Текст книги "Мятежные ангелы"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю я.

– Я хочу сказать, что ты очень многого не знаешь, – отвечает Филон. – Двигайся вперед очень осторожно, жрица. Здесь невозможно спрятаться. Твои самые нежные мечты, твои глубоко скрытые желания или самые глубокие страхи могут быть использованы против тебя. Здесь много таких, кто хотел бы помешать выполнить твою задачу.

– Почему ты говоришь мне все это? Ты все-таки сохранил преданность Ордену?

– Это война, – говорит Филон, покачивая головой, и его длинные сиреневые волосы падают на высокие худые скулы. – Я предан победителю.

Огоньки кружатся и мечутся вокруг головы Пиппы. Она игриво отмахивается от них. А мне нужно задать еще один вопрос, прежде чем мы уйдем.

– Но ведь горгона – наша союзница? И она связана чарами, так что всегда должна говорить правду.

– Связана чем? Магией, на которую больше нельзя положиться.

С этими словами высокое тонкое существо разворачивается и уходит, и его плащ из цветков чертополоха тянется за ним хвостом.

Когда мы добираемся до берега реки, там поджидает нас Креостус; он стоит, скрестив руки на груди.

– Вы нашли то, что искали, ведьмы?

Фелисити похлопывает по колчану со стрелами.

– Значит, Филон дал-таки вам особый знак. А что вы дадите нам взамен? Вы даруете нам силу? Или отвергнете нас?

Я ничего ему не отвечаю, просто молча поднимаюсь на борт по крылу-трапу, прислушиваясь, как поскрипывает под ногами корабль. Широкий полупрозрачный парус сразу ловит ветер, и мы отплываем от острова, и вот уже он превращается в крошечную зеленую точку позади. Но ветер доносит до меня крик кентавра:

– Что ты дашь нам взамен, ведьма? Что ты нам дашь?

Мы снова проплываем сквозь золотой занавес и движемся вверх по реке. Когда мы опять добираемся до статуй богинь, вырезанных в утесах, до Пещеры Вздохов, я вижу разноцветные дымки – красные, синие, оранжевые, пурпурные; они поднимаются над высокой скалой, и я почти уверена, что заметила рядом с ними какую-то фигуру. Но порыв ветра уносит дым в сторону – и я не вижу ничего, кроме разорванных разноцветных клочков.

Опускается серебряный туман. Кое-где сквозь него мелькают картины берегов, но рассмотреть что-либо трудно. Энн подбегает к поручням.

– Слышите, вы слышите это? Та чудесная песня опять звучит!

Я прислушиваюсь и в конце концов улавливаю звуки. Песня едва слышна, но она прекрасна. Она как будто проникает в мою кровь и течет вместе с ней, вызывая ощущение тепла и света.

– Смотрите! Там, в воде! – кричит Энн.

Одна за другой из воды поднимаются три безволосые головы. Это женщины, подобных которым я никогда прежде не видела. Их тела покрыты слегка светящейся чешуей, они переливаются розовым, коричневым, персиковым оттенками… Когда женщины поднимают над водой руки, я вижу тонкие перепонки между их длинными пальцами. Вид женщин зачаровывает, и я осознаю, что не в силах оторвать от них взгляд. А от их песни у меня кружится голова. Фелисити и Энн смеются, стоя у поручней и держась как можно ближе к необыкновенным существам. Мы с Пиппой подходим к подругам. Пальцы с перепонками поглаживают бока огромного корабля. Горгона не замедляет хода. Вся масса перепутанных змей яростно шипит.

Энн опускает руку, но не может дотянуться до женщин.

– Ох, как мне хочется до них дотронуться! – говорит она.

– Но почему у нас не получается? – спрашивает Пиппа. – Горгона, ты не могла бы сделать борта пониже, если тебе не трудно?

Горгона не отвечает и не сбавляет скорости.

Женщины так прекрасны… их песня так завораживает…

– Горгона, – говорю я, – опусти борта.

Змеи корчатся, как будто от боли.

– Ты действительно этого хочешь, высокая госпожа?

– Да, я этого хочу.

Огромный корабль замедляет ход, крылья-борта опускаются, корабль немного погружается в воду – и палуба оказывается почти вровень с поверхностью воды. Мы с подругами, подобрав подолы юбок, подбираемся к самому краю и наклоняемся, высматривая необыкновенных певуний.

