Текст книги "Кстати о любви (СИ)"

Автор книги: Марина Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Потому свиток – как и ее грамоты с медалями, которые он коллекционировал – туда же, в папкину коллекцию и пойдет, как только Руська с духом соберется.

Впрочем, с духом она собралась уже после обеда. Гонять балду ей надоело быстро – удумала еще, неделю в пледе ей подавай! – и после очередной чашки уже изрядно остывшего какао, Росомаха, прихватив позолоченный свиток, небрежно завернутый в пакет, отправилась к папе. На работу. Прямо в Министерство внутренних дел. В департамент материального обеспечения МВД. Серьезнее и перспективнее некуда.

В приемной ей навстречу поднялась сексапильного вида блондинка. Длина ног и объем груди не оставляли сомнений в цели ее присутствия. Но, судя по словам, которыми была встречена Росомаха, иногда она вспоминала о своих непосредственных обязанностях.

– Евгений Русланович сейчас занят, вам придется подождать.

– И кем это там так занят папа? – хмыкнула Руська, на мгновение притормозив возле очередного «обострения» господина Росохая. «Обострение» было, кажется, примерно ее возраста, а то и моложе. И, в отличие от самой Руськи, тоже прекрасно вписывалось в обстановку приемной.

– Не кем, а чем, – многозначительно поправила блондинка. – У него важные переговоры.

– Ааа… – понимающе протянула Руслана, распахивая дверь папиного кабинета и исчезая за ней.

Мгновение для оценки ситуации, в которую вмешалась.

Вывод очевиден.

Так и есть! Переговоры! По отцовым ушам вдохновенно ездил Загнитко, генерал-майор из совершенно другого ведомства, который по совместительству был еще и лучшим папкиным другом. Но оборвалась его тирада буквально на полуслове:

– Женя, просто проводи меня к нему – и все! Ничего больше делать не нужно. Мне только войти. Дальше – сам! – на том и замолчал достопочтенный Павел Анатольевич, одновременно с отцом повернувшись к двери. Оба мужчины воззрились на Руслану, с улыбкой застывшую у порога.

– Сюрприз! – пискнула она, продемонстрировав измятый пакет. Правда, пищать Росомаха не умела. Ее хрипловатый голос любой писк превращал в тигриное урчание. Эдакое несочетание внешнего и внутреннего. Полутинейджерский вид, зеленая прядка за ухом, лицо еще почти детское, несмотря на полных двадцать восемь лет. И глубокий низкий голос, еще не мужской, но уже не женский.

– И правда сюрприз, – радостно поздоровался отец, переключившись с насупленного Загнитко на любовь всей своей жизни – единственную дочку. – Руся про предка вспомнила!

– Вспомнила, вспомнила, – кивнула она. – Еще и не с пустыми руками!

– Ладно, не буду вам мешать, – проговорил Загнитко, направившись к двери.

– Да я на минутку! – отозвалась Руслана, прошла к столу и развернула пакет. Свиток благополучно выкатился на столешницу. – Это, конечно, не Пулитцеровская премия пока что, но…

– Это то, о чем я думаю? И молчала!

– Мог бы и в новостях почитать.

– Времени не было, – Евгений Русланович подобрал свиток и повертел его в руках. Сам сиял от удовольствия не меньше позолоты на новой игрушке.

– Поздравляю, – вставил Загнитко. – Вещь!

– Угу, – кивнула Руська. – Ладно, мальчики, вы болтайте дальше, а я побежала.

– Стоять! – командирским тоном приказал отец. – Это дело отметить надо. Придумала как?

– Я уже отметила. На вечеринке в Ramada-Encore по случаю вручения, – на которую она не осталась – потому что делать ей там было нечего, да и скука…

– А в кругу семьи и друзей?

– Мама торт испекла. Прости, что тебя не позвали. Ее Саше это вряд ли понравилось бы.

Саша – был новым постоянным маминым кавалером. С семьей ей зашибись повезло – это да. Зато единственный ребенок двух чокнутых родителей. Избалованный и капризный.

– Испекла? – приподнял бровь Евгений Русланович.

– Ну ок, заказала.

– Это на Натаху больше похоже, – крякнул Загнитко, захлопывая за собой дверь.

