Текст книги "Мятежные ангелы"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

– Она лжет… – шепчут девушки. – Не верь ей… не верь ей… не верь ей…

– Кому? – с трудом выговариваю я, но девушки уже исчезли.

Тяжесть сваливается с меня. Я кое-как восстанавливаю дыхание, глаза полны слез, из носа течет. Мне не вынести этих чудовищных видений. И я их не понимаю. Не доверять кому? И почему я не должна верить той женщине? Кто она?

Но в этом последнем видении было что-то другое, кое-какие детали, которые я теперь вспоминаю. Что-то насчет руки этой женщины… На ее пальце было какое-то кольцо, необычное кольцо… Я сажусь на пол, чтобы прийти в себя. А потом я понимаю наконец, что это было.

Кольцо на руке той женщины представляло собой двух переплетенных змей.

А я ведь видела прежде это кольцо… в сумке под кроватью мисс Мак-Клити.

ГЛАВА 20

– Джемма, прекрати дергать себя за волосы!

Бабушка, сидящая рядом со мной в карете, выражает неодобрение сердитым голосом.

– Ох… – спохватываюсь я.

Я ушла в свои мысли и не замечаю, что наматываю на палец тонкую прядь волос. Весь день я не в себе, постоянно думаю о ночном видении, о том, что оно означает. Женщина с кольцом из переплетенных змей на пальце. Такое же кольцо у мисс Мак-Клити. Но как она может быть связана с той женщиной в зеленом плаще или с девушками из моих видений? Эти видения не имеют смысла. Кто эти девушки, почему они нуждаются в моей помощи? Что они пытаются мне показать, рассказать?

Но прямо сейчас я должна выбросить эти мысли из головы. Я еду в гости, и мне вскоре придется предстать перед лицом грозной леди Денби; эта встреча куда как пострашнее всяких там видений.

Когда мы подъезжаем к дому Саймона, я вижу сразу три только что прибывшие кареты; особняк Миддлтонов – величественное зрелище камня и света. По другую сторону большой лужайки притаился Гайд-парк, едва различимый за завесой раскаленных газовых фонарей, окружающих нас нимбами света, делающих нас ярче, чем мы есть на самом деле, как будто мы – неземные существа. Картик подает мне руку, помогая выйти из кареты. Я наступаю на подол платья и едва не падаю на него. Он подхватывает меня за талию, и на мгновение я оказываюсь в его объятиях.

– Поосторожнее, мисс Дойл, – говорит он, поддерживая меня.

– Да, спасибо, мистер Картик.

– Наш старый Потт никогда бы не сумел вот так ее поймать, осмелюсь предположить, – посмеивается отец, дразня Тома.

Я оглядываюсь и вижу, что Картик смотрит мне вслед, изучая мое голубое платье и бархатный плащ… у него такой вид, словно я – что-то чуждое, незнакомое ему.

Отец берет меня под руку и ведет к дверям. Отлично выбритый, в белом галстуке и перчатках, он почти такой, каким я его помню.

– Ты потрясающе выглядишь, папа, – говорю я.

Что-то вспыхивает в глубине его глаз.

– Дым и зеркала, – говорит он, подмигивая мне. – Вот и все волшебство. Дым и зеркала.

Вот этого я и боюсь. Как долго будет работать магия? Нет, прямо сейчас я ничего не опасаюсь. Пока что она действует, и рядом со мной – прежний любимый отец, а скоро я буду ужинать с красивым молодым человеком, которому я почему-то кажусь интересной.

Нас встречают целые толпы лакеев и горничных, одетых в такие обтягивающие униформы, что непонятно, как они дышат. Похоже, в этом доме есть отдельный слуга для всего, чего угодно. Бабушка вне себя от радостного волнения. Если бы она попыталась держаться еще чуть-чуть прямее, у нее, наверное, не выдержал бы позвоночник. Нас провожают в очень большую гостиную. У камина стоит Саймон, погруженный в беседу с двумя джентльменами. Он хищно усмехается, увидев меня. Я отвожу взгляд, как будто только что заметила бумажные обои на стенах и зачарована ими сверх всякой меры, хотя сердце отстукивает в бешеном ритме: «Я ему нравлюсь… я ему нравлюсь… я ему нравлюсь…» Но некогда впадать в экстаз. Леди Денби движется по гостиной, совершая обряд приветствия; ее жесткая юбка громко шуршит при каждом шаге. Она тепло здоровается с каким-то джентльменом и весьма прохладно – с его супругой.

