Текст книги "Кстати о любви (СИ)"

Автор книги: Марина Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– Нет. Спрашивал, где ты можешь быть. Потом… – Гуржий замялся.

– Что потом?

– Умеет он быть убедительным, – вздохнул Коля. – В общем… мы комп смотрели. Видели, что ты билет в Будапешт купила.

Руслана поморгала, осмысливая полученную информацию. Но та никак не желала осмысливаться. И она не нашла ничего умнее, чем тупо спросить:

– Он меня… искал? После того, как я… после…

– Ну… я думаю, он бы и в аэропорт рванул, если бы время позволяло.

– Почему ты так думаешь? – она смотрела на него так, будто бы у него хранились ответы на все ее вопросы. Если бы это действительно было так!

– Потому что упертый!

Руслана мотнула головой и закрыла глаза. Лоб хмурился, даже челка не скрывала. В висках стучало что-то невысказанное. Оно же билось пониже горла. Упертый. Упертый осел. И она… ослица.

– Коль, он меня предал, – медленно проговорила она. – Почти продал… Или сам продался, я не понимаю… он не должен был меня искать… это нелогично.

– А я при чем?

– Да ты-то ни при чем… Тут только Тоха один… при чем… Черт! – Руслана ошалевшим взглядом глянула на Гуржия. Глаза сверкнули – то ли хищно, то ли как у шизофренички. Снова вскочила с дивана и ломанулась к компьютеру, стоявшему у противоположной стены на столике. Двинула мышкой, экран загорелся. – Колька, можно я воспользуюсь! – выкрикнула она, фактически уже запуская браузер.

– Типа тебе запретишь, – буркнул он в ответ.

Гугл точка ком. Поисковик. Апропо.

Список ссылок. Первая – на журнал.

Интервью. В феврале должно было… Значит, могло войти в мартовский номер. Раньше не успели бы сверстать. Руслана быстро нарыла электронную версию мартовского номера. Премьеры кино. Сны Рафаэля. Муза для Живанши. В пику опере. Заголовки, заголовки, заголовки.

И ни под одним… ни под одним.

Апрельский номер. Росомаха спешно нажала вкладку. Бегло просмотрела глазами содержание. Ни-че-го. Майский вот-вот должен выйти.

Февраль. Чертов февраль. Менять убеждения – бывает больно. Удовольствие импресарио. Революции и искусство.

Гугл точка ком. Интервью Энтони Озерецкого.

Ничего нового, ничего свежего, одни переводы, ничего для Украины. Какой-то скандал с дракой. Похрен, потом. Ни-че-го.

– Его нет, – побелевшими губами прошептала Руслана. И тут же выкрикнула: – Колька, его нет!

– Трындец! – дернулся Гужий. – Орать чего? Кого нет?

– Интервью нет! Которое… из-за которого он… – Руслана снова зависла. На этот раз достаточно надолго. Зависание, как и следовало ожидать, завершилось очередным вопросом: – А можно мне в скайп?

– Да ну тебя! – в сердцах выругался Колька и отправился на кухню к жене.

Руслана будто и не заметила. Ничего на свете не замечала, потому что ничего на свете значения уже не имело. Все было сосредоточено в нескольких месяцах этой зимы. И в том, что она… ошибалась. Она охренительно ошибалась. В нем, в себе, в людях вокруг. Лукин не говорил. Лукин делал. Выполнял обещания. Разводился. Был с ней – даже тогда, когда она не позволила. Не лгал. Не лгал!

Она ошибалась. И да… думать об этом больно.

Лучше не думать. Лучше просто понять… узнать до конца. Другого человека знать до конца нельзя, но…

– Тоха, мать твою! – в ответ на опостылевшую мелодию вызова в скайпе психовала Руслана. – Я голосом хочу, Тошечка-картошечка!

– О! Ты ли это, – театрально включился Антон. Потом на экране появилась и его не менее театрально восхищенная морда.

– Прикинь, я! – на пределе собственных нервов жизнерадостно отозвалась Руська, голос ее звенел, а внутри колотилось все, что еще могло колотиться. – У меня дело… в смысле… ты как там?

– Всё good. Что за дело?

– Когда выйдет твое интервью в «À propos»? – выпалила Руслана.

– А не было никакого интервью, – развеселился Озерецкий.

