Текст книги "Утопия"

Автор книги: Линкольн Чайлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

15 часов 12 минут

Шум и суматоха в медицинском центре утихли почти столь же быстро, как и начались. Большинство клиентов ушли, за исключением нескольких небольших групп, собравшихся вокруг занавешенных мини-палат. Один или двое посетителей решительно направились к выходу, угрожая подать в суд, но подавляющее большинство, соблазнившись бесплатными ваучерами на питание и фишками в казино, вернулись обратно в парк.

Сара Боутрайт со смешанными чувствами смотрела им вслед. Как и весь персонал Утопии, она ненавидела судебные иски, но вместе с тем она жалела, что столь немногие решили отправиться на станцию монорельса. Вид гостей, устремляющихся обратно в различные Миры, чем-то напомнил ей раненых солдат, которые, сами того не зная, идут назад на поле боя.

Она прошла по ярко освещенному центральному коридору, кивая на ходу медсестрам. Ненадолго остановившись, чтобы переговорить с одним из охранников, она в конце концов проскользнула за занавеску в палату Джорджии Уорн. Доктор Финч сказал, что девочке ничто не угрожает, но из-за снотворного она проспит еще как минимум час.

Сара устроилась на стуле в ногах койки, глядя на прикрытую одеялами неподвижную фигуру. Девочка спокойно спала – волосы разбросаны по лбу, губы чуть приоткрыты, – на время забыв о том, что ей довелось пережить на аттракционе «Темноводье».

Женщина сидела, прислушиваясь к отдаленным голосам на посту медсестер. Ей многое нужно было сделать – сообщить о случившемся Чаку Эмори в Нью-Йорк, связаться с менеджерами, создавая видимость, будто все идет как обычно. Но почему-то это казалось ей лишенным всякого смысла. Все теперь зависело от Джона Доу, и только от него. Она откинулась на спинку стула, пытаясь расслабиться и почти не удивившись тому, что ей это не удается.

Взгляд ее снова упал на Джорджию, на свежую царапину на ее щеке, на тонкие руки, сжимающие край одеяла. Как ни странно, ноги сами принесли ее к постели первой главной неудачи в ее жизни.

Переехав жить к Эндрю Уорну, она старалась понравиться Джорджии, принять ее такой, какая она есть. Сара знала, что любую проблему можно решить, приложив достаточные усилия. Но чем настойчивее она пыталась, тем больше сопротивлялась девочка.

Конечно, если быть честной, то она понимала, что винить следует не только Джорджию. Да, Сара появилась в ее жизни в тот момент, когда смерть Шарлотты Уорн была еще свежа в памяти девочки, и Джорджия весьма собственнически относилась к отцу. Но возможно, девочка также чувствовала каким-то своим детским инстинктом, что Сара никогда не сможет стать ей полноценной матерью. Она и сама теперь понимала, что подобного не могло быть – слишком важна для нее карьера. В конце концов, разве она не приняла предложение работать в Утопии без малейших колебаний? Она хорошо помнила выражение лица Эндрю, когда она ему об этом сообщила, – настолько он был уверен, что она поедет с ним в Чепел-Хилл, поможет ему поднять его новое технологическое начинание. Но возможность руководить такой организацией, как Утопия, выпадала лишь раз в жизни, и ничто не могло ее заставить от этого отказаться.

Руководить такой организацией, как Утопия…

Она беспокойно пошевелилась на стуле. Важнее всего для Сары была организация, благодаря которой процветал парк, – сложная, идеально взаимосвязанная замкнутая система. А Джон Доу оказался случайным элементом, внесшим в нее беспорядок, даже хаос.

Она наклонилась, опустив подбородок на руки.

– Что мне делать, Джорджия? – спросила она. – Похоже, впервые в жизни я не знаю, как быть.

Ответом ей стал лишь донесшийся с койки шорох и приглушенный вздох.

Неожиданно Сара почувствовала, что ей не хватает Фреда Барксдейла. В обычной ситуации она тут же отбросила бы подобную мысль как проявление сентиментальности или слабости, но не сейчас. Фредди наверняка нашел бы слова, чтобы поддержать ее.

