Текст книги "Каторжник император. Беньовский"

Автор книги: Лев Демин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

Обойдя дом, Беньовский испытал горестное чувство, словно видел следы недавнего вражеского нашествия. Пожалуй, турецкие мародёры не нанесли бы усадьбе такого ущерба, какой нанёс дорогой зятёк Ласло. В гостиной на месте гобеленов, которые так любил отец-генерал, остались голые обшарпанные стены. В отцовском кабинете столик-бюро стоял на прежнем месте, но столешница была изрезана ножом. Сохранились в целости лишь портреты предков – они не заинтересовали зятя.

   – Мы проголодались с дороги, – сказал Беньовский дворецкому.

   – Не знаю, чем и накормить вас. Этот каналья...

   – Это уж твоя забота, братец.

   – Пожалуй, я велю зажарить молодого барашка из моего хозяйства.

   – Готовь барашка с картофелем и яичницу. Я твой должник, старик.

   – Полно вам, барин. Я так рад, что вы вернулись с молодой госпожой. Вот бы порадовался ваш батюшка!

Первым намерением Беньовского, когда он выслушал жалобы дворецкого и воочию убедился в разорении усадьбы, было снарядить вооружённый отряд гайдуков и нагрянуть к зятю, хорошенько помять ему бока и поступить с его имением таким же образом. Но против этого плана решительно восстала Фредерика. Со слезами на глазах она отговаривала мужа:

   – Не делай этого, Морис. Не забывай, что императрица простила тебе старые прегрешения. И не делай новых.

   – Ладно, чёрт с ним, с этим Ласло. Пусть будет по-твоему.

   – Я желаю тебе добра, мой коханый.

В ближайшие дни Беньовскому пришлось потрудиться, чтобы кое-как восполнить потери опустошённого имения. Он отыскал богатого цыгана-барышника, промышлявшего перепродажей лошадей, и сторговал у него пару резвых рысаков для пароконного экипажа, арабского скакуна для верховой езды и несколько лошадей для хозяйственных целей. Вместе с дворецким он побывал в ближайшем городе и сделал разные покупки у местных купцов. Приходилось закупать домашнюю утварь, посуду, постельное бельё и даже пух для перин. В своём селении среди местных умельцев Морис Август нашёл искусных столяров и заказал им необходимую мебель, распорядился и насчёт ремонтных работ в доме.

Всё крестьянское население Вецке ещё оставалось собственностью помещика. О предстоящей отмене крепостного права в Венгрии ещё только появлялись слухи. Это событие произойдёт через несколько лет, в 1785 году.

Беньовский приказал старосте собрать общедеревенский сход и выслушал жалобы. Жаловались на прежнего владельца. Оказалось, что Ласло, получив предписание судебной палаты покинуть Вецке, решил собрать с крестьян подати за год вперёд. Многие не имели никаких возможностей рассчитаться с барином. Тогда помещик стал забирать у крестьян скот, имущество, последние запасы хлеба и поставил крестьянские семьи на грань голода. Попытались было крестьяне оказать сопротивление, но жестоко поплатились. Ласло вызвал из города отделение вооружённых жандармов, и те перепороли почти половину деревни. После экзекуции часть недовольных, вооружившись чем попало, ушла в горы.

Выслушав жалобы, Морис Август произнёс на сходе речь.

   – Моя власть над вами дана Богом и императрицей. Перед ними я и за вас в ответе. Передайте всем тем, кто ушёл в горы, пусть возвращаются домой к семьям без страха и опаски. Я ваш отец и хозяин, а не недруг. Бог покарает вашего обидчика. Я и сам пострадал от него. Вернулся в разграбленный и опустошённый дом.

После схода беглецы вернулись в село из своих горных убежищ. Для пополнения своего опустошённого скотного двора пришлось Беньовскому купить у соседей-помещиков коров, овец и свиней.

Для пущей безопасности Морис Август решил нанять и вооружить нескольких гайдуков. В ближайшем городе ему посчастливилось встретить молдаванина Кароля, который когда-то служил у него. Кароль приходился дальним родственником покойному Мирчо, погибшему в Польше. Молдаванин согласился служить в имении Мориса Августа и обещал подобрать для него ещё троих соотечественников. В Вецке прибыли все четверо.

   – Будете служить под началом моего капрала, – сказал им Беньовский, знакомя с Уфтюжаниновым. Гайдуки обрадовались, узрев в нём не схизмата-католика, а своего единоверца. Кароль немного понимал по-русски, так как одно время служил у одного молдавского боярина, часто наведывавшегося по своим делам в Киев.

