Текст книги "Утопия"

Автор книги: Линкольн Чайлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)

– Вам не кажется, что это уже чересчур? Вы не только устраиваете лоботомию моему детищу, вам нужно, чтобы я держал скальпель?

Барксдейл немного подумал.

– Это нетривиальная операция.

– Наверняка у вас и без меня хватает программистов. Вам ни к чему моя помощь…

– Доктор Уорн, думаете, это моя идея? – сказал Барксдейл с улыбкой, однако подчеркнутый английский акцент выдавал едва заметное раздражение.

– Или, возможно, на самом деле вы ищете козла отпущения.

Барксдейл бросил на него удивленный взгляд. Сара встала.

– Думаю, все уже услышали все, что нужно, – отрывисто сказала она. – Давайте заканчивать. Фред, увидимся на совещании по текущей ситуации в парке. Эндрю, ты не мог бы ненадолго задержаться?

– Хорошо.

Барксдейл коротко улыбнулся Саре, слегка настороженно кивнул Уорну и вышел.

Посмотрев ему вслед, Сара повернулась к ученому.

– Что ж, рада видеть, что ты не утратил умения настраивать аудиторию против себя.

– А чего ты ожидала после заявлений о том, что дело всей моей жизни готовы отправить на свалку? Что я стану прыгать от счастья?

– Не стоит так к этому относиться. Метасеть отключают лишь временно, для исследований.

– Да, конечно. Я уже имел дело с парнями из высшего руководства после смерти Найтингейла. Если метасеть отключат, больше она работать никогда не будет.

Сара потянулась к чашке.

– Понимаю твои чувства, Эндрю, но…

– Кстати, еще одно. Почему ты называешь меня Эндрю, а не Дрю, как раньше?

– Мне показалось, так будет лучше. – Она убрала руку и посмотрела ему в глаза. – А тебе?

Перед взглядом Сары никто не мог устоять. Внезапно Уорн почувствовал, что весь его гнев куда-то исчез, оставив после себя лишь чувство поражения. Он наклонился к ней, сцепив руки.

– Только что вспомнил. Сегодня двадцать первое июня.

– И что?

– Ровно год с тех пор, как ты ушла.

– Я не ушла, Дрю. Я согласилась на предложение работать в Утопии.

– Разве с тобой что-нибудь случилось бы, если бы ты ненадолго задержалась? Попыталась хоть как-то разобраться в наших отношениях? Понимаю, мы оба были заняты, у нас не хватало времени друг на друга. И я знаю, что с Джорджией вам пришлось нелегко. Но ты не дала ей ни единого шанса. Да и нам с тобой тоже.

– Я давала тебе шанс, пока могла. Неужели ты думал, что я откажусь от работы?

– Я не рассчитывал, что ты соберешь вещи и уедешь в Неваду.

– Такая возможность бывает лишь раз в жизни! Ты бы предпочел, чтобы я осталась и ненавидела тебя за то, что ты меня этого лишил?

Сара шагнула ему навстречу, но тут же, помедлив, отступила назад, взяла чашку и сделала глоток.

– Давай оставим прошлое, – уже спокойнее заговорила она. – Это бессмысленно и ни к чему не приведет. – Она решительно поставила чашку. – Я долго размышляла над тем, приглашать ли тебя, но у меня не было выбора. Никто другой не разбирается в метасети так, как ты. В конце концов, это ты ее проектировал. И… нам просто не нужны новые проблемы.

Уорн не ответил. Сказать, похоже, было нечего.

– Наверное, не стоит напоминать тебе первоначальные условия договора. Почему бы тебе не рассматривать все это как удачную возможность? Сеть проработала шесть полных месяцев в реальных условиях, которые тебе вряд ли удалось бы воссоздать у себя в лаборатории.

«В данный момент у меня нет лаборатории», – подумал Уорн, но лишь пожал плечами.

– Конечно. Почему бы не поработать над вскрытием трупа?

Директор долго смотрела на него, не говоря ни слова, затем снова повернулась к столу, собрала бумаги и взяла чашку.