Когда она только начинала работать в Утопии, она даже и не думала о каких-то романах, а уж тем более с Фредом Барксдейлом. Ей всегда нравились мужчины типа Уорна – серьезные, не слишком высокомерные, не боявшиеся продемонстрировать всем свой интеллект. Фредди был совсем другим. О нет, в его уме никто не сомневался – сам его вклад в создание и поддержание цифровой инфраструктуры Утопии стал выдающимся достижением. Но он был слишком безупречен во всех отношениях – аристократические британские манеры, внешность кинозвезды и литературная эрудиция превращали его практически в образец идеального мужчины.

Но однажды вечером два месяца тому назад они случайно встретились за рулеточным столом в казино Газового Света, незадолго до того, как нью-йоркская дирекция сочла нежелательным посещение игорных заведений Утопии ее руководящими работниками. Барксдейл проиграл намного больше денег, чем рассчитывал, но тем не менее очаровал ее остротой из «Фальстафа» о том, что игра есть зло. Вечер закончился в баре «Мориарти» поблизости. На следующей неделе последовал ужин в лучшем французском ресторане Вегаса. Фред оказался настоящим открытием. Он двадцать минут обсуждал винную карту с сомелье, но вовсе не из желания покрасоваться перед ней – он действительно интересовался винами и явно знал намного больше о замках Сен-Эмильона, чем официант. Большую часть ужина он был занят тем, что отвечал на вопросы Сары о Бордо, объясняя особенности различных сортов винограда.

Саре слишком хорошо были знакомы мужчины, стремившиеся продемонстрировать свою привлекательность, строя из себя мачо или ведя себя как генералы, планирующие операции. Прежде она сама не понимала, насколько ей хотелось, чтобы к ней относились просто как к женщине – пригласили на изысканный ужин, сделали комплимент, восхищались ее умом, флиртовали с ней, приучали к хорошей жизни, возможно, иногда поднимали на пьедестал. Неужели прошло всего три недели с тех пор, как, проснувшись солнечным воскресным утром, она поняла, что ее чувства к Фреду Барксдейлу намного сильнее, чем она могла предполагать?

Вздохнув, она выпрямилась на стуле. Утопия и Фредди стал и для нее самым важным в жизни, по сути – единственным. Их нужно защитить любой ценой.

Встав, Сара подошла к изголовью койки, собираясь с мыслями. Пора было уходить из медицинского центра, надо появиться еще в нескольких местах. Потом найти Боба Аллокко, поговорить о минимизации последствий…

Кто-то негромко постучал по стене рядом с палатой. Занавеска раздвинулась, и появилось лицо Фреда Барксдейла. Взгляд его водянисто-голубых глаз скользнул по койке и упал на женщину.

– Сара! – сказал он. Бросив взгляд на спящую девочку, он вздрогнул и понизил голос – Привет. Мне говорили, что ты можешь быть здесь.

На мгновение она лишилась дара речи. Его неожиданное появление после всех только что промелькнувших в ее голове мыслей вызвало у нее настоящий шквал чувств. Сара шагнула ему навстречу.

– Фред, – сказала она. – Фредди, я чувствую себя совершенно разбитой.

Он взял ее за руки.

– В чем дело? Что случилось?

– Я совершила ужасную ошибку. Позволила злости на Джона Доу затмить мой рассудок. Смерть Криса Грина, то, что случилось в «Темноводье», – моя вина.

– Как ты можешь так говорить, Сара? Это дело рук Джона Доу, и только его. Вини его, а не себя. Кроме того, план предложил Аллокко. Ты его просто одобрила.

– И потому на мне вся ответственность. – Она безутешно покачала головой. – Помнишь, что ты говорил тогда, возле «Галактического путешествия»? Ты говорил, что наш план опасен, авантюрен. Что прежде всего мы отвечаем за наших посетителей. Стремясь расправиться с Джоном Доу, я об этом забыла.

Барксдейл промолчал.

– У меня не выходит из головы то, как он вошел в мой кабинет, разговаривал со мной. Не могу объяснить, но мне кажется, будто он откуда-то меня знал: знал, что я хочу услышать, знал, что для меня важно. Для меня лично. Понимаю, это странно звучит, но он говорил так, будто желал мне только добра. И самое странное, что мне хотелось ему верить. – Она вздохнула. – Господи, кто он такой? И почему он выбрал в качестве жертвы именно нас?