– Где же они? – спрашивает Энн.

– Не знаю, – растерянно отвечаю я.

Фелисити опустилась на четвереньки, и концы ее длинных волос упали в воду.

– Наверное, они ушли.

Я стою рядом с ней, напряженно всматриваясь в туман. Что-то холодное и мокрое касается моей лодыжки. Я взвизгиваю и отшатываюсь – перепончатая рука речного существа плавно отодвигается от моей ноги, оставив на чулке несколько мерцающих чешуек.

– Ох, нет! Я ее напугала! – говорю я.

Тело, похожее на русалочье, мелькает рядом с бортом и исчезает.

Поверхность реки покрывается слоем чего-то густого, маслянистого, глянцевого. Снова появляются существа. Они, похоже, так же зачарованы нами, как мы – ими. Они покачиваются на небольших волнах, их странные руки движутся взад-вперед, взад-вперед…

Энн опускается на колени.

– Привет!

Речная жительница подплывает ближе и начинает петь.

– Ох, как это чудесно! – вздыхает Энн.

Песня настолько нежна, что мне хочется прыгнуть в воду и вечно слушать невероятных певиц. А их становится все больше – вот на поверхности реки мы видим шесть женщин, потом их уже семь, потом десять… И каждый раз, когда появляется новое существо, песня становится все более могучей… Я полностью захвачена этой красотой.

Одна женщина цепляется за корабль. Она смотрит прямо мне в лицо. Ее глаза огромны, как зеркало океана. Я смотрю в них и вижу, как стремительно несусь в глубину, где исчезает свет… Женщина протягивает руку и гладит меня по щеке. Ее песня омывает меня…

– Джемма! Не надо!

Я с трудом понимаю, что это Пиппа выкрикивает мое имя, но ее голос растворяется в песне и превращается в мелодию, увлекающую меня в реку. Джемма… Джемма… Джемма…

Пиппа грубо дергает меня назад, и я падаю на палубу. Песня нимфы превращается в яростный крик, от которого у меня по коже бегут мурашки.

– Ч-что такое? – с трудом выговариваю я, как будто пробуждаясь от глубокого сна.

– Да то, что эта тварь чуть не утащила тебя под воду! – говорит Пиппа. Энн сидит на палубе, перекинув обе ноги через низкие теперь поручни. На ее лице блуждает совершенно экстатическая улыбка, а речное существо гладит ее ногу и поет так нежно и грустно, что ее песня разрывает сердце. Фелисити протянула руку, ее пальцы уже в каком-то дюйме от перепончатых рук двух певуний…

– Нет!.. – одновременно кричим мы с Пиппой.

Я хватаю Энн, а Пиппа обеими руками обхватывает Фелисити. Те сопротивляются, но мы оттаскиваем их назад.

Существа снова ужасающе визжат. В ярости они хватаются за борта корабля, как будто намерены стряхнуть нас в воду или разнести корабль вдребезги.

Энн съеживается в руках Пиппы, а Фелисити бьет каблуками по рукам тварей.

– Горгона! – кричу я. – Помоги нам!

– Омата! – зазвучал голос горгоны, гулкий и властный. – Омата! Оставьте их, или мы пустим в ход сети!

Твари отскакивают подальше. Они разочарованно смотрят на нас, а потом медленно исчезают под водой. И только маслянистый глянец на поверхности реки напоминает, что они недавно были здесь. Я отталкиваю подруг подальше от края борта.

– Горгона, подними борта! – кричу я.

– Как пожелаешь, – звучит в ответ.

Тяжелые огромные крылья передвигаются выше, отгораживая нас от сияющих, лысых речных жительниц. Тем это не нравится. Из-под воды доносится очередной яростный вопль.

– Что это за существа? – спрашиваю я.

– Водяные нимфы, – отвечает горгона таким тоном, словно эти существа заходят ко мне на чай чуть ли не каждый день. – Их так сильно привлекла ваша кожа.

– А они не опасны? – спрашивает Энн, отдирая от чулка разноцветные чешуйки.

– Когда как, – отвечает горгона. – Зависит от обстоятельств.

Фелисити всматривается в воду.

– И как именно зависит?

Горгона не спеша продолжает:

– Все дело в том, насколько они могут вас зачаровать. Если им удастся заворожить вас, они попытаются утащить вас в воду. А если им удалось вас поймать – они заберут себе вашу кожу.

