Текст книги "Наследство от Данаи"
Автор книги: Любовь Овсянникова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Любовь ОВСЯННИКОВА
НАСЛЕДСТВО ОТ ДАНАИ
Роман
Прозрения Раздел первый
1
Лето было еще в разгаре. Стоял зенит августа. Жара подталкивала столбик термометра к отметке в сорок градусов. Это было, конечно, слишком! В старину, говорят люди, после Ильи детям не разрешали купаться в водоемах, чтобы не переохладились и не простудились. Климат был более умеренным. А тут – хоть из воды не вылезай!
Даже те, кто провел часть каникул на море, не сидели дома – целыми дням купались в прудах, лишь изредка выбегая на зеленое одеяло берега. Однако сидение в воде было приятнее.
Одуревшая от духоты и уставшая от игр ребятня разбегалась по домам только перед заходом солнца, и была еще более загорелой, чем накануне. А уж росли дети, так правда, что из воды! Отрочество брало свое – солнце и вода уравновешивали жизнь, она казалась замечательной, очень радостной и обещала продолжаться вечно. Заблуждение, присущее возрасту иллюзий. А истина, как всегда, находилась посередине, так как вечными и постоянными остаются лишь перемены, только и способные сообщить жизни светлый смысл и удивительную неповторимость.
И доказательства тому не заставили себя ждать. Вдруг ряды школьников облетело известие, что завтра, в четверг, пятнадцатого августа учеников выпускного класса хочет видеть Раиса Ивановна, классная руководительница, и поэтому будет ждать их в школе в восемнадцать часов.
Для чего, зачем, почему так рано? – эти вопросы возникли у них позже, когда улеглось первое ошеломление от мысли, что каникулы заканчиваются и настало время вспомнить о школе, что пора настраиваться на работу и другой ритм дней.
Накануне встречи с классной руководительницей, хоть день и был солнечным, знойным и все еще очаровательно пляжным, смеха на берегу слышалось меньше. Дети как-то притихли, словно сосредоточивались перед ответственной и сложной работой. Да так оно и было, ведь впереди их ждал новый учебный год. А учеба для них и была работой.
Предположений никто не строил. Повод для собрания мог быть любым: от наиболее нежелательного, заключающегося в ремонте класса, до приятного, связанного с подготовкой к торжественной линейке. А между этими двумя полюсами лежало так много параллелей, что думать, на какой находилась истина, было делом бесперспективным.
Ясно одно – речь пойдет о чем-то таком, на что требуется время, поэтому их приглашали заранее.
– Я догадываюсь, зачем нас собирают, – сказала Татьяна Коржик с хитринкой в глазах. – Но не скажу, а вы помучайтесь, – и она слегка тряхнула густыми пепельными волосами, спускавшимися ниже пояса и лежащими на спине крупными волнами.
Девочка гордилась своей прической. Раньше мама всегда подстригала ее под мальчика. А этим летом, наконец, сказала:
– Ты повзрослела, пора заводить девчоночью прическу. Давай заведем косы. Это тебе пойдет.
Еще бы Татьяна не согласилась! Она только виду не подала, как ей приятно это слышать, а сама давно мечтала не о банальных косичках, конечно, а например, о тугом калачике на макушке или – еще лучше! – о свободно спадающих волосах. Вот Алексей удивится, увидев ее преобразившейся!
Алексей Криница – настоящий красавец. Все девушки их класса – даже всей школы – влюблены в него. Умора да и только наблюдать, как они, обгоняя друг дружку, пишут ему писульки и наводят себе макияж. Младшие вяжут на волосах бантики, цепляют в косы крашенные перья или делают множество «конских хвостиков», торчащих в разные стороны; а старшие укорачивают юбочки, обтягиваются тесными, короткими блузками, демонстрируя оголенные пупки, бегают на высоких каблуках. «Вот глупые! – думала о них Татьяна. – Не видят, что он, прежде всего, умница. Поэтому прически прическами, а, чтобы завлечь его, надо иметь больше мозгов в голове».
Ей он тоже нравился, она ведь обычная девочка, как и все. Но понимала Алексея лучше других, уважала его за обширные знания, настойчивость в спорте. И он отвечал ей тем же – искренней дружбой.
