Текст книги "Каторжник император. Беньовский"

Автор книги: Лев Демин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

   – А вы, Вальде, оказывается, злопамятны, – с усмешкой произнёс Беньовский. Коннозаводчик припомнил ему кавалерийский наскок.

   – Господин Вальде прав, а с Генским не могу согласиться, – сказал Бальдамус.

   – Вижу, господа акционеры, вы не согласны со мной, – сдержанно произнёс Беньовский, стараясь сохранить выдержку и самообладание. – Что будем делать?

Наступило неловкое молчание. Первым высказался Здравко Ристич:

   – Проклятье Господне обрушилось на нас. Я выхожу из игры. Куплю небольшую шаланду и займусь рыбной ловлей. И буду молиться за упокой души моего брата.

   – Потеряв доверие к компании и её президент-директору, выхожу из числа акционеров, – медленно произнёс один из венских торговцев. – Надеюсь, что мой пай будет возвращён.

   – Согласен с моим коллегой, – сказал другой торговец из Вены. – Компания не оправдала себя. Хорошо, что мы успели вовремя застраховать товары и шхуны.

   – Выхожу из компании и требую возврата моей доли капитала, – резко произнёс коннозаводчик.

   – И моё решение такое же, – поддержал его Щульц.

Последним высказался Вандер. Он всё же был вице-президентом и не хотел обрушиваться на Беньовского с резкими упрёками.

   – Компания потерпела крах, господа, как это ни горько. Такова воля Господня. Разойдёмся без чувства взаимной злобы и обиды. Президент сделал всё, что мог. Остаётся надеяться, что Венское страховое общество компенсирует нам убытки.

Компания «Торговля с Востоком» признала своё банкротство и распалась. Желающих продолжать её деятельность, кроме самого Беньовского и Генского, не нашлось. Мориса Августа обвинили в некомпетентности, легкомыслии и не поддержали. Пана Владислава вообще никто не принял всерьёз как фигуру для делового мира случайную.

На требования бывших акционеров компенсировать ущерб, нанесённый компании потерей обеих шхун, Бальдамус, совладелец страхового общества, дал уклончивый ответ:

   – Посмотрим, господа. Изучим все обстоятельства. Соберём свидетельские показания.

О нападении пиратов на «Персей» и гибели шхуны могли дать показания только Ристич и уцелевший матрос из его экипажа. Бальдамус потребовал от них заверенного у нотариуса письменного изложения трагических событий.

   – Я должен отчитываться перед правлением, – объяснил венский предприниматель свой мелочный педантизм.

В конце концов после долгих проволочек и переписки с компаньонами по страховому обществу Бальдамус дал согласие выплатить страховку за разграбление и сожжение пиратами «Персея». Но он наотрез отказался компенсировать потерю «Геракла».

   – Но почему? – спрашивали его пострадавшие акционеры.

   – Неужели не понимаете, господа? В потере «Геракла» виноваты вы сами, доверившись негодяю. Так что никаких оснований для выплаты страховки я не вижу, – разъяснял Бальдамус.

   – Но Альберти нанимал не я, не компания, а владелец шхуны Грибель, – спорил с Бальдамусом Беньовский.

   – Вот и спрашивайте с Грибеля. Предъявляйте ему иск в судебном порядке.

   – Вам легко сказать. Какой теперь спрос с Грибеля? Лежит парализованный, прикованный к постели, потерявший дар речи.

   – А я-то тут при чём?

Убыток страховое общество компенсировало акционерам лопнувшей компании лишь частично, да и то не сразу. Акционеры разъехались, проклиная на чём свет стоит Мориса Августа.

   – Вашими устами вещал лукавый, когда я поддался вашим речам, – сказал ему напоследок Щульц.

   – Оставались бы вы кавалеристом и не лезли не в свою стихию, – с издёвкой произнёс фон Вальде.

Беньовский выслушивал обидные слова и говорил сам себе: «Вы ещё меня узнаете, господа!» Он прожил ещё некоторое время в Фиуме, чтобы распродать оставшееся от лопнувшей фирмы имущество: конторскую мебель, ковры, пару лошадей с экипажем. На огромный портрет императрицы в золочёной раме покупателей не нашлось. Морис Август подарил его по-дружески начальнику гарнизона для украшения казармы.