Когда я осознаю, насколько была близка к тому, чтобы последовать за нимфами в глубину реки, я содрогаюсь с головы до ног.

– Я хочу вернуться, – всхлипывает Энн.

Мне тоже этого хочется.

– Горгона, сейчас же вези нас обратно в сад! – приказываю я.

– Как пожелаешь, – отвечает она.

Я вижу, как за кормой корабля водяные нимфы поднимают головы над речными волнами, и их лысины подпрыгивают над водой, как драгоценности из утерянного сокровища. Обрывки прекрасной песни доносятся до нас, и меня снова охватывает желание подбежать к краю борта и прыгнуть в воду. Мы стремительно несемся вперед, отдаляясь от нимф, и нежное пение переходит в бешеный вопль, в нем слышится ярость хищной птицы, у которой отобрали добычу.

– Прекратите! – бормочу я, отчаянно желая, чтобы крики умолкли. – Почему они не перестают кричать?

– Они ожидали получить дар, вроде платы за то, что вы плыли по их реке, – говорит горгона.

– Какой еще дар? – спрашиваю я.

– Одну из вас.

– Но это ужасно! – вскрикиваю я.

– Да-а… – шипит горгона. – Боюсь, вы очень, очень их расстроили. А когда они злятся, они могут быть довольно жестокими. И они злопамятны.

Мысль о холодной мокрой руке, тянущей кого-то из нас в глубину реки, заставляет меня вздрогнуть.

– А здесь есть еще такие нимфы? – спрашивает Пиппа; на ее бледное лицо ложатся отсветы оранжевого неба.

– Да-а… – отвечает горгона. – Но я бы не стала слишком из-за них беспокоиться. Они могут напасть на вас только в воде.

Это почему-то мало утешает.

Туман рассеивается. У меня дрожат и руки, и ноги, как будто я была вынуждена бежать долго-долго. Мы вчетвером лежим на палубе, глядя вверх, в ясное небо.

– Но как же мы найдем Храм, если эти существа начнут использовать против нас свою магию? – спрашивает Энн.

– Не знаю, – отвечаю я.

Да, сферы – это не один только прекрасный сад, который показала мне матушка. Теперь очевидно, что сферы за пределами сада – не то место, где можно проявлять беспечность.

– Горгона, – заговариваю я, когда мы успокаиваемся, а впереди виднеется сад, – правда ли, что ты заключена в этот корабль в наказание?

– Да-а, – звучит шипящий ответ.

– Но чьей магией?

– Магией Ордена.

– А почему, за что?

Большой корабль потрескивает и стонет на волнах.

– За то, что возглавила мой народ, когда мы взбунтовались против Ордена.

Змеи на ее голове извиваются и тянутся ко мне. Одна обвилась вокруг острого носа корабля, ее раздвоенный язык в нескольких дюймах от моей руки, и я отодвигаюсь на безопасное расстояние.

– И ты по-прежнему преданна Ордену? – недоуменно спрашиваю я.

– Да-а… – отвечает горгона.

Но она чуть-чуть медлит с ответом, как будто не сама это говорит, а ее вынуждает к тому магия. И потому колеблется. Она остановилась, чтобы подумать. И я начинаю понимать, что в предостережении Филона есть смысл.

– Горгона, а ты знала, что водяные нимфы прячутся рядом с нами?

– Да-а… – шелестит она.

– Тогда почему ты не предупредила меня?

– Ты не спрашивала.

Мы наконец оказываемся в саду, и огромная зеленая горгона закрывает глаза.

Пиппа крепко обнимает нас, не желая отпускать.

– Вы можете поспешить с возвращением? Когда вы снова придете?

– Так скоро, как только сможем, – заверяет ее Фелисити. – Ты тут поосторожнее, Пиппа. Не позволь кому-нибудь причинить тебе вред.

– Не позволю, – говорит Пиппа и берет меня за руку. – Джемма, я тебе сегодня жизнь спасла.

– Да, я не забыла. Спасибо тебе.

– Мне кажется, это нас по-особому связывает. Как обещание.

– Наверное, да, – не слишком уверенно отвечаю я.

Пиппа целует меня в щеку.

– Возвращайтесь как можно скорее!

Перед нами вспыхивает дверь света, и мы покидаем Пиппу, машущую нам рукой… она тает, как последние образы сна перед пробуждением.

