Текст книги "Мятежные ангелы"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 27

Когда я вхожу, миссис Джонс уже ждет меня у порога.

– Ваша бабушка сейчас в гостиной, мисс. Она велела вам прийти туда сразу, как только вы вернетесь.

Миссис Джонс произносит это таким зловещим тоном, что я сразу начинаю думать: случилось что-то ужасное с отцом или с Томом. Я несусь в гостиную – и вижу там бабушку в компании леди Денби и Саймона. Я только что с холода. У меня вот-вот потечет из носа от резкого перехода в домашнее тепло. Мне нужно как-то с этим справиться…

– Леди Денби и мистер Миддлтон приехали к нам с ответным визитом, Джемма, – сообщает бабушка, и на ее лице я отчетливо вижу испуг, вызванный моим встрепанным видом. – Мы подождем, пока ты переоденешься и вернешься к нам.

Это совсем не просьба.

Как только я привожу себя в приличный вид, мы отправляемся на прогулку в Гайд-парк. Леди Денби и бабушка шагают рядом, немного отстав от нас с Саймоном и давая нам возможность поговорить, оставаясь под присмотром.

– Чудесный день для прогулки, – говорю я, хотя на рукав моего пальто падают несколько снежинок.

– Да, – соглашается Саймон, жалея меня. – Довольно прохладный. Но чудесный.

Между нами повисает молчание, натянутое, как готовая вот-вот лопнуть эластичная подвязка.

– А вы…

– Как…

– О, извините, – говорю я.

– Это я вас перебил. Прошу, продолжайте, – говорит Саймон, заставляя мое сердце подпрыгнуть.

– Я просто подумала…

О чем, собственно? Мне совершенно нечего сказать. Я отчаянно пытаюсь хоть как-то завязать разговор и показать себя остроумной, веселой и рассудительной девушкой, такой, о которой любой молодой человек может только мечтать. Проблема в том, что я начисто лишилась всех этих качеств. И нужно нечто вроде чуда, чтобы я смогла придумать несколько связных слов о чем-нибудь достаточно умном.

– Я просто хотела сказать… я… как хороши деревья в это время года, вы согласны?

Деревья, полностью лишившиеся листвы и уродливые, как гномы, в ответ корчат мне рожи.

– Полагаю, в них есть некая элегантность, – отвечает Саймон.

Да, все идет хуже некуда.

– Мне очень неприятно вас беспокоить, мистер Миддлтон, – говорит бабушка. – Но, боюсь, сырость плохо влияет на мои косточки.

Она для пущей убедительности прихрамывает. Саймон заглатывает наживку и предлагает ей руку.

– Это не беспокойство, миссис Дойл.

Я никогда в жизни не испытывала большей благодарности за подобное вмешательство. Бабушка мой истинный спаситель; она идет под руку с сыном виконта через Гайд-парк, и все могут видеть нас из окон домов… и завидовать. Бабушка болтает что-то о своем здоровье, о том, как в нынешние дни трудно найти хороших слуг и прочую ерунду, и мне кажется, что я схожу с ума, – но тут Саймон бросает на меня взгляд украдкой, и я широко улыбаюсь. Он даже прогулку с бабушкой способен превратить в приключение.

– Любите ли вы оперу, миссис Дойл? – спрашивает леди Денби.

– Только не итальянскую. Мне, впрочем, нравятся наши Гилберт и Салливан. Они восхитительны.

Я смущена отсутствием у бабушки музыкального вкуса.

– Надо же, какое счастливое совпадение! В субботу в Королевской опере дают «Микадо». У нас ложа. Не желаете ли присоединиться к нам?

Бабушка надолго замолчала, и я испугалась. Но потом я осознала, что она вне себя от восторга. Она счастлива. Ей выпала настолько редкая возможность, что она была раздавлена свалившейся на нее удачей.

– Что ж, мы с удовольствием! – ответила она наконец.

