Текст книги "Страх во тьме (СИ)"
Автор книги: Максим Шторм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
Гостиницу первым заметил Шнитке, внимательный зоркий глаз прирожденного охотника и следопыта опередил всех.
–Эй, друзья, а это часом не то, что мы ищем?
Я поглядел, куда он указывал тяжёлой лапищей и кивнул. Именно то.
ГЛАВА 4
Ночью укрыт, мир будто спит,
Свет из таверны ночлег нам сулит...
Кружки с водой, блюда с едой
Ставит на стол наш трактирщик седой.
Молча стоял – денег не взял,
Жестом подвинуться нам указал...
Эпидемия «На пороге ада»
Гостиница носила гордое название «Король Ричард», о чём всем гостям сообщала массивная бронзовая табличка, закреплённая над внушительной дверью. Чуть выше названия шла менее броская и заметная надпись «трактир». Угу, даже так! Чем дальше в лес, тем больше дров, скажу я вам. Трактир имени короля представлял из себя солидное двухэтажное (по-нашему!) здание, сложенное из тесаного камня, и выдержанное строго в староанглийском стиле. Ну, вы понимаете: аркообразные окна, декоративные башенки по углам четырёхскатной крыши, кованые фонари по сторонам от входа, сама дверь, оскалившаяся львиной пастью, закусившей в клыках здоровенное железное кольцо. Так задушевно всё и трогательно, что хоть плачь от восторга! Окна первого этажа мягко светились жёлтым светом, что нас, продрогших, голодных и озябших, очень приободрило.
– Клёвое местечко! – с видом знатока одобрил Артур МакДжонс, плотоядно поглядывая на трактир. – У нас, в Глазго, таких заведений полно. Там всегда валом пива, и по ящику крутят центральные футбольные матчи премьер-лиги!
– Что ж вы, молодой человек, делаете в таких заведениях? – промычал я. – Лет вам сколько?
– Ну... Это... – смутился юноша. – Я...
– Стоял под окнами, смотрел через стекло, и пускал слюни, – нахально встряла Трейси, повергнув Артура в гнев. Он волком зыркнул на девчонку.
– Тебя, по-моему, никто не спрашивал.
– А я и не отвечаю, а констатирую факт...
– Слышь, ты!..
Я вклинился между напыжившимися спорщиками, готовыми вцепиться друг другу в волосы.
– Так, горячие финские парни, вы меня уже достали! Ещё одна попытка саботажа, и я вам обоим вломлю по самые дальше некуда. Трейси, ты успокоишься, наконец? Или ты потихоньку, всю дорогу, закидываешься каким-то возбудителем? Артур, ещё вначале я выдвигал ряд требований, которые, в том числе и ты, обязался свято соблюдать. Забыл?
Мои юные спутники пристыжено понурили буйные головушки. Хотя держу пари, раскаяния ни в одном не было ни на йоту. Устав от всего этого и желая побыстрее скинуть с плеч груз ответственности, который начал здорово меня тяготить (это при моей то несбалансированной нервной системе...) я решительно взялся за кольцо и толкнул дверь. На хорошо смазанных петлях она бесшумно отворилась вовнутрь. Я первым вошёл в помещение, по ходу отметив, что кольцо в львиной пасти вовсе даже и не железное, а чертовски смахивает на серебряное. У владельца заведения настолько хорошо идут дела? В глубинке ценят и берегут каждую копейку и пустым расточительством заниматься не будут. Странно....
За мной струйкой шустро втянулись мои малолетние бойцы, замыкающим был невозмутимый Шнитке, аккуратно притворивший за собой дверь. Ещё с порога я цепким и пристальным взглядом окинул зал, в котором мы очутились, за короткое время оценив его со стратегической и тактической точек зрения. Комната была будь здоров и занимала собой чуть ли не пол этажа. Внутри выдерживался всё тот же стиль, что и снаружи. Дощатый пол, с потолочных балок свешиваются на цепях зажженные люстры, в противоположной от входа стене жарким пламенем пылал камин. Широкая дубовая лестница с резными перилами плавно поднималась на второй этаж. Слева, вдоль всей стены тянулась колоритная барная стойка, центр зала занимали десяток крепких столов, окружённых не менее крепкими стульями. Уютно. Тепло. Спокойно. Я почувствовал, как моя физиономия начинает расплываться в блаженной улыбке.
