Текст книги "Кстати о любви (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Урыла бы к хренам! Не июль же!
Не июль. Май. Море весеннее, давно уже не ноябрьское, когда серебристые бабочки за окном. Теперь только пух тополиный. И за окном одни пауки.
«Прости, я не хотела будить».
«А чего хотела?»
Руслана вздрогнула и проснулась. Голова проснулась. Мысль, бегущая впереди паровоза, проснулась!
Егор все видел и все знает.
Жуткая мысль, сковывавшая мозги стальным обручем и давившая на них недостаточно, чтобы лопнули, но достаточно, чтобы заработали, как на пределе.
Она четко помнила утро. Убралась от Лукина, едва солнце встало. Нужно набраться смелости и жить, как ни в чем не бывало. Иначе все быстро выплывет наружу. Пришла в свой номер, в нем же заставила себя принять душ и переодеться. И не без облегчения выскочила за дверь, едва на часах обозначилась отметка в восемь утра. Сначала шоу. Потом связаться с Носовым. Потом… потом что-то еще, потому что машина уже в порту, потому что часы остались, а может, и меньше. И, возможно, уже и Гамлет кинул ее, бросив в Одессе, хотя обещал взять с собой в Калиновку. Но все это было неважно. Важным оказалось единственное мгновение, в которое она резко пришла в себя.
В одну секунду она администраторам по ушам ездила. В следующую – дверь открылась и в переполненный галдящий холл отеля вошел Лукин. Ее чертова внутренняя антенна была настроена на него и принимала только его сигнал. Хоть о колено ломай. Антенну.
И знала, понимала, что надо подойти, объясниться, извиниться… за прошлую ночь, и заставить себя не могла. Потому что, ощущая вину, не въезжала, в чем виновата. Дичь какая-то!
Ровно то же желание и ту же вину она испытала несколько часов спустя. Секунды. Когда их разделяла улица и бесконечный поток автомобилей, а она стояла на крыльце магазина. Нужно было к нему. Нужно было сказать, спросить… что-то нужно было. Потому что она так чувствовала, а не потому что у него жена, ребенок и любовница.
«Тупая корова», – в очередной раз мелькнуло в ее голове.
А потом Егор исчез, машина закрыла его от нее. Машина, остановившаяся перед ее носом. Из рук полетели покупки – гамбургер, вода. Камеру отобрали.
Она увидела его еще один раз. Когда ее волокли и запихивали. Видела, что рванул, не глядя на проносившиеся автомобили. Видела дикое выражение его лица. Видела, что втянула его, втравила… Собственных похитителей не видела – его видела. И уже потом, когда ее рот отпустили, и она вдохнула воздух, чтобы заорать что было сил, зная наперед, что бесполезно, услышала только незнакомый голос:
– Отключи ее к хренам, чтоб не дергалась!
И ее отключили. Вшарашили что-то в шею – и отключили.
К лучшему. Так правда лучше, чем считать потерянные минуты. И мучиться страхами.
Руслана с трудом открыла глаза. И снова зажмурилась – фонарь долбанул по зрачкам, те реагировали болезненно, впуская свет. Что за дрянь теперь ползет по венам вместе с кровью? Шевельнула пальцами – слушались. Хреново, но слушались. Двинула всей рукой – как ватная. Потом поняла, почему холодно – раздели. Значит, искали на ней жучок или что-то в этом роде.
Прелестями прельстились вряд ли. Морфологический каламбур.
Эта мысль показалась бы очень смешной, если бы не новая сверхзадача, поставленная перед ней: где, бл*дь, ее штаны!
Руслана заставила себя подползти ближе к краю кровати и свесить ноги на пол. Пол тоже был холодный. Она медленно поднялась, будто бы продираясь через плотный воздух, который замедлял движения. И все-таки встала.
Свет. Включить свет.
Путь до двери оказался непростым испытанием, но там был выключатель. И пару раз во время этого увлекательного путешествия ее посещала мысль – нахрена он ей, если фонарь настолько яркий, что и так видно – в том числе чертов выключатель? И все, на что ей хватило сил, это, подергав дверную ручку и сообразив, что ее заперли, сползти по стене на пол. Чтобы снова отрубиться.