Барксдейл не ответил, потрясенно глядя куда-то в пространство.

– Фредди?

Она поразилась тому, насколько глубоко он ощущает ее отчаяние.

Взгляд его бледных глаз медленно вернулся к ней.

– Нет ли у Шекспира чего-нибудь подходящего на этот случай? – вымученно улыбнувшись, спросила она. – Чего-нибудь утешительного, поднимающего настроение?

Барксдейл еще немного помолчал, затем словно очнулся.

– Чего-нибудь, скажем, из «Двух веронцев-террористов»? – Он слабо улыбнулся в ответ. – Ничего не приходит на ум, кроме разве что названия: «Все хорошо, что хорошо кончается».

В нем словно происходила некая внутренняя борьба.

– Сара, – неожиданно добавил он, – что, если нам уехать отсюда? Просто все бросить?

Она посмотрела на него.

– Мы так и сделаем. Когда все закончится, мы с тобой уедем. Куда-нибудь, где нет телефонов и никто не носит обуви. Выберем маленький кусочек пляжа и объявим его своей собственностью. На неделю, может быть, на две. Хорошо?

– Нет, – начал он. – Я не это имел ввиду… – Он замолчал. – В самом деле, Сара?

– Конечно.

– Что бы ни случилось?

Его беспокойство словно придало ей сил.

– Ничего не случится. Мы обязательно выберемся. Обещаю.

– Чертовски хотелось бы надеяться, что ты права, – сказал он столь тихо, что она едва расслышала.

Оба замолчали. Взгляд Сары упал на койку.

– Это ведь дочь Уорна? – спросил Барксдейл, проследив за ее взглядом. – Как она?

– Слегка оцарапалась, но в остальном цела и невредима.

Он кивнул. Высвободив одну руку, она погладила его по лицу и наклонилась, чтобы поцеловать.

– Так или иначе, – сказала она, – все это скоро закончится. Держись.

– Конечно, – ответил он.

Несколько мгновений он смотрел ей в глаза, затем повернулся к занавеске.

– Помни мое обещание.

Он поколебался, потом, не оборачиваясь, кивнул и выскользнул из палаты.

Она вслушивалась в его шаги, пока те не окончательно незатихли, поправила одеяло на Джорджии, погладила лоб девочки и собралась уже уходить, но занавеска снова раздвинулась, и появилась голова медсестры.

– Мисс Боутрайт, – сказала она, – вам звонит мистер Аллокко. Он говорит, что это очень важно.

– Хорошо.

Она собралась было последовать за медсестрой, но тут в ее кармане тихо зажужжала рация.

Сара тут же остановилась, не выходя из палаты. Достав рацию, она нажала на кнопку.

– Сара Боутрайт слушает.

– Сара?

Джон Доу говорил не спеша, голос его вновь звучал вежливо, почти приторно.

– Да.

– Надеюсь, урок оказался для вас не слишком болезненным?

– Некоторые бы с вами не согласились.

– Изначально он предполагался куда суровее. Считайте, что вам в некотором смысле повезло. – Раздался сухой смешок. – Впрочем, в следующий раз подобного уже не будет.

Сара промолчала.

– Я вам не угрожаю. Я просто хотел бы, чтобы вы полностью осознавали последствия любых других своих безответственных поступков.

Директор продолжала молча слушать.

– Вы не хотели бы искупить вину за свое предательство? – мягко спросил Джон Доу.

– О чем вы?

– Компенсировать все те неприятности, которые устроил ваш маленький комитет по встрече. Это поможет нам с вами преодолеть барьеры. Скажем, отдать мне Эндрю Уорна? Слишком уж неуловимым он оказался.

Сара крепче сжала в руке рацию, но не ответила.

– Впрочем, вряд ли вы это сделаете. Вы очаровательная женщина, Сара Боутрайт, но меня уже утомили эти хождения вокруг да около. Вам дается еще один шанс передать нам Горнило.

– Говорите.