За столами сидело десятка полтора посетителей самого рабоче-крестьянского вида, окунающих носы и усы в граненые кружки с пивом. За барной стойкой полотенцем, переброшенным через плечо, протирал тарелки здоровенный огненно-рыжий детина с бакенбардами, которым позавидовал бы и Пушкин, и мясистым носом, подпоясанный белоснежным фартуком. Вот и главный дядька, подумалось мне. Уж больно хозяйским взором он посматривал по сторонам. Я направился прямиком к нему. Остальные от меня старались не отставать. Не покривлю душой, сказав, что нас провожали ну о-о-чень удивлёнными глазами. Оно и понятно, в городке, где все друг дружку знают, а каждая собака известна по собственному имени, появление такой разношёрстной и неординарной компании, как наша, событие этапное. Да и выглядели мы не лучшим образом, скажу я вам, насквозь промокшие, оставляющие за собой грязные следы и потёки луж, одетые явно не по местной моде...
Пройдя к барной стойке, я взгромоздился на высокий круглый табурет и покосился на лежащий рядом телефонный аппарат, помнящий, судя по его обшарпанности, лучшие времена. Ну, мне-то звонить некому (вы уже в курсе, да?), а вот мистеру Спенсеру, который, если нигде не заплутал, и по моим расчетам должен был в течение часа подтянуться, позвонить куда следует и сообщить об аварии не помешало бы. Я поднял голову и встретился с настороженным взглядом глубоко посаженных зелёных глаз рыжего трактирщика.
– Нам бы пожрать чего-нибудь, – не стал я ходить вокруг да около. – И передохнуть до утра. Свободные комнаты есть? Сразу предупреждаю, скоро нас станет ещё больше, остальные на подходе.
– Комнаты есть. А есть ли у вас деньги? – невозмутимо протирающий тарелки мужик был предельно лаконичен. – Уж больно вы подозрительные ребята. Кто вы? Откуда взялись? Только не говорите, что с луны свалились!
– С деньгами и нашей порядочностью проблем нет, уважаемый, – бухнул пудовые кулаки на стойку Ральф Шнитке. Поля его шляпы чуть провисли под тяжестью пропитавшей ткань воды. Чемодан и чехол с ружьём немец положил у ног. – Мы проездом в ваших местах, и спокойно ехали бы и дальше, но наш автобус сломался, а сотовая связь тут почему-то не работает... Вот и пришлось идти сюда. Нам ещё повезло, что авария произошла неподалеку от вашего городка!
К нам прислушивались. В толпе завсегдатаев забурлили шепотки и приглушенные споры. Хозяин «Ричарда» отставил в сторону тарелки и уже другим тоном участливо произнёс:
– Сочувствую, извините, если поначалу был не слишком приветлив. Надеюсь, серьёзно никто не пострадал, помощь никому не нужна? А то у меня есть машина, если что... Или может позвонить доктору Джонсону? Это главный врач нашей поликлиники.
Я успокаивающе поднял руки.
– Спасибо, конечно, от всей души благодарим, но раненых у нас нет! А вот как бы...
Трактирщику больше объяснять не понадобилось. Спустя секунды из кухни выскочила опрятно одетая официантка и стала торопливо накрывать на стол, стоящий напротив камина. Это хорошо, обсохнем быстрее. Не хотелось бы подхватить пневмонию или чего похуже. Рыжий хозяин оглянулся на увешанную ключами доску за спиной.
– Сколько вас всего?
– Человек тридцать, – быстро прикинул я в уме. – Где-то так, да. Они скоро будут здесь. А мы просто быстрее других передвигаем конечностями и меньше рассусоливаем.