Глава двадцать четвёртая

Морис Август метался по мрачным комнатам усадебного дома в Вецке, словно зверь в клетке, не примирившийся с неволей. Натыкался на мебель и яростно ругался по-польски и по-венгерски, потирая ушибленные бока и колени. Срывал раздражение и гнев на гайдуках и на слугах, даже на безропотном Андреянове, ставшем теперь барским кучером.

С женой Беньовский по приезде в имение почти не разговаривал. Встретил её сдержанно, бесстрастно.

   – Ты чем-то расстроен, Морис? – участливо спросила его Фредерика.

   – Ещё бы не расстроен! Моя компания лопнула как мыльный пузырь. Мы разорены.

   – Не отчаивайся, мой коханый. У нас есть ещё имение, земли. Мы, слава Всевышнему, не нищие.

   – Сглупил я, Фредерика. Не следовало мне тратить силы и время на эту фиумскую затею. Надо было сразу обращаться к англичанам, американцам, создавать с их участием солидную компанию, плыть на Мадагаскар. Ведь я был богат и мог замахнуться на большое дело. Что осталось от богатства? Одни крохи.

   – И не надо нам богатства. Займись имением, разводи лошадей. А твой далёкий остров пусть останется в приятных воспоминаниях.

   – Ну нет, дражайшая супружница! – резко перебил жену Беньовский. – Мы ещё станем богаты, сказочно богаты. И будем властителями Мадагаскара.

   – Ты ненормальный маньяк, Морис. Спустись на нашу грешную землю...

Но Беньовский уже не слышал и не хотел слышать, что говорила ему жена. Он продолжал метаться по комнатам обширного сумеречного дома, пока наконец не опустился в кресло, усталый и опустошённый.

   – Мы разорены, – шептал он и проклинал свою обанкротившуюся компанию, Фиуме, компаньонов, египетских пиратов и дерзкого итальянца Альберти.

Фредерика хотела было войти в кабинет и заговорить с мужем.

   – Что с тобой, Морис? Тебе плохо? Почему ты разговариваешь сам с собой?

   – Оставь меня. Я должен сосредоточиться и всё обдумать, – недовольно ответил Беньовский и выпроводил жену. Он попытался взять себя в руки и трезво оценить всё, что произошло с ним.

Конечно, когда Морис Август с трагическим пафосом восклицал при встрече с женой: «Мы разорены!», это было некоторым преувеличением. На дне сундука в заветном мешочке ещё хранилось изрядное количество серебряных монет: гульденов, пиастров, луидоров. Часть того, что накопил он всякими правдами и неправдами во время пребывания на Мадагаскаре. Сохранилась и та сумма, которую он смог получить от саксонского коннозаводчика фон Вальде после кавалерийского наскока на его приграничное имение. Наконец, Беньовский воспользовался деньгами, вырученными от продажи имущества фиумской конторы фирмы. Так что далеко не всё он потерял в итоге краха компании. Пожалуй, на эти средства, которыми он располагал на сегодняшний день, можно было совершить поездку во Францию и в Англию, чтобы заручиться поддержкой правительства одной из этих стран, не одной, так другой, заинтересовать в новом мадагаскарском проекте их деловые круги. Но всех его денег было мало, явно мало, чтобы в случае необходимости побывать в Америке, сколотить новую компанию, подобрав компаньонов, внести свою долю капитала, арендовать или закупить корабль. Много нужно денег для осуществления этих честолюбивых планов, ох как много!

Проведав о возвращении Беньовского, приехали гости – семья соседей-помещиков. Морис Август не вышел к гостям, сказавшись больным. Он запёрся в кабинете и размышлял над тем, каким образом можно достать необходимую сумму. Обдумывал возможность закладки имения. Убедил себя, что этот вариант на крайний случай. А вот продать обширный лесной массив, простирающийся по склонам Карпат, стоило бы. И покупатель находится – граф Гейза, самый богатый из соседей. Граф планомерно округлял свои поместья, скупая окрестные земли у разорившихся помещиков.

В ближайшие дни Морис Август отправился к богатому соседу и без лишних предисловий предложил купить лес на горных склонах.

   – Что вас заставляет, дорогой сосед, лишаться такого превосходного лесного массива?