Но только теперь уже не так спокойно. С мыслями, с чувствами, со страхами. Блуждала внутри себя, то и дело натыкаясь то на одно, то на другое. Сбивая коленки, оставляя синяки по всему телу. Не увернешься.
Сколько она так просидела, не знала. Несколько часов или несколько секунд. Но на этот раз вернулась быстрее, без досады на фонари и темноту.
Звук сквозь тишину. Чей-то крик. Грохот.
Росохай открыла глаза и снова повернулась по полу к двери, попытавшись в очередной раз дернуть ручку. Не вышло. Не показалось. Заперто. Только мозг снова зачастил, впуская в себя вместе со звуками информацию. Припала всем телом к щели, вслушиваясь в шум, который все не прекращался.
– На втором посмотри! – заорал кто-то далеко голосом… Гамлета? За ней? За ней?! Идиоты, перевозка сегодня!!! Какого?..
Шаги по лестнице. Громкие, быстрые. Все приближающиеся – значит, она и правда на втором этаже?
– Я здесь! – закричала Росомаха, толком не ожидая от себя крика – откуда крик, когда она еле языком ворочала?
В ответ два раза щелкнул замок, и дверь открылась, впустив еще свет из коридора. Перешагнув через порог, в комнату вошел Лукин и огляделся.
– Да твою ж мать… – услышал он тихий возглас под ногами.
Наклонился на голос и присел рядом.
– Ты как? – спросил Егор, разглядывая ее лицо – сейчас серое, безжизненное, с глубокими тенями.
– Ты был прав… лучше бы за кенгуру гонялась…
Лукин кивнул. Осмотрел ее с головы до ног.
– Целая? Идти сможешь? – спросил он и снова оглянулся в поисках ее одежды. Брюки ярким пятном выглядывали из-за кровати. Там же он нашел и все остальное, когда поднялся.
– Не знаю, попробую, – пробормотала она, наблюдая за его перемещениями. И пытаясь осознать, что это он. Он здесь. Мысль приходила с опозданием. Теперь с опозданием.
– Одевайся, – Егор протянул ей ворох одежды. – Надо уходить. Носов твой там путь прокладывает.
– Уже проложил, – донеслось от двери. – До утра оба продрыхнут. Но лучше уходить, – Гамлет нарисовался перед ее лицом и быстро ощупал пальцами шею. – Ого, мать! Лечить будешь! Живая?
– Ничего мне не сделается, – храбро ответила Росомаха, забирая у Егора шмотки и неожиданно натыкаясь мутным взглядом на его рассеченную бровь – кровь сочилась, не хлыстала из раны, но ясно было: болит все же неслабо. Тоже… путь прокладывал… Руська сглотнула и заорала: – Вы че натворили? Все было под контролем! Что с грузом?
– Уже в пути. Но я больше в жизни не буду связываться с вашей долбаной журналистикой!
Она негромко рассмеялась, и выдернула, в конце концов, из вороха брюки. Руки слушались плохо. Ноги – тоже не особо желали продеваться в штанины. В голове теперь звенело.
– Черт! – рявкнул Гамлет, отнял штаны и принялся ее одевать. – Лукин, в окошко побдишь, а то вдруг еще какие гости прикатят!
Тот мрачно глянул на их возню и отошел к окну.
Возня длилась недолго. По всей видимости, «фотограф» имел некоторую сноровку. Да и Росохай заметно притихла.
– Все, погнали, – наконец, скомандовал Гамлет, подхватывая Руслану на руки.
– Я сама! – запротестовала она, рванувшись на пол, но Носов не отпустил.
– Сама ты два часа идти будешь! – заорал он. – В Калиновку успеть хочешь?
– Хочу!
– Вот и заткнись! Лукин, погнали!
– Ей в больницу надо, а не в Калиновку, – отозвался Егор.
– Со мной все нормально! – вяло возмутилась Руська, глянув на Лукина. – Пока доедем – просплюсь!
– На крайняк в Виннице тоже больницы есть, – поморщился Гамлет и поволок ее из комнаты.
– Как знаете, – пожал плечами Лукин и, отлепившись от подоконника, пошел следом.
Они сбежали по лестнице вниз, на первый этаж. Туда, где только что произошло побоище. Этой комнаты она не помнила. Уже, видимо, спала, когда привезли. А сейчас только и успела, что краем глаза зацепить фотографии на комоде – слишком мелко, чтобы увидеть, кто на них – да двоих мужиков неопределенного возраста, но определенной профессии – слишком быстро, чтобы вспомнить, они ли ее уволокли. Впрочем, и не вспомнила бы. Тех она толком и не видела. Она тогда вообще ничего не видела. Сейчас эти двое валялись на полу в отключке. Их отключили. Носов и Лукин их отключили. Руська вздрогнула и снова глянула на Егора. С рассеченной бровью. Растрепанный. Будто слетело все напускное. И она не знала, что с этим делать.
Выбрались во двор. Вышли за ворота. Воздух был холодный, должен бы мозги прочистить. А нифига. Не прочищались. Ей казалось, еще немного – и она снова отрубится. Но отрубаться не хотела. Терпела, раз за разом напоминая себе, что надо терпеть. Только глядела за плечо Носова – на Егора, молча следовавшего за ними. И все пыталась поймать его взгляд. Напрасно.
Машина осталась за поселком. Добежали быстро. Гамлет поставил ее на землю, рылся в карманах. Потом открывал. Болтал что-то – она ничего не слышала. Сосредоточенно втягивала носом воздух. Пока не спросила:
– Вода есть? Сушняк…
– Была где-то, – отозвался Носов. – Ща… Ты садись.
Несколько секунд Руслана тупо смотрела на продолжавшего сохранять молчание Егора. Потом открыла дверцу и быстро устроилась на заднем сидении. Гамлет уселся за руль, пошарил под ногами и протянул ей бутылку с минералкой. А она ждала. Ждала Егора. Ждала, что он сядет. Ждала, что он хоть что-нибудь скажет.
Дождалась. Лукин подошел и склонился к Руслане, опираясь на крышу машины.
– У тебя получился хороший проект из меня, да? – негромко сказал он, вложил ей в руку флэшки, разогнулся и прикрыл дверцу.
Потом развернулся и пошел прочь.
Глава 6
У нее действительно получался хороший проект. Во всяком случае, та его часть, что попала в телевизор в новостной передаче на прошлой неделе. Над остальным работала. Оперативно и безостановочно. Будто была плюшевым зайцем, бьющим по барабану. Завести завели, а завод никак не закончится. И сучит во всю лапами, издавая бодрые трещащие звуки.
Так и сейчас. Бодрые трещащие звуки издавало ее горло, когда она стояла в кабинете отца и героически держала оборону. Еще неделя прошла. И минус день. Пережить бы.
– Я сделала то, что сделала, – говорила она, глядя на генерала полиции третьего ранга, по совместительству ее отца, пышущего праведным гневом. – По-твоему, я должна объясняться?
– Должна! – рявкнул Евгений Русланович. – Еще как должна!
– Тогда лучше поговори с Загнитко! Он тебе про меня интересного больше расскажет теперь.
– А ты мне советов-то не давай. Как тебе в голову такое пришло?
– Я делала свою работу! Носов – свою! Потому что ты со своей не справляешься!
– Ты соображаешь, что несешь? Совсем озверела в своих Африках.
Росомаха замолчала, внимательно глядя на отца. Он не разговаривал с ней несколько дней с того момента, как ее морда мелькнула на ТВ в связи с этим делом. На звонки не отвечал, о том, чтоб отремонтированную машину забрать из его гаража, договаривалась через мать. Сегодня сама приехала. Понимала, что ему трудно, что разговор предстоит непростой. Но такого отпора не ожидала.
– Пусть я озверела, – медленно заговорила Руслана. – Я даже соглашусь с тем, что не всегда соображаю, что несу. Но ты-то понимать должен? Он преступник. Дядь Паша – преступник. Он не военные склады обворовывал, он с аэропорта наркоту гнал.
– Он твой крестный!
– Как ваше кумовство влияет на то, что он творил?
Отец задержался с ответом. Сердито сопел, раздувая ноздри и собираясь с мыслями.
– Ради чего ты это делала? – спросил он, наконец.
– Потому что это правильно!
– И чего ты добилась своим «правильно»? Чего вообще по жизни этим можно добиться?
– Я знаю, чего можно добиться в жизни, когда поступаешь неправильно! Я хотела правды, и я ее нашла. Даже если… если причинила этим боль тебе. А теперь ответь мне ты! Ты – знал? О том, что он делал, ты знал?
Евгений Русланович прищурился, откинулся на высокую спинку кожаного кресла и поинтересовался:
– Посадишь в соседнюю камеру?
Руслана мрачно усмехнулась. Ее взгляд коснулся отцовского лица. Они всегда хорошо понимали друг друга. Они всегда ладили. Лучше, чем она с мамой, которая сейчас в очередной раз ушла в романтическое настроение. А теперь…
Все, что она творила в профессии, было связано с тем, чтобы не было стыдно перед отцом за свой выбор, за то, что не послушалась, чтобы он мог ею гордиться. Не срослось.
Руслана облизнула губы и проговорила:
– Я – нет. А другие – могут. Я работала. Я дохрена много работала. И знаешь… у меня получилось. По-настоящему получилось. И я не собираюсь за это извиняться. Если разочаровала… прости. Я не нарочно. Но я не виновата, что твой самый близкий друг… что дядя Паша… Это не я впихнула его в кучу навоза.
– Но ты в нее влезла.
– Ну кто-то же должен был… влезть.
– Двадцать лет – ума нет. И не будет, – вздохнул отец. – А тебе уж значительно больше.
– Ну пусть… – хмуро согласилась Руслана. – Только это… отдай мне тот свиток, пожалуйста… помнишь?
– Забирай! – он кивнул на шкаф со стеклянными дверцами, в котором хранил награды дочери.
Руслана встала со стула, быстро достала премию МедиаНы и криво усмехнулась, повертев ее в руках. Чертов кусок железа, с которого все началось.
– Утоплю в Днепре, – хихикнула она.
– Да хоть в Амазонке.
– Отличная идея! – подмигнула Руслана. – Спасибо за наводку!
И с этими словами вылетела из его кабинета, понимая, что еще немного и расплачется. Именно так, давясь слезами, промчалась мимо Юлианочки. На улицу, на воздух, в Корвет!
Завела машину. Врубила радио. И замерла. Чертов Рокс. Чертова Лэйла. Чертов Клэптон.
Рванула с места, ненавидя все на свете и себя в первую очередь.
Загнитко… Загнитко – жук. Вошь.
В Калиновке его не было – почуял. С его интуицией… Или испугался, черт его теперь разберет. Но брали его в тот же день в Борисполе – хотел драпануть из страны. В аэропорт Руслана при всем желании не успела бы. Там отработали силовики, чисто отработали, а она так надеялась, что закончится все уже на военном аэродроме. Не срослось, везде не поспеешь.
Росомаха отчетливо помнила, что ночь, когда они с Гамлетом мчались из Одессы в Винницкую область, она не могла спать. Ничего не могла. Только сжимала в ладони чертовы флэшки и Zippo, нашедшуюся в кармане брюк, и раз за разом пыталась осознать, что Лукин сказал ей.
«… получился хороший проект из меня…»
И что-то обиженное в ней кричало ему вслед: «А из меня? Из меня проект ваш получился?»
Жаль, сказано вслух не было. Впрочем, когда-то в прошлой жизни она просила его бить в ответ. Наверное, вот это оно и прилетело спустя столько месяцев.
В чувство ее привел Гамлет. Выдернул из машины. Сунул в руки телефон. Повел к своим мужикам, готовившимся к операции.
«О! И Гуржий твой с камерой здесь уже», – бурчал он. Она увидела среди силовиков Кольку – смешного, в бронежилете под курткой, и от этого он стал еще плотнее. Через мгновение бронежилет всучили и ей. Спокойно так, деловито.
«Надевай!» – велел Носов.
А ее вдруг повело – и она не могла понять от чего. От дряни, все еще гуляющей в ее крови, от того, что навалилось неподъемным грузом в эти несколько суток, или от дикого осознания, сейчас, в эту минуту: а если бы те двое, что спали в доме, были вооружены?
Черт подери, да они и были вооружены! Наверняка!
А Егор с Гамлетом сунулись в этот дом. Вдвоем. Вдвоем! И никаких бронежилетов на них в помине не было!
Он полез туда. Полез за ней. Хотя всегда предостерегал ее от того, чтоб она перла… куда не следует. А история с наркотрафиком, разумеется, в его глазах относилась к категории того, куда не следует.
Росомаху тогда не накрыло по одной-единственной причине. Некогда. Все слишком быстро. Слишком стремительно. Потом, потом, когда переварит.
Но и переваривать случившееся Руслана себе не позволяла.
Операция прошла успешно. Им позволили снимать. Слишком близко не подпустили, но для сюжета довольно и того, что они с Гуржием отработали. А потом стало известно, что дядя Паша в Калиновку не приезжал.
Вообще-то ей было, за что его благодарить. Слукавила – отцу всего не скажешь. О похищении пока никому вообще не говорила, это должно было войти отдельной историей в подготавливаемый ею лонгрид. Журналистское расследование. Росомаха и падаль. Хоть смейся, хоть плачь.
Но ей все же было, за что его благодарить. Ее не грохнули сразу только потому, что она дочь лучшего друга генерала. Только поэтому. Она это знала. Загнитко это знал. Отец – пока нет. И если за что стыд и накатывал – за это. Свой – чужой. Усвоенное и освоенное. Загнитко был ей чужим человеком. Но они с отцом по-настоящему близки. Она влезла. Испоганила. Для этого нужен особый талант, которым, по всей видимости, ее природа щедро наделила.
Ни в чем другом отцу она не соврала. Чертов свиток с МедиаНы был отправлен в тот же день на дно Днепра. Сама Руслана уехала домой.
Домой.
Еще одна большая проблема. Проблем вообще было дофига. Те собирались в огромный ком, который готов был ее похоронить под собой.
Дома она не могла. Физически. Хоть продавай эту проклятую квартиру в сталинке на Правобережье вместе с Корветом, который она уже выставила на продажу. Но жить там невыносимо, как и в предыдущий приезд в Киев вместе с Толиком и Алиной, когда она таскалась по пятам за сладкой парочкой, когда въезжала в происходящее, когда обратилась в СБУ.
В тот период жила у матери. К счастью, недолго. Отговорилась тем, что соскучилась, а потом они укатили в Одессу. Все на бегу, даже осознавать не успевала.
Теперь успевала.
Безумные дни. Бессмысленно проживаемые. С затаптыванием того, что все еще существовало внутри – затаптыванием последовательным, методичным, неумолимым, как зимой, когда сбежала. Только тогда ей хотя бы иногда казалось, что помогло. Сейчас понимала, что ничего и не получится. Не оборвалось. Не оборвется.
Вернулась в Киев насовсем, пока и правда не унесет на Амазонку. И не знала, куда себя приспособить. Дни проводила у Гуржиев, Колька занимался обработкой фотоматериала – все-таки припахала. Общалась с верстальщиком, с дизайнером, писала статьи, решала, кому пристроить этот чертов лонгрид, потому что без этого не имело смысла общаться с дизайнерами, – все у Гуржия. Лена честно кормила их борщами и почти не возникала. С их дружбой смирилась уже давно.
По вечерам торчали в ее кинокофейне, глушили коньяк, курили, спорили до хрипа в голосе – всегда о разном. Дважды видела Щербицкого. И все в очередной раз сжималось внутри в тугой сгусток сдерживаемых эмоций, из-за которого не могла продохнуть. И захлебывалась сигаретным дымом, давая себе разрешение испытывать лишь горечь.
Но потом все же приходилось ехать домой – хоть для приличия. И ночевать.
На диване в гостиной. В кровати не могла, все еще не могла, потому что ясно и живо помнила их последнюю ночь с Егором. Тогда Залужная уже прилетела из Парижа. Он сам сказал, что прилетела, а спать пришел к ней. Вернее, не спать. Вернее… тогда они были счастливы. Ей так казалось. Последний счастливый день.
И это воспоминание преследовало ее постоянно. С того мгновения, как вернулась, хотя до этого гнала его весьма успешно.
«… получился хороший проект из меня…»
Правда так считал? Или, и правда, чтоб ответить ударом? Исключено. Для этого не стоило вытаскивать ее оттуда, куда она угодила. Мог сделать раньше, еще в отеле. Но вместо этого попытался ее трахнуть. Охренеть последовательность! И захочешь разгадать эту шараду – мозг сломаешь!
Росомаха припарковалась во дворе. Заглушила двигатель и медленно выползла из машины. Поднялась на свой этаж, открыла дверь квартиры.