– Многовато, – протянул трактирщик. – У нас с клиентами, как вы понимаете, не густо, но всё равно столько людей разместить мы не сможем. Уж вы простите. Гринсвуд маленький город и расположен в стороне от основных дорог, так что надобность в большой гостинице тут никогда и не стояла.
Я почесал в затылке. Ну не найдётся всем страждущим по койке с подушкой, ну и что? Мне то что? Я что, должен, ОБЯЗАН за всех отвечать, беспокоиться? Один хрен одинаково хорошим для всех без исключения никогда не будешь. Я знаю, что говорю. На своей шкуре проверено, и не раз. Какое мне дело до остальных? Да львиная доля моих попутчиков плевать на меня хотела и на моём месте уж точно не терзались бы подобными высокоморальными вопросами. В конце концов, мы первые пришли и не обязаны уступать тёплые места кому бы то ни было! Я посмотрел на мнущихся рядом со стойкой продрогших и кашляющих студентиков. Фактически дети ещё! И что, та же, так импонирующая мне Трейси должна предложить свою комнату прикольному дяде с ориентацией цвета неба?
– О чём задумался, Алекс? – тронула меня за рукав куртки Трейси, словно прочитав мои мысли. – Пошли за стол, полистаем меню. Интересно, чем могут накормить стоящим в этой дыре...
– Не бери в голову, – догадался о причине появления на моей небритой морде одухотворённо-возвышенного выражения Ральф. – У каждого своя жизнь, не забывай. А ты не фонд сестёр милосердия, понял?
Я передёрнул плечами. Какого чёрта, в самом то деле? Ох, добрый я, ребята, чересчур добрый. Не к добру это! Как бы мне моя доброта рано или поздно не аукнулась. Я отряхнулся. На нас уже никто не обращал внимания. Все вернулись к разговорам, прерванным нашим появлением. С самым серьёзным видом обсуждались знаменитая англицкая погода, цены на бензин, план работы на местной лесопилке, любовные похождения какой-то неизвестной мне дамы и все единогласно сходились во мнении, что нынешний премьер-министр самый последний мудак. Это вам не светский раут в высшем обществе! Тут люди простые, и разговоры у них простые, чуть, что не так – сразу в хлеборезку.
Мои птенчики во главе с бравым немецким охотником уже разместились за столом, скидывая верхнюю одежду и развешивая её на спинках стульев. Огонь камина завлекающе подмигивал, жаркие языки пламени манили к себе, уютно потрескивали прогорающие поленья, на столе уже выстроились блюда с хлебом-солью... Эх, красота! Люблю провинцию, люблю деревенский образ жизни. А Гринсвуд, как бы там британцы не кичились, мол, хутор в тысячу человек уже город, в любом случае деревня. Я, было, потопал к столу, порядком разомлев от тепла и убаюкивающей атмосферы «Короля Ричарда» (да царствует он вечно), но моё продвижение и восхищение красотами местного розлива были самым отвратительнейшим образом прерваны! То, что я поначалу принял за штопаный мешок с картошкой и до поры до времени лежащее чуть в стороне под барной стойкой, вдруг зашевелилось, выпростало из недр рваного тряпья грязную руку и ухватило меня за левую ногу! Я до того обалдел, что в ответ лишь беспомощно дёрнул захваченной в плен клешнёй. Рука разжалась, и классически замогильный голос прошелестел по залу, заставив стихнуть все разговоры:
– Я вижу тебя незнакомец. Я вижу твою душу. Она мятежна!
