Текст книги "То, что мы оставили позади (ЛП)"

Автор книги: Люси Скор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

Он отодвинул меня с дороги, и моё тело вспыхнуло от этого безобидного прикосновения. Я отодвинулась на небольшое расстояние и запрыгнула на столешницу, пока он мыл посуду, затем вытер обе наши тарелки полотенцем, висевшем на ручке духовки, и поставил их на свои места.

Я отметила, что он педантичен. Этот мужчина терпеть не мог, когда что-либо находилось не на своём месте. Вероятно, он складывал носки перед сексом.

– Это очень прагматично с твоей стороны, – сказал Люсьен.

Я ощетинилась.

– Я могу быть прагматичной.

Он посмотрел в мою сторону, и я почувствовала жар, исходящий от его глаз цвета расплавленного серебра.

– Во многих отношениях, да, – согласился он. – Но, учитывая то, что ты обычно читаешь, я ожидал, что ты отдашь предпочтение романтике.

– Что за чушь ты сейчас несёшь? – потребовала я.

– Ты с детства запоем читаешь любовные романы. У тебя на лбу практически вытатуировано «жили они долго и счастливо».

Я скрестила руки на груди. Хотела ли я встретить кого-то, кто сразил бы меня наповал, как это случилось с Наоми и Линой? Да. Завидовала ли я слегка их бурной сексуальной жизни и грандиозным романам? Абсолютно.

– Иногда нужно перестать ждать, когда что-то произойдёт, и начать делать так, чтобы это произошло, – сказала я.

– Я тебе не верю.

– Мне всё равно, – огрызнулась я в ответ.

Его улыбка была мимолётной и опустошающей.

Я изучала свои ногти и изображала скуку.

– Просто из любопытства, во что ты не веришь?

– Ты не собираешься остепеняться с мужчиной только потому, что он ставит галочку в графе «потенциальный отец». Ты не так устроена.

– О, и как именно я устроена?

Люсьен двигался быстро, как зверь, бросающийся на свою жертву. Я обнаружила, что он стоит у меня между колен, положив руки на столешницу по обе стороны от меня.

– Ты запрограммирована хотеть мужчину, который будет соответствовать всем тем героям, о которых ты читала. Тот, кто сражается за свою женщину, кто затаскивает её в тёмные уголки, потому что не может больше ни секунды не прикасаться к ней. Тот, кто сделает для неё всё, что угодно. Вот чего ты хочешь.

Его голос напоминал грубоватое хрипение, невидимую ласку.

Почему мне было так хорошо, так волнительно находиться вблизи к нему?

– Это снова начинает походить на ситуацию в твоём кабинете, – предупредила я.

Его глаза сузились, но Люсьен не сдвинулся. Он остался, почти касаясь меня в десятке мест.

– Не довольствуйся синицей в руке, – сказал он. – Ты будешь сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

– Ты сейчас серьёзно даёшь мне советы по личной жизни?

– Я просто подмечаю, что ты можешь нарваться на ещё большие неприятности, если будешь форсировать события вместо того, чтобы позволить им развиваться.

– Тебе легко говорить. Ты сможешь завести детей даже в семьдесят пять лет.

– Нет. Не смогу. Я сделал вазэктомию.

У меня отвисла челюсть.

– Что? Когда? Почему?

Люсьен отодвинулся от меня и встал в центре комнаты, выглядя крайне смущённым.

– Тебе лучше уйти, – объявил он.

Но я не могла оторвать взгляда.

– Ну то есть, ты не обязан мне говорить. Даже несмотря на то, что я только что рассказала тебе о своей личной, унизительной личной жизни. Я не считаю, что ты передо мной в долгу.

– Я дал тебе крендель.

– Половинку кренделя, – отметила я.

На мгновение я подумала, что Люсьен снова замкнётся в себе, как это бывало всегда. Затем он тяжело вздохнул.

– Мне было двадцать с небольшим. Девушка, которая не имела для меня значения, думала, что забеременела, но в итоге ошиблась. Я уже знал, что у меня нет намерений когда-либо создавать семью, поэтому постарался, чтобы этого не случилось впредь.

– Ничего себе. Это серьёзное решение, чтобы принимать его в таком молодом возрасте, – заметила я.

