Текст книги "Страх во тьме (СИ)"

Автор книги: Максим Шторм

Часть 3

ГЛАВА 10

...Разговоры, разговоры,

Разговоры, разговоры.

Чёрный Обелиск «Разговоры»

Дорога в ночь вьётся змеёй, мир тает перед глазами,

Ты должен быть нашим – кричит вороньё.

Я, танцуя со смертью, себя забываю...

Ольви «Дорога в ночь»

Саша испытующе посмотрела на смурную Джессику. С момента, как испанка вернулась в их общую уютную, согреваемую озорно потрескивающим камином, комнату, прошло уже добрых полчаса. А Зверева так и не смогла вытянуть из осунувшейся подруги ни слова!

– Джесс, не пугай меня, скажи хоть что-нибудь! Что случилось? Ты встретила по дороге привидение? – Саша мягко взяла руку девушки. – Эй, да что с тобой... Ну, Джесс...

Веласкес вымученно улыбнулась.

– Ну, так что произошло, а?

– Я похожа на лесбиянку? – небрежно так вопросила Джесс, пожирая Сашу чёрными глазами.

Зверева чуть не упала с кровати, переварив услышанное. Невольно порозовев, девушка осторожно спросила:

– Ты... как себя чувствуешь, голова не болит? Нет? Или это у меня заболела? А то мне послышалось, будто бы...

– Трейси хотела меня изнасиловать, – брякнула Джессика, смущённо отводя взгляд. – Вот я и хочу знать, похожа ли я на лесби, если она на меня клюнула?

Потрясённая Саша едва выдавила из пересохшего горла:

– Трейси?! Хотела тебя изнасиловать? Когда, КАК?!

– Откуда я знаю, как? Главное, что хотела... А всё ты, Саша, добрая душа! «Ой, ой, что-то Трейси странно выглядит, как бы ни вышло чего! Надо бы проверить, как она там, бедняжка! Она так близко приняла к сердцу историю этой бедной девочки...»

Джессика колоритно размахивала руками, паясничая и одновременно шморгая носом.

– Скажи, ты сама хоть на секунду поверила, что с НЕЙ может что-нибудь случиться? Она, что, себя защитить не в состоянии? А ты подумала, кто МЕНЯ защитит? От твоей ранимой Стюарт?!

– Она на самом деле лесбиянка?.. – не могла до конца поверить опупевшая Зверева, напрочь игнорируя последние гневные слова испанки. – Вот это прикол...

– А что бы ты сказала о девчонке, которая норовит тебя поцеловать, попутно сообщая, как ты её возбуждаешь? – вспыхнула Джесс. – Она специально подстерегла меня, как... как волк какой-нибудь! И стала домогаться!

Саша, раскрыв рот на зависть Стиву Тайлеру, молча хлопала пушистыми ресницами. Некоторое время спустя Зверева сказала:

– Хм, надеюсь, это не заразно… Всё же мы с тобой живём в одной комнате.

Джессика от внезапно вспыхнувшей грандиозной обиды еда не заревела в голос.

– Вот! И ты туда же! Ты на редкость бессердечная засранка, Зверева!..

Мудро приобняв раскрасневшуюся испанку за плечико, Саша сказала:

– Прости, Джесс. Шучу я. Всего лишь шучу. Чтобы поднять тебе настроение. Ну какая ты лесбиянка в конце то концов…Тебе же по-прежнему нравятся мальчики?

– Угу.

– Ну вот. Значит беспокоиться не о чем. Да и я буду спать спокойней. Ну не смотри ты на меня так! Пошутила я, пошутила. Ха-ха!

_______________________________________________________

– А как тебе это? – Колин театрально откашлялся и принял возвышенную творческую позу. – Эй, Алекс, я к тебе обращаюсь. Ты меня слушаешь?

– Что? Ах, да, – спохватился я, виновато улыбаясь. – Ну, конечно, приятель, я весь внимание.

– Чего-то не похоже, – подозрительно покосился на меня юноша.