– Так, выкладывай, что тебе дарить? – снова подал голос отец, оторвавшись наконец от изучения свитка.

– Это не школьная золотая медаль, не первая сессия и не защищенный диплом, чтобы ты мне что-то дарил!

– Руська!

– Всякую ерунду я себе и сама позволить могу, правда.

– Руська!

– Да квартира забита техникой, мне ничего не надо!

– Руслана!

Росомаха выдохнула, посмотрела на отца и милостиво кивнула.

– Мой старик похрипывает, в автосервис задолбалась ездить… менять думаю.

– Какую?

– Не знаю…

– Руська!

– Шевроле Корвет.

– Ну вот и договорились. Но в ресторан я тебя свожу, слышишь?

«Секретутку свою своди», – вертелось на Руськином языке, но она только улыбнулась. Широта души Евгения Руслановича Росохая не знала границ. Проболтали они еще с полчаса и буквально ни о чем, прежде чем Руська отважилась задать вопрос, который беспокоил ее с самого первого мгновения, как она открыла дверь.

– Дядя Паша чего такой нервный?

– Работа у него нервная, вот он и нервный, – дернул плечом отец и отпил кофе из чашки, любезно принесенной секретаршей. Руслана кофе не пила – грызла печенюшки из вазочки.

– У всех нервная. Не все дверьми хлопают. Я не вовремя явилась?

– Да нет… Вовремя, чтобы меня спасти. Наши ребята машину задержали пару часов назад. Вскрывать груз не дают. Загнитко требует пропустить, про национальную безопасность вещает. Нашел кому. Задрали. Будто я к этому отношение имею. Мое дело маленькое. Не шалю, никого не трогаю…

– … починяю примус.

– Вроде того. На пенсию мне пора, на пенсию.

– Твоя Юлиана того же мнения? – Руськина бровь при упоминании имени секретарши вызывающе дернулась – совсем по-отцовски.

– Моей Юлиане мнение не положено.

– Удобная позиция. Про машину потом расскажешь, чем дело закончилось?

– Если не забуду. Они там опять чего-то делят, поделить не могут. И у всех полномочия!

– Разберутся, – Руськин голос прозвучал куда более равнодушно, чем мог бы, если бы она не сдерживалась.

Еще через десять минут Руслана выкатывалась из кабинета отца с твердым намерением найти Загнитко и разузнать, чего такого произошло-то. Интуиция ее подводила крайне редко, она привыкла ей доверять.

И сейчас не ошиблась. Служебный автомобиль генерал-майора вместе с его шофером преспокойно стояли на парковке, когда Росомаха подходила к своему старенькому Жуку. Первым порывом было вернуться в здание и разыскать Павла Анатольевича. Но его она быстренько подавила. Скрылась в салоне машины и замерла, вцепившись в руль и выжидая.

Какого черта ей это надо?

«Надо!» – отвечало шило в ее тощей заднице. Без дальнейших разъяснений, естественно. И, кроме ожидания, ей уже ничего не оставалось.

По счастью, ждать пришлось не очень долго. Не более получаса. Дядя Паша показался на парковке, сияющий, что самовар – это даже в свете включающихся фонарей было видно. Предположений всего два: либо «Женя провел и дальше сам», либо просто «сам». Но то, что свой профит генерал-майор получил, очевидно.

«Машину пропустили», – включился мозг, а чувство предосторожности выключилось.

Не имея представления, зачем она это делает, Руслана на своем Жуке проследовала по городу следом за автомобилем Загнитко. И даже не позволяла себе больше вопросов типа «какого черта?»

Смысла во всем этом не было, а голый энтузиазм был. А еще чувство удивления, детского восторга и удовлетворения от своего подчас излишнего любопытства, когда шофер генерал-майора принялся парковаться возле ночного клуба «Мандарин» на Шулявке. Брови ее поползли вверх. Но теперь остаться и узнать, чем все это закончится, стало делом чести.

Переждав, пока Загнитко – старый хрыч, у тебя жена и трое детей!!! – скрылся в клубе, она осторожно устроила Жука подальше от его машины. А потом последовала по пути вышеупомянутого старого хрыча в пучину пьянства и разврата. В конце концов, росомаха добычу преследует бегом: бегает небыстро, но очень вынослива, и берет свою жертву измором. При случае может отбить ее у других хищников.

Людей в клубе было еще немного – вечер только-только начинался. Руслана, надев на голову капюшон толстовки, чтобы стать менее заметной со своей сигнальной изумрудной прядью, быстро пробралась к бару, заняв там наблюдательную позицию. Для виду заказала сразу два коктейля и усиленно делала вид, что глушит их в обе трубочки. Сама же оглядывалась по сторонам, в который раз пытаясь отыскать глазами дядю Пашу.

Сколько времени она так просидела – и сама не знала. Музыка била по мозгам – почти раздражающе. Еще больше раздражало то, что в подобных местах ей всегда становилось не по себе, еще с юности и времен первой, будь она неладна, любви. Навевало, черт подери.

Руслана выдернула из коктейля трубочку и сделала глоток. Поморщилась и снова обернулась за спину – в глубину зала. И вот тогда уже чуть не подпрыгнула на стуле. По танцполу, пробираясь через не слишком многочисленную толпу танцующих, плелся дядя Паша почти прямо ей в руки. Да не один. С дамочкой вполне определенного рода занятий – как папина Юлиана, только подешевле.

Руська невразумительно крякнула, чувствуя, как коктейль от разочарования подскакивает к горлу. Но потом перевела дыхание. Спокойно, Ипполит, спокойно!

Хотела быстро слепить историю про нелегальное оружие, наркотики или на крайняк воровство в армии. А получила банальный пошлый сюжетец про моральный облик дяди Паши, который может быть интересен разве что его жене… и то не факт.

Парочка проскользнула мимо нее, даже не разглядев. И Руслана уныло смотрела им вслед. Однако уныние на ее лице сменилось очередной волной любопытства, едва она поняла, что направляется старый ловелас не к выходу вместе с подцепленной им дамочкой, а вполне себе по лестнице наверх. Что там, наверху, находится, Росомаха не имела представления. Но, не давая себе труда хоть немного подумать, она, прихватив один из своих коктейлей, ломанулась следом, едва ли не перепрыгивая через ступеньки. Даже музыка уже так не раздражала.

На втором этаже довольно резко пахло кальяном. И пространство представляло собой множество перегороженных ширмами отдельных «кабинетов» – для малочисленных компаний, желающих создать иллюзию уединения в клубе. Ярко-красное платье спутницы дяди Паши мелькнуло за одной из задергивающихся шторок. А следом за той же шторкой исчез и сам дядя Паша. Вот только Руслана вполне успела разглядеть, что в кабинете они будут не вдвоем.

Это открытие несколько озадачило ее, поскольку происходящее не было похоже ни на встречу друзей, ни на развлекушки. Уж скорее на деловые переговоры в неформальной обстановке… или под прикрытием.

– Росомаха, у тебя слишком бурная фантазия! – пробормотала про себя Руслана, а в следующее мгновение с нее уже сдергивали капюшон.

– Девушка, сюда нельзя, – пояснял, по всей видимости, охранник. – Здесь только для VIP-клиентов.

– Да? – оторопело переспросила Руська, прижимая бокал с коктейлем к груди, как самое дорогое, и лихорадочно придумывая, как бы остаться. На VIP-клиента она, конечно, не тянула. Шторка заветной кабинки дернулась, на мгновение открывая ей обзор. Четверо. Внутри четверо. Если бы была возможность хоть кадр сделать, чтобы разобрать потом, кто там сидит… Дядя Паша, баба в красном и еще двое. Фиг останешься… Чтобы незамеченной. Пока она думала, охранник снова открыл рот, собираясь что-то сказать. Три, два, один: – Оййй… А я тут Лёню искала! Вы видели Лёню?

Получилось вполне натурально.

– Спуститесь вниз, пожалуйста.

– Неее, я без Лёни не могууу!

– Девушка, вниз спуститесь, здесь посторонним нельзя находиться.

– Я с Лёней, Лёня не посторонний!

Пару минут препирательств в виде спектакля о пьяной Росомахе закончились вполне закономерно. Уже не один, а пара охранников, отобрав коктейль, под белы рученьки спустили ее вниз, на первый этаж. И позорно повели к выходу.

Итог известен.

