Текст книги "Страстные сказки средневековья Книга 3. (СИ)"
Автор книги: Лилия Гаан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
И поэтому, когда при дворе в сопровождении мрачного и хмурого Збирайды появилась пани Елена Лукаши, её приезд оказался своевременным.
Новая маркграфиня Анна-Мария Австрийская вместе со свекровью приняли юную девушку вполне благосклонно. В этом была большая заслуга матери Еленки – пани Марии, являющейся доверенным лицом обеих маркграфинь. Постоянные интриги, мелкие дрязги, сплетни, пересуды – пани Мария была не последним звеном в этой извечной круговерти дворцовой жизни. Ведь, как правило, чем меньше государство, тем изощреннее интриги при дворе властительных особ.
Впрочем, сиятельным дамам не было особого дела до какой-то деревенской девчонки, их мысли занимало совсем другое. Анна-Мария была озабоченна слухами о том, что у мужа есть любовница. Вдовствующая маркграфиня, как всегда утешала сноху:
– Что вы хотите, дорогая,– терпеливо толковала она,– ваш муж притягивает взоры всех женщин государства! Он молод, красив, да и, в определенном смысле, интересен не только как правитель. А Генрих, понятно, не ангел и не всегда может устоять перед искушениями бесстыдных девиц. Тем более, вы не можете жаловаться на его невнимание, коль находитесь в тягости. А беременные женщины малопривлекательны для мужчин. Потерпите, после родов супруг вернется к вам!
И вот в этой далеко не самой спокойной атмосфере маркграфского двора появилась ещё одна претендентка на сердце ветреного государя.
Можно только представить, что пережила Елена за это время, сколько слез пролила длинными, тоскливыми ночами, какое разочарование царило в её несчастном сердце, но она отнюдь не разлюбила отринувшего её мужчину. Мало того – Генрих был сосредоточием всех её мыслей и желаний.
И если при посторонних девушка и глаз не поднимала на возлюбленного, то когда была твердо уверена, что её никто не видит, часто бросала на него тоскливые влюбленные взгляды. Ей доставляло горькую, особенную радость просто смотреть на него. Принц же только досадливо морщился, если ловил взор черных блестящих глаз. Увы, если пани Елена его и интересовала, то только как прекрасная охотница, но... Генрих в ту пору на охоту не собирался!
Хотя, надо отдать Еленке справедливость – яркая броская красота приятно выделяла крестницу Збирайды из толпы достаточно блеклых дам, окружающих его жену. Анна-Мария не любила юных красавиц, всеми силами избавляясь от них или выдавая замуж. С вопросом о замужестве Елены она привязалась к супругу, едва девушка появилась в её покоях.
– Пани Лукаши вполне созрела для мужа! Надо бы подобрать ей подходящую пару,– заявила она Генриху во время очередного визита супруга на женскую половину,– и хотя девушка мила и услужлива, я все-таки предпочитаю фрейлин более почтенного возраста.
– Оно и понятно,– хмуро хмыкнул тот, чуть ли не брезгливо покосившись на чрево супруги,– но дорогая, резвушки то же необходимы, чтобы как можно скорее исполнять ваши повеления!
– Еленка, конечно, расторопна,– вынуждена была кисло изогнуть губы маркграфиня,– но вокруг неё крутится так много молодых людей, что я опасаюсь за нравственность юной девицы!
– Замужество – дело её крестного отца, дорогая,– увильнул от прямого ответа Генрих, которому была мало приятна информация о молодых людях, крутящихся вокруг девушки, – хотя я подумаю об этом!
Но бесконечные государственные дела отнимали у него слишком большое количество времени, чтобы мысли о Елене задержались в его голове на долгий срок. Маркграф напрочь забывал о ней, стоило покинуть покои жены, и вспоминал только в тот момент, когда натыкался взглядом на её почти всегда склоненную черноволосую головку во время очередного посещения женской половины.
Девушка очень быстро осознала, что её надеждам на взаимность не суждено сбыться, и что новые встречи с Генрихом ничего, кроме боли ей не принесут.
Так долго страдать Еленка не привыкла, да и не видела в этом толка. Хорошенько подумав, она решила поставить точку на их отношениях и начать, коль позволит Господь, все сначала. Не единственный же на земле мужчина маркграф, может быть, её вновь посетит любовь?
Положение девушки ещё осложнялось тем, что Збирайда, не имеющий возможности быть при ней неотлучно, попросил приглядеть за крестницей свою дальнюю родственницу – старую набожную деву, принадлежавшую к свите старой маркграфини. Пани Богумила знала о том, какие опасности подстерегают юных пани при дворе властителей, поэтому глаз с неё не спускала, всячески, кстати, препятствуя общению матери и Елены.
– Почему ты не настоишь, чтобы с крестного сняли опеку?– как-то выказала дочь свое недовольство пани Марии, выведенная из себя этим мелочным и неослабным контролем.
– Замок Лукаши заложен,– нехотя пояснила та,– и приданое может тебе дать только пан Ирджих. Отними я опеку, и ты останешься с носом. Конечно, твой отчим не выгонит мою дочь из своего дома, но у нас с ним свои дети и он никогда не согласится дать тебе денег. Придется терпеть! Хорошо хоть Стефания умерла, и ты получишь после смерти Анельки отцовский замок.
А вот Елена лучше бы вернулась к бабке, чем в замок Збирайды, где ей все напоминало о собственной беспримерной глупости и о незабываемом позоре. Но, так или иначе, а с таким унизительным положением надо было заканчивать.
Случай не преминул подвернуться.
В этот день у маркграфини сбежала болонка – противная мерзкая собачонка, которую австриячка обожала, и Еленку отправили на поиски в сад. Она тщетно обходила кусты в поисках вредной псины, когда наткнулась на медленно бредущего по дорожке Генриха, то же в окружении хорошо запомнившихся ей собак. Он о чем-то напряженно разговаривал с сопровождавшими его людьми, но на появление на своем пути девушки, все-таки отреагировал.
– Вы кого-то ищите, пани Елена?
Это было его первое обращение к ней с того страшного вечера в замке Збирайды, и девушка с трудом справившись со спазмом в горле, низко присела в ответ.
– Да, государь! Пропала собачка вашей жены – Татош, и меня послали искать!
– Мальтийская болонка,– брезгливо сморщился маркграф, – терпеть не могу маленьких собачек! Столько шума, а толку чуть.... Комок меха и не более! Пан Болеслав, поищите эту мерзость, а мы пока пройдемся с пани Еленой. Болит голова ото всех этих проблем, и болтовня с молоденькой девушкой меня развлечет.
И вот так неожиданно они остались вдвоем. Оробевшая от смущения девушка молчала, хотя и понимала, что более удобный случай объясниться, ей вряд ли ещё представится, но и Генрих тоже не склонен был разговаривать, о чем-то напряженно размышляя. Так они и шли рядом вдоль посадок старых яблонь, пока Генрих вдруг не остановился, внимательно посмотрев на свою взволнованную спутницу.
– Я перед вами виноват,– наконец, задумчиво высказался он,– мой долг – найти вам супруга, а за этими бесконечными делами всё недосуг об этом подумать!
Его матримониальные планы оказались для девушки неожиданностью, причем неприятной неожиданностью!
– Но я вовсе не хочу выходить замуж,– набралась храбрости заявить Елена, покраснев от собственной дерзости,– я хотела бы вернуться домой!
– Да?– надменно приподнял брови маркграф. – Но при последней нашей встрече вы изъявили желание появиться при дворе!
Всё было несколько иначе, но не указывать же ему на это!
– Тогда я ещё не понимала, как мне дорог мой дом! Я скучаю по Черному лесу!
– Черный лес,– жестко хмыкнул Генрих,– не то место, о котором стоит много говорить!
– Там мой дом,– стояла на своем Елена,– прошу вас, отпустите меня восвояси!
– Меня всегда поражала ваша настойчивость,– криво усмехнулся собеседник,– но это уже граничит с дерзостью! Многие отцы годами добиваются для своих дочерей чести служить маркграфине, а вы пренебрегаете подобным доверием?
Обвинение было для тех времен довольно серьезным, и сердце Елены екнуло куда-то вниз от ощущения катастрофы, но воинственная кровь венгерских предков не позволила ей скиснуть и отступить. Глаза девушки потускнели от боли, лицо осунулось, и все же она, гордо вздернув подбородок, возразила:
– Разве искренность такой уж серьезный недостаток, чтобы обвинить меня в пренебрежении своим долгом? Разве я не отдала своему сюзерену самое ценное, что имеет любая девушка, независимо от её положения? И..., – она набрала побольше воздуха в грудь и высказала на одном дыхании всё, что было на сердце, – я вижу, что мое чувство раздражает вашу светлость. Будьте милосердны! Позвольте мне удалиться.
Выпалив это признание, Елена сама пришла в ужас от собственной смелости. Горестно вскрикнув, она ринулась прочь.
Девушка бежала по дорожкам сада, даже не видя куда. Что она наделала?! Как она могла так резко и грубо разговаривать с таким высокопоставленным лицом? Не пострадает ли в результате её дерзости крестный?
Забравшись в самый отдаленный уголок сада, Еленка присела на низко опускающийся к земле сук дерева и, закрыв глаза, прижалась щекой к коре.
Сердце ныло и страдало от уязвленной гордости и боли неразделенной любви. Так долго сдерживаемые слезы потекли по щекам, и она навзрыд зарыдала. Привело её в чувство прикосновение к руке шершавого языка, старательно вылизывающего ладонь.
Девушка удивленно оторвала голову от ствола дерева и увидела, что у её ног добродушно виляет хвостом один из охотничьих псов Генриха. В глазах собаки отражалось искреннее сочувствие.
– Спасибо,– девушка грустно потрепала пса за холку,– хоть ты меня пожалел!
– Вы разочаровываете меня, пани Елена! Где же ваша неугомонность и отвага? Вы сломались от первого же жизненного препятствия на вашем пути, а это не к лицу бесстрашной девушке, которая чтобы проникнуть в спальню к любовнику, совершала чудеса ловкости и храбрости!
Елена испуганно оглянулась. Неподалеку, упершись о ствол дерева и рассеянно поигрывая какой-то веточкой, стоял задумчивый маркграф.
Девушка быстро соскочила с ветки и присела в растерянном поклоне. Генрих застал её рыдающей, раздавленной судьбой, с заплаканным лицом, тогда как она точно знала, что мужчины терпеть не могут женских слез. Об этом в свое время панночку предупреждала ещё умница Хеленка. Отчаяние с новой силой охватило Елену, парализуя и без того подавленную волю.
– Я прошу у вас позволения покинуть двор! – вяло пробубнила она, старательно избегая смотреть в лицо государю.
И, сложив руки на животе, девушка застыла, с замершим сердцем ожидая приговора. Генрих помолчал, затем свистнул собаке и, уже удаляясь, небрежно бросил через плечо.
– Я подумаю о вашей просьбе и сообщу о своем решении!
Всю ночь не спала Елена, терзаясь и мучаясь тем, что вела себя столь необдуманно дерзко. Однако, несмотря на все укоры рассудка, сердце твердило, что лучше разлука, чем безразлично-презрительное поведение любимого.
Елена не ожидала скорого ответа на свою просьбу и была неприятно удивлена, когда маркграф вызвал её к себе прямо с утра. Пани Богумила хотела сопровождать призреваемую, но старухе ясно дали понять, что её присутствие при разговоре Генриха и юной пани недопустимо.
С пылающими щеками и бешено стучавшим от волнения сердцем Еленка последовала вслед за слугой. Итак, её судьба сейчас решится, возможно, она увидит маркграфа в последний раз.
Пани Лукаши провели в заваленный бумагами кабинет Генриха.
Маркграф сидел за столом, уткнувшись в какие-то грамоты, и жестом указал ей на стоящую возле стены крытую ковровой тканью скамью. Елена осторожно, стараясь не мешать, села на самый краешек и приготовилась ждать, когда государь обратит на неё внимание.
Комната была просторной, но темной из-за разгулявшейся с самого утра непогоды. На большом столе правителя горели в канделябрах свечи и его лицо в их рассеянном свете, выглядело осунувшимся и усталым. Внезапно сердце Елены сжала, казалось бы, неуместная жалость – ей так хотелось приласкать его, но разве это было возможно?
Наконец, Генрих оторвал взгляд от бумаг, и утомленно потянувшись, встал с места. Взволнованная в ожидании приговора Елена крепко сжала руки.
– Так что ж,– тихо спросил он, присаживаясь рядом,– вы не успокоились за ночь, и по-прежнему хотите покинуть мой двор?
Сумасшедшая надежда захлестнула сердце девушки, и она робко и встревожено подняла на него загоревшийся взгляд. Насмешливые глаза мерцали совсем рядом, а смелая рука красноречиво легла ей на колено.
– Я буду благодарен, если вы все-таки изъявите желание остаться!
Ради него Еленка была способна на всё, но с единственным условием:
– Если только я вам нужна!
Генрих с легкой улыбкой оглядел свежее, хотя и измученное бессонной ночью лицо, умоляющие черные глаза и напрягшееся в ожидании плечи. Любовь этой девочки была столь явной, наивной и открытой, что оставалось только недоумевать, как ей удается скрывать свои чувства от посторонних.
– Конечно, нужна,– провел он пальцем по нежным губам собеседницы,– как никогда!
И маркграф отнюдь не лукавил. Вопрос со Стефанией ещё решался. Связываться с ещё какой-то женщиной не хотелось. Жена же никогда не привлекала его как женщина, а потребности мужского организма требовали своё!
Здесь надо отдать справедливость Генриху. Отвага девушки в свое время пришлась ему настолько по вкусу, что он, пожалев будущее сорвиголовы, довольно деликатно отказал ей от ложа. Можно даже сказать, что он симпатизировал отчаянной охотнице. Но если девчонка настолько влюблена, что с ума сходит от неразделенной страсти, глупо отказываться от её услуг!
Их губы слились в неторопливом, но глубоком поцелуе.
– Я надеюсь увидеть вас здесь,– прошептал, задыхаясь от вспыхнувшего желания Генрих, – завтра в это же время!
Елена так же трудом переводила дыхание, приводя с зардевшимся лицом в порядок лиф своего платья. Она с благодарной нежностью поцеловала милостиво протянутую ей руку маркграфа.
– А теперь идите, милая,– он вернулся к столу и опять погрузился в свои бумаги,– у меня масса дел!
Девушка поднялась с места и, чуть покачиваясь от головокружения, пошла к выходу из комнаты. Она была абсолютно счастлива. Маркграф же проводил её ладную фигурку заинтересованным мужским взглядом – похоже, восходила новая придворная звезда!
Всего лишь три месяца назад он приказал вынести из кабинета отцовскую кровать. Та стояла в нише, отгороженная от помещения тяжелой, расшитой золотом портьерой и служила местом отдыха для больного маркграфа. Его энергичному и деятельному наследнику отцовское ложе показалось бесполезным, и в заветной нише расположилась античная статуя Гермеса, а портьера была снята. И вот теперь вновь появилась надобность в отгороженной кровати – уединенней кабинета во всем дворце не было места. Матери и жене здесь делать нечего – действительно, прекрасное место для отдыха. Правда, совсем другого характера!
Весь последующий день счастливая Елена с трудом понимала, чего хотят от неё окружающие, и даже получила недовольное замечание от маркграфини, но ей было все равно.
Утром, после мессы, к девушке вновь подошел личный камердинер государя.
Затаив дыхание она перешагнула порог заветного кабинета. В этот раз Генрих не сидел за бумагами, а ждал юную любовницу.
– Дорогая,– деловито обернулся он к ней,– я рад вас видеть, хотя наше свидание, к сожалению, не будет долгим!
И, резко распахнув перед её носом портьеру, показал скрывающуюся там кровать.
Еленка смущенно покраснела. Уж слишком прямо шел Генрих к своей цели, но, может быть, так и надо?
Задыхаясь от волнения и стыда, она лихорадочно помогала торопящемуся любовнику избавить себя от лишних юбок и корсажа, охотно отвечая на его нетерпеливые поцелуи. Все происходило настолько быстро!
Страсть любовника не сразу нашла отклик в её теле – понадобилось не одно свидание в укромном уединении ниши, чтобы Елена в первый раз в своей жизни испытала наслаждение от занятий любовью.
– О, любовь моя!
– Вот теперь, наконец-то, ты стала женщиной, охотница!
Еленка с улыбкой прильнула благодарным поцелуем к губам маркграфа.
– Быть женщиной хорошо!
– А ещё лучше, быть моей женщиной!
Генрих был вполне доволен своей любовницей, она же окончательно лишилась разума от любви, и им мало было дела до окружающих. Так, ничего не значащий фон!
Первой о происходящем узнала Хеленка – с ней своим недоумением по поводу то и дело разорванных шнурков корсажа и рукавов юной панночки поделилась горничная девушки. Экономке не понадобилось много времени, чтобы понять, что происходит. Сияющие глаза счастливой Елены красноречиво говорили, что она влюблена, и не оставляло сомнений в кого!
Узнала о происходящем и старая маркграфиня. Она как-то попыталась по важному делу пройти в кабинет сына, и наткнулась на скрещенные пики.
– Что вы себе позволяете! – возмутилась высокородная дама.– Немедленно пропустите меня к его светлости!
– Государь занят и не велел никого пускать! – был неизменный ответ невозмутимых стражей.
Маркграфиня не стала настаивать, а, переступив через свою гордость, спряталась неподалеку. В таком деле не перепоручишь посторонним разузнать, чем так занят сын! И её настойчивость была вознаграждена – она увидела выскользнувшую из двери раскрасневшуюся Еленку.
– Ох,– недовольно сморщилась дама,– опять эти девицы Лукаши!
Но особого внимания на интрижку сына не обратила – какая-то юная глупая девчонка! Она очень быстро надоест Генриху, и нет оснований поднимать шум. И без того хватало забот!
Готовящаяся к родам сноха стала капризной и вздорной, изводя всех своими придирками и нытьем. Анна-Мария была настолько глупа, что никак не осознавала простой истины – чем сварливее она себя вела, тем с меньшей охотой навещал её муж. Но особо свекрови не понравилась неожиданно появившаяся в окружении снохи странная иноземка.
Мадам Аннет де Бревай прибыла в Моравию откуда-то из земель Иль-де-Франс с неясными целями. Её окружала небольшая свита молчаливых слуг, водились немалые деньги, но юная женщина упорно носила строгий траур.
– Мой муж – шевалье де Бревай почил от внезапной болезни,– пояснила она по прибытии маркграфской чете,– и я дала ему обет посетить все святые места, связанные с принятием христианства.
Объяснение весьма скользкое и непонятное. Таких мест по всей Европе великое множество, и чем так выделилась их Моравия, что дама решила приехать именно сюда?
Генрих насмешливо покосился на странницу, отметив про себя её отнюдь не благочестивый вид, да махнул рукой – мало ли всяких блажных потаскух шляется в поисках приключений по дорогам Европы?
Иль-де– Франс был настолько далеко, что никто не заподозрил гостью в шпионстве, зато та чуть ли не ужом вползла в сердце обычно недоверчивой и вздорной Анны-Марии. И это не смотря на красивое цветущее лицо, зеленые яркие глаза, рыжие роскошные волосы, и аппетитные формы, выпирающие из тесного корсажа как подоспевшая опара.
– Это слишком странно,– взволнованно делилась с сыном маркграфиня,– что этой женщине нужно от твоей жены?
Но Генрих только отмахнулся.
– Какими такими секретами владеет Анна-Мария, что их можно у неё выпытать? Как я храплю рядом с ней в постели? Очевидно, у француженки мозгов не больше, чем у мой тупоголовой жены, раз они с таким упоением треплют языками!
В какой-то степени он был прав, но на счет ума черной королевы сильно ошибался. Аннет знала, что делала, интимно шушукаясь с австриячкой.
– Мужчины так коварны,– делилась она конфиденциальным шепотом с охотно внимающей ей беременной государыней,– все как один! Когда я носила своего несчастного малютку, мой муж завел себе любовницу, и хотя о покойниках плохо не говорят...
– Его высочество, наверное, то же грешит с какой-то бесстыдницей! – тот час горестно пожаловалась в ответ на это признание Анна-Мария. – Он совсем равнодушен ко мне!
– Неужели,– возмущенно ахнула собеседница,– и хотя я вовсе не хочу настраивать вас против мужа, но имея такую привлекательную, разумную и добродетельную жену...
Даже самая безобразная женщина всегда найдет в себе достоинства, за которые их должны любить мужчины, будь то хоть ямочки за ушами. Мол, один раз разглядев это украшение, противоположный пол должен тот час лишиться разума от страсти, забыв и про длинный нос, и про горб, и про выпирающие зубы! Маркграфиня совсем уж безобразной тем паче не была, да ещё ей с детства втемяшили, что любой мужчина только тогда загорается любовью, когда осознает, насколько добродетельна его супруга.
Аннет, сделав подобный комплимент, попала в самую точку, и собеседница тот час проникалась к гостье невиданным доверием.
– Кто-нибудь видел эту скверную женщину? – сделала француженка недоверчивое лицо.– Может, вас обманывают завистники, желающие внести раскол в вашу семью!
– Ах, нет, – тоскливо вздохнула Анна-Мария, нервно погладив свое раздутое чрево,– он только что гостил во владениях барона Збирайды! Может, там нашел кого-нибудь!
Вот так в их разговоре впервые всплыло имя пана Ирджиха! Глаза собеседницы полыхнули зеленым пламенем, и она умно перевела разговор на другое. И никто не подозревал, что эта женщина в черном – бывшая королева из Копфлебенца. И что с интересом разглядывающий улицы Брно сухощавый мужчина лет тридцати пяти, вовсе не её секретарь, а Вальтер фон Валленберг, и что прибыли они сюда с вполне определенными целями, и что вскоре стараниями этой парочки... Впрочем, не будем забегать вперед.
Пан Ирджих с трудом выносил свое пребывание в Брно, то и дело отлучаясь по делам в свои земли. Лето, самый разгар уборки урожая, а он караулит глупую девчонку, когда день год кормит! Пришлось перевезти в город и Хеленку, чтобы та в его отсутствии приглядывала за домом, да за обиходом Елены. Но все равно, барон не находил себе места ни в родовом замке, ни при дворе.
– Да когда же я её выдам замуж,– скрежетал он зубами, жалуясь экономке на свою нелегкую долю,– и женихи вроде бы есть, да что-то постоянно не складывается! Вроде бы и лицом, и телом вышла, но почему-то шарахаются от неё молодые люди, стоит только начать ухаживать! Что с нашей Еленкой не так?
Хеленка только молчаливо прикусывала губу, уткнувшись носом в его плечо. Она бы могла ответить на этот вопрос – наверняка, стоило только, какому-нибудь молодому человеку приблизиться к Еленке, как в дело вмешивался Генрих, и все летело прахом. А между тем, между тем... муж беспечной девчонке уже становился необходим! Бедная экономка не знала, что делать! Рассказать Збирайде? Но тот в припадке бешенства мог и убить крестницу! Молчать? Но Хеленка хорошо знала, что плод внутри тела не рассосется и рано или поздно все выяснится, и тогда...
Встретиться с Генрихом было достаточно сложно. Что поделаешь, но пути холопов и государей очень редко перекрещиваются! Хеленка долго думала, взвешивала все за и против, и, наконец, решилась на отчаянный поступок.
В ближайшее воскресение маркграф со свитой стоял мессу в приходском костеле св. Петра, и когда по окончании службы уже собирался заскочить в седло, какая-то простолюдинка бросилась прямо под копыта коня.
– Государь, умоляю, выслушайте меня!
Конь испуганно заржал, попятившись от всадника, и перепуганная охрана бросилась к шальной бабе, чтобы оттащить её прочь. И тогда изумленный Генрих заметил отчаянно блеснувшие смутно знакомые глаза.
– Подождите! – властно остановил он охрану. – Чего тебе женщина?
– Это важно, господин, – тихо пробормотала та,– очень важно!
И только тут Генрих её признал.
– Хеленка?!
Он сделал знак своим людям, чтобы те оставили просительницу в покое. Но инцидент был замечен и остальными прихожанами, которые шумно обсуждая происшествие, окружили маркграфа плотной толпой. Пришлось приказать захватить женщину с собой, чтобы без помех обсудить её странное поведение уже в замке.
Но когда отряд маркграфа проскакал через подъемные ворота резиденции, то выяснилось, что его ждет гонец от Корвина со срочной депешей. Времени на Хеленку не оставалось. Пришлось отложить выяснение отношений с холопкой Збирайды на потом, а после маркграф и вовсе он о ней забыл.
Уже ночью, когда Генрих собирался укладываться в постель, камердинер тихонько осведомился:
– Что делать с женщиной, мой господин?
Маркграф удивленно на него воззрился.
– С какой женщиной?
– Которую мы привезли из города!
Генрих шутливо хлопнул себя по лбу.
– Хеленка! Она все ещё здесь?
– Сидит в караульном помещении!
– Ведите сюда!
– Но...
– Быстрее! Я не собираюсь ждать целую ночь!
По хорошему, нужно было, во-первых, хорошенько наказать дерзкую рабыню за такую выходку, а во-вторых, не в спальню её приглашать, а подержать пару недель взаперти. Но, что поделаешь! Неизвестно почему, но эта холопка чем-то пришлась по сердцу Генриху, и вызывала у него ничем необъяснимый, живейший интерес.
Вот и сейчас, стоило ей пересечь порог его комнаты, как он с очарованно замершим сердцем залюбовался мягкими и приятными движениями этой отнюдь не юной женщины.
– Государь,– между тем, упала та на колени,– позвольте вашей рабыне обратиться к вам!
Маркграф милостиво протянул ей руку для поцелуя.
– Любая подданная моего государства может обратиться ко мне с просьбой, – мягко пояснил он, – говори, женщина!
Хеленка отчаянно вздернула на него опечаленные глаза.
– Пани Елена, государь,– прошептала она,– пани Елена...
Генрих тот час нахмурился, и его лицо окаменело – почему-то он ожидал чего-то другого. Хотя и сам не знал, чего!
– Что... пани Елена?– грозно спросил он.
– Она носит ребенка, государь,– покрыла поцелуями его туфли испуганная этой внезапной холодностью холопка,– если узнает пан Ирджих., боюсь, он убьет нашу красавицу!
Что ж, забота этой женщины о юной пани была вполне оправдана – это маркграф отлично понимал. Он уже давно догадался, что его любовница носит ребенка. Об этом, в силу своей неопытности, не ведала пока только сама Еленка.
– И чего же ты хочешь от меня, прекрасная холопка?
Не смотря на всю серьезность ситуации, он умудрился смутить Хеленку этим своеобразным комплиментом.
– Мужа, государь, – потупилась она, нервно теребя передник,– мужа для панночки! Пока о её позоре не узнал весь свет!
Можно подумать, что Генрих сам этого не понимал, но, увы, ситуация уже вышла из-под его контроля. Начнем с того, что он не мог себя заставить расстаться с девушкой – стоило только подумать, что чьи-то ещё алчные губы будут целовать её тугие соблазнительные груди, как у него темнело в глазах от ревности. Да и тайна их отношений уже переставала быть секретом для придворной камарильи. Их и так слишком долго оставляли в покое, но потом все равно случилось неизбежное – кто-то что-то видел, поделился с кем-то другим, тот в свою очередь поведал, многое добавив от себя, третьим, и понеслось...
Вслед девушке уже летели презрительные шепотки и многозначительные взгляды, но влюбленные не обращали на эти досадные мелочи внимания до тех пор, пока в дело не влезала Анна-Мария. Разъяренная сплетнями и слухами маркграфиня в гневе обозвала Елену бесстыдницей, глупо обвинив в том, что та, дескать, испортила ей нитки для вышивания. И вот тогда терпение маркграфа лопнуло.
Надо сказать, юная любовница молчала о своих проблемах, но Генрих прекрасно знал, что ей приходится выносить по его вине. Ему обо всем докладывали многочисленные наушники и шпионы. Действительно, положение девушки, так безоглядно отдавшейся любви к нему, становилось очень сложным.
С супругой маркграф разобрался очень быстро.
– Мадам,– в гневе накричал он на неё,– как вы осмелились так низко пасть, так уронить себя в глазах подданных, позволив себе проявить недовольство мною, как супругом! Вы осмелились назвать бесстыдницей высокородную девицу, наслушавшись грязных и нелепых сплетен! Я не просто вами недоволен, я возмущен! Вы ведете себя неподобающим образом! Неужели только длительные раздумья в монастырских стенах помогут вам осознать всю возмутительность вашего поступка?
Анна-Мария заметно струсила. Генрих вполне свободно мог заставить её молиться, в какой-нибудь дальней обители, чуть ли не до конца дней. Утром следующего дня она была настолько подчеркнуто благосклонна к Елене, что та растерялась. Особенно, когда к ней подошла странная дама в черном – француженка мадам де Бревай, ставшая в последнее время тенью австриячки.
– Ах, милочка,– задушевно прошептала она ей на ухо,– не надо сердиться на её светлость! Сердце у маркграфини доброе, даже если она вгорячах и сказала, что-то невпопад!
И дама тайком передала девушке футляр с жемчужным ожерельем.
– Это, чтобы вам было легче забыть ссору!– заговорщески подмигнула она опешившей от такого странного благоволения Елене.
В силу своего возраста девушка не осознавала, что подобное заступничество, если и заставило высокородную даму унизиться перед юной фавориткой, то и выковало в её сердце непримиримую ненависть к девушке. И уж, конечно, отдав свое жемчужное ожерелье мадам де Бревай, маркграфиня высказала француженке все, что накипело на сердце.
– Юная наглая тварь! – гневно копалась дама в шкатулке с драгоценностями. – Что она себе позволяет! А Генрих..., да как он посмел меня так оскорбить! Было бы из-за кого? Какая-то смазливая глупая девка! Никогда Генрих не ставил своих любовниц выше жены!
Аннет спокойно слушала эти истеричные вопли, изредка согласно кивая головой, да добавляя время от времени удачно сказанным словцом масла в огонь.
А влюбленные и не подозревали, какие тучи сгущаются у них над головой, хотя конечно, проблем у них хватало. Моравия не Франция, где государь мог себе позволить открыто завести любовницу, здесь к подобным делам относились безо всякой снисходительности.
И если вопрос с женой маркграф решил радикально быстро и просто, то защитить беременную девушку от позора было задачей, непосильной даже для него. Хеленка права, как не жаль ему было расставаться с Еленой, как не обливалось кровью сердце, нужно позаботиться об отце для их будущего ребенка.
– Ты права, женщина! – уныло согласился он.
Сегодня день, вообще, не задался. Сначала неприятные известия от Корвина, потом заседание совета, и вот ещё проблема с Еленкой.
Сильно болела голова, и Генрих с тоской ожидал очередной бессонной ночи. Надо сказать, что с тех пор, как он стал маркграфом, количество таких ночей стало увеличиваться с катастрофической быстротой. У него и раньше плохо получалось отвлекаться от неприятных мыслей и проблем, а теперь сон и вовсе бежал прочь от измученного государя, как трус с поля боя. В результате мужчина постоянно не высыпался, со всеми вытекающими из этого последствиями.
Вот и сейчас боль в висках стала настолько острой, что он тихо застонал, схватившись за голову.
– О, государь,– легкие женские руки ласково обхватили затылок, доставив щекочущие, но приятные ощущения, – вам плохо? Давайте помогу! Будет лучше, если вы сядете, мой господин!