Тоже мне, новость! Я это знаю и без всяких липовых пророков и шарлатанов-предсказателей. Но Христа ради скажите, КТО это ко мне прицепился?! От таких фокусов можно и инфаркт схлопотать, между прочим. Куча тряпья поднялась во весь рост и предстала предо мной, нет, не как лист перед травой, но где-то близко к этому. Это была... женщина. Возраст её я затруднялся определить, где-то между тридцатью и пятидесятью, с лохматой гривой давно забывших, что такое расчёска чёрных волос с обильным вкраплением седых прядей, острым носом, впалыми скулами и безумно сверкающими зелёными глазами под изгибом резко изогнутых бровей. Один мой давний друг, помниться, называл такие брови чародейскими. Тётка была достаточно измождена, грязна; я принюхался – и пахло от неё соответствующе. Про форму одежды лучше промолчу, я не такой идиот, чтобы принять мешок от картошки за вечернее платье, так что, по-моему, с её нарядом всё понятно.
Она маниакально сверлила меня своими глазищами, словно я был ей что-то должен и беззвучно шевелила сухими губами. Я заметил одну вещь, которая мне не понравилась, друзья. Все без исключения посетители трактира сделали видимость особо сильной занятости, а наш милейший хозяин, подняв очи горе, продолжил натирать и без то сияющие тарелки! Я был готов побиться об заклад, что эту чокнутую (а в её умственных способностях у меня сомнений даже и не возникало) здесь жутко боятся. Древние суеверия и предрассудки всегда заставляли с опаской относиться к юродивым, не задевать их попусту. Но, ребятишки, какой сейчас год на дворе? Да у нас эту бродяжку даже не пустили бы на порог и более захолустного заведения. Я не говорю, что это хорошо, но именно так бы всё и было!
Я с кривой улыбочкой повернулся к не дающей мне пройти женщине.
– Мэм, не могли бы вы... – я прикусил язык. Вы бы тоже прикусили, посмотри на вас ТАК. В зелёных глазах не было и намёка на сумасшествие, в них разлились скорбь и жалость. Она смотрела на меня, как будто зная, что через пару минут я упаду на ровном месте и сверну себе шею. Так смотрят на обречённых.
– У тебя сердце сочится кровью,– почти ласково, звучным, поставленным голосом сказала она. – Не держись за прошлое, открой душу, попробуй дойти до своей цели.
Я чуть не задохнулся и напомнил себе, что надо дышать. Вообще-то я на такие речи не ведусь и с всякими там цыганками-гадалками у меня разговор короткий, но сейчас я стоял, как последний баран, разинув варежку и тупо тараща глаза. Юродивая протянула руку с грязными обломанными ногтями и коснулась моей щеки. Сам не знаю почему, но я стоял, как вкопанный... Её голос изменился, в нём вновь зазвучали предостережение и зловещие нотки:
– Старик у тебя на пути, он несёт смерть... Берегись Тьмы! Избегай ЕЁ!
Окончательно утешив меня последним заявлением, она взметнула драными юбками, развернулась и резво выскочила в ночь, наполненную дождём, громко хлопнув дверью. Я вернул на место отвисшую челюсть. Судя по вытянутым лицам моих товарищей, они тоже находились под впечатлением от сольного выступления этой замечательной женщины. Трактирщик поставил последнюю тарелку на стол. От меня не ускользнуло, что рука его немножко дрожала. На алконавта рыжий здоровяк не был похож, заявляю официально. Нервы, что ли, пошаливают?
– Это... Кх-м, м-м, наша местная достопримечательность... – проскрипел натянутым голосом трактирщик. – Безобидная в целом женщина, только вот с головой у неё не в порядке, а если точно, то совсем крыша съехала! Вечно пророчит всякие бедствия и такую ахинею городит, что только диву даёшься, как до такого додуматься можно... Но она никому ничего плохого не сделала, вот её и жалеют все. Да и я не исключение, частенько пускаю погреться, подкармливаю там... Не переживайте, сэр, она не со зла, а от обиды божьей.
– Ага,– я крепко задумался. Жалеют или всё0таки бояться до потери пульса? Где истина? Хотя чего это я, испугался слабоумную нищенку?
– Как её хоть звать? – мимоходом поинтересовался я, чуть задержавшись у стойки.
– Элис Блэр, по прозвищу Чокнутая...
Договорить он не успел, входная дверь вновь распахнулась, и в зал хлынули наши отставшие пассажиры. Я как-то разом потерял ко всему интерес и торопливо сел за стол, спиной к камину, так и не дослушав хозяина. Сумку я бросил здесь же. Угу, знакомые все лица. Билл Спенсер, старый пропойца, сексуальная грудастая блондинка, утлой лодчонкой смотрящаяся в обнимку с накачанным Геркулесом-Титаником, рыжая девушка в очках, как будто сбежавший с гей-парада клоун с аристократическими замашками и прочая, прочая... Шумной гурьбой они подбежали к хозяину, окончательно превратив некогда чистый пол в затоптанное грязное поле, и подняли несусветный гомон. Местные старожилы такого, поди, отродясь не видали. Да и трактирщик от столь обильного наплыва клиентов слегка растерялся. Спенсер первым делом сграбастал телефон и стал лихорадочно крутить диск, набирая номер. Надеюсь, он всё уладит и завтра за нами пришлют новый автобус.
– Не очень они и отстали от нас, – удивился Шнитке, накалывая на вилку кусок жаркого.
– У нас было много остановок, а дополнительного времени судья не давал, – я пододвинул к себе тарелку. Трейси, поймав камень в своём огороде, снова показала мне язык. Серебряное колечко в её носу озорно блестело, и маленькая металлюга выделялась среди нас как эта свихнутая Элис среди местной братии. Начав основательно насыщаться, я получил возможность как следует, при хорошем освещении рассмотреть своих новых знакомцев. Благо, они того заслуживали.
Что из себя представляет Великая и Ужасная Трейси Стюарт вы уже, я думаю, поняли прекрасно. С Ральфом Шнитке тоже всё понятно – настоящий мужик, преданный друг и Охотник до мозга костей. Колин Рэнделл... Этот высокий худой задумчивый юноша с печальными глазами поэта мне определённо нравился. Неглупый и рассудительный, уравновешенный, спокойный. Наверняка его в школе дразнили «ботаником». Подумаешь! Ко мне в школьные годы в старших классах цеплялись частенько. Ещё бы, я не курил, в то время ещё не выпивал, приемлемо учился, изучал английский! Бывало, даже выгребал по шее... Много позже, когда мне ничего не стоило согнуть былых обидчиков в бараний рог, я всё благополучно забыл и всем всё простил. Не злопамятный я человек, да…
Процеживая сквозь зубы вкусный виноградный сок, я исподтишка, краем глаз изучал жующих напротив меня тинэйджеров. Девчонки были не похожи одна на другую, но каждая из них была вызывающе красива и привлекательна. Ха, скажи я это вслух, и Трейси паралич бы разбил! Джессика Веласкес была обжигающей брюнеткой с копной иссиня-чёрных волос, нежной смуглой кожей и большими тёмными глазами в обрамлении пушистых ресниц. Я же и говорю: красивая девочка. Что-что, а в женской красоте я понимаю! Одеждой ей служили синие джинсы, стильная курточка с откинутым капюшоном и высокие облегающие стройные голени кожаные сапожки. Она часто улыбалась, приятно изгибая сочные пухлые губы и, много жестикулировала. Испанка!
Моя соотечественница Саша Зверева ни ростом, ни телосложением, ни возрастом почти не отличалась от своей тёмненькой подружки. Бесспорно красивая, с выразительными серыми глазами, точёным носом, плавно очерченными губами, она заплетала густые тёмно-русые волосы в шикарную косу. Непослушная чёлка падала на высокий лоб, то и дело норовя угодить в глаз. Я поневоле ощутил гордость за нашу державу и за наших красных девиц! Одевалась Саша просто и со вкусом: полусапожки, строгая юбочка чуть выше коленок, свитер и лёгкая куртка. Девчонки сильно промокли и по очереди шмыгали носами, ведь им, неженкам нашим, простудиться проще пареной репы... Надеюсь, до гриппа дело не дойдёт.
