Текст книги "Страстные сказки средневековья Книга 1. (СИ)"
Автор книги: Лилия Гаан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
– Подслушивала?– спросил ночью Хеленку барон.
– Да, мой господин,– не стала скрывать она,– все это время простояла за дверью, слова не пропустив!
– И как тебе граф?
Хеленка радостно ткнулась носом в его плечо.
– Весьма красивый и достойный юноша, другого бы наша дочь не полюбила!
– Мне он тоже понравился,– нехотя признался барон,– и пусть он порядочный шалопай, но судя по всему, сердце у него благородное!
Женщина помолчала, раздумывая, и когда барон уже засыпал, неожиданно перебила ему сон.
– Меня во всей этой истории больше всего почему-то тревожит даже не принц,– озабочено заявила она,– а пани Мария. Не слишком ли было жестоко так играть её сердцем со стороны графа?
Вот ещё только чувствами пани Марии не забивал Збирайда своей и без того пухнущей от проблем головы.
– Ты же слышала, что Ярослав это сделал по приказанию принца!– раздраженно повернулся он на другой бок.
Но лежащую рядом женщину не смутила эта демонстрация недовольства.
– Может, всё и так, – усомнилась она,– но пани Мария об этом не знает!
– Да плюнь ты на мадьярку, далась она тебе,– зевнул пан Ирджих,– что ты гудишь, как шмель над цветком над моей несчастной головой. Тю, баба, спать!
– Не могу,– честно призналась Хеленка,– боюсь мести пани!
– Вот, дурочка,– ругнулся барон,– мадьярки боится, а меня доводить своими глупостями не опасается! Ещё слово, и я не поленюсь встать и отходить тебя по мягкому месту, чтобы спать не мешала!
Угроз Збирайды Хеленка не боялась, хотя не стала его больше беспокоить, но на следующий день она уже плотно обосновалась возле своей дочери, презрев все остальные обязанности экономки. Только она, её мать, могла защитить свою кровиночку от всевозможных козней коварной мадьярки.
ГЕНРИХ.
В один из дней конца февраля граф Палацкий сообщил принцу, что барон уезжает на несколько дней к себе в имение. Пани Мария согласна впустить его в дом и все готово к осуществлению коварного замысла.
Довольный принц тут же подошел к Стефке.
В последнее время отношения между ними выровнялись – принц часто подходил к девушке во время посещений покоев матери, чтобы сказать ей пару-тройку замысловатых комплиментов, а так как он таким образом оказывал внимание ещё с десятку девушек, Стефанию это не волновало. Генрих вел себя с ней осторожно, но сегодня у него появилось желание смутить юную пани. Близкое осуществление заветного желания сделало его веселым, и он не собирался больше скрывать свою дерзость перед этой глупой девчонкой.
– Как чувствует себя пани Стефания, она больше не склонна скучать?– игриво улыбнулся он,– не собираетесь ли вы посетить родные края? Я слышал, ваш опекун собрался в свой замок?
– Нет, к сожалению,– вздохнула девушка,– крестный не берет меня с собой.
– Какое счастье! Лишившись такого украшения, наш двор бы потерял половину своего блеска. От одной мысли, что я хотя бы временно буду лишен возможности любоваться вашими прелестями, у меня сразу же падает настроение, и я погружаюсь в беспросветную тоску.
За несколько месяцев пребывания при дворе, Стефания пусть не приобрела придворного лоска, но все-таки уже знала, что нужно говорить в таких случаях.
– О, я не сомневаюсь, что найдется немало красивых пани в свите вашей матушки, которые рассеют вашу тоску и печаль!
– Но глаза ни одной из них не сулят влюбленному такого блаженства, как ваши,– таинственно понизил голос Генрих.
– О каком блаженстве идет речь?– недоуменно приподняла брови Стефка, решив, что это очередной мудреный оборот слов.
Неожиданно принц нагнулся совсем низко и, опалив девушку темными глазами, тихо, только для неё одной, прошептал:
– Я говорю о блаженстве, которое дарует ваше восхитительное тело будущему возлюбленному!