Опера! Я еще ни разу не бывала в опере. Привет, голые уродливые деревья! Вы это слышали? Меня пригласили посетить оперу вместе с Саймоном Миддлтоном! Ветер шуршит в лишенных листвы ветвях, и этот звук похож на аплодисменты. Сухие листья летят через дорожку и прилипают к мокрым камням, и мы топчем их ногами…

По дороге навстречу нам медленно едет блестящий черный экипаж, который влекут за собой два могучих черных жеребца, тоже блестящие, словно отполированные. Кучер надвинул цилиндр низко на лоб. Когда экипаж равняется с нами, сидящий в нем человек выглядывает из тени и нагло улыбается мне. Его левую щеку пересекает шрам. Это тот самый мужчина, которого я видела на вокзале в день приезда в Лондон, тот самый, что преследовал меня. Ошибиться тут невозможно. Когда экипаж проезжает мимо, мужчина касается полей шляпы и смотрит на меня все с той же бесцеремонной улыбкой. Экипаж налетает на выбоину и подпрыгивает на огромных колесах. Из темноты возникает женская рука, затянутая в перчатку, хватается за дверцу. Я не вижу лица женщины. Рукав ее пальто треплет ветер. Ткань трепещет, как некое предостережение, – темно-зеленая, богатого, сочного оттенка…

– Мисс Дойл?..

Это Саймон.

– Да? – спохватываюсь я, вновь обретая голос.

– С вами все в порядке? Вы как будто побледнели.

– Боюсь, мисс Дойл слегка простудилась. Ей нужно немедленно вернуться домой и устроиться поближе к огню, – настойчиво говорит его матушка.

На дороге снова пусто. Даже ветер угомонился и больше не играет сухой листвой. Но мое сердце продолжает колотиться с такой силой, что мне кажется: все могут услышать его бешеные удары. Зеленый плащ уж очень похож на тот, что был в моем видении, и он, я уверена, принадлежит Цирцее, и он ведь очутился в окне экипажа, в котором ехал член братства Ракшана…

Как только Саймон и леди Денби уходят, бабушка приказывает Эмили приготовить для меня горячую ванну. Я погружаюсь в глубокую емкость, вода поднимается до самых краев, и к подбородку бегут крошечные волны. Чудесно. Я закрываю глаза, руки свободно ложатся на поверхность воды.

Острая боль налетает стремительно, и я едва не погружаюсь в воду с головой. Тело застывает, оно уже не подвластно мне. Вода заливается в рот, я кашляю и отплевываюсь. Панический страх заставляет меня вцепиться в края ванны, я отчаянно пытаюсь выбраться из нее. И слышу пугающий шепот, похожий на жужжание роя насекомых.

– Идем с нами…

Боль утихает, тело становится легким, как снежинка, будто я внезапно заснула. Я не хочу открывать глаза. Я не хочу видеть их. Но они могут знать ответы на мои вопросы, и я медленно поворачиваю голову. Они здесь, призрачные, полупрозрачные, все в тех же потрепанных белых платьях и с темными кругами под неживыми глазами.

– Что вам нужно? – спрашиваю я.

Я все еще кашляю от попавшей в горло воды.

– Следуй за нами, – говорят они и проходят сквозь закрытую дверь.

Я торопливо набрасываю халат и открываю дверь. Они висят в воздухе перед моей спальней, слегка освещая дальний конец темного коридора. Они жестом зовут меня и проскальзывают в комнату.

Я вся мокрая, дрожу, но спешу за ними и даже набираюсь храбрости, чтобы заговорить:

– Кто вы такие? Вы можете мне рассказать что-нибудь о Храме?

Они не отвечают. Вместо того подплывают к шкафу и ждут.

– Мой платяной шкаф? Но в нем ничего нет. Только моя одежда и обувь.

Они качают полупрозрачными головами.

– Там все ответы, которые ты ищешь.

В моем шкафу?! Они такие же сумасшедшие, как Нелл Хокинс. Как можно осторожнее я обхожу их и начинаю отодвигать в стороны платья и пальто, роюсь в шляпных коробках, переставляю туфли, ища то, что я вроде бы должна здесь найти, хотя что это может быть такое, я даже отдаленно не представляю. И наконец я взрываюсь от разочарования:

– Я же вам говорила, здесь ничего нет!

Ужасающий скрип их остроносых туфель заставляет меня попятиться. Ох, боже, что я натворила, я разозлила их! Они идут ко мне, раскинув руки, все ближе, ближе… я наконец натыкаюсь на кровать. Я в ловушке.

– Нет, прошу вас… – шепчу я, сжимаясь в комок, крепко закрывая глаза.

Их ледяные пальцы ложатся на мои плечи, и я вижу такую ярость, что почти не могу дышать, и я даже не думаю о том, чтобы позвать на помощь… И вижу зеленый луг, тянущийся от древних каменных руин к утесу над морем. Девушки в белых платьях бегут и смеются. Одна срывает у другой ленту, скрепляющую волосы.

