Текст книги "Наследство от Данаи"

Автор книги: Любовь Овсянникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

«Ты права, уже все устроилось, – прошептала Низа, докладывая подруге о последних делах. – А за твоей квартирой будет присматривать Елена. Мы так договорились. Так что не волнуйся...».

Разве могла Низа предвидеть, как оно на самом деле будет дальше...

4

Ей на отдых обычно отпускали месяц, но на этот раз не прошло и трех недель, как они позвонили снова.

– Низа Павловна, вы уже наработали идеи для следующего романа? – спросил главный редактор издательства «Антиква» Олег Титович Стариков.

– Чего вы торопитесь? – спросила Низа. – Как продается предыдущая книга?

В последнее время спрос на художественную литературу значительно снизился. О причинах гадать не приходится, как говорят, теперь формула менеджмента состоит в самом менеджменте, это глобальное явление. Поэтому надо было не просто писать, а писать хорошие произведения, чтобы читатели развивали в себе понимание и умение ценить художественное слово, а не просто развлекались или даже начинялись информацией. А это делалось не так просто и не так быстро, как казалось издателям.

– Мы довольны, – ответил Стариков. – Так что, есть у вас что-то в заначке?

– Да, – сказала Низа. – Только это будет дилогия.

– Даже так? – опешил главред. – О чем?

– О жизни, правда, без лишней стрельбы и трупов, хоть я этим и раньше не злоупотребляла. Зато содержательная и интересная. Так как, берете?

– Подходит, – согласился Олег Титович. – Приезжайте, обсудим с директором.

– Тогда готовьте проект договора. А я тем временем возьму билет и сообщу о дате приезда.

– Хорошо, рабочее название дилогия уже имеет?

– Первая книга называется «Гений зла», а вторая – «Зло гения».

– Остроумно. Мне уже интересно, – сказал Олег Титович вежливую фразу и откланялся.

От подобных, привлекательных в коммерческом плане названий Низу, бывало, тошнило. Но ничего не поделаешь, читатель хочет с двух слов понять, о чем книга. При таком ритме жизни он имеет на это право, и надо с его желаниями считаться. Низа вздохнула и позвонила на вокзал знакомой, работающей в кассах дальнего следования, заказала билет на Москву.

– Редчайший случай, – сказала ее знакомая. – Вы можете выехать уже сегодня. И советую соглашаться, так как на последующие несколько дней все билеты проданы.

Что было делать? Низа, конечно, согласилась взять билет на сегодня.

– Я забегу к вам перед самым отъездом, чтобы время не тратить, – предупредила она. – А вы выкупите мой билет, пожалуйста.

– Сделаем, – пообещала кассирша. – Договорились.

Низа быстро побросала в чемодан нужные для поездки вещи, всегда лежащие наготове, похвалив себя за то, что своевременно купила несколько упаковок свежих влажных салфеток – чистое спасение в дороге. Взглянула на часы, поняв, что приготовить еду, которую можно было бы взять с собой, не успеет, вынула из холодильника помидоры и болгарский перец, небольшую баночку меда и яблоки, сложила все в отдельный пакет и тоже засунула в чемодан. Так, чтобы не начинять себя всякой гадостью, предлагаемой современным сервисом питания, этого хватит на трое суток, немного похудею заодно, подумала она. Не помешает.

Она торопилась, так как надо было еще сделать влажную уборку в квартире, искупаться, позвонить родителям и наконец час или полтора поваляться перед телевизором, внутренне настраиваясь на поездку. Печальный для нее факт: Низа была трудной на подъем. О, еще и в «Антикву» надо сообщить, что она приедет завтра. А завтра четверг – день выплаты гонораров, итак, можно рассчитывать на получение аванса за дилогию, если переговоры об издании пойдут удачно. А на это можно рассчитывать, ведь издательству явно нужны новые рукописи, иначе ее раньше срока не беспокоили бы. Искусство «продавать себя» давалось Низе тяжело, но исподволь она овладевала им.

Выполнив основные работы, Низа позвонила в Дивгород.