   – Нужда в деньгах, граф. Хочу совершить большое путешествие.

   – И только?

   – Нет, не только. Хочу вложить деньги в одно прибыльное дело.

   – Тогда Бог в помощь. Я готов купить ваш лес. Там, кажется, водятся кабаны?

   – И кабаны, и косули, я не говорю уже о зайцах и всякой дичи. Иной раз и медведи заходят.

Граф Гейза, человек скаредный, прижимистый, предложил свою цену, составлявшую примерно четвертую часть реальной цены. Беньовский с такой ценой не согласился. Начался нудный и долгий торг, как на восточном базаре. Сошлись на компромиссе. Граф первоначально названную сумму удвоил. Морис Август согласился, хотя и понимал, что продешевил.

Не откладывая дело в долгий ящик, поехали в город оформлять купчую. Беньовский извлёк из сундука несколько ювелирных безделушек, о существовании которых Фредерика не знала. В своё время они были куплены у торговца-индийца на Маврикии. Морис Август постарался теперь сбыть безделушки местному ювелиру. Все они: броши, кольца, серьги – большой ценности не представляли, и вырученная за них сумма не оправдала надежд Беньовского.

Новости по округе среди соседей-помещиков распространялись быстро. О сделке Мориса Августа с графом Гейзой узнал зять Беньовского, испытывавший очередные денежные затруднения. Они были вызваны последним карточным проигрышем и надвигающейся уплатой процентов по закладной на имение.

Однажды старый дворецкий доложил Беньовскому:

   – Опять этот чёртушка, чтоб ему неладно, было, пожаловал к вашей милости.

   – Какой ещё чёртушка?

   – Зятёк ваш.

   – Гони его в шею. Скажи, барин болен. Не принимает никого.

   – Разве его так просто прогонишь? Ему слово, он тебе по щекам.

   – Где Иван, гайдуки? Выстави стражу у входа. Неужели целая орава не сладит с одним канальей?

Но Ласло уже гремел сапожищами по паркету, вваливаясь без приглашения в кабинет.

   – Шурин, дорогой дружище! Рад тебя лицезреть. Давненько не виделись.

   – А я вовсе не рад твоему непрошеному визиту. Неужели ты, разбойник, не понял, что между нами нет ничего общего?

   – Нескладной вышла наша последняя встреча. Если я в чём и провинился перед тобой, Бог нас рассудит. Сестра и племянники привет тебе шлют.

   – Зачем пожаловал?

   – Наслышан, что ты при деньгах, лес графу продал. Выручил бы по-родственному. Не ради меня, ради сестры твоей, детей наших.

   – Ненадёжных людей деньгами не ссужаю.

   – Пусть я дрянь, картёжник. Но сестра, дети...

   – Сам в затруднении. Компания моя прогорела. Должен выплачивать большие долги компаньонам.

   – Прибедняешься.

   – Это уж не тебе судить.

Больших усилий стало Беньовскому отвадить гостя. Денег он зятю своему, конечно, не дал, как тот ни плакал, ни умолял. Ласло ушёл только тогда, когда Морис Август пригрозил ему возбудить судебное дело за разграбление имения.

   – Нет в тебе родственных чувств, Морис! – высокопарно воскликнул зять, покидая негостеприимный дом.

   – Какие могут быть родственные чувства к такому разбойнику? – бросил ему вслед Беньовский.

А Фредерика прибегала к своим женским ухищрениям, чтобы привлечь внимание мужа, оторвать его от навязчивых, упрямых дум, от кабинета, где он всё время занимался расчётами, склонясь над исписанными цифрами листками бумаги. Ухищрения эти не отличались изобретательностью. Хозяйка Вецке душилась изысканными французскими духами, облачалась в дорогие наряды, оголяя пышные белые плечи, надевала коралловое ожерелье, индийские серьги с рубинами. Беньовский в конце концов поддавался уловкам жены, сажал её к себе на колени, сдержанно ласкал, целовал пышные плечи, не переставая думать о своём.

   – Мы ещё будем богаты, Фредерика, – говорил он. – Чертовски богаты. И мадагаскарцы встретят нас как своих властителей. Но чтобы начать прибыльное дело, нужны деньги. Большие деньги. А у нас таких денег нет.

   – Не грусти, Морис. Что-нибудь придумаем, – ответила ему Фредерика. – Ты у нас находчив, изобретателен.

К ужину она вышла в атласном платье вишнёвого цвета, которое особенно нравилось мужу, и в алмазном колье.

   – Посмотри на эту прекрасную вещицу, Морис, – сказала ему Фредерика. – Твой подарок. Ты рассказывал мне, что купил колье у богатого араба там, на Мадагаскаре.

   – Купил, можно сказать, за бесценок. Венский ювелир, поставщик императрицы, дал бы за него сумму, превосходящую по крайней мере раз в пять мои затраты у араба. И мы обладали бы тогда теми средствами, которые нам необходимы для начала нового дела. Нового дела, открывающего путь к богатству.

   – Так в чём же дело? Продай колье поставщику императрицы. Пусть его носит её величество или одна из её дочерей.

   – Разве я могу распоряжаться тем, что мне не принадлежит? Я подарил тебе эту безделушку, чтобы доставить маленькую радость.

   – Ты и доставил мне радость. Ты знаешь, Морис, я женщина не алчная. Меня радовали и скромные подарки, твои подарки. Роскошное колье впору носить королеве или королевской возлюбленной. Если оно так тебе нужно для успеха твоего дела, продай его венскому ювелиру. И я не буду на тебя в обиде.

   – Как я благодарен тебе, коханочка! Ты так понимаешь меня. Но я вовсе не хотел бы лишать тебя такого ценного подарка. Мы ещё поразмыслим вместе, посоветуемся.

Морис Август говорил это, уже убеждённый, что колье непременно нужно продать. И в этом выход из положения, конец всем его финансовым затруднениям, возможность ехать в Париж, Лондон, за океан, создавать новую коммерческую фирму, снаряжать корабли. Он хорошо знал Фредерику и понимал, что за внешней покладистостью, уступчивостью в этой крайне избалованной женщине сильны тщеславие и обидчивость. Вряд ли ей хотелось расставаться с дорогим подарком. И вряд ли Фредерика была вполне искренна, когда называла себя женщиной не алчной и сама предлагала продать колье.

Поэтому Морис Август ещё и ещё раз возвращался в разговорах с женой к деликатной теме. Очень и очень горько было бы ему лишать любимую Фредерику такого прекрасного, истинно королевского подарка. Но пусть и она трезво поразмыслит и поймёт его. Продажа колье – это тот спасательный круг, который поможет выкарабкаться из бедственного положения, откроет путь к богатству. Фантастическому богатству. И тогда он, Морис Август Беньовский, сможет порадовать бесценную Фредерику новыми, ещё более дорогими подарками, какие и не снились ни одной из европейских монархинь. Жена соглашалась с ним, молча кивала головой и говорила покорно – пусть Морис поступает так, как считает нужным. Она верит в его благоразумие.

И конечно, Морис Август не делился с Фредерикой глубоким сожалением от своего опрометчивого поступка. Зачем он, собственно говоря, дарил украшенную крупными бриллиантами диадему графине Дюбарри? Бывшая фаворитка короля Франции Людовика XV – это минувшая страница истории. Полезной протекции, как прежде, она уже не окажет. Щедрым подарком сердце всё ещё привлекательной Марии Жанны он, Морис Август, не завоюет. Видите ли, честолюбивая графиня явно дала ему понять, что после венценосного любовника разделять постель с простым смертным было бы ниже её достоинства. А как бы сейчас пригодилась эта диадема! Она одна стоит целого состояния.

Решение отправиться в путь созрело у Мориса Августа быстро, как только он убедился, что Фредерика готова расстаться с драгоценностью. Жене он дал на сборы два дня.

   – Собери самое необходимое. Едем в Вену, а дальше... посмотрим. Возьми с собой Ивана и горничную.

Речь шла о пожилой венгерке Зите, заменившей камчадалку, которая теперь была обременена маленькими детьми и определилась на кухню посудомойкой. Старшего Андреянова родила ещё в Париже, а уже в Вецке разродилась двойней, девочками, на зависть госпоже, недавно потерявшей маленького сына.

До уездного города доехали в своём экипаже. За экипажем следовала подвода с багажом и слугами. В городе наняли просторную карету. Беньовский настаивал, чтобы отправлялись дальше без задержек. В Пеште отказались от визита к родственнице Мориса Августа по материнской линии. А в Вене, заполучив номер в недорогой гостинице, Беньовский в первый же день поспешил узнать адрес известного ювелира, поставщика императрицы.

Ювелир, старый Гоухберг, из евреев-выкрестов, близкий ко двору, встретил Беньовского настороженно. Его рабочий кабинет выглядел мрачновато из-за решёток на окнах, напоминавших тюремные. В соседней комнате яростно лаял и царапался в дверь пёс-волкодав, почувствовавший чужого.

   – Чем могу служить? – холодно спросил ювелир.

   – Вас не заинтересует, господин Гоухберг, вот это?

Беньовский протянул ему футляр с драгоценностью. Поставщик императрицы долго рассматривал колье, вооружившись лупой, и не сразу произнёс:

   – Откуда у вас эта вещица?

   – Приобрёл на Востоке у араба.

   – Я сразу понял, что это восточная работа. Не буду скрывать своего глубокого восхищения. Ваше колье бесценно. Однако...

   – Что означает ваше «однако»? Колье вам не подходит?

   – Я бы этого не сказал. У меня нет таких огромных денег, чтобы расплатиться с вами.

   – Что же посоветуете мне делать? Пойти к другому ювелиру?

   – Никто из венских ювелиров, кого я знаю, не в состоянии оплатить такую дорогую вещь. Вы правильно сделали, что пришли ко мне. У меня нет в наличии той суммы, которая необходима для покупки. Но это вовсе не значит, что старый Гоухберг несостоятельный человек. Я не имею обыкновения держать дома крупную наличность. Если бы грабитель хотел поживиться моими деньгами, ему не помешал бы и мой верный страж Клаус. Он в сущности добрый пёс, только крикливый.

Пёс в соседней комнате сменил лай на жалобный скулёж и стал ещё сильнее царапаться в дверь.

   – Вы слышите, он всё понимает, что говорит его хозяин.

   – Итак, вы хотели мне сказать, достопочтенный господин Гоухберг, я должен обождать, пока вы добудете деньги?

   – Только пару дней. Завтра я побываю у моего банкира и немного потрясу мои сбережения.

   – Договорились.

   – Не хотите ли чашечку кофе? Отличный кофе, бразильский.

   – Нет, благодарствую. Разрешите поинтересоваться, в какую сумму вы оцениваете колье?

   – В очень большую сумму. Иначе старый Гоухберг, поставщик её величества, ничего не смыслил бы в драгоценностях.

И ювелир назвал сумму действительно внушительную, на которую можно было бы приобрести обширные поместья, корабли, вступить компаньоном в крупную фирму. Беньовский постарался скрыть своё приятное удивление. Он никак не ожидал, что старый хитрец ювелир будет так щедр. А почему бы не быть щедрым, если её величество проявит ещё большую щедрость? И Гоухберг никак не останется внакладе.

   – Я познакомлю вас с моим Клаусом, – сказал, как-то вмиг потеплев, хозяин и открыл дверь в соседнюю комнату. С достоинством вошёл пятнистый дог датской породы ростом с доброго телка.

   – Не пугайтесь. Моих клиентов Клаус не трогает.

Пёс обнюхал посетителя, положил ему на колени слюнявую морду и улёгся у его ног, поглядывая на Мориса умными, настороженными глазами.

На радостях Беньовский решил сделать Фредерике приятный сюрприз и пригласил её в концертный зал. Исполнялась последняя симфония композитора Франца Йозефа Гайдна[63]63
  Гайдн Франц Йозеф (1732—1809) – австрийский композитор, один из основателей венской классической школы. В 1761 г. Гайдн был приглашён князем П. А. Эстергази (Эстерхази) на должность вице-капельмейстера и работал у князей Эстергази почти до конца своих дней. Музыкальная деятельность в доме Эстергази принесла композитору известность не только в Австрии. В начале 1780-х гг. Гайдн познакомился и подружился с Моцартом.


[Закрыть], служившего у богатейшего венгерского магната, князя Эстергази. Князь располагал одним из лучших в империи симфоническим оркестром, для которого известный композитор писал музыку. Иногда, как это было и сегодня, произведения Гайдна попадали в репертуар и придворного оркестра. По такому случаю сиятельный магнат прибыл в Вену, прихватив с собой и композитора. Оба оказались в первом ряду, привлекая внимание публики – сверкающий золотым шитьём камзола, бриллиантовой орденской звездой и муаровой лентой через плечо Эстергази и худощавый, в скромном тёмном сюртуке Гайдн.

   – Обратите внимание, в зале находится наш проказник Амадей, – сказал Беньовскому сосед в форме драгунского полковника и указал на одну из боковых лож.

   – Какой ещё Амадей? – удивлённо переспросил Морис Август.

   – Как, вы не знаете, кто такой Вольфганг Амадей Моцарт?

   – Ах, Моцарт? Что-то слышал о нём. Кажется, музыкант, сочинитель.

   – Не просто сочинитель, а гений. Несмотря на свои молодые годы, он уже прославился операми, пьесами.

   – Каждому своё, полковник. Мне, например, не приходило в голову сочинять музыку. Зато, как говорят люди, я был неплохим служакой. Вам не довелось участвовать в войне за баварское наследство?

   – Нет. Мой полк в это время стоял на турецкой границе.

   – А я понюхал пороху в Богемии.

   – Разве там шли военные действия?

   – Больших боев не было, но отдельные стычки имели место.

Дирижёр взмахнул палочкой, и полились звуки гайдновской симфонии, светлые, бодрые, жизнеутверждающие. Беньовский не любил и не понимал симфонической музыки. Через несколько минут ему стало скучно. Прикрывая зевающий рот, Морис Август стал разглядывать сиятельную публику, а потом обратил свой взгляд на боковую ложу, на худощавого и моложавого человека с остроносым лицом. В нём угадывалась какая-то задиристость, ребяческий задор. Моцарт, откинувшись на спинку обитого бархатом кресла, делал ритмичные движения пальцами обеих рук, как бы дирижируя в такт вместе с музыкой. Гайдн же сохранял невозмутимое спокойствие.

В перерыве зрители устроили овацию композитору. Яростнее всех хлопал в ладоши и даже что-то выкрикивал Моцарт. Эстергази поощрительно похлопал Гайдна по плечу и что-то шепнул ему на ухо. Композитор поднялся с места, повернулся лицом к публике и низко поклонился, а потом подошёл к дирижёру и пожал ему руку.

   – Браво, Гайдн! Браво, учитель! – послышался звонкий мальчишеский голос Моцарта.

   – Как тебе понравился концерт? – спросил Беньовский жену, когда они выходили из зала.

   – Скучновато. Лучше бы ты сводил меня на балет или весёлую итальянскую оперу, – ответила Фредерика. – Разве что увидели венское общество.

К ювелиру Морис Август отправился в сопровождении верного своего стража Ивана Уфтюжанинова, скрывавшего под полой казакина заряженный пистолет. Мера предосторожности была не лишняя – предстояло получить внушительную сумму денег.

Старый Гоухберг тщательно отсчитывал австрийские гульдены с портретами Марии-Терезии и её ближайших предшественников, укладывал их определёнными суммами в холщовые мешочки.

   – Вот вам небольшой подарок по случаю удачной сделки, дубовый ларец с хитрыми замками, – произнёс ювелир.

Ларец, обитый медными пластинами и наполненный деньгами, оказался тяжёл. Его тяжесть почувствовал даже физически крепкий Уфтюжанинов, взвалив ношу на плечо.

   – Будешь теперь, Иван, хранителем моей казны, – назидательно сказал Беньовский. – Головой отвечаешь за ларец.

   – Понятное дело. Отвечаю головой, – пробурчал Уфтюжанинов.

Оставив Ивана в гостинице, Беньовский решил навестить Макса Бальдамуса, бывшего своего компаньона по неудавшейся фиумской компании.

   – Какими путями? – встретил его полотняный фабрикант не то чтобы радушно, но и не враждебно. – Задумали создавать новую компанию?

   – Правильно угадали, герр Бальдамус. Именно это я и задумал. Собрал кое-какой капиталец.

   – Тогда Бог в помощь.