Она с усилием сглотнула. И вытаращилась на брата.

– Он не приехал?

– Ну почему… Приехал. По роже схлопотал и обратно уехал.

Что-то оборвалось. Скандал с дракой. Был заголовок. Прочитать потом. Приехал. За интервью он приехал. И нехер… А в голове все-таки что-то горело, сжигало к чертям то, что еще осталось от ее мозгов.

– Сволочь ты, Тошка, – хохотнула она, понимая, что со смехом в голосе слышны и слезы. Вот теперь она действительно ошибалась. Нельзя надеяться. – Нафига дрался? Он отработал, все честно… а я тебе тоже… буду должна.

– Нафига, нафига… Скучно мне было с ним разговоры его тупые разговаривать.

– Ну почему тупые… Лукин дураком никогда не был… Прости, я… – Руслана опустила голову, чтоб Тоха не видел ее лица. – Не надо было мне тебя просить вообще, но… Ты хоть в больницу потом не попал? Он тебя выше на целую голову…

– Не, нас security разняли, – буркнул Антон. – Поэтому ему мало досталось.

– И что тебя так взбеленило? Спрашивал про любовниц?

– Про тебя. Совсем охренел. Просил, чтобы я… Я!!! помог ему тебя найти. А ты говоришь, не дурак, – рассмеялся Озерецкий. – Да самый настоящий!

– Чего???

– Что «чего»?

– Ты глухой? Спрашивал чего?!

– «Где мисс Руслана Росохай»? – изобразил Лукина Антон. – Ну или что-то в этом духе.

– И ты ему за это по морде?

– Я ему за тебя по морде.

Руслана вздрогнула и подняла лицо. Бледное, с воспаленными глазами и чуть подрагивающими губами. Мир перевернулся. А прошло… прошло всего несколько часов с тех пор, как она ждала пирог в кафе возле дома, где они так любили торчать с Егором.

– Мне кажется, – задвигала она пересохшим ртом, – слабоумие у нас – фамильная болезнь… почти аристократическая… повод для гордости…

– Это ты сейчас о чем? – недоуменно поинтересовался Озерецкий.

– Ты нахрена кулаки распустил, если ему не интервью было нужно, а я? – «А ты нахрена?!» – даже в ее голове это прозвучало уныло, несмотря на лихорадку, охватившую тело. – Он… он что-то про меня еще спрашивал? Что-то говорил?

– Говорил? Что-то говорил… что ему интервью это никогда не было нужно… И что приехал поговорить о тебе.

– Так и сказал? Что… что не было?

– Сказал, – угрюмо подтвердил Антон и тут же запальчиво спросил: – А ты веришь? Веришь?

Верит ли она? Верит ли? Себе бы ответить… но вместо того, чтобы потребовать правды – тогда, сразу – она сунула голову в песок. Предпочла сбежать. Расплатиться. И забыть, совсем забыть, навсегда.

А он не принял плату.

– Зачем бы ему, если… если он получил, что хотел? – хрипло проговорила Руслана. Не столько обращаясь к Озерецкому, сколько задавая этот вопрос себе. У нее ответа не было. Вернее, был. Но это означало, что она все разрушила сама. Своими руками.

– Все равно мудак. Жена, ребенок. А ты в довесок?

– А я в довесок, – вырвалось у нее со смешком. Он искал ее у Гуржия. Он мотался в Штаты к Тохе. Ему не нужно было интервью. Он развелся. И он ни слова ей не сказал в Одессе. Ни одного слова, тогда как она… кусала больнее… – Долбанутый на всю голову довесок, Тош…

– Ты чего? – участливо спросил он. – Рууусь…

– Он жену бросил, – всхлипнула Руська, контролировать рыдания уже не могла – рот кривился, в груди саднило. – Официально… я сегодня… Тош, он из-за меня… в такое влез…

– Эээээ…

– Эгэээ…

– Слушай, мы с Пэм в отпуск собираемся. Приезжай к нам.

– Куда?

– Я хочу в Канаду, а Пэм – в Испанию, – рассмеялся Антон.

«А я хочу сдохнуть», – отозвалось где-то на задворках ее сознания.

– Жалко не в Австралию… клево там… Тош, че мне делать теперь?

– Не знаю… – медленно проговорил он и неуверенно спросил: – Клин клином?