Стефка залилась краской смущения, онемев от стыда. Она никогда ещё не слышала таких откровенных непристойностей. Уткнувшись в вышивку, расстроенная девушка решила сделать вид, что оглохла, но принц уже сказал все, что хотел, и, посмеиваясь, отошел от неё. Он собирался припомнить этот разговор ночью, когда проникнет в спальню Стефании. В предвкушении опасного приключения у него приятно волновалась кровь, и было превосходное настроение.
От пани Марии молодые люди уже знали, что в доме остается всего лишь несколько человек прислуги, что все они спят в людской, и что доступ в спальни пани никем не охраняется, а кого было бояться Збирайде в собственном доме?
Поздней ночью молодые люди подъехали к дому. Принц с несколькими самыми доверенными людьми из личного окружения затаился на соседней улице. Но со своего места ему было хорошо видно, и как граф стукнул условным стуком в калитку, и как ему открыли.
Генрих знал, что ему на промозглой улице ждать придется долго, но его желание овладеть Стефанией было настолько велико, что от нетерпения он не чувствовал ни мокрого со снегом ветра, ни долго тянущихся минут.
И тут случилось нечто непредвиденное – из усадьбы послышался шум, крики, отзвуки скандала. На улицу высыпала вооруженная дворня, и недоумевающему и злому принцу из осторожности пришлось убраться восвояси, так и не дождавшись Ярослава.
Всю ночь Генрих ждал известий от приятеля, мечась в волнении по своим покоям. Одного за другим посылал он своих людей в дом приятеля, но тот почему-то не торопился. Встреча произошла уже после обеда, когда граф, наконец, соизволил появиться в Шпильберге. Генрих к тому времени весь извелся от нетерпения
– Что случилось этой ночью? – набросился он на Ярослава,– почему в доме оказалось так много народа?
Тот замялся, пряча глаза от пронизывающего взора принца, но потом все-таки неохотно признался:
– Оказывается, барон не смог пробраться через перевал в родные края, потому что в горах сейчас бушует ураган, и поздно вечером внезапно вернулся домой!
– И?
– Все были порядком вымотаны и свалились спать, вот пани Мария и подумала, что сможет меня впустить, и никто не проснется, но она ошиблась! Когда мы пробирались по коридору в её покои, навстречу нам вышел барон, собственной персоной! Пани пискнула и исчезла, а я оказался с ним один на один! – граф сдержанно перевел дыхание и быстро договорил,– что дальше было, с трудом поддается описанию! Убедить Збирайду в том, что я не хотел обесчестить его крестницу, оказалось невозможным, поэтому мне ничего не осталось, как предложить пани Стефании руку и сердце...
Произнеся последнюю фразу Ярослав замер, потому что Генрих не просто стал багровым от ярости, у него перекосило ненавистью лицо.
– Почему же ты не объяснил, что шел не к падчерице, а к мачехе?– наконец, отдышавшись, процедил он сквозь зубы.
Граф с наигранным недоумением посмотрел на принца.
– Жениться на вдове без гроша за душой, с ребенком и далеко не первой свежести? Нет уж, если и надевать на себя это ярмо, то только ради молодой и красивой. Неужели, Генрих, ты бы от меня потребовал такой жертвы?
Странный вопрос, конечно, потребовал бы! И тот и другой собеседник это знали, но одно дело думать, другое говорить. До такой степени, Генрих ещё не обнаглел.
– Значит, ты теперь жених юной Лукаши?– криво усмехнулся он.
Приятель, виновато улыбнувшись, смущенно пожал плечами.
– Я знаю, Генрих, как ты был ей увлечен, но, в конце концов, Стефания не единственная красивая девушка на свете, найдутся и другие, не менее привлекательные.
Они помолчали. Один с нарастающим ледяным гневом, другой, с вполне оправданной опаской.
– Когда же свадьба?– мрачно поинтересовался Генрих.
– Этот вопрос будет решать маркграфиня, ведь Стефка сейчас состоит в её свите. Сегодня вечером Збирайда встретится с государыней по этому вопросу.
Генрих согласно кивнул головой, и перевел разговор на другое. Если бы Ярослав не был так взволнован и счастлив одновременно, что может прекратить так надоевшие ухаживания за пани Марией и, наконец, приблизиться к любимой девушке, то может, и заподозрил в этой сдержанности недоброе. Но этого не произошло, и граф искренне посчитал, что все его неприятности теперь позади, а принц немного подуется, да смирится с неизбежным. Он бы понял, как ошибается, если бы услышал разговор Генриха с матерью.
– Сегодня Збирайда будет просить вашего разрешения на венчание его крестницы с графом Палацким,– мрачно осведомил принц маркграфиню,– он бы её выдал замуж хоть завтра, но я вас прошу оттянуть это событие, насколько возможно!
Женщина изумленно вздернула брови.
– Что же я ему скажу?
– Скоро Великий пост – осталась неделя! Поясните Збирайде, что это время больше подходит для молитв, чем для свадеб!
– Хорошо,– недоуменно пожала плечами маркграфиня,– только, что это тебе даст? Они все равно поженятся!
Она видела, как расстроен сын из-за смазливой деревенской девчонки, и полагала, что его увлечение блажь, но не посчитала нужным отказывать единственному сыну в такой безделице. Вот только, какой в этом был прок?
– Не знаю,– тихо и задумчиво ответил принц,– пока не знаю... Но я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы сорвать эту свадьбу! Не допущу, чтобы меня обманывали безнаказанно!
– Почему ты считаешь, что тебя обманули? И вообще, что случилось?
– Ничего особенного, но я подозреваю, что из вашего сына сделали болвана! И обязательно узнаю, каким образом граф Ярек получил руку пани Стефании, – недобро усмехнувшись, пообещал он матери.
Отсрочка венчания расстроила и Збирайду и графа. Инстинктивно они чувствовали нависшую опасность, и поэтому хотели как можно быстрее осуществить задуманное, но ответ маркграфини не допускал двух толкований, и настаивать на своем было, по меньшей мере, неразумно.
Но пока жених и отец размышляли о том, какие ещё козни ждут обрученных от завистливого принца, не было на целом свете человека счастливее, чем Стефка.
Когда она узнала, что Ярослав сделал ей предложение, то от восторга покрыла поцелуями и крестного, и Хеленку, и вообще прыгала и танцевала, забыв обо всем, и уж тем более о мрачно наблюдающей за её ликованием пани Марии.
Зато вечером того же дня, когда принц увидел её радостное лицо, сияющие от восторга и любви глаза, обращенные на тот час прилипшего к невесте графа, то у него помутилось в голове от ревности. Теперь, когда их любовь была признана, и состоялось обручение, влюбленные не скрывали своих чувств. Они о чем-то своем ворковали друг с другом, и от жениха и невесты, как будто лучами исходило безмятежное и радостное чувство искреннего счастья.
– Генрих,– не выдержала мать,– посмотри, какая красивая и счастливая пара. На них так и хочется любоваться, не отрывая глаз. Пожалей ты их!
Но, произнеся эту фразу, она глянула на сына, и слова застряли у неё в горле, таким бешенством было искажено его потемневшее лицо.
– Любуйтесь, матушка,– тихо проговорил он,– как люди любуются на облако. Миг, и его уже нет!
Даже о намечавшейся подлости и то, при желании, можно сказать поэтично.
Сам Генрих был в состоянии такой всепоглощающий ненависти, что смотреть на жениха и невесту не мог – он просто боялся не сдержаться. Зато его тяжелый взор привлекла другая фигура неподалеку. И не нужно было быть особым знатоком человеческих душ, чтобы понять, пани Мария находится в жутком состоянии. Она была бледна, с черными тенями под глазами, и едва держала себя в руках.
Применив несколько нехитрых приемов, принцу удалось поговорить с интересующей дамой наедине.
– Надо же,– позволил он себе удивиться,– я предполагал, что в вашем доме быть скоро свадьбе, но не вашей падчерицы, а вас, пани. Мне казалось, что граф Ярек увлечен вами, и вдруг узнаю, что он обручен с пани Стефанией!
Этими словами Генрих коснулся открытой раны. Из глаз пани Марии заструились слезы отчаяния.
– Это все Збирайда!– всхлипнула она.
– Но разве у вас с графом уже не дошло дело до свиданий? Он со мной, как с преданным другом делился мечтами о назначенной в ту ночь встрече! – лицемерно вздохнул принц.
– Уж не знаю, как пан Ирджих прознал о готовящемся свидании, – яростно воскликнула женщина в ответ,– но только все было заранее подстроено. Я расспрашивала кое-кого из его людей, так мне рассказывали, что Збирайда и не собирался домой, просто выехал за город, постоял там немного, а потом вернулся, придумав эту бурю. Так ему хотелось поймать графа Ярека в ловушку и женить на своей Стефке. А Палацкий промолчал о правде, чтобы не опозорить меня в глазах людей!
Принц мгновенно понял, в отличие от этой глупой бабы, что произошло. Его провели как ребенка, сговорившись между собой, два неверных вассала.
– У вас будет возможность отомстить,– сухо улыбнулся он пани,– если вы согласитесь мне помочь!
– Но..., какого рода будет помощь? – вытерла слезы мадьярка,– Збирайда ведь и убить может, если догадается, что я что-то имею против его крестницы!
– Не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю,– пообещал Генрих пани Марии, и она ему сразу поверила.
А влюбленные сияли, держась за руки. Потерявшая голову от любви Стефка таяла от счастья в лучах любимых серых глаз. Радовалась за неё и Хеленка, хотя тревожное беспокойство все-таки не давало ей иногда спать по ночам.
– Быстрее, что ли бы, они поженились,– пожаловалась она как-то барону,– боюсь я!
– Что я могу сделать, если маркграфиню вдруг обуяло неожиданное благочестие,– тяжело вздохнул тот,– успокойся, родная, все будет хорошо!
БРНО.
Невеселым было возвращение погони в город. Принц становился невменяемым от бешенства от одной только мысли, как его провел испанец. Надо же, он собственными руками устранил с его пути все препятствия, расчистив дорогу сопернику, да какому сопернику! Стефку теперь не вернуть никакими интригами – она потеряна навсегда.
Ярослав, вообще, находился на грани умопомешательства, отказываясь верить в такое несчастье. Его милая красавица невеста и этот хищник-испанец? Но ведь они никогда до этого не перемолвились даже словом! Когда же де ла Верда польстился на его невесту и составил свой коварный план? Хотя..., какая разница, каким образом испанец похитил беззащитную девушку, если она теперь потеряна навсегда!
Зато именно это больше всего волновало Збирайду. Дочку, конечно, не воротишь, но он собирался тщательно разобраться со всеми виновными и в краже Стефки, и в убийстве прислуги. Вопросов у него накопилось немало. Кто открыл дверь в дом? Почему прислуга не подняла шума и позволила себя без сопротивления убить? Как похитителям удалось выскользнуть из города, когда городские ворота были закрыты? Даже после поверхностных размышлений и то становилось ясно, что у похитителей в доме был сообщник и может быть даже не один. Но кто?
Дома его ждала Хеленка. Женщина хоть и с перевязанной головой, но уже хлопотала по хозяйству.
Збирайда виновато отвел глаза в ответ на молчаливый вопрос.
– Он обвенчался с ней!
– Но кто – он?
– Папский посланник, испанец дон Мигель, граф де ла Верда,– имя зятя барон выговорил с трудом, запинаясь в необычных звукосочетаниях.
– Испания? Это далеко отсюда? – поинтересовалась экономка.
Збирайда только фыркнул в ответ, при помощи холопа снимая сапоги. Он устал за прошедшую ночь, был так угнетен и вымотан, что едва шевелился. Но на вопрос Хеленки, все-таки, спустя некоторое время ответил, с кряхтением вытягиваясь на кровати.
– Дальше некуда! Я слышал, что в этой Испании жара, как в аду, и нет деревьев, а только выжженные солнцем безлюдные пустыни. Понятно, что такие мерзавцы, как наш новоявленный зятек, могут появиться только из пекла!
– И там люди живут,– неожиданно возразила Хеленка,– зато пани Мария мою дочь не достанет! Все эти годы я боялась, что она загубит её. И перед вашим приходом была уверена, что ей это удалось, но вы принесли мне радостную весть!