В ответ я передёрнул плечами и подбросил в жадную пасть камина сосновый чурбачок, из заготовленной на несколько дней вперёд небольшой поленницы. Я подтянул кресло поближе к огню и развалился как тюлень, блаженно вытянув ноги. У меня из головы не шла Трейси. Бесспорно, девица она бедовая и палец ей в рот не клади, и с поваром она, несомненно, справится... Боец из жирного ублюдка никакой. Но... Один хрен переживал я за неё! От беспокойства пузо сводило. Что-то я в последнее время чересчур много стал думать. О других. И ещё этот ну очень странный волк. Странный до умопомрачения. Эге, я так скоро совсем свихнусь, если буду все происшествия настолько близко принимать к сердцу... Надо отвлечься. Я провёл рукой по всё ещё мокрым после ванной взъерошенным волосам. Побриться бы тоже не помешало, а то в зеркале уже отражается просто Бен Ладен какой-то! Не помешало бы, но лень.

– Интересно, как они всё успевают делать... – пробормотал я, сыто щурясь на мятежные, неугомонные язычки пламени, жадно заглотившие очередную наживку.

– О ком это ты? – насторожился Колин, падишахом восседая на подушках.

– О нашем дворецком и его молодом помощничке, – пояснил я. – Сам посуди, старик уже в возрасте, а Дона ещё попробуй нагнуть! Ан, нет. В ванной всегда горячая вода, камин заблаговременно разожжён, лампы заправлены маслом... Шустрые ребята, ничего не скажешь. Сервис в Стиллхолле на высоте, даже в таких тяжёлых условиях. Стокман умеет выбирать нужных людей. Иногда я удивляюсь, как они до сих пор не разорвались на несколько частей!

– У каждого своя работа, – философски ответствовал Рэнделл. – Ну, так ты будешь слушать или нет?

Поняли? Малолетний хитрец нашёл во мне и критика и благодарного слушателя в одной ипостаси. При каждой выпадающей возможности он норовил засыпать меня собственно сочинёнными опусами с ног до головы. Почему-то моему непредвзятому мнению он слепо доверял. Не потому ли, что мне по-любому нравились его стишки, и я сверх всякой меры их не обругивал? Вот и сейчас началось...

– Ну ладно, чего уж там, давай, поэт – невольник чести.

Колин вторично откашлялся и неплохо поставленным голосом завёл:

 
Горит пожар в моей душе
И не залить его дождём.
Наперекор всем и себе
Иду вперёд, горя живьём!
Боль, злость, отчаянье и гнев
Кипят внутри и вздёрнут стяг
Беды, бегу я, страх презрев,
От жизни к смерти один шаг.
Я рвусь вперёд, взрывая ночь,
Лечу судьбе наперерез.
Никто не в силах мне помочь,
Я сам несу свой тяжкий крест!..
Огонь и гром, и шквал в лицо
И эта пляска на углях.
Взведён курок уже давно -
Я жду момента сделать шаг.
Я начал финишный разбег,
Не повернуть мне время вспять.
И ночь замедлила свой бег -
Теперь меня вам не догнать!!!
Я прыгнул в пропасть со скалы,
И громкий крик мой мир потряс.
Я погубил свои мечты,
И жизни свет в глазах погас...
 

Я прислушался, как огонь с хрустом разгрыз подкинутое мной полено, и поднял глаза на Колина, в нетерпении ожидающего оценки. Я пожевал губами и вкрадчиво спросил:

– Приятель, а ты часом не страдаешь суицидальными наклонностями?

– Чего?! – Колин недоверчиво уставился на меня. – Ты к чему клонишь? Намекаешь, что я псих, что ли?

– Нет, но... Неужели ты не замечаешь, что все твои стихи о боли, терзаниях, нежелании жить? Что я, по-твоему, должен думать? Написано классно, не спорю, но уж как-то всё сумрачно и упадочно. Даже те, что вроде как про любовь, и то замешаны на крови и смерти! Или я ошибаюсь?

Юноша опустил глаза и принялся изучать узор на застилающем кровать покрывале. Я неумолимо давил дальше.

– У тебя есть в репертуаре что-нибудь посветлее, пожизнерадостней? Серьёзно говорю, после некоторых строчек из твоих шедевров страшно засыпать!

– Есть... – неохотно отозвался Колин. – Но я... не очень люблю их. Они написаны в определённый момент моей жизни и посвящены определённому человеку, о котором я бы не хотел говорить. И стихи те я не хочу читать! Понимаешь?