Очутившись в спальне, мы внимательно оглядываем друг друга. В общем, мы в порядке, хотя и слегка взбудоражены, и вполне готовы вернуться к чаепитию.

– Ты это чувствуешь? – спрашивает Фелисити, когда мы спускаемся по лестнице.

Я киваю. Магия течет во мне. Сердце бьется быстрее обычного, все чувства обострены. Это изумительно, я как будто освещена изнутри. Подойдя к закрытой двери столовой, я слышу обрывки разговоров, ощущаю потребности и желания, всплески зависти и разочарования в каждом бьющемся в огромной комнате сердце… и мне приходится отогнать от себя все это.

– О, это же наша мисс Брэдшоу! – восклицает пышная женщина, когда мы входим в столовую. – Насколько мы тут поняли, вы в детстве учились у наилучшего во всей России маэстро, и именно поэтому семья царицы сразу признала в вас давно потерянную родственницу – по вашему чудесному голосу! Не окажете ли нам честь, не споете ли для нас что-нибудь?

Да, история Энн разрастается с каждым пересказом, такая же необузданная, как магия сфер.

– Да, ты просто должна это сделать! – говорит Фелисити. – Воспользуйся магией.

– Фелисити! – шепчу я. – Ты ведь не предполагаешь, что…

– Мы должны! Мы не можем бросить Энн им на съедение!

Энн умоляюще смотрит на меня.

– Всего одну песню, – говорит Фелисити.

– Да, только одну, – повторяю за ней я.

Энн поворачивается лицом к гостям, улыбаясь:

– Я с удовольствием спою.

Она ждет, пока все усядутся на места и утихнет шорох дамских юбок. Потом закрывает глаза. Я ощущаю, как она сосредотачивается, концентрируя принесенную с собой магию. И мы как бы присоединяемся к ней, сливаясь в ансамбль для создания иллюзии. Энн открывает рот, чтобы запеть. У нее и от природы чудесный голос, но песня, которая теперь изливается из ее груди, обладает огромной силой и очарованием. Я не сразу понимаю, что это за язык. Энн поет на русском, хотя на самом деле не знает его совершенно. Да, это весьма убедительная деталь.

Женщины клуба «Александра» пленены ее голосом. Когда Энн добирается до крещендо, некоторые подносят к глазам платочки, чтобы осушить слезы, – настолько они тронуты. Песня закончилась, Энн делает вежливый короткий реверанс, женщины аплодируют и рассыпаются в похвалах. Энн купается в их восхищении.

Леди Денби быстро подходит к Энн и поздравляет ее.

– О, леди Денби, как вы прекрасно выглядите! – говорит мать Фелисити.

Леди Денби кивает, но ничего не говорит. Это проявление пренебрежения отмечено всеми присутствующими. В столовой воцаряется неловкое молчание.

Леди Денби окидывает Энн прохладным взглядом.

– Так вы говорите, вы в родне с герцогом Честерфилдом?

– Д-да, – запинаясь, отвечает Энн.

– Странно. Не уверена, что встречалась с таким герцогом.

Я чувствую в воздухе какое-то давление, что-то едва заметно изменилось. Я оглядываюсь и вижу, что Фелисити прикрыла глаза, сосредотачиваясь, и на ее полных губах играет легкая улыбка. И вдруг леди Денби с треском и громом испускает газы…

Она не в силах скрыть потрясение и ужас, и они отражаются на ее лице, когда она осознает, что сделала. И тут же газы снова вырываются из ее кишечника, и несколько дам откашливаются и отворачиваются, делая вид, что не заметили столь чудовищного оскорбления общества. Леди Денби наскоро бормочет что-то, извиняясь, и спешит к выходу из столовой.

– Фелисити, это ужасно! – шепчу я.

– Почему? – спрашивает она со своим обычным холодным спокойствием. – Она, в конце концов, просто старая индюшка!

После ухода леди Денби дамы собираются вокруг Энн и матери Фелисити, поздравляя миссис Уортингтон с тем, что она удостоилась принимать в своем доме столь выдающуюся гостью. Следуют приглашения на чай, на ужин, и все пускаются в светскую болтовню. Былое пренебрежение к миссис Уортингтон забыто.

– Я никогда больше не стану бессильной, – говорит Фелисити, но я толком не понимаю, что она подразумевает, а она не трудится объяснить.