Татьяна давно его не видела – лето он проводил в Орехово-Зуево у своей бабушки, детской писательницы Евлампии Словиной. Это недалеко от Москвы. Программа его каникул всегда была известна заранее: сначала бабушка повезет внука на море, а потом они будут отдыхать в Балашихе. Там расположен писательский Дом Творчества, где Евлампия Словина почти постоянно занимает один из лучших номеров.
О том, что известная Евлампия Пантелеевна Словина – его бабушка, Алексей сказал только Татьяне. Он не хотел, чтобы на него падал отсвет бабушкиной славы. На всякий случай в их семье не афишировали мамину девичью фамилию. Позже он чуть раздосадовал о своей несдержанности, но было уже поздно. Правда, Алексей был уверен, что девочка сохранит его тайну, и не ошибся.
Неосмотрительное признание случилось невзначай. Тогда весь класс зачитывался новой книгой писательницы «Не бойтесь бед», а Татьяна проявляла особый восторг.
– Как она пишет! Я каждое словечко смакую, несколько раз перечитываю удачные абзацы. Какая женщина! Вот бы встретиться, посмотреть на нее воочию, узнать, какая она в обычной жизни. Жаль, что такая простая мечта обречена на неосуществление, – сказала однажды Таня, когда они с Алексеем возвращались со школы.
– Ошибаешься. Эта твоя мечта может осуществиться, – ответил тогда Алексей, растроганный тем, что так тепло и мечтательно говорят о его бабунечке.
Татьяна остановилась и пристально посмотрела ему в глаза. Она молчала, но ее молчание побуждало что-то говорить или перевести все в шутку. Алексей на миг растерялся, но, взвесив, выбрал первый вариант. Во-первых, он был растроган похвалами в адрес бабушки Евлампии. Во-вторых, ему вздумалось отблагодарить девочку за это. В-третьих, вдруг захотелось предстать в ее глазах хоть немного причастным к чему-то заслуживающему внимания, казаться сильнее, значительнее. В-четвертых, он понял, что не может превратить в шутку свои отношения с этой Золушкой, как ее называли одноклассники за пепельный цвет волос. Возможно, было еще и в-пятых, и в-шестых. Словом, настала минута, когда должно было случиться что-то такое, что сблизило бы их, перевело их отношения в новую плоскость, сделало эти отношения теплее, доверительнее.
– Писательница Словина – моя бабушка. Я тебя когда-то познакомлю с нею, – сказал он глуховатым голосом, в котором ощущалось напряжение. – Но...
– Нет, я никому об этом не скажу, – перебила его девушка. – Я поняла, не волнуйся, – она зарделась и, круто повернув налево, побежала в переулок, чтобы сократить дорогу домой.
Издали махнула рукой с поднятым портфелем:
– Я не ловлю тебя на слове, ты – свободен. Хорошо?
– Посмотрим! – ответил Алексей, и это слово несколько раз повторило эхо, а потом потеряло его в перестуке поезда, набиравшего скорость от их станции в сторону Запорожья.
Это было весной, перед окончанием учебного года.
Потом между ними пролегла непонятная и беспредметная отчужденность, к тематическим контрольным работам они готовились отдельно, наедине не встречались. А в толпе Алексей словно не замечал Татьяну. Дальше наступили каникулы.
2
В Дивгороде, как и в любом небольшом поселке, были очень распространены прозвища.
Собственно, здесь их надо рассматривать в другом, нетрадиционном плане – это были народные фамилии, стихийно возникшие относительно того или другого лица, в которые вкладывались характерные для него одного черты. Это – настоящие, истинные имена. Исключение составляли те, кому удалось в доисторические времена соединить официальную фамилию с народной, или кто ничего собой не представлял – был незаметным и сереньким пустым местом. Тогда людям было все равно, как их называть. Но нет правил без исключений, случались они и в Дивгороде.
Валентина Рыжуха не сподобилась быть выделенной народным вниманием. Называли ее просто – Рыжуха. Фамилия прилипла к ней, в отличие от старшей сестры Лидии. Лидия родилась блондинкой, и ее называли Белоножкой. Почему именно так? Кто его знает! А Валентина была рыжей, как вишневое дерево осенью. Рыжуха на пляж не ходила – ее нежно-розовая кожа, густо покрытая веснушками, не переносила солнца. А особенно страдал нос. Широкий и поднятый вверх, от чего ноздри были почти вывернуты наружу, он еще покрывался чешуей и облазил. То, что она была крайне некрасивой, ее не беспокоило. Дерзкий характер нивелировал впечатление от внешности. И если бы кого-то спросили о ней, то ответ был бы однозначным: Рыжуха – свой парень.
Хорошо, что ей дано было это понимать, поэтому она не комплексовала.
А вечер сегодня выдался... Ой, какие звездопады! Вот бы податься в чистое поле, да и затеряться там. Недавно она прочитала замечательную повесть Евлампии Словиной «За горизонтом – космос» и вот вспомнила о ней. Сладкая тоска сжала сердце и позвала идти прочь от людей, что-то искать, искать и найти. Но что? Где? Куда? Неизвестно.
Из-за горизонта поднялся месяц. Его полный круг пылал, как огонь, и был большим-пребольшим.
Валентина сошла с крыльца и украдкой плеснула мыльную воду на хозяйственный двор.
– Ты снова льешь химию туда, где мы птицу кормим? – послышался голос матери. – Далеко до сливной ямы дойти?
– Больше не буду, – в сотый раз пообещала Валентина и в это время увидела, что в соседский двор кто-то вошел.
Она повесила на сушку выстиранное платье и уже хотела подойти ближе к забору и посмотреть, что творится у Криниц среди ночи, но там засветился свет, и в лучах, упавших из их освещенных окон, промелькнула фигура Алексея.
– И хлеб прихвати! – послышался голос его матери Тамары Петровны.
– О, нагостевался наш красавчик непревзойденный на бабушкиных котлетах! Прибыли, не задержались. Очень своевременно, кстати.
– Привет! – подбежал к забору, разделявшему их усадьбы, Алексей. – Почему именно своевременно?
– Завтра у нас собирание в школе, у нашей классной возник какой-то неотложный вопрос.
– Чудесно. Я соскучился по дому.
– А особенно по Золушке.
– Прекрати. При чем тут Золушка? Я по всем соскучился. По ребятам тоже, по Сергею, Игорю.
– О! Не морочь девушке голову. По ребятам он соскучился! Ребят ты домой не провожал, а вот Золушку – провожал.
– Неправда. Я ее только до Лепеховского перекрестка довел, а не домой. Мы просто прогуливались. Она мне книжку рассказывала.
– А чего ты оправдываешься? Трус, да? Кстати, что умного она тебе рассказывала?
– «Не бойтесь бед». Читала? – вспомнил Алексей, о чем говорил с Татьяной.
Рыжуха пропустила мимо ушей его вопрос. Она была уже в азарте погони, ее несло, она вот-вот должна была набросить уздечку на этого красавчика.
– Слушай, я тоже могу тебе кое-что порассказать. Коль уж ты так любишь слушать, то соглашайся, не пожалеешь.
– А именно?
– Не все сразу, потом узнаешь. Книгу о звездах, но это такая книга, такая... – Валентина не находила слов и только заломила руки, подняв глаза к небу.
– Такая, такая, – передразнил девушку Алексей. – Что, впечатления еще не улеглись?
– Ты посмотри, какой умный! – вспыхнула Валентина. – Улеглись, не волнуйся. Но это такая книга, которую надо рассказывать наедине, причем именно в августе, как сейчас, и обязательно на вольном просторе, далеко от людей. Пошли!
– Подожди, – растерялся мальчишка от ее настойчивости. – Надо родителей накормить, самому что-то перекусить.
– Уже поздно наедаться, это вредно для здоровья.
– А мы спать не скоро будем, пока мама чемоданы разберет, переговорит с отцом обо всем, так не меньше двух часов пройдет. Я сейчас, – Алексей метнулся в летнюю кухню и через минуту уже нес в веранду кастрюли с едой, хлеб в целлофановом пакете и еще какие-то свертки. – Я быстро! – снова предупредил он девушку.
Валентина удовлетворенно улыбнулась, а потом подняла голову и долго смотрела на звезды. Мерцают себе и хлопот не знают. Все им безразлично. Неужели они там в самом деле есть, звезды? Висят в пустоте гигантские газовые шары, раскаленные!? Как? Зачем? А нам здесь, на земле, уютно от этого, так как мы, оказывается, не одиноки. И романтично – ах, фонари-фонарики!
Девушка вспомнила, что надо предупредить мать. Она забежала в дом, глянула на часы, было лишь половина одиннадцатого. О! Еще не так и поздно.
– Чтобы через час была дома! – приказала Лариса Миновна. – Мало тебе дня?
– Кого я днем вижу? – огрызнулась девушка. – Днем все на пляже, а я сижу здесь в тенечке, как пришпиленная. Вон, сколько всего пошила: тебе блузку, Лидке юбку, себе выходное платье, отцу рубашки починила. А тебе все мало.
– Иди, иди, погуляй, – снисходительнее сказала мать. – Горе ты мое огненное. Смотри, только глупостей не натвори!
– А ты у меня зачем? – намекнула Рыжуха на материну специальность – та работала фельдшером в больнице, и к ней часто обращались женщины покончить с нежелательными последствиями любви.
Лариса Миновна вышла из комнаты, где смотрела телевизор, к дочке в кухню, вопросительно склонила голову набок:
– Что ты сказала? – голос ее зазвучал тревогой. – Что ты сказала, я спрашиваю?
– Чего ты прицепилась? Заладила одно и то же: глупости, глупости! Не маленькая уже, без тебя кое-что соображаю.
– Смотри мне! – провела Лариса Миновна дочь суровым взглядом.
– А подвернется стоящая партия, так и глупости пригодятся!
Материн ответ Рыжуха уже не услышала, от нетерпения громыхнув дверью, что даже весь дом задрожал.
– Некрасивая, а выскочит замуж прежде Лидии, – со скрытым теплом сказала Лариса Миновна мужу. – И то сказать, ей ждать нечего, надо брать свое, пока в руки плывет.
– Ты – мать, тебе виднее. Я в женские дела не вмешиваюсь, – ответил тот.
Выбежав из дома, Рыжуха осмотрелась, прикрыла глаза, привыкая к темноте. Алексея на улице еще не было.
«Нет, – решила она. – Я здесь стоять и ловить его не буду. Много чести». Она повернула за угол и остановилась в лунной тени, падающей от веранды. Поблизости рос абрикос, достающий склоненными ветками до земли. Это было надежное укрытие. Дальше за абрикосом белел вход в летнюю кухню. Там возилась бабушка, и горел свет. Вот и пусть Алексей подумает, что это Валентина там что-то делает.
Наконец вышел и он. Не спешить! Пусть подождет.
Алексей тоже какое-то время привыкал к темноте, а потом заглянул во двор Рыжухи и, никого не заметив, пошел к воротам. Открыл калитку, вышел на улицу. Пусто, ни души. Он нерешительно потоптался у ворот и с облегчением, что честно выполнил обещание, трусцой подался к дому.
– Ты что, убегаешь? – вышла из тени Валентина. – И от кого? От меня. Неужели я такая страшная?
– Думал, ты пошутила, – сказал мальчишка с нотками досады, что ему придется идти и слушать Рыжухину болтовню.
– Вот уж! Ухажер называется. Дождаться девушки терпения нет.
– Какой «ухажер»? Ты чего? – забеспокоился Алексей.
– Шучу я, шучу. А ты, красавчик непревзойденный, оказывается все-таки трус. Боишься меня, сознавайся?
– Чего бы вдруг? – сказал Алексей, а сам подумал, что Рыжуха за лето заметно изменилась. Или взрослее стала, или решительнее, самостоятельнее.
– А потому, что я такая... Знаешь какая? Ух-х! – и она подняла руки, растопырив пальцы, будто хотела вцепиться в него.
Они рассмеялись. Смех кое-как снял напряжение, подкравшееся и уже обнявшее их двусмысленностью, чем-то недосказанным, оставленным каждым из них себе на уме.
– Так куда ты меня приглашала? – спустя минуту заговорил Алексей.
Они медленно шли улицей в сторону мостика через Осокоревку, за которым начиналась другая область. Здесь, правда, большинство прогуливающихся поворачивали направо, в центр поселка и к школе. Но сейчас там была масса народу, а Рыжухе хотелось остаться наедине с этим равнодушным ко всему красавцем. И она не спеша повела Алексея в сторону мостика, но, не дойдя до него, взяла левее, и они оказались в небольшой ложбинке – на толоке.
– Какой ты, Алексей, неловкий! Ну чего бы тебе не забыть, что это я предложила прогуляться?
– Так я же... тот...
– Чтот? – ему в тон перекривила Рыжуха.
– Не могу присваивать чужие идеи. Это плагиат, – нашелся Алексей с ответом.
– Вот скажи, ты способен на сугубо мужской поступок? Что меня беспокоит, так это то, что в критический момент ты окажешься не способным на это.
– Не беспокойся. Придет время, и я покажу, на что способен.
– Какого времени ты ждешь? От юноши каждая минута требует мужества, мужественности, если быть точнее. Вот, как эта, например. Разве нет?
– Намек?
– Ага, – и Рыжуха, смеясь, ухватила его левую руку и положила себе на плечи. Сама же обняла правой рукой его за талию.
Мальчишке, кажется, это понравилось, он притих, даже дыхания его не стало слышно. Сердце забилось чаще и громче. Продолжая игру, девушка прижалась ухом к его груди.
– Слушай, у тебя сердце не больное?
– Не жалуюсь. А что? – Алексей остановился.
– Стучит, как «пламенный мотор».
Она ощущала, что Алексей сейчас отшатнется, вывернется из ее рук, и сегодняшний вечер для нее будет утрачен. Тогда снова лови оказию. Нет, сейчас так удачно соединилось его растроганность с элегичностью природы, что не воспользоваться этим – грех. И она играла свою роль дальше.
– Я не думала, что у мужчин так сердце бухает! Еще выскочит, – Рыжуха залилась смехом, немного искусственным, в котором тем не менее угадывалась нервозность. – Сейчас мы его уймем. Шагай со мной в ногу, вот так, вот так, – подталкивала мальчишку обнимающей его рукой.
Она мастерски отвлекала внимание от его руки, лежащей на ее плечах, от своей руки, обвивавшей его торс, от своего прижимания к нему и сосредоточивала его лишь на волнении в крови, поощряя мальчишку к более глубокому возбуждению.
– Побежали! Дадим сердцу ту нагрузку, которой оно просит, – она отлипла от Алексея и побежала. – Звезды будут потом, а сейчас смотри, чтобы не упасть.
Рыжуха выбежала на середину толоки. Этот участок земли граничил с прудом через высокую дамбу. Дренажа в дамбе не было, вода из пруда уходила в Осокоровку подземными ручейками. А под самой дамбой со стороны толоки бил ключ, один из многих на дне пруда. Его заботливо обустроили здесь, чтобы можно было набирать «вкусную» водичку. Источник обнесли забором, вырыли возле него глубокую лунку и оштукатурили, подготовив удобное место для подставляемого под струйку подземной воды ведра. А сток отвели дальше к Осокоровке.
Вся толока лежала в небольшом углублении с правой стороны речушки и густо поросла травой.
Валентина разбежалась в сторону этого ключа.
– Кто первым воды напьется? – запыхалась от бега и возбуждения. Не добежав нескольких метров, свалилась на землю.
– Ой! Что-то под ноги попало! Осторожно, красавчик мой... – последние слова она выговорила уже не голосом, а дыханием. И это был зов, в любом возрасте желанный и понятный мужчинам.
С разбегу Алексей упал на нее и не встал до тех пор, пока в зенит не вышел полнолицый месяц.
3
Алексей не назвал Рыжухе еще одного своего друга, которого всегда рад был видеть, – Толю Ошкукова, Куку. Если Сергей и Игорь жили в районе железнодорожного вокзала, на пристанционном хуторке, что находился в трех километрах от основного поселка, то Толин дом стоял возле Сотниковой балки, почти в самом центре поселка. Конечно, Алексей чаще виделся с ним, чем с кем бы то ни было.
Толя жил вдвоем с матерью, и их семья знала, что такое нужда, – Галина Семеновна, его мать, работала медсестрой в детских яслях и получала небольшую зарплату, но Толя всегда выглядел опрятно, свежо, особенно он заботился об обуви, покупал качественную, хорошо носил и она у него всегда блестела. К несчастью, он был небольшого роста, и это его удручало, даже портило характер – мальчик рос саркастичным, острым на язык. Девушки его замечали, но побаивались.
Родственников у них с матерью не было, поэтому каникулы он проводил дома. За лето он немного отдалялся от школьных товарищей. А нынче, на удивление всем, подружился с Дусей, дочерью Николая Тимофеева, ученицей десятого класса. Хотя, глядя на нее, можно было подумать, что она уже окончила школу: стройное телосложение, узкие мальчишеские бедра и налитая высокая грудь оставляли впечатление ее полной взрослости. Имя Дуся прицепилось неизвестно почему, на самом деле девушку звали Надеждой.
Кроме красивой фигуры имела Надежда карие глаза и темные волосы. Волосы, правда, были так себе – жиденькие и короткие, словом, слабенькое украшение. Поэтому недавно она их обрезала и ходила со стрижкой, однако не портившей ее – коротенькие волосы слегка курчавились.
С Кукой они были соседями. Правда, межа между их усадьбами терялась где-то в густом вишняке, который с обеих сторон отвоевал по пол-огорода. Ну, Тимофеевы на вишни голодными не были, так как дядя Николай – Пепик – сторожил колхозный сад, а вот семью Ошкуковых вишни выручали ощутимо. Как наступала пора созревания «шпанок», а затем «чорнокорок», а потом других сортов, так Анатолий начинал трудиться.
Дважды в день, утром и вечером, он набирал по два ведра лоснящихся ягод и вез их на трассу Москва-Симферополь, проходившую неподалеку от Дивгорода. Там продавал по сорок рублей ведро. Вот за день выходило сто шестьдесят рублей. Толя терпеливо собирал деньги на новые туфли к сентябрю.
В этом году, как и всегда, он собрал урожай с деревьев, приблизительно составляющих половину сада, а остальное оставил соседям. Вырученных денег на обновки ему хватало, даже на теплые зимние ботинки оставалось. Чего еще надо?
День или два сад стоял брошенным на произвол судьбы, вишни перезревали, некоторые трескались и истекали соком, а некоторые вяли под солнцем, морщились и опадали.
– Галка, – залетела как-то во двор к Ошкуковым Пепикова жена Bеpa Ивановна, – скажи своему оторвиголове, пусть он не выделывается. Начал обрывать вишни, так пусть и заканчивает!
– Это он вашу долю оставил, – Галина Семеновна отвлеклась от постирушки и согнутой в локте рукой пригладила растрепавшиеся волосы.
– Не знаю! Толя, – повернулась Вера Ивановны к мальчишке, которого до этого словно не замечала. – Делай, что хочешь, но чтобы деревья стояли чистые. Слышишь?
– Я к вам не нанимался, – буркнул тот.
– Вот зараза! Ну, ты посмотри? – женщина уперла руки в бока. – Не зли меня, ей-богу. Понял?
– Спасибо, – буркнул Толя. – Но это – в последний раз.
– В последний, значит, в последний, – согласилась Пепикова жена. – Вон смена тебе подрастает, – кивнула неизвестно куда.
Эти диалоги повторялись ежегодно, ежегодно они забывались и начинались сызнова.
Надежда охотно помогала Толику, пока он не дошел до их части сада. А после разгневанной тирады Веры Ивановны девчонку будто корова языком слизала – исчезла. На окончание работ у Анатолия ушло еще почти две недели, и за эти дни он ее ни разу не видел.
Какой там к дьяволу ставок, какие гулянки? Он так спешил, что мотался на трассу по четыре раза на день – вишни портились на глазах, надо было поспевать.
В четверг у него был последний рабочий день, причем сокращенный – к обеду управился, а потом не спеша, с наслаждением намылся в душе. Как раз примерял новенькие плавки, когда во двор въехали вдвоем на одном велосипеде Сергей и Игорь. Толя выскочил им навстречу.
– Привет! Наконец-то появились! Долго вас не было.
– Та мы там хоть пропади на той станции, так ты и не вспомнишь.
– Но ведь в основном вы ко мне приезжаете, – возразил Толик.
– Глянь, Игорь, каким наш Толян стал: бицепсы накачал, плечи, – кивнул на него Сергей.
– Чистый франт! Смотри, Серый, какие у него модные плавки, – добавил Игорь.
– Прекратите, пацаны! В самом деле, чего вы прицепились ко мне? А каким ветром вас занесло?
– По делам, голубчик, – Сергей изобразил весьма отягощенного заботами старичка. – Земные заботы зовут в странствия.
– Театра-ал! А если серьезно?
– А серьезно, так послезавтра в восемнадцать часов мы должны быть в школе. Раиса Ивановна собирает весь класс.
– Как же вы на своем медвежьем углу узнали об этом? И почему мне Алексей ничего не сказал? – удивился Кука, и тут же спохватился: – Что это я? Словно не рад вам. Заходите, отдохните от солнца.
– Да уж зайдем, все равно до вечера надо где-то скоротать время, – рассудил Игорь. – Узна-али, – многозначительно протянул, отвечая на вопрос, и продолжал дальше: – есть у нас свои тайные осведомители.
– А что будет вечером? Собираемся же послезавтра. Я правильно понял? – спросил Толик.
– Да. Вот я и говорю, – встрял Сергей, – были мы у Алексея, только нет его дома. Он просто не мог сказать тебе о собрании.
– У бабушки до сих пор?
– Наверное. Бабулька у него – какая-то солидная шишка, но кто – он не признается. Дай холодной водички, – попросил Сергей.
– Конечно, – вмешался Игорь, – если мать акушерка, то бабуля – по меньшей мере, классный врач. Такие специальности передаются из поколения в поколение.
– Значит, Алексею прямая дорога в медицинский институт? – предположил Толян, подавая Сергею стакан холодной воды. – Это из криницы. Водичка – что надо!
– Боюсь, в институт он не попадет. Во-первых, теперь без денег и не рыпайся, а больших денег у его стариков нет, а во-вторых, для этого надо меньше за девочками ухлестывать и больше учиться. А он все наоборот делает. Нет, ребята, Алексею красная цена – педагогическое училище, так как институт, еще и медицинский, он не потянет, даже если встрянет туда, – сделал вывод Игорь, пока Сергей пил воду.
– Не сглазь, – отдышался от выпитой воды Сергей. – Ух, какая холодная, аж зубы ломит! Не сглазь, говорю, – обратился снова к Игорю. – Ты что, не хочешь, чтобы твой друг в медицинский институт поступил?
– Скажешь такое! Чего же не хочу? Я пытаюсь рассуждать объективно.
– Для объективных рассуждений тебе не хватает информации. Вот отвалит Алексеева бабушка денег на его обучение, и будешь ты сидеть со своей объективностью в калоше. Кроме того, может, она не врач вовсе, а какая-нибудь крутая аптекарша.
– Куда тогда, ты думаешь, Алексей будет поступать?
Друзья еще долго обсуждали будущее Алексея, а затем и свое. Мечтали, спорили, как им лучше устроиться после школы. Оценивали свои возможности, а также возможности родителей и родственников в содействии их намерениям. Время прошло незаметно.
4
Тамила Вукока собиралась на свидание. Это давно превратилось в особый ритуал.
Ее мать не оставалась в стороне. С некоторых пор они начали общими усилиями, словно заговорщики против всего белого света, лепить из Тамилки девушку невозмутимую, романтическую, недосягаемую. Придирчиво изучали внешность: рост, длинные прямые волосы, густые и шелковистые, как спелая пшеница, большие глаза хотя и упрятанные глубоко в глазницах, но все-таки достаточную выпуклые с миндалевидным разрезом, красноречиво намекающим на примесь в Mилке восточной крови. Это касаемо ее достоинств.
Отмечали эти «заговорщицы» и недостатки: длинный уродливый нос, как у Сирано де Бержерака, во всяком случае его таким изобразил Александр Казанцев в романе «Клекот пустоты». Не украшали Милку и тонкие губы; длинная стопа, о которой в народе говорят «нога, как под дурным старцем»; слишком длинные руки.
– Руки! – кричала Мелания Феофановна. – Руки всегда держи согнутыми или поднимай их, махай ими. Делай что угодно, только не показывай, что они у тебя такие длиннющие.
– Летом это не сложно, – смиренно подхватывала материну мысль Тамила. – Я всегда срываю листочек акации и обмахиваюсь им, похлопываю себя по щекам. А, – махнула она рукой, – зимой я еще что-нибудь придумаю.
– Хорошо, хорошо, – удовлетворенно покачала главой Мелания Феофановна.
– Завяжи мне повыше «конский хвост», – попросила Тамила. – Сегодня я предложу поиграть в волейбол, а распущенные волосы будут мешать.
Мелания Феофановна подняла дочкины волосы почти на темя, собрала в толстый пучок и перехватила эластичной лентой, а потом закрыла сверху ярким куском пушистой ткани – «травки». Бант завязывать не стала, у Тамилки уже возраст не тот. А кроме того, зачем создавать торжественность? Поэтому продуманное украшение завязала непринужденным узелком и оставила кончики ленты торчать рожками. Отошла, взглянула со стороны – хорошо!
Тамилка встала, покрутила головой, волосы от макушки послушно рассыпалось по плечам и спине.
Сергею она назначила встречу на девять вечера. Место свиданий оставалось тем же – стадион, располагающийся в самом центре поселка на бывшем еврейском кладбище.
– Пойдем в парк, – поначалу предлагал Сергей, ему хотелось спрятаться от любопытных глаз и побыть с Милкой наедине.
Но это не входило в ее планы – Сергей ей не нравился, но не оставаться же по этой причине вообще без мальчика.
– Hет-нет, там темно, я буду бояться, – отвечала девушка сдержанно. – Здесь погуляем. Хорошо бы в волейбол поиграть.
– Где взять мяч? – растерялся Сергей.
– Вот видишь, – поймала его на слове Милка. – Вдвоем скучно. Был бы кто-то третий, да еще с мячом...
Так Игорь, ближайший друг Сергея, стал третьим на их свиданиях. Он носил мяч на случай, если им вздумается побросать его друг другу, водил за собой велосипед, на котором потом они с Сергеем возвращались домой и, в конце концов, просто оберегал их.
Девушка умела молчать, сохранять на свиданиях вид мечтательный и умиротворенный. Сергею это нравилось, даже умиляло его. Он тоже молчал, с улыбкой любования наблюдал за ее длинными пальцами, осторожно перебиравшими акациевый листик. Минута уплывала за минутой в добродетельной бестревожности. Высота помыслов и чистота чувствований окутывали их отношения, туго пеленали в бутон, который должен был когда-то распуститься цветком счастья – невиданного, впечатляющего.
– Солнце садится, – бывало, скажет девушка.
И это означало, что Сергей должен, угадав ее настроение, остроумно прокомментировать сказанное. Она будто тестировала его на наблюдательность, понимание и находчивость.
– Да. Солнцу не позавидуешь – ты-то остаешься со мной, – изрекал он, девушка улыбалась, и это было наградой, которую она считала достаточной для него.
Как-то она сказала фразу длинную и многозначительную:
– Хорошо, что Игорь разгуливает недалеко от нас. Так мне спокойнее. Но ему, наверное, неинтересно одному?
– Что ты предлагаешь? – спросил Сергей, почувствовав, что всего не понял.
– Можно приглашать Александру на наши встречи. Пусть она его развлекает.
Александра была местной простушкой.
– Так она же... дурочка, – возмутился Сергей. – Игорю надо кого-то интересного найти.
– Ты ошибаешься. Саша – хорошая девушка.
Короткий Тамилкин ответ отрезал все Сергеевы аргументы и другие предложения.
А дело было в том, что Тамилке нравился Игорь, не обращавший не нее внимания. И чего ей только стоило добиться, чтобы вместе с Сергеем на свидания приходил Игорь, это знает лишь она одна! Теперь же хотела с помощью Саши иногда меняться местами – надо же быть вежливой с гостьей. В самом деле, Игорь и Саша – смешная парочка. Этим предложением Тамилка закладывала основы нового плана, направленного на сближение с Игорем. Пусть этот равнодушный Игорь получит базу для сравнения!