– Радостную весть?– подскочил с места возмущенный пан Ирджих, – тебя, наверное, очень сильно ударили по голове! Наша дочь в руках какого-то авантюриста, бедный Ярослав на грани безумия от горя, а ты говоришь о какой-то радости!
– Палацкого, конечно, жалко, – сухо заметила собеседница,– но испанец женился на Стефке и увез её от этой страшной женщины! В любом случае, наша дочь сейчас жива и невредима! А что касается любви..., мужчина есть мужчина, и рожать одинаково больно и от любимых, и от нелюбимых!
– Что ты болтаешь, дурища? – вскипел и без того выведенный из себя пан Ирджих, когда до него дошёл истинный смысл слов любовницы.
Но Хеленка только ниже опустила голову к шитью. Збирайда немного помолчал.
– Почему ты все время твердишь о пани Марии?– заинтересованно повернулся он к женщине.
– Я долго думала, пока вас не было,– задумчиво пояснила она,– почему, когда я начала кричать, она не прибежала мне на помощь, почему не защищались наши люди, и почему я не слышала, как ломали дверь?
Хеленка как всегда была права. И смутные подозрения Збирайды получили новый толчок.
– Я тоже постоянно об этом думаю,– вздохнул он,– но ты уверена, что в этом замешана Мария?
– Была бы уверена, если б знала, какая связь между ней и этим испанцем! Он что, ухаживал за ней, как в свое время пан Ярослав?
Пан Ирджих пожал плечами:
– В том-то и дело, что его ни разу не видели ни со Стефкой, ни с Марией!
И тут он кое-что вспомнил.
– Кстати, дон Мигель передал тебе подарок.
– Мне?– изумилась Хеленка.
Збирайда пристально вгляделся в её ошеломленные глаза.
– Он каким-то образом догадался, что ты не чужая Стефании. А в их краю матерям невест после брачной ночи дарят подарки!
С этими словами барон поднялся с постели, порылся в своих вещах и передал пораженной женщине резную небольшую шкатулку. Заинтригованная Хеленка медленно откинула крышку и не сдержала возгласа восхищения. На мягком бархате красовался большой кусок янтаря с перламутровым золотистым облачком изнутри.
Для Збирайды содержимое то же оказалось неожиданностью.
– Очень дорогая вещь,– удивленно приподнял он брови,– только ... я не понимаю, зачем она тебе?!
– Ах, Ирджичек,– счастливо рассмеялась Хеленка, разглядывая янтарь, – это же прекрасный подарок! Посмотри на это облачко, оно тебе ничего не напоминает?
Барон, насупив брови, внимательно рассмотрел вещицу, и недоуменно пожал плечами.
– Красиво, конечно, но что оно должно мне напомнить?
– Так искрятся волосы Стефки, когда на них падает солнечный свет! – печально вздохнула экономка, вытерев набежавшие на ресницы слезы, – это почти тоже, как если бы испанец срезал у неё локон и поместил его в самое прочное и красивое хранилище на свете. Этот человек способен тонко чувствовать, и наша дочь будет с ним счастлива!
Такой неожиданный вывод всегда благоразумной женщины, привел Збирайду в бешенство.
– Все бабы дуры, все! Без исключения!– выругался он в сердцах,– даже самые лучшие из них! Подарили ей какой-то булыжник, она и растаяла, простив мерзавцу и похищенную дочь, и бесчестие!
Но Хеленка, как всегда, проигнорировала оскорбление. За пятнадцать лет она к ним так привыкла, что воспринимала как обязательный рефрен общения с капризным господином.
– По мне так лучше выдать её замуж без чести, чем похоронить со всеми почестями,– меланхолично заметила она, любуясь янтарем, – с тех пор, как Стефка обручилась с паном Ярославом, я не дала ей съесть ни одного куска, не попробовав сначала сама, всё боялась отравы! Да и спала вполуха, и все равно не уберегла. Пусть лучше в какой-то дикой Испании замужем, чем в нашей Моравии, но мертвой!