ГЛАВА 19

Когда я возвращаюсь домой, на Лондон опускается ночь, как пролитый на город бальзам, свет газовых фонарей сглаживает и выравнивает острые углы, скрывает грязь, придавая всем вещам туманное сходство между собой. В доме тихо. Бабушка отправилась куда-то поиграть в карты с подругами. Отец спит неровным, нервным сном в своем кресле, открытая книга упала ему на колени. Мой отец, преследуемый снами…

Остатки магии еще держатся у меня в крови. Я закрываю двери и кладу руку на лоб отцу. Всего разок, как говорила Фелисити. Мне только это и нужно. Я ведь не ради нового бального туалета пользуюсь магией; я хочу с ее помощью исцелить отца. Разве в этом может быть что-то неправильное?

Да, но как начать? Матушка говорила, что я должна сосредоточиться. Я должна быть уверена в том, чего хочу, что намерена сделать. Я закрываю глаза и направляю мысли на отца, желая избавить его от зависимости.

– Я хочу исцелить моего отца, – говорю я. – Я хочу, чтобы он никогда больше не потянулся к опиуму.

Руки начинает покалывать. Что-то происходит. Магия стремительно, как набирающее силу течение, несется через меня – в отца. Его спина выгибается от ее удара, он тихо стонет. Глаза у меня все еще закрыты, я вижу бегущие по небу Индии облака, вижу отца – смеющегося, снова полного здоровья… Он кружит меня в танце и раздает коробки с рождественскими подарками всем до единого слугам, а их глаза светятся благодарностью и добротой. Таким я всегда знала отца. И до сих пор не осознавала, как мне его не хватает. По щекам текут слезы.

Отец затихает в кресле. Я готова убрать руку с его лба, но не могу. Происходит еще что-то, стремительное, как движение рук фокусника. Я вижу лицо какого-то мужчины, его глаза, обведенные черным. «Спасибо, малышка», – рычит он. И я освобождаюсь.

Свечи на рождественской елке ярко горят. Я дрожу, покрывшись потом от напряжения. Отец выглядит таким спокойным и неподвижным, что я пугаюсь – не убила ли я его?

– Отец? – тихо окликаю я. Он не шевелится, и я встряхиваю его. – Отец!

Он моргает, удивленно глядя на меня. Его озадачивает мое волнение.

– Привет, милая. Я задремал, да?

– Да, – киваю я, пристально всматриваясь в него.

Он проводит пальцем по лбу.

– Мне такой странный сон приснился…

– Какой, отец? Что тебе снилось?

– Я… я не могу припомнить. Ну, неважно, я ведь уже проснулся. И мне ужасно хочется есть. Я что, проспал чай? Придется отдаться на милость нашей дорогой поварихи.

Он энергичным шагом выходит из комнаты. Через несколько мгновений я слышу его гулкий голос и смех кухарки. Это такие чудесные звуки, что я вдруг замечаю, что плачу.

– Спасибо, – говорю я, ни к кому не обращаясь. – Спасибо, что помогли мне вылечить его.

Когда я вхожу в кухню, отец сидит за маленьким столиком и с удовольствием поглощает жареную утку и налегает на хлеб, успевая при этом развлекать кухарку и горничную рассказами о своих приключениях.

– В общем, в итоге я оказался нос к носу с самой огромной коброй, какую вы только можете вообразить. Она поднялась во весь рост, здоровенная, как молодое деревце, и шея у нее толщиной с мужскую руку…

– Ох, боже мой, – говорит кухарка, ловя каждое его слово. – И что же вы сделали, сэр?

– Я сказал: «Эй, меня не стоит есть, я ведь тощий и жилистый! Съешь-ка лучше моего спутника, мистера Робинса!»

– Ох, не может быть, сэр!

– Я так и сказал.

Отец наслаждается вниманием слушателей. И вскакивает, чтобы изобразить дальнейшие события.

– Змея поворачивается и ползет прямиком к Робинсу. А мне и нужно было всего одно мгновение. Я действую бесшумно, как церковная мышь, выхватываю мачете – и разрубаю кобру как раз перед тем, как она собралась напасть на беднягу Робинса и убить его!

Горничная, девушка примерно моих лет, очень взволнована. Она милая, хотя нос у нее и испачкан сажей.

– Кобра оказалась на редкость вкусной! – добавляет отец с довольной улыбкой.