Мартин Скотт являлся самым младшим и маленьким в этой банде и, по-моему, жутко переживал по этому поводу. И пусть разница всего лишь в нескольких жалких сантиметрах и месяцах, но ставить себя на одну ступень со своей ровесницей Трейси бравый американский парень не собирался. Он наигранно хмурил брови, сурово щурил карие глаза, изображая Клинта Иствуда, и топорщил стоящие торчком короткие светлые волосы. Но, когда он краснел, на его остром носу выделялись крупные веснушки, сводя на нет все его ковбойские потуги. Нормальный, в, принципе, малый, никак не могущий понять, какой это чудесный возраст – шестнадцать лет.
Последний из подростков – Артур МакДжонс, представлял собой крепкого волевого парня среднего роста с льдисто синими глазами и тёмными, давно не стрижеными волосами. Этакий Дункан МакЛауд, не удержался я от ироничной аналогии. Юный шотландец косо посматривал на невозмутимо хрумкающую Трейси и, видимо, изобретал способы расквитаться за якобы поруганную честь родного клана. По крайней мере, видок у него был именно такой. Ох уж мне эта детвора! За металлизированную зазнобу я был спокоен. Трейси кому хочешь даст от ворот поворот. Даже бессмертному горцу.
Вот такая вот компания собралась вместе за одним столом в тот... Я глянул на наручные «Орион», зафиксировав половину девятого вечера. Да, правильно, в тот вечер. Меж тем возле барной стойки началась оживлённая перепалка, грозящая вылиться в нечто большее. Да что ж им всё неймётся-то? Наш хозяин что-то утихомиривающе втолковывал, призывая не нервничать и не доводить до греха. У Билла Спенсера было такое выражение на физиономии, словно его предали, или сообщили, что он уволен.
– Вы жуйте, а я пойду, послушаю, что там происходит, – я решительно встал из-за стола и продефилировал к гудящей толпе. Спенсер встретил меня побитым взглядом и виновато развёл руками, кивнув на телефон трактирщика.
– Похоже, что мы застряли здесь на гораздо больший срок, чем я думал. Оказывается, нас задело лишь краешком. На юге прошла настоящая буря, с ураганным ветром, градом и ливнем. Я еле смог дозвониться диспетчеру. Все рейсы отменили. Произошло несколько серьёзных аварий... В общем, поняв, что мы легко отделались и нам ничто не угрожает, начальство посоветовало спокойно переждать пару-тройку деньков, а как всё устаканится, за нами приедут.
– То есть, – медленно произнёс я, – завтра мы будем на том же самом месте, что и сейчас?
– А я что сделаю? – угрюмо пожевал губами Спенсер. – Я рад не больше вашего. Диспетчер сказал, что наша кампания обзвонит всех родственников пассажиров и успокоит если что. А пока у них есть проблемы посерьёзнее и поважней! Они несут ответственность за каждый рейс и не отказываются возмещать моральный и физический ущерб...
– Но нам сейчас от этого не легче, – вздохнул я. – Всё ясно.
– Ну, если никто никуда особо не спешит, то вполне можно пару деньков и здесь переждать.
Я в очередной раз пораскинул мозгами. Надо, кстати, поосторожнее с этим занятием, а то, не ровен час, кинешься – а мозгов то уже и не осталось. Так и помрёшь дураком пустоголовым... Я сам куда-нибудь спешил? Честно сказать, не особо. А наиболее точно – вообще никуда! С комфортным размещением в Гринсвуде туговато будет, но мне не привыкать. Бывало, что и земля, крытая зелёной травкой, заменяла мне постель. Выбирать зачастую не приходилось. Деньги у меня с собой имелись, джентльменский набор на все случаи жизни лежал в дорожной сумке. Так что к открывшимся перспективам я отнёсся достаточно лояльно и рвать на себе от досады волосы не собирался. Другое дело большинство остальных пассажиров, оказавшихся заложниками этой непростой ситуации. У многих обнаружились срочные и неотложные дела, которые должны непременно решаться и не в этой «занюханной дыре», а там то и там то! Кто-то просто спешил домой, у кого-то срывалась важная встреча, некоторые возмущённо голосили по инерции, за компанию, так сказать.