– Еду в Москву, – сказала Евгении Елисеевне, когда та отозвалась в трубке. – Вам что-то привезти?

– Чего так быстро? Ты еще отдохнуть не успела.

– Пригласили. Давайте заказ.

В трубке послышалось сопение и звуки шагов, отдаленные голоса, стук мебели. Потом там возник голос отца:

– Дочура, это я взял трубку, – тихо сказал он. – Ты едешь в Москву?

– Да, тебе что-то привезти?

– Слушай. Я вот перечитываю альманах «Легенды степей», – Павел Дмитриевич повысил голос: – Мне его чуть не загуляли по рукам. Еле нашел и забрал назад.

– Не надо было беспокоиться, – ответила Низа. – Я бы тебе еще один экземпляр привезла. Это не проблема.

– Ну, уже забрал, – констатировал Павел Дмитриевич. – Так я и говорю, хорошо девочка про черные розы написала, только размахнулась на настоящую повесть, а потом засунула все в рассказ. Но я не об этом. И вот я подумал, что тебе не помешало бы найти Юлю Бараненко, Юлию Егоровну, и проведать ее.

– Папа, что я ей скажу? Здравствуйте, я ваша тетя?

– Не тетя, а племянница, – терпеливо поправил дочку Павел Дмитриевич. – Можно и так начать. Потом привет от нас с твоей мамой передашь, спросишь о ее жизни, подаришь эту книгу. Пусть ей будет память о нас, о нашей молодости. Ведь не увидимся уже...

В трубке снова послышались звуки возни, а затем голос Евгении Елисеевны:

– Мы читали некоторые рассказы из этой книги вслух и так растрогались, что местами плакали. Нервы совсем ни к черту, вот так и Юля где-то там состарилась, мы ведь почти ровесники. Оставишь ей наш телефон, пусть позвонит, хочется голос из юности услышать. Увидеться, конечно, уже не получится...

– Хорошо, мамочка, передай папе мое обещание и тебе обещаю, что найду ее, – сказала Низа. – Я все понимаю. Итак, Юлия Егоровна Бараненко, по мужу Мазур, так? Возьму для нее экземпляр альманаха «Легенды степей», а она, гляди, уже и язык наш забыла.

– Может, и нет, – обрадовалась Евгения Елисеевна, что дочка согласилась помочь им встретиться пусть опосредованно с давней подругой. – Родилась в 1922-м году в Дивгороде.

– Постараюсь, – засмеялась Низа. – Сейчас буду звонить в Москву о своем приезде, попрошу заодно работников издательства к моему приезду найти адрес вашей подруги. Теперь главное, чтобы она хорошо себя чувствовала и смогла принять землячку в гости.

И снова за окном мелькали знакомые виды, слышался размеренный стук колес, из коридора доносился гомон людей, а в купе смирно сидели пассажиры, еще не успевшие познакомиться друг с другом. Низа откинулась на спинку сидения, отвернулась к окну, прикрыла веки, отдыхая от спешки и усталости, вызванной внезапным отъездом из дома, психологически адаптируясь к долгой дороге.

Затем незаметно для себя перенеслась в другие измерения, куда вход посторонним запрещался, а на ее место опустилась Альбина Шкляр.

Растерзанная и измученная нерешительностью любимого мужчины, неспособного решиться и оставить надоевшую жену, Альбина с холодной душой готовилась к преступлению. Она понимала, что сейчас лукаво переставила акценты, так как та жена надоела не столько ему, как ей. Но в такой ли степени надоела собственному мужу, этого она точно не знала. И все равно узел затягивался и разрушал Альбинины планы и здоровье. С этим пора кончать. Поэтому ее задача была более сложной, чем Низина, и то она держалась спокойно, надеясь, что все успеет сделать. Потенциальная преступница с неприязнью посмотрела на Низу: еще и волнуется, хоть бы не смешила людей. Подумаешь, великое дело – зайти в издательство, где тебя ждут и все для тебя приготовили, подписать договор на новую книгу, получить аванс, взять у секретарши адрес какой-то дальней родственницы и посетить старуху! С чего она начнет свой визит? Ага, надо подарить старухе книгу, где о ней вспоминает Низин отец Павел Дмитриевич. «Тетя, привет от черных роз!», и та – уже труп. Что и требовалось доказать.

