Текст книги "Кстати о любви (СИ)"

Автор книги: Марина Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Нет, не сойдемся.

– Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов?

– Избавь меня от своего образного мышления сегодня.

– Егор, что с тобой происходит, а? – рассердился Валера. Сдерживался, но по голосу было слышно. Они столько лет дружили. Ему было не все равно.

– Валер, иди на хер. Бухать я с тобой не буду. И душу изливать не буду.

– Зря. Мне помогает.

– Мне не нужна помощь.

– Понял. Отстал. Если что – звони.

После этих слов Щербицкий отключился. Егор тут же набрал Руслану, чтобы вновь выслушать отмеренное оператором количество длинных гудков. Ему действительно не нужна была помощь. Ему нужна была она.

И снова он был за рулем машины, и снова тащился в пробках, и снова звонил – теперь уже в дверь ее квартиры, и снова – безответно.

Лукин долго торчал на площадке, потом спустился во двор. Идиот! Корвета нет на месте, в окнах темно, и она сама неизвестно где. Тяжелые «а если» принялись толпиться в его голове, и прислушиваясь к ним, Егор вернулся в машину и стал ждать.

Прождал долго. Снова шел снег. Густой, лапатый. Опадающий на землю тяжелым покровом. От него даже воздух в сумерках окрашивался жемчужным мерцанием. Люди сновали туда-сюда. С сумками, груженными продуктами, с елками, с большими и не очень коробками. С собаками, резвившимися в сугробах, с детьми, почуявшими новогодние каникулы. Херова туча людей.

Корвет из-за угла дома во двор вплыл неожиданно, ярким желтым пятном, будто кусочком солнца. Припарковался на «своем» месте – Егор уже знал, какое место принадлежит ей. А потом из авто выскочила Руслана с большим пакетом, из которого недвусмысленно торчали багет и пучок зелени.

Лица ее он разглядеть не успел. Да его и не было видно почти – из-за надвинутой на глаза смешной вязаной шапки с разноцветными помпонами и шарфа, закрывавшего нижнюю часть лица до самого носа. Она быстро поднялась на крыльцо и скрылась за подъездной дверью. Еще через пять минут в окне ее кухни, выходившем во двор, загорелся свет.

Он вышел из машины, сделал несколько шагов к подъезду и остановился, точно зная – она не откроет ему. Знал и другое, более важное. С ней все в порядке, и она дома. Это все, на что он мог рассчитывать сегодня.

Но завтра – Новый год. И они встретят его вместе, как и планировали! Они даже составили шутливый график, в который попали фильмы, всевозможная еда и разнообразный секс. Впрочем, все это было изложено в обратной последовательности.

Весь день Лукин отчаянно сдерживал себя, чтобы не заявиться к Руслане с самого утра. Силы воли хватило на то, чтобы ровно в 21–00 он нажал на кнопку ее звонка и прислушался к знакомой трели. В руках был внушительных размеров бумажный подарочный пакет – пару недель назад он заказал шелкографическую картину в стиле «Мэрилин» Уорхола, на которой был размножен Корвет. Тогда это казалось веселым, сегодня было лишь поводом оказаться у двери Русланы.

За дверью, кстати, безмолвствовали.

Он снова позвонил. Она дома – одно из ее окон было освещено, он высматривал их, едва въехал во двор. В ответ на этот звонок раздались едва слышные шаги – она точно кралась по прихожей на цыпочках. Потом – идиотизм! – дрогнул глазок, на мгновение выпустив свет квартиры, и снова погас.

Лукин позвонил в третий раз, теперь не отпуская кнопку. Отчаянная трель раздавалась более минуты. Громкая, звонкая, резкая. Оглушающая. Шестьдесят с лишним секунд. Могло быть и дольше – до полного выгорания. Если бы только она выдержала.

Но она не выдержала.

Дверь с грохотом распахнулась.

– Издеваешься?! – заорала Руслана на весь подъезд.

– Нет, – не давая ей времени опомниться, Егор шагнул за порог и закрыл за собой дверь.

Он видел ее разной. С самого первого дня, как они познакомились. В октябре, кажется? На МедиаНе. МедиаНа была в октябре. Разной видел – и злой, и веселой, и вдохновленной, и увлеченной, и уставшей, и испуганной, и голой, и с синяками.