– Дарует ли она нам сегодня силу? – спрашивает девушка с лентой. – И увидим ли мы наконец прекрасные сферы?

– Я очень на это надеюсь, мне хочется поиграть с магией, – говорит другая.

Девушка, чьи волосы, лишившись ленты, вырвались на свободу, спрашивает:

– Элеонора, а она обещала, что это будет именно сегодня?

– Да, – отвечает другая девушка высоким, напряженным голосом. – Она скоро придет. Мы войдем в сферы и получим все, все, чего только можем пожелать.

– И она думает, на этот раз ты сможешь взять нас с собой?

– Она так говорит.

– Ох, Нелл, это прекрасно!

Элеонора. Нелл. И я впервые вижу ее, идущую к остальным. Она полнее, чем теперь, вьющиеся волосы блестят, лицо спокойно, однако я ее узнаю: Нелл Хокинс, до того, как ее коснулось безумие…

Снова мои уши наполняются шорохом крылышек насекомых:

– Смотри внимательно…

Я как будто смотрю из окна бешено мчащегося поезда, все стремительно пролетает перед глазами… Девушки на скале. Женщина в зеленом, лицо скрыто. Ее рука сжимает руку Нелл. Ужас, нарастающий в глазах девушек…

Все исчезает. Я сижу на полу, дыша с трудом. Они показывают на платяной шкаф. Что же это может быть такое? Я ведь все там обшарила и ничего не нашла… Красная обложка дневника моей матери выглядывает из кармана пальто. Я тянусь к тетради.

– Это? – спрашиваю я, но девушки уже превратились в туман, и он рассеивается.

Комната становится такой же, как всегда. Видение закончилось. Я по-прежнему не имею представления, что же девушки хотели сказать. Я снова и снова перелистываю дневник, ищу какую-нибудь подсказку, но ничего не вижу. Я переворачиваю каждую страницу и наконец натыкаюсь на вырезку из газеты, сохраненную матерью. Когда я читала эту статью в первый раз, я решила, что это какая-то мелодраматическая фантазия, к тому же изложенная дурным языком. Но на этот раз меня пробирает ледяным холодом от того, что я читаю…

Три девушки в Уэльсе отправились на прогулку, и больше их никто не видел…

Я снова вчитываюсь в полустертые слова, чувствуя, как кровь все быстрее и быстрее мчится по венам.

Юные леди, бывшие любимицами в школе святой Виктории… чистые, светлые дочери Империи… всеми обожаемые… они просто отправились погулять у моря, поднялись на утес, не догадываясь о трагической судьбе, ожидавшей их… единственная выжившая… обезумела, как Шляпник… имеется кое-какое сходство с историей, случившейся в Шотландии, в школе Мак-Кензи… трагическое самоубийство… она утверждала, что у нее бывают видения, пугала других девушек… довели до смерти… другие похожие истории… Академия мисс Фэрроу для юных леди… Королевский колледж…

Названия всех этих школ мне знакомы. Я их знаю. Где же я могла слышать их прежде? И тут кожа покрывается мурашками: мисс Мак-Клити. Эти школы перечислены на листке, который она хранит в сумке под кроватью. Она вычеркнула их все. Осталась только школа Спенс.

ГЛАВА 28

Мы с Нелл Хокинс шагаем через безрадостный прогулочный двор Королевского госпиталя в Бетлеме. Двор расположен за зданием. День прохладный, но если Нелл хочет гулять, я буду гулять. Я сделаю что угодно в попытке докричаться до этой таинственной девушки, потому что уверена: где-то в глубине измученного ума Нелл лежит тот самый ответ, который мне так нужен.

Лишь несколько самых отчаянных душ решились сегодня выйти наружу. Нелл отказывается надеть перчатки. Ее крошечные руки покрылись пурпурными пятнами от холода, но она, похоже, не обращает на это внимания. Когда мы отходим на безопасное расстояние от дверей Бедлама, я протягиваю Нелл обрывок газеты.

Нелл держит бумажку в руке, и эта рука дрожит.

– Школа Святой Виктории…

– Вы ведь там учились?

Нелл вдруг опускается на скамью, как воздушный шар, из которого внезапно вышел весь воздух.