– Тереза должна с минуты на минуту вернуться, – сказала она. – Не советую вам обоим тратить зря время. Мистер Барксдейл ждет готового плана действий к концу дня.

Она вышла из зала совещаний, оставив дверь открытой.

11 часов 45 минут

Каллисто представлял собой мир будущего, оживленный космопорт на стационарной орбите – как предлагалось считать посетителям – в шестидесяти милях над шестым спутником Юпитера. Эндрю Уорн обнаружил, что в это действительно не так уж трудно поверить. После короткого полета на челноке в полной темноте он вместе с Джорджией вышел на посадочную площадку, а затем шагнул в заполненный народом главный вестибюль, где снова остановился, удивленно глядя по сторонам. Перед ними простирался торгово-развлекательный центр, словно целиком позаимствованный из двадцать четвертого века. Среди щелкающих фотоаппаратами туристов расхаживали странного вида инопланетяне и сотрудники в футуристической униформе. Над головой плясали рубиновые и голубые лучи лазеров. Повсюду присутствовали невероятно подробные голографические изображения, указывающие путь к аттракционам и парящие, подобно фантастическим вывескам, над входами в рестораны и туалеты.

Как и везде в Утопии, высоко наверху простирался огромный купол. Но на этот раз за ним виднелась не полоса ярко-голубого неба, как в Ядре или Дощатых Тротуарах, а глубокая чернота космоса, испещренная бесчисленными звездами. Больше четверти неба заполнял ярко окрашенный диск Юпитера. Уорн заметил, что облака на поверхности планеты движутся, конвульсивно содрогаясь под воздействием гигантских бурь.

– Потрясающе, – проговорила девочка, оглядываясь вокруг. – Прямо как в кино. Только что мы тут делаем? Мы же еще не все посмотрели в Дощатых Тротуарах.

– На них у нас еще хватит времени, – сказал Уорн. – А сейчас я хотел бы кое-что тебе показать.

Он взглянул на запястье. Они договорились встретиться с Терезой в тринадцать часов, и у них в распоряжении оставалось чуть больше часа. Уорн старался вести себя как можно более непринужденно, зная, что Джорджия легко замечает любые перемены в его настроении. Слава богу, она ничего не спрашивала о том, как прошло совещание.

Быстро сверившись с путеводителем, он повел Джорджию прямо в шумную толпу посетителей. В прохладном, пахнущем стерильностью воздухе почти осязаемо ощущалось всеобщее веселье. Только в Каллисто можно было встретить костюмированных персонажей популярного мультсериала Найтингейла «Атмосфера страха». Здесь также находились два самых выдающихся аттракциона во всем парке – «Сфера Шварцшильда» [19]19
  Сфера Шварцшильда – условная граница черной дыры.


[Закрыть]и «Полет на Луну». Многочисленные ребятишки окружали голограммы Эрика Найтингейла в натуральную величину и костюмированных членов персонала, тащили родителей к любимым аттракционам, выпрашивали деньги на сувениры.

Но карнавальная атмосфера и экзотическая обстановка не могли развеять мрачного настроения Уорна. «Отказаться от метасети». Он с трудом мог в это поверить. Всего два часа назад он бродил по Дощатым Тротуарам, словно полный идиот, размышляя о том, какие восхитительные новые функции ему предложат добавить к роботизированной сети. Он с горечью покачал головой.

– Что случилось, пап? – тут же спросила Джорджия.

– Ничего. Здесь просто… все эти аттракционы, магазины – сплошная коммерция. Найтингейл перевернулся бы в гробу.

– Пап, ничего ты не понимаешь. Тут по-настоящему круто. Ты только посмотри. – Она показала на один из более спокойных аттракционов – похожий на паука комплекс маленьких ракет, вращавшихся на блестящих металлических опорах, которые словно то исчезали, то появлялись, создавая впечатление, будто ракеты летают сами по себе. – Даже детские аттракционы здорово выглядят.