– Что ты городишь, безумная? – гневно фыркнул Збирайда,– наша девочка изнасилована и плачет сейчас где-то, удовлетворяя похоть этого чужеземца..., по мне так лучше её схоронить!
Странно, но обычно покладистая экономка в этот раз почему-то не посчитала нужным считаться с его авторитетом господина и вела себя непривычно дерзко.
– Становиться женщиной всегда больно!– холодно заметила она.
Взбешенный барон выругался сквозь зубы, плюнул и выбежал из комнаты, со злостью хлопнув дверью, а Хеленка еще долго с печальной улыбкой любовалась подарком зятя, хотя по щекам её и текли слезы.
Барон не раз грозился убить пани Марию, но когда дело дошло до этого, руку на пани все-таки не поднял, предпочтя выдать её на суд маркграфа. Проведенное им среди домашних холопов расследование ясно указывало, что в похищении принимала участие пани Лукаши, вот он и хотел, чтобы наказание преступнице назначил суд.
В дворцовой зале, где на возвышении, окруженный баронами и советниками, сидел маркграф, пани Марию заставили преклонить колени. Свирепый и гневный Збирайда изложил суть обвинений, которые он выдвинул против этой женщины, и его внимательно выслушали.
Вся Моравия знала о бесчестии, которому подвергся пан Ирджих, поэтому ему сочувствовали. Казалось, суровое наказание для пани Марии было неотвратимо, но тут в дело встрял принц.
– А что, кто-нибудь видел, как пани подсыпала отраву в пищу слуг?
– Нет,– покачал головой барон,– но кроме неё некому было это сделать!
– Кто-нибудь видел, как пани открывала дверь чужеземцам?
– Нет!
– Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?
– Слова барона не нуждаются в подтверждении,– недовольно оборвал сына маркграф,– он всего лишь ознакомил нас со своими подозрениями! А что вы можете сказать по этому поводу, пани Мария?
– Я ни в чем не виновата, всё это оговор!
– Но ваш святой долг охранять падчерицу, а вы даже не покинули своих покоев, чтобы защитить честь девушки!
– Возможно, я и проявила малодушие, ведь я всего лишь слабая женщина, но не совершала преступления,– пани Мария держалась достойно, если учесть какая угроза нависла над её головой.
Маркграф долго размышлял, прежде чем принять решение. Это было весьма сложно! Бароны требовали от него наказания преступницы, но с другой стороны, все утверждения Збирайды были голословны, на что ему несколько раз настойчиво указал наследник.
Самого маркграфа мало интересовала судьба девицы Лукаши, больше всего его занимало, каким образом похитители пробрались в закрытый город, минуя тщательно охраняемые ворота. О потайном ходе знали немногие, к числу которых, естественно, не принадлежала пани Мария. Значит, измена была где-то рядом, в его собственном доме. И от этого маркграфу было очень и очень не по себе!
– Пани Мария Лукаши,– наконец объявил он,– обвиняется в пренебрежении своими обязанностями матери и направляется для покаяния в монастырь на неопределенный срок – время заключения будет определено позже!
Пока подавленная женщина ожидала приезда настоятельницы, которая сопроводит её в один из монастырей, к ней сумел тайно пробраться принц.
– Я вас вытащу из обители!– твердо пообещал он.
– Лучше найдите мне мужа,– тяжело вздохнула пани Мария.
– Я подумаю над вашей просьбой, только наберитесь терпения и ждите!
– А что мне ещё остается?
Между тем, у Збирайды, оказывается, были ещё притязания к дому Лукаши. И он изложил их перед почтенным собранием.
– У пани Марии есть дочь Елена, то же моя крестница. Так как вышеназванная пани показала себя дурной матерью, прошу отдать девочку мне под опеку. Тем более что все имущество Лукаши уже давно у меня в залоге.
После недолгого размышления маркграф дал согласие. Он понимал, что бароны недовольны вынесенным решением и надеялся хоть этой уступкой немного сгладить обстановку. Таким образом, потеряв одну свою дочь, Збирайда обретал другую.
– Хеленка, дорогая,– ворвался в комнату довольный пан Ирджих,– мне отдали под опеку Елену!
Привычно возящаяся по хозяйству экономка посмотрела на него снисходительным взглядом.
– Это очень хорошо, мой господин,– согласилась она,– но что с пани Марией?
Выслушав вынесенный маркграфом приговор, она только тяжко вздохнула.
– Ворон ворону глаз не выклюет. Совсем скоро пани Мария вновь будет на свободе и начнет мстить, только мне всё равно, потому что самое дорогое, что у меня есть, ей не достать! Пора возвращаться в Черный лес, мой господин, здесь нам делать больше нечего!
Хеленка как в воду смотрела, потому что не прошло и трех месяцев, как пани Мария вышла из заключения и сразу же попала в свиту маркграфини.
– О дорогой,– ответила та на упреки мужа,– женщина была оговорена злобным, неотесанным Збирайдой. И вообще, великодушие – добродетель королей!
– Вы не королева, сударыня! – хмуро заметил тот, но настаивать на своем не стал.
Прошло еще полгода, и на масленицу пани Мария тихо вышла замуж за церемониймейстера принца пана Кроули. Её положение укрепилось настолько, что Збирайда было испугался, что она попытается отнять у него опеку над дочерью, но та, казалось, и не вспоминала о Еленке.
Весть о том, что дочь пани Марии будет жить теперь в их замке, поначалу не особенно обрадовала Хеленку, хотя она понимала, насколько это важно для пана Ирджиха. Но когда в доме появилась девятилетняя девочка с испуганными черными глазами и копной вьющихся черных волос, женщина поневоле пожалела её, настолько та не по годам была одинока и дика.
Пани Анелька к тому времени совсем обезумела и творила в замке Лукаши несусветные вещи, обвиняя всех в ереси и распутстве. Хеленка, как могла, приласкала девочку, пожалела сироту и постепенно привязалась к ней. С радостью возилась она с ребенком.
– Дорогая,– как-то растрогано заметил барон,– у тебя золотое сердце! Ты умудрилась полюбить даже дочь своего злейшего врага.
– Нет, мой господин,– вздохнула женщина,– у меня самое обыкновенное сердце, только в нем слишком много свободного места. Там где у остальных находятся дети, внуки, у меня зияющая пустота. Где интересно, наша девочка? Хотя бы какую-нибудь весточку получить от неё!
Что на это мог ответить Збирайда? Только расстроено развести руками...
Граф Палацкий почти полгода скрывался ото всех в своем поместье. Осенью же он снова появился при дворе.
– Я прошу у вас разрешение продолжить образование в университете Падуи! – попросил он разрешения покинуть страну у маркграфа.
Тот досадливо нахмурился, и нехотя согласился. Но особенное недовольство вызвало у правителя Моравии известие, что вместо того, чтобы уехать в Италию, граф тронулся в путь по Священной Римской империи в сторону Франции.
– Что вас удивляет, отец,– усмехнулся принц, прознав об этом,– Тристан поехал за своей Изольдой. Наверное, Ярек и Стефка то же выпили волшебный напиток!
– Я мало знаю дона Мигеля,– не принял насмешливого тона маркграф,– но это не тот человек, за женой которого можно волочиться безнаказанно. Не помогут никакие волшебные напитки – Ярослав глупо поставит под угрозу и себя, и жизнь молодой женщины.
– Они не дети,– небрежно пожал плечами Генрих,– сами разберутся!
ПАПСКОЕ ПОСОЛЬСТВО.
В Вене юную графиню первым делом начали одевать.
– К сожалению, обстоятельства нашего брака таковы, что ваше приданое пришлось оставить в Брно,– сказал ей муж, с тяжелым вздохом прикидывая, в какую кругленькую сумму ему это обойдется, – поэтому придется все шить и заказывать заново. Хотя здесь нет ни подходящих тканей, ни стоящих портних, смыслящих в установившейся в Европе бургундской моде. Но ничего не поделаешь, придется довольствоваться тем, что есть!
Стефка с недовольным видом стояла перед зеркалом в окружении суетящихся швей. Ей ничего не было мило. На супруга она даже не пожелала взглянуть, настолько неприязненно относилась к его заботе и потугам на любезность. Дерзкий вор! Девушка желала ему, по меньшей мере, Геенну огненную за свое разбитое счастье и поруганную любовь.