– Я совсем дура, да?

– Почему сразу дура?

– Неважно… – всхлипнула в очередной раз Руслана и резко замолчала. Смотрела на Антона и мучительно соображала, что дальше. Должно же что-то быть дальше. Или это уже все? Приплыли? – Ты Пэм привет передавай… и это… мне бежать нужно, а то я у Гуржия.

– Только не пропадай. И хочешь – поедем в Австралию.

– Я на Майнау хочу… там… там орхидеи и бабочки.

– Ну на Майнау. Только не кисни.

– Да некуда уже… киснуть, – пробормотала Руслана. – Пока!

– Пока!

Отключилась. И несколько минут молча пялилась в монитор, совершенно не понимая, что за яркие пятна расплываются перед глазами – или это у Гуржия такие обои на рабочем столе? Потом перевела взгляд на собственные руки, которыми она… которые…

Слетела со стула. Выдернула куртку из шкафа. Сунулась в кухню с криком:

– Ухожу!

– А как же чай? – удивилась Ленка.

– Некогда, дела!

– Деловая! – крякнул Коля.

А она уже и не слышала. Ее несло. На лестничную клетку несло. И рылась в карманах, искала ключи от машины. Нашла – зажигалку его. Все время с собой тягала. Свою посеяла в Одессе. А эта – здесь, в кармане. И не захочешь найти – найдется.

На крыльце Колькиного дома медленно закурила, дрожащими пальцами стряхивала пепел и жмурилась от дыма, иногда покашливая. Погода портилась – в ночь посыпался мелкий дождь. Разбивался о дороги и дома. И все ей казалось, что слишком холодно, и дождь осенний.

В конце концов, достала телефон. Номер Егора нашелся быстро. Она даже последние три цифры хорошо помнила. Один-четыре-четыре. Такое не стирается из головы, даже если удалить из памяти телефона. Но и оттуда она не смогла стереть его номер.

На раздумья ушло всего ничего – целая вечность и четыре шага секундной стрелки.

Набрала. Вслушалась в гудки.

И вместе с гудками чувствовала, как дико гудит все ее существо, будто это она сливалась с сигналом мобильного телефона и искала среди прочих сетей – его.

Не нашла.

Не взял трубку.

А она докурила и отправилась домой. С тем, чтобы, свернувшись калачиком на кровати, уткнуться носом в подушку, на которой он обычно спал, но из которой давно уже выветрился его запах. И тихо скулить, пока не забылась тяжелым сном, закончившимся рано утром, когда на улице все еще было темно. Любое ее утро начинается в рань. С пробежки. Но только сейчас ей бежать уже некуда и незачем – только к нему и только за ним.

Глава 7

– Да какого ж хрена! – выдохнула Росомаха в 7:30 утра, когда Лукин не просто не взял трубку – вырубил телефон. Это что? Настолько не хотел с ней общаться?

Ладно. Можно допустить, что на ночь он ставит трубу на беззвучный – но он не ставит! Она-то знает! Спал крепко и не слышал? Или… с кем-то там спал? Но это, разумеется, не ее дело. Или ее? Или?..

Какого лешего он отключил телефон?!

Сначала спасать, а потом игнорировать? Нормально вообще?

Руслана воззрилась на экран, будто бы спрашивая у того, что за нафиг происходит. Сообщение о том, что абонент на связи, не приходило. Она и так еле дотерпела до семи с копейками, чтобы снова начать звонить, но ей отвечал только бездушный голос, сообщая, что абонент – не очень абонент.

Будто наткнулась на стену – не пробиться. Рука дернулась к голове. Вспышкой в мыслях отобразился единственный вопрос: не пробиться? Сколько времени он бился о стену, которую она возвела? Она первый раз включила прежний номер, когда вернулась в Киев с Толиком и Алиной. Это было в конце февраля. Полтора месяца он не мог пробиться. А потом… потом, наверное, уже не хотел.

Будто пазлы – кусочки содеянного ею и им – начали выстраиваться в общий узор. И этот узор ей не нравился.

Когда она мчалась в аэропорт после вечеринки в честь дня рождения журнала, он сидел у Гуржия, не понимая толком, что происходит. Или понимая? Или уже неважно, понимая или нет?