– Передача состоится в Зеркальном зале, ровно в четыре.

Она посмотрела на часы – три пятнадцать.

– Обеспечьте, чтобы за десять минут до встречи там не было никого из посетителей и персонала. Согласны?

– Согласна.

– Да, Сара, я тут подумал про то грязное дельце в «Галактическом путешествии». Это ведь ваша идея?

Сара не ответила.

– На этот раз вы передадите диск лично. Мне кажется, так будет разумнее всего. Учитывая наше взаимопонимание.

Молчание.

– Вы поняли, Сара?

– Поняла.

– Вы войдете в зал, как обычный посетитель. Я буду ждать внутри. На этот раз – только вы одна. Уверен, мне незачем предупреждать вас об иных нежелательных гостях.

Сара ждала, прижав к щеке жесткую коробочку рации.

– Мне ведь незачем вас предупреждать?

– Да.

– Я так и думал. Но позвольте мне сказать несколько слов напоследок. В эссе «Душа человека при социализме» Оскар Уайльд говорил, что любое произведение искусства, созданное с надеждой на прибыль, таит в себе опасность. Отчасти я с ним не согласен. Видите ли, я сделал Утопию своим произведением искусства. И я намерен получить прибыль, и притом немалую. Но оно действительно станет опасным для любого, кто окажется у меня на пути. Порой искусство может быть ужасным в своей красоте, Сара. Не забывайте об этом.

Сара с трудом перевела дыхание.

– С нетерпением жду нашей новой встречи.

15 часов 15 минут

По мере того как шло время и безоблачное голубое небо над пустыней Невады начало бледнеть, предвещая наступление вечера, толпа в шестьдесят шесть тысяч человек, гуляющих по бульварам Утопии, достигла того состояния, которое психологи парка называли «выдержанным». Первоначальное возбуждение прошло, и оживление несколько спало. Усталые родители искали временного убежища в ресторанах, на представлениях или шоу вроде «Зачарованного принца», где можно было расслабиться в удобных креслах. Небольшой процент посетителей, не желавших ждать на парковках перед самым закрытием, уже направлялись в сторону Ядра и монорельса, поезда которого ходили несколько чаще обычного. Впрочем, подавляющее большинство оставалось в парке, предпочитая еще раз вернуться на полюбившийся аттракцион или посетить Мир, в котором они еще не побывали, рассчитывая свое время до половины девятого. Именно тогда начиналось самое красочное зрелище Утопии – четыре одновременных шоу синхронизированных с помощью компьютеров в каждом из четырех Миров фейерверков, ярко вспыхивающих под темным пологом купола. За ними следовала еще более впечатляющая картина – салюты взмывали высоко над куполом за его пределами, даря прощальный подарок посетителям, покидающим Утопию и спешащим в сторону Вегаса или Рино.

Но в очередях к русским горкам и аттракционам со свободным падением дневное затишье почти не ощущалось. Вокруг главных аттракционов, таких как «Сфера Шварцшильда» или «Шпиль дракона», продолжали толпиться люди и царила такая же, как всегда, атмосфера возбужденного веселья.

Особенно это было заметно у входа в самый известный аттракцион Дощатых Тротуаров, «Машину криков». Все знали, что «Машина» – реконструкция разновидности русских горок, ставшей знаменитой на Кони-Айленде в двадцатые годы. Внешне она полностью имитировала аттракцион с ярмарки тех времен – обширный лес из столбов и балок, которым мастера иллюзий парка придали опасно ветхий вид. При одном лишь виде ее почти вертикальных спусков и крутых поворотов многие посетители предпочитали выбрать себе более спокойное развлечение.

Эффект «Машины», как и всех русских горок, заключался скорее в психологии, чем в ее конструкции. На самом деле она представляла собой трубчатую стальную трассу, тщательно замаскированную под традиционную деревянную горку, что позволяло реализовать более резкие заносы и крутые повороты, а также больше моментов отрицательной силы тяжести, когда пассажиров действительно приподнимало на сиденьях. Сложная оболочка из древесины, с другой стороны, усиливала эффект деревянных горок – столбы и балки, проносящиеся всего в нескольких футах от пассажиров, вызывали иллюзию в несколько раз большей скорости, чем реальные пятьдесят миль в час. Проектировщики аттракциона преднамеренно усилили ощущение страха, поместив у входа несвойственные Утопии предупреждения об опасном воздействии перегрузок на поворотах и посадив на выходе медсестру. Неудивительно, что футболки с надписью «Я выжил на „Машине“», продававшиеся только в Дощатых Тротуарах, стали самым популярным сувениром в парке.