Торчи тут… Еще неделя прошла. Минус день.
Определиться, в конце концов, куда деть этот чертов материал. И все-таки наваять какую-нибудь ерунду про Алинку. Вот Лукин обрадуется, когда она позвонит! Сам просил, не навязывалась.
Варить кофе, глядя в окно. И видеть только цветные лампочки, развешенные по нему – они все еще помнят… они всё еще помнят.
Бродить, как дура, из угла в угол, пытаясь найти точку равновесия. А найти приставленную к стене картину в стиле Уорхола – с размноженным Корветом.
Получился хороший проект?
И в очередной раз возвращаться от картины к окну, которое тоже все помнило. Бежать от этого в комнату. И натыкаться на его так и не убранный свитер на кресле.
Росомаха очухалась только к вечеру. Оказавшись в маленьком кафе недалеко от дома, где когда-то они любили ужинать с Егором. Заказала у бара чашку какао с незамысловатым десертом и сидела у витрины, уткнувшись в нее и глядя на людей, то и дело мелькавших за ней. И заставляя, уговаривая себя не звонить. Не звонить. Ни в коем случае не звонить. Даже если сама понимает, что должна просто сказать ему спасибо. За то, что вытащил, за то, что не бросил. За то, что сунулся ради ее тупой головы туда, куда в жизни не сунулся бы. Даже если он не ждет этого спасибо.
Это ни к чему не приведет. Ни к чему хорошему. Потому что, кажется, ему тоже было не все равно. Она это только теперь начинала понимать. Только теперь.
– Ваше какао, – послышался голос официантки, ставившей перед ней чашку с блюдцем.
– Еще пирог, – мрачно буркнула Росомаха.
– Да, пять минуток, – закивала девочка, не сообразив, что мрачность клиентки к ней никак не относится.
«Пять минуток». За пять минуток многое может измениться. Не опоздай она тогда, в январе, на ту проклятую вечеринку, не встретила бы в холле Залужную. И та не задержала бы ее еще на пять минуток, чтобы сказать то, что было сказано! И она провела бы вечер с Егором и его друзьями, как они и планировали, а потом…
Руслана сглотнула и будто бы очнулась. Какое нахер потом?!
Они бы провели тот вечер вместе. И ночь провели бы вместе. И ничего не оборвалось бы так резко и так больно. Если бы не…
Даже допустить подобную мысль оказалось страшно. Но, тем не менее, она продолжала раскручиваться в ее голове, как клубок ниток. Тянулась и тянулась. И если бы эта мысль могла все объяснить! Если бы могла пролить свет на его поведение – ночью в номере 314, которого она никогда не забудет, когда полез ее спасать, когда ушел потом! Да как ушел! Пригвоздив ее какой-то дикой виной, которую она не должна была испытывать!
Потому что это все он! Он натворил!
Руслана резко отодвинула чашку и придвинула к себе телефон.
Позвонить. Поблагодарить. Напомнить про материал.
Хотел? Получит.
Только не Алинку. Загнитко и компанию. Пусть умрет от счастья. Сплошной эксклюзив! Есть шансы, что осенью опять всю МедиаНу захапает за счет этого эксклюзива. Включая ее лонгрид и интервью Озерецкого – тоже ее стараниями.
Но вместо того, чтобы немедленно набрать его номер, Руслана зачем-то полезла в галерею. И нашла их общее – единственное общее – фото. В Одессе. В ноябре. Когда смотрели зимнее море на Приморском. Тогда, когда имело смысл, рука так и не поднялась удалить. Теперь, когда не стоило, всматривалась. Ей в то утро было хорошо… а ему? Что было с ним? Спустя столько времени не разберешь. Это был ее Егор, такой, какого она считала своим.
Для других и он другой. Глянец. Чужое и чуждое.
Руслана запустила браузер. Вбила в поисковую строчку «Егор Лукин» – просто фотки посмотреть. Фотографии. Его лощеную физиономию и дорогие костюмы. И улыбку на лице – какой он улыбался из телевизора на утреннем шоу «Апельсин» в октябре. Женщин возле него. Жену, Машчетатам… Напомнить себе. Напомнить, выбросить из головы и позвонить.
А потом она забыла, как дышать.
«Внезапно! Развод самой красивой пары масс-медиа!»