Вот такой зареванной, как в эту минуту, видел впервые. Даже избитая она такой не казалась. И видно было, что плакала уже очень долго и очень сильно. И выглядела кошмарно. А дверь открыла. И теперь смотрела на него мутными глазами и не говорила ничего. Смотрела. Просто смотрела, задрав голову вверх, даже не пытаясь скрыть следов недавнего времяпровождения.

Егор приставил к стене подарок, ладонью стер ее слезы со щек. Не сдержался, скользнул пальцами по губам и отдернул руку.

– Прости, – заговорил он. – Я понимаю, ты уверена, что я должен был тебе рассказать. Но рассказывать не о чем, поверь. Мы разводимся.

– Уходи! – услышал он в ответ. Сиплое – то ли от недавнего крика, то ли от рыданий.

– Не уйду. У тебя был шанс выгнать меня, но ты его упустила.

– Да я сама на тебя повесилась тогда! Сама! Вот, что хуже всего!

– Не говори глупостей, – негромко сказал Егор, и взгляд его заметался по ее лицу, снова и снова возвращаясь к глазам, блестевшим от слез и возмущения.

Руслана не ответила. Глупостей! Все, что она скажет, он может считать глупостью. Все назовет глупостью. Все, что людям неприятно, от чего они хотят отгородиться, называется глупостью.

Глупостью было то, что она продержалась ровно сутки. Несмотря на его звонки, на то, что видела его машину под своим домом, несмотря на то, что на стену лезла, она продержалась целые сутки.

А сегодня накрыло. По полной накрыло – в одну минуту она ваяла себе бутерброд, мрачно размышляя о том, что можно для разнообразия уморить себя голодом до смерти. А в следующую – рыдала от жалости к себе, чего никогда не допустила бы ни с кем другим. Но был этот чертов Лукин, который – ах, какая оплошность! – не сказал ей всей правды. Но еще хуже то, что она с большим удовольствием и дальше жила бы в неведении. Ничего не подозревая, ни о чем не задумываясь.

Напиться хотелось. Или сдохнуть – действительно хотелось.

И так в жизни все с ног на голову, а теперь еще и женатый, чужой мужик, в которого она влипла по самое…

– Уходи, – снова выдавила из себя Руслана.

– Не уйду, – повторил он и притянул к себе, крепко обняв и прижавшись щекой к ее макушке. – Я не уйду.

– Ты мне врал!

– Ты не спрашивала.

Она вздрогнула. И резко рванулась из его рук.

– Я не сплю с чужими мужьями! Ясно? – выкрикнула Руся. – Это ненормально, даже негигиенично, мерзко! Откуда ты только взялся на мою голову?

– Мы правда разводимся, – сказал Егор, отпуская ее. – Она правда в Париже. И ты – единственная, кто у меня есть.

Руслана шумно выдохнула. Теперь стояла близко от него, тогда как мгновение назад хотела умчаться куда подальше. Его запах будто окутывал тело, как если бы он и дальше ее обнимал. Она сама обхватила свои плечи руками, будто ей вдруг стало холодно. И правда – трясло, как в лихорадке, но это точно после рыданий. И она прекрасно понимала, что сейчас разрыдается снова.

– У меня до тебя больше двух лет никого не было, – побелевшими губами прошептала Руська. – Я никого не хотела, и мне было хорошо. А тут ты… Зачем?

– Я не знаю. Но я знаю, что мне хорошо с тобой, – он протянул ей ладонь. – Иди ко мне.

– А если станет плохо? Стало же… с… ну с женой…

– Я никогда не буду тебя обманывать в этом, – сказал Егор, глядя ей прямо в глаза и боясь отпустить ее взгляд.

– Не обманывай… Не обманывай, потому что я же тоже… учусь верить сейчас.

– Обещаю.

Руслана сглотнула. Теперь, если бы и хотела, то и сама не смогла бы оторвать взгляд от него. Скорее почувствовала, чем осознала – опять плачет.

– Тупая корова, – пробормотала она. И быстро ухватив все еще протянутую ладонь Лукина, шагнула к нему.

Он сразу же притянул ее к себе и стал целовать мокрые щеки и глаза, губы, шею. Резко остановился, подхватил на руки и уверенно направился в спальню. За прошедший месяц маршрут был изучен предельно внимательно. Ни об один угол не споткнешься – да и не было никаких углов. Зато была большущая вечно разостланная кровать, на постоянный беспорядок которой хозяйка квартиры просто набрасывала широкий огненно-красный плед.