Когда она ходила по стенам у Озерецкого, отключив телефон, он звонил ей… количество пропущенных вызовов она оценила после того, как вставила в аппарат симку. Не въезжала зачем, но и не пыталась въехать. Может, беспокоился по поводу слетевшей с крючка рыбки. Он, вроде, рыбалку любил?

Когда она тайно, в глубине души, даже не признаваясь в том себе, ждала от него хоть каких-нибудь действий, он был один, совершенно один в Киеве. И знал, что она в Будапеште… Нет. Не так. Он знал, что она сбежала от него в Будапешт. Ощутимая разница. Где бы он искал ее в чертовом Будапеште? А она придумывала план, как его проверить с этим проклятым интервью!

Когда она возвращалась восвояси, он летел в Штаты, искать ее через Тоху. И схлопотал по морде… Просто потому что хотел ее найти. За остывшим кофе она пересмотрела все, что смогла найти во всемирной сети по поводу той дурацкой драки в Лос-Анджелесе. Даже видео – какой-то умник на мобильный снял. Ладно Тоха, с него не убудет, с петуха. Но Егор… Егор – и драка?! Егор, которого вынудили ответить. Они с Антошкой вынудили.

Происходило все что угодно, она творила все, что приходило в голову, – только затем, чтобы скрыться от него. Каково это – месяцами долбиться в стену, не зная, ждут ли за стеной – или наоборот, пребывая в уверенности, что не ждут? Привыкаешь и не больно? Да черта с два! Становится все равно? Может ли стать все равно? Ей ведь так и не стало…

Но и она – другое, чем он. Она думала, ее предали. Ее не предавали. А его осудили, даже слова не дав. В то время как он… он делал, а не говорил.

Не оправдывался. Там, в Одессе… он не оправдывался. Будто смирился с ее выбором. И снова делал – не говорил. Впрочем, она тоже. Неслась вперед, не оглядываясь, не беря в голову и в расчет того, что следовало брать и в голову, и в расчет.

А ведь и без слов понятно. С кем бы он ни приехал на чертову «Жемчужную леди», ничто не отменяет дикой, кошмарной сцены в его номере. И ничто не отменяет рассеченной брови на его красивом лице. И, что самое страшное, ничто и никогда не отменит сказанного «получился хороший проект из меня». Единственные слова, которые он позволил себе.

Потому что ему было больно.

Болело не только у нее.

И тем не менее. Он вытащил ее. Вытащил – и ушел. Будто бы не было смысла продолжать. Просто развернулся и свалил прочь от машины Гамлета.

– Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, – пробормотала Руслана. К черту! В ее жизни и так было слишком много классики в последнее время. От Шекспира до Шиллера.

Она сама так захотела, лишая его права себя защитить. А теперь не знала, как выжить, понимая, что ошиблась.

Он не берет трубку. И он отключил телефон.

Она не брала трубку. И ушла из его жизни.

Руслана глухо застонала, глядя на четыре шелкографических Корвета на своей стене, и снова набрала его номер, понимая, что тот не отзовется – смс от оператора так и не пришло. Абонент по-прежнему был в состоянии «не абонент».

И в то же время она отчетливо сознавала – если не поговорит с ним, взорвется. Потому что он должен знать… должен… Как тогда сказал? «Не мог не звонить. Не мог не приехать. Нужно знать, что ты понимаешь. Нужно быть с тобой».

С ней все то же. Сейчас она будто поменялась с ним местами. Он должен знать, что она понимает. Что пазл сошелся в общий узор, в котором она виновата. Независимо от исхода, независимо от того, что он ушел в ту ночь – ведь тоже чтобы не возвращаться.

Дичь в том, что она даже не в курсе, где он теперь живет!

Понятия не имеет. С Залужной развелся. Значит, не в прежней квартире. Да она и не знает-то, где прежняя, – только въезд во двор помнится, и то смутно. Никогда не бывала и не хотела быть. Дом хотела – с садом и садовником. Как Егор говорил.

Родители… Мама… Вариант? Едва ли… он не стал бы возвращаться к ним. Но даже если… это тоже поди найди.

Гостиница. Тогда, в их самый последний день, он так буднично сказал ей, что намерен съехать от Оли в гостиницу. Но ей в голову не пришло спросить, какую. Хотела только предложить перевезти вещи к ней. И себя – тоже к ней. Не успела. Не срослось. Забылось. Потому что встреча с беременной женой перечеркнула все. И это тоже было отнесено к категории «вранье».

