– Да.
– А до четырех или до шести часов утра? Там же для волонтеров, другой распорядок....
– О Боже! Все, хватит!
– Хоуп, волонтера берешь ты, а Микки, временно я возьму на себя. Совещание закончено, Хоуп остается, всех остальных прошу вернуться к работе. Благодарю!
– Доктор Хантер, я еще хотела обсудить вопрос о новой партии шприцев Жане. Мы заказывали от Бектена Дикинсона, а эти пришли с маркировкой Шотт..., – Грейс уже невозможно было остановить, и Кэрол знала, что немного грубости в этом случае, именно то, что нужно.
– Стоун! Совещание закончено, изложите мне все в письменном виде, что я смогла основательно вникнуть в суть проблемы, – Кэрол разве что вслух не сказала «не сойти с ума».
Когда дверь, наконец, захлопнулась, доктор Хантер устало опустилась в кресло и кивнула на стул, чтобы Хоуп устраивалась поудобнее.
– Это не добавка к выговору, Хоуп.
Неожиданное начало разговора, превратило девушку в слух, и она хотела бы уже пуститься в объяснения, но промолчала.
Эту тишину Кэрол знала слишком хорошо и, положа руку на сердце, понимала не всегда. Объяснения, оправдания, жалобы и желание хоть чем-то поделиться рано или поздно возникало у всех и этот бесконечный поток, зачастую, ненужной информации, Кэрол Хантер пропускала сквозь себя, как и наставляла психология – персонал выпускал пар, убеждался, что грозных начальник, это еще не значит, что бездушный, и на время все успокаивались.
Но Хоуп Ванмеер, ни разу не вступила в спор. У нее были две крайности или молчание, или решительные, молчаливые действия, которые доводили, чуть ли не до дисциплинарной комиссии, благо, что балансировать на грани эта девочка умела мастерски и чутье никогда ее не подводило.
Вот и теперь, она вместо возмущения, сидела и спокойно смотрела прямо в глаза своему начальнику, который понимал, что в отделении, в ближайшее время о гармонии в коллективе придется забыть.
Этого волонтера ему еще утром подсуетил Альберт Ванмеер, который якобы даже дал парню на выбор свое отделение, или отделение детской онкологии. Честная и проникновенная речь о выносе «уток», уборке рвоты, помощи в купании малоподвижных пациентов и прочих прелестей, которые доверяют такой самоотверженной категории, как волонтеры – привела к тому, что новичок сказал, что у него богатый опыт общения с детьми и если уж влезть по локоть в дерьмо, то лучше в детское.
Грубая, резкая фраза была заявлена, как цитата, и сияющий от восторга старый пройдоха Ванмеер, явил перед Кэрол, чудного гибрида Клинта Иствуда и Хайдена Кристенсена, который буквально изрыгал оптимизм и непонятно с чего взятую решительность. Такие экземпляры обитают на озере Юнион, в каком-нибудь роскошном плавучем доме и прожигают жизнь в обнимку с толпой красоток и полным набором атрибутики богатых папенькиных сынков.
Бенедикт Купер или поспорил на большие деньги, что продержится тут хотя бы неделю, либо всерьез ослушался своего грозного родителя, что, собственно, Альберт и подтвердил.
– Просто здесь нужна твоя беспристрастность и тактичность. Случай не рядовой.
Хоуп нервно улыбнулась и на ее лице показалось недоумение.
– Простите, доктор Хантер, но с каких это пор тактичность у нас имеет отношение к волонтерам?
– Это не совсем волонтер. Идем, представлю тебя, – Кэрол и сама чувствовала себя не в своей тарелке, но ситуация была исключительная и требовала особого контроля, потому что благодетелей наотмашь не бьют, когда те обращаются с просьбами и новенький томограф, был из ряда последних разработок, а такими подарками не разбрасываются. – Этот человек отбывает общественные работы по решению суда. Ничего серьезного – мелкое хулиганство, но дело не в том, кто он и что сделал – это вполне вменяемый мужчина, крепкий, здоровый, кстати, результаты его анализов придут после обеда, так что не выпускай его из ординаторской, пусть сегодня с правила знакомится, благо, что их много. Так вот, его отец, подарил нашему центру новый томограф, тот самый, о котором я упоминала, но при одном условии – мы должны два месяца носиться с его сыном... Ой, не верю, что это говорю! Черт побери! Перевоспитывать его, а то мальчик безответственный растет.
– Мальчик?! Сколько ему лет? И целых два месяца мне с ним возиться?! – Хоуп не знала, какие детали пугают ее больше всего и уже не скрывала изумления и растерянности.
– Тридцать пять...
– Доктор Хантер, я имею право отказаться? Сами знаете, некогда...
Женщины торопливо шагали по коридору в сторону служебных помещений для персонала.
– Не имеешь! – немного резко оборвала Кэрол и схватилась за ручку двери в комнату отдыха, после чего отвернулась и зашла внутрь, махнула рукой на стоявшего к ним спиной высокого мужчину и скомандовала. – Вот, забирай!
Бенедикт услышал, что в комнату кто-то зашел и повернулся, ощущая, что затянувшееся ожидание уже стало раздражать.
– Мистер Купер, Вы будете закреплены за доктором Хоуп Ванмеер, она ознакомит Вас с обязанностями и, надеюсь, Ваше пребывание здесь будет плодотворным.
Не сразу Кэрол поняла, что ее насторожило в повисшей тишине, и посмотрев на обоих, вдруг допустила мысль, что сегодняшний день для Хоуп, выдался немного более напряженным, чем обычно и даже, возможно, выговор был лишним.
– Доктор Ванмеер, знакомьтесь – Бенедикт Купер.
Подозревая, что она стала жертвой одного из жестоких розыгрышей, которые сейчас так популярны, Хоуп подавляла желание заглянуть за дверь, чтобы найти хотя бы одного человека, который улыбнется ей скажет, что все это шутка, крайне неудачная, но шутка.
– Мы знакомы, – неожиданно громко и бодро пробасил Бенедикт, почувствовав, что его распирает любопытство, глядя на ошарашенное лицо Хоуп.
Молча переводя взгляд с Купера на Ванмеер, Кэрол поняла, что еще одно слово и ее голова разлетится на осколки, потому что она окончательно перестала понимать, что за чертовщина здесь происходит.
– Ну, значит самое время для цитаты, одного крайне мудрого и хитрого человека, которого зовут Альберт, кстати... «Теперь это не моя проблема, а твоя...!». Ну, или ваша.
Через секунду, дверь громогласно хлопнула и Хоуп обессилено подперла ее спиной.
«Неужели отец устроил это в отместку за то, что она рассталась с Грегом? С него станется...»
– Интересно, этот день может быть еще хуже? – пробормотала она себе под нос и опустила голову вниз, чтобы этот великовозрастный кретин не увидел, в каком она отчаянии.
– Кто бы мог подумать....! Доктор Ванмеер! Целый доктор! Ты тут, кто? Педиатр? – Бенедикт, понял, что особо злить Хоуп ему не стоит, так как его успешное отбывание общественных работ, теперь зависело от девчонки, которую он сживал в школе со свету.
Удивительное, дело, но возраст не сильно изменил субтильную фигуру этой отличницы, которая воротила нос от всех, кто пытался с ней подружиться. Нелюдимая, грубоватая, со странной тягой к молчанию, она была непонятной, а для детей и тем более подростков, это было достаточным поводом для травли. В окружении привычного жить безопасно и легко, а понимание и принятие свободы выбора и права на поведение, которое далеко от стандартного приходит, куда позже к молодым людям.
Вот и сейчас, у Бенедикта в голове мелькнула мысль, что Хоуп наверняка, изменилась, но стоило им остаться наедине, как знакомый, бесстрастный взгляд и легкое пренебрежение появились на лице, которое помимо этих, знакомых эмоций, было заметно, подернуто усталостью.
Ни слова в ответ! Как же это бесило!
Оказывается, время меняет не всех...
– Как ты умудрился сюда попасть? – только и спросила она, когда будто смирилась с положением дел и решительно посмотрела на Купера.
Нэд невольно оценивал ее и видел, но предвзятое отношение бросало в глаза, только некудышнюю прическу – пучок на голове, отсутствие даже малейшего намека на косметику, парфюм и маникюр, докторская больничная форма, висела мешком, потому что ее владелица была выше понятия о красоте и ленилась подогнать ее по фигуре. Легендарная занятость медиков не подлежала сомнению, но всегда можно уделить себе время и если природа, не наделила красотой, то можно было брать хотя бы опрятностью.
Серая мышь во плоти! Дивный образец!
Более подходящего места для столь унылой личности, как Хоуп Ванмеер было трудно и представить, как ни странно, именно этот факт приободрил Бенедикта больше всего, ведь она запомнилась ему почти безвольным созданием, слабой и скучной. Такие не выносят трудностей! Тем не менее, увидеть знакомое лицо в этом ужасном месте, было как нельзя кстати и вполне может оказаться, что он зря себя накручивал.
– Подрался с другом в баре, когда проиграл ему свою новую машину.
– Я не про первоисточник твоего основного принципа жизни! Как ты попал в это отделение?
– Бог мой! Гремелка чувство юмора себе отрастила, чудеса! – настроение Бенедикта, вопреки всему улучшалось с каждой минутой все больше. – Сперва, меня определили к твоему отцу и после основательного разговора о том, где я себя вижу в ближайшие месяцы, я решил, что с детьми мне будет комфортнее.
– Купер, твой богатый словарный запас меня уже потряс до глубины души, но твой оптимизм, это единственное положительное качество, которое я сейчас наблюдаю. А теперь, будь добр, ответь мне, с чего ты решил, что ты здесь продержишься хотя бы пару дней?
– Да, ты права, можно срок сократить и до месяца, если помогать вам тут полный день, но у меня есть работа, которой я дорожу, а поэтому буду приходить только во второй половине дня. У меня богатый опыт в общении с детьми и не уверен, что здесь будет нечто невообразимое, что я не смогу вынести. Ты же здесь, сколько уже работаешь?
– Пять лет.
– Ну, вот! Живая стоишь, еще и шутки шутишь... Не думаю, что мне здесь не под силу отсидеться пару месяцев, так что не сгущай краски.
Ответ был честным, без увиливаний и высказан с налетом наглости, но Хоуп не удивилась самой ситуации.
– Не позже одиннадцати, – ее лицо окаменело, а голос едва заметно подрагивал от негодования.
– А с чего ты взяла....
– Не перебивай, меня, – мягко попросила Хоуп. – Здесь и без тебя проблем по горло. Твоя задача, делать то, что тебе говорят и избегать самой мысли об инициативе! Никаких драк, споров и интрижек на работе, если заводишь знакомства, то все отношения вне стен центра, ясно? Я молчу про похмелье, это не допустимо совершенно! У меня нет времени на препирательства с тобой. Пошли!
Не удосужившись даже посмотреть, идет ли за ней новоиспеченный подопечный, Хоуп пулей вылетела в коридор и с поразительной скоростью направилась куда-то, Бенедикт бросился за ней, с изумлением отмечая, что она продолжает инструктаж.
– Анализы будут готовы завтра. Ты чем-нибудь болеешь в данный момент?
– Нет, но мы можем предохраняться, если ты сомневаешься! – послышался его довольный голос и, Хоуп чуть не пропустила дверь своего кабинета.
Внезапно из-за угла на них выскочил худенький паренек, который часто дышал и увидев Хоуп с облегчением подкатил глаза.
– Доктор Ванмеер, пришли родители Ребекки Ормонд, они в общем зале для посетителей. Я звонил Вам, но...
Хоуп судорожно пошарила в карманах и поняла, что забыла свой телефон.
– Спасибо, Микки, я подойду через пару минут.
Стажер покосился на высокую фигуру Бенедикта и почувствовал, как его пробрала зависть – он мог поселиться в спортзале на пару лет, но его тип телосложения не позволит добиться таких потрясающих результатов.
– Будем считать, что я этого не слышала... О чем я? Ах, да! Сегодня тебя к пациентам не пустят, и я обдумаю, какие обязанности на тебя возложить, поэтому сегодня будешь сидеть в ординаторской, и изучать распорядок дня и правила поведения, за нарушение которых, количество часов общественных работ может увеличиться в разы, а если твои действия станут угрозой здоровья или жизни пациентов, тебе светит вполне реальный срок за решеткой, – монотонный голос без тени иронии никак не вмещал в себя того глубокого смысла, который пыталась довести.
Хоуп, вихрем пронеслась по кабинету, схватила толстый глянцевый журнал, телефон, и стащила с забитых папками полок два увесистых фолианта, которые тут же перекочевали в руки Бенедикта, после чего снова вылетела в коридор
– Если мне будет нужно, то ты будешь оставаться на время ночных дежурств, разумеется, там час идет за три, поэтому не вижу причин, по которым ты будешь не доволен. Направо по коридору расположен туалет, здесь, как ты понял комната отдыха, а налево – ординаторская.
Резкий переход от требований террориста, к непритязательной экскурсии, окончательно выбили из головы Нэда все подколки, которые он собирался отвесить в адрес этой мелкой, противной зануды, как вдруг, на горизонте замаячило отдохновение для глаз в виде пышногрудой красотки, которая была воплощенной фантазией любого мужчины.
– Доктор Шуст, доктор Фишер, это наш новый волонтер – Бенедикт Купер. Сегодня у него исключительно бумажная работа, прошу не отвлекать. Как сами понимаете основное его достоинство, это любовь к тренажерам, в этом ключе и будем увязывать его помощь с нашей работой.
Глаза Люси тут же сладострастно заблестели, но то, что она нашла в себе силы и хотя бы не открыть рот от удивления, уже делало ей честь. На лице Энди вспыхнул интерес, но прикинув шансы, которые у нее были против этой смазливой подружки неприкасаемой Ванмеер, блеск исчез.
– Не единственное! Дамы, рад знакомству, надеюсь на плодотворное сотрудничество, – Бенедикт широко улыбнулся, обнажив два ряда безупречных зубов и понял, что плюсы можно найти даже в самых жутких условиях.
В ординаторскую до конца рабочего дня, Хоуп старалась не заходить и впервые за долгое время, ее пребывание на работе вызывало зуд во всем теле, исключительно психосоматический и казалось, что вот-вот она столкнется с кем-нибудь из своих школьных преподавателей.
Выматывающая жара, набросилась, едва девушка вышла на улицу. Воздух был напитан влагой и не понятно было, сделал ты вдох или нет, ни дуновения ветерка, но зато полная уверенность, что физиономия Бенедикта Купера в ближайшие двенадцать часов не промелькнет где-нибудь поблизости.
Территория медицинского центра Вашингтона утопала в зелени, и в тени раскидистых деревьев, днем можно было спрятаться от палящего солнца, хотя, обычно, лето в Сиэтле не баловало жарой, и едва беспощадное светило укатывало за горизонт, шум машин, доносившийся с шоссе, заглушал стрекот цикад и многочисленные разбрызгиватели выбивали из воздуха пыль.
Не спеша направляясь к стоянке, где можно было поймать такси, Хоуп ощущала, как ее раздирают противоположные чувства – умиротворение, которое было по большей части производным усталости и злость, бурлящая и сильная, что было редким явлением, потому что отбиваться от дурных людей и их слов, было первым, чему научил отец, но по иронии судьбы он сам попал в этот неприглядный список.
Он уже, наверняка, дома и всю дорогу, Хоуп подбирала приемлемое выражение, с которого начнется их неизбежный разговор. То и дело, она забывалась и переставала контролировать выражение своего лица, а потому в мелькнувшем отражении в зеркале заднего вида, на долю секунды, на нее словно смотрел отец. Когда он злился, то губы сжимались в тонкую полоску, а тяжелый взгляд прожигал насквозь, добираясь до цитадели совести. То же самое происходило и с ее лицом.
Запах прибитой пыли, сменился на душный цветочный, который источал сад.
«Нужно пройти ступеньки за две секунды и разговор удастся!»
Детская привязанность к цифрам и видение мистического ритуала в том, чтобы добежать до входной двери, пока, приближающаяся машина не поравнялась с домом, не отпускала до сих пор и Хоуп просто перестала замечать эти тревожные сигналы своего поведения, а потому почувствовав прилив сил, взлетела быстро по ступенькам и слишком быстро оказалась у входной двери.
«Наверняка окопался в своей спальне!»
С мыслями, которые только еще больше распаляли ярость, Хоуп открыла дверь, и чуть ли нос к носу столкнулась с отцом, который как ни в чем ни бывало улыбнулся ей. Он суетился с ужином и в доме пахло пиццей, которую она так обожала – только моцарелла и помидоры. Маргарита Неаполитано была тайным оружием, против огнедышащего дракона, в которого так редко перевоплощалась эта маленькая женщина, она невольно отметила, что мысль была отменная, учитывая каким выдался день. Еще бы и пару пива...