По настоянию Эрика Найтингейла «Машина криков» должна была обладать самым высоким первым спуском – двести девяносто футов – из всех русских горок к западу от Миссисипи. В результате возникла проблема – на такой высоте вершина подъема оказывалась слишком близко к куполу, разрушая искусственную перспективу. Инженеры решили ее, построив аттракцион таким образом, что крайняя точка первого спуска находилась ниже «уровня земли». Часть уровней «А» и «В» под Дощатыми Тротуарами вырезали, и на их месте проложили рельсы «Машины». После подъема на первую вершину пассажиры «Машины криков» устремлялись почти вертикально вниз, попадая в конце спуска в полностью темный туннель. Трасса затем резко уходила вверх, вновь вынося на свет морщившихся от троекратной перегрузки пассажиров, так и не понявших, что в течение нескольких секунд они на самом деле ехали под парком.

Впрочем, это решение создало новую проблему. Грохот тележек, проносящихся с интервалом в одну минуту, был столь оглушительным, что никто из сотрудников Утопии, работавших в Подземелье, не желал находиться поблизости от ближайших к рельсам частей уровней «А» и «В».

Инженеры снова нашли выход.

Во время строительства Утопии подземные уровни были опутаны множеством проводов – «Справочник экскурсовода» утверждал, что за кулисами здесь больше проводки, чем в двух Пентагонах или в городе Спрингфилд, штат Иллинойс. Проектировщики решили использовать безлюдную территорию вокруг углубления в рельсах как место, куда сходилась бы вся внутренняя проводка Утопии, назвав его Узлом. Углубление окружили двойными звуконепроницаемыми стенами. За ними, в узкой камере высотой в сорок футов, находилась центральная нервная система Утопии. По стенам ее тянулись бесконечные потоки кабелей – коаксиальных, сетевых, оптоволоконных, цифровых, – перемежавшихся разъемами и электрическими контактами. Весь Узел был полностью автономен и не требовал обслуживания, кроме месячного профилактического осмотра. В итоге он оказался безлюдной зоной, где не было никого, кроме единственного робота-уборщика.

Но сегодня у него появилась компания.

В углу Узла сидел на складном стуле человек в синем комбинезоне электрика Утопии, прислонившись спиной к большому ящику, привязанному к красной ручной тележке. Внутри открытого ящика находился мощный мини-компьютер, диагностические лампочки на передней панели которого ярко светились в полумраке помещения. Десять кабелей различной толщины шли от компьютера к ближайшей стене, где они крепились с помощью зажимов к линиям связи и передачи данных. На коленях у мужчины лежала клавиатура, а на полу перед ним стояли два маленьких монитора с плоскими экранами. Он что-то печатал, переводя взгляд с одного экрана на другой. Рядом со складным стулом валялась куча мусора – смятые салфетки, запятнанные арахисовым маслом и желе, пустые упаковки от сосисок, помятая банка из-под черри-колы.

Внутренняя стена Узла позади начала слегка вибрировать. Секунду спустя раздался ужасающий грохот – мимо пронеслись тележки «Машины криков», ныряя в темноту и вновь устремляясь на свет и воздух, в Дощатые Тротуары. Человек не обращал на него никакого внимания, продолжая работать. Грохот стал тише, затем смолк. Пара шумопоглощающих наушников военного образца на его голове полностью заглушала любой звук громче пятидесяти децибел.

Перестав печатать, незнакомец наклонился и помассировал поясницу, затем распрямил ноги и потер сначала левую, потом правую, восстанавливая кровообращение. Он сидел здесь уже с самого утра, наблюдая за видеопотоками в Утопии, внося помехи в картинку с определенных камер, просматривая данные из внутренней сети. Наконец-то его работа почти закончилась.

