Текст книги "В погоне за миражом"
Автор книги: Линда Дэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)
– Да, Берни?
– Кто это такой: большой, толстый и голодный?
– Берни Гринспэн в восемь утра.
– Один – ноль в твою пользу. Здорово занята?
– Не очень. А ты?
– То же самое. Все еще намерена выступить в роли Голдфингера [8]8
Герой одноименного фильма о Джеймсе Бонде, решивший уничтожить золотой запас США.
[Закрыть]?
– Сейчас меня больше привлекает сеанс массажа, Берн.
Трейдеры давно уже общались на некоем условном языке. «Сеанс массажа» означал нефть. Хелен представила массажистку, растирающую ее тело густой черной жижей с шельфа Северного моря.
– Сколько ты хочешь? Шесть месяцев?
– Слишком долго.
– Три?
– Может быть. Цена? Я имею в виду и покупку, и продажу.
– Тебе нужна покупка.
– Не смеши меня, Берн.
– Размер сделки?
– О, Берни! Как обычно. Крупная.
– Да, конечно, извини за дурацкий вопрос. Но что сегодня ты называешь крупной?
– От пяти тысяч контрактов.
– Исполнение?
– По деньгам. Восемнадцать сорок.
– Я перезвоню.
Через пять минут красный глазок вспыхнул вновь.
– Покупка – один десять, один тридцать; продажа – ноль девяносто семь, один семнадцать.
– Беру пять тысяч опционов на покупку, сырая нефть, на три месяца, по один тридцать.
В трубке послышался вздох – Берни ожидал, что она захочет продать.
– Сделано, – сухо сказал он.
– Сделано, – подтвердила Хелен. – Берни, ты ангел! Выпивка за мной.
– Когда?
– В четверг.
– Точно?
– Клянусь. – Хелен расхохоталась и сняла наушники. – Большая нефть! – крикнула она Уоллесу. – Девяносто два. Три месяца.
Шеф одобрительно кивнул. Хелен заполнила банковскую учетную карточку. Пять тысяч контрактов на покупку по доллару и тридцати центам, помноженные на средний размер контракта в тысячу баррелей, составят суммарный лаж в шесть миллионов пятьсот тысяч, которые необходимо будет выплатить завтра. Лаж даст ей право купить через три месяца пять тысяч контрактов на тысячу баррелей каждый, что в целом будет равняться пяти миллионам баррелей. При цене исполнения в восемнадцать долларов сорок центов общая стоимость сделки подскакивает до девяноста двух миллионов долларов. Секундное возбуждение сменилось привычной бесстрастностью. Совершая рискованный шаг, Хелен всегда рассчитывала на удачу. За прошедшие шесть недель она ни разу не ошиблась. Что ж, осталось совсем немного.
Внезапно на этаже воцарилась полная тишина. Подняв голову, Хелен увидела метрах в трех от себя Заху Замаро – та изучала взглядом Пола Кейта так, как ученый смотрит на лабораторную мышь. Лицо Пола окрасил слабый румянец, на губах появилась робкая улыбка. Он растерянно уставился на одетую в пламенно-красный костюм богиню с тронутыми яркой помадой губами и холеными алыми ногтями. Заха Замаро напоминала персонаж детской сказки, перенесенный на страницы журнала мод, героиню Льюиса Кэрролла с головой, подобной мощному компьютеру.
– Доброе утро, Пол. Как дела? Справляешься?
– Доброе утро, мэм. Благодарю вас. Мисс Дженкс мне помогает.
– Какая удача для тебя! – Она повернулась к Хелен.
Обе женщины испытывали взаимное уважение друг к другу, хотя и не предпринимали никаких попыток сблизиться.
– Хелен.
– Заха.
– Приятно видеть, что хоть кто-то здесь занят делом. – Замаро кивнула на заполненную Хелен карточку. – Сделка будет прибыльной, полагаю. А что у нас за соседним столом? – Она приблизилась к Энди. – Вы походите на половую щетку, Рэнкин. Еще немного – и дверь сюда закроется за вами навсегда. Компания платит вам больше, чем вы для нее зарабатываете.
Хелен часто заморгала; Энди молча смотрел в одну точку.
– Пара фунтов в час – вот ваш максимум, – продолжала богиня. – За вами по крайней мере два миллиона, Рэнкин, и мне вот-вот надоест вести подсчет.
– У нее это вместо утренней зарядки, – шепнула Хелен, провожая взглядом удалявшуюся Замаро.