– Понимаю, – я подпёр небритый подбородок кулаком. – Я тебя прекрасно понимаю... Там, где замешаны женщины, всегда хватает проблем и головной боли. Ну хорошо. Сочини что-нибудь новенькое, поймай вдохновение. Благо впечатлений за последние дни предостаточно! Ты же мне уже читал один свежий стих, так попробуй ещё. Не обижайся, Колин, мне понравилось, без дураков, но... На душе становится тошно. Я ещё тот слюнтяй, так и разрыдаться могу... Хочу позитива!

– Угу, – Колин, вполне довольный моими вескими доводами, призадумался. – Позитива, говоришь... Есть у меня одно. Не самое свежее, как ты просил, но из последних. Про силу духа и умение держать удар судьбы!

– О! – оживился я. – Вот это по-нашему. Давай!

Колин сцепил руки на коленях, устремив взор загоревшихся глаз в шепчущийся полумрак комнаты, и на одном дыхании продекламировал:

 
Не вешай нос, не плачь и не скули,
Вставай с колен и сделай первый шаг.
Оставь все беды и невзгоды позади -
Ведь впереди надежды поднят флаг!
В душе сумбур, на сердце боль,
Не поднимался, кто не падал.
Но не погас в тебе огонь,
Живи, борись, пойми – так НАДО.
Пусть брошен ты, пусть одинок,
Сожми кулак, не смей сдаваться.
Пусть вместо сердца уголёк,
Держать удар судьбы старайся.
Смелей иди навстречу ветру,
Что жжёт лицо, смеясь в глаза.
Рассыпь страданья прахом, пеплом,
И озарит твой путь звезда.
Ты диск Фортуны повернёшь,
Замедлив бег неугомонных лет.
Значит, есть цель, до которой дойдёшь -
А ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?!!
 

Заключительные слова Колин буквально выкрикнул, выбросил, вырвал из себя... Его подбородок был гордо вздёрнут, глаза сияли яростным блеском, весь его облик дышал желанием жить, побеждать. Желанием свободы. Такое мог сочинить только тот, кто лично испытал все невзгоды и тяготы пресловутой судьбы. Тот, кто действительно падал, страдал, умирал... Тот, кто стремился найти во всём этом хаосе свою суть. Я с лёгкостью мог поставить себя на его место. Этот стих был и про меня...

Негромкий, прерывистый стук в дверь я едва расслышал. Разве мы кого-нибудь ждём? Что это Трейси, я сильно сомневался. Я посмотрел на Колина. Тот правильно истолковал мой взгляд.

– Чё ты на меня так смотришь? Я не заказывал пиццу в номер!

– Я тоже, дружище...

Выбравшись из кресла и сетуя на поздних посетителей, я прошаркал к двери. Провернув в замке ключ (да, да, я стал замыкаться, а то, знаете ли, когда тебе пророчат смерть на каждом шагу, а поблизости околачивается двуногий волк... звучит просто бредово, верно? начинаешь поневоле беспокоиться за своё здоровье), я приоткрыл дверь. Мои глаза уставились в ночную пустоту. Спохватившись, я изменил угол зрения на несколько градусов ниже.

– Герти?! Герти, что случилось? – я несколько смутился, увидев маленькую девочку.

Герти была всё в том же невзрачном сером платьице и так же не по-детски сосредоточена. Потупив карие глазёнки, девочка прошептала:

– Мне страшно. Я боюсь засыпать одна... К отчиму я ни за что не вернусь, а больше мне идти некуда. А... Алекс, можно я эту ночь посплю у тебя? Только одну ночь и всё... Пожалуйста! Я могу лечь на полу, я тебя не стесню. Мне много места не надо – я же маленькая.

Захлюпав носом (я уже говорил, что я ещё та размазня?), я молча опустился на колени и крепко прижал худенькое тельце к себе. Герти уткнулась в моё плечо, пряча бледное личико.

– Мне так страшно, – бормотала она. – Сама не знаю, почему... Но мне кажется, что должно случиться что-то плохое... В замок проникло зло.

Господи, и это дитя туда же! Да они что, все сговорились, что ли? Или здесь, в Гринсвуде внеочередной съезд доморощенных предсказателей? Ребята, ну у меня же нервы... Вслух я сказал совсем другое, не менее искреннее, чем всё моё негодование:

– Успокойся, малышка, у меня тебе ничего не грозит. Я никому не позволю причинить тебе боль. Ни отчиму, ни... неведомому злу.