Сейчас в комнате оказалось темно. Только с улицы ее освещал яркий фонарь, затапливая синевой. Шторы не задернуты – и он бросал яркий луч прямо на подушки. Когда одной из подушек коснулась ее голова, Егор мог разглядеть лицо с широко открытыми глазами. Волосы разметались вокруг. А пальцы ее настойчиво цеплялись за его плечи.

– Я по тебе скучала, – тихо, но отчетливо произнесла Руслана низким грудным голосом.

– Я тоже по тебе скучал, – отозвался Егор. Руки его заскользили по ее телу, освобождая от одежды. Его губы обжигали ее кожу. Он отстранялся, чтобы рассматривать ее в свете фонаря, нависая над ней. И снова опускался, всей своей тяжестью впечатывая в простыни.

Позднее все тот же вездесущий фонарь освещал его вздымающуюся грудь и пряди ее волос, сейчас рассыпанных по его серебрящейся коже. Руслана лежала на спине поперек кровати, устроив голову у него на животе, а глаза были по-прежнему широко раскрыты. Ее руки захватили в плен его ладонь, и она мягко гладила его пальцы, выводила узоры на запястье, касалась волосков, притягивала ладонь к своему лицу, прижимала к губам. И улыбалась, выравнивая собственное дыхание.

Встреча Нового года проходила совсем не по графику. Они даже не знали который час. Но на это-то было плевать.

Потом Руслана перекатилась набок, чтобы взглянуть на него. И неожиданно проговорила:

– Ты меня тоже прости… Я думала, с ума сойду, когда ты звонил, а я не отвечала… наверное, честнее было бы отключить телефон, чтоб ни тебя, ни себя не мучить.

– Я не мог не звонить, – сказал Егор, перебирая свободной рукой пряди ее волос. – И не мог не приехать. Мне нужно знать, что ты понимаешь. И нужно быть с тобой.

– Я с тобой… – ее тонкое, даже костлявое плечо чуть дрогнуло. – Мне казалось, что не смогу, а смогла… Оказывается, тебе можно простить то, что другим не простишь ни за что.

– Все будет хорошо, – улыбнулся он и легко переместил Руслану так, чтобы ее лицо оказалось над его. – Все. Будет. Хорошо.

– У тебя других вариантов нет. Ты должен, слышишь? Обязан сделать так, чтобы все было хорошо, чтобы я не зря сегодня… Я никогда никого второй раз не впускала. И скажи спасибо, что по морде тебе не дала… Это… у меня случается…

– Спасибо, – хохотнул Егор и поцеловал ее. – Я учту.

– Я серьезно. Пару лет назад… ну до Африки еще… одного… я шампанским облила на вечеринке… И до этого… У меня был… в общем, чуть евнухом не оставила. Так что не зли меня!

– Я и не собирался.

– Я знаю… просто вот сейчас мне страшно. Хорошо, но страшно, – она прижалась лбом к его шее и глубоко втянула запах, рукой скользнула по его груди – к сердцу, да так и затихла, слушая удары. Молчала. Долго-долго. А потом прошептала: – Для чего люди врут?

– Глубоко копаешь, – рассмеялся Егор. – Теряюсь в догадках, что тебя вдохновляет.

– Сейчас – ты.

– Польщен, – он быстро поцеловал ее, – но я тебе не врал.

– Не врал… нет, не врал, просто… я тебе кое-что расскажу, ладно? Только не воспринимай слишком всерьез.

Он кивнул и обнял ее крепче. Руслана зажмурилась. Она никогда не говорила об этом, и не хотела говорить. Но ему – появилась необходимость. Почти жизненная. Потому что он – не случайный. Потому что он не врал – даже тогда, когда она уверена была, что врет.

– Ненавижу ложь, – медленно сказала Руська, не открывая глаз, но чувствуя его руки, сомкнувшиеся у нее на спине. – Я уже говорила, что ненавижу… Люди лгут, чтобы скрыть то, что стыдно. Или чтобы получить то, что нужно. Как мы в Ульяновке тогда… Я думала… напишу статью, тогда оно ложью точно не будет. Жалко, что не получится. Просто если что-то хочешь – скажи. Прямо и честно. Без вот этого… Я знаю, что я неадекват. У меня все всегда шиворот-навыворот и задом-наперед. Ну, так получилось… Но когда по тебе раз-другой катком проедутся, оно даже привычно становится. Ты меня не жалей, ладно? Я не для того рассказываю – сейчас-то все хорошо.