«Если ты понравишься леди Денби, весь мир будет принадлежать тебе. Если же ты ей чем-то не угодишь, ты станешь отверженной».

У меня язык присох к нёбу. Я не в силах сглотнуть. Леди Денби, приближаясь, окидывает меня взглядом с головы до ног. В то же мгновение рядом с ней оказывается Саймон.

– Матушка, позволь представить тебе мистера Джона Дойла; его мать, миссис Уильям Дойл; мистер Томас Дойл и мисс Джемма Дойл. Томас – мой давний друг, мы вместе учились в Итоне. Теперь он ассистент в Королевском госпитале в Бетлеме, под руководством доктора Смита.

Леди Денби тут же проникается приязнью к Тому.

– Как же, доктор Смит – наш давний друг. Скажите, а правда ли, что у вас там есть пациент, некогда бывший членом Парламента? – спрашивает она, надеясь услышать интересную сплетню.

– Мадам, если бы мы заперли в больнице всех сумасшедших из Парламента, у нас бы и Парламента не осталось, – шутит отец, забыв, что отец Саймона – тоже член Парламента.

Я готова провалиться сквозь землю.

Как ни удивительно, леди Денби смеется при этих словах.

– Ох, мистер Дойл! Вы весьма остроумны.

Я с таким шумом перевожу дыхание, что вряд ли это может остаться незамеченным.

Дворецкий возвещает, что ужин подан. Леди Денби обходит гостей, как старый генерал, готовящий войско к битве. Я изо всех сил стараюсь припомнить, чему учила нас миссис Найтуинг в части хороших манер. И смертельно боюсь допустить какую-нибудь чудовищную оплошность и навеки опозорить своих родных.

– Вы позволите? – говорит Саймон, предлагая мне руку.

Я кладу пальцы на его локоть. Мне никогда не приходилось идти под руку с мужчиной, с которым я не состою в кровном родстве. Мы соблюдаем между собой приличную дистанцию, но это не избавляет меня от внутренней дрожи.

После супа подают жареную свинину. Вид поросенка, лежащего на огромном блюде с яблоком в пасти, ничуть не улучшает мой аппетит. В то время как прочие болтают о своих деревенских поместьях, охоте на лисиц и о том, как трудно найти по-настоящему хороших слуг, Саймон шепчет мне:

– Я слышал, эта свинья обладала весьма дурным характером. Постоянно жаловалась. Никто не слышал от нее доброго слова. Однажды со зла укусила утенка. Так что на вашем месте я бы преспокойно ее съел, не чувствуя вины.

Я улыбаюсь. Но в этот момент звучит голос леди Денби:

– Мисс Дойл, мне ваше лицо кажется знакомым.

– Я… я вчера была гостьей миссис Уортингтон в клубе «Александра», слушала пение мисс Брэдшоу.

– Пение мисс Брэдшоу? – Том, похоже, в восторге от того, что Энн так высоко взлетела по социальной лестнице. – Замечательно!

Я в ужасе смотрю на леди Денби, которая говорит:

– Да, весьма странно, что мистер Миддлтон, – она поворачивается к своему супругу, – никогда не слыхал о герцоге Честерфилде.

– Да, это верно, но, возможно, он не увлекается охотой?

Леди Денби поджимает губы, как бы обдумывая что-то, потом говорит:

– Я слышала, вы учитесь в школе Спенс?

– Да, леди Денби, – нервно отвечаю я.

– И как вы находите эту школу? – спрашивает леди Денби, кивая лакею, разносящему жареную картошку.

Я себя чувствую чем-то вроде жалкого крошечного насекомого под прицелом объектива микроскопа.

– Это очень хорошая школа, – говорю я, отводя взгляд.

– Конечно, у Джеммы была отличная английская гувернантка в Индии, – вмешивается бабушка, в страхе нарушить правила высшего общества. – И я очень боялась отправлять ее далеко от дома, но меня заверили, что Спенс – отличная школа для молодых девушек.

– А вы как думаете, мисс Дойл? Вы считаете, что молодых леди в наши дни следует учить латыни и греческому? – спрашивает леди Денби.

Вопрос совсем не так прост, как кажется на первый взгляд. Леди Денби меня испытывает, я уверена.

