Текст книги "Мятежные ангелы"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

Он отводит глаза, не желая встречаться со мной взглядом.

– Тут не о чем сожалеть. Я ведь должен был тренироваться для службы братству, как до меня начал тренироваться мой брат Амар. Это было большой честью для нашей семьи. Меня забрали в школу братства, и я начал изучать математику, языки, оружие, разные способы ведения боя и защиты. И крикет. – Он улыбается. – Я неплохо играю в крикет.

– А еще что?

– Меня учили, как выжить в лесу. Как идти по следу. Как правильно воровать. Учили всему, что помогает выстоять. Никто ведь не знает, в какой день придется залезть в чей-нибудь карман ради того, чтобы купить дневное пропитание, или как отвлечь преследователей в нужный момент.

Я думаю о своей матушке, перешедшей на другую сторону и обретшей покой, и о том, как глубоко я ощущаю ее потерю.

– Неужели ты не скучаешь по родным?

Когда Картик откликается, его голос звучит едва слышно.

– Поначалу я искал свою мать на каждой улице, на всех рынках, постоянно надеялся, что могу где-то ее увидеть. Но у меня хотя бы был Амар.

– Как это ужасно… И ты не мог отказаться…

– Это моя судьба. Я принял ее. Ракшана были очень добры ко мне. Меня учили, чтобы я мог войти в верхушку братства. А что ждало меня в Индии? Чем бы я там занимался? Пас коров? Умирал от голода? Жил бы в тени англичан, вынужденный улыбаться, подавая им еду или чистя их лошадей?

– Я не хотела тебя расстраивать…

– Ты меня и не расстроила, – говорит Картик. – Не думаю, что ты вообще понимаешь, какая это великая честь – быть избранным в братство. Вскоре я буду готов перейти на последний уровень подготовки.

– А потом что?

– Не знаю, – отвечает Картик с милой улыбкой. – На последней ступени приносят клятву преданности на всю жизнь. Потом ученику показывают вечные мистерии. О них никто не говорит. Но сначала необходимо исполнить задание, чтобы доказать свою ценность для братства.

– И какое задание дали тебе?

Улыбка Картика гаснет.

– Отыскать Храм.

– Значит, твоя судьба связана с моей.

– Да, – мягко соглашается он. – Похоже на то.

Он смотрит на меня так странно, что я снова очень остро осознаю, насколько компрометируют меня мой вид и вся ситуация… я же в халате, наедине с мужчиной!

– Тебе пора уходить.

– Да, пора, – соглашается Картик, вставая. – Могу я задать вопрос?

– Да, – отвечаю я.

– Ты часто разговариваешь с зеркалом? Все молодые леди так делают?

– Нет… конечно, нет! – Я заливаюсь такой яркой краской, какой никогда не видела ни на чьих щеках. – Я просто репетировала роль. Для пьесы. Я… я буду выступать с хором.

– Должно быть, это будет очень интересное представление, – говорит Картик, покачивая головой.

– Послушай, мне завтра предстоит очень долгая дорога, так что позволь пожелать тебе доброй ночи, – говорю я официальным тоном.

Мне страстно хочется, чтобы Картик поскорее исчез и я смогла бы в одиночестве пережить свое смущение. Картик перекидывает крепкие ноги через подоконник и тянется к веревке, спрятанной в густом плюще, ползущем по стене школьного здания.

– Ох… а как мне с тобой связаться, если я вдруг найду Храм?

– Ракшана позаботились об этом и нашли для меня работу в Лондоне на время рождественских каникул. Так что я буду поблизости.

С этими словами Картик окончательно исчезает за окном, скользнув по веревке вниз. Я вижу, как он сливается с ночной тьмой, и мне хочется, чтобы он вернулся. Я едва успеваю закрыть окно и запереть его на задвижку, как в дверь кто-то стучится. Это мисс Мак-Клити.

– Мне показалось, я слышала чьи-то голоса, – говорит она, окидывая спальню внимательным взглядом.

– Я… я читала вслух, – говорю я, хватая журнал Энн, лежащий на кровати.

– Да, вижу, – произносит мисс Мак-Клити со своим странным акцентом.

Она подает мне стакан:

– Вы говорили, что не можете заснуть, вот я и принесла вам горячего молока.

– О… спасибо, – благодарю я и беру стакан. Ненавижу горячее молоко.

– Мне кажется, что наше с вами знакомство началось не слишком удачно.

– Мне очень жаль, мисс Мак-Клити… та история со стрелой… правда, мне очень жаль. И я совсем не подслушивала вас там, под дверью. Я…

– Будет, будет! Все уже забыто. Вы делите эту комнату с мисс Брэдшоу?

– Да, – киваю я.

– Она и мисс Уортингтон – ваши лучшие подруги?

– Да.

Вообще-то они мои единственные подруги.

– Они обе, безусловно, чудесные молодые леди, но и вполовину не такие интересные, как вы, осмелюсь сказать, мисс Дойл.

Я ошеломлена.

– Я?.. Я совсем не такая уж интересная.

– Ну что вы! – говорит мисс Мак-Клити, подходя ближе ко мне. – Как же, мы с миссис Найтуинг как раз сегодня вечером говорили о вас и согласились в том, что в вас есть нечто совершенно особенное.

Я стою перед ней в криво застегнутом халате…

– Вы слишком добры ко мне, я уверена. На самом деле у мисс Брэдшоу – изумительный голос, а мисс Уортингтон невероятно умна.

– Подумать только, как вы преданы своим подругам, мисс Дойл! Сразу бросаетесь на их защиту. Это весьма похвальная черта.

Она старается сделать мне комплимент, но я чувствую себя очень неловко, как будто меня изучают под микроскопом.

– Какое у вас необычное украшение.

Слишком уж бесцеремонно она касается пальцем полумесяца.

– Откуда оно у вас?

– Оно принадлежало моей матери, – отвечаю я.

Мисс Мак-Клити пристально смотрит на меня.

– Должно быть, ей нелегко было расстаться с такой драгоценной вещицей.

– Она умерла. Ожерелье – мое наследство.

– Оно имеет какое-то значение? – спрашивает мисс Мак-Клити.

– Нет, – лгу я. – Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.

Мисс Мак-Клити опять глядит на меня, пока я не отвожу взгляд.

– Какой она была, ваша матушка?

Я заставляю себя зевнуть.

– Простите, но я, кажется, чересчур устала…

Мисс Мак-Клити как будто разочарована.

– Пейте молоко, пока не остыло. Оно поможет вам заснуть. Отдых очень важен в вашем возрасте.

– Да, спасибо, – бормочу я, держа стакан.

– Ну же! Пейте!

Деваться некуда. Я заставляю себя сделать несколько глотков белой, как мел, жидкости. У нее странный сладкий привкус.

– Мята, – сообщает мисс Мак-Клити, как будто прочитав мои мысли. – Она содействует хорошему сну. Я отнесу стакан Бригид. Похоже, я ей не слишком нравлюсь?

– Уверена, вы ошибаетесь, – говорю я, потому что того требует вежливость.

– Она так на меня смотрит, словно я сам дьявол во плоти. Вам я не кажусь дьяволом, мисс Дойл?

– Нет, – хрипло бормочу я. – Конечно, нет.

– Я рада, что мы в итоге решили подружиться. Крепкого вам сна, мисс Дойл. И не нужно больше читать на ночь.

Тело становится горячим и тяжелым. Неужели все дело в молоке? Или в мяте? Или мисс Мак-Клити отравила меня? «Не выдумывай глупостей, Джемма!»

Я распахиваю окна, впуская в спальню ледяной воздух. Нельзя засыпать. Я широкими шагами марширую по комнате. Наклоняюсь, доставая руками до пальцев ног. Наконец я сажусь на кровать, напевая рождественский гимн. Но это не помогает. Песня умолкает, и я проваливаюсь в сумеречную дремоту.

У меня в руке светится полумесяц. Рука превращается в цветок лотоса, лежащий на тропинке. Сквозь трещины в земле пробиваются виноградные лозы, но их крошечные почки, раскрывшись, превращаются в величественные розы. Я вижу собственное лицо, смотрящее на меня, – это отражение в стене воды. Я просовываю руку сквозь эту стену, а потом и вся проваливаюсь.

Я падаю и падаю, меня поглощает черный плащ сна без сновидений.

Я не знаю, в котором часу меня что-то будит. Я прислушиваюсь, но ничего не слышу. От молока на языке как будто остался легкий налет. Он словно заполняет весь рот. Мне не хочется вставать, но я должна спуститься и выпить воды.

С тяжелым вздохом я отбрасываю одеяло и зажигаю свечу; прикрывая ее ладонью от сквозняка, иду по темному коридору, который, похоже, растянулся на целую милю. На всем этаже осталась только я одна, и никого больше. Эта мысль заставляет меня ускорить шаг.

У самой лестницы пламя свечи вздрагивает и гаснет. Нет! Надо вернуться в спальню и снова зажечь огонек. Но у меня внезапно сильно кружится голова. Колени подгибаются, я хватаюсь за перила, чтобы не упасть. В темноте я слышу тихий скребущий звук, как будто кто-то сильно нажимает мелом на доску.

Я не одна. Рядом кто-то есть.

Я с трудом шепчу:

– Эй, кто это? Бригид? Это ты?

Скребущий звук приближается. Свеча в моей руке вдруг оживает и рождает в коридоре шар света. И я вижу их там, на границе освещенного и темного пространств. Они не совсем реальны и все же более плотные, чем в том видении, которое явилось мне в снегу. Три девушки, с головы до ног в белом. Острые носки их ботинок задевают деревянный пол с ужасным звуком, девушки подплывают все ближе и ближе… Их губы шевелятся, они что-то говорят. Но я их не слышу. Глаза девушек печальны, под ними я вижу большие темные круги.

«Только не кричи, Джемма. Это всего лишь видение. Оно не причинит тебе вреда. Или может?..»

Девушки уже так близко, что я невольно отворачиваюсь и закрываю глаза. От страха и хлынувшего в мои ноздри запаха меня вот-вот вырвет. Чем это пахнет? Морем и чем-то еще. Разложением. Гнилью.

И снова повторяется тот же звук, как будто тысячи насекомых шелестят крылышками. Девушки говорят, но так тихо, что я не сразу осознаю смысл их слов… но когда я его осознаю, меня до костей пробирает холодом.

– Помоги нам…

Я не хочу открывать глаза, но открываю. Они очень близко, эти мерцающие светлые призраки. Одна девушка протягивает ко мне руку.

«Пожалуйста! Пожалуйста, не надо ко мне прикасаться… я закричу! Я закричу! Я за…»

Ее рука – словно кусок льда на моем плече, но закричать мне не удается, потому что все тело застывает. В голове проносятся образы. Три девушки взлетают на вершину обрывистого утеса. Под ними плещутся морские волны, выбрасывая к ногам клочья пены. Облака темнеют. Шторм. Приближается шторм. Погоди-ка, девушек четыре… Четвертая немного отстала. Кто-то окликает их. Приближается какая-то женщина. На ней зеленый плащ.

Сладкий, тягучий голос девушки вползает в мои уши:

– Смотри…

Женщина берет четвертую девушку за руку. А потом из моря вздымается что-то ужасное. Небо темнеет. Девушки кричат.

Мы снова в ярко освещенном, как будто раскаленном шаре света. Девушки блекнут, отступая в темноту коридора.

– Она лжет… – шепчут девушки. – Не верь ей…

А потом они исчезают. И боль отпускает меня. Я стою на коленях на твердом холодном полу, одна. Свеча вдруг громко шипит, выплевывая яркую искру.

На этом все кончается. Я вскакиваю и сломя голову несусь по коридору, как перепуганная мышь, и не останавливаюсь до тех пор, пока не оказываюсь в своей спальне и не запираю дверь – хотя от кого я ее запираю, я сказать не могу. Я зажигаю все лампы в комнате. Когда вокруг становится светло, я чувствую себя немножко лучше. Что это было за видение? Почему видения стали намного сильнее, ярче? Может быть, дело в том, что я освободила магию сфер? Не она ли каким-то образом сделала видения более рельефными, отчетливыми? Я ведь действительно чувствовала руку девушки на своем плече…

«Остановись, Джемма! Прекрати пугать себя!»

Но кто эти девушки и что им нужно от меня? Что они имели в виду, говоря: «Не верь ей»? Мне не становится легче при мысли о том, что в школе почти никого нет, или о том, что завтра я уже буду в Лондоне, со своими родными… кто знает, какие реальные ужасы ждут меня там?