«Развод Егора Лукина и Ольги Залужной»
«Звездный развод: Лукин расстался с Ольгой Залужной»
«Снова холостяк: Егор Лукин вернул себе статус самого завидного жениха»
«Тайна развода Егора Лукина и Ольги Залужной»
«Егор Лукин засветился с новой пассией»
«О чем молчит Егор Лукин»
О чем молчит Егор Лукин? О чем, мать твою, молчит Егор Лукин? Да он никогда ничего не говорит! Он только делает! Он в статьях своих треплется, а когда надо – молчит! Всегда такой был.
Руслана глухо застонала. И ткнула по первому попавшемуся заголовку.
«Расставание звездной пары СМИ»
Охренеть, какой звездной.
Ниже фото. Егор и Оля на какой-то вечеринке… Ramada-Encore. Черное атласное платье. Классический костюм-тройка. И свитки в руках. Прошлая осень. И она где-то там в тот вечер маячила. Со своим свитком. И еще ничего не знала. Чего стоило еще тогда просто погуглить про него? Ничего бы не было!
«Как стало известно, звездный брак популярного журналиста, главного редактора и совладельца журнала «À propos» Егора Лукина завершился официальным разводом.
Информацию о бракоразводном процессе Лукин и его экс-супруга, Ольга Залужная, скрывали до последнего дня. Сразу по его завершении госпожа Залужная выступила с официальным заявлением.
«Наше расставание случилось по обоюдному согласию и было взвешенным решением и с моей, и с его стороны, – сообщила она. – Время идет, жизнь не стоит на месте, а наши предпочтения меняются. Была взаимная симпатия, была любовь, была семья, а потом это все закончилось, что совершенно нормально. И лучше сохранить доброе отношение и уважение друг к другу, чем ждать, когда такой союз окончательно опротивеет. Мы с Егором расстались друзьями и продолжим наше общение – из журнала я никуда не ухожу, и тем общих у нас много. Но мы оба понимаем, что это еще не все. Мы оба максималисты. Если любви нет – то и брак теряет всякий смысл. Но надеюсь, что расставание пойдет на пользу нашим отношениям. В конце концов, все это может быть только началом».
Также госпожа Залужная поделилась своими планами на будущее. По ее словам, теперь ей открывается множество новых горизонтов в профессии, чего она была лишена, поскольку семья забирала много времени.
Однако, как утверждает инсайдер, не все так просто. И при разрыве всплыл имущественный конфликт, поскольку госпожа Залужная претендовала на долю в «À propos». Егор Лукин от комментариев до сих пор воздерживается. И в чью пользу конфликт разрешился, неизвестно.
Напомним, о романе Егора Лукина, самого популярного согласно многочисленным опросам отечественного журналиста, с Ольгой Залужной, дочерью французского дипломата Марселя Маноду и олимпийской чемпионки по фигурному катанию Виктории Залужной, стало известно в 2012 году, когда они впервые появились вместе на вручении литературной премии имени Джозефа Конрада. В 2014 году пара сочеталась браком. Детей у них нет».
Детей у них нет.
Нет у них детей.
Ни детей. Ни семьи. Ничего.
Она не знала, сколько времени пялилась в экран телефона. Но чувствовала себя так, будто это ее выпотрошили, а не брак Егора Лукина.
– Ваш пирог! – прощебетало что-то над ухом. Руська подняла глаза. Официантка. Пирог. Кафе. Она сюда жрать пришла.
– Да, спасибо, – заплетающимся языком ответила Росомаха. И вместо того, чтобы все-таки приступить к ужину, снова уставилась в экран. Статьи мелькали одна за другой. И во всех – одно и то же разными словами. Сплошное словоблудие!
Ясно было одно.
Развелся.
Он развелся.
Почему? Как? Из-за чего? Беременность? Так она была беременна или не была? Потому что если соврала… могла же и про остальное… тоже…
Росомаха снова застонала и уронила голову в ладони. Какой-то идиотизм.
Следующий момент, в который она обнаружила себя живой и дышащей, запомнился длинными гудками в телефоне. А когда на том конце взяли трубку, выпалила:
– Коль, можно я приеду?
– Приезжай, – хмыкнул тот. – Может, тебя у… это… усестрить?
– Чем больше братьев, тем лучше, – хрипловато отозвалась Руська. – Ленка не сильно… того… психует?
– На днях не могла определиться – брать с тебя плату за постой или за кормление, – заржал Гуржий. – Приезжай, короче.
Час спустя она звонила в дверь квартиры Гуржиев, прижимая к себе пакет с пирожными и бутылкой вина. Едва ей открыли, всучила Кольке «взятку» и выпалила:
– Мне можно на коврике в прихожей постелить!
– Мы тебя лучше этажом ниже, в кинозале, определим, – рассмеялась выглянувшая из кухни Ленка. – Да, Коль?
– Чего тебе дома-то не сидится? – спросил Гуржий Руслану. – Случилось чего?
– Все отлично! Зашибись просто! У меня идея, обсудить надо!
– Ну пошли обсудим, – Колька потопал в комнату, считающуюся его кабинетом в период рабочего процесса, и, обернувшись, подмигнул жене: – А давай ее замуж отдадим! И избавимся от нее на веки вечные.
– А давай! Только с кандидатурой жениха определиться надо!
– Меня не возьмут замуж, – фыркнула Руслана. – Я кому угодно вынесу мозг за пару недель. Это только вы с Колькой такие терпеливые.
– Просто у нас уже нечего выносить, – рассмеялась Ленка. – Найду тебе хорошего мальчика…
– И не жалко вам хорошего?
– Для тебя вообще ничего не жалко! Котлеты будешь?
«Я приеду».
«Завтра?»
«С тебя котлеты».
Росомаха мотнула головой.
– Не, спасибо. Только чаю, если можно.
– Ща! – и Ленка скрылась на кухне вместе с пакетом.
А Руська, заходя в кабинет Гуржия, застыла на пороге, прислонилась лбом к лутке и тихо сказала:
– Хорошая у тебя, Колька, жена!
– Хорошая, – согласился он, падая на диван, и довольно добавил: – Сам выбирал! Не маячь, садись. Чего у тебя? Только учти – переделывать презентацию в четвертый раз не буду!
Руслана прошла в комнату. Уселась рядом. Откинула голову на мягкую спинку. И выдала куда-то в потолок:
– Давай лонгрид попробуем в «À propos» загнать? Не наш формат, но оно… нам престижно, их взбодрит.
Гуржий крякнул и вперился в Руслану, будто рядом с ним материализовалось привидение – такое себе странное, но реальное.
– Ку… куда?
– Только не говори, что название «À propos» тебе незнакомо.
– Да уж лучше, чем хотелось бы! – фыркнул Коля. – Но я не понял… Вы, ну ты и он, общаетесь?
– Кто – он? – напряглась Руслана и быстро повернула голову, глянув на Гуржия.
– Егор твой!
Изображать непонимание смысла не было. Хотя Руслана искренно считала себя дурой – причем уверенность в этом росла с каждым днем в геометрической прогрессии – много серого вещества, чтобы вспомнить, что Колька знает Лукина, не нужно. Вернее, не так. Лукина знать может кто угодно. Она сама их когда-то познакомила. Колька знал про них – про нее и про него. Иначе не спрашивал бы сейчас. Не глядел бы так растерянно.
Растерянность чувствовала и Руська. Лупала глазами, глядя в его круглое лицо. И никак не могла въехать.
– Откуда знаешь? – почему-то шепотом спросила она.
– Он приходил, – ответил Гуржий. – Тогда, зимой. Сразу после тебя пришел. До сих пор не понимаю, как вы разминулись. Тебя искал. А я дрых, его Ленка кофе поила.
– В смысле дрых?
– В прямом! Я полночи с тобой возился. Мне спать надо, а?
– Подожди! – выкрикнула Росомаха, вскочив с дивана и, кажется, совершенно его не слушая. – Я не понимаю! По порядку расскажи!
– Чего непонятного? – фыркнул Коля. – Ты уехала, он приперся. Заявился в кинотеатр. Там Ленка порядок наводила. А я когда проснулся, она мне и сказала, что меня твой знакомый дожидается.
– И что он хотел?
– Тебя, говорю, искал.
– А… ну да… – голосом, резко лишившимся всяких эмоций, проговорила она и снова упала на диван возле Гуржия. – Он что-то… что-то рассказал? Ну… про нас?