Я не стал выслушивать все эти крики и нескончаемые обвинения в адрес всех и вся, и вернулся за стол, кратко и содержательно обрисовав навострившим ушки спутникам наше положеньице. В панику впала одна только Джесс, убеждённо заявив, что в таких кошмарных условиях она не протянет и дня. Тут я начал загибать пальцы, запоминая наиважнейшие и неотъемлемые приоритеты юной испаночки. Итак, по всем раскладам выходило, что она неминуемо загнётся без сотового телефона, MTV (Трейси сделала вид, что её тошнит), какого-то жутко редкого сорта кофе и горячего душа. Ну, с последним утверждением она погорячилась, душ, пусть и горячий, в трактире уровня «Короля Ричарда» быть должен.
– У них же наверняка в туалете нет приличных унитазов! – добила всех окончательно Джессика, возбуждённо размахивая руками. Она настолько успешно изображала ветряную мельницу, что примостившийся рядом Мартин был вынужден постоянно уклоняться от её рук. Правда, мелкий паршивец при этом не забывал стрелять глазами на тяжело вздымающуюся полную грудь испанки.
Трейси звонко засмеялась, развязано закинув ногу на ногу, и сложив руки на набитом животе. Ральф утробно хрюкал в усы, остальные ржали как кони, и я в том числе. Саша прилагала титанические усилия, чтобы не присоединиться к нам.
– Ну чего вы смеётесь, я же серьёзно говорю! – надулась Веласкес, обхватив себя за плечи. – Я ничего смешного не вижу, понятно вам? Саша, ну скажи ты им! Или ты тоже против меня?
Зверева заботливо погладила подружку по черноволосой головке, приговаривая нарочито ласковым голоском:
– Не переживай, милая. Они просто не понимают всех нюансов твоей утончённой возвышенной натуры. Я тоже без приличного унитаза глаз сомкнуть не смогу!
– А-а-а! Ты задница бессердечная, а не подруга!
Короче, мои ребята держались на ура, молодцом. Шутки-прибаутки повышают настроение и боевой дух. Оптимистично заряженному человеку любая проблема кажется легко решаемой и проходимой. Вот только, что это я заладил, как попугай – «мои ребята, мои друзья»? Я что, добровольно выбрал себе ярмо няньки, записался в волонтёры, воспитатели? Я их всех знаю меньше суток и не Бог весть как, а всё туда же! Уже непроизвольно забочусь о них. Волноваться начал. Записался в этакие лидеры-наставники, придурок. Что меня заставляет идти впереди, решать все трудные вопросы, отстаивать их интересы? Я знал, что без колебаний заступлюсь за любого из этих подростков, и никого из них не оставлю в беде... И ничего не мог с этим поделать. Что двигало мной? Что проснулось во мне? Порядочность, чувство справедливости, отцовский инстинкт? А, может, такое порядком подзабытое в современном мире понятие, как честь? Я толком не могу сказать. Просто так вот всё получается. Ну не могу я почему-то на них наплевать. Неправильно это, не по-человечески, не по-мужски, что ли. По-другому я не мог и точка. Хватит об этом.
Пока мы трепались по пустякам, произошла одна, во многом определившая дальнейший ход развитий, вещь. Несколько бедолаг, в том числе и мы, умудрились остаться без комнат. Все заветные ключики были влёт расхвачены более шустрыми и предприимчивыми личностями. И когда мы подошли к барной стойке, нашему взору предстала голая доска с оголёнными вбитыми гвоздиками. Хозяин виновато потупил глаза. Мол, извините, кто не успел, тот опоздал. Что ж, обидно, конечно, но сами виноваты, в большой семье не щёлкают хлебалом. Однако, как дальше быть? Завалиться всем вповалку на полу под ногами у подвыпивших посетителей трактира как-то не улыбалось. Равно как и прозябать на улице под забором. С нами были девушки, в конце то концов!