Пол Кейт пожалел, что не может испариться, исчезнуть. Рэнкин тупо смотрел на монитор, на виске его билась синеватая жилка.
– Эту суку нужно как-то остановить. Шизофреничка!
– Ты тоже стал бы немного тронутым, Энди, если бы у тебя на глазах мусульманские фанатики повесили твоего отца, – заметила Хелен.
Рэнкин недовольно фыркнул, поднялся и пошел к Уоллесу. Дверь кабинета оставалась закрытой более часа.
Глава 6
В полдень снизу позвонила охрана: к Хелен пришла ее лучшая подруга, Джойс Форчун. Хелен подхватила с кресла плащ и сумку. Как обычно, Джойс появилась вовремя.
Она стояла в холле, прислонившись плечом к мраморной колонне, небрежной улыбкой отвечая на многочисленные восхищенные взгляды проходивших мимо мужчин. Гладкие, платинового цвета волосы падали чуть ниже плеч, а спереди опускались до темных бровей, дуги которых сделали бы честь и герцогине. В небесно-голубых глазах блестели искорки смеха, нежная кожа лица чуть тронута косметикой, на тонко очерченных карандашом губах – ярко-красная помада.
Облик Джойс производил необычное впечатление шаловливости и дисциплины. Красавицей в обычном смысле ее было не назвать, этому мешали довольно узкие губы и нос – нос гордой римлянки, но чуть-чуть длинноватый. Однако держала себя Джойс с достоинством королевы.
Увидев Хелен, она выпрямилась.
– Ну и ну! Дама в беж.
Хелен окинула подругу оценивающим взглядом. На той были туго облегавшие стройную фигуру джинсы, коротенькие черные сапожки и в тон им черный кожаный пиджак.
– Как всегда, обгоняешь время, детка! Похоже, ты и в девяносто будешь выглядеть так же, – отозвалась она на реплику Джойс.
– Заработала сегодня что-нибудь? – Подруга обладала поразительным умением угадать, как у Хелен шли дела.
– Мелочь. На нее ты не купишь даже кроссовки своим мальчишкам.
Обе улыбнулись, наслаждаясь игрой, начавшейся при их первой встрече в обычной средней школе, когда им было по двенадцать. Джойс родители отдали туда по необходимости, Хелен же отказалась выполнить желание матери и пойти в частное заведение: все ее друзья учились в нормальной местной школе. Когда в шестнадцать лет подруги окончили ее, то, несмотря на различный уклад жизни обеих, остались близки. Джойс устроилась на работу в принадлежавшую ее дяде транспортную компанию, успев до брака сменить десяток профессий от секретарши до водителя грузовика. Потом она вышла замуж, родила троих детей и зажила спокойной и размеренной жизнью в выкупленной у муниципалитета квартирке на Лэдброук-гроув. Когда в доме не хватало денег, Джойс на неделю садилась за баранку, оставляя детей и Брайана, мужа, на попечение своей матери. Такой порядок вещей подругу вполне устраивал, хотя Хелен, в ее ипостаси прожженного банкира, он представлялся несерьезным камуфляжем, чем-то вроде того самого цвета беж, над которым обе привыкли подшучивать.
– В таком случае крепись, девочка, – предупредила Джойс. – Близняшки ждут не дождутся дня рождения – рассчитывают получить от любимой крестной нечто сногсшибательное.
– Жадные волчата! Скажи, что в награду за примерное поведение принесу им по батончику «Марса».
Джойс рассмеялась. Хелен обожала баловать ее малышей и сочетанием посулов с угрозами умела превратить маленьких разбойников в настоящих ангелов.
Они зашагали в сторону Блумфилд-стрит, чтобы через сотню метров спуститься в ресторанчик «Боллс бразерс». Почти пустой зал был готов принять толпу голодных клерков. Ответив на приветствие подруг, Клаудио, менеджер, подвел их к стоявшему в углу столику и через минуту вернулся с двумя бутылками пива. Он с наслаждением проследил за тем, как Хелен единым духом опорожнила свою, принес ей новую и раскрыл блокнот.
– Бифштекс и жареную картошку, Клаудио. Две порции. – Хелен перевела взгляд на Джойс. – Когда ты вернулась из рейса?
– Вчера вечером. Должна была сегодня утром, но Брайан начал ныть.
– Где была?
– Лондон – Ньюкасл – Корнуэлл – Лондон.