– Да, – говорит она, как будто что-то припоминая. – Я там училась.

– И что случилось в тот день у моря?

Глаза Нелл, полные боли, обращаются ко мне, как будто это она ждет ответа от меня. Она зажмуривается.

– Джек и Джилл поднялись на гору, чтобы набрать ведерко воды, – бормочет она. – Джек упал и сломал себе шею, и…

Она разочарованно замолкает на какое-то время.

– Джек и Джилл поднялись на гору, чтобы набрать ведерко воды. Джек упал и сломал себе шею, и…

А потом она начинает повторять те же слова снова и снова, все быстрее и быстрее:

– ДжекиДжиллподнялисьнагоручтобынабратьведерководы Джекупалисломалсебе шеюи… ДжекиДжиллподнялисьнагоручтобынабратьведерководыДжекупалисломалсебешеюи…

Я не в силах это выносить.

– И Джилл упала следом за ним, – заканчиваю я стишок.

Нелл снова открывает глаза. Они слезятся от холода.

– Да. Да. Но я не упала следом.

– О чем вы говорите? Я не понимаю.

– Мы поднялись на утес… на утес…

Она раскачивается на месте.

– Чтобы набрать ведерко воды. Из воды. Оно вышло из воды. Она заставила это явиться. Она его позвала.

– Цирцея? – шепчу я.

– Она – пряничный домик, она ждет нас, чтобы сожрать.

Странная миссис Соммерс проходит неподалеку, дергая себя за брови, когда никто этого не видит. Она подбирается все ближе и ближе, пытаясь услышать, о чем мы говорим.

– Но чего Цирцея хотела от вас? Чего она искала?

– Путь внутрь.

Нелл хихикает так странно, что у меня по спине бегут мурашки. Ее глаза бегают вправо-влево, как у ребенка, который хочет поделиться каким-то неприличным секретом.

– Она хотела внутрь. Она хотела. Она хотела. Она сказала, что мы станем ее новым Орденом. Королевами. Королевами с коронами. Джек упал и сломал корону…

– Мисс Хокинс, пожалуйста, посмотрите на меня. Можете вы мне рассказать, что там случилось?

Она выглядит такой печальной, такой отстраненной…

– Я в конце концов не смогла взять ее туда с собой. Я не смогла войти. Не целиком. Только вот так. – Она показывает на свою голову. – Я могла видеть разное. Я рассказывала ей. Но этого было недостаточно. Она хотела туда. Внутрь. Мы ее утомили. Она…

Миссис Соммерс подкрадывается еще ближе. Нелл внезапно поворачивается к ней и начинает пронзительно кричать, испуганная женщина бежит прочь. Мое сердце бешено колотится от вспышки Нелл.

– Я ей была нужна, я могла вернуть магии ее полную силу. У меня была сила, чтобы провести ее внутрь, отвести ее к Храму. Она всегда только этого и хотела, – шепчет Нелл. – Нет, нет, нет, нет! – отчаянно кричит она.

– Мисс Хокинс, – снова заговариваю я, пытаясь вернуть ее к прежней теме. – Это была мисс Мак-Клити? Она была там, в той школе? Она и есть Цирцея? Вы можете мне сказать?

Нелл обхватывает меня рукой за шею и притягивает к себе мою голову, пока мы не соприкасаемся лбами, и ее крошечная рука оказывается неожиданно сильной. Кожа на ее ладони шершавая, как джутовый мешок.

– Не пускай ее внутрь, леди Надежда!

Ответ ли это? Нелл продолжает приглушенным тоном:

– Те твари сделают что угодно, чтобы взять власть над тобой. Заставят тебя видеть разное. Слышать разное. Ты должна держаться от них подальше.

Мне хочется освободиться от этой маленькой руки, пугающей меня своей скрытой силой. Но я боюсь даже пошевелиться.

– Мисс Хокинс, пожалуйста… вы знаете, где найти Храм?

– Ты должна следовать истинному пути.

Ну вот, опять то же самое.

– Но там сотни разных тропинок. Я не знаю, какую из них вы имеете в виду.

– Она там, где ты меньше всего ожидаешь ее найти. Она спрятана прямо на виду. Ты должна смотреть – и ты ее увидишь, увидишь, увидишь, море, она выходит из моря, из моря… Я тебя видела! Мне так жаль, жаль, жаль!

Я снова потеряла связь с ней.