У меня нет ответа ни на один вопрос. И я боюсь заснуть. К тому времени, когда первый луч сует нос в окна спальни, я полностью одета, вещи уложены, и я готова мчаться в Лондон, даже если мне придется самой подхлестывать лошадей.

ГЛАВА 13

Том опоздал, как обычно.

Я прибыла из школы Спенс на вокзал Виктория двенадцатичасовым поездом, как и предполагалось, но моего брата нигде не было видно. Может быть, он попал в ужасающую уличную катастрофу и теперь лежит где-то на мостовой, умирая, из последних сил умоляя какого-нибудь перепуганного свидетеля происшествия поскорее отправиться на железнодорожную станцию и спасти его невиннейшую и добродетельнейшую сестру… Это единственное допустимое объяснение, какое я могу придумать. Вот только, скорее всего, Том застрял в клубе, играет в карты и хохочет со своими приятелями и совершенно забыл обо мне.

– Дорогая, вы уверены, что ваш брат вас встретит? – спрашивает Беатриса.

Беатриса и Милисента – сестры семидесяти с чем-то лет от роду, старые девы. Они сидели рядом со мной в поезде и всю дорогу без умолку болтали о ревматизме и о махровых розах, так что я начала думать, что вот-вот свихнусь. Впрочем, в отличие от брата, они искренне заботились о моем благополучии.

– О да! Совершенно уверена, благодарю вас, – отвечаю я. – Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне.

– Ох, дорогая Милисента, я представить не могу, что мы оставим ее здесь одну, а ты?

– Нет, конечно, Беатриса! Она должна пойти с нами. Мы пошлем весточку ее родным.

Замечательное решение. Я готова уже просто убить Тома.

– Вон он! – вскрикиваю я, вглядываясь в даль, где никакого Тома нет и в помине.

– Где? – хором спрашивают престарелые сестры.

– Вон там, я только что его видела! Я, должно быть, не туда смотрела. Очень приятно было с вами познакомиться. Надеюсь, мы еще встретимся, – говорю я, пожимая им руки.

Я решительно направляюсь в сторону – и прячусь за билетной кассой. Когда сестры наконец уходят своей дорогой, я выхожу на платформу и сажусь на скамью.

Куда мог подеваться Том?

Подходит следующий поезд, выбрасывает из своего нутра пассажиров. Они сразу попадают в объятия улыбающихся родственников. Из рук в руки переходят чемоданы, сумки, цветы… Том опаздывает уже на полчаса. Я обязательно скажу об этом отцу.

Какой-то мужчина в черном костюме садится на скамью рядом со мной. Что он должен думать, видя меня, сидящую здесь в одиночестве? Красный шрам пересекает левую сторону его лица, протянувшись от уха до угла рта. Костюм мужчины отлично сшит. Я вдруг замечаю значок на лацкане – и у меня пересыхает во рту, потому что я знаю, что это такое. Это меч и череп братства Ракшана. Что это, случайное совпадение – то, что мужчина сел именно рядом со мной? Или он сделал это с какой-то целью? Мужчина едва заметно улыбается мне. Я молча встаю и иду прочь. Пройдя половину платформы, я оглядываюсь. Мужчина встал со скамьи. Сунув газету под мышку, он идет за мной. Где же Том? Я останавливаюсь около цветочницы, делая вид, что рассматриваю букетики и россыпь бутонов в ее корзинке. Мужчина тоже подходит к продавщице. Он выбирает красную гвоздику и вставляет ее в петлицу, касается края шляпы, благодаря девушку, и опускает монетку в ее руку, не произнеся ни единого слова.

От страха ноги у меня становятся слабыми, как у новорожденного котенка. А что, если мужчина попытается на меня напасть, похитить меня? Что, если с Картиком случилось ужасное? Что, если Пиппа права и этим людям нельзя доверять? Я ощущаю, как мужчина в черном костюме приближается ко мне. Если я закричу, кто услышит меня в этом оглушительном шипении и свисте паровозов? Кто может мне помочь?

Я замечаю молодого человека, который стоит в одиночестве и кого-то ждет.

– Вот ты где! – громко говорю я и стремительно бросаюсь к нему. Он оглядывается, пытаясь понять, к кому я обращаюсь. – Ты опоздал, это уж слишком!

– Я… опоздал? Мне ужасно жаль, но разве мы с вами…

Я наклоняюсь к нему и торопливо шепчу:

– Прошу, помогите мне! Тот человек меня преследует!