Распластанная на полу Руслана Росохай, превозмогая пульсирующую в затылке боль от удара, в ужасе взирала на изумленную физиономию Егора Лукина, непонятно откуда здесь взявшегося. И не нашла ничего умнее, чем, не выходя из образа, поинтересоваться нетрезвым голосом:

– Привет! Ты Лёню не видел?

– Видел! – резво отозвался Егор и, протянув ей руку, сказал охранникам: – Я ее к Лёне отведу. Он ее везде ищет.

Руслана ухватила его ладонь и приподнялась.

– Да на воздух ей лучше, – прогундел один из конвоиров, подхватывая ее подмышки и ставя на шатающиеся ноги. Руська же, не отпуская руки своего спасителя, решительно прилепилась к нему. Ситуация выходила вполне себе стрессовая.

– На воздух действительно лучше, – согласился Лукин, наблюдая колебания тела Росомахи. Оглянулся на Щербицкого. Тот сидел с офигевшим видом в обнимку с очередным бокалом мартини, рука его замерла в воздухе, не донеся шпажку с оливкой до рта. За этой же оливкой, кажется, наблюдала и Руська. Та словно бы снова застряла у нее в горле, а Лукин хлопал ее по спине.

– Меня сейчас стошнит, – как могла пьяно пожаловалась она.

– От количества или состава? – поинтересовался Егор, направляя ее к выходу.

– От состояния души…

– Лёня довел?

«Лёня, мать твою!» – мысленно стенала Руслана, стараясь идти нетвердой походкой и при этом не запутаться в ногах. Изображать из себя пьянь подзаборную было непросто. А спроси ее, нафига она это делает, – и сама бы не нашлась, что ответить. Потому что не знала. И потому что было ужасно стыдно перед этим… лощеным… Запомнившимся ей еще с МедиаНы.

А попробуй не запомни! Мало того, что спас ее в неравном бою с оливкой, так еще и отхватил все главные премии, не считая ее, Росомашьей. А она, как последняя дура, за него еще и болела, чтобы почаще на сцену выходил.

И вот теперь – перед ним, с ноющим от удара затылком, после валяния на полу, с очевидным запахом коктейля…

Но сдаваться она, конечно, не собиралась. Первое правило шпиона: не дать понять, что ты шпион.

А раз ты не шпион, значит, ты расходившаяся пьяная дура!

Которую волочет на улицу мужчина с лицом, созданным для глянцевых журналов и красных дорожек. Даже Тоха возле него померкнул бы!

– Он, – сдержанно кивнула Руська, боясь ляпнуть лишнее.

– Одежда твоя в гардеробе? – спросил Лукин, когда они вышли из зала. – Номерок давай.

Руслана остановилась и на мгновение отстранилась от него. Порылась в кармане толстовки, потом в джинсах. Когда искомое было найдено, сунула в его ладонь и проговорила:

– Там… куртка… и шарф красный.

Через полторы минуты он упаковывал ее в куртку, всучив перед этим в руки шарф. Руслана покорно позволяла себя одевать, пытаясь прочувствовать абсурдность и забавность момента – поди ж ты, ухаживает! А потом с легкой улыбкой изрекла:

– Ну… спасибо! Пошла я!

– Куда ты дойти сможешь? Сейчас такси вызову.

– Да у меня там машина, – отмахнулась она и осеклась, не выходя из образа. – Не прровожай!

– Твое состояние души не предполагает вождения машины, – Лукин вывел ее, наконец, на улицу и осмотрелся. А заметив поблизости яркие шашки, подвел к такси и открыл дверцу. – Садись.

– Там мой Жук! – возмутилась Росомаха.

– Завтра заберешь.

– Ладно… я тебе уже дважды должна…

– Забудь, – Лукин впихнул ее в машину. – Деньги есть?

– Ага!

– Тогда счастливо!

– Пока! – торжественно кивнула Руслана Росохай и захлопнула дверцу автомобиля.

А в голове ее, когда такси отъезжало со стоянки и до самого дома, билась одна единственная мысль: «Сука ты, Лёня… как же стыыыыыдно!»

Глава 3

Она просыпалась трижды, совершенно при этом не желая просыпаться.