– А что случилось с другими девушками, Нелл?

Она начинает скулить, как раненый зверек:

– Я в этом не виновата! Я в этом не виновата!

– Мисс Хокинс… Нелл, все в порядке! Я их видела, они были в моих видениях. Я видела ваших подруг…

Она вдруг оскаливается и рычит на меня с такой яростью, что я пугаюсь, мне кажется, она может меня убить.

– Они мне не подруги! Они мне совсем не подруги!

– Но они пытаются помочь…

Нелл с криком отшатывается от меня.

– Что ты натворила? Что ты натворила?

Встревоженная сиделка оставляет свой пост у двери и спешит к нам.

– Мисс Хокинс, прошу вас… я совсем не хотела…

– Тсс! Они подслушивают у замочной скважины! Они нас услышат! – говорит Нелл, раскачиваясь взад-вперед, скрестив руки на груди.

– Здесь никого нет, мисс Хокинс. Только вы и я…

Она низко наклоняется ко мне, почти касаясь моих коленей… она похожа сейчас на хищницу.

– Они заглядывают прямо в мой ум!

– М-мисс Хокинс… Н-нелл… – запинаюсь я.

Но она уже далеко.

– Малышка Колвик села на холмик, ест творожок, простоквашу пьет, – выкрикивает она, оглядываясь по сторонам, словно обращается к невидимой аудитории. – Паук к ней подкрался, и рядом уселся, и так напугал он ее!

С этими словами мисс Хокинс вскакивает и мчится к ожидающей ее сиделке, и та быстро уводит девушку в больницу, оставляя меня в одиночестве на холоде, а вопросов у меня теперь еще больше… Поведение Нелл, ее внезапная агрессивность очень меня встревожили. Я ведь надеялась, что Нелл поделится со мной какими-то знаниями о Цирцее и Храме. Но не стоит забывать, что Нелл Хокинс – пациентка Бедлама. Она – девушка, чей ум разрушен чувством вины и огромным потрясением. И я не знаю, кому или чему можно еще верить.

Миссис Соммерс возвращается и садится на скамью рядом со мной, улыбаясь весьма неприятной улыбкой. На выдранных участках ее бровей кожа сильно покраснела.

– Это ведь все сон? – спрашивает она меня.

– Нет, миссис Соммерс, – отвечаю я, собираясь встать и уйти.

– Она лжет, знаете ли.

– О чем это вы? – удивляюсь я.

Общипанные брови придают миссис Соммерс тревожащий вид, она похожа на какого-нибудь демона, сбежавшего со средневековой картины.

– Я их слышу. Они со мной говорят, рассказывают всякое.

– Миссис Соммерс, кто говорит с вами и рассказывает вам всякое?

– Они, – сообщает она так, будто я должна и сама прекрасно все понимать. – Они мне рассказывают. Она не то, чем кажется. Она такие дурные вещи делала! Она в союзе с теми, дурными, мисс. Я слышу ее по ночам, слышу. Такие дурные, безнравственные вещи! Поосторожнее, мисс. Они идут за вами. Они все идут за вами.

Миссис Соммерс усмехается, демонстрируя чересчур мелкие зубы.

Пряча в сумочку вырезку из газеты, я ухожу от нее и врываюсь в госпиталь, стремительно прохожу по коридорам, мимо комнаты для шитья, мимо молчащего пианино и что-то бормочущей Кассандры. Я иду все быстрее и быстрее, я почти бегу. Когда я добираюсь до кареты и Картика, я совершенно выдыхаюсь.

– Мисс Дойл, что случилось? Где ваш брат? – спрашивает Картик, нервно оглядываясь по сторонам.

– Он говорит… чтобы я возвращалась, – с трудом выговариваю я.

– Но в чем дело? Вы вся горите. Я отвезу вас домой.

– Нет. Не там. Мне нужно с тобой поговорить. Наедине.

Картик пристально смотрит на меня, едва дышащую; он поражен.

– Я знаю одно местечко. Я никогда не приводил туда молодых леди, но лучше мне сейчас ничего не придумать. Вы мне доверяете?

– Да, – отвечаю я.

Он подает мне руку, и я хватаюсь за нее, поднимаюсь в карету и позволяю Картику направить лошадей, куда ему вздумается, полностью отдавая свою судьбу в его власть.

