Текст книги "Страстные сказки средневековья Книга 3. (СИ)"

Автор книги: Лилия Гаан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Это замечание возмутило, и даже обидело присутствующего при разговоре Абу Насира.

– Мы относимся настолько с большим уважением к своим женщинам, что даже глаз не поднимаем на чужих. Закутайтесь в платок так, чтобы были видны только глаза и никто на вас и внимания не обратит. Это у вас – христиан творятся всякие безобразия, а у нас, если даже мужчина берет себе на ночь проститутку, и то заключает с ней временный брак!

– Зачем?– не поняла графиня.

– Затем, что на всякую близость должно быть разрешение Бога!– отрезал араб.

Стефка покраснела от стыда, восприняв это замечание в свой адрес. Сэлисбурн тут же вмешался.

– Не слушай его, душа моя! Зато, чтобы отринуть от себя женщину, пусть даже мать его детей, мусульманину достаточно сказать три раза развод и он свободен, как ветер в пустыне.

– А дети?

– А кого это волнует? Они остаются с отцом, а мать вольна идти на все четыре стороны!

Араб нахмурившись, сверкнул глазами.

– Это неправда, женщина возвращается в семью отца и может вновь выйти замуж!

Пока они препирались, Стефка кое-как закуталась в платок. Обиженный за нападки на обычаи мусульман Абу Насир, ворча что-то по-арабски, залез в шлюпку. И они, отплыв от стоящего на рейде корабля, высадились в порту Танжера. Женщину даже закачало из стороны в сторону, когда она впервые почти за два месяца оказалась на берегу.

Стояла жуткая жара. Изнуряюще полыхало солнце, а вокруг сновало такое множество самого невероятно одетого народа, горланящего на жуткой разноголосице, что она тут же испуганно вцепилась в руку сэра Уильяма. Тот ободряюще сжал её ладонь.

– Не бойся, милая, я тебе никогда не потеряю!

Граф с подругой в сопровождении груженых поклажей моряков двигались по многолюдному городу. Стефания с интересом поглядывала на выбеленные стены зданий, довольно чистые мощеные дороги, вдыхала вкусный, пахнущий пряностями и чужим миром воздух.

Идти оказалось недалеко. Рынок рабов находился на территории самого порта. Здесь действовали, правда, в основном перекупщики, покупавшие товар оптом. Но можно было при желании сторговать и кого-нибудь отдельно. Более жуткого зрелища Стефания никогда не видела. Люди в изодранной и потрепанной одежде, часто со следами крови на запекшихся ранах, сидели на жарком солнце измученные и ко всему безучастные, а вокруг носились продавцы, громко и многословно расхваливающие свой товар. Изредка только кто-то привлеченный европейским видом Сэлисбурна умоляюще протягивал к нему руки.

– Выкупите меня, добрый господин! Верните на родину!

У Стефки каждый раз заходилось сердце, когда она видела измученных белокожих женщин с детьми.

– Дорогой, неужели мы ничем не можем им помочь?!– умоляюще шептала она графу, прячась за его спиной от этих страшных в своей безнадежности светлых европейских глаз.

– Как, милая? Никаких денег не хватит, чтобы помочь этим несчастным, да и куда их потом деть?

– Это судьба, уважаемая ханум,– недовольно одергивал её так же Абу Насир,– с чего вы взяли, что на свободе им будет лучше, чем в рабстве? Хозяева их накормят, предоставят крышу над головой, и никто не заставит насильно, как это делают испанцы по отношению к арабам, сменить веру!

Может и был в его словах резон, но у женщины все равно ныло сердце от боли и жалости при виде мучений этих людей. Наконец, араб и сэр Уильям остановились напротив какой-то женщины, очевидно привлеченные выкриками зазывалы. Стефка робко выглянула из-за плеча графа и встретилась с умным взглядом раскосых зеленовато-карих глаз, принадлежащих полной женщине средних лет, непонятно какой нации, с загорелой кожей и европейскими чертами лица.

– Зазывала говорит, что у этой бабы есть молоко,– перевел для подруги с арабского сэр Уильям,– только я не понял, куда делся её ребенок, то ли украли, то ли умер.

– А откуда она родом? – поинтересовалась графиня.

Опять раздалась абракадабра арабской речи.

– Полька, что ли!

Так..., это уже было лучше – польский язык Стефка более-менее понимала.

– Как тебя зовут, милая!– медленно выговаривая слова, спросила она по-чешски.

И та её также поняла.

– Зося, ясновельможная пани!

– Откуда ты, Зося, и где твой ребенок?!

– Умер, пани! А родом я из Кракова!

– Моему малышу три месяца, и ему нужна нянька, справишься ли ты?

Похоже, полька удивилась.

– Конечно, пани, у самой дома осталось трое деточек!

– А как ты оказалась здесь?

– Это долгая история, пани!

Все это время граф оторопело слушал её.

– Стефания,– счел нужным он вмешаться в разговор,– на каком это языке ты изъясняешься?

– Я с ней говорю по-чешски, а она мне отвечает по-польски, но славянские языки схожи между собой, поэтому мы с Зосей понимаем друг друга. Купите мне её, она подходит!

– Может, ещё поищем?

– Нет, я хочу именно эту!

Граф тяжело вздохнул и начал торг. Стефка вся извелась, выжидая, чем закончится шумная перебранка между мужчинами, в которую охотно включился и лекарь. Всё это время они с Зосей молчаливо смотрели друг на друга.

– Сколько тебе лет?– наконец, поинтересовалась графиня.

– Тридцать пять! Вы не беспокойтесь, я очень сильная.

– Да, с Сидом тебе силы понадобятся!

Наконец торг закончился и граф отсчитал монеты торговцу. Но к удивлению Стефы они, отправив Зосю с кем-то из сопровождающих их моряков на корабль, пошли дальше.

– Куда мы направляемся?

– Да вот,– насмешливо сверкнул глазами Сэлисбурн,– хочу купить, какую-нибудь красивую девочку для Чарльза!

Что? Когда дело касалось подобных вещей, у Стефании отказывало чувство юмора.

– Нет! – твердо сказала она.– Нет! Там где нахожусь я, никогда не будет купленных для проституции женщин! Это мерзко!

– Стефания, – протянул сэр Уильям,– по-моему, ты ...

– Нет! – повысила голос женщина. – Я не хочу, чтобы Чарльз относился к женщине, как к товару! Это может нанести ему неизгладимый вред! Или девушка, может быть, понадобилась вам, сударь?!

– О, аллах, – встрял в разговор лекарь,– и это ваши хваленные европейские женщины! Да как вы только переносите подобное бесстыдство, и позволяете так с собой разговаривать? Это же уму непостижимо!

Стефка пронзила его разъяренным взглядом, но граф уже примирительно обнял её за плечи.

– Успокойся, моя грозная любовь, даже все красавицы мира не заменят мне тебя одной. Хотя ты просто восхитительна, когда ревнуешь, твои глаза напоминают штормовое море – глубоки и ненастны!

Она не могла не улыбнуться, и хотя под платком губ было не видно, сэр Уильям все равно понял, что её настроение изменилось.

– Но вот тучи разошлись,– он нежно заглянул ей в глаза,– выглянуло солнце и пронзило эти темно-синие волны до самого дна! Ты знаешь, любимая, что у тебя самые красивые глаза на свете?

Более неуместного места, чем беспорядочная толчея восточного рынка для объяснений в любви выбрать невозможно, но им было все равно. Стефания вдруг почувствовала, как оживает её сердце после всех разлук и неудач последних лет, как тепло становится на душе, и кровь быстрее течет в жилах. Господи!– сказала она самой себе. – Неужели я, наконец-то, после стольких потерь нашла своего мужчину, с которым мне хорошо даже посреди невольничьего рынка! Как мне страшно, как я боюсь снова потерять и страдать! Но если не любить, то зачем тогда вообще жить?

– Извините меня, господин, – вмешался в идиллию Абу Насир, – но вы долго собираетесь смотреть друг на друга, может, найдете для этого более спокойный уголок?

Но это уже по большому счету не имело никакого значения. Со сладко замершим от счастья сердцем, Стефка последовала за Сэлисбурном. Их путь лежал теперь в ряды совсем с другим товаром. Графиня так и ахнула, увидев божественной красотой переливающиеся всеми цветами радуги драгоценные шелка.

– Выбирайте, моя радость!– предложил граф. – Сколько можно носить эти потрепанные платья? Вы и в них, конечно, прекрасны, но не вижу причин, по которым вы не могли бы стать ещё более красивой!

Стефка благодарно на него посмотрела. То платье, в котором она прибыла на корабль, было удобным для ухода за Сидом, но не годилось для посиделок в кают-компании среди богато разодетых английских дворян.

После покупки отрезов голубого и белого шелка, парчи, изысканных вуалей и кружев, настала очередь ювелирных рядов. Никогда в жизни Стефания не видела такой красоты.

Палатки золотых дел мастеров вытянулись на целый квартал, хвастаясь изяществом и тонкостью отделки множества золотых и серебряных вещей, массивными браслетами и длинными тяжелыми серьгами, огранкой и величиной драгоценных камней, чеканными узорами сосудов и подносов.

– Выбери себе что-нибудь, дорогая! Это будет моим подарком к началу совместной жизни!

Но женщина только недоуменно развела руками:

– Право слово, я не знаю, что выбрать! Все такое красивое!

– А какой ваш камень?– полюбопытствовал Абу Насир.

– Не знаю, в девушках я носила жемчуга...

Про подарки Рауля и Гуго она предпочла не говорить, но Уильям сразу же понял причину её сдержанности.

– Когда мы проживаем жизнь, у нас появляется много воспоминаний и светлых, и темных, и тех, которые мы бы не хотели тревожить! – мягко заметил он, и о чем-то по-арабски спросил сонно клюющего носом над своим товаром толстого ювелира.

Тот моментально встрепенулся, бросив на женщину оценивающий взгляд, хотя, что он мог разглядеть под скрывающим лицо платком? Но торговец взбудоражено заговорил и вытащил откуда-то поразивший Стефанию гарнитур – пронзительно голубая бирюза в обрамлении из светлого золота в ожерелье, серьгах, браслетах, и ещё в чем-то непонятном?

– Что это?– поинтересовалась женщина, ткнув пальцем в необычно широкое ожерелье с несколькими рядами подвесок.

– Это застегивается вокруг талии, когда женщина танцует перед своим мужчиной!– любезно пояснил Абу Насир.

Стефка смутилась – вот ещё, только этого не хватало! Но Сэлисбурн лукаво покосился на любовницу:

– Как, по-вашему, дорогая, это сойдется на вашей талии?

– Сойдется,– отрезала Стефка,– или, по-вашему, у меня талия, как у коровы?

Они весело рассмеялись. И вновь начался уже оскомину набивший Стефке торг.

– Бог мой!– поражалась она, когда они возвращались домой. – В жизни не видела, чтобы дворянин так торговался на рынке!

– В Европе – да!– вполне серьезно объяснил граф. – Можно навсегда потерять лицо, ведя себя подобным образом, но не на востоке! Здесь другой мир, в котором, наоборот, не умеющий торговаться мужчина выглядит, мягко выражаясь, слабоумным. Да и разориться в таком случае – раз плюнуть, потому что все цены завышены минимум втрое!

– Зачем?

– Затем, чтобы иметь возможность поторговаться! Торговля – это целый мир, и на востоке люди таким образом общаются, обмениваются новостями, оценивают и проверяют людей на прочность. Я ещё не самый удачливый! Вот, Гленкирк так умеет торговаться, что ему почти все отдают, чуть ли не даром! Но эти чертовы шотландцы такие скопидомы, что удавятся за медный грош.

При выходе с рынка они навсегда расстались с Абу Насиром. Впрочем, тот более оптимистично смотрел на возможность новой встречи:

– У нас говорят, что только гора с горой не сходятся!

Вернувшись на корабль, Стефка тут же кинулась в свою каюту. Зося уже была там, и Сид с аппетитом сосал её большую смуглую грудь. Графиня, которая сама изнывала от переполнявшего её молока, ревниво отняла сына и сунула грудь в его жадный ротик.

– Вы будете бросать кормить вашего мальчика?– поинтересовалась полька.

– Да, – ответил за подругу сэр Уильям,– пора бросать! Мне надоело спать вполглаза!

Зося понимающе кивнула головой. Стефания познакомила её с распорядком жизни на судне, а потом, приведя себя в порядок, ушла в кают-компанию на обед. Сидящие за столом дворяне обсуждали предстоящую войну Кастилии и Арагона с Гранадой.

– Гранада падет!– уверенно высказался сэр Уильям. – Им не выстоять, и тогда новое государство Изабеллы и Фердинанда невероятно усилится, став могущественнейшей силой в Европе.

– Англии это вряд ли будет выгодно! – заметил Тревор.

– С какой стороны посмотреть, зато образуется противовес Франции. Мой тесть не раз мне рассказывал, что у них в Наварре сильно боятся этого усиления, потому что никому не хочется становиться ареной военных действий. А главный враг Англии, всё-таки Франция!

У внимательно слушающей мужчин Стефании эти рассуждения вызывали легкое недоумение. Изгои из родной страны они обо всем судили только с точки выгоды для Англии, хотя, казалось, неудачи отринувшей их родины должны были приносить радость. Но нет!

– Ох, дорогая, если бы вы знали, сколько смен правителей пережила моя несчастная Англия из-за войны Алой и Белой роз. Престол захватывали то Ланкастеры, то Йорки, кровь лилась, как вода, и многие из моих родственников и друзей ушли на тот свет во цвете лет, погибнув или в битвах, или на плахе. Дело, любовь моя, не в королях! Есть земля, которой ты предан. В моем родном Эссексе по утрам над пронзительно зелеными лугами стелется молочный туман, холмы полны мира и покоя. Вот, что дорого, вот, о чем чаще всего думаешь в изгнании, а не о королях и их интересах. Но долг превыше всего, и приходится наступать себе самому на горло! – пояснял подруге во время вечерних прогулок сэр Уильям, и в его голосе звучала тоска.

Но особенную панику у жены де ла Верды вызывали разговоры о Риме. Здесь, не стесняясь, называли Рим логовом разбойников, судачили о привязанности Сикста к племянникам, обвиняли пап во взяточничестве и продажности, ругая во все корки и кардиналов.

– Как вы не боитесь?– укоряла она сэра Уильяма.– А вдруг среди вас доносчик, и за меньшие грехи люди горели на кострах!

– Нет среди моих людей доносчиков, дорогая!– обнимал он её. – Не бойтесь, они – хорошие люди!

– Но, Уильям, ни один человек на этом свете не считает себя плохим! Мой супруг утверждал, что сам страдает, подвергая ведьму пытке, что ему ещё больнее, чем несчастной!

– Брр!– передернул плечами Сэлисбурн. – Угораздило же вас связать свою жизнь с таким человеком!

Стефка только вздохнула – ей не хотелось рассказывать историю своей жизни. Она боялась, что теплое доверие и взаимопонимание, установившееся между ними в последнее время, может не выдержать её откровений. Мужчине совсем не нужно знать, что он у неё не второй, достаточно и того, что не первый. А сэр Уильям проявлял чудеса такта, ни о чем не расспрашивая.

Вот и сегодня, она с отсутствующим видом слушала смелые разговоры мужчин о политике и королях, изобилующие язвительными характеристиками и критическими замечаниями. Видимо, море, относительная независимость от власть имущих их эскадры, делала этих людей свободным в суждениях.

Когда месяц спустя св. Стефания бросила якорь в порту Лиссабона, комендант потребовал списки экипажа, что-то путано толкуя об объявленных в розыск еретиках и преступниках.

Сэлисбурн не стал перечить и скрупулезно всех перечислил. Сразу же после его имени и титула значилась леди Стефания Бертрам, графиня Сэлисбурн, а после Чарльза Джона Бертрама, лорда Мэлтона Сидней Уильям Бертрам.

И это в какой-то степени соответствовало истине, потому что экипаж св. Стефании Стефанию и Сида иначе и не воспринимал.

ЭПИЛОГ.

Это было тяжелое время для де ла Верды.

На поиски жены он бросил все свои силы, но без толку! И это была не чужбина, когда можно было отмолчаться на счет супруги. Пришлось громогласно признать на все королевство, что Стефания исчезла, сославшись на помутнение рассудка графини.

Узнав об исчезновении невестки и внука, слегла и больше не встала мать. Ей, конечно, никто ничего не рассказывал об инквизиции, но она была неглупа и сама догадалась.

– Ко всему надо подходить с точки зрения разума, сын мой,– сказала перед смертью донна Инесс,– даже если Стефания одержима, надо было это выяснять семейными средствами. Заставили бы её тайно пройти через ритуал изгнания дьявола, покропили и её, и внука святой водой, принудили бы день и ночь молиться, наложив епитимью. Но в любом случае, и жена, и сын остались бы при тебе. Ты же не оставил Стефании другого выхода, как податься в бега. Застенки напугают и правых и виноватых!

После побега матери воспитание Рамиро было доверено беременной вторым ребенком Терезе.

Гачеку же хотелось домой в Моравию, болело сердце за Стефанию, но тысячи тонких нитей навсегда привязали его к дому де ла Верда.

– Как я его оставлю одного со всеми этими заботами?– каждый раз перед сном вопрошал Господа Славек. – Кто заменит Рамиро и Катрин мать, если не искренне любящая их Тереза?

И де ла Верда прекрасно это осознавал, давно уже считая секретаря членом семьи.

– Что ж, какая ни какая, а все-таки у меня есть семья,– как-то признался дон Мигель, сидя с неизменным Вийоном на коленях,– Рамиро, вы с Терезой, и даже хитроумная бестолочь Тибо!

Он обожал своего кота, и тот спал у него в ногах в опустевшей супружеской спальне. Но таких дней отдыха в кругу близких людей было мало, потому что после смерти короля Хуана, молодой Фердинанд, который весьма редко посещал собственное королевство, завалил гранда поручениями, и тот без устали метался между двумя королевствами.

А так как дону Мигелю было свойственно выполнять порученное во время, да ещё блестяще, то воз его обязанностей рос, как снежный ком, но тот относился к этому с философским спокойствием, много ожидая от предстоящей войны с Гранадой.

Его тянуло на юг с невероятной силой.

Не ослабевали так же связи дона Мигеля с инквизицией, но Гачек с удивлением замечал, что графа покинуло прежнее рвение, как будто что-то сломалось в нем после пытки, учиненной над собственным сыном и побега жены. Но это замечали только близкие люди, для остального же мира он по-прежнему остался несокрушимым борцом с еретиками и колдовством.

В тот день дон Мигель с верным секретарем приплыл морем в Валенсию – возникли разногласия среди кортесов края, и король поручил ему с этим разобраться.

Их каравелла прибыла в порт уже поздно вечером, и пассажиры вынуждены были остаться на судне до утра. Но когда граф и Гачек вышли на палубу подышать перед сном свежим воздухом, то увидели, как стоящие неподалеку на рейде пять кораблей вдруг выбросили в ночь струи праздничных фейерверков, и раздался такой ликующий рев, что было слышно далеко вокруг.

– Они что, с ума посходили?– недоуменно приподнял брови дон Мигель. – В честь чего такой тарарам?

Но это было только начало – всю ночь с этих кораблей взлетали вверх шутихи, и шла праздничная гульба. Пьяные крики разносились по всей гавани.

Утром не выспавшийся и злой граф высадился на берег, и тут же высказал претензии коменданту порта.

– Что за переполох устроили ночью на кораблях с бретонскими флагами?

– Это англичане, ваша светлость,– подобострастно склонился тот перед могущественным грандом,– у адмирала ночью родилась дочь! Их галеры тут на разгрузке...

Дон Мигель недоуменно пожал плечами.

– Ладно, если бы речь шла о сыне, но поднимать такой шум из-за дочери?

– А у него уже есть сыновья, ваша светлость,– вновь поклонился комендант и махнул рукой в сторону причала, – вот они, кстати, идут!

Гачек глянул на приближающуюся троицу, и у него помутилось в глазах.

Черноволосый юный красавец вел, держа за руку, маленького, вразвалку ковыляющего золотоволосого малыша в смешном платьице и чепчике. Это было бы ещё ничего, если бы рядом с ними не вышагивал Гленкирк, когда-то исчезнувший супруг Хельги.

– Ну-ка, малыш, привыкай к земле, – подбадривал он ребенка, – ты у нас настоящий моряк, иначе, как по палубе и ходить не можешь. Твоя матушка вчера нам родила такую же морскую принцессу!

Гачек сразу же догадался, кто этот смешной малыш, направляющийся прямиком к своему отцу. Дон Мигель же обратил внимание в первую очередь на Гленкирка.

– А, вот и наш ветреный муж!

Шотландец с перепуга, по всей видимости, выругался непонятно на каком языке, зато Чарльз расплылся в чарующей улыбке.

– Вот так встреча, дон Мигель! Я рад вас видеть!

Де ла Верда недоуменно перевел взгляд на юношу, озадаченно наморщил лоб, но все-таки его узнал:

– Ты всегда был красавчиком, Чарльз, – сдержанно улыбнулся он,– но кто бы мог подумать, что вытянешься в такого молодца! Гроза девичьих сердец! Так это Сэлисбурн не давал мне сегодня спать, празднуя рождение дочери?

– Да, ваша светлость, мачеха родила мне сестру,– с готовностью подтвердил Чарльз, – и хотя я плохо разбираюсь в младенцах, ручаюсь, что она вырастет настоящей красавицей!

– Но,– взгляд графа опустился на сопящего малыша,– как вижу, ваш отец позаботился и о брате для вас. Сколько ему?

– Три года! – без заминки ответил Чарльз.

Гачек оцепенел. Неужели голос крови, о котором так долго в свое время толковал граф, не подскажет ему, что перед ним потерянный сын?

Тот, между тем, заинтересованно разглядывал ребенка.

– Моему Рамиро только два с половиной, а выглядит так же!

– Ваш сын, наверное, крепыш!– улыбнулся юноша.

– Он настоящий де ла Верда, а слабаков в моей семье никогда не было!– гордо кивнул головой дон Мигель.

– Простите мое любопытство,– голос Чарльза почтительно понизился, – вы нашли донну Стефанию?

– Нет! – отрезал де ла Верда.

Он не любил ни вспоминать, ни говорить о пропавшей жене.

– Еще раз простите!

– Не стоит просить прощения! Но раз у вас появились уже брат и сестра, то, очевидно, ваш отец женился?

– Да, это произошло незадолго до нашей с вами встречи!

– На ком же женился ваш отец?

– Вы не поверите, но он купил миледи на рынке в Танжере – влюбился и женился!

– Почему же, верю,– тяжело вздохнул дон Мигель,– каких только глупостей не совершают мужчины из-за красивых женщин! Хорошо, передай ему мои наилучшие пожелания счастья и благополучия, и особенно его жене, так порадовавшей графа сегодня ночью!

Гачек обменялся взглядом со вспотевшим от страха Гленкирком, и последовал за своим сюзереном. Его даже трясло от волнения.

– Что с тобой, Гачек?– поинтересовался граф, от него не ускользнуло плохое состояние секретаря.

– Что-то нездоровится!

– Это от бессонницы, у меня тоже болит голова... Надо же, в какого красавца вырос Чарльз – глаз не отвести! Наверное, от девчонок нет отбоя, а помнишь, как он был влюблен в графиню – с ума сходил!

– Чего только не бывает в детстве!

– А этот малыш совсем не похож на Сэлисбурна, светловолосый, голубоглазый, наверное, в мать!

– Наверное!

Гачек больше не мог его слушать. Быть на расстоянии вытянутой руки от собственного сына и не узнать его! Вот, действительно, дьявольские происки!

День выдался напряженным – им пришлось встретиться с массой людей, прочитать и написать кучу бумаг, и когда они уселись за поздний ужин, то едва шевелили языками.

И тем не менее! Уже перед сном граф вдруг озадаченно поделился с секретарем:

– Странно, я сегодня весь день думаю о Стефании. Интересная штука жизнь, когда жена рядом, я её ненавижу и презираю, а когда её нет – ощущаю пустоту. Почему так? Сэлисбурн стал вчера отцом, весь порт ликует вместе с ним. И хотя тот сейчас на положении бродяги, я ему завидую. У него есть подруга жизни – женщина, которую тот любит! А я опять один – не холостяк и не вдовец!

Граф тяжело вздохнул и обреченно поник плечами.

– Наверное, я все-таки не угодил Господу, раз он мне послал в испытание безумную жену!

Гачек посмотрел на хозяина и ничего ему не сказал. Лицемерить не хотелось, а делать больно и без того страдающему человеку, было не в его правилах