Я так счастлива видеть его таким, что могла бы всю ночь слушать его рассказы.

– Ох, сэр, как это волнующе! Какие приключения выпали вам, просто удивительно!

Кухарка передает горничной какую-то тарелку.

– Вот, возьми. Отнеси от меня мистеру Картику.

– Мистеру Картику? – вырывается у меня. Мне кажется, я вот-вот потеряю сознание.

– Да, – отвечает отец. – Картик. Наш новый кучер.

– Я сама отнесу, пожалуй, если вы не против, – говорю я и забираю тарелку у разочарованной горничной. – Мне бы хотелось познакомиться с мистером Картиком.

И, прежде чем кто-нибудь успевает возразить, я направляюсь к жилищам прислуги. Я прохожу мимо какой-то поденщицы, с головы до ног перемазанной сажей, и усталой прачки, растирающей ладонями спину. В комнатах над конюшнями живут целые семьи. Это невообразимо. Царящие здесь запахи заставляют меня прижать ладонь к носу. Каретный сарай – четвертое строение справа. Помощник конюха чистит отцовскую лошадь. Увидев меня, юноша снимает шапку.

– Добрый вечер, мисс.

– Мне нужен мистер Картик, – говорю я.

– Он вон там, мисс, рядом с каретой.

Я обхожу карету и вижу Картика; он тщательно полирует тряпкой и без того чистый экипаж. Он одет в должную униформу – брюки, ботинки, полосатый жилет, хорошая рубашка, шляпа. Его кудри смазаны маслом, чтобы держались как положено. Он выглядит настоящим джентльменом. И от этого у меня перехватывает дыхание.

Я негромко откашливаюсь. Он оборачивается, видит меня, и плутовская улыбка освещает его лицо.

– Как поживаете? – официальным тоном спрашиваю я, учитывая внимание к нам помощника конюха, который как бы случайно подходит ближе.

Картик сразу все понимает.

– Добрый вечер, мисс. Уилли! – окликает он парнишку.

– Да, мистер Картик?

– Будь так добр, выведи Джинджера размяться, хорошо?

Мальчик уходит к стойлам, где переминаются с ноги на ногу лошади, и выводит на улицу гнедого жеребца.

– Как тебе нравится мой новый костюмчик? – спрашивает Картик.

– А тебе не кажется, что это уж слишком большая дерзость с твоей стороны – устраиваться кучером в наш дом? – злым шепотом говорю я.

– Но я ведь говорил тебе, что буду поблизости.

– Да уж, ближе не придумаешь! Как тебе удалось это устроить?

– Ракшана могут очень многое.

Ну конечно. Ракшана. Разумеется.

Вокруг тихо, только фыркает лошадь в дальнем конце помещения.

– Ладно, – говорю я.

– Ладно, – эхом повторяет Картик.

– Итак, все продолжается.

– Да. Хорошо, что ты решила зайти сюда. Выглядишь отлично!

Меня тошнит от этой вежливости.

– Я принесла тебе ужин, – поясняю я, подавая ему тарелку.

– Спасибо, – кивает он, придвигая мне табурет и одновременно снимая с него толстый том «Одиссеи». Сам Картик садится на ступеньку кареты. – Значит, Эмили не придет, я так понимаю.

– Кто такая Эмили? – спрашиваю я.

– Горничная. Она приносила мне обед. Выглядит очень приятной девушкой.

Мои щеки вспыхивают.

– И ты разобрался в ее характере при столь мимолетном знакомстве?

– Да, – кивает Картик, очищая кожуру с драгоценного апельсина, без сомнения положенного на тарелку приятной Эмили.

Я пытаюсь угадать, думал ли Картик когда-нибудь обо мне как об обычной девушке, о такой, к которой можно питать склонность, которую можно желать, которую можно назвать «приятной».

– Есть новости о Храме? – спрашивает он.

– Мы сегодня побывали в месте, которое называют Лесом Света, – говорю я. – И я там встретилась с существом по имени Филон. Он не знает, как найти Храм, но предложил помощь.

– Какого рода помощь?

– Оружие.

Картик прищуривает глаза.

– То есть, похоже, оно тебе понадобится?

– Да. Филон дал нам магические стрелы. Я-то не в состоянии ими воспользоваться, но вот Фели… мисс Уортингтон довольно искусна в стрельбе из лука. Она…

– А что он попросил взамен?

– Поделиться с ним магией, когда мы отыщем Храм.

– Но ты отказалась, разумеется.

Я не отвечаю, и Картик с негодованием бросает апельсин на тарелку.

– Ты вступила в союз с существами сфер?!

– Я этого не говорила! Я ничего не обещала, – огрызаюсь я. Это не назовешь правдой, но это и не ложь. – Если тебе не нравится то, что я делаю, почему бы тебе самому не отправиться туда?

– Ты знаешь, что мы не можем входить в сферы.

– В таком случае, полагаю, тебе придется поверить, что я делаю все, что в моих силах.

– Я тебе верю, – негромко произносит он.

Нас окружают тихие вечерние звуки; крошечные зверьки шуршат тут и там в поисках еды и тепла.

– Ты знал, что члены Ордена и члены братства Ракшана когда-то были любовниками? – спрашиваю я.

– Нет, не знал, – отвечает Картик после долгого растерянного молчания. – Как это… интересно.

– Да. Весьма.

Он разламывает апельсин, выдергивает белый стержень сердцевины и протягивает мне очищенную дольку.

– Спасибо, – говорю я, беру из его пальцев дольку сочного фрукта и кладу ее на язык.

Апельсин очень сладкий.

– Не за что.

Он чуть заметно улыбается. Мы несколько мгновений сидим молча, смакуя апельсин.

– А ты когда-нибудь…

– Что?

– Я просто подумал – ты не видела там, в сферах, Амара?

– Нет, – отвечаю я. – Я его ни разу не видела.

Картик как будто испытывает облегчение.

– Должно быть, он ушел на другую сторону, тебе не кажется?

– Да, полагаю, так оно и есть.

– А на что вообще похожи сферы? – спрашивает Картик.

– Одна их часть прекрасна. Так прекрасна, что не хочется их покидать. В саду можно превращать камни в бабочек, или нарядиться в платье из серебряных нитей, которые поют, или… или вообще получить все, что вздумается.

Картик улыбается.

– Продолжай.

– И там есть корабль, похожий на корабли викингов, с головой горгоны на носу. Она провезла нас сквозь золотой водопад, а может, то была стена золотого тумана… и он оставил на нашей коже золотые искры.

– Как золото в твоих волосах?

– Гораздо красивее! – отвечаю я, краснея, потому что уж очень необычным кажется то, что Картик обратил внимание на мою внешность.

– Так что же там есть еще?

– Там есть места совсем не такие приятные. Там живут странные существа… ужасные, пугающие твари. Думаю, именно поэтому я должна связать магию… чтобы они не могли завладеть ею.

Улыбка Картика гаснет.

– Да. Я тоже так думаю. Мисс Дойл?..

– Да?

– Как тебе кажется… а что, если бы ты осталась там, в сферах, после того как отыщешь Храм?

– Что ты имеешь в виду?

Картик осторожно стирает с пальцев остатки апельсинового сока.

– Похоже, это неплохое место, чтобы спрятаться.

– Похоже, ты говоришь странные вещи.

– Я имел в виду жить там. Неплохое место для жизни, ты так не думаешь?

Иногда я совершенно не понимаю Картика.

Фонарь бросает свет на солому и грязь под его ногами. Хорошенькая горничная возникает из ниоткуда, и на ее лице написано изумление.

– Прошу меня простить, мисс. Я забыла, что мистеру Картику нужно принести еще и кофе.

Видимо, это и есть та самая упомянутая в разговоре Эмили.

– Я как раз ухожу, – говорю я, взлетая с табурета. – Спасибо за подробный и очень полезный рассказ о… по…

– Как безопаснее всего обходиться с каретами, – подсказывает Картик.

– Да. С такими вещами всегда следует быть поосторожнее. Спокойной ночи, – говорю я.

– Спокойной ночи, – откликается Картик.

Эмили не собирается уходить следом за мной.

Когда я шагаю мимо конских стойл, я слышу ее негромкий смех; девушку развеселили какие-то слова Картика.

Лошадь фыркает, уставившись на меня.

– Невежливо так таращиться, – говорю ей я и бегом устремляюсь в дом, в свою комнату, чтобы в одиночестве отдаться дурному настроению.

На ночном столике рядом с моей кроватью стоит коробка, подарок Саймона. Я поднимаю второе дно и вижу зловещую коричневую бутылочку.