Мы едем через мост, направляясь в закопченное, мрачное сердце восточного Лондона, и я с запозданием сожалею, что позволила Картику куда-то меня везти. Улицы здесь узкие и грязные. Продавцы овощей и мясники кричат от своих лотков, зазывая покупателей:

– Картошка, морковка, груши!.. Отличные кусочки баранины, ни единой жилки!..

За каретой бегут дети, выпрашивая хоть что-нибудь – монетку, что-нибудь съестное, работу… Они наперебой стараются завладеть моим вниманием.

– Мисс, мисс! – кричат они, предлагая любую «помощь» за жалкую монетку.

Картик останавливает карету в переулке за лавкой мясника. Дети бросаются ко мне, хватают за пальто.

– Прочь! – кричит Картик, причем говорит с акцентом кокни, которого я прежде никогда не слышала. – Вы слыхали о черепе и мече, а, негодники?

Глаза детей округляются при упоминании о символе Ракшана.

– Точно, слыхали, – продолжает Картик. – Так что быстро убирайтесь отсюда, раз уж поняли, о чем я говорю.

Дети бросаются врассыпную. Остается только один мальчик, и Картик бросает ему шиллинг.

– Присмотри за каретой, парень, – говорит он.

– А то! – отвечает мальчишка, пряча монету в карман.

– Весьма впечатляет, – говорю я, когда мы пересекаем грязную улицу.

Картик позволяет себе коротко, победоносно улыбнуться.

– Чему только не научишься, чтобы выжить!

Картик идет впереди меня. Он движется как охотник – напряженные плечи, осторожный шаг… Мы поворачиваем на одну извилистую улочку, застроенную дешевыми домами, потом на другую. Наконец мы выходим в короткий переулок и останавливаемся перед маленькой таверной, зажатой между обветшавшими домами. И подходим к тяжелой деревянной двери. Картик стучит как-то по-особенному, короткими ударами. Грубо вырезанное смотровое окошко в двери открывается изнутри, в нем появляется чей-то глаз. Окошко закрывается, нас впускают. В таверне темно и пахнет вкуснейшим карри и благовониями. Крупные мужчины сидят за столами, согнувшись над тарелками с горячей едой, их грязные руки сжимают кружки с пивом, как будто эти кружки – единственная стоящая вещь в целом мире. Я теперь понимаю, почему Картик никогда не приводил сюда леди. Насколько я вижу, я вообще тут единственная особа женского пола.

– Мне здесь ничто не грозит? – шепчу я сквозь стиснутые зубы.

– Не больше, чем мне самому. Просто надо заниматься своим делом и не таращиться на других, и все будет в порядке.

Почему этот ответ вызвал у меня ощущение, что Картик похож на гувернантку, которая по вечерам рассказывает своим подопечным страшные сказки, а потом ожидает, что они будут всю ночь мирно спать без кошмаров?

Картик ведет меня к столику в глубине помещения, где потолочные балки нависают особенно низко. Вообще этот зал кажется расположенным где-то под землей, как кроличье жилище.

– Куда ты пошел? – испуганно спрашиваю я, когда Картик куда-то направляется.

– Тсс! – Он прижимает к губам палец. – Я намерен тебя удивить.

Ну да, как раз этого я и боюсь. Я складываю руки на шершавой поверхности деревянного стола и стараюсь стать незаметной. Картик возвращается, неся тарелки с какой-то едой. Он с улыбкой ставит одну тарелку передо мной. Это доса! Я не видела этих тонких пряных печений с тех самых пор, как уехала из Бомбея, от кухни Сариты. Я кладу печенье в рот, и меня охватывает тоска по доброте Сариты, по стране, которую мне так хотелось покинуть, по стране, которую я, возможно, никогда больше не увижу…

– Очень вкусно, – говорю я и беру второе печенье. – Как ты узнал об этом месте?

– Амар мне рассказал. Владелец этого заведения родом из Калькутты. Видишь вон тот занавес? – Картик показывает на висящий на стене гобелен. – За ним скрыта дверь. Тайная комната. Если я когда-то тебе понадоблюсь…

Я осознаю, что Картик открывает мне тайну. Приятно ощущать, что он мне доверяет.

– Спасибо, – говорю я. – Ты скучаешь по Индии?

Он пожимает плечами.

– Теперь моя семья – Ракшана. А они не поощряют преданности какой-то одной стране или обычаям.

– Но разве ты не помнишь, как прекрасны на закате горы Гаты или поднесенные богам цветы, плывущие по воде?

– Ты говоришь, как Амар, – усмехается Картик и тоже принимается жевать горячие печенья.

– Что ты имеешь в виду?

– Он иногда тосковал по Индии. И подшучивал надо мной. «Братишка, – говорил он, – я собираюсь вернуться в Бенарес и обзавестись толстой женой и двенадцатью детишками, которые не дадут мне ни минуты покоя. А когда я умру, ты развеешь мой пепел над Гангом, чтобы я никогда больше не родился в этом мире».

Картик никогда не говорил так много о своем брате. Я понимаю, что нам пора перейти к обсуждению дела, но мне хочется побольше узнать об Амаре.

– И он… женился?

– Нет. Братьям Ракшана запрещено жениться. Это мешает, отвлекает от нашей цели.

– О!.. Да, понимаю.

Картик берет еще одну досу и разламывает на аккуратные ровные кусочки.

– Как только ты даешь клятву братству Ракшана, ты отдаешь им саму свою жизнь. И Амар это знал. Он с честью выполнял свой долг.

– Он занимал высокое положение?

На лицо Картика набежала тень.

– Нет. Но он мог бы, если бы…

Если бы остался в живых. Если бы он не погиб, пытаясь защитить мою мать, пытаясь защитить меня.

Картик отодвигает свою тарелку. Он уже полностью сосредоточен на деле.

– Так что ты должна была мне рассказать?

– Я думаю, что мисс Мак-Клити – это Цирцея, – говорю я.

И рассказываю ему об анаграмме, о том, как мы проследили мисс Мак-Клити до Бедлама, о вырезке из газеты и о странном разговоре с Нелл Хокинс.

– Мисс Хокинс сказала, что Цирцея пыталась проникнуть в сферы с ее помощью, но у них ничего не получилось. Нелл могла лишь мысленно видеть сферы. А когда и это ей не удалось…

– Когда именно ей не удалось?

– Я не знаю. Я видела только разные обрывки в моем видении, – говорю я. Картик бросает на меня предостерегающий взгляд, но я именно этого и ожидала. – Я знаю, что ты хочешь сказать, но мне продолжают являться те три девушки в белом, подруги мисс Хокинс. Это одно и то же видение, но оно с каждым разом становится немножко отчетливее. Девушки, море и женщина в зеленом плаще. Цирцея. А потом… я не знаю. Случается что-то ужасное. Но я не вижу этого.

Картик тихонько барабанит кончиками пальцев по столу.

– Она сказала тебе, как найти Храм?

– Нет, – отвечаю я. – Она просто повторяет одно и то же насчет того, что нужно увидеть истинный путь.

– Я понимаю, что тебе очень нравится мисс Хокинс, но ты должна помнить, что на нее нельзя положиться.

– Но то же теперь касается и магии, и сфер, – возражаю я, вертя в руках перчатки. – Я не представляю, с чего начать. Мне кажется, это невозможно. Я должна найти нечто такое, чего вроде бы и не существует, и пока все, чего мне удалось достичь, это разговор с сумасшедшей из Бедлама, которая твердит о том, что необходимо придерживаться истинного пути, следовать пути. Да я бы с радостью последовала по этому чертову пути, если бы знала, где он находится.

Картик от изумления разевает рот. А я слишком поздно осознаю, что выругалась.

– Ох, я ужасно виновата, прости, – теряюсь я.

– Да, ты чертовски виновата, – говорит Картик.

И вдруг разражается оглушительным хохотом. Я пытаюсь заставить его замолчать, но вскоре и сама не выдерживаю, и мы оба завываем от смеха, как гиены. Какой-то старик за столом неподалеку качает головой, глядя на нас; похоже, он решил, что мы свихнулись.

– Извини, – говорю я. – Это потому, что я раздражена.

Картик показывает на мой погнутый амулет.

– А это что такое? Что с ним случилось, как ты это сделала?

– Ох, – вздыхаю я, снимая с шеи Око Полумесяца, – это не я. Это мисс Хокинс. Когда я в первый раз ее навещала, она сорвала его с моей шеи. Я думала, она меня убить хочет. Но она просто держала его перед собой вот так.

Я показываю Картику жест мисс Хокинс. Картик хмурится.

– Как оружие?