   – Мало мне Божьей помощи. Хотел бы видеть вас в числе новых компаньонов с вашим предпринимательским опытом, авторитетом в деловом мире.

   – Нет уж, увольте, голубчик. Над вашей затеей с самого начала висело Божье проклятье. Сколько денег на ветер пустили! Сына едва не потерял. Не принесёт удачи наш союз. Может быть, вам и повезёт на этот раз, а может быть...

Бальдамус не договорил и только махнул рукой.

   – Огорчили вы меня, Макс, – с горечью сказал Беньовский.

   – Что делать? Разуверился в вас. И куда теперь путь держите?

   – Наверное, в Париж и Лондон, а потом за океан. Попытаюсь заинтересовать правительства моими проектами. Я ведь опять возмечтал вернуться на Мадагаскар.

   – Лучше поезжайте прямо в Америку, в бывшие британские колонии. Они после провозглашения независимости называют себя Соединёнными Штатами. Там дело идёт, кажется, к полной победе над англичанами.

   – Советуете податься в Америку?

   – Ничего я вам не советую. Делюсь некоторыми соображениями. Американцы, как мне кажется, народ дерзкий, предприимчивый, нахрапистый. Вы же человек... извините за откровенность, авантюрного склада характера.

   – Может быть, дорогой герр Бальдамус.

   – С американцами вы бы легко нашли общий язык. А англичане и французы несколько старомодны.

   – Говорят, в Америке процветает работорговля.

   – Не могу судить. В Америке не бывал. Но чувствую, что людям вроде вас там раздолье.

Беньовский понимал, что венский фабрикант говорил с ним с известной долей иронии. И всё же слова Макса Бальдамуса запали в его душу. Не начать ли своё путешествие с Америки? Не подобрать ли среди предприимчивых американцев надёжных компаньонов?

   – Едем, – коротко бросил жене Морис Август.

   – В Париж? – спросила Фредерика, жаждавшая увидеть парижских знакомых, Нотр-Дам, Лувр.

   – Нет, в Амстердам. А там сядем на корабль и поплывём к американским берегам.

   – Но ты же намеревался ехать в Париж...

   – Намеревался, да раздумал.

Ехали через южную Германию. Сделали короткую остановку в баварской столице. По старой памяти Беньовский заглянул в храм, в котором познакомился когда-то с отцом Мельхиором. Теперь там служил новый священник. От него Морис Август узнал, что прежний настоятель храма возглавляет одну из баварских епархий.

Амстердам встретил путешественников сырой прохладой и туманом. Город рассекали узкие прямые каналы, по которым сновали лодки и плавали стаями дикие утки. Вдоль набережных теснились дома с узкими фасадами и высокими черепичными кровлями.

В порту Беньовский узнал, что на днях отплывает к берегам Америки голландское торговое судно «Рейн». Не раздумывая долго, он договорился с капитаном и получил просторную каюту. Капитан, широколицый немолодой человек с пышными бакенбардами и неизменной трубкой в зубах, оказался приветливым и общительным человеком.

   – Не впервые плаваете в Америку? – спросил его Морис Август.

   – Да почитай два десятка лет пересекаю океан. А до этого плавал на Яву и в Малакку.

   – О, вы, я вижу, большой знаток Америки! Хотел бы порасспросить вас об обстановке в бывших английских колониях.

   – Прошу ко мне в каюту. Там и потолкуем. С вами супруга?

   – Ей нездоровится с дороги. Пусть отдыхает.

Капитан представился Беньовскому как Вильем ван Вейден из Роттердама. Упомянул о своих предках, сражавшихся за независимость Нидерландов от испанского владычества.

   – Граф де Бенёв, – назвался Морис Август. – Наша фамилия известна среди венгерских магнатов.

«Граф – это звучит посолиднее, чем барон. В Америке стану графом», – подумал Беньовский, довольный своей выдумкой.

Вот что узнал новоявленный граф от капитана ван Вейдена.

Несколько лет тому назад в Филадельфии заседал Континентальный конгресс, принявший декларацию[64]64
  ...в Филадельфии... континентальный конгресс, принявший декларацию. – Декларация независимости США была принята 4 июля 1776 г. Вторым Континентальным конгрессом во время войны за независимость.


[Закрыть]. Она отражала интересы богатых помещиков-плантаторов, торговцев, предпринимателей, желавших освободиться от опеки колониальных властей и стремившихся стать хозяевами положения. Колонизаторы ответили вооружёнными репрессиями, натолкнувшись на яростное сопротивление сторонников независимости. Началась освободительная война североамериканцев против Англии. Поначалу плохо вооружённые и слабо организованные, повстанческие силы постепенно набирались опыта, получили вооружение и снаряжение от европейских держав, желавших досадить англичанам, и превратились в регулярную боеспособную армию. Большую роль здесь сыграл главнокомандующий повстанцев Джордж Вашингтон[65]65
  Вашингтон Джордж (1732—1799) – первый президент США (1789—1797). В войне за независимость он был главкомом армии колонистов, председателем Конвента (1787) по выработке конституции.


[Закрыть], весьма способный военачальник и организатор.

   – Что за человек этот Вашингтон? – перебил капитана Беньовский.

   – Как вам сказать, граф? Он богатый помещик. По политическим взглядам скорее умеренный либерал, чем радикал. Рабства не одобряет, но и предпочитает не ссориться с его сторонниками. В народе пользуется большим уважением и авторитетом. Американцы убеждены, что Вашингтон станет их первым президентом, когда произойдёт замирение с англичанами и Соединённые Штаты получат международное признание.

   – Американцы видят новое государство республикой?

   – Большинство стоит за республику. Но есть и сторонники монархии, в частности среди армейских офицеров. Однажды они высказались: а почему бы главнокомандующему не стать королём Джорджем Первым? Узнав о таких высказываниях, Вашингтон скверно выругался и произнёс: «Монархия не для Америки».

   – Откуда вам это известно?

   – Осведомлённые американские друзья рассказывали.

   – Вы считаете, что дни англичан в бывших колониях сочтены?

   – Абсолютно в этом уверен. Основные силы англичан разгромлены. Вашингтон умело сочетал боевые действия регулярных войск с тактикой партизанской борьбы. Попытались было англичане перенести основные сражения в южные штаты в надежде заручиться поддержкой местных плантаторов-рабовладельцев, но из этой затеи ничего не вышло. И южане не поддержали англичан. Поэтому-то Вашингтон вынужден считаться с южными плантаторами и не настаивает на немедленной отмене рабства.

   – Каковы в настоящее время позиции англичан?

   – Они ещё продолжают удерживать некоторые торговые города на атлантическом побережье, в том числе Нью-Йорк. Этот город колонизаторы считают столицей уже не существующей, по сути дела, колонии. Чёрт бы их побрал, этих англичан!

И капитан разразился сочной морской руганью.

   – Чем не угодили вам англичане?

   – И вы ещё спрашиваете, граф? Да будет вам известно, что ещё в середине прошлого века мои соотечественники-голландцы на месте теперешнего Нью-Йорка основали своё поселение. Его назвали Новым Амстердамом. Англичане узрели в нашем лице нежелательных соперников и побоялись расширения нашего присутствия в Северной Америке. Захватив через некоторое время Новый Амстердам, англичане переименовали его в Нью-Йорк.

   – Понимаю, капитан, причины вашей неприязни к англичанам.

   – Пусть вас не удивит, граф, что в море мы выйдем под гамбургским флагом.

   – К чему такой маскарад?

   – Скорее маскировка. Нидерланды, как и Франция, пребывают в состоянии войны с Англией и всемерно поддерживают Соединённые Штаты. Если у берегов Америки нас остановит британское патрульное судно, флаг нейтрального вольного города Гамбурга послужит нам защитой.

   – Такой ли уж надёжной?

   – Пока нам удавалось обводить англичан вокруг пальца. Принимая нас за немцев, англичане предпочитают с нами не ссориться. Ведь некоторые немецкие княжества, например Гессен, на протяжении всей войны за независимость продавали Англии своих солдат.

   – Слышал об этом.

За время плавания через Атлантику Морис Август не раз беседовал со словоохотливым капитаном ван Вейденом и постигал сложную обстановку на Американском континенте. Корабль держал курс на Филадельфию, временную столицу Соединённых Штатов. Беньовский делился своими планами с голландцем и поведал о цели своей поездки в Америку.