Текст книги "Кстати о любви (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
– Госпожа Залужная! – «обрадовалась» Руслана неожиданной встрече. – Ну так вышло, что к вам!
– А помнится, было время, вы не имели настроения с нами… дружить.
– Времена меняются. Меня пригласили – причины отказаться не нашлось.
– И не могло найтись, – уверенно проговорила Ольга. – Против Егоши устоять невозможно.
Руслана почти поморщилась – вовремя удержалась. Егор Лукин – и вдруг Егоша. Но вместо того, чтобы фыркать, заставила себя улыбнуться.
– Извините, я спешу, да и вы, наверное, тоже – мы уже очень сильно опаздываем, – сообщила она, взяв курс к эскалатору, чтобы подняться наверх, в ресторан.
А губы Залужной презрительно скривились. Руслана ее не видела, и Ольга могла позволить себе эту минутную слабость. Она приехала сюда в надежде занять свое место рядом с Егором, она имела на это право. Хотя бы потому, что немало сделала для журнала за годы, которые была частью его команды. И планировала эффектное появление, когда почти все гости должны уже собраться. Но вместо этого получила новый удар в лице зеленоволосой девицы, которую Егор посмел притащить на их праздник.
Будет им праздник!
– А вам не интересна настоящая причина, по которой вы здесь сегодня оказались? – спросила Оля.
Руслана обернулась, снова взглянув на Залужную и прекрасно понимая, что та явно настроена не самым дружелюбным образом. Хреновая идея – начинать жизнь с Лукиным с ссоры с его коллегами и, судя по «Егоше», друзьями.
– Меня позвал главный редактор. Это достаточная причина, не находите? – примирительно проговорила она.
– Достаточная, – снисходительно кивнула Ольга. – Он позвал вас, потому что с вами спит. А спит, потому что это идеальная возможность заполучить интервью вашего брата. Соблазнить вас, чтобы вы исполнили любую его просьбу. Мы придумали беспроигрышный вариант.
Руся замерла – всего в паре метров от Залужной. Достаточно близко, чтобы хорошо расслышать каждое слово. И недостаточно далеко, чтобы проигнорировать. Вцепилась в пуговицу пальто и выдавила:
– Ч-то?
– То! Такому, как Егоша, затащить в кровать такую, как ты, – Залужная бросила на Руслану красноречивый взгляд, – проще простого. Одинокой старой деве мужика покажи, да еще красивого, и она сама все сделает. Тут важно только, чтобы он не сопротивлялся.
– Очень смешная шутка!
– Да, смешная… Я ведь для того и уехала в Париж, чтобы ему было удобнее.
Подбородок задрожал. Ходуном заходил. Почти заклацали зубы. А Руслана никак понять не могла – жарко ей или холодно. Лицо горело, а хотелось обхватить себя руками и греться, покуда тело не перестанет сотрясать крупная дрожь, унять которую она не могла. Растерялась. Не сразу сообразила. Несколько долгих секунд понадобилось. Вдох-выдох-вдох-выдох. Залужная – его жена. Та самая жена, с которой он разводится. Говорит, что разводится.
– Простите, мне нужно к Егору, – пробормотала Руслана, но оставалась стоять на месте, не в силах и шагу ступить.
– Не питай ложных иллюзий, что он со мной разведется, – продолжала Залужная. – Он ведь обещал? Не разведется… У нас будет ребенок, о котором мы давно мечтали.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Несколько секунд, чтобы подумать. Чтобы найти хоть одну зацепку. Чтобы понять, почему она ей не верит. Пофиг на дрожащие руки. Не верит. Росомаха мрачно усмехнулась и почти спокойно ответила:
– Я полагаю, вы не особенно осведомлены о наших отношениях, госпожа… Залужная, да? Если исходить из вашей логики, то он не должен был приглашать меня сюда. А он пригласил. Противоречие.
– Я вернулась несколько раньше, чем мы планировали, – со снисходительностью принцессы принялась объяснять Ольга. – Беременность меняет женщину. Понимаешь, что семейные ценности важнее любого дела, карьеры, общественного признания.
– Чушь! Мы почти живем вместе, вас не было, так не бывает! Он бы не стал, у него характер!
– Именно потому он добивается поставленной цели.
– Да какой цели, господи? Интервью с Антоном? Вы с ума сошли? Столько времени – ради интервью?
– И ради меня.
– То есть это вы просили его спать со мной? – опешила Руслана.
– Допустимые потери. В конце концов, моногамия мужчинам не свойственна.
– Моногамия… – тупо повторила Руська. Только сейчас начало доходить еще одно – важное. Беременность. Его жена беременна. Это больно не ударило. Это было всего лишь штрихом.
«Я никогда не буду тебя обманывать». И снова не сказал ни слова.
И проклятое интервью. В голове вспыхнула картинка. Егор в ее дверном проеме в джинсах с дырками и куртке орехового цвета. Вечер. Конфеты. Корвет. И его готовность ехать куда угодно. Тогда все началось. Именно тогда, не раньше. Раньше он вообще о ней не вспоминал. И разговор с Залужной. Незадолго до этого. Озерецкий. Тоха. Корвет. Ульяновка. Она сама его поцеловала – ему и делать ничего не нужно, только не сопротивляться.
– Значит, вы разрешили ему спать со мной, – хохотнула Руслана, внимательно разглядывая красивое эффектной красотой лицо Ольги. – Уговаривать хоть не пришлось? Делать из мужика шлюху – это как-то…
Залужная рассмеялась в ответ.
– Зато и тебе перепало, и даже бесплатно. Помощь нуждающимся.
Вряд ли ее можно было сильнее унизить. Но Ольга явно старалась.
– У вас очень… – Руслана помедлила, обдумывая свои слова, – очень сплоченная семья. Такое самопожертвование… Но вы его в следующий раз… как-то… так не юзайте – доведете до импотенции, вам же страдать.
– Это уж мы как-нибудь без тебя разберемся.
– Удачи в разборках! – отозвалась Руська, еще некоторое время посмотрела на идеальное, без единой неправильной черты лицо Залужной. И вдруг поняла, чего хочет. Хочет отчаянно – до боли. До слез, которые, суки, щипали глаза. Увидеть Егора. В последний раз увидеть Егора и разобраться, что чувствует. Она снова дернула пуговицу, запоздало сообразив, что та осталась в ее руке. А потом резко развернулась и все-таки отправилась к эскалатору. Назад не оборачивалась. Олиного лица в этот момент не видела. Да и того, что перед ней, – не видела. Ничего не видела.
Будто бы вернулась на семь лет назад. Клуб и музыка. И дергающиеся потные тела. И Лёнькин пьяный гогот: «Да похер, что мышь полевая! При таком бате можно и с мышью прожить! Для души и тела у меня Инка есть, а с этой потом разведусь». Она за все годы не вспоминала так четко, так ясно – а сейчас словно заново проживала. Заново. Только еще больнее. А ведь думала, что сильнее не бывает, не болит сильнее.
Она верила Егору так, как никогда никому не верила.
Она раскрылась перед ним так, как никогда ни перед кем не раскрывалась. Обнаженная стояла – наизнанку себя выворачивала. Только перед ним.
Она впустила его в себя так, как никогда никого не впускала. Дверь нараспашку открыла.
Десять дней назад. В ту безумную новогоднюю ночь.
Лучше бы не было этих проклятых десяти дней! Они все решили. Они все определили. Они превратили ее в существо, которое бьется в конвульсиях, но и остановиться, упасть и сдохнуть не может. Хотя если бы ее кто пристрелил – было бы гуманнее.
Когда Руслана входила в ресторан, она уже почти ничего не помнила. В голове только отчаянно пульсировало. И сердце ухало о грудную клетку – отдаваясь во всем теле.
Людей было много. Столы расставлены так, чтобы оставить место для танцев. На сцене надрывалась какая-то певичка – может быть, даже из известных. Руся не прислушивалась. Сунула пуговицу в карман пальто и стала оглядываться по сторонам в поисках Егора. Должна была заметить быстро – он высокий. А все не замечала.
Мимо шустро пробегал официант – Руся уловила, как если бы смотрела сквозь стекло аквариума на жизнь. Успела его задержать, взяла в руки олд-фэшн стакан с чем-то, она не сомневалась в этом, ядреным. И сделала большой глоток, не чувствуя вкуса. Только горло обожгло. Очень сильно обожгло горло. Так, что слезы побежали. Вытерла их рукавом пальто. Отпила еще, но уже не так много. Снова смогла дышать. Если бы только снова начать видеть и слышать!
Но взгляд все еще продолжал метаться по всему залу в поисках Лукина. Темная макушка, возвышающаяся над многими. Почувствовав вновь накатывающий приступ дрожи, сцепила зубы и ринулась в толпу. Найти Егора. Ей ничего не нужно, только найти Егора.
«Мой Егор», – вот, что настойчиво пульсировало в висках. И по всему телу. «Мой Егор, мой Егор, мой Егор».
– Не мой, – пробормотала она себе под нос. Кто-то ее толкнул. Или она кого-то толкнула, чуть расплескав виски… кажется, это же был виски?
Сделала третий глоток, чтобы проверить – и выпила весь до конца. Оставила стакан на каком-то из столов – и ей было пофигу, кто за ним сидел. Только и могла, что испуганно оглядываться по сторонам. И правда – не Росомаха, а мышь полевая. Лёня был прав. Еще тогда, сразу был прав. Это она дура. Все чего-то ждала. Даже когда сама верила, что не ждет.
Лукина выхватила взглядом совсем неожиданно. Когда уже и отчаялась. Стоял с бокалом недалеко от сцены – будто готовился речь толкать. И возле него… лицо неопознанное, неизвестное. Тоже пофигу, кто. Теперь ее глаза прикованы были к нему.
Да, он красивый. Каждый раз, как в самый первый, что-то в ней переворачивается от одного его вида. Движения – ленивые и расслабленные. Может быть, даже немного на публику. Он знал, что на него обращают внимание. Привык с детства. Ему нравилось. Это его жизнь. Которой она никогда не смогла бы соответствовать. Да и не хотела бы – чего уж! Чужеродный элемент. Нуждающаяся в сексе старая дева.
Руслана сглотнула. Раздобыла второй стакан вискаря. И выглушила его, не сходя с места, продолжая разглядывать Лукина. Когда в разговоре шевелились его губы, она, как завороженная, следила за ними. И думала о том, какие они в этот момент.
Насмотрелась. Лучше развернуться и уйти.
Но ноги сами понесли ее к Егору. Шаг за шагом. Вдох за выдохом. «Мойегор, мойегор, мойегор» – вдох за выдохом.
– Я приехала! – выкрикнула она, оказавшись рядом, но не делая последнего шага, чтобы приблизиться.
Егор сам сделал этот шаг ей навстречу.
– Ты долго ехала, – сказал он с улыбкой. – А без тебя скучно.
– А со мной весело?
– С тобой по-разному. Пальто снимать собираешься?
– Мне холодно.
– Что-то случилось? – он внимательно посмотрел ей в лицо и больше не улыбался.
– Думала, что случилось. Оказывается, ничего не… ничего нового…
– А конкретнее?
– За что ты так со мной?
– Как?! – Лукин нахмурился. – Руслана, я не понимаю. Что происходит?
Она хотела ответить. Она очень хотела ответить. Дождаться его слов, выражения его глаз. Понять, что не врет он ей. Но в это самое мгновение звуки вернулись в ее мир. Она снова начинала видеть. Музыка смолкла – видимо, перерыв, пауза. До следующей песни. Люди вокруг тоже притихли, пялились на них. От этого становилось гадко – будто бы каждый среди присутствующих незнакомых ей людей знал, что происходит. И знал, что уже произошло. С ними. С ней. Побывал в их постели. В ее постели.
Человек, с которым до этой минуты общался Егор, вертел в руках неполный бокал шампанского и с любопытство разглядывал ее – именно ее. И в глазах его было что-то такое, отчего ей хотелось вцепиться ногтями ему в лицо. Боковым зрением она уловила движение неподалеку. Сквозь толпу гостей пробиралась Залужная. Наверное, забирать своего мужа. У нее. Да она и не брала, так – временное пользование, бесплатное, но вполне качественное. Наверное, ей грех жаловаться. Получила больше, чем могла рассчитывать в принципе.
Медленно, будто вяло следила за рыбами в аквариуме, Руслана перевела взгляд на Егора.
– Ничего, – ответила она одними губами.
В следующее мгновение маленький, но достаточно тяжелый Руськин кулак встретился с его носом – да так, что голова мотнулась в сторону. А она сама – под преследующими взглядами его коллег и друзей – мчалась к выходу из ресторана, из развлекательного центра, из его жизни. На парковку, к Корвету.
Оказавшись в машине, выдохнула. Задыхаясь – выдохнула. Долбанула ладонями по рулю. Легче не стало. Но думать ни о чем не могла. Завела машину и рванула с места, совсем не помня о двух выпитых стаканах виски. Руслана никогда не ездила пьяной. Табу. Отец на втором курсе почти всыпал за такое ремня – на всю жизнь запомнила. Ей тогда было восемнадцать, ее первая машина. Разбила. Сама чуть не разбилась. С тех пор запомнила: никогда не садиться за руль навеселе.
Но разве сейчас навеселе? Не чувствовала себя навеселе, пьяной себя не чувствовала. Ее не было. Были Корвет, скорость, пульсирующее в висках отчаяние, удушающий холод, разливающийся по всему телу, и выражение лица Егора перед тем, как она его ударила.
Не могут, не умеют люди так притворяться! Не должны, потому что это против любых законов человечности.
Сама не заметила, как выехала за город, на трассу. Прокручивала раз за разом – не разговор с Залужной, а разговор с ним, пропитанный насквозь болью.
«Без тебя скучно». Ну да, штатный клоун.
То, что болит рука, видимо, от удара, поняла не сразу – далеко не сразу. Но в ней тоже пульсировало. То ли ушиб, то ли растяжение – сейчас совсем не соображала, не могла. Перевела взгляд с дороги на ладонь, сжимающую руль. Пальцы припухли. Не сильно, но заметно. Судорожно вздохнула, понимая, что еще немного и разрыдается, но плакать нельзя. Больше никогда нельзя плакать.
И в этот момент машину на скользком от дождя асфальте повело. Да так, что она не справилась – каждую секунду этих кратких мгновений, что ее несло, знала, что не справится. Не хочет справляться. Хочет, чтобы все закончилось.
Удар пришелся по бамперу – въехала в столб у дороги. Лбом угодила в руль. Подбросило. Снова откинуло на сиденье. Голова мотнулась в сторону. И Руслана почти отключилась.
Только дворники продолжали сметать капли дождя со стекла. Шурх-шурх-шурх-шурх.
Дрожащими руками полезла в карман пальто, достала телефон. Два пропущенных. Лукин. К черту! Набрала нужный номер. Трубку взяли почти сразу – Колька всегда отвечал сразу, в отличие от нее.
– Забери меня, – только и смогла она выдохнуть после его «Алло».
– Откуда?
– Нне зннаю… Черт… Я на трассе…
– Трындец! Ну мне б хоть приблизительно. Город там, страна, полушарие.
– Я… под Киевом… Кажется, был указатель в Бровары… Я далеко не уехала… Не помню. Коль, забери меня, пожалуйста…
– Лааадно, – протянул Колька. – Жди. Телефон далеко не убирай.
– Не уберу.
Далеко убирать и правда не стала. Положила себе на колени. Потом завела машину и отъехала от пострадавшего столбика. Припарковалась у обочины, чтобы не мешать движению, и на большее была уже не способна. Только откинуть голову на сиденье. Нельзя за руль пьяной. Совсем нельзя. С изодранным в клочья сердцем нельзя тоже. Закрыла глаза, продолжая слушать шуршание дворников. Она их специально не выключала – реальный звук из реальной жизни. Не из этой потусторонности, в которую она попала, едва удерживая себя на черте.
Телефон взорвался звонком. Снова Лукин. Опять Лукин. Всегда Лукин.
А нужно-то продержаться всего ничего, пока Гуржий приедет. Потом трубу можно хоть совсем вырубить. Но сейчас нельзя.
Руся сбросила вызов, сидела и смотрела на дождь. Замерзла – совсем замерзла. Не разобьешься – так хоть околеешь.
Но околеть было не судьба. Минут через сорок возле нее остановилась старенькая Нива, из нее выпрыгнул Колька – коренастый крепыш в расстегнутом пуховике, от чего казался еще шире в плечах.
Подошел к машине и открыл дверцу.
– Че у тебя опять приключилось?
– Бампер разбила, – проскрипел Русланин голос. Из темноты салона высунулось ее бледное лицо с большими, почти черными глазами – точно из потусторонности.
– Вот чума! – возмутился Гуржий. – Сейчас трос притащу.
– Брось… Не надо… Завтра заберешь, хорошо?
– Разнесут к чертям, соображаешь?!
– Похер.
– Ну и дура!
– Гуржий, не могу я…
– Ты пьяная что ли? – сердито потянул он носом. – Не, ну совсем дура!
– Я не пьяная, – ответила Руська, не глядя ему в глаза, – я дохлая…
– Черт с тобой, поехали, – Колька выдернул ее из машины и повел к своей Ниве. Руслана послушно шла рядом. Даже ноги слушались. Уселась в кресло «штурмана» и только после этого, наконец, вырубила телефон.
– Отвези меня к себе, ладно? – попросила Руська. – Мне домой сейчас нельзя.
Колька присвистнул, потом многозначительно хмыкнул и завел двигатель.
– А потом снова в Африку? – спросил он, разворачиваясь по направлению в город.
– Не знаю… Сегодня придумаю, но сейчас не знаю, Коль… Не бойся, тебя больше дергать не буду… Просто помоги мне.
– Да я и не дернусь, у меня сейчас два проекта. Один почти на финише. Даже если б и хотел, сама понимаешь…
– Может, уломаю Шаповалова, – невесело улыбнулась Руся. – Он завидовал…
Гуржий больше ни о чем не спрашивал. Доехали быстро – ни одной пробки, словно потусторонний мир так и не развеялся с появлением Кольки, а поглотил и его. В подъезде по-прежнему на площадке с кинотеатром было темно.
– Какая-то сволочь выкручивает через день, – пожаловался Гуржий.
– Кругом твари, – равнодушно согласилась Руслана и тут же попросила: – Коль, а можно мне у тебя в кинозале посидеть, а? Я сама хочу. Можно?
– Ну сиди, если хочется, – пожал он плечами, достал из кармана связку ключей и открыл дверь. – Проходи.
Руся вошла. Включила в прихожей свет. Стянула туфли – так и ходила в проклятых туфлях. Сплошное соответствие.
– Где у тебя здесь кофе стоит, я помню… Бедоса мне поставишь? Помнишь, который до Нового года…
Колька включил ей фильм, потоптался немного и направился к выходу.
– Если чего – звони. Или по трубам стучи, – попытался пошутить он.
– Да спи уже, – улыбнулась Руслана. – Утром занят будешь? Я зайду.
– Заходи, – кивнул Колька, закрывая за собой дверь.
И она осталась одна. Так, как хотела. Замерла посреди кинозала и широко раскрытыми глазами смотрела на экран, ничего почти не видя перед собой. Только сменяющиеся цветные картинки. Чья-то чужая жизнь.
Потом, не снимая пальто, села в уголке, на один из ярких пледов, разбросанных по полу, а другим увернулась с головой. Так и сидела, пытаясь согреться. Не согреется. Уже никогда не согреется. Хоть в Африку лети, хоть в Австралию, хоть прямиком в преисподнюю.
Она не смотрела фильм – она отсчитывала дни. Один за другим – дни, которые провела с Егором Лукиным. Мучила себя, впечатывая в память каждую секунду, что могла вспомнить. И знала, что проще было бы отключиться, попытавшись уснуть.
Уснуть…
Сколько ночей без сна, а она спать не хотела. Петь хотела. Работать хотела. Смеяться хотела. Жить хотела. Получила. Причем совершенно бесплатно, в качестве гуманитарной помощи.
Дочкой влиятельного папы Руслана уже была, и это не так ее задевало. Те люди не так ее задевали. Может быть, потому что мышь полевая все-таки капельку лучше, чем просто нуждающаяся. Лёня продавался ей с потрохами, намереваясь жениться. С Артемом было всего-то пару недель интенсивного секса, а потом она достаточно легко его послала, когда он прямым текстом сообщил ей, чего ждет. Лёня обманул и предал. Артём показал, кто есть кто. И что она сама ничего не стоит.
Егор был под ее кожей. Почти с самого первого дня, как заявился к ней, избитой, домой. Она позволила. Приняла. Всегда принимала, даже узнав, что он женат. Даже понимая, что не имеет ни на что права. А оказалось, что даже на то малое, что она считала своим, у нее права тоже не было. Придумала себе в своей бестолковой голове, что такой, как он, может любить такую, как она. Не… он, видимо, может… лишь бы не сопротивлялся.
Руслана то всхлипывала бесслезно, то смеялась зло. Даже когда экран погас. И совсем не над фильмом. А если и над фильмом, то над тем, что случился в ее жизни. Потом поплелась в «кофейню», попыталась сообразить себе кофе с коньяком – ингредиенты Гуржий держал всегда наготове. И отдавала себе отчет, что утром будет болеть голова. А если в любом случае будет… то лучше уж коньяк без кофе.
Спонтанный резкий глоток – отхлебнула прямо из бутылки. Обожгла горло. И вернулась обратно, в кинозал, где и просидела в углу до самого утра – без сна и без надежды решая, что делать дальше. Потому что позволить собственной жизни течь в прежнем русле невыносимо.
Без Егора – невыносимо. А Егора в действительности никогда и не было.
И тут не то что спать – тут шагать день за днем сил нет.
Ровно в 7:30 утра в квартире, арендованной Колей Гуржием для них с женой, раздался звонок. Несмотря на ранний час, дверь открылась сразу же.
– Привет, – Коля пропустил ее в квартиру. – На запах пришла?
Запах действительно был божественный. Кофе и сырников. Но сейчас Руслана на такое не велась. Выглядела кошмарно после бессонной ночи, хотя явно уже умылась – следов туши на ресницах или помады вокруг рта не наблюдалось. Наблюдалась бледность и круги под глазами. Было в ее облике что-то вампирское. Только это мрачное великолепие портила внушительная шишка на лбу – последствие столкновения этого самого лба с рулем.
– Мне нужен интернет, – более хриплым, чем всегда, голосом ответила она.
– В комнате, где обычно, – это Гуржий крикнул из кухни.
Через минуту в его комнате загудел включенный компьютер. Руслана судорожно залогинивалась в соцсети, варварски установив другой браузер, чтобы бедолага Гуржий не ворчал. И так же судорожно набирала сообщение Антону, молясь, чтобы тот поскорее отозвался.
Ей повезло. Он был онлайн. Иногда ей казалось, что он вообще всегда онлайн. Часовые пояса – не про него. Когда сниматься успевает?
Руська: Прив
Руська: У меня только один вопрос.
Руська: где ты ща?
Тоха: прям ща я почти лежу на партнерше.
Руська: я в смысле географии. На ком ты лежишь, пусть Пэм переживает.
Тоха: в Будапеште. Заканчиваем съемки Дракулы.
Тоха: Пэм кофе пить ушла, ее достал этот проект.
Руська: долго еще?
Тоха: неделя осталась. Потом домой.
Руська: я прилечу.
Тоха: да???
Руська: ближайшим рейсом, на какой смогу взять билет.
Тоха: я дожил до этого дня! Не я к тебе, а ты ко мне!
Руська: Я к тебе)))) Все, погнала собираться.
Некоторое время на то, чтобы забронировать билет.
Встала из-за компьютера. Заглянула на кухню. Все действия были сейчас механическими.
– Я отползаю, Коль! – сообщила она.
– Кофе хотя бы выпей.
– Не могу, не лезет. Можно еще попросить?
– М? – вопросительно промычал Колька, жуя сырник.
– Мне нельзя включать телефон. Вызовешь мне такси?
Гуржий закатил глаза и сунул ей в руки трубку. Руслана благодарно кивнула и позвонила. Потом подошла к окну и устало выдохнула.
– Десять минут, – сообщила она. – Машину мою отгонишь в гараж отца? Я, наверное, надолго уеду.
– Ну если она там целая, – оптимистично брякнул он в ответ.
– Пофигу… Не хочу ее больше, достала.
Эту машину ей подарили за МедиаНу. Эту машину она больше никогда не сможет видеть спокойно. Она даже в собственную квартиру не знает, как вернуться. Чашка, полотенце, щетка, бритва – Егора. Его свитер, брошенный только вчера на спинку кресла. След его головы на подушке.
Руська закрыла глаза. Когда-нибудь это пройдет. Проходило же раньше.
– Коль, спасибо.
– Да не за что. Только с концами не пропадай.
– Куда я от тебя денусь, друг, товарищ и брат?
– Ты и на Марс можешь, – вздохнул Колька с печалью в голосе.
– Мелко берешь. В Альфа-Центавру, не ближе… как думаешь, в Альфа-Центавре стало бы легче?
– А хрен его знает…
– Ну да… все без гарантий… – Руслана облизнула губы, чувствуя, что те начинают дрожать. Убить целую ночь на то, чтобы перестать чувствовать. Потому и губам дрожать нельзя. Хотя бы до Будапешта. А там – хоть волосы на себе рви. – Коль, я пошла. Там такси скоро. Я тебе напишу.
– Угу. Но если чего – зови: приеду, заберу.
– Я знаю. Ты у меня есть.
Она улыбнулась, потопталась на месте и все-таки пошла в прихожую – снова обуваться. Боты остались в Корвете. Долбаные каблуки.
Получасом позднее выходила из такси во дворе своего дома – воровато оглядываясь по сторонам и молясь о том, чтобы под подъездом не ждал Лукин. Хорошо хоть не успела ключ ему вручить. Было бы еще хуже.
Но ни у подъезда, ни на лестничной площадке никого не обнаружилось. Только облегчения это не принесло. Она почти убегала – из собственной квартиры, из Киева, из прежней жизни. Носилась по комнатам, скидывая в рюкзак предметы первой необходимости для путешественника. Африка научила обходиться малым. Но и до Африки ей нужно было немного.
Стащила платье через голову, переодела любимые джинсы и свитер. Достала куртку, шарф, проверила документы в карманах. Перед самым выходом замерла у кровати, глядя на веселую яркую картину с размноженным Корветом на противоположной стене. Не выдержала. Уже одетая подошла к ней и сняла. Притулила в прихожей так, чтобы не было видно изображения. Выдохнула. Теперь точно все.
Будапешт встречал Росомаху ярким солнцем и почти весенним небом посреди января.
Глава 3
А в Киеве было пасмурно и угрюмо.
Утром Лукин проснулся резко и сразу, обнаружив себя в машине во дворе Русланы.
Поморщился, размял затекшую шею…
Происходящее было бредом, начавшимся вчера вечером и мало поддающимся анализу.
Он честно пытался. Позже, когда сидел под ее домом.
Но в ресторане все случилось слишком быстро, чтобы думать и рассуждать. Получить по морде, да еще от женщины… и главное, потому что «ничего не происходит» – в таком положении Лукин еще не оказывался.
– Теперь оказался, – усмехнулся Егор, потерев слегка ноющий нос. Прикрыл глаза и продолжил восстанавливать цепочку вчерашних событий.
Когда он вынырнул из своего недоуменного оцепенения, рядом ошалело и молча маячил Марценюк. И Ольга, в отличие от Марценюка, говорившая. Громко, звонко и вполне себе отчетливо, так, что ее слова слышали все, но совершенно точно пытавшаяся сгладить ситуацию.
– Вы с Росохай тему какую-то не поделили? Или ты у нее материал спер? – звучало со странной улыбкой в голосе, но сам голос при этом дрожал.
– Почему мне кажется, что ты знаешь лучше меня? – внимательно разглядывая ее лицо, спросил Лукин.
– Пригласить ее было твоей идеей, дорогой. Если в качестве ответственной за спецэффекты, то, кажется, это оно и было. Ее максимум.
– Тебе откуда знать?
– Воу! Может, по шампанскому? – вмешался Марценюк, почти протискиваясь между супругами, и процедил сквозь зубы: – Идиоты! Все смотрят!
– Все уже всё видели, – в тон ему ответила Залужная.
Но на них и правда смотрели. Любое шоу во все времена найдет своих зрителей. Все ищут развлечений на стороне – во всех смыслах.
– Какая ж свадьба без драки, – рассмеялся Егор.
– Так это у нас сваааадьба! А я-то уж дуууумал! – взорвался хохотом непонятно откуда материализовавшийся Валера Щербицкий. Его Алка уже тащила куда-то Залужную под аккомпанемент снова заигравшей музыки. И громко восторгалась кухней ресторана. Марценюк кинулся ублажать мистера Твистера, их партнера и благодетеля. И только Лукин с Щербицким остались посреди всеобщего полумистического бедлама.
– Нос цел? – спросил великий писатель современности.
– Цел!
– Вы че творите? На экзотику потянуло? Завтра в новостях твоя физиономия будет!
– Неплохой пиар, не находишь? – медленно проговорил Егор, так же медленно вспоминая, осознавая слова Русланы о «крайних мерах». Она ударила его. Она его ударила!
– Идиот! – слабо возмутился Щербицкий. – Ты сейчас должен как привязанный за Олькой ходить, пока народ не раскусил, что ты трахаешь Росохай. Она тебе руку протянула, дурак!
– Да пошел ты! – Егор направился к выходу из банкетного зала.
– Стоять! – Валера кинулся за ним. – Тебе этот цирк до конца выдержать надо. Потом разбираться будешь!
– А давай ты не будешь мне рассказывать, что делать!
И снова на них смотрели. Повышенный тон, злые, нетерпимые голоса делали свое дело, привлекая совсем ненужное им в эту минуту внимание.
– Успокойся! Пойди водички холодной попей и очнись! – разбушевался Валера. – Ты за ней бежать собрался? Она тебя на посмешище выставила перед всеми, а ты – за ней?
– Если ты сейчас не уймешься, то следующим посмешищем станешь ты, – рыкнул Лукин и, наконец, вышел в холл.
Лифт, машина, привычный маршрут к ее дому. К хорошему быстро привыкаешь. Но отвыкание не входило в ближайшие планы Лукина. Злость накатывала волнами – Руслана не отвечала на звонки, и он прекрасно понимал, что и дверь она ему не откроет. Не пустит. Но, в конце концов, ей не мешало бы прекратить бросать его без объяснений. И драться, особенно на людях. И если сама не понимает, он ей подробно объяснит. Еще как подробно!
Однако объект объяснений отсутствовал. И решительно настроенному Егору пришлось ждать.
Время шло. Она по-прежнему не отвечала на звонки, потом телефон и вовсе оказался выключенным. Дома не появлялась. Гнев становился беспокойством. В ее состоянии и с ее характером могло…
Да что угодно могло!
С тем и задремал, путая сон и действительность. Глядя, проснувшись, на ее темные окна, понял, что яркий, теплый, домашний свет в них лишь приснился ему. И все же вышел из машины, поднялся к квартире, несколько раз позвонил – чтобы убедиться: дома ее нет. Или для него нет… Да черта с два!
Лукин достал телефон и, не глядя на время, набрал Шаповалова.
Тот не отвечал долго, упорно, будто надеялся, что звонившему надоест. Но Шаповалов – не Росомаха. Он сдался быстрее, нервно приняв вызов.
– Лукин, это садизм! На часы смотрел? Если ты про фотографии в эдакую рань, то я помню! – донеслось откуда-то из нормальной жизни дико несчастным голосом. – Но мы Днепр снимать будем, Днепр! Ключевое слово: весенний. Подожди хоть немного-то!
– Подожду. Я с другим. Есть варианты, где может быть Росохай?
В трубе зависли. Леша обиженно сопел, горько постанывал. Кровать скрипела – то ли вставал, то ли обратно укладывался.
– Лукин, она не твой вариант, – наконец сообщил он. – Честно. Достанет за неделю! Она даже меня бесит! Сегодня ваяем какую-то чушь про оборотней, и я ищу реквизит, как ненормальный. Через два часа перезванивает: едем в Карпаты, мольфаров ловить. Полный неадекват.
– Я знаю. Я спрашиваю, где она может быть. Проект никакой не предлагала?
– Последний раз в Африку… Только не говори ничего. Сам знаю, что лоханулся, надо было ехать!
– А этот… Гуржий, с которым она ездила… контакты есть?
– Номера нет, знаю, что на Андреевском жил раньше… Сейчас не в курсе. Так а чего случилось-то? Если сильно надо, у нее батя при министерстве каком-то… точно не помню, но могу узнать.
– Нет, отца не надо, – Лукин попрощался и отрубился.
Через полчаса был на Андреевском. Поднялся к кинотеатру, дернул дверь. Та, к его удивлению, оказалась открытой. Внутри было тихо. Но тишина такая себе – вполне жилая. Которая сразу дает понять, что в помещении кто-то есть. В прихожей на полу стояли комнатные тапки. Из-под двери в кухню-кофейню пробивалась полоска света. И только в кинозале раздавался негромкий шорох.
Егор прошел внутрь.