К тревожным словам девочки я отнёсся необычно серьёзно, без скепсиса. Глупо отметать в сторону все предостережения. Слишком много совпадений во всей этой истории вырисовывается...

– Но ты же не всегда будешь рядом, – резонно возразила Герти, трогательно ко мне прильнув. – Скоро, через несколько дней, ты уедешь... Уедут все, кто воспринял меня как живого человека, а не как досадное недоразумение. А я останусь. Вместе с отчимом и... этим злом.

– Блин, да что же это мы стоим на пороге, – с досадой спохватился я. – Пошли скорее внутрь.

Подхватив лёгкую (по причине расчудесной жизни) девчушку одной рукой, я пяткой захлопнул дверь и понёс её на кровать. У Колина, который, кстати, прохлаждался в одних трусах и уже примеривался в очередной раз поразить меня дивными переливами своего храпа, отвисла челюсть.

– Т-ты... это чего её сюда тянешь? Совсем сдурел?

– Колин, заткнись. Садись, Герти, не обращай на него внимания... Да подвинь ты свои ходули! С ним ты уже знакома. Звать этого бледного тощего джентльмена Колин, он мой друг и неплохой рифмоплёт по совместительству.

Герти робко хихикнула, сидя на самом краешке с прямой спинкой, словно проглотив свечу. Рэнделлу было не до шуток. Он испугано накинул на чресла одеяло, и обалдело вылупился на меня.

– Она что, будет спать с нами?

– Хрен ты угадал, извращенец, – с трудом сдерживая смех, погрозил я ему пальцем. – Ты будешь спать отдельно на кресле, а я подле камина. Усёк?

– Да пошёл ты... – поняв, что его разыгрывают, буркнул Колин. Герти кусала расплывающиеся в улыбке обветренные губы. Я потрепал девочку за ушком.

– Так, Герти, есть не хочешь? Хоть ты и работаешь на кухне, лишние калории тебе совсем не помешают, как считаешь?

Отрицательно покачав черноволосой головкой, Герти сказала:

– Нет, спасибо, кушать мне не хочется... Спасибо, что не выгнал меня.

– Да ну ты брось, я не мог поступить по-другому! – возмутился я, исподтишка показывая было раскрывшему пасть Колину кулак. У моего австралийского друга было, видимо, несколько иной взгляд на происходящие события. Но лучше бы он держал его при себе.

– Понимаешь, Алекс, немногие бы приняли меня... Безвозмездно.

– Герти, не думай о плохом, не надо. Прошу тебя, – я вытер тыльной стороной ладони с какого-то перепугу увлажнившиеся глаза. Чёрт. – Спокойно спи и ничего не бойся.

Девочка робко коснулась пальчиками моей небритой щеки.

– Странно... Ты такой сильный и мужественный, и вместе с тем добрый, мягкий и... ранимый. Ты что, плачешь?

– Ничего не могу с собой поделать, – вынужден был признаться я. – Вот такой вот я слюнтяй, каюсь. Надеюсь, никто из вас меня не заложит?

Набросив на худые плечи одеяло как мантию, Колин обречённо махнул рукой и поплёлся обустраивать гнёздышко на кресле. Мои действия он, как видно, не одобрял.

– Ты безнадёжен.

_________________________________________________

Роберт Мастерс, находясь в чрезвычайно редком для себя трезвом состоянии, мучимый сильнейшей головной болью и похмельем, упрямо переставлял шаткие ноги. В вертикальном положении Мастерса держала ободряющая мысль о скором излечении. Лекарство находилось на первом этаже, в холле, прячась в разнокалиберных нарядных бутылках. Случилось непостижимое! Безотказная фляжка Роберта опустела!

Должно быть, днём я здорово надрался, размышлял старик, держась за холодные стены. Иначе как объяснить, что очнувшись далеко за полночь, он оказался в номере без капли спиртного? Непорядок. Вопиющее недоразумение. Немедленно исправить положение!

Спустившись по лестнице, Мастерс воздал хвалу доброй душе, озаботившейся зажечь в огромном холле пару канделябров, дававших более-менее приемлемый свет. А то так недолго и ноги переломать в кромешной тьме... Грузно ступая по мраморной плитке пола, Роберт недовольно ворчал:

– Дожили, мать их... Обещают условия, достойные отеля «Хилтон», а о главном-то и не подумали. О старом добром виски в каждую комнату без исключения! Неслыханно... Ничего, вот завтра, тьфу, дьявол, уже сегодня утром я всё выскажу Стокману. Да что же это так голова болит, а? Как будто расплавленного свинца под черепушку залили! Хм, любопытно, что я вчера хоть натворил, если ничего не помню?..