– Я думаю, что для девушек так же важно учиться, как и для юношей. Иначе как нам стать хорошими женами и матерями?

Это самый безопасный ответ, какой только я сумела придумать. Леди Денби одаривает меня теплой улыбкой.

– Я совершенно с вами согласна, мисс Дойл. Вы весьма разумная девушка.

Я облегченно вздыхаю.

– Теперь я понимаю, почему мой сын так очарован, – заявляет леди Денби.

Я чувствую, как мои щеки загораются, и понимаю, что не в силах посмотреть на кого бы то ни было. И мне приходится прилагать немало трудов, чтобы не позволить губам расползтись в глупейшей улыбке. У меня в голове мельтешит одна-единственная мысль: Саймон Миддлтон, молодой человек, представляющий собой истинное совершенство, заинтересовался мной, странной и нелепой Джеммой Дойл.

Гости тихо переговариваются.

Я не понимаю, почему Фелисити такого плохого мнения о леди Денби. Она так мила со мной, и мне она очень нравится.

Вечер продолжается, как волшебный сон. Я не чувствовала себя такой спокойной и довольной с самой смерти матушки. Видеть отца ожившим – это уже настоящее счастье, и я рада, что могу владеть странной и прекрасной силой. Отец изливает прежнее обаяние и зачаровывает леди Денби и Саймона рассказами об Индии. Лицо бабушки, обычно сморщенное от тревоги, сегодня безмятежно, и даже Том вполне приемлем, если, конечно, о нем вообще можно так сказать. Разумеется, он уверен, что это он вылечил отца, а я на этот раз, в виде исключения, не в том настроении, чтобы с ним спорить. Для меня так важно видеть всю свою семью в добром здравии и прекрасном состоянии духа… Мне хочется сохранить этот удивительный момент, это ощущение, что я прикасаюсь к чему-то особенному. Это как раз то, чего я искала. И мне хочется, чтобы сегодняшний вечер никогда не кончался.

Разговор за столом переходит к Бетлему. Том завладевает всеобщим вниманием, рассказывая о своей работе там.

– …он настаивал, что был императором Западной Саксонии, и поэтому ему должны подавать дополнительную порцию мяса. Когда же я ему отказал, он поклялся, что отрубит мне голову.

– Боже мой! – со смехом восклицает леди Денби.

– Вам бы лучше там не проявлять свое остроумие, молодой человек. Вы ведь не хотите однажды утром проснуться без головы? – говорит отец Саймона. У него такие же, как у Саймона, добрые голубые глаза.

– А может, для вас это было бы только к лучшему, наш добрый друг? – поддразнивает Тома Саймон, но мой брат делает вид, что нисколько не задет.

– Ох, нет! Туше!

– Да уж, моему сыну лучше позаботиться о своей голове, – говорит отец с серьезным видом. – Я слишком дорого заплатил за его новую шляпу, и мне не хочется возвращать ее торговцу.

Все разражаются хохотом.

Бабушка вступает в разговор:

– А верно ли, что в Бедламе каждые две недели устраивают открытый танцевальный вечер, леди Денби?

– Да, это так. Для больных очень полезно оказаться на людях, вспомнить о своей принадлежности к обществу. Мы с мужем и сами несколько раз бывали там. Следующий вечер состоится через неделю. Вы должны обязательно приехать в качестве наших гостей.

– О, с огромным удовольствием! – говорит бабушка, отвечая за всех нас, как она это частенько делает.

У меня уже болят щеки из-за того, что я стараюсь постоянно удерживать на лице вежливую улыбку. Не пора ли снова надеть перчатки? Должна ли я доесть десерт до конца, как будто он мне безумно нравится, или оставить половину, чтобы показать, как мало я ем? Я не хочу совершить ни малейшей ошибки, только не этим вечером!

– О, пожалуйста, расскажите нам что-нибудь еще! – просит леди Денби Тома.

– Да, пожалуйста! – поддерживает ее Саймон. – Иначе мне придется рассказывать, как я заглядывал в глаза несчастным фазанам в деревне, и вы все окаменеете от скуки!

Саймон снова смотрит на меня. Я замечаю, что мне нравится, как он ожидает моей реакции на свои слова. Мне нравится, когда кто-то ищет моего расположения. Это довольно острое ощущение.