Хоуп уже почти расплылась в улыбке, но быстро взяла себя в руки и цокнула на мимику, которая уже распускала гневные складки со лба по домам.
– Скажи честно, появление Купера это такой способ мне отомстить? – начала она прямо с порога.
– Дочка, да ты не стесняйся, проходи, не обязательно в дверях застывать и метать на меня молнии. Прими прохладный душ, переоденься, и мы спокойно поговорим.
– Не увиливай! – ее голос прозвучал чуть громче, а сумка с плеча шмякнулась на пол для большей театральности.
– И не пытаюсь, – мягко ответил отец. – Не говори глупостей! Это такой способ отомстить ему, за то, как он издевался над тобой в школе.
– Так я еще должна быть благодарна? А чего же без ленточки тогда он ко мне поступил?– Хоуп нервно улыбнулась, ее уже заметно трясло от негодования. – Не надо увиливать! Эта выходка вполне в твоем духе и «презент» получен в аккурат, после поставленной жирной точки в отношениях с Паундом. Именно сегодня у нас состоялся разговор, где я предложила ему остаться друзьями, но выслушала столько нового про себя, что теперь, даже не жалею о принятом решении. Так, что с Грегом тема закрыта!
– Закрыто..., – недовольно пробурчал Альберт, уперев руки в бока. – Я просто не понимаю, как можно жить с человеком душа в душу целых пять и лет и в один миг оборвать эту связь!
– Не понимаешь? И это говоришь мне ты?! Человек, который буквально во всем для меня пример, даже против моей воли. Я твоя копия! И куда лучше обрубить на корню пять лет и немного потерпеть пока уляжется эта шумиха с разбитыми сердцами, чем прожить вместе в четыре раза дольше и привлечь, в итоге, внимание мужа тем, что изменила ему!
Лицо Альберта перекосила гримаса боли, и он не посмел посмотреть Хоуп в глаза. Впервые за все время, как не стало Виолы, дочь припомнила ему то, чего он невероятно стыдился.
– Мама, месяцами просила тебя, чтобы ты с нами куда-нибудь съездил, или взял отпуск, а не украдкой выходной, чтобы проторчать в саду или библиотеке. Но чтобы привлечь твое внимание и напомнить, кого ты должен любить на самом деле, ей пришлось переспать с другим, а еще удосужилась стать на твою сторону – не от большого ума. Это была не измена, а крик о помощи, она всегда любила тебя, любила нас, а мы купались в своем тщеславии и просто выжимали из нее все соки... Вот он твой близкий человек, который служил для тебя стенкой, на которую ты мог опереться, когда тебе было плохо, но ничего не отдавал взамен. Куда там! Все твои силы уходили на людей, которых ты лечил, исцелял... И я сейчас иду точно по твоим стопам, след в след... Так зачем ты навязываешь мне эту сомнительную идеологию о близких? Поплакаться я всегда смогу в твою жилетку и не обязательно превращать в ад жизнь кого еще.
Лицо Хоуп блестело от слез, а в словах было столько горечи, что Альберт даже не понимал насколько тонко Хоуп осознает последствия своего выбора. Она вспомнила то ужасное время, когда их семья была на грани распада. Измена Виолы Ванмеер перевернула не только мировоззрение ее супруга. Дочь долгое время не замечала, как страдает женщина, которая любила ее больше всего на свете. Стоило отдать должное Альберту, он не устраивал скандалов, не оскорблял жену и впервые за многие годы взял отпуск, для Хоуп он выбил неделю свободную от посещения колледжа, взял в охапку свое семейство и все вместе они отправились на Гавайи.
Ни разу он не попрекнул Виолу тем, что она совершила, потому что видел, что эта женщина была достойна прощения после любого поступка, тем более того, который был продиктован отчаянием. Альберт ощущал ее любовь и заботу, стараясь чаще приглашать эту удивительную женщину на свидания, скрипя сердцем, отказывался от интересных случаев, которые его приглашали оперировать в другие страны, стал более жестким на работе.
Идиллия продлилась чуть больше года, вплоть до того момента, когда Виола Ванмеер погибла в автомобильной аварии.