– Я не передумал, так что можешь перестать на меня так смотреть.

– Как смотреть?

– Как будто ты меня жалеешь.

Я фыркнула.

– Я не испытываю к тебе жалости, гигантский ты болван. Я просто… удивлена. Наверное, я всегда предполагала, что ты более расчётлив в своих решениях. Это похоже на спонтанную реакцию.

– Этот разговор меня раздражает. Тебе лучше уйти, – объявил он.

– Люсьен, – всё раздражение, все безысходность, которые копились во мне, вылились в этих двух слогах.

– Что? – тихо спросил он.

– Почему мы продолжаем кататься на этих американских горках? – спросила я.

– Я всегда думал об этом скорее как о танце, – парировал он.

– Американские горки, танец, череда серьёзных ошибок. Что мы делаем, Люцифер?

Он посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, что словно примерзла к месту.

– Мы цепляемся за то, чего больше не существует, – произнёс он ровным голосом.

Я приняла этот удар и выдохнула.

– Как мы можем отпустить то, чего не существует? – спросила я.

– Если я разберусь с этим, я дам тебе знать… в письме… от моего адвоката.

Мои губы изогнулись в улыбке. В этом заключалась магия Люсьена. Я могла ненавидеть его, но он всё равно заставлял меня улыбаться.

– Ты когда-нибудь хотел завести семью? – спросила я.

– Когда-то. Давным-давно, – ответил он тихим голосом.

Я прикусила губу и попыталась отгородиться от нахлынувших воспоминаний.

– Тебе лучше уйти, Пикс.

– Ты не обязан быть таким, как они, – сказала я ему. – Ты уже лучше. Я имею в виду, если не считать твоего ужасного характера. Ты бы справился с этим лучше, чем они.

Люсьен уже качал головой.

– Я трачу своё время на то, что важнее всего. У меня ничего не остаётся на жену и детей. Я бы только подверг их риску.

Я выпрямилась.

– Я говорила с Нэшем о том, что ты работаешь с ФБР.

– Ну естественно.

Американские горки медленно поднимались на первый холм.

– Ты просил меня не волноваться. Ты не говорил «не разговаривай со своим другом».

– Ты ничуть не изменилась, – огрызнулся он.

Вообще-то, с шестнадцати лет моя грудь увеличилась на один размер. Но в данном разговоре это казалось неуместным.

– А ты совершенно не тот человек, каким был раньше, – отметила я.

– У меня много работы, а ты меня раздражаешь, – сказал он.

– Я поговорила с Нэшем, твоим другом, и он не в восторге от того, что вы с ФБР стали лучшими друзьями.

Точные слова Нэша звучали примерно так: «У меня от этого бл*дская изжога».

– Мне всё равно, – тон Люсьена был настолько безразличным, что мне захотелось пойти в гостиную, взять одну из колючих подушек и запустить ей в него.

– Мы оба не могли не задаться вопросом, не люди ли Энтони Хьюго напали на Холли, – сказала я.

– Это не твоё дело. Но если это были люди Хьюго, то я только что доказал свою точку зрения. Я делаю то, из-за чего страдают близкие ко мне люди, – отрезал он, и этот красивый фасад треснул ровно настолько, чтобы я смогла заглянуть под него.

– Люсьен, – мягко произнесла я.

Он поднял руку.

– Не надо. Я бы хотел, чтобы ты ушла.

Я скрестила руки на груди.

– Не уйду, пока ты не расскажешь мне, как продвигается расследование. Тебе грозит опасность? Остальные твои сотрудники принимают меры предосторожности?

– Я не собираюсь обсуждать это с тобой, – сказал он и направился к выходу из кухни.

Я последовала за ним в коридор.

– Ты сказал, что парень, который продал Хьюго список, найден мертвым. Феликс Метцер, верно?

Люсьен остановился, взявшись за дверную ручку.

– Откуда ты это узнала?

– Не так уж сложно найти в новостях трупы, извлечённые из реки Потомак.

– В новостях не называли его личность, – возразил он.

– Бл*дь, я библиотекарь. У меня есть реальные ресурсы.

– Ты не будешь вмешиваться в это, Слоан.

Его тон был ледяным и жёстким.