Но даже если… четыре с лишним месяца в гостинице? Это не в его стиле. В его стиле – лететь через океан, чтобы узнать, где она. Или вламываться безоружным в дом к преступникам, чтобы вытащить ее же из переделки.

Руслана спрятала лицо в ладонях.

«Только чур секс вместо оплаты больше не предлагать».

«Ты мне льстишь».

Дура!

Пятница. Редакция «À propos», куда она победно заходила в октябре прошлого года, чтобы убедить его ехать с ней в «Мандарин». Теперь нужно ни много ни мало. Убедить его выслушать. Просто выслушать. На большее рассчитывать страшно. Невозможно.

Она вскочила с кровати и бросилась к зеркалу. Выглядела кошмарно после ночи, после предыдущих ночей – без него. После недель бесконечной, изнурительной работы. С немытой головой. В затертых спортивках. И с этим точно надо было что-то делать.

Хотел же он ее в том чертовом платье-провокации!

Когда она ломанулась в душ, часовая стрелка приближалась к отметке в 8:00.

А уже в 9:30 она входила в здание, где располагалась редакция. Декорации те же. «Артхаус» напротив. Желтый Корвет. Улей сотрудников. Только девушка больше не носила цветных прядей. Но носила платье с дурацкими черно-фиолетовыми кошками на ярко-зеленом фоне.

– Доброе утро! – зазвучал ее низкий, но все-таки звонкий от волнения голос в приемной. – Егор Андреевич у себя?

– Егора Андреевича нет, – сказала Тая, рассматривая посетительницу. – Вы по какому вопросу?

«По личному!» – чуть не выпалила Росомаха. Но что-то ее остановило. Она улыбнулась секретарше и ответила:

– Руслана Росохай, если помните. У нас с господином Лукиным есть договоренность относительно моего проекта «Кстати о…».

– Тогда вы можете поговорить с госпожой Залужной, – улыбнулась секретарша. – Ее кабинет – следующий по коридору.

– С кем? – не въехала с первого раза Руся. Егор прав – она безбожно отупела.

– С Ольгой Залужной, – повторила Тая.

Встречаться с его женой… бывшей женой… в планы не входило точно. Во всяком случае, она определенно хотела бы этой участи избежать. Но жизнь не готовила Руслану к тому, что мужчины могут работать с бывшими женами. «Мы с Егором расстались друзьями», – вспомнилось ей.

Друзьями, блин! Так может, она подскажет, как его найти? Росохай почти представила себе, как спрашивает адрес у Залужной. И нервно выдохнула.

– Нет… – проговорила она. – Мне хотелось бы… все же… где я могу найти Егора Андреевича?

– Мы не даем подобной информации.

– Но это срочно!

– Если это срочно, вы можете поговорить с госпожой Залужной.

– Вы – робот? У вас в программе один алгоритм заложен?

– Прошу прощения? – удивленно взглянула на нее Тая.

– Я объясняю всячески, что мне нужен Лукин, а вы уперто тянете меня к Залужной. Хоть бы зама предложили.

– Не мне оспаривать распоряжения руководства, – пожала плечами Таисия и терпеливо проговорила: – Господин Лукин вернется не раньше, чем через две недели.

– Две недели? – упавшим голосом переспросила Руська. Она не могла ждать две недели! Это невозможно – ждать две недели! «Кое-кто несколько месяцев ждал», – голосом Дженис Джоплин заявила совесть. – А хоть с географией подскажете? Он… в отпуске? В командировке?

«С моделькой в Одессе».

«Заткнись».

– Мы не даем подобной информации, – точно! робот!

– Я никуда не уйду!

Секретарша снова пожала плечами и уткнулась в компьютер. А Руслане только и оставалось, что претворить свою угрозу в жизнь. Она никогда ничего не делала наполовину. Оглянувшись по сторонам, подошла к диванчику в углу, поставленному здесь для ожидающих. И уселась, откинувшись на его спинку. В конце концов, она ожидающая. Хоть две недели, хоть два месяца. Если только секретарша не вызовет охранника.