– Хороший маршрут. Ну и как?
– Неплохо. В Ньюкасле посадила в кабину какого-то бедолагу, так он наговорил мне такого – не поверишь! Сказал, что у него есть приятель, фотограф, с которым они собираются сделать календарь для водителей. Предложил мне позировать. В лифчике из красной кожи, высоких сапогах и с кнутом, на капоте моего тяжеловоза. Заявил, что из меня выйдет великолепная укротительница.
– Он был прав.
Принесли заказ. Подруги набросились на еду.
– Как Дай? – Джойс имела в виду крестного отца Хелен, человека, знавшего ее лучше всех на свете.
– Отлично, – с набитым ртом ответила та.
– А Манца?
– Тоже.
Родди не интересовал Джойс. Она терпеть его не могла и привыкла делать вид, что его просто не существует.
– Что на работе?
– Все в норме. Уоллес на глазах превращается в злобного чертенка, когда издевается над бедным стажером.
– Бессердечная скотина!
– Вот именно.
Положив вилку и нож, Джойс внимательно посмотрела на Хелен.
– В чем дело, Хел? Ты прекрасно выглядишь, но на душе у тебя кошки скребут.
Хелен подняла голову, откинула со лба прядь волос.
– Ох, Джойс. Не нахожу себе места, превращаюсь в психопатку. Опять начинается старое. Я думала, проблемы остались далеко позади.
– Тебе нужен отпуск. Наплюй на все и отдохни.
– Да.
– Не понимаю. Ты работаешь пять дней в неделю, получая при этом удовольствие и такие деньги, какие за любую законную работу в другом месте никто платить не станет.
– Ты же знаешь меня – не могу сидеть спокойно. Постоянно тянет посмотреть: что там, за пределами?
– Опять собираешься на поиски отца?
– Не знаю пока. Ведь по-настоящему я его и не искала. То есть у меня никогда не было плана. Правда, плана нет и сейчас. Но появилось ощущение, будто где-то вдалеке, куда не дотянуться рукой, лежит ответ.
– Это интуиция тебя толкает?
– Да, Джойс. Надвигается нечто, я чувствую.
– Хорошее или плохое?
– Не могу сказать.
На мгновение Джойс захотелось отговорить подругу, убедить ее остаться в привычной и надежной безопасности. Но слов, которые выразили бы ее внезапные страхи, она так и не нашла.
Глава 7
С работы Хелен ушла в половине шестого, по пути к подземке размышляя о том, что поставить на стол перед Уоллесом и Родди. Самое отвратительное для повара-профессионала, более того, профессионала высшей квалификации, – это необходимость оправдать возложенные на него ожидания. То, что в течение четырех последних лет Хелен не подходила к плите, ровным счетом ничего не значило. Готовила она превосходно – почетная розетка мастера кулинарного искусства подтверждала это. Когда Хелен было шестнадцать, мать отдала ее на шестимесячные курсы кулинаров, справедливо полагая, что умение управляться с кастрюлями и сковородками даст возможность не только заработать на жизнь, но и поможет дочери завоевать сердце порядочного мужчины. Спустя годы Хелен с неохотой признала, что мать оказалась по-своему права. Розетка стала билетом на парусник, носивший символическое название «Бегство», на котором в качестве кока Хелен провела восемь восхитительных лет. Случай свел ее с Джеймсом Саважем, исполнительным директором банка Голдстайна, когда тот решил взять парусник внаем. Судьба распорядилась так, что Саваж предложил девушке попробовать себя в банковском деле.
Спустившись в подземку, она через двадцать минут оказалась на Куинсуэй и с улыбкой переступила порог «Маркса и Спенсера». В голове созрело решение: а почему бы не сблефовать? Кто от повара высшей квалификации будет ожидать ужина, приготовленного из полуфабрикатов? Хелен ходила по рядам, с удовлетворением опуская в металлическую корзину коробку с «пастушьей запеканкой», свежевымытые листья салата, слоеный рулет из яблок, заварной крем из настоящих сливок. Дай подарил ей неплохую коллекцию вин, она выберет лучшее. Стол будет сервирован веджвудским [9]9
Известная марка фарфора компании «Веджвуд», основанной в 1759 году. Особенно славятся изделия с белым рельефом в виде камеи.
[Закрыть]фарфором, и мальчики почувствуют себя просто в раю, полагая, что ради них хозяйка часами металась по кухне. Купив для очистки совести фунт хорошей говядины, Хелен направилась домой.