– Я не прошу включить меня. Всё, что мне нужно – это ответы. Близко ли ФБР к аресту? Собирается ли Хьюго снова принять ответные меры, и если да, то являются ли Лина и Нолан мишенями? Если парень, который продал Дункану список, мёртв, значит ли это, что дело зашло в тупик? ФБР расследует финансовые преступления, потому что они влекут за собой больше обвинений? Это не так привлекательно, как обвинить его в убийстве людей, но обычно это легче доказать…

– Это не твоё дело. Я – не твоё дело.

– Просто убеди меня, что ты умнее, быстрее и коварнее, чем какой-нибудь главарь мафии, который сорок лет управлял семейным бизнесом и ни разу не был арестован. Тогда я оставлю тебя в покое.

– Мне не нужно ни в чём тебя убеждать, Слоан, кроме как в том, чтобы ты убралась из моего дома.

Люсьен выглядел так, будто вот-вот впадёт в ярость.

– Послушай. Поскольку у тебя, похоже, нет семьи или друзей, которые могли бы дать тебе совет, тебе придётся иметь дело со мной. Связываться с Энтони Хьюго – плохая идея. Он примет ответные меры. Позволь ФБР расследовать это дело и держись от него подальше.

Я не знала, почему для меня так важно, чтобы он меня услышал. Но это важно.

– Твоё мнение принимается к сведению, – холодно сказал он.

Я так и стояла.

– Зачем ты это делаешь?

– Зачем? – усмехнулся он. – Он пытался отнять кое-что у меня.

Я встала перед ним.

– И теперь ты всю свою жизнь будешь делать что? Осуждать каждого, кто когда-либо причинял тебе зло?

– Я не обязан перед тобой оправдываться.

Я выдохнула и попробовала другую тактику.

– Я понимаю, что твой отец заставил тебя почувствовать себя беспомощным, но…

– Больше ни слова.

Люсьен использовал свой устрашающий голос. Но это только разозлило меня.

– Ты не можешь потратить всю свою взрослую жизнь на исправление ошибок, совершенных твоим отцом. Он уже за решёткой.

– Больше нет.

– Что? Он вышел из тюрьмы? – мой голос повысился до частоты собачьего свистка.

– Нет. Он умер.

Я быстро заморгала и поднесла руку ко лбу, чтобы коридор перестал кружиться.

– Он умер?

– Прошлым летом.

– Прошлым летом?

– Тебе не обязательно повторять всё, что я говорю, – заметил Люсьен.

Я потёрла виски.

– Почему меня не уведомили?

Он нахмурился.

– Зачем было уведомлять тебя?

– Потому что, я как жертва грёбаного Анселя Роллинса должна быть предупреждена каждый раз, когда он переезжает, или выходит на условно-досрочное освобождение, или, чёрт возьми, умирает! Потому что каждый раз, когда он просил УДО, я давала показания комиссии, чтобы убедиться, что это чудовище останется там, где ему и положено быть, – я всплеснула руками. – Какое, к чёрту, правосудие в том, что он просто умер? Скажи мне, что это хотя бы было ужасно больно.

– Ты давала показания? – его голос звучал сдавленно. Его руки потянулись и сжали мои бицепсы тёплой, крепкой хваткой. Невозмутимый Люсьен исчез, а на его месте был мужчина, охваченный пламенем.

– Конечно, давала. Папа каждый раз ходил со мной. В этом году я переживала, что вернусь без него, но я бы это сделала.

– Никто тебя об этом не просил. В твои обязанности не входило удерживать его там, – сказал он, всё ещё говоря так, словно был готов взорваться.

– Как это произошло? – спросила я.

Люсьен глубоко вдохнул, затем выдохнул.

– Инсульт во сне. Мне сказали, что это было безболезненно, – его слова прозвучали с горечью.

– Безболезненно, – я выдавила из себя невесёлый смешок. Мой отец провёл свои последние недели на земле в страданиях, а Ансель Роллинс мирно сбежал во сне.

– Твой отец не говорил мне, что ты представала перед комиссией по условно-досрочному освобождению, – произнёс Люсьен.

– С чего бы ему говорить? – спросила я, высвобождаясь из его хватки, чтобы пройтись. Я лучше думала на ходу. – Я не могу в это поверить. Они оба должны быть здесь.