Горькие воспоминания заставили отца и дочь смолкнуть. Утерев слезы, Хоуп припала спиной к стене и почувствовала, что ей стало легче.
– Прости, пап, – ее голос прозвучал глухо и виновато. – Я не виню тебя, ты все исправил, просто никак не могу смириться, что мамы с нами нет. Я с легкостью проживу без Грега, но никогда не привыкну к пустоте, которая она оставила в этом доме.
– Я знаю. И в этом мы с тобой похожи, – Альберт печально улыбнулся и чтобы прогнать тоску, принялся перебирать стопку писем, которые лежали на комоде.
– День сегодня отвратительный. Я думала, что хуже он стать не может...
Шуршание конвертов не прекращалось ни на мгновение, как вдруг оборвалось, и замерев с одним из них в руках, Альберт поспешно его распечатал. Глаза мужчины забегали по строкам короткого письма
– Оказывается, может...
– Что случилось?
Передав письмо дочери, Альберт уверенным шагом направился к шкафу, где хранились бутылки с вином, и достал одну, даже не ознакомившись с этикеткой. Ящик на кухне звякнул приборами, когда его резко открыли и нетерпеливые, шумные поиски штопора, через мгновения завершили эту симфонию отчаяния. Послышался характерный – чпок!– и красная жидкость устремилась сначала в пухлый бокал на длинной ножке, а потом залпом в тело не падкого на алкоголь Альберта Ванмеера.
– К нам через неделю заявится твоя бабушка Уна, прямиком из Астердама, – послышался голос полный ужаса перед неизбежным.
-5-
"Это не может считаться нормальным! Выдержать один день, еще куда ни шло, но работать и наблюдать этот кошмар каждый день... Просто невозможно!» Не показывать жалость? Но как?! Она распирает тело, легкие, голову и с каждым выдохом покидает тебя помимо воли и снова нарастает, словно опухоль, требуя выхода.
Бенедикт старался не подавать вида, что его силы на исходе, но мотивация была куда более сильной, чем утром, когда он заявился в детское отделение.
Все было терпимо вплоть до того, как в ординаторскую влетела доктор Уиттон и убедившись, что все в сборе повела процессию, под названием – обход. Бенедикт немало обрадовался, что съемку перенесли на поздний вечер и он мог отстреляться сегодня на общественных работах по-раньше. Но, притянутая за уши бравада, которая служила средством подавления злости и раздражения – улетучилась стоило только встретиться глазами первого маленького пациента.
Это был мальчик, которому по виду не дашь больше восьми лет, но, как оказалось он уже отметил двенадцатый день рождения.
Рак у большинства обывателей ассоциируется в первую очередь со смертью, потом на ум приходит облысение, химиотерапия и болезненная худоба, все эти атрибуты были на месте.
Как же тут уследить за выражением лица?
Жалей, но вида не подавай!
А это вполне естественное чувство, уже заполонило и заразило каждую мысль, богатое воображение Бенедикта, тут же начало подсовывать отвратительные картины и вопросы о его племянниках, потому что возникла потребность понять, что чувствует эта женщина, а это было возможным только вообразив немыслимое.
В глазах мгновенно защипало и Нэд поморщился, прикладывая все силы, чтобы ни в коем случае не выпустить навернувшиеся слезы на волю.
Хоуп задержалась в реанимации, но ее появление заставило бы Бенедикта вздохнуть с облегчением, пусть даже красотка Люси была рядом и до этого они вели весьма фривольную беседу, пока процессия во главе с доктором Алисией Уиттон, медленно перетекала из палаты в палату. Компанию им составил еще смешной, лопоухий паренек по фамилии Дьюри, с которым Бенедикт уже встречался вчера.
С утра Хоуп предупредила доктора Фишер, чтобы та взяла на поруки «новенького», учитывая что анализы пришли отрицательные и его можно было постепенно вводить в курс дела. В ординаторской царила обычная суматоха, Грейс в очередной раз потеряла свой халат «тот, с пояском на спине» – другого, этот сгусток занудства, не признавала, Люси допивала кофе в картонном стаканчике, демонстрируя роскошное декольте мистеру Куперу, который на удивление выглядел сосредоточенным, а будучи еще и в стильных очках, которые он уже вынужден быть надевать, чтобы без труда читать печатный текст, производил впечатление взрослого серьезного человека, когда изучал порядок обращения с пациентами.