Уорн кивнул. Тем не менее все это являлось лишь бледным подобием того, что описывал Найтингейл, когда они сидели на кухне в вечер их первого знакомства, даже не притронувшись к кофе. Он помнил фанатичный огонь, горевший в глазах фокусника, помнил, как тот то и дело вскакивал с места, расхаживал туда-сюда, как двигались его руки, когда они обсуждали в общих чертах его идею виртуальных миров. Найтингейл объездил весь свет, посещая парки развлечений, замки, храмы, средневековые поселения. Ему хотелось воссоздать виртуальные миры во всех подробностях – миры прошлого, миры будущего, которые одновременно бы просвещали и радовали посетителей; развлечения, основанные на погружении в среду, а не аттракционы. Система миров, как называл ее Найтингейл, должна использовать последние достижения цифровых технологий, голографии, кибернетики для создания магической иллюзии. И он хотел, чтобы Уорн спроектировал ее роботизированную часть.

Даже без энергии и харизмы Найтингейла подобная мысль выглядела весьма привлекательной. Она отлично вписывалась в весьма спорные теории Уорна в области искусственного интеллекта и машинного обучения. И он разработал идею метасети, которая связывала бы всех роботов парка с центральным процессором. Он должен контролировать действия роботов, совершенствовать программу и ежедневно загружать в них оптимизированный код. Отличный способ продемонстрировать теорию машинного обучения на практике. Но это будет только началом обширной сети роботов с искусственным интеллектом, которая в конечном счете охватит все сферы деятельности Утопии.

По крайней мере, таков был план…

– Тереза – японка? – спросила Джорджия.

Уорн вернулся от размышлений к реальности, слегка удивленный ее вопросом.

– Не знаю, принцесса. Вряд ли.

– Папа, я же просила не называть меня принцессой.

Люди вокруг них толкались, смеялись, показывали куда-то пальцами. Посетители толпились вокруг высокого худого человека в доспехах двадцать четвертого века и блестящем черном плаще. Это был Морфеус, маг-демон, правитель Земли-Прайм – создание, которое обожали ненавидеть пятьдесят миллионов детей-телезрителей. Он позировал для фотоснимка, положив руку на плечо маленького мальчика и улыбаясь сквозь дьявольскую бороду. Уорн хмуро посмотрел в его сторону. Он вдруг сообразил, что не разговаривал с Терезой по крайней мере три недели, что само по себе было необычно – у них вошло в привычку общаться как минимум раз в неделю, мешая деловые разговоры со сплетнями, шутками и иронией.

Она отвечала за работу метасети и хотя бы могла его предупредить. Почему она этого не сделала? Его охватила злость при мысли о том, что, вполне возможно, она каким-то образом сама во всем виновата, совершив – вольно или невольно – нечто, причинившее непоправимый вред его творению. Ученый вспомнил свою первую реакцию, когда увидел ее в реальности, и рассерженно тряхнул головой.

Они договорились встретиться у нее в лаборатории. Именно так он и поступит. Они обсудят план отключения, убедятся, что для плавного перехода нет никаких препятствий. А потом он сделает то, что и планировал с самого начала, – в полной мере насладится парком вместе с дочерью. Тереза и ее люди смогут остановить метасеть и сами. К черту контракт. Будь он проклят, если собственными руками уничтожит свое величайшее достижение.

Впереди, над входом в ярко освещенный ресторан «Большой Ковш», вращалась голограмма созвездия. Снаружи стояла толпа людей, которые негромко переговаривались, показывая куда-то вдаль. Несмотря ни на что, Уорн почувствовал, что улыбается. Он догадывался, куда именно они смотрят.

Рядом с входом в ресторан располагалось большое окно для торговли навынос в хромированной раме, выходящее в вестибюль. У его основания вдоль стойки из блестящего прозрачного материала выстроились в ряд круглые табуреты на высоких подставках. За стойкой расположился футуристический магазин мороженого, окутанный призрачными тенями. Его обслуживал большой мобильный робот – странная неуклюжая конструкция, похожая на сооружение из больших металлических блоков, на шасси с шестью синхронно управляемыми колесами. На платформе стоял большой куб, внутри которого находился бортовой компьютер, а на нем, в свою очередь, – высокий цилиндр с вмонтированными в него двумя наборами ультразвуковых датчиков.