– Кто?

Я прекратила своё лихорадочное хождение по комнате и посмотрела на него.

– Наши отцы. Мой отец должен быть здесь, потому что он был хорошим, отзывчивым, умным и замечательным. Он должен быть здесь, играть со своей внучкой, планировать круиз по Средиземному морю с мамой и помогать нам вызволять Мэри Луизу из тюрьмы. А это мерзкое подобие человека, которое называло себя твоим отцом, должно каждую минуту каждого дня страдать из-за того, что он с тобой сделал.

– И с тобой, – тихо сказал Люсьен.

Я проигнорировала его и прошла в гостиную. Там я взяла одну из колючих подушек, прижала её к лицу и дала волю крику, который клокотал у меня в горле.

– Что, чёрт возьми, ты делаешь? – спросил Люсьен, имея наглость казаться почти забавляющимся.

Я бросила подушку обратно на диван.

– Не знаю. Наоми так делает. Я подумала, что это поможет.

– И помогло?

– Нет. Я сейчас так взбешена, что тебе, наверное, лучше уйти.

– Это мой дом, – заметил он.

– Ладно, – фыркнула я. – Пойду ломать свои вещи, пока не почувствую себя лучше, – я направилась к входной двери.

Он настиг меня как раз в тот момент, когда я взялась за дверную ручку, и упёрся рукой в дверь, удерживая её закрытой.

– Отойди, Люсьен, – прошипела я, не оборачиваясь.

– Почему ты так зла? – спросил он.

Я резко повернулась к нему лицом.

– Ты издеваешься надо мной, да?

– Слоан, – произнёс он почти нежно.

– Я злюсь, потому что он причинил боль тебе и твоей матери. Он разрушил вас. И что он сделал в итоге? Сбежал от всего этого? Мирно?

О, чёрт возьми. Одна горячая, злая слеза скатилась по моему лицу и прочертила дорожку.

Люсьен взял меня за плечи.

– Не смей проливать из-за него ни слезинки.

– Не смей указывать мне, что чувствовать.

– Он не разрушил меня, – настаивал он. – Я не позволил ему помешать мне построить эту жизнь.

– Люсьен, какую жизнь? – мой голос надломился.

– У меня больше денег и власти, чем…

– У тебя есть все. У тебя миллионы долларов и высокопоставленные знакомые. Ты работаешь каждый день. Но ничто из этого не сделало тебя счастливым. Ты сохранил фамилию, чтобы её никогда не ассоциировали с ним, и это здорово, но этот род закончится на тебе. Ты сделал вазэктомию, потому что он заставил тебя поверить, будто ты ущербный.

Его красивое лицо окаменело.

– Не всем дано быть счастливыми, Слоан.

– Видишь? Вот это, – я ткнула пальцем ему в лицо. – Он разрушил тебя. Он разрушил нас.

На секунду Люсьен выглядел ошеломлённым. Он выглядел так, словно я его ударила. А затем маска снова скользнула на его лицо. Он отпустил меня и отступил на шаг.

Но теперь, начав, я уже не могла остановиться. Я сократила расстояние между нами и произнесла слова, которые мучили меня с пятнадцати лет.

– Он забрал милого, умного, красивого мальчика и заставил его чувствовать себя сломанным. И я никогда не прощу ему этого.

– Он не разрушил меня. Я тот, кто я есть, вопреки ему.

– Нет. Ты тот, кто ты есть, назло ему, – возразила я. – Каждый раз, когда ты делаешь выбор, основываясь на том, что он сделал бы или не сделал бы, ты по-прежнему даешь ему власть. Он по-прежнему разрушает тебя. Сначала из тюрьмы, а теперь и из могилы.

Люсьен не выглядел довольным моей проницательной оценкой. Он выглядел абсолютно взбешённым. Его челюсть двигалась под аккуратно подстриженной бородкой.

– Думай, что хочешь. Но он не сделал ничего, чтобы разрушить нас. Ты сделала это сама.

Я втянула воздух, впитывая его слова.

– Я извинилась за это. Мне было шестнадцать.

– И сколько тебе сейчас лет? Потому что ты снова не доверила мне вести свои дела. Тебе нельзя было доверять тогда, и тебе определённо нельзя доверять сейчас.