Юноша смущен.

– Который человек?

– Вон тот…

Я оборачиваюсь, но мужчина исчез. Никого за моей спиной нет.

– Там был человек в черном костюме. У него еще такой ужасный шрам на левой щеке. Он сел рядом со мной на скамью, а потом пошел за мной к цветочнице…

Я понимаю, что все это звучит слегка безумно.

– Может быть, он просто хотел купить цветок в петлицу? – предполагает молодой человек.

– Но он и сюда за мной шел!

– Да ведь мы с вами стоим рядом с выходом с вокзала.

Юноша показывает на дверь, выводящую на улицу.

– Ох… и в самом деле, – бормочу я. И чувствую себя полной дурой. – Мне ужасно жаль. Я, похоже, шарахаюсь от теней… Меня должен был встретить брат. Но, боюсь, он сильно опоздал.

– В таком случае я составлю вам компанию до тех пор, пока он не появится.

– Ох, нет, я определенно не могу…

– Вы тоже могли бы помочь мне кое в чем, – говорит он.

– И какого рода эта помощь? – осторожно спрашиваю я.

Он достает из кармана удивительно красивую бархатную коробочку размером с жестянку для крекеров.

– Мне нужно услышать чье-нибудь мнение об этом вот подарке. Вы поможете?

– Конечно, – с облегчением отвечаю я.

Он кладет коробочку на раскрытую ладонь и поднимает крышку. В коробочке ничего нет.

– Но она пустая, – растерянно говорю я.

– Да, так кажется.

Он сдвигает донышко коробки. Под ним открывается потайное отделение, в его уютном пространстве лежит прекрасная камея.

– Ох, какая чудесная! – восклицаю я. – Да и коробочка весьма умно устроена.

– Вы считаете, это хороший подарок?

– Я уверена, ваша подруга будет довольна, – говорю я. И краснею.

– Это для моей матери, – поясняет молодой человек. – Я ее встречаю, поезд должен скоро подойти.

– А… – произношу я.

Мы неловко стоим рядом. Я не знаю, что сказать, что сделать. То ли так и топтаться здесь с идиотским видом, то ли лучше сохранить остатки гордости, попрощаться с молодым человеком и поискать местечко, где я могла бы спрятаться до тех пор, пока братец придет за мной?

Я открываю рот, чтобы попрощаться, когда он протягивает мне руку.

– Я – Саймон Миддлтон… ох, извините меня, я вас перебил. Что вы хотели сказать?

– Ох… я… я просто… нет, ничего. Как поживаете?

Мы пожимаем друг другу руки.

– Спасибо, отлично. А ваши дела как, мисс…

– О, прекрасно… да. Меня зовут…

– Джемма!

Мое имя проносится над вокзальным шумом. Том наконец-то явился. Он мчится сквозь толпу, держа в руке шляпу, и непослушная прядь волос падает ему на глаза.

– Мне казалось, ты называла вокзал Паддингтон.

– Нет, Томас, – говорю я, изо всех сил стараясь изобразить вежливую улыбку. – Я совершенно четко говорила тебе, что приеду на вокзал Виктория.

– Нет, ты ошиблась! Ты говорила – Паддингтон!

– Мистер Миддлтон, позвольте представить вам моего брата, мистера Томаса Дойла. Мистер Миддлтон был настолько любезен, что подождал тебя вместе со мной, – подчеркнуто произношу я.

Том бледнеет. Если он устыдился, я этому только рада.

Саймон широко улыбается.

– Рад тебя видеть, Дойл, старина!

– О, мастер Миддлтон! – восклицает Том, пожимая ему руку. – Как поживают виконт и леди Денби?

– Матушка и отец в полном порядке, спасибо.

Саймон Миддлтон – сын какого-то виконта? Но разве может некто столь добрый, и обаятельный, и титулованный, как мистер Миддлтон, быть в близких отношениях с моим непутевым братцем?

– Вы знакомы? – спрашиваю я.

– Мы вместе учились в Итоне, – говорит Саймон.

Это должно означать, что Саймону – благородному Саймону Миддлтону – столько же лет, сколько и Тому, то есть девятнадцать. Теперь, когда я оправилась от потрясения, я вижу, что Саймон очень хорош собой, у него каштановые волосы и синие глаза.

– Я и представления не имел, что у тебя такая очаровательная сестра.

– Я тоже, – говорит Том.

Я беру его под руку, но только для того, чтобы как следует ущипнуть незаметно для Саймона. Когда Том охает, я чувствую себя намного лучше.

– Очень надеюсь, что она не успела слишком тебе надоесть, – ворчливо произносит мой брат.

– Ничуть, что ты! Ей показалось, что ее кто-то преследует. Некий мужчина в темном костюме и… как там… ну да, с ужасным шрамом на левой щеке.

Мне страшно неловко из-за случившегося. Бледные щеки Тома розовеют. Ну да, конечно. Прославленное воображение Дойлов. Наша Джемма вполне может стать сочинительницей мистических романов.

– Извините, что успела вам наскучить, – говорю я.

– Ничего подобного. Напротив, это было самое чудесное событие сегодняшнего дня.

Мистер Миддлтон улыбается так убедительно, что я ему верю.

– И вы мне очень помогли с этим, – добавляет он, показывая бархатную коробочку. – Наша карета ждет снаружи. Если вы не против немного подождать, я бы предложил вам поехать с нами.

– Спасибо, нас ждет собственный экипаж, – с самодовольным видом сообщает Том.

– Ну да, конечно…

– Спасибо за ваше любезное предложение, – говорю я. – Хорошего вам дня.

Саймон Миддлтон – это нечто совершенно необычное и дерзкое. Он берет мою руку и целует ее изысканнейшим образом.

– Я очень надеюсь, что мы еще встретимся во время каникул. Вы должны прийти к нам на ужин. Я позабочусь о приглашении. Мастер Дойл, так держать!

Он широким жестом касается полей шляпы, и Том отвечает тем же, как будто они – старые друзья, вместе разыгрывающие какой-то спектакль.

Саймон Миддлтон. Я не могу дождаться, когда расскажу о нем Энн и Фелисити.

За воротами вокзала улицы полны шума, лошадей, омнибусов и людей, которые приехали в Лондон на денек, чтобы сделать покупки или встретиться с кем-то по делам. Огромный город выглядит безумным и веселым, и я рада стать частью его бешено бьющегося сердца. В тот момент, когда меня приветствуют туманный воздух и звон церковных колоколов, я чувствую себя искушенной и загадочной. Здесь я могла бы быть кем угодно – герцогиней, или ведьмой, или охотницей за состоянием. Кто может знать? В конце концов, мне уже досталась невообразимо чудесная встреча с сыном виконта. Я переполнена оптимизмом. Да, это будет приятный визит, с танцами и подарками, а возможно, мне и в самом деле предстоит ужин в доме этого красавца. Отец любит Рождество. Дух Рождества вселит в него радость, и ему не понадобится так много опиума. А мы вместе с Энн и Фелисити отыщем Храм и свяжем магию сфер, и все вернется на свои места.

Какой-то чересчур торопливый мужчина налетает на меня и даже не берет на себя труда извиниться. Но я не сержусь. Я тебя простила, суетливый горожанин с острыми локтями. Здравствуй и прощай, незнакомец! Потому что я, Джемма Дойл, намерена отлично провести Рождество в замечательном Лондоне. Все будет хорошо. Благослови Бог всех радостных джентльменов. И прекрасных дам.

Том отчаянно пытается подозвать двухколесный экипаж, движущийся в общей гуще улицы.

– А где наш собственный? – спрашиваю я.

– Нет его.

– Но ты сказал…

– Да, сказал, не мог же я отдаться на милость Миддлтона, не хватало мне унижения! То есть, строго говоря, карета у нас есть, дома, только нет кучера. Старый Потт два дня назад почему-то вдруг уволился. Я хотел пригласить другого по объявлению, но отец говорит, что уже нашел кого-то. Ох, вот уж…

Наконец нам удается поймать кэб, и мы отправляемся в наш лондонский дом, которого я никогда прежде не видела.

– Я поверить не могу, что из всей толпы на вокзале ты умудрилась выбрать именно Саймона Миддлтона! – говорит Том, когда кэб отъезжает от вокзала. – И теперь придется ужинать с его семейством!

Похоже, Том не заметил, что благородный Саймон Миддлтон пригласил на ужин меня, а не его.

– А он что, действительно сын виконта?