Он посмотрел вверх, поворачивая голову из стороны в сторону и разминая мышцы шеи. Взгляд его задержался на двух камерах видеонаблюдения, размещенных высоко на противоположных стенах. Даже здесь, в необитаемом Узле, присутствовала вездесущая служба безопасности. Но человека это не тревожило – он сам заставил обе камеры показывать в цикле картинку недельной давности. Для наблюдателей в Улье мониторы отображали лишь абсолютно пустое пространство.

Мужчина был молод, не старше двадцати пяти. И тем не менее даже в полумраке отчетливо виднелись темные пятна от никотина на кончиках его пальцев. Курить означало тотчас же выдать себя, и потому он брал никотиновую жвачку, одну подушечку за другой, как заядлый курильщик – сигареты. Продолжая массировать шею, он вытащил использованную резинку изо рта и прилепил ее к ближайшему кабелю. Несколько десятков комочков уже теснились рядом, затвердевая в неподвижном воздухе Узла.

Снова прислонившись к ящику, он поднял клавиатуру и снова стал печатать, проверяя состояние различных тайных процессов, которые он запускал в сети Утопии.

Затем он оторвался от клавиш и нахмурился, глядя на один из экранов.

Все шло по плану, без сучка и задоринки.

До последней минуты.

В качестве меры предосторожности хакер тайно установил в нескольких самых важных терминалах парка программы слежения за клавиатурой. Программы эти работали в фоновом режиме, собирая всю информацию, набранную на клавиатуре терминала. Раз в час каждая из них передавала эту информацию в зашифрованном виде по сети Утопии на его терминал в Узле.

Пока все сотрудники вели себя так, как от них и ожидалось. За одним исключением – компьютер, управляющий метасетью. С ним была совсем другая история.

Хакер просмотрел самый последний файл клавиатурного ввода, взятый из терминала метасети. Кто-то использовал его для просмотра старых лог-файлов, исследуя подпрограммы и наборы команд. Это явно был не случайный поиск, а целенаправленный анализ, причем проводивший его знал, что делает.

Человек обернулся, глядя вдоль коридора Узла. Коридор уходил в темноту над головой, высокий и узкий, словно гигантский дымоход, и стены его покрывало сложное переплетение проводов и кабелей. Медленно и задумчиво хакер поднес руку к голове, сняв наушники. Слышалось отдаленное гудение механизмов, жужжание двигателей робота-уборщика, трудящегося где-то в дальнем углу.

Звукоизоляция внутренней стены у него за спиной вновь начала дрожать.

Отложив клавиатуру в сторону, он посмотрел на стоящую рядом с мониторами рацию. В верхней ее части находилась большая желтая сигнальная лампочка, предупреждавшая его о вызове при надетых наушниках. Взяв рацию, он набрал код и поднес ее к губам.

– Взломщик Джек вызывает Главный Фактор, – сказал он. – Взломщик Джек вызывает Главный Фактор, как слышно?

Послышалось короткое шипение, затем в динамике раздался утонченный голос Джона Доу, абсолютно чистый благодаря цифровой обработке.

– Взломщик Джек, слышу тебя хорошо. Что у тебя?

– Еще десять минут, и все будет готово.

– Тогда зачем вызывал?

– Я просматривал логи ввода с терминалов, за которыми мы следим. Все как обычно, кроме главного компьютера метасети. Кто-то усиленно работает на нем в течение последнего часа, явно пытаясь до чего-то докопаться.

– Безрезультатно?

– Конечно. Но он, похоже, знает свое дело.

– Случайно не на уровне «В»?

– Именно.

– Похоже, мы промахнулись мимо цели. Ладно, организую визит. Конец связи.

Рация смолкла. Мгновение спустя вдоль стены с ужасающим грохотом пронеслись вагончики «Машины криков». Пол Узла содрогнулся. Взломщик Джек невольно поморщился, затем выключил рацию, положив ее так, чтобы хорошо была видна желтая лампочка. Когда грохот стих и в Узле наступила тишина, он снова надел наушники, положил клавиатуру на колени, бросил в рот очередную подушечку и начал печатать.