Альбина тряхнула головой: «Какой труп тети? Ведь это лахудра Матвея, жена опостылевшая, должна врезать дуба!». А для этого она, Альбина, должна, никому не попадаясь на глаза, тихо дождаться остановки в Туле, незаметно выскользнуть из купе, выйти на перрон и встретить там поезд Москва-Симферополь. Этот поезд тоже остановится в Туле. Из его шестого вагона выйдет прогуляться на свежем воздухе бесцветная особа перезрелого возраста. Альбина похвалила себя за остроумный повод, каким, несомненно, удастся выманить эту заразу на улицу. Да, она обязательно клюнет и выйдет. А тут, прошу покорно, скользкая удавка на вашу шейку.

Проклятая стужа! Ветер задувает под юбку, сквозняком вьется в рукавах, достает за ворот, несет снег и бросает ей в глаза. Альбина прячется от света фонарей в ночную мглу и смирно стоит за торговым киоском, разминает руки, шепча какие-то слова, и думает только о том, чтобы ее жертва не забыла набросить на шею шарфик. Какая-то чертовщина! Зачем нужен шарфик, если есть крепкая веревка? Альбина разгневанно посмотрела на Низу: все мучения она терпит по воле этой нервической интеллигенточки. Глядите, глаза прикрыла: перетрудилась, уставшую из себя корчит. Выдумывает без конца какие-то сюжеты, а ты мотайся по белу свету и в снег и в дождь, прячься от людей, паскудь им. Альбина с силой толкнула Низу в бок: «Подвинься!».

– Что? – Низа открыла глаза. – Что вы сказали?

Перед ней стоял сосед по купе:

– Вы могли бы ненадолго выйти? – спросил он. – Мне надо переодеться. Устал очень, хочу лечь и заснуть, – и он показал на верхнюю полку.

– Пожалуйста, – буркнула Низа, выходя в коридор, и подумала, что за затеями Альбины ей едва ли удастся хорошо поспать.

В издательстве все устроилось за сорок минут. Правда, перед подписанием очередного авторского договора Стариков пригласил Низу в кабинет директора, чтобы там уговорить ее начать новую серию о происках зла и только что привезенную дилогию подавать уже в этой серии, а не в ряду книг о Дарье Ясеневой. Низа приняла предложение без энтузиазма, ведь теперь ей придется разрабатывать новых главных героев, их характеры, биографии и тому подобное. А потом уступила натиску, подумав, что при такой постановке вопроса выиграет на сюжете.

В приемной ее остановила секретарша:

– Вы еще зайдете?

– Да, я только наведаюсь в кассу и сразу вернусь.

Аванс выписали скупенький, но и на том спасибо, так как договориться о нем загодя Низа не успела – когда позвонила из дому сказать, что приедет в четверг, Старикова уже не было в издательстве. А передавать такую деликатную просьбу через его секретаршу, совсем молодую девушку, она не решилась. Поэтому ей выдали сумму, которую наскребли в кассе.

Тамара Антоновна, секретарша директора, протянула Низе бумажку с адресом Юлии Егоровны Мазур. Пока Низа ошеломленно читала адрес, та улыбалась и качала головой:

– Не знаю, как вы попадете к ней. Знакомая вашей мамы живет в элитном доме, где домофон считается примитивным пережитком средневековья, а консьерж собственной груди не пожалеет подставить под пули, чтобы не пропустить вас к подопечным жителям. Телефон мне найти не удалось, так как я не знаю, какая компания их обслуживает.

– Разве на свете есть что-то, с чем бы вы, Тамара Антоновна, не справились?

– Нет, – засмеялась женщина, – ваша правда. Но у меня было маловато времени. Выделили бы еще одни сутки, тогда получили бы все сведения.

