Текст книги "Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты"

Автор книги: Макар Бабиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц)

Пока Антон ходил, Харальд уговорил жену Стенмана Нелли развязать его и отпустить домой. Та пожалела его, сняла с пьяного путы и выпустила на улицу.

Оказавшись на воле, Харальд побежал искать своего обидчика. Вскоре он увидел Антона, достал пистолет, выстрелил раз, потом другой…

Стенман кинулся от греха подальше бегом в Берлевог, с перепугу по пути потерял ботинок, шапку. Не заметил даже, как пробежал четырнадцать километров, спрятался у своей матери и скрывался там три дня, пока сын не принес ему одежду и обувь.

Услышав стрельбу, Трюгве и Лейф опрометью кинулись узнать, что случилось. Последний патрон из пистолета Харальд выпустил в сторону бегущих товарищей.

Подоспевшие изловили пьяного, скрутили, привели в шалаш и уложили спать.

Проснулся он поздно вечером. Вахту стоял Лейф, а Трюгве грелся у очажка. Вид у Харальда был угрюмый, помятый. Он сидел на лежаке, опустив голову и охватив ее руками. Сознание содеянного медленно приходило к нему. Он силился вспомнить все детали, но не мог. Пошарил в кармане, пистолета не было. Трюгве молча смотрел на него. Наконец Харальд поднял голову, поглядел на Эриксена, попросил разъяснить ситуацию. Трюгве позвал Лейфа с вахты, и они описали Харальду все его похождения.

Харальд опустил голову, задумался. Потом поднял глаза на товарищей и, тяжело вздыхая, сказал:

– Простите меня, виноват. Перебрал и столько грехов натворил.

– Как теперь с Антоном и Освальдом встретишься, с их женами? – спросил Лейф.

– Стыдно. На коленях буду просить прощения.

– Хорошо, если простят. А станут ли доверять, ведь бояться будут.

– Мне в Мурманск нельзя возвращаться, меня строго накажут, выгонят из отряда.

Трюгве сказал, что все теперь зависит от него самого, сколь глубоко осознает свои ошибки, как будет дальше жить с товарищами, как станет нести службу, как сможет вернуть доверие соседей.

Когда Антон вернулся из Берлевога домой, Харальд сходил к Стенманам и к Луэ, повинился перед ними, пообещал, что больше ничего подобного не будет.

Инцидент посчитали исчерпанным, дали Харальду путь к искуплению грехов.

А вахта разведчиков на Нолнесе шла устоявшимся порядком. Несмотря на молодость и первую самостоятельную работу, Лейф Утне со своими обязанностями справлялся успешно. Материалов появилось много, и они часто были так важны, что в некоторые дни ему приходилось выходить в эфир по два-три раза. Его четкой работой на базе были довольны.

Сведения ни малейшего сомнения в достоверности не вызывали, на Эриксена полагались, он был проверенный сотрудник. Кроме того, прохождение караванов или отдельных кораблей подтверждали другие посты, летчики и подводники. На картах в штабе появлялись все новые и новые обозначения батарей, прожекторов, прослушивающих устройств, складов, минных полей.

Еще в первую высадку Эриксен подружился с Иенсеном Кристианом. Они почти ровесники. Кристиан недавно овдовел, остался с двумя сыновьями-юношами 15 и 17 лет. Как и все жители селения, он рыбак. До захвата Норвегии фашистами был социал-демократом, но в войну от политической жизни отошел.

Иенсен несколько раз встречался с Эриксеном, сообщал о вражеских конвоях, о зенитных орудиях на окрестном берегу. Помогал разведчикам честно, от чистого сердца, как настоящий патриот Норвегии.

Рядом со Стенманами пустовал дом, хозяева его жили в Берлевоге. Как-то, возвратившись оттуда, Антон сказал Эриксену, что соседи его собираются к весне приехать на хутор, хотят жить подальше от немцев.

Разведчиков обеспокоило это новое соседство, неведомо, с какими целями те собирались покинуть Берлевог и поселиться тут.

Выбрали подходящее место на соседней высоте, чуть подальше от хуторочка, нашли невидимую с суши расщелину – она укрывала от ветров, и море виделось не хуже, чем раньше. Ночами перенесли туда все свое имущество, уложили его в удобном порядке, а на старом месте старательно прибрали, чтобы не осталось следов пятимесячного проживания людей. О новом укрытии разведчиков никто не знал, кроме Луэ.

Срок, на который группу забросили сюда, подходил к концу.

В отделе знали, что группа сидит на удобном месте, тревожных сигналов не поступало, но понимали, что быть на задании в столь сложных условиях нелегко. И все же решили оставить группу на мысе Нолнес до осени, еще на семь месяцев.

Эриксен доложил руководству, что здоровье его неважное, прошлогодняя операция дает о себе знать. Поэтому он просил отозвать его.

Командиром группы решили послать Франца Матисена, он в первую высадку был помощником у Эриксена. Людей, с которыми контактировали разведчики, знал, места были ему знакомы. Сообщили об этом Эриксену, он преемника одобрил.

На начало апреля наметили частичную замену группы и заброску продовольствия и снаряжения.

Ночью 8 апреля подводная лодка подошла к Нолнесу. Младший лейтенант Андрей Головин и двое переправщиков за час перевезли на берег семимесячный запас продуктов и снаряжения. Помогали им Харальд и Лейф Утне. Оставаться на длительный срок им было тяжело. В своих письмах в отдел они писали, что хочется вернуться на базу, но они понимают военную необходимость их службы и приложат все силы, чтобы выполнить боевую задачу.

На разведывательном посту остались Франц Матисен, Харальд и Лейф Утне. Они обновили свое холодное жилище, пополнили кладовую запасами на семимесячное житье.

В отделе изучали материалы, привезенные Эриксеном, читали справочники, недавно выпущенные в Германии и в Норвегии.

Эриксен доложил руководству о прискорбном случае, который произошел с Харальдом, подчеркнул, что это стало суровым уроком для него, за все оставшееся время он был безупречен.

На Нолнес пошла радиограмма, в которой руководство высоко оценивало работу Харальда и Лейфа и выражало надежду на то, что они и впредь будут добросовестно нести службу и помогут новому командиру в выполнении задания.

Еще зимой Эриксен получил письмо из Шадринска. Жена его Сигне писала, что все семьи эвакуированных норвежцев живут очень трудно, питание скудное, обносились. Местное руководство не помогает, ничего истинного о них не ведает, считает их эмигрантами, поэтому не знает, как их содержать. А сами они всю правду тоже сказать не могут.

Эриксен обратился в отдел за помощью. В Шадринск поехал заместитель начальника отдела по политчасти майор Орлов. Он взял с собой запас продуктов, носильные вещи. У него в кармане лежало письмо от Военного совета флота. В беседах с областным партийным и советским руководством Орлов дал понять, какие сложные задания выполняют мужья и братья этих женщин.

Вскоре Эриксену пришло от жены письмо, полное слов признательности. Семьи почувствовали заботу о них.

Трюгве Эриксену вручили вторую советскую государственную награду – орден Красной Звезды.

Когда в отделе выслушали рассказ Эриксена, прочитали письма Харальда и Лейфа, изучили отчеты группы, возникло серьезное беспокойство в правильности решения оставить группу на новый большой срок.

Разведчики жили на одном и том же месте семь месяцев. О них знали все ближние соседи, известно стало и нескольким жителям Берлевога.

Такое положение становилось рискованным.

Группу надо было снимать раньше установленного срока, радиоаппаратуру следовало оставить Ананиансену, чтобы тот время от времени из разных пунктов передавал свои сообщения. Либо внедрить радиста, знать которого должен только Ананиансен.

Трюгве Эриксен считал, что новую точку следовало разместить на другом берегу Сан-фьорда, на участке от Гамвика до Мехавны, где можно было наблюдать за движением конвоев.

Тревога за группу на Нолнесе появилась в отделе. Неясное предчувствие опасности не покидало оперработников, следивших за ней. Они с каким-то особым трепетом хватались за каждую радиограмму с Нолнеса.

Глава одиннадцатая

Альфхильд Бруволд высадила на причал троих мужчин – Фигенскоу Коре, Ойена Коре и оставленного на новый срок Юнсена Оскара. Бездетный дом Альфхильд, хозяин которого вот уже много месяцев отбывал наложенную оккупантами трудовую повинность на оборонительных сооружениях в Хамнинберге, лишь какие-то пару часов не слышал мужских голосов. Ушли четверо, пришли трое.