Сначала в 5:30 утра традиционно зазвонил будильник, который был немедленно выключен и решительно проигнорирован. В затылке все еще стучало после падения, а к утренней пробежке сей факт не располагал. Потому Руслана предпочла и дальше спать.

Ей даже снова что-то снилось – сюрреалистическое и очень яркое. Чего запомнить она была не в состоянии. И называла такие сюжеты наркоманскими.

А потом утро ворвалось в комнату непрошенным солнечным зайчиком и весьма неделикатно скользнуло по глазам. Мальчишка из дома напротив не упускал возможности пошалить в ясный день. Специально ради этого выходил на балкон своей комнаты – засекла однажды.

Росомаха зевнула совсем не по-росомашьи, а вполне себе как кошка. И перевернулась на другой бок. Как это он вечно угадывает, чтобы попадать в глаза незнакомым людям, не покидая собственной квартиры? И надрать бы засранцу уши, да только все равно не поймет, за что. Мысли о том, чтобы жаловаться родителям на такую милую шалость их чада, тоже звучали детством. Но они же были и последним, что мелькнуло в сознании, прежде чем опять начать проваливаться в сон. На сей раз ненадолго.

Тишины не стало в тот момент, как зазвонил телефон. Маминой мелодией.

«Мы бедные овечки, никто нас не пасет,

Мы таем, словно свечки, что же нас спасет?

Спасииите несчааастных овеееечек

Бе!

Бе!»

– Глаголь! – сонно выдохнула Руслана в трубку.

– Спишь еще? – спросила Наталья Николаевна без особенного интереса.

– Да.

– А я на работу еду.

– Мои соболезнования. Что случилось?

– А просто так я позвонить не могу? – обиженно протянула мать.

– Можешь! Случилось что?

– Ты хуже следователя!

– Твой бывший муж и мой отец – эмвэдэшник, – хохотнула Руслана и перевернулась на спину. Никакого солнечного зайчика уже не бегало. Набегался. Затылку, кажется, тоже немного полегчало, только приглушенное что-то осталось. Она улыбнулась и как могла ласково произнесла: – Колись давай.

– Александр мне изменяет.

Наша песня хороша, начинай сначала.

– Мама, – медленно проговорила Росомаха. – Тебе все рано или поздно начинают изменять. Может, оно в твоей голове? Или ты на горячем поймала?

– Почти. В кармане его куртки оказалась губная помада. Только не говори мне, что она его.

– Конечно, не его! Подбросили, чтобы ты нашла.

– Вот я и нашла! – провозгласила Наталья Николаевна.

– Молодец! Пятерка тебе за бдительность. Его спрашивала откуда?

– Нет, чемодан собрала.

– Дважды молодец! Он возражает?

– Он еще не знает. Будет ему сюрприз вечером.

– Трижды! – Руслана встала с кровати и прошлепала в ванну, включая кран, но не отрывая телефона от уха. – Ревешь?

– Перебьется! – зло фыркнула мать.

– Максимум, что могу – приехать вечером. Забухаем вместе. Оплачем наши надежды.

– А у тебя что случилось? – вопрос прозвучал почти заинтересовано.

О том, что у нее случилось уже давно, кажется, целую жизнь назад, только прошло как-то мимо мамы, говорить было бесполезно – звучало бы упреком. Ну не всегда родители оценивают степень трагедии собственных детей в той же мере, в какой они сами. Сначала – «до свадьбы заживет». Потом – «еще лучше себе найдешь». И, наконец, – «женщине одной нельзя, а ты все тянешь». По счастью, до последней стадии пока не дошло – мама была достаточно современной женщиной, чтобы начинать бить в колокола и рассказывать о многочисленных подружках, уже подержавших на своих руках внуков.

Потому Росомаха не нашла ничего умнее, чем ответить:

– Женская солидарность у меня случилась.

– Аааа, – уже без малейшего интереса протянула Наталья Николаевна. – Тогда не надо.

– А помочь в изгнании коварного изменщика? Я, кстати, и допрос ему учинить могу, хочешь?

– Не хочу. Выслушивать его незамысловатые оправдания…

– Ну вдруг он нас удивит?

– Он и в лучшие времена этого не умел. Ладно, мне выходить. Можешь спать дальше, – после раздался звук поцелуя, и в трубке наступила тишина.