– О, дайте подумать… – говорит Том, сосредотачиваясь. – Да… там у нас был некий мистер Уолтэм, который утверждал, что слышит, что происходит во всех домах, мимо которых проходит или проезжает, и что сами камни говорят с ним. Я рад сообщить, что он полностью излечился и выписан в прошлом месяце.

– Браво! – восклицает отец Саймона. – Ничто не может сопротивляться науке и человеческим усилиям, приложенным вовремя!

– Совершенно верно, – соглашается Том, в восторге, что у него появились друзья в столь высоком обществе.

– А еще что-нибудь? – просит леди в шелковом туалете персикового цвета.

– Есть еще миссис… назовем ее Соммерс. Ей кажется, что вся эта жизнь – всего лишь сон и что по ночам в ее комнату являются призраки.

– Бедняжка, – по привычке бормочет бабушка.

От последней истории Тома мое веселье улетучивается. Что бы подумали люди, сидящие рядом со мной за столом, если бы узнали, что меня посещают видения, а я посещаю другие миры?

Том продолжает:

– Еще у нас есть Нелл Хокинс, ей всего девятнадцать лет. У нее началась острая мания, когда она находилась в школе.

– Вот видите? – говорит усатый джентльмен, назидательно поднимая палец. – Женская конституция не может выдержать напряжения регулярного образования! Ничего хорошего от него ждать не приходится!

– Ох, мистер Конрад, – кокетливо выговаривает ему супруга. – Не стоит так уж… Пожалуйста, мистер Дойл, продолжайте!

– Нелл Хокинс страдает галлюцинациями, – говорит Том, рисуясь.

Отец вступает в разговор:

– Она считает себя Жанной д'Арк?

– Нет, Жанной себя вообразил мистер Джерниган из отделения M-l-Б. А мисс Хокинс совершенно уникальна. У нее исключительный бред. Она считает, что состоит в мистическом сообществе чародеек, которое называется Орденом.

Комната словно обрушивается на меня. Сердце колотится как безумное. И как будто откуда-то издалека я слышу голос отца:

– Орден, говоришь?

– Да. Она утверждает, что ей известно тайное место – сферы, и что какая-то женщина по имени Цирцея желает завладеть всей энергией того места. Мисс Хокинс говорит, что довела себя до безумия, пытаясь держать свой ум закрытым, чтобы в него не могла проникнуть Цирцея. – Том покачивает головой. – Очень сложный случай.

– Я согласна с вами, мистер Конрад, – заявляет бабушка. – Избыток систематического образования совсем не полезен для наших дочерей. Вот какой может быть его цена! Я так благодарна школе Спенс за то, что там делают основной упор на то, что нужнее всего в жизни настоящей леди!

И бабушка кладет в рот солидную порцию шоколадного крема.

Все, что я могу, – это не выскочить пулей из-за стола, хотя меня и трясет с головы до ног. Где-то в ужасной больнице, называемой Бедламом, заперта девушка, которая могла бы рассказать мне все, что мне так необходимо знать… Я обязана найти способ встретиться с ней!

– Но чем вы можете облегчить состояние такой больной? – спрашивает мистер Конрад.

– Она находит некоторое утешение в поэзии. И сиделки читают ей, когда только могут.

– Возможно, и я могла бы почитать ей стихи? – предлагаю я, надеясь, что в моем голосе не слышно охватившего меня отчаянного желания. Я на все готова, лишь бы увидеть ту девушку. – Может быть, ей стало бы немного легче, если бы она могла поговорить с кем-нибудь, подходящим ей по возрасту?

Отец Саймона поднимает бокал с вином.

– Наша мисс Дойл обладает весьма доброй душой!

– Она – наш ангел, – говорит мой отец.

Нет, никакой я не ангел. Я обманом заставляю их думать обо мне так… но я должна, я обязана увидеться с Нелл Хокинс!

– Хорошо, согласен, – весьма неохотно кивает Том. – Я возьму тебя с собой завтра днем.

ГЛАВА 21

Когда с десертом покончено, мужчины собираются перейти в курительную, чтобы приняться за бренди и сигары, а дамам предлагают отправиться в гостиную, чтобы выпить чаю и поболтать.

– Матушка, я уверен, мисс Дойл хотелось бы увидеть портрет деда, – говорит Саймон, перехватывая нас на полпути.