В числе невезучих оказались, помимо нашего разношёрстного бандформирования, привлекательная рыжая девушка в очках, несколько растерянно кусавшая красивые губы, старикан-алкоголик, периодически подмигивающий мне, как старому приятелю (сообразить на двоих предлагает, что ли? так я вроде не похож на рядового из контингента бухариков), гориллоподобный здоровяк, с видом нобелевского лауреата двигающий бровями, смахивающая на шлюшку Барби-блондинка, и.... Потенциальный дворянин и стопроцентный гомосек, которого только и не хватало всем для полного счастья. Этот типчик постоянно жеманно улыбался и потирал холеные пальцы, отягощённые явно женскими перстнями. Меня он жутко нервировал. Мерзкий тип. С удовольствием дал бы ему в подведённый тушью глаз. Как это ещё местные на него внимания не обратили? Глядишь, и захотели бы прочесть ему лекцию о вреде пагубного образа жизни.
И что же нам, теперь бомжевать всем вместе, что ли? Охренеть можно, братцы-кролики! Мы стояли, не в силах даже предположить, куда можно податься. Весьма сомнительно, что поблизости окажутся гостеприимные души, согласные приютить нас на пару деньков. Нас выручил всё тот же трактирщик. Кстати, звали рыжего здоровяка Ричард Бонем. Вон оно оказывается, что за король-то. Растянув харю в довольной щенячьей ухмылке, он доверительно сообщил, что уладил все наши трудности и нашёл нам кров над головой и матрас под бок.
– Я позвонил мистеру Стокману, всё рассказал, и попросил помочь. Это ж не дело, чтобы гости у нас беспризорничали! Мистер Стокман всё понял с полуслова, и сказал, что ни в чём вам не откажет. Он с радостью готов принять всех, кому не хватило мест, и разместить у себя.
–Э-э-э... Прошу прощения, но этот Стокман, он кто? – я в упор уставился на трактирщика. – Что ещё за доброжелатель? Местный меценат? Директор пансиона? Выживший из ума старый простофиля?
– Мистер Стокман – владелец Стилхолла! – гордо ответил Бонем. В его устах это звучало, как провозглашение титула английской королевы, ей богу. Что это ещё за птица такая, и с какого перепугу он хочет протянуть нам руку помощи? В обмен на наполнение этой самой руки чем-то более весомым, чем волшебное слово «спасибо»? Всё может быть, по крайней мере, это многое объяснило бы. Да, собственно и деваться нам было особо некуда.
– Он скоро будет здесь и всех вас заберёт к себе. У мистера Стокмана микроавтобус, путь-то до Стилхолла неблизкий, несколько миль точно будет.
После таких слов оставалось прослезиться и поставить в местной церквушке свечку за здравие этого золотого человека. Но меня почему-то последние несколько минут настырно свербила какая-то навязчивая, прилипчивая мысль, не дающая мне покоя. Что-то я упустил из виду. И достаточно важное....
– Слушайте, мистер Бонем, вы так и не дорассказали мне про это вашу уличную предсказательницу, – внезапно озарило меня. – Как там её, вы говорите, зовут?..
Трактирщик почему-то перестал улыбаться и разом посмурнел. Он отвёл глаза в сторону и, стараясь выглядеть невинной овечкой, беспечно так отрапортовал:
– Элис. Элис Блэр по прозвищу Чокнутая Баньши.
У меня на затылке зашевелились волосы, а ладони заиндевели. Я с треском сжал челюсти. Баньши, значит, ну-ну. В кельтской мифологии баньши называют злобного духа женского пола, своим заунывным пением предрекающего смерть. Тот, кого баньши отмечала своим вниманием, обязательно умирал. Они не имели свойства ошибаться. Я почувствовал, что ещё немного, и я поверю во всё, что угодно. Мне стало жутко. Тревожно. Страшно. Элис Блэр недвусмысленно дала понять, что я – не жилец. Баньши не ошибаются.