Она открыла дверь, прошла в комнату, поставила на лазерный проигрыватель диск Билли Холлидэя и открыла банку «Китикэт», чтобы накормить Манци. Затем выложила купленное на стол, спрятала выдававшие ее фирменные пакеты, опустила мясо в глубокую сковородку и поставила ее на слабый огонь – пусть тушится.
В спальне Хелен переоделась в спортивный костюм и кроссовки. Потратив минут десять на заклейку шины, она проделала коротенький комплекс упражнений – чтобы разогреть мышцы – и с наслаждением вышла на улицу.
Вечерние пробежки по Кенсингтон-Гарденс [10]10
Большой зеленый массив в Лондоне, примыкающий к Гайд-парку.
[Закрыть]доставляли ей наслаждение. Одинокая женщина на улице веками представлялась желанной добычей, но Хелен ощущала себя охотником. Видимо, сказывались какие-то древние гены. Понимая, что темнота должна будить в ней хотя бы смутные опасения, Хелен никогда не испытывала страха, не старалась держаться ближе к фонарям. Айкидо, безусловно, являлось надежным оружием, однако имелось и нечто другое. Годы назад она научилась любить ночь, с удовольствием вызываясь постоять на вахте, побыть наедине с бескрайним водным простором и яркими звездами. Ночь стала ее другом, стала царством, где можно спастись от чужих глаз, быть свободной.
Хелен бежала по направлению к пруду. На тихой глади не было видно птиц, они куда-то улетели. Обогнув небольшой водоем, она поднялась по травянистому склону к крытой медными листами ракушке, где любили летом играть музыканты. С дорожки Хелен вновь свернула к деревьям. Ей казалось, что вокруг не огромный город, а уютное поместье Дая где-то в Уилтшире. Даже отдаленный шум машин можно было при желании представить себе приглушенным ревом реки.
Она приближалась к своему любимому уголку, где возвышалась бронзовая скульптура всадника. Конь приподнялся на задних ногах, мускулы шеи напряжены, передние ноги воинственно замерли в воздухе.
Всадник в классической боевой тунике поднес правую руку к глазам, высматривая на горизонте врага. Называлась скульптура «Сила». Она и в самом деле мастерски воплощала неудержимую мощь коня и слившегося с ним наездника.
На мгновение Хелен остановилась, а затем продолжила бег, теперь к Серпентайну [11]11
Цепочка искусственных прудов в Гайд-парке.
[Закрыть]. Фигурка Питера Пэна [12]12
Герой сказочной феерии Дж. Барри, написанной в 1904 г., о мальчике, который не становился взрослым.
[Закрыть]заставила ее подумать о том, каково это – быть навсегда застигнутым временем, остаться молодым навечно. Пора было поворачивать назад. Где-то сбоку осталась розовая игла обелиска в честь нильской экспедиции 1864 года, no-восточному грациозная и изящная. На какую-то долю секунды Хелен ощутила раскаленный ветер лежащих под знойным солнцем песков.
На Бэйсуотер-роуд Хелен вновь окунулась в бурлящий вечерней жизнью город. Она свернула в узкие улочки Сент-Питерсберг-плейс. Ей нечасто приходилось бывать в этом районе Лондона, где на тротуарах слышался разноязыкий говор, а из открытых окон неслись запахи заморских блюд. Захотелось стать невидимкой, поменять кожу, скользнуть в ресторанчик, где не встретишь знакомого лица.
У Пембридж-сквер она перешла на шаг и последнюю сотню метров до дома шла размеренной походкой, глубоко вдыхая влажный воздух.
Приняв горячий душ, Хелен подсушила волосы феном и даже не прикоснулась к расческе. Она вообще редко уделяла внимание своей внешности, не пользовалась косметикой – за исключением спокойных, неброских тонов губной помады и безумно дорогих волшебных кремов, которые, если верить рекламе, помогали избавиться от морщинок, начавших появляться вокруг глаз после прихода в Сити. Среди флакончиков туалетной воды выбрала «Наиму» и с наслаждением нажала на распылитель.