– Ладно, – сказал Егор, зная, что надо было сказать.

– У меня после четвертого курса на лето два больших плана было. Поступить в магистратуру и замуж выйти. Лёня… помнишь Лёню? – она негромко хихикнула, снова уткнувшись ему в шею. – Лёня тогда как раз юрфак закончил. Мы с ним встречались несколько лет, ждали, когда он выпустится. И тут все так складывалось хорошо. На начало августа заявление подали. Я госы сдавала, потом документы… на поступление. Ну знаешь, обыкновенная жизнь, рутина, платье выбирала… Я тогда еще с мамой жила. И влюбленная была до одури. Сейчас-то понимаю, что это… такое… ненастоящее … Ну в смысле, первая любовь, первый поцелуй, первый партнер, все дела. Я его не выбирала – он сам выбрался. И вцепился накрепко, я думала, любит… – Руслана подняла голову и посмотрела Егору в лицо, прямо в темные глаза, в полумраке казавшиеся не серыми, а черными, блестящими. Ее же глаз видно не было – на них легла тень. – Наверное, он меня совсем дурой считал. За пару недель до свадьбы ко мне явилась девчонка какая-то… Беременная, пузо выше носа. Сказала, это от Лёни. Я не поверила. А потом он сам проболтался, почти в тот же день. У них вечеринка была в клубе, я туда поехала – хотела поговорить насчет этой барышни, удостовериться, что она врет. Лучше бы не ездила. Потому что она не врала. Они там шумно отмечали, он пьяный был. И знаешь… так красочно приятелям расписывал, как… как у него все в шоколаде будет при таком тесте… У него-де юрфак, а папа у меня уже тогда в министерстве работал… Черт… И девчонка эта правда его была. Они почти что жили вместе… я долго удивлялась, как это он так – сочетал. На что только не извернешься, если хочешь, чтобы все… в шоколаде. Знаешь, за что стыдно?

– За что?

– Ну вот за то, что я ему тогда вмазала… по яйцам… при всех. Не раскаиваюсь, но стыдно. Понимала, что это конец уже, вот и…

– Забудь, – усмехнулся Егор. – Сделала и сделала.

– Я тоже так себя успокаиваю, – рассмеялась она. – Но если что – давай сдачи, ок?

– А смысл, если это конец?

– Я не хочу, чтоб с тобой был конец.

– Тогда и не думай об этом.

– Не буду… Не хочу и не буду… Помнишь, у Шаповалова я на тебя рыкнула? Тоже дежа вю… У меня потом еще один ухажер был, недолго. Ну там не так жестко. Мы с ним у папы познакомились, он как-то сразу ухаживать начал, а мне интересно стало. Схема та же оказалась. Через меня по карьерной лестнице. Но тогда это было даже весело. Я его шампанским облила на какой-то вечеринке – тоже у Шаповалова, вроде, я потому и вспомнила. А потом в Африку свалила.

– А ты романтик! – расхохотался Лукин.

– А у меня всегда так, – по голосу было слышно, что она тоже улыбается. – После Лёньки дипломная работа вышла – блеск! Ее даже местный канал купил. Короткометражка, интересная получилась, у меня в блоге валяется, где-то в самом начале. Мне энергию и… вот это все, больное… куда-то девать надо было. А с Африкой – ну ты в курсе, даже тебя обскакала. Так что… это хорошо, что так вышло, иначе мы бы с тобой никогда и не познакомились.

– Это просто замечательно, что так вышло! – согласился Егор, перевернул ее на спину, нависнув над ней, и выдохнул ей в губы: – Хватит болтать. Я слишком соскучился, чтоб тратить время на твоих бывших.

– Ты тратишь его на меня, – шепнула Руслана. – И мне больше рассказывать нечего, истории закончились.

– Будешь рассказывать обо мне. Потом…

Руки его уверенно путешествовали по ее телу, лишая возможности думать, а рот крепко прижался к ее губам, лишая возможности ответить.