Взяв Джорджию за руку, Уорн показал на машину. Она посмотрела в ту сторону и внезапно остановилась, широко улыбаясь.

– Мне кажется, – наконец сказала она, – как-то странно видеть его здесь.

Робот готовил молочный коктейль. Уорн наблюдал, как он деловито накладывает мороженое в металлический миксер короткими четкими движениями мощных клешней. Это самая сложная часть – эхолокационная геометрия. Поскольку он знал, что роботу предстоит работать в неизменной обстановке, все остальное – систему расчета пути для управления колесами, топологическую карту – сделать было относительно несложно. Но на то, чтобы снабдить машину стереоскопическим зрением, необходимым для вырезания идеальных шариков из мороженого, находящегося в различной таре, потребовалось немало ночей напряженного труда. Именно тогда родилось и имя робота – Хард-Плейс. Его собрат, Рок [20]20
  Имена роботов заимствованы из выражения between a rock and a hard place, то есть «между молотом и наковальней».


[Закрыть], наверняка находился сейчас внутри ресторана. Уорн спроектировал Рока как робота-бармена, у которого была куда более легкая работа – он наливал заранее отмеренные порции напитков, что требовало в отличие от Хард-Плейса намного менее точного управления сервомеханизмами «рук».

– Пойдем, – сказал Уорн, кладя руку на плечо дочери, – купим мороженого.

Когда они подошли к стойке, Хард-Плейс как раз закончил готовить коктейль и протягивал его девочке-подростку.

– Прошу вас, – произнес он, наклонив камеру в сторону девочки. – Вашу карточку, пожалуйста.

Уорн смотрел, как Хард-Плейс сканирует карточку-пропуск ультразвуковыми датчиками, возвращает ее владелице, а затем с помощью клешней аккуратно ставит коктейль на стойку. Джорджия была права – он тоже настолько привык видеть этого робота в тесноте своей лаборатории в Карнеги-Меллоне, что ему казалось странным встретить его здесь, в сюрреалистическом окружении, подающего настоящее мороженое реальным людям.

Робот повернулся и покатился к следующему клиенту. Проведя Джорджию через толпу зевак, Уорн нашел два места в дальнем конце стойки. Именно дочь в свое время убедила его встроить ультразвуковой датчик в верхнюю часть робота и настроить его так, чтобы он поворачивался в сторону ближайшего человеческого голоса. Он хорошо помнил, как показывал ей робота в первый раз и как недовольно скривилось лицо девочки. «У него должна быть голова, папа», – сказала она тогда.

Он построил две машины просто ради развлечения, желая продемонстрировать Найтингейлу, каким образом можно использовать для коммерческого применения распознавание речи и обработку изображений. Но Найтингейл столь же любил приятные мелочи, как и грандиозные идеи, и Рок с Хард-Плейсом понравились ему не меньше, чем снискавший немалую славу доклад ученого об иерархических нейросетях или его идея самообучающейся метасети. Он настоял, чтобы им нашлось место в Утопии.

Хард-Плейс двигался в их сторону.

– Добрый день, – проскрежетал он. – Чем могу помочь?

– Одну имбирную шипучку, пожалуйста.

Уорну незачем было даже спрашивать – Джорджия могла прожить на одной лишь имбирной шипучке. Именно ее он первым делом научил готовить робота.

– Одна имбирная шипучка, – повторила машина. Уорн успел почти забыть этот искусственный голос, состоящий из оцифрованных образцов его собственного. И он уж точно забыл, насколько велик Хард-Плейс – почти восемь футов до верхней части массива датчиков. – Что-нибудь еще?

– Да. Двойное фисташковое мороженое с шоколадом и взбитыми сливками, пожалуйста.

Хард-Плейс неожиданно замер.

– Доктор Уорн? – спросил он после короткой паузы.

– Да, Хард-Плейс.

Робот снова помедлил, на этот раз чуть дольше.