В джинсах и белоснежной хлопковой блузке, Хелен прошла на кухню, где минут пять ушло на то, чтобы разложить ужин на блюда. После этого вернулась в спальню и достала из шкафа длинный кожаный футляр. Благоговейно положив его на постель, осторожно раскрыла: на черном бархате лежал золотисто поблескивавший саксофон – подарок, который сделал ей Кац. Они встречались три года, тогда ей не было и двадцати. «Интересно, – подумала Хелен, – чем занят он сейчас? Продолжает убаюкивать девчонок джазом, водит их по ночным клубам, пользуясь притягательной силой живого исполнителя? Пускает в ход кулаки, когда они начинают испытывать разочарование от скучных, пропахших табачным дымом будней, холодного кофе по утрам и равнодушия, которое охватывало Каца после выступлений? Ну, со мной-то он явно ошибся», – пронеслось у Хелен в голове при воспоминании о том, как во время последней встречи приятель попытался ударить ее.
В самом начале знакомства Кац учил Хелен играть на саксофоне, а когда убедился, что не тратит силы впустую, подарил ей инструмент. Плакать в те годы она не умела, говорить о своих чувствах не могла, даже слов не старалась для этого подобрать. Все ее одиночество, боль и случайные мгновения радости вырывались наружу волшебными звуками саксофона. Хелен хорошо помнила квартирку на десятом этаже дома в Белсайз-парке, где, стоя у распахнутого окна, она открывала спящему в оранжевом свете уличных фонарей Лондону свою душу.
Выключив стоявшую на ночном столике лампу, Хелен подошла к окну и пару минут простояла неподвижно. Медленно, как руку любимого, поднесла ко рту инструмент. В воздухе поплыл негромкий, жалобный стон.
Глава 8
Погруженную в мягкий полумрак гостиную слабо озаряли стоявшие на столе свечи. Отпивая из чашек горячий пунш, Уоллес и Родди перебирали имена старых знакомых. Оба оканчивали одну школу, семьи их имели много общего. Жизненный путь обоих мог бы оказаться почти одинаковым, но один был без ума от цифр, другой же предпочитал слова. Уоллесу явно недоставало блеска самоуверенности, зато у него имелись деньги, о которых так мечтал Родди. Хью перенял у приятеля интерес к скульптуре, приобретая изваяния не только из-за их очевидных достоинств, но и помня о том, что таких расходов Родди никогда себе не позволит. Бесспорное превосходство Уоллеса в вопросе денег помогало поддерживать зыбкое равновесие двух характеров. Особой привязанности между ними никогда не было. Хью не доверял никому. Упаси Господи пустить в свою душу чужого! Будь готов к тому, что тебя оттолкнут, рано или поздно. Еще в детстве, прошедшем среди зеленых холмов Шотландии, после того как родители постарались побыстрее сплавить единственного отпрыска в школу, он понял: по жизни надежнее идти одному.
От разговора о заключенных утром сделках Родди предпочел уклониться. Поглядывая по сторонам, он погрузился в приятные мысли. Гостиная ему нравилась. Легкую досаду доставляло лишь ощущение того, что она так и не стала его домом. Пурпурного цвета стены, глубокие, зовущие к себе кресла, персидские ковры – во всем чувствовалось присутствие Хелен. На полках в беспорядке расставлены шкатулки, причудливой формы корни деревьев, рисунки углем, коллекция собранных во время скитаний по морям безделушек. Обстановка создавала атмосферу уютной, обжитой пещеры. Родди внезапно почувствовал укол боли, ощущение грядущей потери. Память его безотчетно фиксировала детали: фотографию, на которой Хелен и Дай играли с парой доберманов, серебряные подсвечники, рисунок фелуки на ровной глади Нила.
– Так что нового в нашем неспокойном мире? – вернул его к действительности вопрос Уоллеса. – Что примечательного принес нам сегодняшний день?
– Интервью с миссис Стюарт Уоттс, – неохотно проговорил Родди.
– Это еще кто такая?
– Супруга одного из членов парламента, известного своими похождениями.
– Чем же она могла поделиться с тобой, кроме, естественно, стремления оскопить мужа?
Хелен слушала, в равной мере испытывая отвращение и жгучий интерес к взбалмошному миру так называемой респектабельной прессы, выплескивающей на страницы газет людские страдания.
– Поразительно! – фыркнул Родди. – Стоит некоторым оказаться у микрофона, и их от него не оттащишь.
– Значит, они заглотили наживку, – заметила Хелен.
– Какую наживку?
– Вы же вечно твердите, что даете личности шанс самовыразиться, изложить свое видение фактов.
– Именно так.
– Как будто факты нельзя исказить.
– Что ты имеешь в виду, Хел?
Временами скептическое отношение Хелен к его профессии просто бесило Родди.