Мне уже приходилось слышать упоминания об этой картине.

– Да, разумеется, – кивает леди Денби. – Мы все пойдем взглянуть на него.

Довольная улыбка Саймона увядает.

– Но мне даже думать противно о том, чтобы ты ушла от камина, матушка! В библиотеке ужасные сквозняки, ты ведь знаешь.

– Ерунда, мы возьмем шали, и все будет в порядке.

Она обращается ко мне:

– Вы действительно должны увидеть нашего дорогого Джорджа; его портрет написал прославленный художник Котсволд.

Я не понимаю, что здесь только что произошло, но вижу, что Саймон растерян.

– Сюда, прошу вас…

Леди Денби ведет нас в просторную комнату, в которой главное место занимает картина, огромная, как двустворчатая дверь. Это отвратительно усложненное изображение мужчины с бочкообразной грудью, сидящего верхом на коне. На мужчине красная куртка, и выглядит он так, как и положено джентльмену, собравшемуся на охоту. У ног коня – две охотничьи собаки.

Саймон кивает в сторону портрета:

– Мисс Дойл, позвольте представить вам моего деда Корнелиуса-Джорджа-Базиля Миддлтона, виконта Денби.

Бабушка разыгрывает целый спектакль, изучая портрет, хотя все, что ей известно об искусстве, уместится в наперстке. И тем не менее леди Денби переполняется гордостью. Чтобы отчасти скрыть свои чувства, она подходит к камину и переставляет безделушки на полке над ним, заставляя застыть на месте горничную, которая чистит решетку и вся перемазана сажей.

– Какая прекрасная живопись, – дипломатично говорю я.

Саймон вскидывает брови.

– Если под «прекрасной живописью» вы подразумеваете нечто глупое, избыточное и гротескное, тогда я полностью с вами согласен.

Я с трудом сдерживаю смех.

– Собаки изображены замечательно, сразу понятно, какой они породы.

Саймон стоит рядом со мной, и я снова ощущаю то странное течение энергии… Он склоняет голову набок, как бы обдумывая мое замечание.

– Да. Пожалуй, я даже готов признать родней именно их.

У него такие голубые глаза. И такая теплая улыбка. Мы стоим всего в нескольких дюймах друг от друга. Краем глаза я вижу, как бабушка и остальные оглядывают библиотеку.

– Сколько из этих книг вы прочли? – спрашиваю я, направляясь к стеллажам и делая вид, что мне это очень интересно.

– Не так много, – отвечает Саймон. – У меня слишком много других занятий. Они отнимают большую часть моего времени. Я ведь обязан заниматься делами семьи Денби, особняком и прочим.

– Да, конечно, – киваю я, продолжая не спеша продвигаться между книжными полками.

– А кстати, вы случайно не приглашены на бал к адмиралу и леди Уортингтон?

– Приглашена, – отвечаю я, подходя к окну.

– Я тоже там буду.

Он догоняет меня. И мы снова стоим рядом, бок о бок.

– Ох, – говорю я, – это очень мило!

– Возможно, вы оставите для меня танец? – застенчиво спрашивает Саймон.

– Да, – отвечаю я, улыбаясь. – Возможно, оставлю.

– Я вижу, вы сегодня не надели свое ожерелье.

Моя рука взлетает к обнаженной шее.

– Вы заметили мое украшение?

Видя, что его мать занята разговором с гостями и не обращает на нас внимания, Саймон шепчет мне почти в самое ухо:

– Я заметил вашу шейку. А на ней случайно было ожерелье. Оно весьма необычное.

– Оно принадлежало моей матери, – поясняю я, слегка краснея от такого дерзкого комплимента. – А ей ожерелье подарила какая-то деревенская женщина в Индии. Это нечто вроде защитного амулета. Вот только, боюсь, матушке он не помог.

– Может быть, он вовсе и не для защиты? – предполагает Саймон.

Об этом я никогда не думала.

– Но тогда для чего? Просто вообразить не могу.

– Какой ваш любимый цвет? – спрашивает Саймон.

– Пурпурный, – отвечаю я. – А почему вы спросили?

– Да просто так, – улыбается он. – Мне хочется пригласить в свой клуб вашего брата. Он хороший парень.

Ха!

– Уверена, он будет весьма этому рад.

Да Том проскочил бы сквозь огненный обруч ради того, чтобы попасть в клуб Саймона. Потому что это лучший клуб в Лондоне.

Саймон пристально смотрит на меня.

– Вы не похожи на других молодых леди, с которыми меня знакомит моя мать.

– Вот как? – с содроганием произношу я; мне ужасно хочется узнать, насколько я от них отличаюсь.

– В вас ощущается некая отвага, склонность к приключениям. У меня такое чувство, будто вы храните множество тайн, которые мне хотелось бы узнать.

Леди Денби наконец замечает, что мы стоим у окна чересчур близко друг к другу. Я тут же делаю вид, что внимательно рассматриваю переплетенный в кожу экземпляр «Моби Дика», который лежит на столике рядом с окном. Переплет потрескивает, когда я открываю книгу, как будто ее до сих пор ни разу не открывали.

– Возможно, на самом деле вам совсем не захотелось бы их узнать, – говорю я.

– Откуда вам знать? – возражает Саймон, переставляя с места на место фарфоровую группу из двух купидонов. – Испытайте меня.

Что я могу сказать? Что я страдаю от тех же галлюцинаций, что и бедняжка Нелл Хокинс, вот только это никакие не галлюцинации? Что я боюсь, что и сама в шаге от безумия? Да, было бы замечательно рассказать обо всем Саймону и услышать от него: «Ну, до сих пор-то ничего слишком ужасного не случилось? Ты не сумасшедшая. Я верю тебе. Я с тобой».

Но я не пользуюсь случаем.

– У меня есть третий глаз, – весело говорю я. – И я – потомок жителей Атлантиды. И то, как я веду себя за столом, не имеет никаких оправданий.

Саймон серьезно кивает.

– Я и подозревал что-то в этом роде. Именно поэтому мы намерены попросить вас впредь всегда ужинать в конюшне, в качестве меры предосторожности. Вы ведь не станете возражать?

– Ничуть.

Я закрываю книгу и отворачиваюсь.

– А какие ужасные тайны скрываете вы, мистер Миддлтон?

– Кроме азартных игр, пьянства и воровства?

Я стою к нему спиной, и он подходит на шаг ближе.

– Вы действительно хотите знать?

У меня подпрыгивает сердце.

– Да, – отвечаю я, наконец поворачиваясь к нему лицом. – Всю правду.

Саймон смотрит мне прямо в глаза.

– Я чудовищно глуп.

– Это не так, – возражаю я, снова отходя от него и рассматривая огромные стеллажи с книгами.

– Боюсь, это так. Я еще должен найти подходящую жену с приличным приданым и продолжить род. Этого от меня ожидают. Мои собственные желания при этом в расчет не принимаются. Но я, пожалуй, позволяю себе лишнее. Вам незачем знать о моих неприятностях.

– Нет, это не так. Я с удовольствием вас слушаю, – отвечаю я с необычайной для меня сдержанностью.

– Не вернуться ли нам в гостиную? – спрашивает леди Денби.

Горничная, вздохнув, возвращается к своей работе, когда дамы направляются к двери. Мы с Саймоном медленно идем за ними.

– Вы потеряли цветок, мисс Дойл…

Роза, приколотая к моим волосам, соскользнула на шею. Я тянусь к ней, и то же самое делает Саймон. Наши пальцы на мгновение соприкасаются, и я отдергиваю руку.

– Спасибо, – говорю я, разволновавшись.

– Вы позволите?..

С предельной осторожностью Саймон закладывает цветок мне за ухо. Надо остановить его, чтобы он не принял меня за слишком податливую особу. Но я не знаю, что сказать. Я вспоминаю, что Саймону девятнадцать, он на три года старше меня. И знает вещи, неизвестные мне.

В окно что-то ударяет, потом еще раз, сильнее, и я подпрыгиваю от неожиданности.

– Кто это швыряется камнями? – возмущенно восклицает Саймон и всматривается в сумерки.

Потом он открывает окно. В библиотеку врывается холодный воздух, и я покрываюсь гусиной кожей. За окном никого не видно.

– Я должна присоединиться к дамам. Бабушка будет беспокоиться обо мне.

Поспешно выбегая из библиотеки, я чуть не налетаю на горничную, которая продолжает чистить каминную решетку, не поднимая глаз.