– Двойное фисташковое мороженое с шоколадом и взбитыми сливками. Сию минуту, Кемо Сабе [21]21
  Прозвище главного героя сериала «Одинокий рейнджер», к которому так обращается индеец Тонго, на чьем языке это означает «Верный друг».


[Закрыть].

Развернувшись на месте, робот удалился. Уорн посмотрел ему вслед. Шутливый намек на «Одинокого рейнджера» был его собственным изобретением, вроде подписи на картине. Он решил добавить эту подпрограмму полтора года назад, когда Хард-Плейса и Рока упаковывали перед отправкой в Неваду. Полтора года – но как же много с тех пор изменилось. Тогда он только начал встречаться с Сарой – уверенной в себе женщиной, равной ему по интеллекту, возможно, второй матерью для Джорджии. Он принялся за первые проекты для Эрика Найтингейла, и будущее выглядело для него ярким и многообещающим.

Но все сложилось совсем иначе. Дочь не испытывала к Саре никаких теплых чувств – фактически она ее ненавидела, откровенно ревнуя к отцу. Его собственная работа подвергалась все большей критике в Карнеги-Меллоне, где ее считали спорной и бездоказательной. А потом Найтингейл погиб. Отношения Уорна с представителями корпораций, слетевшимися со всех сторон, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту, резко ухудшились, а затем полностью прекратились – с Утопией его продолжали связывать лишь контрактные обязательства, касающиеся метасети. Сара уехала, заняв пост руководителя парка. Ученый ушел из Карнеги-Меллона, основав исследовательскую компанию с целью подтвердить свои теории в области машинного обучения, но лишился финансовой поддержки, когда лопнул пузырь интернет-фирм. Но, несмотря ни на что, у него оставалась метасеть – по крайней мере, так он считал до сегодняшнего утра.

Хард-Плейс уже скользил к ним с имбирной шипучкой.

– Пожалуйста, – сказал он, ставя шипучку на стойку перед ним и поворачиваясь к ряду банок с мороженым – его искусственный интеллект уже выполнял программу двойного фисташкового мороженого с шоколадом и взбитыми сливками.

Движения робота казались более отрывистыми, более неуверенными, чем помнил Уорн, – словно нарушилась оптимизация расчета пути. Не результат ли это сегодняшней загрузки данных? Не могла ли в самом деле метасеть… Но Уорн тут же отбросил подобную мысль. Ему и без того хватало дурных новостей.

– Можно одолжить у тебя путеводитель? – спросила Джорджия.

– Пожалуйста.

– А сорок баксов?

– Конечно, только… Погоди – сорок долларов? Зачем?

– Хочу купить футболку от «Атмосферы страха». Такую мерцающую. Не видел?

Уорн видел десятки подобных футболок на подростках в вестибюле. Вздохнув, он открыл бумажник и подал ей деньги, глядя, как она снимает наушники и отхлебывает шипучку.

Честно говоря, он зашел сюда не столько ради нее, сколько ради себя самого. Ему хотелось увидеть подтверждение собственного труда, напоминание о лучших временах. До сегодняшнего дня – когда он узнал, что метасеть собираются отключить, – он не сознавал, насколько она для него важна. Внезапно он опять почувствовал, как на него накатывает волна отчаяния. Что ему теперь делать? Он ушел из Карнеги-Меллона, сжег за собой все мосты. Он снова тайком взглянул на Джорджию. Как ей все объяснить?

Рядом послышалось негромкое жужжание – вернулся Хард-Плейс.

– Прошу вас, Кемо Сабе, – сказал он, ставя мороженое перед ученым.

Уорн ждал. Робот теперь должен был попросить у него пропуск, записав стоимость мороженого на его счет в Утопии.

Но Хард-Плейс ничего подобного не сделал. Вместо этого он повернул свои датчики сначала налево, потом направо. Продолжая жужжать, робот начал раскачиваться вперед и назад. Движения его казались странно неуверенными, словно машина пребывала в нерешительности, не зная, что делать дальше.

Джорджия подняла взгляд от шипучки и вытащила наушник из одного уха.