Моя голова раскалывалась. Крендель осел у меня в желудке как кирпич.

– Ты не можешь простить меня за это? Ну, а я не могу простить тебя за то, что ты позволил Анселю победить.

– Бл*дь, Слоан, катись домой.

– С удовольствием.

Я выскользнула за дверь и хлопнула ею изо всех сил.

Глава 19. Ошибки совершены

Люсьен

Двадцать два года назад

Я резко проснулся, в ушах у меня звенело эхо какого-то звука. Я не мог позволить себе роскошь затаить дыхание и ждать, чтобы понять, были ли это тени сна или кошмар, в котором я жил на самом деле. Я уже натягивал шорты, когда услышал это снова. Пронзительная мольба потонула в грубом обвинении.

Ужин остыл.

В доме царил беспорядок.

В гараже были грязные следы.

Слишком громко.

Слишком тихо.

Я неправильно на него посмотрел.

Я родился на свет.

Раздался грохот, за которым сразу же последовал сдавленный крик с первого этажа, пока мои босые ноги спускались по лестнице. Они были слишком громкими, поэтому это не начало. Я заснул.

Глупо.

Я никогда не засыпал раньше него. Это небезопасно. Я не доверял ему. Но я так чертовски устал. В последние недели моего последнего учебного года, когда я работал неполный рабочий день и делал вид, что готовлюсь к поступлению в колледж, я в изнеможении забирался в постель, свою или Слоан.

Мистер Уолтон так много сделал для меня.

Он помог мне подать заявление, получить стипендию и два гранта. В колледже мне даже не пришлось бы играть в футбол. Футбол уже сказывался на моём организме. Футбол и жизнь с отцом. На людях мы втроём снова и снова разыгрывали один и тот же нелепый фарс, притворяясь, что за закрытыми дверями не существует тьмы. Что мы не переживаем один и тот же кошмар снова и снова.

Но никто не может вечно скрывать правду. Особенно, когда она была такой уродливой. Я не собирался покидать этот дом, пока в нём жили мои родители.

Я не смогу. Я единственный, кто его останавливал.

Я внимательно наблюдал за ним, зная, что это произойдёт снова. Отсчёт заново начался несколько недель назад, после его последнего жестокого взрыва. У меня всё ещё не восстановилась полная подвижность плеча, а у моей матери появился новый шрам в уголке рта. Она таяла у меня на глазах, как будто стирала себя из реальности.

В тот раз я хотел причинить ему боль. Не просто остановить его, но и причинить ему настоящую боль. Я хотел показать ему, каково это.

Но я сдержал себя. Едва-едва. Когда перед глазами всё застилало красным, я подумал о мистере Уолтоне и шахматной доске. «Иногда лучшее нападение – это хорошая защита».

Поэтому я защищался. И ему ничего не было. Но я знал, что он не сможет долго оставаться хорошим. Этот мужчина был бомбой замедленного действия.

Я знал, что это так, но всё равно заснул. Это моя грёбаная вина.

Я слетел вниз по лестнице, когда дом огласился звуками удара кулака по плоти, глухим стуком падающего тела и криками, вызванными алкоголем.

Я нашёл их в гостиной. Он стоял над ней, гневно сжав правую руку в кулак. Бицепс взбугрился. Челюсти стиснулись от ярости, которая овладела им. Он набирал вес, в то время как моя мать его теряла. Словно он высасывал из неё жизнь, как один из тех вампиров из книг, которыми Слоан теперь была одержима.

– Прости, – надломленно прошептала мама. Она лежала, прижавшись к плинтусу. Кровь с её лица заливала гипсокартон и пол. Она пропитывала футболку, которая безвольно свисала с её костлявых плеч.

Он злобно пнул её по рёбрам.

– Прекрати! – приказ вырвался из моего горла.

Он повернулся и уставился на меня своими мёртвыми, налитыми кровью глазами.

– Это из-за бухла, – говорил он, когда трезвел. Когда мама перевязывала костяшки пальцев, которые он разбил в кровь о наши тела. – Этого больше не повторится.

Я ненавидел его. В тот момент время застыло, и я настолько переполнился ненавистью, что у меня подкосились колени.