Низа задумалась, подошла к окну и засмотрелась на позднюю московскую осень. «Уже и зима подступает, – подумалось ей. – С тех пор, как не стало Раисы, прошел год, а кажется, что эта печальная потеря случилась давным-давно. Все, связанное с нею, отдалилось, отболело, только в мыслях след остался, напоминая о возрасте, о том, что молодость уже вышла за порог – уходит совсем. Истинно, время исцеляет. Я успела издать две книги, а вот и дилогию мою одобрили, буду заканчивать то, что когда-то задумывала. Надо спешить, времени по договору дали шесть месяцев – полгода, маловато. Но в конце концов все хорошо. Вот только бы отец не таял, как весенний снег...». Ни о чем другом ей думать не хотелось, уцепилась за последнее поручение отца встретиться с подругой юности как за возможность продлить ему жизнь. Надо ее найти! А здесь вот адрес черт знает какой дали...

– А как вы смотрите на рекомендательное письмо от издательства? – повернулась она к секретарше.

– Это идея! – оживилась Тамара Антоновна. – Сразу видно, кто из нас придумывает и пишет книги, а кто только читает.

И она начала ловко набирать текст письма, адресованного домовому комитету, с просьбой оказать содействие во встрече известной писательницы Надежды Горцевой, имеющей творческое задание от издательства «Антиква», с Мазур Юлией Егоровной – интересным человеком...

– Вы что-то о ней знаете?

– Что именно? – откликнулась Низа.

– Ну, что-то свидетельствующее о неординарности.

Низа растерялась. Она, как ни странно это было бы для других, много знала о деталях жизни Юлии Егоровны, но называть их в письме нельзя, чтобы не получить нежелательный эффект, обратный результат. Надо бы обойти щекотливую тему и придумать что-то нейтральное.

– Напишите, что она интересует нас как мудрая женщина и заботливая мать. Это можно сказать обо всех нормальных женщинах. Ведь так? Это же не обидит ее, как вы думаете?

– Нормально, – секретарша закончила письмо и распечатала его на бланке издательства. – Сейчас подпишу у директора, подождите.

Она глянула на часы, положила письмо в папку с надписью «На подпись» и со словами «Уже можно» исчезла за дверью директорского кабинета.

– Ну, с Богом! – через четверть часа Тамара Антоновна вручила Низе подписанное письмо. – Хоть позвоните, как встретитесь с нею.

– А что, заинтриговала я вас своими поисками? – автоматически поддерживала разговор Низа, чтобы еще раз подчеркнуть свою признательность этой замечательной женщине.

– Конечно, – с нотками искренности сказала секретарша. – Хоть буду знать, как у вас сюжеты появляются.

– Вы подали мне идею взять это для нового романа, – улыбнулась Низа.

– Уверяю вас, это не будет слон из мухи или пуля из... мягкого материала, как у многих других авторов получается. Здесь есть настоящая жизненная интрига, – Тамара Антоновна с видом знатока наморщила лобик. – Удачи вам!

5

С письмом от издательства Низа чувствовала себя увереннее. Она вышла из метро на станции «Площадь революции», пересекла Охотный ряд, оставила позади перекресток Тверской улицы и проспекта Карла Маркса и направилась в сторону Белорусского вокзала, придерживаясь правой стороны улицы. Вскоре подошла к памятнику Юрию Долгорукому, напротив которого красовалось знакомое здание московской Мэрии. «Напрасно переменили название, – подумала Низа. – Пусть бы оставалось знаменитым “Моссоветом”». Но ее интересовало другое – малозаметная дорога, поворачивающая с Тверской во дворы, расположенные внутри квартала. Полученный в издательстве адрес указывал, что ей надо идти именно туда. Но сначала захотелось присесть на скамейку, каких много стояло вокруг фонтана, неустанно шумящего возле памятника, и успокоиться. Она так и сделала.

Итак, Юлия Егоровна жила в доме, где простому смертному получить квартиру даже теоретического шанса не было. Простая женщина с далекого неприметного Дивгорода... Как это могло случиться? Рассмотрим все поочередно. Она переехала в Москву, когда овдовела. Специальности, способной заинтересовать столичные учреждения, не имела, да к тому же свою бухгалтерскую специальность получила в сельскохозяйственном техникуме. Нет, с таким багажом сама Юлия Егоровна сделать карьеру не могла. Может, вторично вышла замуж? И снова таки: где это надо было работать, чтобы выйти замуж за человека, заслуживающего жить в одном из лучших домов центра Москвы? Что-то мало верится в превращение сказок в действительность. Остается два варианта: менее вероятный – сногсшибательную карьеру сделал Юлин сын, и более вероятной – в свое время Юля устроилась домработницей к кому-то из весьма влиятельных или известных людей и заслужила, чтобы на старости оставаться жить в их семье.

Наконец Низа более-менее определилась, какой прием может встретить в доме, куда направлялась, и настроилась на долгий и малоприятный разговор, который, очевидно, будет предшествовать встрече с самой Юлией Мазур. Пока она искала переход на противоположную сторону улицы, а потом возвращалась к нужному ей переулку, возникло еще одно соображение: если последнее из высказанных выше предположений не ошибочно, то может быть такое, что Юля лишь зарегистрирована по этому адресу, а на самом деле ее давно упекли в какой-нибудь дом престарелых. А как же сын? Неужели он допустил бы такое? Хотя есть ведь невестка – чужая кость, поэтому нечего удивляться. И потом богадельня богадельне рознь, может, сын живет в еще более плохих условиях. В конце концов это самое неприемлемое предположение, то есть самое худшее, а самое худшее имеет ту же вероятность реализации, что и самое лучшее. Итак, есть основания надеяться на средний по тяжести вариант.

Низа нашла нужный дом, храбро приблизилась к подъезду, на удивление беспрепятственно связалась с консьержем и, недолго думая, показала ему письмо.

– Мне надо увидеться с этой женщиной по договоренности с издательством, – прибавила деловито.

– О, Юлия Егоровна начала готовить мемуары? Прекрасно! – совсем без удивления воскликнул упитанный мужчина с седыми, коротко подстриженными усами. Он хорошо выглядел, оставлял впечатление не слуги небожителей, а самого небожителя, который вот надумал перекинуться словом с подвернувшейся простолюдинкой. – Это должна быть интересная книга, ей есть о чем написать. Сейчас мы ей позвоним. – Ало? – по-молодецки бодро, спросил он в трубку. – Юлия Егоровна? К вам пришли.

Вдруг он даже немного присел, слушая ответ. Увидев это, Низа заподозрила, что в Москве живет не одна Юлия Егоровна Мазур. Так ведь совпадает возраст и место рождения...

– Да, да, – соглашался консьерж, – читаю, что здесь написано, – продолжал он докладывать своей собеседнице в трубку: – Писательница Надежда Горцева. Подписано директором издательства «Антиква». Нет, это не ошибка. Этой госпоже нужны именно вы.

Его лицо вдруг вытянулось и потеряло радушное выражение, он недовольно посмотрел на посетительницу. Низа поняла, что ей терять нечего: надо было или брать крепость штурмом, или убедиться, что эта крепость ей не нужна. Она быстро приблизилась к консьержу и сказала на ухо то, что снова, как было и в Санкт-Петербурге, должно было послужить паролем:

– Передайте, что я – ее землячка, приехала из Дивгорода. Хочу передать привет от родственников, – на что консьерж кивнул, соглашаясь.

– Вот она говорит, что приехала из Дивгорода и привезла вам привет от родственников.

Низа не отводила пытливых глаз от лица стража подъезда, и вдруг через несколько минут он ей шаловливо подмигнул.

– Проходите, квартира 12, это на третьем этаже. А письмо я с вашего разрешения оставлю для отчета.

– Пожалуйста, – согласилась Низа.

Дверь открылась и перед Низой появилась сухенькая женщина невысокого роста, очень старенькая и немного сгорбленная, которая тем не менее чем-то напоминала ее маму Евгению Елисеевну.

– Вот теперь я вижу, что вы из нашего рода и сестра моей мамы, – сказала Низа. – Здравствуйте, дорогая Юлия Егоровна.

У старушки задрожали губы, она подняла руки и придержалась за дверные косяки, затем сделала жест, очень характерный для сельских жителей – смяла ворот и прижала его к горлу.

– Чья вы? – спросила изнеможенно.

– Диляковых, – доложила Низа, будучи теперь уверенной, что попала туда, куда ей надо было. – Младшая дочь Павла Дмитриевича и Евгении Елисеевны, я родилась после вашего отъезда из Дивгорода.

– Заходите, – старушка захлопнула дверь, и она мягко щелкнули замками. – А консьерж мне сказал, что вы писательница. Это правда? – спросила она, повернувшись к Низе и показывая дорогу в гостиную.

– Правда, только Надежда Горская – это псевдоним. На самом деле меня зовут Низа Павловна Критт. Может, показать паспорт?

– Нет, не надо. Ваше лицо красноречивее паспорта свидетельствует, что вы дочь Павла Дмитриевича. Садитесь, – старушка показала на два кресла в гостиной и встала рядом.

Низа незаметно осмотрелась. Гостиная состояла из двух комнат, соединенных, или разделенных – кому как больше нравится, аркообразным проемом. Здесь, куда зашла Низа, под глухой стеной стоял журнальный столик, два кресла, высокая подставка под телефон и в углу, у широкого окна, большой фикус. Вся противоположная стена, вплоть до альковной двери пряталась за книжными полками, на которых почти не было свободного места. Среди книг Низа заметила собрание сочинений мировых классиков, много мемуарной литературы и работы по теории литературы, театра и кино. За дверью во второй половине гостиной виднелся роскошный диван, шкаф с сувенирами, напротив двери было окно, и место под ним занимал большой телевизор, а возле него за шторами угадывался выход на балкон. Итак, квартира была угловой.

Низа перевела взгляд на хозяйку, все еще продолжавшую стоять и рассматривать гостью, и только теперь заметила, что Юлия Егоровна не столько худая, сколько изможденная какая-то или больная, изгоревавшаяся что ли. Большие синие глаза потеряли ясность и походили на озерца с беловатой шугой. Руки, испещренные синими прожилками, все время дрожали. Бледное лицо имело синюшный оттенок.

– А вы, Низа, поразительно похожи на отца, – сказала Юлия Егоровна. – Может, пройдем в кабинет, там больше света?

– Как скажете, но я не надолго, должна сегодня возвращаться назад.

– Почему так быстро? Вы в Москве по делам?

– Да, я здесь бываю по меньшей мере раз в квартал, приезжаю в издательство «Антиква», сотрудничаю с ним. Но стараюсь не задерживаться. Сегодня зашла к вам по поручению родителей.

– Чего они вдруг вспомнили обо мне?

– Стареют, – коротко сказала Низа. – Однако совсем не вдруг, они все время вас помнят. А вы о них разве забыли? – спросила затем. – Ведь, я знаю, вы дружили.

Юлия Егоровна заплакала, тихо, не всхлипывая, только прозрачными аж до костей руками по-детски растирала слезы по щекам. У Низы защемило сердце. Вдруг она поняла, что старушка страдает от одиночества, живет одна, возле нее никого нет.

– Что с вами? – Низа обняла старую женщину за плечи, прижала к себе, встряхнула. – Ну, кто вас обидел? Чего вы плачете? Чем вам помочь?

– Побудь со мной, – прошептала Юлия Егоровна, переходя на «ты». – Я здесь с ума схожу от горя, а рядом нет ни одной живой души.

И она, сев в кресло, начала рассказывать, что недавно потеряла единственного сына, который не успел завести семью и родить ей внуков. Теперь она осталась одна-одинешенька среди чужих людей, немощная, без помощи. Со своими родственниками связь потеряла, а родственников мужа давно нет на свете.

– А где же ваши соседи, знакомые, почему они не приходят? – спросила Низа, не прекращая поглаживать руки Юлии Егоровны. – Только не плачьте, я не брошу вас, обещаю.

– Какие соседи? – Юлия Егоровна глубоко вздохнула и перестала всхлипывать. – Я же не здесь жила, а недавно продала свою квартирку в Ясенево, оформила на себя унаследованную от сына и вот переехала сюда, к нему, – она снова скривила личико, и Низа крепче прижала ее к себе.

– Если бы это был не центр Москвы, то я бы предложила вам поехать со мной, домой, в Дивгород. – сказала Низа. – Разве можно так страдать?

И вдруг на этих словах Низа захлебнулась. Среди множества книг она увидела небольшую фотографию Максима Дорогина, на которой он стоял рядом с Юлией Егоровной и так, как Низа сейчас, обнимал старушку за плечи. Низа все поняла – имело место чрезвычайное, маловероятное, сказочно-замечательное стечение обстоятельств, в которое невозможно поверить по чужим рассказам. Она поняла и от кого Юлия родила сына, и почему оказалась в самом сердце столицы, как поняла и то, что Максим не посвящал мать в свою личную жизнь. Итак, Максим и Раиса были братом и сестрой в четвертом поколении. «Боже милостивый, значит, и мне этот гений приходится братом, как и Раисе» – подумала Низа. В последнее время она привыкла удивляться, и только поэтому сейчас осталась живой. Даже не потеряла самообладания.

– А что мне Москва и центр, если я никуда выйти не могу? – между тем говорила Юлия Егоровна, не замечая состояния гостьи. – Жаль, что ты просто произносишь вежливые слова, а забрать меня с собой и не подумаешь.

– Конечно, это экспромт, но он полностью осуществим, не сомневайтесь, – сказала Низа. – Я не собиралась у вас задерживаться, хотела только выполнить просьбу родителей, увидеть вас, передать от них привет и все. А теперь вижу, что наш разговор будет длинным, – с нежностью глядя в глаза своей троюродной тетке, продолжала Низа. – И замечательным для вас, поверьте. Я просто еще раз с восторгом думаю о своем отце: как вовремя он послал меня сюда! Какая же сила ему дана чувствовать людей, их боли и горести! Какой любовью к ним он наделен! Поверьте, это не моя, а его рука сейчас обнимает вас. Тетушка, дорогая моя, вы не представляете, какие радостные вести я вам привезла, сама того заранее не зная!

Юлия Егоровна успокоилась, пригрелась под боком у Низы и, возможно, впервые за последний год ощутила себя защищенной, кому-то нужной и интересной, впервые с кем-то говорила доверительно и откровенно.

– От тебя пахнет родиной, моим счастливым детством, юностью. Ты такая сильная, и мне кажется, рядом с тобой у меня все будет хорошо, – будто ручеек, журчал ее голос, а Низа думала, с чего начать свой рассказ, чтобы у старушки не случился еще один стресс, пусть хоть и счастливый.

– Так все и будет, так и будет, – обещала гостья. – Расскажите мне о себе, – попросила она, чтобы старушка вылила тоску, облегчила душу и успокоилась насколько возможно в ее положении. – Давайте много говорить о дорогом и радостном для нас.

Прыткие минуты подхватывали слова рассказа тетки Юлии и, будто воры, прочь убегали с ними куда-то, чтобы не возвратиться сюда уже никогда, торопливой походкой отходили назад отягощенные добычей перемен часы, давно посерел день и тоже превратился в воспоминание, а они не размыкали рук и говорили, говорили, говорили. Низа много рассказывала о маме, об отце и о его воспоминаниях, записанных школьниками и изданных отдельной книгой, где есть и о ней, молодой Юле Мазур. Дескать, из-за этого у отца начался сложный период, наполненный радостями и печалями, ведь теперь он будет казниться, что сделал достоянием гласности тайну Юлии Егоровны и после этого она может неуютно чувствовать себя в Дивгороде.

Та всплеснула руками:

– Ба! Это ты намекаешь на то, что я родила сына от чужого человека? – спросила Юлия Егоровна, прослушав прочитанный Низой вслух рассказ о черных розах.

– Так, ведь об этом теперь все знают...

– Во-первых, в книге сказано, что я выслушала совет твоего отца и сказала, что мы уедем из Дивгорода. И все. Там же нет о том, что на самом деле произошло дальше. А во-вторых, у меня был такой любимый мужчина и такой сын, что мне ничье осуждение не страшно, и моя правда мне не повредит. А за твоего отца я постоянно молилась, Бога просила послать ему долгих лет жизни. Ведь это он подвел меня к большому счастью. Без него не было бы у меня Максима и всего того, что я нынче имею...

– Конечно, – поддакивала ей Низа, отметив то, что Юля называет сына не тем именем, которое было записано в паспорте, а тем, которым называл его родной отец.

– После смерти Ивана Моисеевича всему белому свету стало безразлично, от кого я родила своего мальчика, за исключением его родного отца, конечно. Золотой был человек, он заботился обо мне до своей последней минуты, он заполнил мою жизнь вниманием и благосостоянием, с ним я была счастлива вполне. И меня ничье мнение по этому поводу вообще не интересовало. Многие знали правду, но не в моем окружении, а среди товарищей сына. И ничего, никто не бросил камень в мой огород.

Юля все еще не сказала, кто был ее «солнечным лучом», а кто – сыном, а Низа не проявляла любопытства, не показывала, что обо всем знает сама, и просто слушал рассказ, пока обеим не захотелось спать.

Тетка Юлия постлала гостье на диване в кабинете сына, и утром Низа, проснувшись первой, долго рассматривала книги и фотографии из многочисленных альбомов Максима, ожидая, когда встанет хозяйка. А та, наоборот, долго спала, словно вчера искупалась в любистке. Юле снилось светлое девичество, молодые отец и мама, затем примерещились Виктор с Людочкой и оба звали в один голос: «Приезжай к нам, проведай наш приют!». И она обильно плакала во сне то ли счастливыми, то ли горькими слезами, но были те слезы очищающими душу, легкими, как в детстве. Кажется, она что-то отвечала своим дорогим двойняшкам. А потом на каком-то перроне долго прощалась с Максимом, навеки-вечные прощалась и кричала ему вслед: «Не сердись на меня! Не осуди!». Так кричала, что испугала Низу. Проснулась от того, что Низа, присев на кровать, тихо гладила ее плечо через одеяло.

– Где я? Где? – спросила Юля, испуганно раскрыв глаза. И, увидев Низу, прижалась к ее руке. – Как хорошо, что ты со мной.

– Успокойтесь. Что вам снилось?

– Родители, дети...

– Просыпайтесь, вставайте помаленьку, а я приготовлю завтрак, да? – спросила Низа, и тетка Юля лишь слабо улыбнулась.

Легкий омлет и перетертая с сахаром редька оказались прекрасным завтраком, и после этого женщины неспешно чаевничали. Тетка Юлия все рассказывала новые подробности. Говорила, что еще до недавнего времени у нее была собственная дача, и она выращивала там ягоды и варила варенье из всего, что под руку попадало.

– Сын очень любил сладкое, – сказала и затихла не надолго. И тут отважилась на откровенность, не поднимая глаз: – Понимаю, ты ночевала в его кабинете и уже догадалась, кем был мой Максим.

Низа улыбнулась:

– Николка...

– Почему Николка?

Но Низа будто не слыша ее вопроса, продолжала:

– Если бы вы знали, как долго я его искала, а потом отец с мамой вычислили, где должен быть этот Николка. Нашла. Сначала в театре, а окончательно убедилась, что это он, у Анны Витальевны. Давно это было, уже полгода прошло с той поры.

– Его никто так не называл.

– Раиса называла, его избранница, жена. Тетушка, – вынырнула Низа из пучины воспоминаний, – ни о чем не беспокойтесь. Вы совсем не тем дороги моим родителям, что ваш сын – всенародный любимец, ведь они этого еще не знают. Вы дороги тем, что является частью их юности, их любви, жизни наконец, а также тем, что послушались моего отца и родили здорового ребенка. А то, что он к тому же был гением, – это для отца будет ужасно радостной вестью, он несказанно будет гордиться этим. А что Раисин Николка – это ваш сын Максим, я лишь вчера догадалась, когда увидела фотографию на книжных полках, – сказала Низа. – И это большое счастье для вас.

Юлия Егоровна склонила головку: