Текст книги "Наследство от Данаи"

Автор книги: Любовь Овсянникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Павла Дмитриевича и Евгению Елисеевну она встречала часто, но чувствовала себя при встречах неловко, не знала, как держаться. Поэтому и обходилась тем, что натянуто здоровалась и быстро пробегала мимо. Обижаются, наверное, на нее. Было время, когда ее избирали председателем сельсовета, и она пробыла в этой должности два срока подряд. Наверное, Низины отец и мама думают, что, став высокопоставленным местным чиновником, она зажила по-барски, возгордилась, начала сторониться простых людей.

Ой, какая молодость немудрая! Истинно, она есть маленький неказистый камешек в алмазной чаше. Почему я не умела в меру своих возможностей влиять на обстоятельства, не умела подчинять их себе, а вместо этого делалась их рабой? Так оскорбительно пренебрегала людьми, возле которых выросла, возле которых находила тепло и приют! Надо исправить положение, только без резких движений, дипломатично.

Раиса Ивановна вспомнила, как Низе родители надумали отметить день рождения, когда ей исполнялось шестнадцать лет – возраст получения паспорта. Они пригласили к себе гостей, в том числе и ее родителей не как соседей, а как родственников – ее мама и Евгения Елисеевна были троюродными сестрами.

Воспоминания посыпались, словно кто развязал сумку с орехами. Припоминались такие мелочи, которые человеческая память не держит на поверхности, а спрессовывает и прячет в далекие запасники.

Как-то мама сказала:

– Черт знает, что за имя придумали девушке – Нинзагза! Это Павлова работа.

– Ниназа, – поправила ее Раиса.

– Я же и говорю! Это их заставили в сельсовете согласиться с этим, а для отца она – Нинзагза. И опять же, ну зовите ребенка Ниной, как люди. Нет – Низа!

А через месяц или два попалась Раисе книжка Ивана Ефремова «Туманность Андромеды», где одну из главных героинь тоже звали Низой – Низа Крит. И вот в этот день рождения Низы она напомнила маме, что имя подруге дядя Павел не сам придумал, что есть такое имя на свете.

– Отцепись! – отмахнулась Мария Сидоровна. – Низа, так Низа. Нам из того воду не пить.

– Хорошо звучит, – сказала Раиса, мечтая о чем-то нечетком, далеком, неопределенном.

– Не всем, значит, так нравится, как тебе, иначе бы ей не придумали прозвище, – вмешался в разговор отец, вывязывая перед зеркалом узел галстука. – Пойду без него, – после нескольких попыток бросил он на диван тоненькую полоску ткани. – Я обычный слесарь, и имею право не носить на себе всякую чертовщину.

– Как знаешь, я тебя не заставляю, – разочарованно согласилась Мария Сидоровна. – А какая у Низы кличка?

– Угадай! – затеял игру Алексей Игнатович.

– Как же я угадаю? У детей такая фантазия, что куда нам, взрослым, к ним.

– Доча, какую кликуху вы придумали твоей лучшей подруге? – спросил отец у Раисы. – Давай, сознавайся на чистоту, – отцу было весело, приятно, что они идут в гости к соседям – тихим, сдержанным людям, к которым он хорошо относился, и сейчас говорил об имениннице со скрытым теплом.

– Креолка, – едва не разревелась девушка. – Это не мы придумали.

– А кто?

– Тайка, ее сестра из Харькова.

– Это Хвыськина внучка?

– Да. Они дружат, когда Тайка приезжает сюда на каникулы. Ей нравится это слово.

– Кому это «ей»?

– Тайке. Она и в письмах Низу так называет. «Креолочка, моя сестричка...» – начинает. Я читала.

– Какая она ей сестричка? Почему «сестричка»? – спросил Алексей Игнатович у Марии Сидоровны.

– Сейчас вспомню. Значит, так, эта Тайка из Харькова приходится внучкой родной тетке Евгении, то есть Низа и Таиса – троюродные сестры.

– Ого! Куда тебе, большая родня. Только какая из Низы креолка? Твоя Тая, – отец обратился к Раисе, – сама креолка.

– А они – роднятся! – воскликнула Раиса, будто попрекая за что-то родителям, и выскочила из комнаты.