Когда мы наконец прощаемся с хозяевами, время перевалило далеко за полночь, и вокруг царит ночь, полная звезд и надежд. Прошедший вечер был наполнен множеством слишком разных вещей. Было хорошее – Саймон. Его семья. Теплота, с которой они меня приняли. Прекрасное состояние отца. Потом еще – грустная перспектива встречи с Нелл Хокинс в госпитале в Бетлеме; возможно, в ее руках ключ к поискам Храма и Цирцеи… И было нечто весьма странное – камни, ударившие в оконное стекло.

Картик, ожидающий нас у кареты, выглядит возбужденным.

– Хорошо провели вечер, мисс?

– Да, вечер был приятным, благодарю вас.

– Я заметил, – бормочет он, помогая мне сесть в карету и с излишней резкостью трогая коней с места.

Что это с ним?

Когда мои родные улеглись в постели, я накидываю пальто и бегу через холодный двор к конюшням. Картик сидит там, читая вслух «Одиссею» и прихлебывая горячий чай. Но он не один. Рядом с ним пристроилась Эмили, она внимательно его слушает.

– Добрый вечер, – говорю я.

– Добрый вечер, – откликается Картик и встает.

Эмили перепугана.

– Ох, мисс, я просто… просто…

– Эмили, мне нужно обсудить с мистером Картиком кое-какие дела, прямо сейчас, если ты ничего не имеешь против.

Эмили стрелой вылетает из конюшни.

– Что ты имел в виду сегодня вечером?

– Я просто спросил, хорошо ли ты провела вечер. С мистером Муддлетоном.

– Миддлтоном, – поправляю я его. – Он джентльмен, тебе это известно.

– А выглядит как какой-нибудь хлыщ.

– Буду благодарна, если ты не станешь его оскорблять. Ты ничего о нем не знаешь.

– Мне не нравится, как он на тебя смотрит. Как будто ты – какое-нибудь сочное яблочко.

– Он ничего подобного не делает. Погоди… а откуда ты знаешь, как он на меня смотрел? Ты что, шпионил за мной?

Раздосадованный Картик утыкает нос в книгу.

– Но он действительно смотрел на тебя именно так. В библиотеке.

– Так это ты бросал камни в окно!

Картик подскакивает на месте, уронив «Одиссею».

– Ты позволила ему дотронуться до твоих волос!

Это правда. И мне не следовало этого делать, если я хочу выглядеть настоящей леди. Я смущена, однако не намерена спускать Картику его дерзость.

– У меня есть что сказать тебе, важное, если только ты готов перестать жалеть себя и прислушаться.

Картик фыркает.

– Я вовсе не жалею себя.

– В таком случае спокойной ночи.

– Погоди!

Картик шагает ко мне. Я нервно сглатываю. Это некрасиво, но так уж получилось.

– Извини. Обещаю, впредь постараюсь вести себя как можно лучше.

Он театрально опускается на колени и склоняет голову; подняв с земли соломинку, он кладет ее себе на шею.

– Умоляю вас, мисс Дойл! Расскажите мне все, или мне придется покончить с собой с помощью вот этого ужасного оружия!

– Ох, да встань же ты! – говорю я, невольно смеясь. – У Тома в Бедламе есть пациентка. Нелл Хокинс. Том говорит, что она страдает галлюцинациями.

– Иначе она и не попала бы в Бедлам.

Картик самодовольно усмехается. Но я не отвечаю на его усмешку, и он с раскаянием произносит:

– Извини. Продолжай, пожалуйста.

– Она утверждает, что состоит в Ордене и что женщина по имени Цирцея охотится за ней. Она говорит, что сошла с ума, пытаясь удержать Цирцею на расстоянии.

Улыбка Картика гаснет.

– Ты должна немедленно встретиться с Нелл Хокинс!

– Да, я уже это устроила. Завтра около полудня я буду читать ей стихи и выясню, что она знает о Храме. А что, он действительно смотрел на меня именно так?

– Как – так?

– Как на сочное яблочко?

– Тебе бы лучше держаться с ним поосторожнее, – говорит Картик.

Да он ревнует! Картик ревнует, а Саймон считает меня… аппетитной? У меня слегка кружится голова. И я растеряна. Но волнение это приятное…

– Я вполне способна позаботиться о себе! – говорю я.

Я резко разворачиваюсь на пятках и налетаю на стену, стукаюсь об нее лбом… наверное, теперь у меня навеки останется шишка на этом месте.