– Я прошу вас проявить терпение и позволить мастерицам закончить хотя бы одно платье,– дон Мигель сделал вид, что не замечает её холодности,– слух о нашем романтическом браке летел впереди нашего отряда, и вдовствующая эрцгерцогиня Матильда Пфальцкая пожелала вас увидеть при своем дворе! Надеюсь, вы будете любезны с высокородной дамой?!
Супруга угрюмо промолчала, упорно глядя в зеркало. Де ла Верда ушел, но вместо него появился один из викариев свиты епископа, низенький и пожилой толстячок.
– Вам придется, не теряя времени, изучать целых три языка,– смиренно поклонившись, елейно мягко пояснил он,– испанский, итальянский и французский. Пусть женщины шьют, а мы будем учиться. С какого языка вам бы хотелось начать?
Только этого и не хватало! С испанцами мужа она, в случае надобности, объяснялась по-немецки и не видела необходимости, что-то менять.
– Зачем так много?– хмуро поинтересовалась девушка.
– Ближайшие полгода вам предстоит провести во Франции, бывать при самом блестящем в Европе бургундском дворе, и вы будете неловко себя чувствовать, не понимая речи окружающих! – пояснил викарий и тонко улыбнулся,– на испанском же языке ваш муж хочет разговаривать о любви!
– Не думаю, что мне есть, что сказать на эту тему! – отрезала Стефка.
– Возможно,– терпению этого человека, казалось, не было предела,– но ваша свекровь говорит только по-испански, не заставлять же пожилую женщину учить ради общения с вами чешский язык?
Девушка поняла, что назойливый прелат не отвяжется и будет до скончания века приводить ей все новые и новые аргументы. С церковнослужителями вообще трудно спорить.
– Что ж, тогда начнем с французского! – уныло согласилась она.
– Я бы посоветовал начать все-таки с испанского!– настойчиво гнул свою линию собеседник.
– С французского! – упрямо сжала губы Стефания, не желая ни в чем уступать своему новоявленному супругу.
Хочет говорить о любви по-испански? Придется разговаривать с самим собой!
Вдовствующая эрцгерцогиня Матильда Пфальцкая оказалась полной пожилой женщиной, с крупными чертами лица и надменным взглядом чуть выпученных глаз.
– Ах, милочка, мы тут уже наслышаны, что вас похитили буквально из-под венца,– она соизволила даже улыбнуться,– ваш муж истинный испанец! Говорят, только коренным жителям Пиренеев свойственен такой напор чувств и горячий темперамент. Мы, немцы, как правило, более рассудительны и менее эмоциональны. Но дон Мигель такой интересный мужчина, что думаю, вы ему давно простили эту эскападу!
Стефка терпеливо выслушала снисходительную тираду – ей были одинаково неприятны и сама женщина, и её насмешливые слова. Никто не разделял её горя, словно перейти из рук в руки от одного мужчины к другому было так же легко и приятно, как сменить надоевшее платье! С ещё большим недоумением девушка ощутила недоброжелательность свиты вдовствующей эрцгерцогини, которую в отличие от двора маркграфини составляли в основном женщины в летах. Эти почтенные матроны так и сверлили глазами столь скандально прославившуюся моравку. Их взгляды как будто обвиняли её в чем-то порочном и преступном. Но зато де ла Верда чувствовал себя среди этого скопища мрачных старух ничуть не хуже, чем среди красавиц Моравии. Он охотно болтал с самыми неразговорчивыми, дарил направо и налево улыбки, заинтересованно сверкал глазами. И вскоре даже эти замороженные в презрительной надменности австриячки заулыбались и стали охотно ему внимать.
Новоявленная графиня поневоле заинтересовалась этим феноменом. В Моравии она никогда не обращала внимания на приезжего чужака, только мельком отмечая его присутствие возле маркграфини. Но теперь её не могло не заинтересовать, за кого же она все-таки вышла замуж? И Стефания, усевшись на предложенное место возле эрцгерцогини, стала исподволь наблюдать за супругом.