Он берет у меня амулет и взмахивает им так, словно это кинжал. В янтарном свете фонарей таверны металл светится тепло, как золото.

– Нет. Она вот так его сжимала.

Я забираю амулет у Картика и поворачиваю и передвигаю его в ладони, как это делала Нелл.

– Она долго всматривалась в его обратную сторону, как будто искала там что-то.

Картик резко выпрямляется.

– Ну-ка, еще раз так сделай…

Я снова поворачиваю амулет туда и обратно.

– Что такое? О чем ты думаешь?

Картик опять откидывается на спинку стула.

– Не знаю… Просто вот эти твои движения напомнили мне о компасе.

Компас! Я придвигаю поближе лампу на высокой ножке и подставляю амулет под мерцающий свет.

– Ты что-нибудь видишь? – спрашивает Картик, пододвигая свой стул так близко к моему, что я ощущаю тепло его тела, ощущаю запах его волос – смесь печной сажи и пряностей… Это приятный запах, он притягивает к себе…

– Нет, ничего, – качаю я головой.

На обратной стороне амулета нет никаких пометок. Никаких указаний на направление.

Картик снова откидывается на спинку стула.

– Ну, мысль все же была неплохой.

– Согласна, – киваю я, продолжая всматриваться в амулет. – А что, если мы можем увидеть на нем что-то только в сферах?

– Ты попробуешь?

– Как только смогу, – обещаю я.

– Отлично, мисс Дойл, – говорит Картик, широко улыбаясь. – А теперь позвольте отвезти вас домой, пока я не лишился работы.

Мы выходим из таверны и снова идем по извилистым улицам к тому месту, где осталась карета. Но когда мы добираемся до нее, мальчишки рядом с ней нет. Вместо него мы видим троих мужчин в черной одежде. У одного в руках трость, и выглядят они так, словно собираются на нас напасть. Третий сидит в карете, держа перед собой развернутую газету. Улица, еще полчаса назад заполненная людьми, теперь совершенно пустынна.

Картик жестом дает мне понять, что надо замедлить шаг. Мужчины видят его, кто-то из них свистит. Третий, сидящий в карете, аккуратно складывает газету и выходит. Это тот самый мужчина со шрамом, тот, который преследует меня с самого приезда в Лондон.

– Восточную звезду найти нелегко, – говорит мужчина со шрамом. – Очень нелегко найти.

Я замечаю булавку с мечом и черепом на лацкане его сюртука. У остальных таких украшений нет.

– Привет, приятель, – говорит один из мужчин, подходя ближе. Он крепкий, коренастый, похлопывает тростью по ладони. – Помнишь меня?

Картик рассеянно потирает лоб, и я гадаю, о чем это они.

– Мистер Фоулсон прибыл сюда по делу, ему желательно поговорить с леди, – заявляет здоровяк и сильно толкает Картика.

Второй мужчина подходит ко мне и предлагает приблизиться к карете.

– Фоулсон, – говорю я. – Так, значит, у вас еще и имя есть.

Мужчина, сидящий в моей карете, хмурится, глядя на здоровенного хулигана.

– Незачем притворяться, – говорю я. – Мне известно, что вы – Ракшана. И буду вам весьма признательна, если вы перестанете меня преследовать.

Мужчина говорит низким, сдержанным голосом, будто увещевая капризного ребенка:

– А мне известно, что вы – дерзкая девчонка, не понимающая серьезности задачи, стоящей перед ней. Вам бы следовало находиться в сферах и искать Храм, а не бродить по самым грязным лондонским улицам. Уж здесь-то Храма точно нет. Или есть? Скажите-ка, куда вас водил этот парень?

Он ничего не знает об убежище Картика. Отлично. Я слышу, как Картик, стоящий рядом со мной, сдерживает дыхание.

– Просто посмотреть на окрестности, – говорю я. – Мне хотелось собственными глазами увидеть все эти трущобы.

Мужчина с тростью громко фыркает.

– Уверяю вас, сэр, я весьма серьезно отношусь к своему долгу, – говорю я мистеру Фоулсону.

– Так ли это, девица? Задача-то совсем проста: отыскать Храм и связать магию.

– Если это так просто, почему бы вам самому этого не сделать? – сердито возражаю я. – Ах да, вы не можете! Тогда придется вам положиться на меня, на дерзкую девчонку, а?

Фоулсон смотрит на меня так, словно ему хочется врезать мне изо всех сил.