Вахта на Сюльте-фьорде, не прерываясь, шла сложившимся чередом. Разведчики поселились в доме Бруволдов, только свое громоздкое имущество упрятали поблизости в скалах, в пещере, особняком схоронили аварийный запас.

Новому командиру группы Фигенскоу Коре было 25 лет, он на пять лет моложе своего помощника Юнсена Оскара, но опытнее житейски, прошел основательную политическую закалку. Его соотечественники с южного побережья фьорда, из селений, примыкающих к Киркенесу, уходили нередко на советскую землю по сухопутью, а Юнсен пришел осенью сорокового года на Рыбачий морем. Еще до высадки немецких войск в Норвегию он вступил в Норвежскую компартию, а до этого три года был комсомольцем. И по идейной подготовке, и по умению подходить к людям Фигенскоу был значительно подкованнее Юнсена. Поэтому он и был назначен руководителем группы. Оскар тоже парень честный, порядочный, но он по натуре исполнитель, по характеру более мягок, добродушен. Жена его осталась на родине, в Киберге.

Радист группы Ойен Коре – из обрусевших норвежцев, родился в Цып-Наволоке, на Рыбачьем, оттуда и пришел в разведку.

Первой военной осенью он с группой Кудрявцева ходил на Варангер, в том походе погиб его брат Хокон. Ойен вместе с несколькими норвежцами вернулся на Рыбачий через Варангер-фьорд на шлюпке.

В северных широтах властвовала полярная ночь, но судоходство не прекращалось. Немецкая армия нуждалась в каждодневном подвозе питания, в поставках стратегического сырья. Даже пассажирские перевозки между портами востока и запада не приостанавливались.

Юнсен свел Фигенскоу с норвежскими соратниками, которые помогали следить за немецкими гарнизонами, за перевозками, за военными сооружениями.

Радиограммы с точки шли в той же последовательности. До конца года от Коре получили более пятидесяти донесений, большинство из них пополняло сводки разведотдела, представляемые в штаб флота. Сообщали не только то, что видели сами, но и то, что добывали и передавали соратники из норвежского Сопротивления. Контакт действовал бесперебойно не только к Перс-фьорду, но и к западу от точки группы, и по южному берегу полуострова вплоть до Несюбю. На встречи теперь ходил в основном Фигенскоу.

Норвежцы воспряли духом. Армия Паулюса под Сталинградом была окружена, дни ее сочтены. Успехи советских войск заронили надежду на неизбежный разгром фашизма, освобождение Норвегии от оккупантов и их прислужников.

В конце января до группы дошла тревожная весть: в Якобснесе, родном селении командира группы Фигенскоу, оккупанты арестовали сразу 24 местных жителя. Причины ареста были неизвестны. Но ходили слухи, что им предъявлено обвинение в пособничестве противнику.

Разведчики серьезно обеспокоились: в том селении у них были контакты, оттуда поступали донесения. Правда, не напрямую, а через передаточные посты. Если при допросах это обнаружится, всплывет и фамилия Фигенскоу…

Доложили на базу. Оттуда поступила установка затаиться, ни собой, ни соратниками не рисковать, на прямые контакты выходить реже, сведениями обмениваться в тайниках, о новостях по Якобснесу доносить без задержек.

Однако через некоторое время поступило сообщение, что Апмар Сиблунд – самый надежный сотрудник – на свободе. Его не задерживали и на допросы не вызывали. Два его брата находились в Советском Союзе, оба в разведке, готовились к заброске. Третий – Альф – погиб при выполнении задания. Но беспокойство не прошло. Гестаповцы могли оставить Алмара на свободе с умыслом, чтобы понаблюдать за ним, через него выяснить его контакты и связи.

Альфхильд постепенно стала незаменимой связной. Когда ни Фигенскоу, ни Юнсену нельзя было отправляться в дальние точки, а связь не допускала отлагательства, в маршрут отправлялась Альфхильд. Она еженедельно навещала своего мужа Андреаса в Хамнинберге, иногда для нее там уже были припасены сообщения из других мест.

Изредка она ходила на боте в Перс-фьорд, там ее тоже ждали вести для разведчиков. Однажды Гудвар Ульсен рассказал ей, что возле их поселка укрывается группа разведчиков, но они подчинены командованию в Мурманске. У них что-то случилось с радиостанцией, связь с базой прервалась. Они знают, что невдалеке несут свою вахту соратники из флотской службы, и попросили Гудвара переправить эту весточку через своих людей. Просьба дошла в Сюльтевик. Фигенскоу и Коре пошли помочь коллегам, Юнсен остался на вахте один.