А Руська, глядя в зеркало на свою сонную физию, философски изрекла:

– Здравствуй, ёлка, Новый год!

После чего принялась чистить зубы.

Вообще-то… за Александра она, и правда, переживала. Из всех маминых кавалеров этот был… ну хоть не художник! Уже хорошо. Спокойный, рукастый, основательный такой чувак. Живи и радуйся. Но даже он умудрился попасться на любимую мамину удочку, название у которой было одно: «онмнеизменяет». Тянулась эта дрянь еще со времени их развода с Евгением Руслановичем, случившегося, когда Руське только пять лет стукнуло. И Росомаха поверила бы, что это отец взрастил в матери комплекс, если бы ей не казалось в действительности, что Наталье Николаевне попросту нужен вечный конфетно-букетный период. Нескончаемый. Привыкая, она начинала испытывать степень прочности мужиков возле себя любимыми методами: допросами, слежкой, проверкой карманов и колоссальным недоверием. Художники – народ хлипкий. Руська надеялась, что хоть новый электрик в их галерее – Александр – окажется человеком земным и неприкасаемым. Увы. Не срослось.

Но стоит отдать ему должное – продержался он дольше прочих. Вот тебе и Саша.

Переместившись на кухню, Руська разочарованно крякнула. Молоко в холодильнике закончилось. С вечерними приключениями совсем забыла купить еще пакет. А значит, придется пить кофе, хотя и не хочется. За окном ни следа от вчерашнего осеннего великолепия. Дождливо и слякотно. Хотя градусник и показывал целых +13. Но печальнее всего то, что старый добрый Жучок где-то на Шулявке под ночным клубом стоит один-одинешенек. А у нее нет вариантов, кроме как ехать и забирать.

Мысль о поездке к «Мандарину» заставила ее голову работать дальше в этом направлении. Дядя Паша. VIP-зал. Дама в красном и двое незнакомцев. Машина!

По всей видимости, это было утро общения с родителями, а не отдыха, позволенного себе в кои-то веки. Потому что следующее, что она сделала, это набрала номер Евгения Руслановича. И стала вслушиваться в гудки, нетерпеливо закусывая губу.

– Что-то ты зачастила, – в традициях семьи вместо приветствия ответил папа Росохай.

– Хотела узнать, что там с моей Шевролехой, – добавив тревожные нотки в голос, заявила Руська.

– Послезавтра сможешь забрать.

– О как… Ну ты… дал…

Все же отец умел удивлять.

– Ну вот как-то так. Русь, еще чего? Дела.

– Я спросить хотела. Чем вчера закончилась история с той машиной? Пропустили? Не знаешь?

– Да некогда мне чужими историями заниматься!

Ну да, свои значительно интереснее. Когда Юлианочка под боком.

– А где стопанули хоть?

– Пашка про Ульяновку что-то вещал.

– И больше потом не приходил?

– Не приходил, – нетерпеливо ответил Евгений Русланович.

– Ладно, ладно, больше не трогаю, – улыбнулась трубке Руська и отключилась.

Итак, с полученной инфой можно попробовать что-нибудь да сделать. Ну хотя бы… ну как минимум…

… Википедия не порадовала. Росомаха насчитала примерно пятьдесят Ульяновок, включая переименованные в 2016 году. Да в одной Киевской области их было две. О которой из них говорил новоявленный король танцполов и завсегдатай VIP-залов ночных клубов генерал-майор дядя Паша?

Руська снова схватилась за телефон.

– Па, а область какая? – спросила она, едва он принял вызов.

– Руслана! – рявкнул «па». – Делом займись, а не фигней всякой.

– Понял, не дурак! – бодро отреагировала Руслана и отрубилась.

После этого задумчиво жевала давно остывший, но когда-то горячий бутерброд, запивая его почти ледяным кофе. Процесс был длительным и, по сути, не самым увлекательным. Параллельно отвечала на комменты в блоге. Полюбовалась на вновь прибавившиеся лайки. И едва не взвыла от безделья. Потому что безделье навевало не самые позитивные мысли. О родителях, о жизни, о разочарованиях.

Лучше уж о Павле Анатольевиче, Жуке у «Мандарина» и загадочном автомобиле, судьба которого осталась неизвестной. Но ведь с другой стороны… Сиял же дядя Паша, появившись тогда на стоянке! И в клуб приехал! Неудачу бы точно не праздновал, если то действительно был праздник… Ну почему она так и не успела хоть одним глазком просканировать присутствующих в кабинке?

Руслана тяжело вздохнула. VIP-клиентура, охраняемая, как зеница ока. Будь она нормальной дочкой нормального отечественного чиновника, никому бы в голову не пришло не пропускать ее на тот гребаный второй этаж.

Но она вот такая вот. С зелеными волосами, в любимой футболке с полуистершейся пандой на животе. И с лицом вечного подростка – подобные лица даже взрослеют как-то… не так, как у нормальных дочек нормальных чиновников. Черты мелкие, карие глаза-наивняк, вечно поджатые губы, острый подбородок. Ну не получаются из таких нормальные дочки нормальных чиновников. Серые мыши, синие чулки получаются.

Руська не предпочла ни первого, ни второго, силясь, если не сломать, то хотя бы чуток расшатать систему. Потому и прядь зеленая. Потому и журналистика вместо юриспруденции или международных отношений. Потому и Африка. Потому и… потому и многое другое.

Проблема только в том, что со всем этим в VIP-зал пока не пускают, недостаточно система расшатана. Вот такие, как Лукин, например, нашли бы способ попасть в нужное место в нужное время. Он и сам будто с глянца сошел, и жизнь его вряд ли слишком отличается от глянцевой.

И тут Руслану будто осенило, и она едва не хлопнула себя по лбу. Егор Лукин. Журнал «À propos». Это не безвестная Росомаха, болтающаяся вне штата каких бы то ни было журналов и газет, мнящая себя независимым журналистом, предпочитающим продавать готовые статьи. Это настоящий издатель с репутацией и известным именем.

Вариант? Ну почему нет-то?

Пошлет? Ну пошлет, и чё?

Типа ее никогда не посылали.

Еще через минуту Росомаха выписывала адрес редакции «À propos» в блокнот. Через две изучала, на какой станции метро лучше выйти.

А через три торопливо натягивала вечные джинсы, заправляя в них свою панду.

* * *

– К вам госпожа Росохай настойчиво просится, – чуть склонившись, негромко сообщила секретарь. Марценюк вещал об итогах своего тесного общения с начальниками отделов накануне. – Я сказала, что вы заняты.

Егор кивнул и сделал пару пометок в блокноте. Но мысли потекли в другом направлении. Вчерашнего дня мохнатой обжоре показалось мало. Сегодня она явилась на его территорию. С неведомой целью, что вызывало некоторое любопытство, в то время как частота их встреч внушала здоровое беспокойство. Чего хорошего ожидать от юного дарования с зелеными волосами, именующего себя косолапой зверюгой? Мало ему зоолога Валеры, который весь прошлый вечер посвятил миру животных – от кошачьих к куньим через полорогих, чтобы сегодня утром трижды позвонить Лукину с новой, разумеется, блестящей идеей для их проекта.

Впрочем, на его второй звонок Егор не ответил. Был занят тем, что принимал энергичные извинения от жены. Когда накануне вечером он вернулся из клуба в довольно приподнятом настроении после совершения добрых дел в виде отправки двух малотранспортабельных тел по домам, обнаружилось, что Ольга не спит, ожидая возвращения любимого супруга. Накормив, напоив, спать уложив, она принялась объяснять причины своей утренней истерики, но от слов быстро перешла к действиям, обеспечившим глубокий здоровый сон обоим. Что не помешало поутру повторить, когда стало известно, что запись программы на «Апельсине» перенесли…

На работу они приехали вместе, и до самого совещания Ольга значительно чаще, чем обычно, заглядывала в кабинет мужа. Ничего не предвещало катаклизмов до тех пор, пока посреди увлеченной речи Марценюка не открылась дверь кабинета, и по ковру бесшумно пробралась секретарь.

– К вам госпожа Росохай настойчиво просится, – чуть склонившись, негромко сообщила она. – Я сказала, что вы заняты.

Егор кивнул.

– Пусть подождет.

– Как скажете, – прошептала Тая и быстро выпорхнула за дверь.