Их взгляды на секунду пересеклись и к удивлению Хоуп, он коротко приветливо кивнул и заметив ее замешательство придирчиво впился, изучая внешность своей «старой знакомой» – волосы девушки были заплетены в косу, темные круги под глазами исчезли – значит она явно выспалась, кожа разгладилась и сияла, так что черты преобразились и Нэд подловил себя на том, что оказывается, этот великий доктор походит чем-то на актрису Лорен Бэккол.
Бенедикту выдали комплект стерильной одежды, крайне непритязательной на вид – темно-серо цвета широкие брюки из хлопка и белую футболку с наклееным на нее бейджем.
– Обход начинается в половине десятого и в десять двадцать, когда дежурный врач добирается до подопечных Хантер и Ванмеер, одна из них присоединяется, – Люси выдавала комментарии будничным тоном, в то время как Бенедикт едва мог выдавить из себя осмысленный вопрос.
– А почему не сначала? – он слегка наклонился к девушке, которая теперь была крайне собрана и застегнута на все пуговицы, не то, что в ординаторской, даже чудесные волосы мисс Фишер были с маниакальной аккуратностью убраны под специальную шапочку.
– Здесь у нас пациенты с лейкемией и лимфомами, дальше, через три палаты дети с раком почек, потом нейробластомы идут и шесть пациентов с остеосаркомой, а еще один случай саркомы Юинга, это рак костей. Там дальше уже пациенты нейрохирургов – четыре палаты.
– Подопечные? – мысли Бенедикта путались и он во все глаза пялился на детей, которые по большей части были уже облысевшими.
Обладая наметанным глазом и будучи достаточно проницательным человеком, Бенедикт наблюдал картину борьбы, которую не всякий взрослый мог выдержать столь же стойко. Невольно, он подмечал настолько сильные эмоции, настоящие, которые он так жадно искал в глазах и лицах людей, вглядываясь в них через через объектив фотокамеры. И теперь, изобилие живых кадров, которые не могли оставлять равнодушным, буквально душили его, а мозг только и успевал подлавливать удачные ракурсы, от чего Бенедикту стало совсем худо и одним спасением была беседа с Люси. Первое впечатление складывалось такое, будто она бесстрастный человек, с окаменевшим сердцем, не способный на сочувствие, настолько был ровным и спокойным ее голос, но Бенедикт улавливал в украдкой брошенных ею взглядах на детей единичные вспышки теплоты и участия.
– Да. Доктор Хантер и Хоуп у нас единственные детские нейрохирурги. Но если к первой дети относятся поверхностно, то доктора Ванмеер обожают. Сам увидишь! Так что здесь не их поле деятельности, так сказать.
«Медсестра», «педиатр» и широкий ассортимент обидных шуток, которые Бенедикт успел отпустить в адрес Хоуп, мгновенно навалились на него задевая совесть. И без того было пакостно на душе. Даже мысли о потеря обожаемой им машины притихли и отошли далеко на второй план, вид детей, едва ли не умирающих, затрагивал неведомые до этого момента уголки где-то глубоко внутри, а теперь к ним добавилось и чувство вины.
«Почему она не поставила меня на место? Почему не поправила?» – Нэд чертыхнулся, но тут же понял, что не трудно было прикинуть и учесть его поведение, что для Хоуп, наверняка, заняло, пару секунд – она просто решила не тратить на него слова.
Пообещав самому себе извиниться при первой же возможности, Бенедикт не мог отделаться от мысли, что Хоуп Ванмеер заслуживает если не восхищения, то элементарного уважения.
Передышка закончилась. Мысли вернулись в реальность, совесть притихла, снова уступив место жалости. Одна девочка заплакала, когда доктор Уиттон едва прикасаясь двумя пальцами к ее животу, ближе к правому боку, прощупала небольшой участок. Малышка буквально съеживалась на глазах от боли, пытаясь увернуться от прикосновений, а когда ей задрали больничную рубашку, Люси посоветовала Бенедикту отвернуться, но вовсе не по моральным соображениям, однако, он успел заметить, как прямо из живота девочки, торчала толстая дренажная трубка.