Чертыхаясь, Мастерс налетел на вычурное кресло и пожелал «мерзавцу», так коварно поставившего мебель на его пути, всего наилучшего в загробной жизни.

– О. Это что за безобразие? Какая скотина разлила столько красного вина? Непростительная расточительность... Святотатство!

Пред Мастерсом растеклась огромная красная лужа, при тусклом освещении казавшаяся чёрной...

Роберт внезапно услышал стук собственного сердца и понял, что это вовсе НЕ вино...

– Эге... Кажись, это не винцо. А что же тогда?

Присмотревшись, Мастерс увидел, что подозрительная лужа набежала из-за массивного дивана, установленного напротив погасшего камина. Тут же рядом валялась груда рассыпанных в беспорядке аккуратно наколотых дров. Покрывшись мурашками пугливой изморози, Роберт обошёл диван, терзаемый самым нехорошим предчувствием.

– Святый Боже... – вытаращился старик, затрясшись всем телом. – Г-господи Иисусе... Да что же это... К-как же это...

Между диваном и камином лежал мёртвый человек. Захрипев от ужаса, Роберт бухнулся на колени, ослабив ворот рубашки. Мутные глаза Роберта с расширенными зрачками словно приковало к тошнотворному зрелищу. Это был труп мужчины в располосованной, заляпанной кровью пижамной куртке. В растерзанном животе зияла страшная, уродливая рана. Мастерс тупо подумал, что ТУДА легко протолкнуть волейбольный мяч. Лицо у жертвы практически отсутствовало. Удар чудовищной силы чем-то острым сорвал с лица всю кожу, вдребезги раздробив нижнюю челюсть. Гортань жутко скалилась улыбающейся щелью... Кто-то просто одним махом разорвал покойному горло.

Застывшая кровь, скопившаяся под трупом, казалась невероятным посмертным одром...

Мастерс истерично хихикнул, вдыхая тяжёлый, сладковато-пряный запах смерти:

– Вот Стокман завтра, тьфу ты, сегодня охренеет! Смеху то будет... Не успел и дела открыть, как следует, а тут на тебе – свежий покойничек на блюдечке! Уф... Боже, что за ЧУШЬ я несу?!

________________________________________________________

Вы когда-нибудь были в дурдоме? Вам выпадало сомнительное счастье присутствовать при разборках десятка сумасшедших, орущих друг на дружку, людей? Нет? Вы даже не представляете, как вам неслыханно повезло. А мне вот пришлось. Присутствовать. И тем паче принимать участие! Иная аналогия на ум просто не приходила. Судите сами, ребята.

Время позднее, немногим за полночь. Место действия – средневековый замок, плотно укутанный покрывалом зловеще-сумрачной ночи. Погода за каменными стенами крайне уныла и отвратительна, туман, сырость и слякоть. Холод собачий, одним словом. Мы, вынужденные гости этого самого замка, сонные, растерянные и изрядно перепуганные, столпились стадом бестолковых овец в холле. Над обезображенным трупом замкового повара, смею добавить! И до хрипоты орём как последние психи, отстаивая каждый свою правоту! Ну, чем не дурдом?

Атмосфера полутёмного, в одночасье ставшего таким жутким и неуютным холла наэлектризовалась до напряжения замершего в нетерпеливом ожидании урагана. Готового при первой же возможности выплеснуть из себя громы и молнии, целый шквал ничем не сдерживаемой первобытной энергии. Стылый воздух пропитался запахами пота, страха, паники, злобы и горечи... Убитого обнаружил Роберт Мастерс, чьё нахождение в столь поздний час в холле объяснялось банальным желанием заложить за воротник. От его диких воплей и безумных завываний проснулась половина Стиллхолла и сбежалась на эти крики, как мартовские коты на завлекающее мяуканье истомившейся кошки. Остальная половина подтянулась к месту происшествия чуть позже, движимая исключительно любопытством. Я оказался во второй половине.

Когда я вбежал в холл, веселье было уже в полном разгаре. В импровизированной пьесе участвовали: бледный как покойник хозяин замка, кутающийся в тёплый халат, впопыхах наброшенный на пижаму шиворот навыворот, Дон Рейнолдс с заспанными глазами и дыбом торчащими от ужаса волосами, стойкий Энтони Коннор, тщетно пытающийся унять дрожь сухих пальцев и мой любезный друг Ральф Шнитке. Собственно, Ральф первым и начал весь балаган. Потрясая кулаками, воинственно топорща усы, отпуская немецкие матерные словечки, Шнитке что-то громогласно доказывал, выкатывая глаза и срывая голос. Стокман на повышенных истерических нотках пытался доказать обратное... Так, я никого не забыл? Ага! Последний из виновников торжества, мистер Роберт Мастерс скромненько примостился в сторонке от суеты в одном из кресел и пускал счастливые пузыри. Одна пустая бутылка уже валялась подле его ног, из второй он с шумом пылесоса пытался вылакать последние капли. Таким образом, старый пропойца боролся с последствиями стресса. Как он ещё не отрубился, хотел бы я знать, после такой дозы то?

Занятые выяснением отношений, все почему-то забыли о самой главной причине, по которой «все мы здесь сегодня собрались». Я осторожно обошёл надрывающихся спорщиков, большущий, загораживающий весь обзор диван, и опустился на колени возле тела, стараясь не вляпаться в кровь. Остающийся, не смотря ни на что, истинным мажордомом Коннор предусмотрительно зажёг несколько свечных канделябров, хоть как-то рассеявших сгустившуюся неприветливую мглу. Так что благодаря дворецкому, не пришлось излишне напрягать зрение. И что же я увидел? Признаюсь вам, за свою не такую уж и долгую, но весьма насыщенную событиями жизнь, я насмотрелся на мертвецов. Видел разные трупы. Посечённые осколками, изрешечённые пулями, изрезанные ножами. Крови я никогда не боялся, к смерти и мертвецам... нет, не привык, к ТАКОМУ нельзя привыкнуть, приспособился. Научился жить с этим, скажем так. И очередным покойником меня было сложно испугать. Во всяком случае, я так думал. Но этот мертвец меня напугал... Честно. Было в его смерти что-то загробно жуткое, неестественное, потустороннее.

Я покрылся мурашками. Лицо у покойного было вырвано с мясом, горло вскрыто как консервная банка, живот щерился огромной рваной раной. Чтобы опознать труп мне не понадобилось много времени. Такими выдающимися габаритами и объёмистым брюхом в замке обладал только один человек – повар Джон Хэтфилд. М-да, я, конечно, хотел в пылу ярости перегрызть ему глотку, но это уж слишком! Видимо, бедняга был отряжен на ночь дежурным, следить за каминами, подбрасывать дровишки, чтоб не затухли до утра... Вон и поленья рассыпанные... Но в холле его кто-то ждал. Некто. Или нечто? Не поймите меня превратно, я не эксперт-патологоанатом, но в ранах разбираюсь, и... Чёрт возьми, да характер увечий сводится к тому, что Хэтфилда безжалостно загрызла какая-то здоровенная зверюга! Зверюга. Здоровенная. Я так и окосел... «В лесу завёлся волк, приятель...», «проглотит и не подавится», «волк ходит на двух ногах» ... У меня зашумело в голове. Я присел на краешек дивана и, вытащив из кармана джинсов (кроме них, на мне ничего не было) носовой платочек, промокнул вспотевшее лицо. «Берегись тьмы», «не послушал меня...». Господи, да во что же это я ввязался?..

– ...А я говорю, что надо, не мешкая, вооружить людей и прочесать весь замок и окрестности! Поднять всех, способных держать в руках оружие. Сформировать ополчение и прошерстить лес, не откладывая в долгий ящик! Я знаю, что говорю! Это только начало...

– Помилуй вас Бог, мистер Шнитке, о каком ополчении вы говорите?! Да, происшествие кошмарное, ужасающее... Убийство есть убийство! И сегодня же с утра я незамедлительно позвоню в полицию и сообщу инспектору обо всём в мельчайших деталях. Предоставим разбираться в этом деле службам правопорядка. Но зачем же поднимать всех на уши, раздувать панику и баламутить народ нелепыми выдумками?! Не пойму я вас, милейший... Чего вы добиваетесь?