Поскольку и те, и другие разведчики родом были из одних мест на Варангере, да и перед войной судьба свела их под Мурманском, подружились быстро, стали наведываться друг к другу, иногда даже оставались переночевать в Перс-фьорде, нарушая условия конспирации, – сработали дружелюбие и долгая сравнительно безопасная служба. Мурманское руководство, которому доложили, почему они несколько дней молчали и кто помог наладить им передатчик, не осудило их за это. Морское командование тоже молчаливо согласилось с самовольством. Так, однажды нарушив запреты, следующие встречи за грех не считали.

Запас продуктов стал подходить к концу, а группу командование снимать не спешило. Беспокойства после известий о новом знакомстве и распространившихся по побережью слухах о русских сидельцах понемногу улеглись, задания выполнялись успешно, почти ни один вражеский конвой не проходил незамеченным, сведения о противнике поступали важные. Поэтому мысль побыстрее снять группу и построже ее законспирировать постепенно забывалась. 19 февраля с самолета сбросили продукты и другие припасы еще на три месяца.

Точка по-прежнему бесперебойно действовала. Разведчики передали около двухсот радиограмм о местах, где базировались вражеские корабли, отстаивались транспорты, какие части стоят в селениях по побережью и куда перемещаются, какие военные сооружения строятся вблизи моря, когда и где потоплены вражеские суда, сколь успешно атаковали конвои и одиночные суда подлодки и самолеты.

Пришла весна, потеплело, приморские сопки быстро обнажились от снега, вода ручьями сбегала в озера и в море.

Подводным лодкам подходить к берегу стало опасно. Светлый полярный день загонял лодки под воду, гнал дальше от берега.

И снова 12 мая самолет закинул тюки с продуктами. Разведчики в этот момент сидели в пещере, выброску видела Альфхильд. Она тотчас села в шлюпку, подошла к кромке обсушки, где упал груз, перенесла его в промоину между скал и вернулась на хутор. Вскоре на хутор нагрянули немцы. Стали спрашивать, не видела ли она сброшенный с самолета груз, кто в то время ходил на шлюпке по фьорду. Она ответила, что шлюпку в ту ночь от причала не брала, вечером долго ухаживала за скотом, утром тоже рано ушла в хлев. Из разговора она поняла, что заброску видели с другого берега фьорда местные жители и немцы со сторожевого катера.

Но Альфхильд так убедительно рассказывала о своих хозяйственных делах, что сомнений в ее искренности не возникло. В ней, несомненно, таился актерский дар. Немцы ушли.

Когда разведчики вернулись к ней в дом, она рассказала обо всем случившемся. Груз решили не трогать.

Прошло десять дней. Округа оставалась спокойной. Засад нигде не обнаружили.

В ночь на 22 мая фьорд затянуло густым туманом. Фигенскоу, Юнсен и Альфхильд на шлюпке подошли к тому месту, где лежали упрятанные тюки. Быстро все погрузили, переправили к причалу, в серой мгле торопливо перенесли в пещеру.

В предутренние часы потянул ветерок, разогнал туман. Но разведчики уже были в своем укрытии. А Альфхильд, как всегда, хлопотала по дому.

Тревога все-таки закралась в душу. Раз немцы видели заброску, они за этим сектором будут наблюдать.

В дом Бруволдов ходить почти перестали, наведывались туда изредка и поодиночке, в теплое время уходили подальше от своего укрытия и наблюдали за ним, за округой, за хуторком Бруволдов.

Как ни оберегались, службу полагалось нести. Следили за морем. Брали в тайниках донесения. Хотя и реже, но встречались с соратниками из селений южного Варангера. Все так же четко, по графику, выходили на связь с базой.

Подошло лето. Даже у моря стало довольно тепло. Можно посидеть раздевшись, проветриться под ласковым теплым дуновением – только долго не понежишься, комары загрызут. Зимой мучил холод, тревожили следы на снегу, дым от печурки. Летом одолевали другие заботы: круглосуточно светло, видно далеко, ходить приходится пригибаясь, старательно осматривая всю округу. Да и людей в тундре стало больше: собирают ягоды, грибы, косят сено, ловят рыбу в озерах и протоках.