– Что ты мне сказал? – потребовал он. Слова были отчётливыми и угрожающими. Его язык не заплетался, когда он пил. Всё становилось лишь резче, злее.

– Я сказал, прекрати, – повторил я, когда перед глазами начала появляться знакомая красная дымка. Моё сердцебиение отдавалось где-то в основании черепа, и я наслаждался выбросом адреналина в кровь.

– Люсьен, уходи, – умоляла мама, стоя на четвереньках.

Он снова пнул её, даже не взглянув на неё. Удар его ботинка отбросил её на пол, где она свернулась калачиком, заскулив.

И тут я увидел это. Длинный рваный порез на её предплечье. Блеск металла в его левой руке.

– Никогда не повышай на меня свой бл*дский голос в моём бл*дском доме, парень, – сказал он.

Мой взгляд был прикован к ножу, который я вымыл и убрал в ящик на кухонном столе. На лезвии была кровь. Он порезал её. И теперь он замахивался им на меня.

– Иди ты нах*й! – закричал я. В моей голове словно лопнула резинка. Я больше не был послушным сыном-подростком. Я не был миротворцем или защитником. Я стал им самим.

Ярость, какой я никогда прежде не испытывал, заставила меня пересечь комнату. Мои руки вцепились в его потную футболку. Они выглядели как его руки. Большие, покрытые синяками, способные разрушить всё.

Это засело у меня в голове, как зазубренный камень.

Он казался слегка удивлённым. Потому что я знал своё место. Я не сопротивлялся. Но сегодня я это сделал. Сегодня всё закончится до того, как он прикончит одного из нас.

Я использовал его удивление себе на руку и отбросил его к стене, к которой он бесчисленное количество раз прижимал меня и мою мать. Мой кулак взлетел и врезался в его бетонную челюсть. Боль отдалась где-то вдалеке. Я слышал, как на фоне вскрикнула моя мать.

Теперь кричал он. Ужасное, отвратительное насилие. Такое, какое приберегаешь для врага, который отнял у тебя всё. Не для сына, который когда-то хотел, чтобы ты гордился им.

Он замахнулся на меня ножом. Но я не почувствовал ничего, кроме жгучего гнева, который никогда не угаснет. Потребности разрушать. Было так приятно наконец-то обрушить все это на него.

Новая боль подпитывала меня. Я вырвал нож у него из рук и швырнул его на пол. Его кулак угодил мне в висок, и всё пошло кувырком. Но я не рухнул. Я не упал, не умолял и не плакал.

Я сорвался.

Я не останавливался, пока он не упал. Пока он не стал умолять, плакать.

«Каков отец, таков и сын».

Я слышал это в своей голове, как повторяющуюся мантру. Снова и снова. Сквозь далёкий звук бьющегося стекла.

«Каков отец, таков и сын».

Сквозь тихий плач моей матери.

«Каков отец, таков и сын».

Я продолжал. Я продолжал размахиваться, уворачивался от его кулаков, продолжал бить, даже когда у меня зазвенело в голове. Даже когда красный цвет сменился на сине-белый, а затем снова на красный.

Слоан

Мои руки дрожали, пока я сжимала в них беспроводной телефон. Мне хотелось плакать или блевать, и я была совершенно уверена, что прежде чем всё это закончится, я сделаю и то, и другое.

Я дала Люсьену обещание. Он был непреклонен. Но если я ничего не сделаю, кто-нибудь пострадает. По-настоящему пострадает.

Я видела, как мистер Роллинс возвращался домой. Крышка топливного бака в его грузовике так и осталась открытой. Он выехал на встречную полосу, затем снова вильнул, чтобы объехать миссис Клемсон, выгуливавшую двух своих сенбернаров. Выкрикивая ругательства в адрес женщины, он слишком сильно нажал на газ, а затем резко затормозил, остановившись всего в нескольких дюймах от двери собственного гаража.

За последний год было так много случаев, когда я хотела рассказать родителям. Но Люсьен взял с меня обещание. Я должна была оставаться в стороне и позволить ему разобраться с этим.

Он никогда не говорил об этом. Но я знала достаточно, чтобы подмечать признаки. Я всегда держала окно незапертым, но в плохие ночи оставляла его приоткрытым на дюйм или два и, укрывшись одеялом, сидела на подоконнике, прислушиваясь.