– Еще есть предложение вернуть колонку Алевтины Сухорук, – продолжал размахивать руками Марценюк.

– А это еще зачем? – возмутилась Оля, приподняв голову. Она, собственно, и была инициатором того, чтобы снести эту рубрику. Серия рецензий о премьерах кинематографа с отсылкой к течениям в социальной и политической среде.

– Мы изучили соцсети. Она продолжает копать ту же тему, народ читает, количество заходов и репостов зашкаливает… У нее сейчас лучше получается.

– Второй шанс? – хмыкнула Залужная. – Я помню количество заходов на ее страницу в электронном журнале. Только место занимала. К тому же, теперь у нас будет Щербицкий. Егоооош, – она по-кошачьи повернулась к мужу и вопросительно посмотрела на него. Улыбка на ее лице вышла более чем откровенной.

– Щербицкий всегда был далек от кинематографа. Театр одного актера ему гораздо ближе, – намеки жены остались без внимания. – Давно изучаете, Игорь?

– Второй месяц. Мне на ее Фэйс ссылку сестра дала. Она понятия не имела, кто это и откуда взялась. Ей шестнадцать. Она мелкая. Она это читает. Оль, два года прошло. Аля развернулась.

– Да хоть три!

– Я сам посмотрю, – Егор снова черканул в блокноте. – Еще что есть?

– Да, пожалуй, на этом все. Если, конечно, ты не хочешь обсудить Щербицкого… но я так понимаю, вы в процессе?

– Да. По нему определимся позже.

– Тогда точно все, – пожал плечами Игорь.

– Значит, заканчиваем.

Народ стал подниматься, грохотать стульями и потихоньку выходить из кабинета. Марценюк, подхватив под руку выпускающего, нежно потащил того к двери. Оля не торопилась вставать со своего кресла. В кабинете главреда она смотрелась довольно эффектно, даже если не за его столом. Впрочем, текущее положение дел ее вполне устраивало. Что она и поспешила продемонстрировать, едва дверь за последним уходившим сотрудником закрылась, подхватившись, наконец, с места и проследовав к супругу неспешной походкой от бедра. Оливковый брючный костюм сидел на ней безупречно. Укладки почти никакой, но стригли ее всегда так, чтобы для идеального вида не следовало прилагать много усилий. Макияж безукоризненный. Часть этого самого макияжа отпечатался поцелуем на щеке Лукина.

– Ты про Сухорук серьезно? – шепнула она, прижавшись к Егору. – Будешь разбирать?

– Буду. Оль, скажи Тае, пусть Росохай зайдет.

– Кто? Она тут откуда?

– Откуда ж я знаю! – Егор вынул платок и вытер щеку, на ткани остался неяркий розовый цвет.

– Ты полон сюрпризов, – хмыкнула Оля, потрепав его за лацкан пиджака. – Держись!

С этими словами она вышла из кабинета, оставляя на ковре крошечные точки от своих шпилек. Еще через пару минут по этому же самому ковру протоптались ярко-желтые кроссовки в направлении стола главреда. На пол приземлился рюкзак. А сама вошедшая, естественно, Руслана, естественно, Росохай, не дожидаясь приглашения, уселась на стул и с любопытством воззрилась на Егора.

– Привет! – наконец, выдала визитерша. – Я пришла сказать спасибо!

– Пожалуйста, – услышала она в ответ.

– Если я доставила вам неудобства, извините, со мной такое редко бывает.

– Принимается, – Лукин улыбнулся. Количество извинений начинало зашкаливать. Только бы Валера не подтянулся!

– Но видите ли, в чем штука, – продолжила Руська, нисколько не смущаясь. – Осталось одно незавершенное дело, которое я могу разрешить только с вашей помощью. А поскольку, как говорится, бог троицу любит, вам ничего не остается, кроме как помочь мне.

– Я атеист.

Лукин расслабленно откинулся на спинку кресла, приготовившись выслушать ее убеждающую речь. В том, что она последует, у него сомнений не было. А думать, зачем ей это нужно, пока желания не возникало. Наблюдать оказалось интереснее.

Впрочем, юное дарование, кажется, не растерялось. Даже глазом не моргнуло. И на полных парусах, ни минуты не держа наготове якоря, весело сообщило: