Текст книги "Страстные сказки средневековья Книга 3. (СИ)"
Автор книги: Лилия Гаан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Стефка сразу же сникла от такого приема. Благо, что женщинам не пришлось долго стоять друг против друга – надо было разместить огромное количество прибывших людей.
Только поздно вечером дон Мигель сумел поговорить с матерью. Он навестил её покои в тот момент, когда донья Инесс молилась Богу перед личным алтарем. Сын не стал перебивать родительницу, а почтительно встал на колени за её спиной и так же погрузился в молитву.
Да и разговор, сложившийся между ними, был более похож на исповедь.
– Я не просто не люблю Стефанию,– покаялся дон Мигель матери,– я не переношу её! Меня бесит в ней абсолютно всё! Я не верю ни одному её слову, да что там, жена не кажется мне даже красивой!
– Но, насколько я успела заметить, сноха скоро станет матерью! – с жалостью посмотрела на сына донья Инесс. – Как знать, не смягчится ли твое сердце при виде наследника! Всё уладится, дорогой, не надо отчаиваться! С легким сердцем отправляйся в Кастилию, а я присмотрю за твоей женой!
Стефка без малейшего сожаления рассталась с супругом, хотя дон Мигель простился с женой с непривычной мягкостью:
– Ах, любовь моя, вы увеличиваетесь прямо на глазах! – поцеловал он её в выпуклый живот. – Какой же богатырь там у вас сидит?
Графиня нервно улыбнулась – она чувствовала себя ужасно.
– Никакого покоя, – пожаловалась женщина супругу,– такое ощущение, что малыш бегает по животу или имеет сто рук и сто ног!
Граф решительно изгнал из головы образ невиданного чудовища, таящегося в утробе жены, и растянул губы в ответной улыбке:
– Озорник! Такой же непоседа, как и я! Увы, дорогая, я вынужден вас покинуть – по поручению его величества мне нужно посетить Кастилию! Но к вашим родам я непременно вернусь! И я бы попросил вас, мадам, с должным уважением относиться к моей матери!
Стефания обреченно кивнула головой – пожилая женщина едва ли не прожигала сноху подозрительным взглядом. А дон Мигель опять норовил от удрать, благо, теперь это её волновало мало.
Сразу же после отъезда мужа, свекровь окружила сноху такой мелочной опекой, что впору было взвыть. Около беременной женщины постоянно крутились, какие-то старухи в черном – сверстницы хозяйки. Они внимательно прислушивались ко всем её разговорам и строго требовали, чтобы она разговаривала только по-испански. Даже Тереза и то была обескуражена таким тотальным контролем.
Добрую часть дня вся женская половина замка проводили за молитвами в часовне, начиная с предрассветной мессы и кончая вечерней службой. Донья Инесс придирчиво следила, чтобы сноха перед сном произносила все положенные молитвы, ностальгически напоминая Стефании её бабку Анельку.
Скука в замке царила отменная – даже болтун Тибо и то прикусил язык, окончательно переселившись на кухню, где вяло точил лясы с местной кухаркой, прячась каждый раз, когда на пороге комнаты появлялась высохшая фигура вдовствующей графини. Мадлен и Хельга обосновались возле своей хозяйки, тихо ворча себе под нос нечто нелицеприятное о старой даме, но опасаясь обсуждать её с молодой графиней даже вполголоса.
А Стефка чувствовала себя все хуже и хуже – ноги отекли так, что ей стало тяжело ходить, мучила изжога и боли в пояснице.
– Пресвятая Дева,– жаловалась она верной Хельге,– меня разносит так, что даже дышать я могу, только лежа на боку! Боюсь, что не разрожусь!
Суеверная немка не на шутку перепугалась.
– Даже думать о таком не смейте – замахала она руками,– ещё накличете беду!
Но Стефка чувствовала приближение несчастья, как иные чувствуют приближение непогоды, только не знала, откуда оно придет.
Наступила весна. Она сменила зиму рекордно быстро, покрыв листьями деревья и яркой травой окружающие замок холмы, но готовящаяся к родам женщина была не в состоянии оценить эту благодать. Дон Мигель, прибывший домой накануне знаменательного события, был обескуражен внешним видом расползшейся во все стороны жены.
– Что это с ней? – озадаченно спросила он у матери. – Почему Стефанию так разнесло? Ведь ей рожать ещё через месяц!
Донья Инесс только пожала плечами.
– Ничего ненормального я в этом не вижу! Может, она пила слишком много воды! Может, забеременела раньше, а может...
Дон Мигель выжидающе уставился на мать, но донна Инесс не стала озвучивать последнее предположение, а перевела разговор на другое:
– Мигель, я наблюдала все это время за твоей женой и пришла к выводу, что не нахожу в ней ничего особо дурного! Да, женщина не проявляет должного рвения в молитве, но это больше недостаток воспитания. К несчастью, не все люди истинно религиозны! Но Стефания добра, покладиста и послушна. С прислугой можно быть, конечно, и построже, но ведь она вышла из какого-то захудалого рода, откуда ей знать, как должна вести себя графиня де ла Верда!
Дон Мигель потрясенно слушал защитную речь из уст женщины, на лояльность которой так рассчитывал. Вот уж не думал он, что родная мать станет адвокатом дьявола!
– Конечно, она виновата в прелюбодеянии,– сокрушенно вздохнула донья Инесс,– но такая красота всегда приманивает мужчин! Вспомни, ты ведь сам похитил её из отчего дома! Стефанию любят все – и дети, и животные, и слуги! И только один ты – её супруг не отвечаешь жене должным чувством. Это неправильно, Мигель, нехорошо!
Вот и мать, как когда-то отец Антуан встала на сторону Стефки! И никто не хотел понять его – обманутого и разочарованного мужа. Дон Мигель почувствовал себя преданным.
Дядя же пошел ещё дальше.
– Такая женщина рождена, чтобы стать отрадой для мужчины! Тебе повезло, мой мальчик!
Вот и раскрывай перед близкими душу – они как будто оглохли, не желая слушать о его бесчестье, горе и обманутой любви! Ладно, раз родственники так безоговорочно приняли его блудливую супругу, простит её и он. Пусть рожает детей в тишине родового замка – только будущие многочисленные сыновья и дочери могли бы искупить вину матери перед их отцом.
И вот, время появления первого из них, наконец-то, пришло.
В спальне, где мучилась схватками Стефания, собралось довольно много людей. Помимо замковой акушерки и ближних к роженице людей, здесь же находились и свекровь, и сам граф, и даже Гачек.
Затеялась рожать молодая графиня ещё на рассвете, но дело уже шло к вечеру, а ребенок не желал покидать тела матери.
Дон Мигель совсем извелся ожиданием.
– Пресвятая Дева,– раздраженно высказался он перед секретарем,– даже с этим чисто женским делом и то не может справиться!
Но Гачек был не склонен осуждать будущую мать.
– Роды – дело тяжелое,– заметил он,– и таят в себе немало опасностей, и для матери, и для ребенка! Может, ребенок неправильно лежит. Нужно набраться терпения, ваша светлость!
Но все эти премудрости были графу ни к чему – правильно, неправильно! Он напряженно ожидал появления наследника, а на остальное ему было наплевать, в том числе и на муки роженицы.
И вот, наконец, взвыв дурным голосом, Стефания начала рожать. Граф нетерпеливо заглядывал за спины помогавших жене женщин – от захватывающего ожидания его даже трясло.
– Сын, только сын,– азартно бормотал он,– роди мне сына, и я все прощу!
– Мальчик,– наконец-то, довольно разогнула спину акушерка, держа в руках окровавленного, яростно бьющего ножками и ручками младенца,– примите наследника, мой господин!
У дона Мигеля от радости захватило дух. Решительно растолкав теснящихся у постели роженицы женщин, он пробился к долгожданному сыну. Но пока акушерка заворачивала недовольно орущего младенца в отцовскую рубаху, улыбка сползла с его губ.
– Это не мой сын! – разочарованно прошептал он себе под нос.
И действительно, не смотря на красноту и осклизлый вид, ребенок был явно не из породы де ла Верда. Белесые мерзкие волосенки облепили головку, мутные глазки отливали прозрачно серым цветом, а тонкий задранный вверх носик и близко не напоминал горделивый хищный профиль отца.
Донна Инесс озадаченно посмотрела на помрачневшего сына, и с её губ едва не сорвалось что-то резкое, когда мучительно громкий крик роженицы вновь привлек внимание окружающих.
– Ещё один!– радостно ахнула акушерка, и склонилась над извивающейся в новых схватках женщиной.
Дон Мигель небрежно сунул первенца в руки Хельги и настороженно уставился на происходящее на кровати. Отбросив в сторону излишнюю щепетильность, он не отрывал взгляда от естества жены, напряженно наблюдая за появившейся черноволосой головкой.
– Ещё один внук! – порадовалась бабушка, проследив до конца за манипуляциями акушерки.
А дон Мигель, получивший в руки черноволосого и черноглазого малыша с заметным носиком, ликующе воскликнул:
– Рамиро – будущий граф де Ла Верда! – и теплая радость отцовства, наконец-то, затопила его душу, и он нежно прижался к бархатистому лобику губами.
Тишина, воцарившаяся в комнате, была достойным ответом на это странное заявление. Возмущенно приподнялась на локтях даже измученная Стефка, вокруг которой по-прежнему возились приводящие её в порядок женщины.
– Мигель,– мать мягко, но решительно забрала у него из рук младенца,– графский титул передается по праву первородства! Так установлено в тех случаях, когда на свет появляется двойня! Кто первым увидел свет, того Господь и сделал старшим!
Но де ла Верду даже передернуло от несправедливости и нелепости происходящего.
– Чтобы я отдал достояние своих предков неизвестно чьему ублюдку? Никогда! – яростно взревел он, опять выхватывая второго младенца из материнских рук. – Вот мой сын – мой Рамиро! А с первым, что хотите, то и делайте, хоть утопите! Это не мой ребенок!
Прибежавшего на его крик Гачека даже пот пробил от ужаса.
– Мессир,– с опаской глянул он на невменяемого графа,– если вы признаете своим ребенком второго малыша, то почему отказываете в законнорожденности первому? Ведь они были зачаты одновременно! Довольно часто бывает, что близнецы не похожи друг на друга! Таких случаев полно!
– В том числе и нашей семье,– нахмурилась донья Инесс,– моя мать и тетка не были похожи друг на друга, хотя родились одновременно! Мигель, отказывая первому малышу в праве первородства, ты идешь против воли Господа!
С кровати раздался пронзительный крик.
– Пресвятая дева, неужели ещё один? – ахнула потрясенная Хельга, кидаясь к госпоже.
Но Стефка только раздраженно отмахнулась от помощи служанки.
– Остановись, Мигель, умоляю тебя, остановись...
Но не тут-то было!
– А! – грубо оборвал граф жену. – Думаешь, я не вижу, что все это происки сатаны! Он специально затолкал тебе в чрево этого ублюдка, чтобы отстранить от наследства мою плоть и кровь! Я не позволю сделать из себя дурака! Несходство первого младенца со вторым – это подсказка Господня, чтобы я смог отличить своего ребенка от чужого! Только Рамиро я признаю своим сыном и наследником!
И взбешенный мужчина, крепко прижав к себе новорожденного сына, вышел из комнаты. Потрясенная донья Инесс растерянно прижала к груди отчаянно разрыдавшуюся невестку.
– Господи, за что? За что? – стонала роженица.
– Успокойся, девочка моя,– дрожащими руками гладила свекровь по голове бедную Стефанию, – он переволновался и за тебя, и за малышей! За ночь Мигель успокоится, одумается и поймет, что неправ!
– Он ненавидит меня! И умрет с этим чувством! Бедный мой сын,– протянула она руки к первенцу,– родной отец обездолил тебя только за то, что ты похож на мать!
СУДЬБА.
Три недели сотрясали графский замок скандалы. В основном ругались с упрямцем мать и дядя, а глубоко оскорбленная жена подавлено молчала. Толку, кстати, и от её молчания, и от апелляций остальных родственников к здравому смыслу нашего гранда, практически не было.
Дон Мигель только сурово сжимал губы и на все доводы отвечал приблизительно одно и то же:
– Я подчиняюсь голосу крови! Молюсь и прошу Господа открыть мне истину, и он мне говорит, что только Рамиро – мой сын!
Растерянные родственники даже крестили детей и то поврозь, так отец отказался присутствовать на крещении первенца. Старшего мальчика назвали Сидом, а младшего, по желанию отца, – Рамиро, его же граф громогласно объявил наследником.
– Какая вам разница, кто из ваших сыновей будет графом? – подозрительно налетал он на жену. – Разве они не равны для вас? Или вам есть что скрывать?
Стефания невероятно уставала от бессмысленных претензий супруга. Она просто не знала, что ещё сказать этому безумцу, чтобы он оставил в покое хотя бы несчастного Сида.
– Мне нечего скрывать,– как-то высказала она мужу, уже окончательно истощив все запасы терпения,– мои дети дороги мне одинаково! И нужно совсем лишиться разума, чтобы объявить ни в чем неповинного младенца семенем дьявола и сыном сатаны только потому, что он имеет цвет волос и глаз, отличный от вашего!
– Это знак небес!
– Это глупость, недостойная мужчины вашего звания!
Супруги в тот вечер ещё много чего сказали друг другу обидного, прежде чем разъяренный граф покинул покои супруги, но по другую сторону порога его не оставляла в покое обеспокоенная мать:
– Ты обезумел! Как можно родную плоть и кровь называть семенем дьявола? Как ты потом собираешься отмаливать этот грех перед Всевышним?
Как ни упирался де ла Верда, но и его принялись одолевать сомнения. Сначала он их гневно отгонял, считая происками сатаны, но потом они стали всё больше и больше смущать его душу.
Не надо думать, что он настолько поглупел после рождения Сида – нет, конечно! Разумеется, дон Мигель знал, что дети бывают похожими как на отцов, так и на матерей, и в этом нет ничего сверхъестественного, и если бы Сид родился после Рамиро, граф был бы ему рад не меньше! Но дьявол предупреждал его об испытании и угрожал неисчислимыми бедами, если он не повинуется воле судьбы, а кто не знает, что нечистый страшный лгун и путаник?! И все будет с точностью до наоборот! Если дон Мигель сейчас смирится и позволит отстранить от наследства так похожего на него сына, то выйдет, что он испугался и исполнил волю дьявола?!
– В нашей жизни часто происходит не так, как мы предполагаем! Вне всякой логики, подчиняясь, казалось бы, слепому случаю. Вспомни историю Трастамаров! Если бы король Педро Жестокий не убил бы Бланш Французскую, то, скорее всего, королевы Изабеллы и в живых-то не было! Но судьба распорядилась по-другому – одному из Трастамаров удалось в рукопашной схватке утопить законного короля в грязи и сменить позорное положение бастарда на титул короля. Кое-кому это тоже показалось бы несправедливым! Но такова воля Господа! А ты противишься Всевышнему в столь малом – да, может, внешне не похожий на тебя сын унаследует твой ум и характер! – увещевал его и дядя.
Дон Мигель чувствовал себя загнанным зверем – ах, близкие его не понимали, а он не мог им объяснить, с кем сражается за судьбу своего рода!
И, в конце концов, родственники довели его до такой степени, что граф решился посоветоваться с кардиналом Сегорбе. Тот прославился не только святой жизнью, но и вполне разумными советами в запутанных делах своей паствы. А ведь проблема, вставшая перед домом де ла Верды требовала особой деликатности и конфиденциальности.
Рассчитывая на помощь святого отца, дон Мигель вместе с женой и детьми покинул родовой замок и направился в Барселону. Его сопровождал верный секретарь, а графиня прихватила нянек и Хельгу. И, конечно же, поехал, сопровождающий клетку с котом и дующийся на весь свет Тибо.
– Почтенный шут стал нянькой для кота, – бурчал он, волком глядя на также ненавидящего его Вийона,– клок шерсти ты, балбес, и маета! Тебя когда-нибудь я утоплю, вот только срок мне дай, дубиною убью! На хвост тебе трещотку привяжу, и на ближайшую помойку укажу!
Желтые яростно горевшие глаза Вийона обещали тюремщику месть, не хуже озвученной!
Но у других домочадцев, были дела поважнее, чем вражда кота с шутом.
– Крепись, девочка моя, – свекровь крепко расцеловала понурую сноху,– его преосвященство – достойный человек, он вразумит нашего упрямца!
Стефания признательно поцеловала в ответ суровую даму, которая на поверку оказалась её надежной союзницей против самодурства мужа. Но искреннее сочувствующие ей люди не понимали, что главное не в том, кто из двух младенцев станет графом – Сид или Рамиро! Катастрофа заключалась в осознании, что её муж настолько ненавидел свою супругу, что даже внешнее сходство их ребенка с матерью воспринималось им, как незаслуженный удар судьбы, или того хуже – дьявольский промысел! Разве мог самый умный и проницательный кардинал, что-то изменить в этой ситуации?
Кстати, кардинала Сергобе в Барселоне не оказалось – он внезапно удалился на юг страны, где его присутствие понадобилось для усмирения местных кортесов, но возвращения прелата ожидали со дня на день. У графа в Барселоне был небольшой особняк, вполне достаточный для размещения его семьи и людей, и пока Стефания устраивалась с детьми на женской половине, дон Мигель занимался своими делами.
Прошло три дня.
Стефка, вся во власти гнетущих мыслей и мрачных предчувствий, не обратила внимания на стрекотание, побывавшей на рынке Хельги. Та рассказала, что издали видела своего исчезнувшего в неизвестном направлении мужа.
– Выглядел как настоящий идальго,– шумно возмущалась она,– золотая цепь в руку толщиной, бархатный упленд! В мою сторону даже не глянул, вот и делай добро людям!
– И что же ты сама к нему не подошла? – рассеянно поинтересовалась Стефания.
Но немка только смущенно поежилась.
– Не знаю..., а на каком языке с ним разговаривать?
Да, вопрос! Гленкирк с трудом изъяснялся по-испански, Хельга так же не блистала владением этим языком. Про немецкий и английский и говорить не приходилось.
Графиня забыла про рассказ служанки, поэтому очень удивилась, когда на следующий день Хельга возбужденно ворвалась в комнату, где хозяйка кормила своих младенцев:
– Там..., – задыхаясь, протараторила она,– там внизу гости – и мальчишка англичанин – Чарльз, и его отец, граф... не выговорю какой, и мой муж, и ещё какие-то люди! Мессир послал за вами!
Чарльз? Впервые за последний месяц Стефания слабо улыбнулась – ей захотелось увидеть этого милого юношу!
Когда она вышла во внутренний дворик дома, где в тени деревьев у фонтана граф принимал гостей, к ней навстречу бросился взволнованный Чарльз.
– О, донна Стефания,– упал он на колено перед женщиной,– вы здесь, а значит, вновь вспыхнуло солнце!
Графиня от души улыбнулась при виде сияющих восторгом глаз – юноша был очарователен, хотя и солидно подрос за время разлуки, окреп в плечах, и вообще, возмужал! Да, лишенные детства отроки быстро становятся взрослыми. Она была всего лишь на несколько месяцев старше, когда её похитил из отчего дома мужчина, превративший её жизнь в кошмар.
Невеселые размышления прервал отец Чарльза.
– Ваша светлость,– низко преклонил он голову в бархатном причудливом шляпероне, – я счастлив видеть вас в здравии, и пришел поблагодарить за спасение моего единственного сына от неминуемой смерти!
Говорил он медленно, тщательно подбирая испанские выражения, да ещё с таким сильным акцентом, что собеседники больше догадывались о смысле его слов. Стефания окинула гостя заинтересованным взглядом, и в который раз подивилась точности характеристик, выдаваемых доном Мигелем.
Граф обладал приятной внешностью – серые глаза, унаследованные Чарльзом, выгоревшие на солнце брови, рыжевато-каштановые волосы и бородка, но, в целом, он не был особо примечателен, разве только бросался в глаза твердый подбородок, красноречиво говорящий о незаурядном характере.
Видимо, красавец Чарльз унаследовал внешность матери, и, судя по всему, его отец не делал из этого драмы, вплетая дьявола и его присных.
Граф Сэлисбурн и дон Мигель очень быстро нашли общие темы для разговора. Наблюдая за их степенной неспешной беседой, Стефания поневоле отметила странное сходство в их поведении – оба говорили медленно, без эмоций, как бы постоянно прощупывая друг друга. Речь вполне предсказуемо вертелась вокруг английских дел – то и дело упоминались имена Йорков, Ланкастеров, графа Ричмонда и прочих, безразличных Стефании людей.
А вот Чарльз все свое внимание сосредоточил на ней, забавно и остроумно рассказывая о походе эскадры отца в Неаполь, и пересыпая болтовню итальянскими словечками и цветистыми комплементами.
– В нашей армаде появилась новая каравелла, и в честь вас, моя спасительница, мы назвали её Св. Стефанией. Это очень красивое судно, изготовленное по чертежам отца в Лукке.
– Сколько же у вас кораблей?
Оказывается, разговаривая с отцом, дон Мигель не пропускал ни одного слова и из речи его сына.
– Пять, уважаемый граф,– любезно ответил сэр Уильям, опережая Чарльза.– Мы занимаемся перевозками грузов. Для этой цели у нас есть несколько тяжелых галер, но моря кишат пиратами, поэтому и приходится содержать военные каравеллы.
У-гу! Правдоподобное объяснение, но де ла Верду оно не убедило. Пять кораблей для сопровождения груза? Что же они там перевозят, сокровища царя Соломона?
– Сколько ещё пробудут ваши корабли на рейде?
Сэлисбурн неопределенно пожал плечами.
– Ещё дней...
Его слова потонули в треске ветвей куста за спинами собеседников, из глубины которого выбрался противно урчащий Вийон с огромной крысой в зубах.
– А вот и твой настоящий спаситель, Чарльз, – развеселился при виде своего любимца граф,– наш Вийон!
– Вийон? – недоуменно приподнял брови сэр Ульям.– Странное имя для кота! И каким же образом он причастен к спасению моего сына?
– В первую очередь можете благодарить его мерзкий и шкодливый характер! – и дон Мигель рассказал, как был найден полумертвый мальчик.
– Чудны твои дела, Господи!– поразился Сэлисбурн, глядя, как кот, небрежно швырнув трофей под ноги хозяину, гордо уходит, унося задранный, прямой как палка хвост.
Гости перекинулись ещё несколькими фразами с хозяевами и собрались уходить. Глаза Чарльза с такой тоской остановились на Стефании, что та жалостливо улыбнулась:
– Мы ещё встретимся, мой милый виконт!
– Ночь опустилась на мое сердце! – тяжело вздохнул тот, припадая на колено и понуро склоняя голову перед сидящей женщиной.
Де ла Верда снисходительно смотрел на эту сцену, сделавшую честь любому рыцарскому роману.
– Ваш сын прирожденный менестрель!
Сэр Уильям только обескуражено рассмеялся:
– Не мудрено! Когда женщина столь красива, любой пень станет поэтом! Вы счастливый человек, дон Мигель!
Супруги вздрогнули одновременно. Да уж, комплемент был сделан весьма к месту – их союз изобиловал чем угодно, только не счастьем!
Граф с женой отправились немного проводить гостей, и наткнулись на скрывающихся за кустом самшита увлеченно беседующих Гленкирка и Гачека.
– Ба! – радостно потер руки дон Мигель,– сбежавший муженек! Явились за супругой? Что же вы не идете обнять свою женушку?
Стефка в досаде прикусила губу. При виде шелковых шосс, расшитого золотом камзола под бархатным уплендом и толстой золотой цепи на груди стало ясно, что этот знатный дворянин подходит в мужья её Хельге, не более чем свинья в подруги арабскому скакуну.
– Кстати, где эта бестолочь?– продолжал издеваться над смущенным молодым человеком де ла Верда. – То шагу не сделаешь, не прищемив её любопытного носа, а то вдруг куда-то испарилась!
– Увы,– учтиво раскланялся Гленкирк,– я, конечно, благодарен девушке за спасение от петли, но папские нунции мне пояснили, что если брак не завершен, то он недействителен!
– Как не завершен? – шутовски округлил глаза дон Мигель. – Да у вас уже сыну лет пять!
– Не знаю, кто его отец, но не я!
Стефании надоело это ерничанье и издевательство над чувствами беззащитной Хельги, и она удалилась к себе.
В тот день супруги больше не перекинулись и словом, зато о них очень много говорилось в другом месте.
Вечером Гачек отправился в порт на борт св. Стефании для встречи с плавающим на этом корабле арабским врачом. Абу Насир сел на корабль Сэлисбурна на Крите, захотев совершить путешествие в Европу, и уже побывал на Балтике, во Франции, Фландрии и Италии. Зная непреодолимую ненависть графа ко всем инакомыслящим, Славек мудро рассудил, что тому вовсе незачем знать об этом знакомстве.
В свое время, когда чех лечил рану на голове Гленкирка, тот поведал ему об искусстве Абу Насира в лечении болезней. И Гачек, много чего слышавший об Авиценне, не мог упустить случай познакомиться с настоящим арабом.
Однако на судне его ждала беседа не столь с ученым, сколько со взволнованным Чарльзом:
– Что происходит с донной Стефанией, почему она сама не своя?
Не желающий посвящать в тайны графской семьи посторонних, Гачек хотел было отмахнуться от этих вопросов, но и Чарльз и его отец выглядели настолько обеспокоенными, что у него не хватило духу промолчать. По мере его рассказа, лица слушающих вытягивались все больше и больше.
– В наш-то просвещенный век такое варварское заблуждение!
– Что ты знаешь о варварстве, юноша? – тоскливо хмыкнул Гачек.– Дон Мигель вовсе не тупой изувер, каким может показаться! Он во всем разберется и сам все поймет, только боюсь, что графине уже безразлично его мнение! Но они муж и жена и сами уладят свои отношения!
– Но донна Стефания ангельски прекрасна и добра, почему её муж так жесток к ней!
Гачек мрачно посмотрел на смятенного Чарльза. Он был ещё слишком юн, чтобы понять, что происходит в семье де ла Верда!
– Если моя Тереза, когда-нибудь родит мне дочь, то первое, о чем я попрошу Господа, чтобы она не походила на ангела! Это мир грешных людей и в нем нет места ангелам!
С арабским ученым они засиделись допоздна. И хотя тот, вопреки ожиданиям, критиковал Авиценну, Гачек слушал его с удовольствием. Такой он был человек, что все новое воспринимал легко и без предубеждений, и даже если с чем-то был и не согласен, то никогда не рвался доказывать свою точку зрения. И как же редко ему удавалось поговорить с таким интересным человеком, как закутанный в бурнус смуглый высохший старик!
– Испания,– с горечью говорил тот,– земной рай! Эта земля для нас все равно, что Эдем для христиан! Какие дворцы, сады, высочайшая культура..., почему люди разной веры не могут жить в мире? В странах полумесяца иноверцы платят дополнительный налог и исповедуют любую, какую желают веру, и никто их за это не преследует! А какие страшные дела творятся на этой, когда-то благословенной Аллахом земле – жуткие аутодафе, пытки, тюрьмы всего лишь за то, что люди хотят жить в согласии со своей совестью! Я даже боюсь покинуть корабль, только издали любуясь красотами навсегда утерянного мира!
Гачека не могла оставить равнодушным боль этого мудрого человека, и поневоле крамольная мысль посетила его: Почему мы так нетерпимы к иноверцам? Убежденьем и высоким примером можно добиться гораздо большего успеха, чем пытками, казнями и страхом!
Утро следующего дня не предвещало никаких судьбоносных потрясений. Все шло своим чередом – месса, завтрак, и никто не обратил внимания на дожидающегося в прихожей курьера. Да и граф, выслушав его, никому не сказал, по какому делу уходит из дома.
Стефания с портнихами и Хельгой с утра занималась своими платьями, Тибо и кот крутились вокруг вороха разноцветных тканей, гоняясь друг за другом и норовя все запутать и распустить нитки шитья. Гачек не спеша писал письмо в Рим с соображениями графа о последнем папском эдикте. В общем, всё как всегда!
Во дворе не по-весеннему палило солнце, напоминая о скором лете, и сумрачное настроение последних дней, наконец-то, покинуло обитателей этого дома.
Неожиданно в комнату секретаря заглянула взволнованная Хельга.
– Мессир,– опасливо прошептала она,– там его светлость – у кроватки Сида..., да смотрит на мальчонку так странно! Няньки все от страха убежали! Я хотела сказать донне Стефании, но она сейчас как раз на примерке.
– Хорошо, что не сказала, глупая баба, – в сердцах выругался Гачек,– вечно ты поднимаешь пыль! Разве отец не может посмотреть на сына? Иди, я сам разберусь, в чем там дело.
Но, не смотря на ворчание, леденящая тревога пронзила его сердце – дон Мигель ни разу с момента рождения младенца не подходил к Сиду ближе, чем на десять шагов. Гачек поспешил в детскую.
Граф, действительно, стоял у колыбели Сида и пристально разглядывал спящего младенца, и лицо у него при этом имело такое выражение, что Славеку стало страшно. Они так давно существовали рядом, что понимали друг друга без лишних слов.
– Вы были у его преосвященства?
– Да!
– Что он вам посоветовал?
Граф странно покосился на секретаря.
– Провести дознание! И если в результате дознания выяснится, что Сид нормальный младенец и не имеет меток дьявола, то именно он станет виконтом.
Гачек много лет вел переписку графа с инквизиторами всех мастей, поэтому прекрасно знал, что скрывается под словом дознание. Он не поверил собственным ушам.
– Вы хотите сказать, что этого крошку будут топить в воде, истыкают все тело иглами или применят, ещё какие-нибудь, не менее жуткие пытки?
– Это не пытки, – тот час взревел возмущенный дон Мигель,– а много раз проверенные методы распознания сатаны!
И только теперь секретарь заметил, в каком жутком состоянии находится патрон. Его губы тряслись, руки ходили ходуном, и он растерянно сжимал их в кулаки.
– Неужели, ты думаешь, – уже мягче пояснил граф,– что мне просто дается это решение? Но пойми, я подозреваю в своем сыне демона, прежде всего потому, что убежден – его мать спуталась с дьяволом!
– Вы уверены, что не хотите таким способом убить и жену, и не устраивающего вас сына?– хмуро спросил Славек.
Дон Мигель страдальчески сморщил лоб.
– Почему никто не хочет меня понять?– сокрушенно вздохнул он. – Когда же до вас дойдет, что я буду только рад, если мои подозрения не подтвердятся!
Гачек обреченно кивнул головой, пытаясь держать себя в руках. Сейчас он мог своего хозяина и убить!
– Вам виднее!
– Только не говори ей ничего,– неожиданно попросил граф, – я сам все объясню Стефании завтра утром! Обещай!
Земляк графини горько пожал плечами.
– Вы думаете, мой язык повернется ей такое сказать?! Нет уж..., объясняйтесь без меня!
– Мне нужно помолиться!
Граф быстро покинул детскую, оставив растерянного чеха наедине с кроватками спящих детей. И пока Славек думал, уж не удрать ли ему самому с Сидом в охапке, дверь тихо скрипнула и на пороге показалась бледная Стефания.
Гачек не удивился.
– Хельга?– обреченно спросил он.
– Хельга! – спокойно ответила графиня.
И они замерли, напряженно глядя в глаза друг другу.
– Что будете делать?
– Умирать! Мне так все надоело, что я потеряла страх перед смертью! Вот только Сид..., стоит мне только представить, как его будут мучить... Невинное, беззащитное дитя!
По лицу Стефании побежали тихие безнадежные слезы.
– Славек спаси его, умоляю, спаси! Унеси малыша из дома, брось его где-нибудь! Может, Господь смилуется над ним и какие-нибудь добрые люди...