А потом Низа вышла замуж за парня с фамилией Критт. Странная эта фамилия имела не славянское происхождение и не склонялась по падежам. Случаются поразительные совпадения! И как после этого не верить в судьбу?

Имя Креолка, как и Низа, Раисе нравилось, почему-то оно казалось похожим на подругу – чернявым, оттененным бирюзовым цветом моря, спрятанным за сиреневой вуалью. Возможно потому, что Низа отдавала предпочтение этим цветам в своей одежде. Ей они были к лицу, особенно черный и сиреневый.

После слов отца Раиса занервничала. Значит, креолка – это что-то подозрительное, а она и сама зачастую грешила, называя так Низу. Деваться некуда – в школьной среде бывают ситуации, когда по-другому общаться не получается. Надо употреблять придуманные имена, пользоваться сигнальным, птичьим языком. Теперь этого в школе даже до отвращения много. А тогда придавало ученическому общению налет избранности их круга, такой себе изысканный шарм. В конце концов так оно и было.

Не долго думая, Раиса подалась в библиотеку.

– Где можно посмотреть слово? – спросила у библиотекарши, не имея понятия о словарях и энциклопедиях, да и никто тогда о них представления не имел.

– Какое? – спросила та.

– Я самая посмотрю, – ответила Раиса.

– Ох, какие мы упрямые, – прокомментировала библиотекарша Раисино настроение и подала ей две книжки – «Толковый словарь» и «Словарь иностранных слов».

– Это, – открыла книгу на первой попавшейся странице и показала на выделенное шрифтом слово, – называется вокабула, то есть слово, которое объясняется. Вокабулы располагаются по алфавиту. На какую букву начинается твое слово?

– Я самая хочу!

– На! – сердито ткнула библиотекарша книги и отошла.

Раиса открыла «Словарь иностранных слов» и нашла слово «креолы». Оно означало – потомки португальских и испанских колонизаторов, живущие в странах Южной Америки. «Чего они там живут, эти потомки? – подумала Раиса. – Ехали бы в свои страны». И она пошла домой в полном замешательстве. При чем к Низе креолы? Она же не испанка, не португалка и не живет в Южной Америке.

А когда, отбросив стыдливость, поделилась своим открытием с Низой, та объяснила:

– Там не все написано. Креолы – это люди, родившиеся от смешанных браков между конквистадорами и индейцами. Так называют еще и тех, кто родится от россиянина и алеутки, например.

– Оскорбительно как-то, – сказала Раиса. – Индейцы, алеуты... Ничего не понимаю. Что в них общего?

– Да, немного оскорбительно, так как подчеркивает, что кто-то из родителей принадлежит к малоразвитой нации. Это и есть то, что в них общее. В моем случае, если учесть древность и высокую развитость ассирийцев, значит, что неразвитыми Тая считает украинцев.

– Еще чего не хватало! —возмутилась Раиса и больше ничего не сказала.

Но после этого она постаралась, чтобы Низу так не называли. Даже втайне от девочки написала Тайке письмо в Харьков. Сначала объяснила ей все о креолах, а потом от души выругала за унижение собственного народа.

Да, упрямства в ее характере всегда было хоть отбавляй.

8

Дети поотвыкли от дисциплины, и в классе стоял шум, будто слетелись грачи на свежевспаханное поле.

Раиса Ивановна не унимала их – все равно еще не все собрались, так пусть покричат. Она лишь молча осматривала каждого. Подросли, возмужали, стали другими. Невольно ловила новое в их взглядах, движениях, повадках и безошибочно прочитывала, по какой причине оно возникло.

Татьяна Коржик изменила прическу, но сидит тихо, не сводит сияющего взгляда с одноклассников. Но вот Раиса Ивановна уловила в ней какое-то напряжение. Ждет кого-то! Вон оно что, влюблена, все поняло.

Толя Ошкуков, как всегда, опрятный, нарядный, тщательно причесанный. Взгляд – спокойный, движения – сдержанные. Раскованный, но подобранный. Полная уравновешенность и гармония, хороший мальчик, не избалованный.

Рыжуха! Только посмотрите, как она поводит плечами, как вертит своей острой попкой, как играет бедрами. А в глазах – хищность, неукротимость, готовность к нападению. Неужели стала женщиной за лето? С кем же это? Ой, задаст она мне хлопот. Ведь ей еще круглый год сидеть за партой. За это время с таким темпераментом и с такой поспешностью можно и в подоле принести.

Тамила. Как же! Вукока. Глаза опущены вниз, ни на кого не смотрит, сама себе – пуп земли. А эти простачки – Сергей и Игорь – так и вьются вокруг нее, так и стелются, толкают боками друг друга, каждый старается сесть рядом с нею. И пока что никому это не удалось.

Но вот зашла Саша Верхигора. Напрасно считают, что она отстает в развитии. Девушка, может, без вихрей и фантазий в голове, но практичная, здравомыслящая, наблюдательная. А что науки ей не даются, так это ж такое – не каждого во время рождения Господь по головке гладит. Саша посмотрела на одноклассников, отыскивая место для себя. Заметила напряжение возле Вукоки, и пошла к Татьяне Коржик.

– Привет, – сказала сдержанно и села рядом.

– Привет, – Татьяна встала из-за парты: – Извини, мне надо выйти.

Она отсутствовала больше минуты, а когда снова зашла, то села на последнюю парту, незанятую. Ее маневр остался без внимания одноклассников, чего Татьяна и добивалась. Э-э, нет, кое-кто заметил.

– Саша, иди ко мне, – позвала Александру Верхигору Тамила.

Девушка послушно подошла, оттеснила ребят и села возле Вукоки. Сразу в классе возникла упорядоченность. Сергей и Игорь перестали толкаться в проходе между партами, окружая Тамилку. Чуть не за ухо вытащили из-за парты Петра Крипака, сидящего позади Тамилки, и оба уселись там с видом победителей. Конечно, никто не получил преимущества, значит, никто и не проиграл. Интересно, как у Тамилки сложится жизнь? Рассудительна очень, не по летам, не навредила бы себе. Там же мамочка – подарок судьбы. Правда, Тамилка не разрешает собой командовать.

Так, Крипачок пошел к Ошкукову. Вот и молодец. Вид – абсолютно спокойный, дескать, понимаем, что к чему, и все – о’кей.

Кто у нас без пары за партой? Ага, Рыжуха и Золушка. Тьху! – Раиса Ивановна не заметила, как перешла на сленг своих воспитанников. Нет, еще вон Киля Калина сидит сама.

В класс вбежал запыхавшийся Василий Мищенко:

– Я не опоздал?

– Нет, садись, успокойся. Сейчас будем начинать, – Раиса Ивановна автоматически пересчитала головы над партами. – Кого еще нет? – спросила, чтобы сосредоточить одиннадцатиклассников на себе, усмирить.

Гам, который начал было затихать, взорвался снова:

– Алексея! Кринички! – в один голос запели Сергей и Игорь.

– Горики! – громче всех прокричал Петя Крипак. – Надежды.

– Слышу, слышу, она еще не приехала из Киева, – успокоила мальчика Раиса Ивановна, понимая его романтическое волнение.

– А я уже вот! – появился Алексей Криница. – Кто меня здесь вспоминал, не забыл?

О, какая самоуверенность! Что ему ее придает? Как молоденький петушок, аж подпрыгивает от любования собой.

– Кому ты нужен! – кокетливо подвинулась на скамейке, освобождая для него место возле себя, Валентина Рыжуха.

При этом она успела повернуться к Татьяне Коржик, бросить на нее ироничный взгляд и прыснуть смехом победительницы.

Вот и отгадка. Ах, вы ж стервы малые! Полюбились, значит, где-то под звездами на травке.

Со стороны Рыжухи это был вызов. Алексей интуитивно это ощутил и заколебался, хотя глаза его блестели от возбуждения, юности, бодрости.

Раиса Ивановна отошла к окну, и оттуда осматривала класс. Кроме Надежды Горик, не пришли несколько человек. Можно было еще подождать. И здесь ее взгляд встретился с чьими-то большими серыми глазами, излучавшими ожидание, надежду, призыв. Это были глаза Татьяны Коржик. В тот же миг эти глаза заметил и Алексей, заметил в них укор и благосклонность, отвагу и сдержанность. Пройти к последней парте и сесть возле Татьяны он не мог – еще были свободные места возле Акулины Калины и возле Петра Крипака, было несколько незанятых парт и, в конце концов, что-то значил вызов Рыжухи, на который нельзя было реагировать резко ни в сторону «да», ни в сторону «нет».

Алексей перевел растерянный взгляд на учительницу.

– Таня, – позвала Раиса Ивановна девушку. – Подойди сюда. А ты чего торчишь, как елка? – обратилась к Алексею. – Садись возле окна, – показала на пустую парту, куда попадали лучи заходящего солнца и поэтому там никто не сел. – Уже не жарко, – сказала ему, а потом обратилась ко всему классу. – Дети, садитесь ближе к столу, чтобы всем было хорошо слышно.

Алексей уселся на указанное классной руководительницей место с видом независимого, но послушного ребенка. Глядите, какой херувимчик!

– Держи вот, – Раиса Ивановна дала Татьяне ключи от учительской, – пойди, позвони Павлу Дмитриевича.

– А что ему сказать? Он во дворе гулял, когда я сюда шла.

– Ничего, звонок телефона он услышит. Спроси, как дела, как чувствует себя Евгения Елисеевна, и обязательно поинтересуйся здоровьем их дочери Низы Павловны. Скажи, что мы хотим пригласить ее на торжественную линейку. Так сможет ли она приехать или нет.

– Она в больнице лежит, я от тетки Евгении слышала, когда воду из колодца набирала.

– А что с нею?

– Сердечный приступ был, очень тяжелый. Но, кажется, опасность миновала.

– А вчера, вчера как она себя чувствовала? – вырвалось у Раисы Ивановны незаметно для нее самой, так как мысли заметались в голове испуганными птицами.

– Тетка Женя сказала, что только этой ночью она пришла в сознание. Ей дежурная медсестра в двенадцать часов позвонила и успокоила, что кризис позади.

– Господи, в двенадцать? Вечера?

– Да, то есть вчера поздно вечером. Медсестра позвонила сразу, как Низа Павловна очнулась. А до этого двое суток без сознания находилась, – рассказывала Татьяна.

– Ага, – Раиса Ивановна узнала то, что хотела, но у нее еще были долги перед Низиными родителями. Начатое дело надо довести до конца, это и есть та истина, которая неожиданно открылась ей. – Все равно позвони, расспроси, о чем я сказала, передай привет от меня, от всего класса. Пожелай, чтобы Низа Павловна быстрее выздоравливала. Может, к первому сентября она поднимется. Как ты думаешь?

– Да, она настойчивая, обязательно поднимется, – сказала Татьяна и улыбнулась.

– Спроси у Павла Дмитриевича телефон Низы Павловны. Только запиши, чтобы не перепутала случайно чего. Потом отдашь мне.

Татьяна побежала, а Раиса Ивановна начала урок. Внимание подвижных, как тучи, детей прикипело к ней, все остальное для них перестало существовать, – дети любили своего классного руководителя.

– Предстоящий учебный год, – сказала Раиса Ивановна, – будет для нас волнующе приятным. В этом году нашей школе исполняется полстолетия. Когда она была построена, Василий, – обратилась Раиса Ивановна к Мищенко.

– Ой, – растерялся Василий и начал долго изучать поверхность парты. – А, вспомнил. Надо вычесть даты…

– Слабенько, – подытожила учительница. – Даты не умеешь вычитать и истории поселка не знаешь. Поэтому вот вам задание первое: восстановить в памяти прошлое нашего селения.

– Как это? – спросил Петрусь Крипак.

– Просмотрите дома свои прошлогодние записи, – помните, у нас были воспитательные часы на эту тему?

– С первым вопросом понятно, – сказал Сергей Громич. – А второй какой будет?

– Не спеши. Так вот, дети, к этому празднику готовятся торжественные мероприятия, в том числе большая концертная программа, состоящая из репертуара нашей школьной самодеятельности. И я прошу тех, кого Елена Васильевна пригласит на репетиции, отнестись к этому добросовестно, чтобы мне не пришлось краснеть за вас.

– Не волнуйтесь, не подведем, – заверил Игорь Куница, первый школьный солист, чем и покорил привередливое сердце Тамилы Вукоки, и не только ее. – Она уже предупредила, чтобы я пришел. Сбор назначен на пятницу, на восемнадцатое число, – уточнил он для порядка.

Мальчик не подозревал о своих преимуществах, и в их дуэте с Сергеем Рудиком верховодил Сергей. Возможно, потому что имел яркую внешность – высокий рост, широкие плечи, узкую и гибкую талию – и это позволяло ему чувствовать себя свободно, независимо, хотя осознанного в том ничего не было. Природа сама пока что руководила мальчиком, вооружив его тонкой интуицией. А Игорь с первого взгляда не бросался в глаза, держался скромно, даже как-то закомплексовано.

– И меня уже приглашали на репетицию, – отозвалась Киля Калина.

– И меня, и меня, – послышались голоса других участников школьной самодеятельности.

– Понятно. Теперь второй вопрос. Этот учебный год будет проходить, что естественно и закономерно, в свете нашего юбилея. И было бы хорошо прибавить к основным торжествам что-то свое – интересное, полезное и содержательное, что могло бы на круглый год наполнить нашу жизнь смыслом и оставить после нас след в истории школы.

– Давайте соберем гербарий, а после окончания школы оставим его здесь на память о нас, – послышался несмелый голос Саши Верхигоры.

– Предлагаю сделать большой аквариум и завести рыбок. Пора заводить в нашей школе живой уголок.

– А кто будет присматривать за рыбками? – возразили Толе Ошкукову.

– Зачем за ними присматривать? Зимой они сами подохнут от холода.

– Ты еще своих мышей сюда принеси!

– Лучше покрасить окна и прицепить табличку, что это наш подарок школе, потому что дирекция еще сто лет не приведет их в порядок.

– Тамила! Не ждала от тебя такой резкости. Дети, не устраивайте базар, – прекратила Раиса Ивановна пустую болтовню. – Идея с гербарием мне, в самом деле, понравилась. Ты, Саша, можешь сама это сделать. А нам нужно что-то масштабное, массовое. Если не возражаете, я внесу свое предложение.

В классе одобрительно загалдели. Этот гул прокатился затихающей волной и растаял в тишине – одиннадцатиклассники ждали чего-то необыкновенного. «Ну, чистые тебе дети, – подумала Раиса Ивановна. – Ждут конфетку, какую-нибудь диковину из кармана».

– Давайте начнем собирать местный фольклор: легенды, мифы, повествования, документальные свидетельства и тому подобное. А что? Объявим конкурс на лучшее сочинение, выберем жюри. Попробуем сначала в классе, а потом, если получится что-то стоящее, пригласим присоединиться учеников других классов, по их желанию.

– А нам тоже можно принимать участие в конкурсе по желанию? – невинно спросил Григорий Траппер.

Об этом Раиса Ивановна не подумала, почему-то была уверена, что идея заинтересует исключительно всех, подстегнет молодой энтузиазм, что дети напишут много замечательных произведений, и в тех произведениях к ней стекутся воспоминания людей, которым есть что сказать, а сами они написать не умеют, словом, намечтала себе всего наилучшего. И вот – в ее небесные палаты залетела первая земная ласточка.

– Нет, попробовать написать сочинение должен каждый из вас, иначе не стоит и начинать. Это уже будет не дружная инициатива нашего класса, не образец для подражания, не полезное начинание в честь юбилея школы, а клуб по интересам.

– Ты что, в натуре, губишь дело? – цыкнул Славка Мацегоров на своего хитроватого приятеля.

– Так ведь снова все будет несправедливо, – огрызнулся Григорий. – Сочинение есть сочинение. А я наделаю ошибок или предложение неудачно построю, и прощай победа, – пусть я хоть и наилучший материал соберу.

– Я тоже могу ошибок наделать, – поддержала Григория Оля Дидык, слабенькая ученица, ограниченная и ленивая.

– Писать письменную работу по литературному произведению легче. Там лишнего не накрутишь, так как можно текст из учебника запомнить, – прибавил сомнений Николай Лоскутов.

– Дайте и мне сказать, – вскочил Евгений Дычик. – Значит так. Нужно создать издательскую группу, ввести туда редактора, корректора. Кого там еще надо?

– Замечательная мысль, – подхватила брошенную судьбой соломину Раиса Ивановна. – Молодец Евгений. Сочинения соберу я, а издателям буду отдавать без фамилии, чтобы не сработали личностные симпатии.

– А почерк? – подала голосок Галина Пискун.

Но Раиса Ивановна уже получила завершенное, полное представление о будущем мероприятии, имела уверенность, что идея будет жить, более того – станет началом долголетней работы. Непрерывный конкурс, итоги – раз в квартал, издание газеты, организация кружка «Молодое перо», отбор талантливых детей, целевая подготовка... Одним словом, Васюки – шахматная столица мира.

– Все, все, все! Заканчиваем. Сочинения отпечатаем на машинке или на компьютере. Я это беру на себя. Еще организационные вопросы есть?

В класс возвратилась Татьяна и подала учительнице бумажку с номером телефона.

– Вот! Там уже все хорошо.

– Спасибо, – Раиса Ивановна показала на парту, где сидел Алексей. – Садись, не трать время. Пиши. Алексей, – обратилась она к мальчику: – повтори Татьяне, о чем мы тут говорили. – Так вот, – продолжала учительница. – Дивгород имеет собственный оригинальный фольклор, традиции и обычаи, имеет свое культурное лицо. Долгое время он был большим ярмарочным центром юга России. Но после семнадцатого года в его истории произошли изменения, и он потерял свое значение, сократив связи с окружающим миром.

Раиса Ивановна коротко рассказала детям историю поселка, познакомила с основными ее вехами, уточнила некоторые даты, назвала фамилии известных людей.

– Представляете, какой здесь происходил культурный обмен, сколько сюда приносилось инородного и как оно здесь, будто в тигле алхимика, переплавлялось и переходило в жизнь местного населения. А потом ничего этого не стало. Со временем дивгородцы начали забывать о своем бурном прошлом. Но кое-что осталось. Есть семьи, в которых уважают и берегут старину, передают ее сказания из поколения в поколение. Вот вы и найдите таких людей, носителей наших древних культурных ценностей. Теперь еще одна деталь, сугубо между нами, – она улыбнулась, словно сама сейчас была одиннадцатиклассницей. – Постарайтесь не разглашать информацию о наших поисках и своих собственных достижениях, то есть давайте, извиняюсь, меньше болтать. Мы начинаем солидное дело, основательное. Такой размах не терпит суеты и преждевременной огласки. От этого наше начинание может лишь потерять свежесть восприятия, а в конце концов и вес. Договорились?

По классу прошелся гул одобрения. Идея увлекла ребят. Они неохотно покидали класс, сбились в группки и оживленно обсуждали, как начать работу, какие темы разрабатывать в первую очередь, как охватить все информационное пространство и ничего не оставить без внимания.

– Вся полнота тем должна принадлежать нам. Если даже кто-то и попробует перехватить эту инициативу, то уже пойдет по нашим стопам, – горячился Толя Кука.

– Где, где брать материал? – бегала от группки к группке Оля Дидык. – Я никого в селе не знаю, мы здесь только три года живем.

– Надо составить список старейших жителей Дивгорода, – догадалась Рыжуха. – Только отбросить тех, кто живет здесь в первом поколении или втором, они мало знают.

– Дети, продолжим обсуждение во дворе, – вмешалась Раиса Ивановна. – Уже поздно, охранник нервничает, ему надо закрывать школу.

Охвативший их азарт не обошел никого. Юноши и девушки медленно выходили из школы. На улице к учительнице подошла Татьяна Коржик.

– Вам привет от тетки Жени и дяди Павла.

– Татьяна, – кивком поблагодарив ее, сказала Раиса Ивановна. – Ты пойди к Павлу Дмитриевича и попроси, чтобы он тебе рассказал что-то из своих побасенок.

– Так он же не здешний! – выхватилось у девушки. – То есть приезжий, – покраснев, своевременно нашлась она. – Я, извините...

– Ты ошибаешься, – не обратила внимания на ее смятение учительница. – Во-первых, он родился здесь. Во-вторых, провел детство в Багдаде, жил в румынском Кишиневе, много видел, много слышал, знает несколько иностранных языков. А потом в восемнадцать лет снова возвратился сюда и уже больше не покидал поселок, не учитывая, конечно, войны.

– Ой, спасибо. А можно... – замялась Татьяна.

– Взять кого-то с собой?

– Да, Алексея.

– Бери. Я уверена, что у Павла Дмитриевича хватит рассказов на весь класс.

Как в воду глядела Раиса Ивановна. Не напрасно почти все детство провела в его доме.

«Ну, вот, – думала по дороге домой. – Все наверстаю. Эти живчики накопают такой материал, какой я сама за все сознательные годы не собрала бы».

9

Алексей еще долго оставался в центре внимания одноклассников, и все фантазировал и фантазировал о конкурсе: как да как лучше сделать. Рыжуха не отходила от него ни на шаг, даже за руку хватала, нахалка, в рот заглядывала, поддакивала за каждым словом. Ужас!

Тамилка позвала домой Сашу, и за ними потащились два «хвостика» – Рудык и Куница. Молодец, Тамилка, умеет держаться, настоять на своем. Только, что ребята в ней нашли – кукла синтетическая, безжизненная какая-то. Кажется, она совсем неинтересный человек, умеет лишь молчать с умным видом.

Татьяна сидела на скамейке в стороне и наблюдала за друзьями. Так углубилась в себя, что не услышала, как к ней подошла Киля Калина.

Они с Килей были почти соседями – жилы на разных улицах, но их дома стояли на перекрестке этих улиц с одним и тем же переулком. Огороды их усадеб выходили друг к другу тылами и граничили рядом развесистых шелковиц.

Сейчас Татьяна и Киля мало встречались вне школы, а когда были детьми, то, как кукушки, вдвоем сидели на шелковицах и ждали, когда покраснеет первая ягода, чтобы сорвать ее, еще зеленую, кисленькую. А в пору массового созревания шелковицы обе ходили с фиолетовыми мордочками, руками, коленами, иногда и с фиолетовыми животиками. К сладкому соку приставала пыль, грязь. Хотя выстирай или выбрось, было, детей!

– Пошли домой, – сказала Килина. – Не сиди здесь.

В интонации слов ощущалось, что она понимает ситуацию, звучало сочувствие, читалось желание помочь Татьяне преодолеть в себе боль. Но Татьяна не приняла этого участия.

– Хороший вечер, почему бы ни посидеть.

– Пошли, у меня есть идея, обсудим ее дорогой, – настояла Киля.

– Да, пошли, – Татьяна оторвала себя от скамейки, безнадежно взглянула в сторону, где в окружении одноклассников все еще красовался Алексей. – Такой, значит, был сегодня день, – сказала, обращаясь неизвестно к кому и неизвестно что имея в виду.

«Никогда уже не выпадет мне побыть с ним наедине...» – думала, перебирая в памяти какие-то незначительные детали их встреч, детских, спонтанных. Это «никогда» удручало ее, так как она больше не представляла радости без этого мальчика. Если бы сейчас у нее спросили, кто ей самый родной, самый понятный в мире, она бы сказала, что Алексей. Казалось, что он – это она сама, только в другой, не проявленной ипостаси.

«Изменился, – отметила про себя об Алексее. – Возмужал, стал взрослым». Таким он нравился ей еще больше. Сердце сжимала незнакомая мука, а потом прокатывалась по всему телу и замирала где-то в коленах. Ноги подгибались и не хотели уносить ее душу от Алексея.

Они шли с Килей по главной улице поселка, на много километров бегущей к Днепру. Впереди медленной походкой шла неразлучная четверка, возглавляемая высоким «конским хвостиком» Тамилки Вукоки, словно это был символ независимости ее драгоценной особы.

Да, она, Татьяна Коржик, тоже сумеет взять себя в руки, сумеет преодолеть волнение, запрятать любовь в дальний уголок сердца, не выкажет больше слабости, не выдаст дорогое чувство.

Собирание камней

Раздел второй

1

На следующий день утром Киля Калина и Татьяна Коржик были уже у Павла Дмитриевича. Татьяна ни словом не обмолвилась о планах Раисы Ивановны относительно приглашения Низы Павловны на торжественную линейку. Вышло так, что посетить дядю Павла ее пригласила Киля. И она согласилась, ведь уже была настроена на этот визит.

– С чего начинать будем, девочки? – спросил Павел Дмитриевич, когда они сказали, что пришли за рассказами.

– С какого-нибудь приключения, а лучше расскажите об интересном человеке, не обязательно известном или заслуженном. Важно, чтобы он был колоритной фигурой. С необыкновенной судьбой, – предложила Татьяна.

– Я знаю ваши рассказы о Пепике, о Марке Докуче, как он ездил в «Трускавцы». Так расскажите еще нечто подобное, – попросила Киля.

– А если это будет человек из прошлого? – уточнил хозяин, так как и Пепик, и Марк Докуча были живы-здоровы, а Павлу Дмитриевичу уже надоело отбиваться от их надоеданий и нареканий, хотя о них можно было еще не одну историю поведать.

Мужички, ставшие прообразами его повествований, были ошарашены публикациями, едва познакомились со своими литературными портретами, а потом привыкли к славе, приспособились к ней и захотели еще попасть в художественные писания. Вот и начали преследовать рассказчика, дополнять свои приключения деталями, уточнять подробности, придумывать такое, чего и не было, надоедать, одним словом.

Павел Дмитриевич устал от них, хотел отдохнуть в покое, так как понимал, что надолго оставаться в тени не сможет, не дадут ему. Вот и подтвердились его подозрения – пришло юное поколение, давай, старый, рассказывай о жизни. Разве откажешь?

– О! Это еще лучше, так как и элемент документальности будет, – обрадовалась Татьяна. – Ведь там будут и эпоха, и характеры?

– Обязательно. Как же без этого? – пообещал Павел Дмитриевич. – Ну, тогда слушайте. Правда, этот рассказ лучше подошел бы ребятам, чтобы ценили знания, умели ориентироваться в обстановке...

– А мы чем хуже? – дуэтом вознегодовали девушки.

– Ну, – решился сомневающийся Павел Дмитриевич, – согласен. Я расскажу так, как помню эти события. А вы напишете, как вам надо.

– Ага! – согласились девушки.

2

Ивана Ермака – в селе его называли Яйцом, тут прозвище только один раз произнеси, так оно и присохнет к языку людям – выбрали депутатом местного совета. Тогда для этого достаточно было хорошо работать, быть хорошим семьянином и иметь природную мудрость.

В случае с Иваном все совпадало. Он был искусным кузнецом, причем от постоянного пребывания в сильном грохоте давно утратил остроту слуха, что лишний раз свидетельствовало о его солидном рабочем стаже. Громкий голос, не менее громкий, чем лязг железа, стал у него еще сильнее от приключившейся глухоты. Его утро начиналось с того, что он разжигал горнило, раздувал его, вдувал туда жизнь, а потом настраивал на песню наковальню. Рукоять огромного молота была гладкой, притертой, словно отшлифованной Ивановыми узловатыми ладонями, и поэтому на целый день намертво прилипала к рукам. Ахнет он ею – и брызги огня разлетаются во все стороны. Пока поднимется день и разгонит тьму, так у Ивана уже давно светло: огонь в горниле белый, не хуже солнца. Железо засунешь в него и вынимай обратно, а то сгорит, как тряпка, искры носятся по кузнице, иссекают лицо, замирают светлячками на полу.

– Га, что вы грите? – часто переспрашивал, сводя слово «говорите» к короткой форме, и прикладывал руку к уху наподобие паруса.

Иван дал жизнь трем сынам: – Николаю, Петру и Александру. Но к тому времени Николая уже не было – умер от чахотки. Жену свою Галину Игнатовну, Чепурушечку, очень любил на зависть многим женщинам, у которых мужья полегли под немецкими пулями или, если и выжили, то пьянствовали и туцкали их под бока кулачищами. Последних у нас называли дураками, но их количество от этого не уменьшалось.

Назад к карточке книги "Наследство от Данаи"