– Оставь. В вопросе подачи фактов все вы эксперты. Акцент здесь, ударение там, комментарий, который делает истину смехотворной, наивной или обманчивой – в зависимости от ваших нужд. – Хелен отметила тень легкой досады, мелькнувшую на лице Родди, и взгляд, которым он обменялся с Уоллесом. – Разве не так? – с вызовом спросила она.
– Факты говорят сами за себя.
– Пресловутая объективность? – Она постаралась умерить свой сарказм.
– Хочешь сказать, что ее не существует?
– По-моему, идею чистой объективности высмеял еще герцог Веллингтон, – подал голос Хью. – «Рассказать вам о битве? С таким же успехом можете попросить меня поведать о том, как вели себя ночью мои яйца». Помните?
Хелен и Родди рассмеялись, покоренные мягкостью, с которой Уоллесу удалось восстановить мир.
– Проголодались? – спросила она, вставая из кресла.
– Изрядно, – ответил Родди.
– Быка бы съел, – добавил Хью.
Хелен направилась в кухню. Проводив ее взглядом, Родди плеснул в бокал вина, сделал хороший глоток и начал расхаживать по комнате.
– Не знаю, что это с ней. Последнее время в Хел словно бес вселился.
– Может, просто устала слушать всякое дерьмо, – предположил Уоллес.
– После того, как просидела в нем целый день?
– Вряд ли стоит удивляться тому, – не обратив внимания на колкий вопрос, продолжал Хью, – что она то и дело бросается в бой. Твои коллеги распяли ее отца. Ты когда-нибудь читал, что о нем писали?
– А ты?
– Приходилось. Мошенник, вор, преступник. Как из-под земли появилась целая толпа людей, уверявших, что он всегда был темной лошадкой, человеком весьма сомнительным, не таким, как мы все. Но в суде его никто не видел.
– Еще бы. Он предпочел унести ноги.
– Его ни разу не допрашивали, он не был признан виновным, зато каждый бульварный листок поливал его грязью.
– Он признал свою вину, иначе зачем бежать? Деньги из банка пропали, около шестидесяти миллионов. Об этом стало известно на следующий день после его исчезновения. Вот вам факт.
– Догадки. Кому известно, что было на самом деле?
– Не важно. Пресса знала достаточно.
– Или считала, что знает достаточно. Видишь ли, для твоей профессии настоящей трагедией стал «Уотергейт», ведь тогда журналисты потопили самого президента. Вы не четвертая власть, вы – первая. Помоги Господь тому, кто попал в ваши сети.
– Ты, Хью, готов защищать последнее ничтожество. Классический пример психологии жертвы.
– Это называется сочувствием. Пополни свой словарный запас.
Поднявшись с кушетки, Хью пошел в кухню.
Родди отправился в ванную комнату. Общаясь с Уоллесом, он всегда чувствовал неуверенность. Юмор Хью казался ему лукавым: эдакая нарочитая неуклюжесть, подкрепленная горой денег. Вместе с Хелен они говорят на языке посвященных: процентные ставки, флуктуация – для журналиста это звучит тарабарщиной. Для Родди не имело значения, что их язык, язык, на котором бездушные наемники финансовых воротил ведут свои бескровные войны, лишен в его представлении всякого смысла.
Закрыв дверь ванной, Родди прислонился к раковине и стал рассматривать ряды стеклянных полочек на стене. Лосьоны, духи, туалетная вода. Флаконов было столько, что хватило бы до конца жизни, и все от известных фирм: «Шанель», «Кристиан Диор», «Живанши», «Герлен». Некоторые он видел впервые: «Жо Малони», которого Хелен обнаружила на Уолтон-стрит, и «Артизан парфюм» – из узеньких улочек Челси. Духи она покупала так, как другие покупают вина. Каждый день от Хелен веяло новым ароматом.
Запахи вернули его в прошлое: вечер в опере, пахнущая жасмином ночь в Испании, лимонная свежесть Греции. Во флакончиках крылась некая магия: по духам Родди мог восстановить всю историю их взаимоотношений.
– Если хочешь, помоги мне донести тарелки, – послышался с кухни голос Хелен, и через мгновение она появилась в гостиной с глубокой салатницей в одной руке и блюдом, где аппетитно высилась пастушья запеканка, – в другой. Хью нес тарелки.
Усевшись за стол, они приступили к ужину. За окном пошел дождь, стекла вмиг запотели.