– Папа, в чем дело? – спросила она.

С неожиданным резким скрежетом робот устремился к Уорну. Его кубический центральный корпус столкнулся со стойкой, сбив с нее стаканы и подставки для соломинок. Среди клиентов поднялся удивленный ропот. Внезапно Хард-Плейс откатился, ударившись о стену, затем снова на полной скорости кинулся вперед, размахивая манипуляторами и вращая датчиками.

– Джорджия! – крикнул ученый. – Берегись!

Робот снова ударился о стойку. Послышались испуганные возгласы, чьи-то крики – клиенты соскакивали с табуретов, пытаясь уползти от стойки. Но машина опять рванулась назад, с грохотом столкнувшись со стеной. Десяток бутылок с разноцветным сиропом упали на пол, разбившись вдребезги. Взвыв моторами, робот снова покатился вперед.

Уорн вскочил с места, ошеломленно глядя на Хард-Плейса. Он никогда прежде не видел, чтобы робот вел себя подобным образом. Собственно, он просто не мог так себя вести – Уорн сам его программировал. Что, черт побери, происходит? Казалось, будто робот пытается вырваться из замкнутого пространства, пробиться в вестибюль. Но его программы расчета пути крайне примитивны; если ему это удастся, то с такими размерами и скоростью он раздавит любого, кто попадется на дороге.

Робот с оглушительным грохотом столкнулся со стойкой. Ее длинная прозрачная крышка затряслась и изогнулась, со звоном сбрасывая на пол оставшееся содержимое. Хард-Плейс попятился, затем снова бросился вперед, словно разъяренный бык в клетке.

За спиной Уорна слышались встревоженные крики. Он посмотрел направо – Джорджия стояла поодаль, глядя на происходящее широко раскрытыми глазами. Он лихорадочно размышлял. Сделать можно было лишь одно – попытаться добраться до ручного выключателя в задней части корпуса и деактивировать робота.

Он осторожно подошел ближе.

– Хард-Плейс, – отчетливо и громко проговорил он, надеясь привлечь внимание робота, прервать ненормальный цикл, из которого тот не мог выйти.

Умиротворяюще подняв левую руку с растопыренными пальцами, он медленно начал опускать правую к корпусу робота.

При звуках его голоса Хард-Плейс повернул к нему датчики.

– Кемо Сабе, – проскрежетал он.

И тут одна из его клешней метнулась вперед, ухватив правое запястье в железные тиски.

Уорн вскрикнул от боли. Робот дернул его на себя, и он перелетел через стойку прямо на банки с мороженым, отчаянно пытаясь помешать машине сломать ему руку.

– Папа!

Дочь бросилась к нему, протягивая руки.

– Джорджия, нет! – выдохнул Уорн, пробуя дотянуться левой рукой вокруг корпуса.

Ногти царапали гладкий металл. Хард-Плейс заскользил назад, таща за собой Уорна и завывая сервомоторами. Вторая клешня робота нацелилась на шею ученого как раз в то мгновение, когда его пальцы нащупали маленькую кнопку выключателя.

Хард-Плейс внезапно остановился. Из-под его тележки посыпались искры. Датчики замерли, вой моторов прекратился. Клешни разошлись, освободив запястье Уорна. Он тяжело упал на пол, затем медленно поднялся среди банок с мороженым, потирая руку. Джорджия подбежала к нему, и они вместе отошли от дымящегося, потемневшего робота.

Вокруг собралась толпа, наблюдавшая за происходящим с почтительного расстояния. Уорн обвел их взглядом, тяжело дыша, весь в шоколаде и ванили. Он все еще массировал запястье. Джорджия стояла рядом с ним, не в силах выговорить ни слова.

Несколько мгновений все молчали. А затем послышался чей-то одобрительный свист.

– Отлично сыграно, приятель! – сказал кто-то. – Я до последнего был уверен, что все это по-настоящему.

– Даже слишком! – крикнул другой.

И тут ему начали хлопать – сначала одна пара ладоней, потом все новые и новые, пока аплодисменты не перешли в овацию.