– Действительно. Его отец – член Палаты лордов и весьма известный покровитель наук. С его помощью я могу далеко пойти, это безусловно. Жаль только, что у него нет дочерей на выданье.

– Жаль? Мне-то кажется, что это как раз замечательно.

– А, так моя собственная сестра не желает, чтобы я возвысился? Кстати, разве не предполагалось, что ты найдешь мне прекрасную будущую жену с некоторым состоянием? Ты уже продвинулась в этом деле?

– Да… я их всех предостерегла.

– И тебе тоже счастливого Рождества, – со смехом говорит Том. – Я так понял, что мы с тобой приглашены на рождественский бал к твоей подруге мисс Уортингтон. Возможно, там я найду подходящую, в смысле достаточно богатую, жену… там ведь будет множество молодых леди.

И, возможно, все они с визгом убегут от Тома в монастырь.

– Как отец? – спрашиваю я наконец. Этот вопрос как будто прожигает меня насквозь.

Том вздыхает.

– У нас некоторое улучшение. Я спрятал бутылочку с чистым опиумом, а ему дал опиум, разбавленный водой. Он теперь получает меньшую дозу. От этого он временами становится нервным, его мучают головные боли. Но я уверен, этот метод работает. Ты не должна давать ему ничего, понятно? Он ведь умный, он тебя может быстро убедить.

– Он не станет этого делать, – возражаю я. – Только не со мной. Я знаю.

– Ну, хорошо, только…

Том умолкает, не договорив. Некоторое время мы едем в молчании, прислушиваясь к уличному шуму. Постепенно тревога угасает, меня захватывает жизнь большого города. Оксфорд-стрит – изумительное, чарующее место. Гигантские здания по обе стороны… Они такие высокие и горделивые, и наполнены историей, и тенты витрин нависают над тротуарами, как леди, с напускной застенчивостью приподнявшие края юбок, чтобы показать соблазнительные ножки… Вокруг – магазины канцелярских принадлежностей, меховые лавки, студии фотографов, и театр, перед кассой которого собрались несколько самых преданных зрителей, чтобы изучить программу…

– Ох, проклятие! – внезапно вскрикивает Том.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Я должен был забрать бабушкин заказ, сладости, а мы только что проехали эту лавку!

Том окликает кэбмена, и тот останавливается у обочины.

– Я быстро, – говорит Том, хотя я подозреваю, что он это сообщает не столько для того, чтобы успокоить меня, сколько для кэбмена, в надежде, что тот не возьмет лишней платы за непредвиденную остановку.

Я же только рада посидеть в одиночестве и понаблюдать за окружающим миром во всем его великолепии. Я вижу мальчишку, пробирающегося сквозь толпу, – он несет на плече огромного гуся. Подыгрывая себе на французских рожках и гобоях, шествует хор, распевающий рождественские гимны; певцы останавливаются перед каждым домом в надежде получить горсть орехов или глоток спиртного. Они идут все вперед и вперед, а звуки радостного гимна тянутся за ними шлейфом. В витрине магазинчика, куда забежал Том, выставлены самые разнообразные сласти: я вижу чашки с пухлым изюмом и засахаренными лимонами, целые горы груш, яблок и апельсинов, разноцветные горки кондитерских пряностей… Рот наполняется слюной. По тротуару в мою сторону идет высокая женщина в элегантной шляпке и твидовом костюме. Мне она кажется знакомой, но только когда она подходит совсем близко, я ее узнаю.

– Мисс Мур! – кричу я из окна кэба, совершенно забыв о хороших манерах.

Мисс Мур останавливается, пытаясь понять, кто это может звать ее прямо посреди улицы столь бесцеремонным образом. Наконец она замечает меня и подходит к экипажу.

– Надо же, мисс Дойл! Вы отлично выглядите. Веселого вам Рождества!

– И вам веселого Рождества.

– Вы надолго в Лондон? – спрашивает она.

– Вернусь в школу сразу после Нового года.

– Какая замечательная случайность! Вы должны обязательно навестить меня.

– О, я бы с удовольствием это сделала! – отвечаю я.

Мисс Мур выглядит изумительно. Она протягивает мне визитную карточку.

– Я сейчас живу на Бейкер-стрит. И завтра весь день буду дома. Можете пообещать, что придете?

– Ой, да, конечно! Это будет великолепно! Ох…

Я умолкаю.

– Что такое?

– На завтра я уже договорилась о встрече с мисс Уортингтон и мисс Брэдшоу.

– Понятно.

Ей незачем что-то говорить. Мы обе слишком хорошо знаем, что именно эти девушки виноваты в ее увольнении.

– Мы все ужасно сожалеем о случившемся, мисс Мур.

– Что сделано – то сделано. Лучше всегда смотреть только вперед.

– Да. Вы правы, безусловно.

– Хотя, будь у меня шанс, я бы с удовольствием поиздевалась слегка над мисс Уортингтон, – говорит мисс Мур, и ее глаза весело блестят. – В ней дерзости куда больше, чем позволительно.

– Да, она довольно нахальная, – смеюсь я.

Как же я соскучилась по мисс Мур!

– А мисс Кросс? Разве вы не увидитесь на каникулах с моей обвинительницей?

Улыбка мисс Мур гаснет, когда она видит изменившееся выражение моего лица.

– Ох, дорогая… я вас расстроила. Извините. Каковы бы ни были мои чувства по отношению к мисс Кросс, вы с ней подруги. С моей стороны это было грубостью.

– Нет, не в этом дело. Просто… Пиппа умерла.

Мисс Мур зажимает рот рукой, чтобы не вскрикнуть.

– Умерла? Когда?

– Два месяца назад.

– Ох, мисс Дойл, простите меня, – говорит мисс Мур, касаясь моей руки. – Я ничего об этом не знала. Я уезжала как раз на эти два месяца. И вернулась только на прошлой неделе.

– Это все из-за эпилепсии, – лгу я. – Вы ведь помните, она страдала припадками.

Меня как будто что-то подталкивает изнутри, мне хочется рассказать мисс Мур всю правду о той ночи… но не сейчас.

– Да, я помню, – кивает мисс Мур. – Мне так жаль… Но сейчас время прощать, а я проявила жестокость… Пожалуйста, передайте мое приглашение мисс Брэдшоу и мисс Уортингтон. Я буду рада их видеть.

– Это очень великодушно с вашей стороны, мисс Мур. Я уверена, мы все с удовольствием послушаем рассказ о вашем путешествии, – говорю я.

– Значит, я расскажу обо всем подробно. Ну, например, завтра в три часа? Я приготовлю очень крепкий чай и турецкие сладости.

Проклятие… Бабушка вряд ли позволит, чтобы я отправилась куда-то в гости без нее.

– Да, мне бы очень хотелось… если бабушка меня отпустит.

– Понимаю, – говорит мисс Мур, отступая от экипажа.

Одноногий мальчишка-нищий появляется рядом с ней.

– Пожалуйста, мисс… один пенни для калеки! – говорит он дрожащими губами.

– Ерунда, – отвечает мисс Мур. – Твоя нога в полном порядке, ты ее просто подогнул. И не лги мне!

– Нет, мисс, – бормочет мальчишка, но я и сама прекрасно вижу очертания его второй ноги.

– Убирайся отсюда, пока я не кликнула констебля!

Вторая нога стремительно появляется на свет, мальчишка сломя голову бросается прочь. Я хохочу.

– Ох, мисс Мур, как я рада вас видеть!

– Я тоже, мисс Дойл. Я обычно днем, от трех до пяти, бываю дома. И приглашаю вас зайти в любой день, когда сможете.

Она делает несколько шагов – и растворяется в толпе, текущей по Оксфорд-стрит. Именно мисс Мур первой рассказала нам об Ордене, и я гадаю, что еще она могла бы поведать… если бы мы осмелились спросить. Конечно, скорее всего, она нас просто выпроводит, если начнем уж слишком приставать с расспросами, но если мы будем вести себя осторожно, она может, наверное, пролить кое-какой свет… А если нет, то в любом случае визит к ней – это повод сбежать из дома бабушки. Мисс Мур – моя главная надежда, что в этих каникулах будет какой-то смысл.

Том возвращается из лавки. Он опускает мне на колени коробку, красиво обернутую в коричневую бумагу и перевязанную бечевкой.

– Ужасающий фруктовый торт. Кто была та женщина?

– Ох, – отвечаю я. – Никто. Учительница.

И, когда экипаж, подпрыгнув, трогается с места, я добавляю:

– Подруга.