– Ты уже никогда не должна понадобиться, – говорю я.

Коробка ложится в дальний угол шкафа и скрывается между нижними юбками. Из окна я вижу фонари у конюшен и каретного сарая. Я вижу, как возвращается к дому Эмили, держа в руке небольшой фонарь. На лицо девушки падает свет, когда она оборачивается и улыбается Картику, который машет ей рукой. Потом он поднимает голову, я стремительно шарахаюсь назад и убавляю огонь в лампе. Комната погружается в полутьму.

Почему меня так беспокоит, что Картику нравится Эмили? Что нас связывает друг с другом кроме дела, долга? Наверное, именно из-за долга я и тревожусь, решаю я. Ох, мне следует забыть обо всем остальном. Это же просто глупо.

Завтра наступит новый день, семнадцатое декабря. Я буду ужинать с Саймоном Миддлтоном. Я приложу все усилия, чтобы очаровать его матушку, постараюсь ничем ей не досадить. А потом я снова примусь за поиски Храма. Но на один вечер, на один прекрасный, свободный вечер, я намерена стать другой. Я надену красивое платье и буду наслаждаться чудесным обществом Саймона Миддлтона.

– Как поживаете, мистер Миддлтон? – говорю я в воздух. – Нет, не так.

Я понижаю голос:

– Как поживаете, мисс Дойл? О, просто великолепно, мистер…

Внезапно меня пронзает болью. Я не могу вздохнуть. Боже! Я не могу дышать! Нет, нет, нет, прошу, оставьте меня, прошу!.. Бесполезно. Меня уносит, как сильным течением, и я погружаюсь в видение. Я не хочу открывать глаза. Я знаю, что они там. Я их чувствую. Я их слышу.

– Идем с нами… – шепчут они.

Я приоткрываю один глаз, потом второй. Да, вот они, три призрачные девицы. Они выглядят такими растерянными, такими печальными, у них мертвенно-бледная кожа, щеки ввалились, под глазами залегли тени…

– Мы должны кое-что тебе показать…

Призрак кладет руку мне на плечо. Я застываю – и ощущаю, что лечу куда-то. Я не знаю, где мы. Передо мной нечто вроде замка, огромная разрушенная каменная крепость. Камни покрывает густой темно-зеленый мох. Яркий свет вырывается наружу, и сквозь высокие арочные окна я вижу мелькание чего-то белого. Там резвятся девушки. Не просто какие-нибудь девушки… это те самые девушки, одетые в белое. Но как они чудесно выглядят, какие они здоровые, оживленные, веселые!

– Поймай меня, если сможешь! – кричит одна из них, и мое сердце сжимается от боли, потому что в эту игру матушка играла со мной, когда я была ребенком.

Две девушки выскакивают из-за стены, пугая третью. И все три смеются.

– Элеонора! – зовут они все вместе. – Где ты? Пора! Мы получим силу – она обещала!

Они бегут к краю утеса; внизу бушуют морские волны. Девушки останавливаются, их фигуры вырисовываются на фоне осеннего неба; они похожи на внезапно ожившие греческие статуи. Девушки смеются, они так счастливы, так счастливы…

– Ну же, идем, не копайся там! – весело кричат они четвертой девушке.

Я не могу рассмотреть ее как следует. Но я вижу быстро приближающуюся женщину в темно-зеленом плаще; вижу ее длинные, широкие рукава, которые треплет ветер. Женщина ведет за руку отставшую четвертую девушку.

– Пора, да? – кричат остальные.

– Да! – кричит в ответ женщина в зеленом плаще.

Крепко держа за руку четвертую девушку, она закрывает глаза и поднимает руки к морю. Она что-то негромко бормочет… Нет, она призывает что-то! Во мне просыпается ужас, я едва дышу… Нечто выходит из моря, и женщина зовет его! Девушки визжат от страха. Но женщина в зеленом не открывает глаз. Она не останавливается.

Зачем они показывают мне это? Я хочу уйти! Я просто должна сбежать от этого «нечто», от их ужаса… Я снова в своей комнате. Девушки маячат рядом. Их остроносые ботинки шуршат по полу – скр… скр… скр… Мне кажется, я сойду с ума от этого звука.

– Зачем? – спрашиваю я, задыхаясь, с трудом сдерживая тошноту. – Зачем?