В середине июля Альфхильд, по обыкновению, ушла в Хамнинберг к Андреасу. Разведчики дежурили в россыпях камней невдалеке от сопки, на которую еще весной перенесли свои основные запасы. В Сюльте-фьорд вошли два катера и с ходу повернули к причалу, у которого стояла шлюпка Бруволдов.

Ребята не спускали с них глаз. С катера высадились десятка два немецких солдат и по тропке стали подниматься к хуторку.

Разведчики не стали ждать, пока немцы устроят облаву, изведанными тропами кинулись в Перс-фьорд, к своим мурманским соратникам, надеясь вместе уйти в горы и там укрыться.

Каратели подошли к дому Альфхильд, осмотрели двор, ближнюю округу. Несколько человек вошли в дом, он не был заперт, другие заглянули в хлев, в сарай. Все выглядело жилым, продукты, вещи на месте, скотина в хлеву, очаг еще теплый от недавней топки. Только хозяев не оказалось в доме, но они могли уйти куда-то недалеко по своим делам.

Немцы расположились возле дома: кто прилег на мшистый подсохший торф, кто присел на скамейках возле дома, закурили, заговорили между собой. Похоже, решили ждать, когда придут жильцы.

По годами протоптанной тропке Андреас и Альфхильд возвращались к своему дому. За полтора года, пока Альфхильд укрывала разведчиков, помогала им, у нее выработалась привычка к осторожности. Всякий раз, подходя к усадьбе, она приостанавливалась, старательно осматривала и свои строения, и окрестности. А на этот раз какое-то тревожное предчувствие не оставляло ее. Она заставила Андреаса встать в расщелине скалы, сама, пригнувшись, подошла к повороту тропы и осторожно выглянула из-за камней. Во дворе их хуторка сидели и балагурили немцы.

Андреас и Альфхильд торопливо повернули обратно. На бегу переговорили, в Хамнинберг идти им смысла не было. Они свернули на дорожку, что вела в Перс-фьорд.

А разведчики в это время, добравшись до пещеры своих товарищей возле Перс-фьорда, обнаружили ее пустой. Правда, вещи на месте, но хозяев нет. Было похоже, что они поспешно покинули свою точку. Фигенскоу, Ойен и Оскар, предчувствуя что-то опасное, торопливо повернули назад, в Сюльте-фьорд. Надеялись, если немцы ушли, пробраться в свое жилище, забрать все необходимое и скрыться в горах, в отдалении отсидеться, пока все утихнет, если же облавы захватят и внутреннюю часть Варангера, уйти на материк и добираться домой «по зеленой».

Вскоре к этой же пещере в Перс-фьорде приблизились Андреас и Альфхильд. Они тоже не застали ее хозяев. По излюбленным тропам, которыми издавна ходили и зимой, и летом в этот поселок, супруги повернули обратно к своему хутору.

Возле дома, как и утром, старательно осмотрелись. Там все так же дежурили немецкие солдаты. Путь в свой дом по-прежнему перекрыт.

Как были налегке, повернули в горы, надеясь уйти от облавы и скрыться где-нибудь у друзей в селениях на северном берегу Варангера.

Поисковая команда, прождав хозяев почти до полудня и потеряв надежду, что жильцы все же придут, отправилась осматривать ближайшие окрестности. Только пять человек остались в засаде у дома, старательно замаскировались, даже курили осторожно, под накидками.

Фигенскоу, Ойен и Оскар подползли на бугор возле хутора Бруволдов, осмотрели. Там все было тихо, никто не ходил, лишь блеяли голодные козы и овцы. Причал в фьорде с этого бугра не был виден.

Разведчики проскочили в свою пещеру, чтобы забрать все нужное для себя и уйти.

Но в это время с сопок вернулись солдаты, что ходили на поиски. Переговорили немного с оставшимися в засаде и, разделившись на две группы, пошли вдоль высоких береговых скатов вправо и влево, заглядывая в расщелины, в закоулки, в каменные завалы. Одну группу унтер-офицер вел к тому пригорку, возле которого у разведчиков была основная база. Те торопливо укладывали в рюкзаки продукты и другие припасы.

Выглянувший из-за полога натянутой плащ-палатки Юнсен увидел приближающуюся цепочку немцев.

Все пути отхода оказались отрезанными.