Но она уже и не хотела отвечать. Ее ладони тоже горели страстью. И губы. И в глазах ее плескалось желание, которое сводило с ума и его. Она тоже скучала. Она бесконечно скучала. Умирала каждую минуту этих проклятых суток – без него. А теперь – когда он снова был – был с ней, был в ней, заполнял собой каждую минуту этого уходящего года – она жила и хотела жить. Приникала к нему, чуть царапала ногтями широкую спину, совсем не ощущала его веса, словно бы растворяясь в нем, но при этом чувствуя свое тело – и чувствуя его тело. И знала точно, совершенно точно – такого с ней никогда раньше не было и никогда уже больше не будет. Такое возможно с одним-единственным мужчиной, который непонятно как, непонятно для чего вдруг появился рядом. И не пожелал уходить.

О нем – ему – она тоже рассказывала. Потом. О том, как пропала с первого взгляда, когда он спас ее в неравной схватке с оливкой. О том, как зацепилась за этот чертов «Мандарин» – лишь бы снова его увидеть. О том, как хотела его в то утро, когда они ночевали в гостинице. Про бабочек рассказала тоже – они теперь всегда у нее с ним ассоциировались.

А, опомнившись, резко вскочила с кровати и выпалила:

– Который час?

Егор поймал на циферблат своих часов свет уличного фонаря и присмотрелся.

– Скоро двенадцать, – лениво сказал он.

– Мы пропустим Новый год!

– Сейчас шампанское открою – будет тебе Новый год, – усмехнулся Егор и нащупал на полу у кровати джинсы.

– Лежи! – возмутилась Руслана, толкнув его обратно на подушку. – Я сама. Ни разу не встречала Новый год в постели.

– Что сама? Шампанское открывать будешь?

– Сюда принесу, мужчина! Лежи!

– Вот дикая, – рассмеялся Егор и закинул руки за голову, наблюдая за перемещением ее тени на полу в коридоре. Она металась недолго. Включала и выключала свет в нужных комнатах. И через пять минут снова показалась на пороге в полумраке спальни. В руках умудрялась тащить бутылку, два бокала, его все еще упакованный подарок и небольшой пакет.

– Помоги! – скомандовала Руська. – Сейчас все разобью.

– А я говорил, – Лукин снова поднял джинсы, быстро натянул их на себя и перехватил у нее из рук бутылку и бокалы. – Свет включи, пожалуйста.

Руслана щелкнула выключателем. Осмотрела его и довольно улыбнулась. Потом села рядом, устроила подарки и вместо одежды увернулась в плед.

– И что сидишь? Подарки разворачивай, – шампанское негромко хлопнуло в руках Лукина и зашипело, когда он разлил его по бокалам. Один протянул Руслане. – С Новым годом!

– Я твой и завернуть не успела… собиралась завтра подумать, как… передать или подбросить, – вздохнула Руська, принимая шампанское. И придвинула к нему пакет, из которого торчал край компакт-диска… с росомашьей мордой на обложке. – Это я… пою… я помню, что ты музыку не любишь, но… Дурацкая идея…

Лукин достал диск, улыбнулся рисованной росомахе и оглянулся, в поисках подходящей техники.

– Ты же не собираешься это слушать прямо сейчас? – ужаснулась она.

– Почему нет?

– Нравится, когда я краснею?

– Это мой подарок? – спросил Лукин с самой серьезной миной.

– Твой, – обреченно признала она.

– Мой, и я хочу узнать до конца, что же мне подарили. Так центр включим или ноут тащи?

Руська вздохнула. Мрачно кивнула, забрала у него из рук диск и, кутаясь в плед, поплелась в гостиную. Еще через минуту по квартире полились звуки акустической гитары. Эрик Клэптон. Before You Accuse Me. Только пела Руслана. Неожиданно не косолапо. Даже почти профессионально. И ее хрипловатый низкий голос и правда немного напоминал Дженис Джоплин.

Росомаха снова показалась на пороге, прислонилась к двери и вопросительно воззрилась на Егора.

– Училась? – спросил он.

– Мама заставляла, но я сопротивлялась. Петь люблю, а учиться – нет.

– Сильно сопротивлялась?

– Четыре года оттарабанила, потом бросила… – вздохнула Руслана, дернула плечом и, будто признаваясь в страшном проступке, выдала: – Я на гитаре тоже играла когда-то, но здесь мне приятель аккомпанирует… Забыла все.

Пока она объясняла, Егор поднялся и подошел к ней.

– Спасибо!

– Тебе нравится?

– Нравится.

– Вопли под музыку в замкнутом пространстве, – негромко рассмеялась Руслана и уткнулась лбом ему в грудь. – С Новым годом.

– Качественные вопли.

– И ты даже иногда захочешь их послушать?

– Возможно, – усмехнулся Лукин.

– Любовь – страшная сила. Так людей ломает. Ужас, да?

– Ты же ничего не боишься?

– А я соврала, – Руслана подняла глаза и всмотрелась в него. – Соврала, прикинь. Тебя потерять боюсь… остаться без тебя – боюсь.

– Не бойся, – успокаивающе проговорил Егор.

– Новый год уже наступил?

– Твой день рождения уже наступил!

– Ура, – приподнявшись на носочки, прошептала Руслана ему на ухо и обвила его шею руками.

Часть третья.

Занимательная орнитология.

Глава 1

Катастрофа была неизбежна.

По целому ряду причин.

Именно в этот день.

10 января – в 7:30 по киевскому времени

В ноутбуке Русланы Росохай

Тоха: мне вот интересно

Тоха: ты вообще живая?

Тоха: куда пропала?

Росомаха: У?

Тоха: Ты смотри, палкой потыкал, оно шевелится!

Росомаха: считай, я впала в спячку. Зима долгая.

Тоха: ты ж не медведь!

Росомаха: кстати!!!!!

Руська: так-то!

Тоха:???

Руська: не туда смотришь – на ник глянь.

Тоха: фейспалм.

Тоха: с чего вдруг?

Тоха: точно. Мужика завела.

Руська: я тебе потом расскажу, кого я завела

Руська: сейчас спешу – убегаю.

Тоха: эээээ! в какую сторону?

Руська: когда кого-то заводишь, его кормить надо. Считай, на охоту!

Тоха: меня б кто покормил!

Руська: за этим – к Пэм!

Руська: все, пока! Скоро на работу вставать, а у меня кофе закончился!

Тоха: бешеная!

10 января – в 7:45 по киевскому времени

В подъезде Русланы Росохай

– Доброе утро! – нахлобучивая шапку на голову, Руслана сбегала по лестнице. И на первом этаже наткнулась на ожидающую, когда приедет лифт, бабТоню с ее мелкой, отчаянно гавкающей рыжей дворняжкой на поводке.

– С наступившим! – радостно поприветствовала Руську бабТоня, безрезультатно пытаясь угомонить собаку. В наступившем году они еще не виделись. Руслана из квартиры не вылезала. Но бабТоня не была бы бабТоней, если бы не задала свой самый главный вопрос, который почти с садистским удовольствием задавала ей с первого класса школы и по настоящее время в каждую их встречу: – Как успехи?

– Впереди успехи! – рассмеялась Руслана, открывая подъездную дверь.

– Вот же неугомонная, – весело фыркнула соседка ей вслед и тут же гаркнула псине: – Витамин, заткнись.

Дверь стукнула. С грохотом опустился лифт, впуская старушку. Собака заходить отказывалась. И бабТоня усердно тащила ее за собой. Витамин продолжал тявкать. Когда, в конце концов, оба погрузились, старушка нажала на кнопку напротив отметки пятого этажа и устало выдохнула. Лифт снова тронулся. Но далеко не уехал. Не смог. Поднявшись только на два этажа, резко дернулся и замер. И все бы ничего, если бы одновременно с этим не вырубился свет.

Витамин заскулил. БабТоня смачно выругалась. А электричества не было во всем доме.

10 января – в 7:55 по киевскому времени

В квартире Русланы Росохай…

… что-то громко и отчетливо клацнуло. Ключ в замке повернулся два раза. Дверь открылась. И в прихожей раздались шаги.

– Русь! – послышался женский голос – щелчок выключателя – никакого эффекта. – Русь, у вас что? Свет отключили? Ру-усь!

Реакции тоже никакой.

Шаги направились в кухню. Оттуда – в гостиную.

Наконец:

– Руслана! Ты куда пропала! Две недели – это перебор! – и дверь спальной со скрипом распахнулась.

– Доброе утро! – поздоровался незнакомый ей мужик – лохматый и с внушительно отросшей щетиной – сидящий в постели ее дочери.

Наталья Николаевна собственной персоной от неожиданности чуть заметно икнула. Потом скользнула взглядом по комнате, оглянулась себе за спину – на прихожую, будто желая убедиться, что она хоть квартирой не ошиблась. Потом снова посмотрела на незнакомца.