– Чтобы твоя тощая задница осталась в целостности и сохранности! – в бешенстве прорычал Шнитке, одетый, кстати, вполне по-боевому, с верной винтовкой за плечами, едва не хватая Стокмана за грудки.

– Позвольте, что вы себе позволяете? – возмущённо скаламбурил Бенджамен, наливаясь кровью и вставая на носки. – Прекратите немедля сеять смуту и... И... И вообще кто дал вам право размахивать оружием в моём замке? Я буду вынужден попросить...

– А вот этого не хочешь попросить? – доведённый до белого каления Шнитке продемонстрировал Стокману кукиш. Дон сдавлено хрюкнул в кулак, за что тут же получил подзатыльник от недремлющего Коннора. – Ты что, никак не можешь понять, ЧЕМ всё это может обернуться? Ты вообще понимаешь, что произошло и чем это чревато?!

Немец выдохся, достал из нагрудного кармана сигару и всунул меж до хруста сжатых зубов. Он как несокрушимая скала стоял напротив в бессилии сжимающего кулаки явно нервничающего Стокмана. Бенни трясущимися руками обхватил себя за локти.

– Мистер Шнитке, я и вправду не понимаю, что вы имеете в виду?

– А вы что, ослепли, сэр? – раскуривший ароматную сигару Ральф заметно успокоился и сложил толстенные руки на груди, с кривой усмешкой глядя на хозяина замка.

– Но... Вы же сами сказали, что моего повара загрыз какой-то зверь! Это даже не убийство, в конце концов! А... А несчастный случай, да! Полиция быстро во всём разберётся. И стоит ли так раздувать шумиху вокруг обычной бродячей бешеной собаки? Я ума не приложу, что вы...

Я запустил в коротко стриженные волосы пальцы. Мастерс уже был в отключке, обмякнув в кресле и выводя носом знатные рулады. Рейнолдс и Коннор, затихшие как мыши, топтались в сторонке, ожидая от Стокмана дальнейших указаний. Но я видел, что Бенни потрясён гораздо больше, чем хочет показать, и хорохорится только для виду. О каких взвешенных указаниях может вообще идти речь?

Меж тем подоспели остальные участники нашего импровизированного спектакля. По лестнице пролопотало несколько ног и в холл ворвался набыченный как тур во время гона Эдвард Блейк в компании кутающегося в банный халат наследного лорда Герберта Уэнрайта и перепуганной Грейс Брайен. Появился и делегированный представитель студенческой братии Колин. Я помахал Рэнделлу рукой, и юноша мигом подкатил ко мне. Споткнулся, конечно, о тело, глянул себе под ноги, побледнел, позеленел, покраснел... Ну и так далее. Его хамелионистые метаморфозы закончились тем, что беднягу элементарно стошнило. Хм, зря он покинул нашу комнату. Но Колин ещё неплохо держался! Грейс, та просто ахнула и мягко осела в глубоком обмороке. Растерявшийся Блейк едва успел подхватить девушку могучей ручищей. Пользуясь случаем, наследный лорд, щеголяющий бархатными наглазниками, надвинутыми на лоб, тонко, по-бабьи взвизгнул, закатил волоокие глазоньки и шмякнулся на вконец обалдевшего Эдварда с другой стороны. Это была та ещё картина, скажу я вам!

Откашлявшись и отплевавшись, Колин уселся у меня под боком, стараясь не смотреть на труп. Мой юный друг так и не смог вернуть себе цвет, дарованный природой, и оставался зелёным, как огурец. Он несколько раз открывал и закрывал рот, собираясь что-то сказать, но...

– Как это произошло?.. – прилагая титанические усилия, выдавил из себя Рэнделл. – Кто это?

– Наш общий знакомец, – я решительно встал, сорвал со стены один из старинных гобеленов и, особо не церемонясь, накрыл тело покойного. Хоть что-то... Стокман с остекленевшими глазами наблюдал за моими святотатственными действиями, но у него хватило ума промолчать.

– Это был Хэтфилд, – пояснил я ничего не понимающему студенту. – Ральф считает, что его загрыз некий страшный и голодный дикий зверь. Я, кстати, склонен разделять его мнение. Верно, приятель?