Раз уж я не могла этому помешать, я могла, по крайней мере, пережить это вместе с ним.

В чём-то мы были так близки, но в чём-то оставались практически чужими.

В школе я видела Люсьена. Красивый мальчик со свитой. Тот, кто подмигивал мне или дёргал за конский хвост, когда никто другой не видел.

Ещё был Люсьен, который три раза в неделю ужинал за столом моих родителей. Вежливый, уважительный, тихий. Тот, кто вызвался учить меня водить машину на школьной парковке по воскресеньям, после того как моя мама сказала, что у неё от этого подскакивает давление.

А ещё был Люсьен, который влезал ко мне в окно. Он был забавным, задумчивым, умным и интересовался мной. Мы часами спорили о музыке, фильмах и книгах. Иногда он читал то же, что и я, просто чтобы обсудить сюжет. Он даже тренировал меня во время моих первых настоящих отношений с Тревором Уитмером, тромбонистом-второкурсником, у которого дома имелся бассейн.

Был июнь. Во вторник Люсьену исполнится восемнадцать лет. В тот же день он заканчивал школу. Казалось, что над нашими головами висят тикающие часы. Он вёл себя как выпускник старших классов. Планы на лето и футболки для колледжа. Но сколько бы раз я ни пыталась расспросить его об этом, он не открывался. Иногда казалось, что он хочет знать обо мне всё, не раскрывая ничего о себе.

В ночном воздухе я услышала ещё один приглушённый крик и съёжилась, прижимая телефон к груди.

Люсьен почти всегда приходил после. После драки. После того, как его отец вырубался или снова уходил. После того, как его мать успокаивалась. О нём никто не заботился. Поэтому я запаслась бинтами и неоспорином в своей тумбочке. Иногда я тайком спускалась вниз, чтобы положить кубики льда в пакетик или поискать что-нибудь перекусить.

Он доверял мне настолько, что сказал об этом. Возможно, это означало, что он также доверял мне в том, что я поступлю правильно, даже если он этого не хотел, рассуждала я.

Я нервно прикусила губу. Я не могла просто сидеть здесь, в своей уютной комнате, со своей уютной жизнью и ждать, пока его отец перестанет причинять ему боль. Друзья так не поступают. Так не поступают, когда любят кого-то, а я любила Люсьена.

Каким именно образом, я точно не знала. Я просто знала, что люблю его, и не могла больше видеть, как ему причиняют боль.

Я открыла окно и вылезла на крышу крыльца.

Была почти полночь. Мои родители, должно быть, спали уже несколько часов, и я не могла вбежать к ним в комнату, рассказать всю историю, а затем попросить их позвонить в 911. Или могла?

Честно говоря, мои родители были просто классными. Они бы позвонили в 911, а мой отец побежал в соседний дом и попытался бы всё уладить.

Я понимала, что время от времени необходимо снижать градус напряжённости. Но мистер Роллинс, похоже, был из тех парней, которые не дадут тебе закончить даже первое предложение и сразу врежут кулаком. И я не хотела, чтобы мой отец пострадал. Кроме того, он был бы раздавлен, если бы узнал, что происходит по соседству. Они с мамой почувствовали бы вину за то, что не заметили признаков. И они попытались бы как-то загладить свою вину, что только смутило бы Люсьена и заставило его начать избегать меня.

Я ненавидела мистера Роллинса с такой преданной страстью, которая, казалось, запечатлена только в великих произведениях художественной литературы. Каждый раз, когда я видела его, я впивалась в него взглядом, желая, чтобы он это почувствовал. Обернулся и увидел, как я мечу в него отравленные взгляды. Знал, что он не одурачил всех. Что я знаю его маленький грязный секрет.

Но он никогда не замечал меня. Ни разу не взглянул в мою сторону. Наверное, так лучше. Тогда, когда я приведу свой план в действие, он и понятия не будет иметь, что я сыграла определённую роль в его карме.

У меня было много планов. Целая тетрадь. Как добиться ареста мистера Роллинса, чтобы Люсьен смог поступить в колледж. Я написала это на первой странице, крупным шрифтом, своим любимым фиолетовым маркером. На внешней стороне блокнота я нацарапала «Заметки по географии», чтобы никто не совал нос в чужие дела.

В последнем плане, который я набросала, пункт «арестовать» был пропущен, и я сразу перешла к пункту «убить его». Я заметила, что мистер Роллинс каждые несколько месяцев менял тормозные колодки на своём грузовике, прямо на подъездной дорожке – вероятно, потому, что он садился за руль пьяным и постоянно резко ударял по тормозам, чтобы избежать столкновений. Я подумала прокрасться туда, пока он лежал под машиной, и снять стояночный тормоз.

Потом я бы подождала, убедилась, что его раздавило, и с дрожью в голосе позвонила бы в 911.

Более реалистичные планы, которые не предполагали совершения убийства, независимо от того, насколько он заслуживал, чтобы его рожу прикончили, были сосредоточены на привлечении внимания независимого свидетеля.

Например, футбольный тренер Люсьена, который наверняка задумывался о синяках. Или, может быть, соседи, жившие по другую сторону от семьи Роллинс. Вот только у мистера Клемсона был слуховой аппарат, которым он редко пользовался, а миссис Клемсон была так занята своей болтовнёй, что, казалось, не слышала никого другого.

Я разберусь с этим и заставлю его остановиться. Тогда Люсьен сможет поступить в колледж и не беспокоиться о своей маме, и он будет счастлив. По-настоящему счастлив.

Приглушённый крик заставил меня вздрогнуть. За этим последовал звук бьющегося стекла. Громкий звук бьющегося стекла. Как я догадалась, в окне их гостиной.

Мои пальцы набрали 911 ещё до того, как я окончательно приняла решение.

Жуткую тишину нарушило рыдание, и я поняла, что оно исходит от меня.

Я дрожала так сильно, что у меня стучали зубы.

Один из нас должен был покончить с этим сегодня вечером. И если это означало, что он будет ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, то, по крайней мере, у него будет такая возможность.

– 911. Что у вас случилось?

– Мужчина бьёт своих жену и сына. Это звучит ужасно. Пожалуйста, пришлите помощь, пока не стало слишком поздно, – мой голос сорвался.

– Хорошо, дорогая, – сказал оператор более мягким тоном. – Всё будет хорошо. Какой адрес?

Мне потребовалось две попытки, чтобы выдавить из себя слова между всхлипами.

– Полицейские уже едут к вам.

– Скажите им, чтобы поторопились и были осторожны. Мистер Роллинс – крупный парень, он постоянно пьёт и садится за руль пьяным, – сказала я, перечисляя причины, по которым я ненавидела этого человека.

– Ладно. Полиция разберётся с этим, – пообещал он.

– Спасибо, – прошептала я, вытирая глаза рукавом. Здесь, на крыше, было холодно. Холодно и одиноко ждать, когда с Люсьеном всё будет в порядке.

– Это ваши соседи? – спросил оператор.

Я услышала вдалеке вой сирен и захотела, чтобы они приблизились поскорее.

– Он мой друг, – прошептала я.

Люсьен

Наручники впились мне в запястья. Подошвы моих ног были исцарапаны осколками стекла, пока Уили Огден выводил меня через парадную дверь. Из дюжины порезов на моём лице и руках текла кровь. Мой отец успел оставить на моих рёбрах неглубокий порез ножом, прежде чем я отнял у него оружие. У меня болела голова, и я с трудом обращал внимание на то, что говорили люди. Всё было как в тумане.

На улице перед домом стояли две патрульные машины, а на подъездной дорожке была припаркована машина скорой помощи. У всех трёх машин были включены мигалки, оповещавшие всех соседей о моём позоре.

Тут присутствовала небольшая группа обеспокоенных соседей в халатах.

– Что вы делаете? – Саймон Уолтон направился ко мне с огнём в глазах и с кошками на пижамных штанах.

Я отвернулся, не желая видеть осуждение в глазах человека, которого я привык считать своим приёмным отцом. Но его гнев был направлен не на меня. Он встал между мной и начальником полиции и ткнул пальцем в дряблую грудь Огдена.

– Какого чёрта ты творишь, Уили?

– Я арестовываю этого мелкого придурка за то, что он пытался порезать своих родителей кухонным ножом, – сказал шеф полиции достаточно громко, чтобы услышали соседи.