– А я дверь открыла… своим ключом, – медленно проговорила она.

Лукин кивнул и вопросительно посмотрел на нее.

– Я оденусь?

– Извините! – выдохнула Наталья Николаевна и быстро закрыла дверь.

Через некоторое время он нашел ее на кухне, внимательно изучающей содержимое холодильника.

– Я – Егор, – сказал он ее спине и подошел к плите. – Кофе будете?

– Если можно, то некрепкий, – обернулась к нему мама и захлопнула холодильник. – Меня успокаивает то, что Руслана вас все же едой, кажется, кормит, а не святым духом. Кстати, где она?

– Бегает, наверное, – отозвался Лукин, погремел банками и тоже обернулся. – А нам придется пить чай.

Его движения по кухне стали целенаправленными. Поставил чайник, достал из холодильника продукты, отрезал два ломтя хлеба. И спустя недолгое время на столе стояли две кружки с горячим ароматным чаем и квадратное блюдо, на котором красовались большие горячие бутерброды с сердцевиной из сыра, колбасы, помидоров и яйца.

– Присоединяйтесь, – сказал Егор и, усевшись за стол, принялся жевать незамысловатую пищу.

Женщина наблюдала за его перемещениями по кухне, стоя у окна и скрестив на груди руки. Взгляд был весьма заинтересованным. Получив приглашение, села на соседний стул, придвинула кружку к себе поближе и снова стала рассматривать то ли жильца, то ли гостя своей дочери. Потом разомкнула улыбающиеся губы и проговорила:

– Во всяком случае, если не в стиле одежды, то хоть в мужчинах у Руси очень хороший вкус. Наталья Николаевна. Мама.

– Вы уверены, что я не жулик?

– Не уверена. Но я же о ее вкусе говорю, а не о вашей порядочности. Как я погляжу, вы освоились… давно здесь обретаетесь?

– Не очень.

– И надолго?

– Не очень.

Наталья Николаевна хмыкнула и отпила чаю.

– Вопрос о серьезности ваших отношений будет неуместен, если ненадолго?

– Отчего же? – Егор улыбнулся. – Это будет другой вопрос в своей основе. И если считать, что вы его задали, то я вам отвечу: у меня самые серьезные планы на наше будущее с Русланой.

– Ого!

– Ну как-то так… Еще чаю?

– Нет, спасибо, – мама явно подзависла на некоторое время и снова принялась рассматривать Лукина, как весьма любопытного зверя. Ходики браво отсчитывали время. Потом ее губы дрогнули, и она проговорила: – Что по этому поводу думает Руся?

– Мне бы не хотелось говорить за нее.

Наталья Николаевна кивнула. Но интереса и запала не потеряла. Напротив, в ее глазах отразилась решительность, которую он часто видел и в глазах Русланы.

– Вот что, Егор, – заявила она. – Дело в том… так уж вышло, что мне в нашей семье в силу сложившихся обстоятельств очень часто приходится брать на себя чужие роли и отвечать за других. Вы знаете, что мы с ее отцом в разводе? Так вот, вынуждена говорить и за себя, и за него. Наша дочь – девушка своеобразная и довольно избалованная, и каких бы планов вы насчет нее ни строили, будьте готовы к тому, что она может с ними не согласиться. Первое время с ней занятно, но обычно мужчины от нее довольно быстро устают, и она остается одна. Потому… если есть хоть малейшая перспектива, что ваши слова сейчас несколько сильнее ваших ожиданий, лучше оставьте ее в покое сразу, чем потом. Она умница и все поймет.

– Я вас услышал, Наталья Николаевна, – сказал Егор и поднялся. Собрав со стола грязную посуду, отправил ее в мойку.

– Вы коллеги? – вдруг спросила она.

– Да.

– Что ж… это лучше… Общие интересы. Еще один вопрос можно?

Лукин согласно кивнул.

– Вы в рекламе никогда не снимались? Или в кино? Лицо знакомое.

– Приходилось бывать на телевидении.

– Ого! – прозвучало второй раз на Руськиной кухне.

А следом раздался резкий звонок. Свет включили!

– Вы откроете или я? – полюбопытствовала Наталья Николаевна.

– Открою, – сказал Егор и вышел в коридор. Щелкнул замком и отворил дверь.