Но та, кажется, даже не думала этого делать. Сидела себе преспокойно за монитором, периодически бросая взгляды на визитершу. Взгляды, впрочем, казались достаточно красноречивыми. На исходе пятой минуты ожидания Росомаха точно знала: секретарша имеет очень хорошее представление о том, кем она приходилась Егору. Подобное любопытство случайным быть не может. Еще через десять минут дошло, что и все разыгранное представление с «алгоритмом переадресации к госпоже Залужной» – именно представление. Потехи ради. Или во имя справедливости – по мнению все той же секретарши.

А справедливость – даже секретарская – должна рано или поздно восторжествовать. И она восторжествовала, стоило Руслане подумать о том, что она теряет время, и можно, в конце концов, обратиться к Гамлету, например. Пусть уж там как-то вычислит, где находится телефон – а вместе с ним и человек. Она видела подобное в кино. Вопрос, возможно ли такое, если аппарат выключен, настойчиво вертелся в голове в тот момент, когда в приемной показалась… госпожа Залужная собственной персоной и бодро начала:

– Тай, может, ну его к черту, я… – а потом запнулась и замолчала, наткнувшись взглядом на посетительницу в углу. Ее недоумение длилось недолго. Она сделала шаг в сторону Русланы и спросила: – Могу я поинтересоваться, что вы здесь делаете?

Руся от неожиданности проворно вскочила со своего места. Раскрыла было рот и вдруг ясно осознала: а она как-то не в курсе, что отвечать. Расстались друзьями. Следов беременности никаких. Важно или нет? Нет. Неважно. Но может ли «подруга» знать, где Егор?

– Мне нужен Лукин, – выпалила Росомаха – и знала, что вот сейчас закосолапила. Прямо как тотемное животное.

– Егора Андреевича нет, – милостиво соизволила сообщить Ольга и повернулась к Тае. – Ты не сказала?

– Сказала, – многозначительно закатила глаза в ответ секретарша.

– Она сказала, – подтвердила Руська, непроизвольно кивнув. – Но мне он срочно нужен… я его… я его ищу.

– Сидя в его приемной? Интересный способ.

– Пока другого не придумала, – пожала она плечами. И все-таки решилась, хотя знала, что идея плохая. Но ведь пошла бы и к черту, лишь бы узнать – а тут черт сам приперся. И ничего не оставалось, кроме как без запинки спросить: – Вы знаете, где его можно найти?

– Вы издеваетесь?

– Нет. Я правда его ищу. Он правда мне нужен.

– И мне он был нужен, – заявила Ольга. – И прав у меня на него было значительно больше! Но влезли вы, разрушили нашу семью. А теперь посмели заявиться сюда. У вас с головой все в порядке?

– Нет, не в порядке! У меня в голове уже несколько месяцев не все в порядке! Я пытаюсь этот порядок навести. Пожалуйста, скажите, где Егор!

– С некоторых пор я не слежу за его перемещениями между чужими постелями.

– Меня не касаются чужие постели. Мне нужно его найти!

– Я вам совет даю, где искать, – пожала плечами Оля, – а вы не слушаете.

«Это нечестно, когда мужик на фотке красивее бабы».

«А ты любуйся самолично».

Росомаха медленно выдохнула и заставила себя смотреть Залужной в лицо.

– Я не уйду, – более уверенно, чем чувствовала, сказала она. – Я не знаю, где он живет, а телефон у него выключен. Но я не уйду, понимаете?

– Это пошло, бегать за мужиком, – с ясно слышимой жалостью к «искательнице» сказала Оля. – Недолго он тебя терпел? А он никого долго не терпит. И мы вместе были пять лет только потому, что я закрывала глаза на все его похождения и терпела его самомнение. Дорогуша, он мыльный пузырь. На словах одно, а на деле – как большинство. Мелкий и злопамятный. Паршивый глянец. Но ты сиди, если так хочется, – усмехнулась она и повернулась к секретарше, увлеченно наблюдавшей за разворачивающимся перед ней действом в стиле драмеди. Хоть смейся, хоть плачь. – Таечка, ты не в курсе, у нас вакансий сторожей нет? Жалко девушку – сидеть забесплатно.

И в это самое мгновение в приемную вплыло новое действующее лицо. Под стать духу, царившему в этих стенах. Гений современности. И падла, однажды посчитавшая себя в праве влезть, куда не просили.

Валера Щербицкий стоял и смотрел на трех женщин недобрыми глазами. А у Русланы совсем почти не осталось сил. Полубессонная ночь. Полубессонная жизнь. Хищник, предпочитающий темное время суток. Она медленно осела на диванчик, понимая, что ей все равно, кто еще сюда зайдет. От боли почти задыхалась – но Залужная умела бить по больному. Об этом Росомаха все еще помнила.

– Марценюк у себя? – хмуро спросил Валера – то ли у Таи, то ли у Ольги.

– Он на брифинге в Минфине, – отозвалась секретарша. – Будет после трех.

– Охренеть все занятые. Ладно, здесь подожду. Можно? – заискивающе, что так не лепилось с наглым взглядом, попросил Щербицкий. Новым очередным испытанием великого писателя стала беременность его дражайшей второй половины. Теперь уже Алка ревновала супруга к каждому столбу, а он скрывался от ее истерик вне дома, неловко отговариваясь от друзей и знакомых: «У нас гормоны чёта шалят…»

Глаза Ольги округлились.

– До трех? Валера, здесь не наливают, – сочувственно произнесла она и выплыла из приемной. Несколько секунд Тая переводила взгляд с одного на другого оставшегося участника представления. Потом вскочила из-за своего стола, помчалась следом за Залужной с убийственным возгласом:

– Ты чего приходила-то?!

И скрылась за дверью Олиного кабинета. А Щербицкий так и остался на месте, сверля взглядом Руслану. Она сидела, замерев на диване и едва дыша. Еще одну порцию унижений получать не хотелось, но, видимо, придется пройти и через это. Слишком жив еще в памяти был вечер, когда этот нетривиальный знакомый Лукина боролся за моральный облик последнего.

Сейчас она точно знала – он слышал то, что Залужная сказала о Егоре. Откуда, каким чутьем – черт его… наверное, росомашьим. Пофигу, что было там о ней – не особенно ложь. Бегать за мужиком пошло. И унизительно. Но в глазах Щербицкого она почему-то прочитала теперь такое, что не выдержала. Заявила негромко, твердо, неуступчиво:

– Это неправда… то, что она про него…

– Она имела на это право, – почти таким же тоном ответил Валера. – Она с ним жила и имела право.

– Все на всё имеют право. Только оно не делает ничего лучше… и не делает легче.

– Не делает. Сами себя в тупик загоняем, – согласился Щербицкий и медленно подошел к дивану, на котором она сидела. Не спрашивая, уселся рядом. Положил на колени сумку для ноутбука и снова посмотрел на нее. – Мне нравятся твои сказки. Хорошо получается.

Ее брови заметно подпрыгнули под челкой.

– Я читал. У тебя в блоге, – пояснил он.

– Ну… у вас тоже… книжки ничего так, – пробормотала Росомаха. – Мне «Бронзовая лихорадка» очень понравилась. Критики – козлы.

– Козлы, я смирился, – кивнул Валера. И тут же заговорил о другом: – Рыцарь не мог забыть Королевну. Это все равно, что остаться инвалидом. Он не согласился бы на такое исцеление.

– Думаете?

– У тебя классная концепция… самоотречение, жертвенность… а ему это надо? Мужик, которого ты описала, скорее сдохнет, чем предаст Королевну.

– Но это же моя концепция.

– Я с тобой третий месяц спорю. В голове.

– В голове и я с собой спорю, – мрачно констатировала Руся.

– Егора ищешь?

Росомаха кивнула. Стало вдруг все равно, кем ее считает великий писатель современности. Ну пусть себе… Все на всё имеют право.

– Он у Всеволода Ростиславовича.

Руслана подняла голову и полудиким взглядом вперилась в Щербицкого.

– У Всеволода Ростиславовича, – повторил тот. – Не рассказывал? Друг его… На рыбалку к нему ездит часто. Или… от глянца паршивого, – Валера поморщился. – В общем, он там всегда пропадает, когда нигде нет.

– Не рассказывал, – ответила Руслана. В ее квартире тоже не было глянца. И в ней – ни капельки.

– У него дом в Черниговской области. Недалеко от Бора. Село селом, но лес, река рядом. Межреченский ландшафтный парк знаешь?

– Гугл знает.

– Вот там… я раз был – красиво. И не пропустишь. Выделяется, эдакий коттедж под красной крышей. Он там за поселком один стоит. В лесу. Как для отшельника.

– Всеволод Ростиславович?

– Всеволод Ростиславович.

Всеволод Ростиславович. Отшельник из Черниговской области.

Прошлой ночью Руслана точно знала, что попытается исправить. Без большой веры в профит. Но она действительно не делала ничего наполовину. Решила – значит, решила. Искать – значит, искать. Она ночь пережила неуслышанной. И сходила с ума от этой мысли – он не знает, что она поняла. Не знает, что ее мир изменился за несколько часов. Его она не желала слышать четыре месяца. Бежала. Сбегала. Все разрушила.

А теперь бежала за ним. По́шло? Ну пусть.

Что может быть пошлого в том, что она любит? Тогда она так ему об этом и не сказала.

И вот теперь, будто в каком-то бреду, мчалась из Киева в Черниговскую область искать неведомого Всеволода Ростиславовича. Отшельника. В лесах.

Два часа.

Без пробок – два часа, если верить Гугл Мапсу.

С пробками на выезде из города в северном направлении – чуть-чуть больше.

Пробок – не было.

Она добралась за полтора.

Не замечая ни дороги той степени паршивости, что прилично превышает среднюю, ни леса, который должен бы был радовать – как всякую порядочную росомаху, ни дождя, все это время лупившего по стеклам так, что дворники едва справлялись. Она смотрела только на указатели. И отсчитывала километры, которые еще оставались до Бора. Вглядывалась в населенные пункты. Сталкер или нет – давно уже не интересовало. Оказывается, можно пройти сотню Ульяновок, чтобы найти одного человека.

А когда увидела все-таки знак въезда в Бор, выдохнула – то ли от нетерпения, то ли от волнения. И пронеслась по поселку так, что только ее и видели. Ярко-желтый Корвет среди зелени и старых домишек казался чем-то чуждым. А ее интересовала только красная крыша на отшибе.

Та показалась уже после выезда из населенного пункта. Неожиданно, будто ударило в грудь. Такая же чуждая среднестатистическим сельским домам, но удивительно вписывающаяся и в лес, и в дождь. Последний раз выкрутив руль, чтобы съехать на обочину неподалеку от коттеджа таинственного Всеволода Ростиславовича, Руслана затормозила и выдохнула, давая себе секунду, чтобы очнуться. Но не выходило.

Вылетела из Корвета.

Подошла к воротам. Калитка. Звонок.

«Ты долго ехала. А без тебя скучно».

«А со мной весело?»

«С тобой по-разному».

Сглотнула. И протянула руку, уверенно нажав на кнопку и ощущая пальцами капли дождя на ней. Сначала было тихо, целую вечность. Потом явственно раздалось сопение, и что-то шумно ударилось в дерево калитки со стороны двора, отчего громко всхлипнули петли. Руслана втянула носом воздух, выдохнула ртом и откинула со лба мокрую челку. Занесла кулак и теперь уже постучала.

– Михалыч, морда твоя черномазая, – раздалось за калиткой.

В ответ зафыркало, и вскоре что-то глухо грюкнуло. Звякнула щеколда и пред ясны очи Русланы предстал Лукин – лохматый, небритый и в кроссовках, хвастающихся идеальной новизной. Равнодушно взглянул на визитершу и поздоровался:

– Привет!

– Привет! – почти выкрикнула она. – У меня… по-прежнему твоя зажигалка!

– Дарю. Ты что-то хотела?

– Поговорить.

– Ну проходи… – он отступил назад, пропуская Руслану.

Она шагнула во двор, оказавшись ближе к нему. И взгляд ее забегал по его лицу – отросшая рыжая борода. Губы – сомкнутые, спокойные. Глаза – тоже. Спокойные. Непроницаемые. Равнодушные? И затянувшийся шрам на брови. Останется след. Хоть кричи. Дура. Вдохнула на мгновение его запах – и быстро прошла к дому, стаскивая на ходу ветровку.

За спиной щелкнул засов и обиженно тявкнул пес.

Она оглянулась назад. Да так и застыла, не проходя в дом и глядя на него. Едва разлепила губы и спросила:

– Ты один?

– Это важно? – Егор подошел ближе и поднялся на крыльцо, открывая дверь. – Проходи, не стесняйся. Чай, кофе?