Шнитке, жадно пыхтя сигарой, молча кивнул. Колин вздрогнул, как будто ужаленный скорпионом. Блейк, успешно складировавший Грейс и притворяющегося (насквозь вижу гада!) Уэнрайта на втором диване, в ступоре уставился на задрапированного мертвеца. И так немногословный, сейчас Блейк просто превратился в античную статую олимпийского атлета.

– И... Что будем делать? – дребезжащим голосом задал вполне резонный вопрос Колин.

– Господа, господа... Ну прошу вас, – Бенни делал умоляющие пасы руками. – Оставим это дело более компетентным органам. Не будем изображать из себя детективов, мы и так достаточно наследили. Я попрошу всех разойтись по своим комнатам, запереться и спокойно дождаться утра. Я... Я гарантирую, что больше никто не пострадает, и приношу свои извинения за этот казус...

– Я тоже вас не пойму, – Шнитке упрямо наморщил брови. – У меня складывается впечатление, что на самом деле вам абсолютно наплевать на покойного вашего же повара... Вы так ненавязчиво пытаетесь всех успокоить и загладить это происшествие, что мне кажется, что вас волнует только сохранение чистой, незапятнанной репутации. И не более того!

Ну, Ральф, молоток! Загнул в тему, что называется. Стокман невольно отступил на шаг и возмущённо зафыркал, вытирая рукавом халата вспотевший лоб.

– Что вы себе... Да как вы... За кого вы меня держите!? – на повышенных тонах заголосил Стокман. – Посмотрите, в каком я состоянии! Разве я похож на человека, способного в данный момент строить какие-то холодные и трезвые, выгодные только для себя расчёты?!

– Так что делать то будем?! – уже во весь голос заорал Колин, испепеляя спорщиков негодующим взглядом. – Сидеть тут и горланить, как потерпевшие? Или...

Шнитке хмуро сплюнул на пол, заработав грозный взгляд на этот раз от дворецкого. Немец сдёрнул с плеч винтовку и положил оружие на сгиб левой руки.

– Я предлагаю не ждать до утра, а начать охоту на эту тварь.

– Ты хочешь сказать, что это животное до сих пор в замке? – впервые подал голос Блейк и невольно поёжился. Дьявол, мне до того захотелось повторить его жест, когда я осознал всю глубину сказанных им слов...

– Вы все неверно задаёте вопросы. В замке этот волк (будем называть его пока так) или нет, не суть важно. Важно другое, – я подошёл к Стокману и вкрадчиво спросил: – Мистер Стокман, а КАК это животное вообще проникло в замок? Ведь ворота на ночь всегда закрываются, а мост поднимается... И других лазеек нет. Верно?

Прикрыв округляющийся рот ладошкой, бизнесмен в ужасе уставился на меня и отрицательно замотал головой.

– Так как же ОН тогда проник внутрь, а? – я уже спрашивал у всех. – На крыльях, что ли перенёсся или через двенадцатиметровую стену перелез?

По коллективно заторможенным и озадаченным сим, как-то ускользнувшим от общего внимания, фактом лицам я понял, что никто не сможет дать мне вразумительного ответа. Да я и сам не мог, чего уж греха таить!

– А... У вас нет какого-нибудь тайного хода? – оживился Колин. – Я читал, что в каждом приличном замке такой имеется на случай длительной осады, да и просто из стратегических соображений.

Мы дружно повернулись к Стокману. Переминающийся с ноги на ногу, как будто ему приспичило, Бенни виновато развёл руками:

– Если даже таковой и имеется, мне о нём неведомо. Мистер Коннор?

Старый дворецкий прочистил горло и проскрипел:

– Я солидарен с мистером Стокманом. У нас нет на руках полных чертежей Стиллхолла, и мы не можем подтвердить факт наличия тайного хода. Ровно, как и опровергнуть его!

– Да и волк ли это? – буркнул Эдвард. – С чего вы решили, что это животное убило повара? Дураку понятно, что в запертый замок ему вовек не попасть... Может, лучше искать среди людей?

Что ж, в его словах было рациональное зерно истины. Он размышлял, как обычный среднестатистический человек, не подверженный тёмным предрассудком. В другое время и я бы размышлял так. Но не сейчас.

Стокмана чуть кондрашка не хватил!

– Я не понял, мистер Блейк, а вы на ЧТО намекаете? На то, что у меня в замке прячется убийца?!