Руслана – в своей яркой шапке, из-под которой торчали золотисто-зеленые пряди волос – сверкнула глазами и улыбнулась. Протянула ему пакет.

– Кофе, ватрушки… яблоки… вкусно пахнут, заразы.

– А у нас гости, – Егор взял пакет, вытащил яблоко и громко им захрустел.

– Ты дурак? А помыть?

– Следующее помою. Мама твоя пришла.

Ее глаза округлились. Она чуть присвистнула и вопросительно кивнула в сторону кухни: «Там, что ли?»

– Ага, – подтвердил Егор.

– Ничего, что она тебя здесь видела? – одними губами спросила Руська.

Лукин даже жевать перестал.

– Ты как-то упрямо путаешь обязанности, – усмехнулся он.

– Прости, я не… вдруг ты… ладно! – Руська мотнула головой и принялась разуваться. Скинув ботинки, выровнялась, быстро чмокнула Егора в щеку и добавила: – Я еще никогда не была любовницей просто.

– Ты и сейчас не любовница. Ты – женщина, с которой я живу.

– Фырк! – Руслана прошмыгнула мимо него и явилась пред очи Натальи Николаевны. Мама, между тем, деловито мыла посуду.

– Твой Егор меня чаем напоил, – вместо приветствия сообщила она.

«Мой Егор!» – отчетливо прозвучало в Руськиной голове.

– Конечно, чаем, кофе же не было, – согласилась Руслана и тут же спохватилась, обернулась за спину и спросила: – Варить? Будешь?

Почему-то все женщины Егора Лукина считали своим долгом с утра варить ему кофе.

– Нет, – отказался он и достал из пакета второе яблоко.

– Мыть! – распорядилась она. Наталья Николаевна как раз поставила чистые чашки на полочку и закрыла кран.

Хмыкнув, Егор подошел к мойке, когда где-то в глубине квартиры раздалась трель его телефона.

– Сейчас вернусь, – сказал он и вручил яблоко Руслане.

Однако, вопреки уверенности, совсем быстро не получилось. Понял, что так будет, едва взглянул на экран. Звонила Ольга.

– Привет! – проговорил он в трубку.

– Я в Праге, – сообщила благоверная странно ровным голосом. – Прямого рейса из-за чертовых праздников не было. Через три часа буду в Киеве.

– Ты документы получила?

– А с какого, по-твоему, перепугу я сейчас лечу домой?

– Мне откуда знать? – усмехнулся Егор.

– Мы три года женаты, пять знакомы – я полагала, ты меня знаешь.

– Я тоже так полагал… Чего ты хочешь?

– Встреть меня, пожалуйста, в Борисполе сегодня.

– Хорошо, – холодно ответил Лукин.

– Спасибо. Я скоро буду – все обсудим.

Повертел в руках телефон, потом сунул в карман и вышел из комнаты, с намерением вернуться к Руслане и Наталье Николаевне. И вновь не сложилось – застрял в прихожей. Из кухни доносился очень серьезный голос старшей Росохай:

– Ты бы хоть предупреждала! Откуда он вообще взялся, Русь?

–  Я его обокрала.

– Чего?!

– Премию МедиаНа помнишь? Увела из-под носа.

– У тебя оригинальные методы знакомиться с мужчинами.

– Да как-то не жалуюсь.

– А зря! Ты думала о том, что он для тебя слишком… слишком красив?

– В смысле?

– В смысле твоего отца. Красивый мужчина – не твой мужчина. Просто в зеркало посмотри на себя – а потом на него посмотри!

– Господи, только сначала не начинай! Твои проблемы с папой – это твои проблемы с папой! – возмутилась Руся.

– У тебя тоже проблемы имеются, – обиженно отозвалась мать. Снова зазвенели то ли чашки, то ли стаканы.

– Имеются.

– Ну вот!

– Не волнуйся, если он меня бросит, руки на себя накладывать я не собираюсь. Проще надо быть, ма!

– Да при чем тут?! Русь! Ну хоть раз в жизни услышь меня! Потому что это потом мне придется тебя откачивать! Не Женьке даже – он не поймет, а мне! Невооруженным же взглядом видно – не твоего полета птиц.

– А можно я с этим птицем сама разберусь? Не надо утруждать себя откачиванием раньше времени! – Русин голос странно вибрировал. То ли злится, то ли расстроилась.