Однажды дворецкий доложил Морису Августу:

   – К вам гость, господин Ласло, каналья.

   – Скажи, никого не принимаю, болен. И гони его прочь.

Но напористый Ласло уже громыхал тяжёлыми охотничьими сапогами по паркету и без разрешения ввалился в кабинет, оставляя на полу следы талого снега.

   – Дорогой шурин, давненько не виделись. Прости великодушно, что без супружницы, сестрицы твоей. Она опять на сносях.

   – Что тебе нужно?

   – Почто так нелюбезно? Родня всё-таки.

   – Хороша родня. Ты оставил именье в таком виде, словно оно только что подверглось турецкому нашествию.

   – Ах, вот ты о чём? Давай во всём разберёмся по справедливости.

   – Какая уж тут справедливость...

   – Нет, послушай, Морис. Когда тебя лишили по суду наследства и Вецке досталось нам, откуда я мог знать, что стану временным владельцем? Я и поступил со своим имуществом как считал нужным.

   – Вижу, вижу, как ты поступил. Даже отцовские гобелены уволок.

   – А с гобеленами получилась забавная история. Хочешь, расскажу? Ты знаешь мою слабость. Люблю в картишки с друзьями перекинуться. Играли мы с бароном Сентешем по-крупному. Проигрался я до нитки. За мной большой долг. Хоть стреляйся. Барон и говорит: давай мне твои гобелены, будем считать, что в расчёте. Вот что случилось, шурин, с твоими отцовскими гобеленами.

   – И каналья же ты, как говорит один умный человек.

   – Но-но... Я ведь могу и на дуэль тебя вызвать.

   – С такими, как ты, Ласло, не стреляются. Им просто дают хорошего пинка и спускают с лестницы.

   – Не сержусь на тебя, Морис. Отношу твои грубые слова на счёт твоего необузданного темперамента. Ты бы познакомил меня с супругой. Недурной у тебя вкус, как я погляжу.

Привлечённая громкими голосами, Фредерика заглянула в кабинет и стала свидетельницей окончания бурного объяснения мужа с зятем. Ласло галантно представился и полез к хозяйке с родственными поцелуями.

   – Дай непрошеному гостю что-нибудь выпить. Ведь он этого ждёт. И постарайся поскорее выпроводить его вон.

Произнеся эти слова, Беньовский вышел из кабинета, с раздражением хлопнув дверью. Фредерика попыталась разрядить обстановку.

   – Не судите его строго, Ласло. Он очень издерган после тяжёлой работы на Мадагаскаре. И ещё его очень расстроил вид родительского дома после вашего в нём хозяйничанья.

   – Я уже объяснил Морису. Откуда мне было знать, что Вецке снова когда-нибудь перейдёт к нему? Я поступал со своим имуществом по своему усмотрению.

   – Муж собрал свидетельства, что дом и хозяйство были разграблены уже после того, как вы получили судебное уведомление о передаче имения Вецке вашему шурину. А это дело подсудное.

   – Морис намерен судиться?

   – Он ещё не решил.

   – Не по-родственному это.

Ласло выпил стакан вина и откланялся. Больше он в доме Беньовских не появлялся. Другие соседи частенько наносили визиты. Сперва – чтобы познакомиться или возобновить старое знакомство, а потом – чтобы развеять провинциальную скуку. Морис Август представлялся скучающим соседям-помещикам человеком интересным, бывалым, много поскитавшимся по свету. И рассказывал он о пережитом, о дальних странствиях занимательно.

Визиты эти тяготили Беньовского. Соседи-помещики развлекались всякими мелкими сплетнями, рассказывали в разных вариантах историю о том, как Ласло, заядлый картёжник, проиграл в карты фамильные гобелены, делились слухами о разбойниках, укрывающихся в горах.

Одна экзальтированная дама рассказывала страшную историю о графине Баторий, жившей в уединённом замке не то в прошлом, не то в позапрошлом веке. Стареющая графиня, чтобы сохранить свежесть кожи, принимала ванны из крови маленьких девочек. Слухи об этих преступлениях просочились сквозь стены замка, и однажды хозяйку поймали с поличным, когда число жертв достигло восьмидесяти. Графиню-преступницу присудили к пожизненному тюремному заключению в темнице, а её пособниц-служанок сожгли на костре.

Слушательницы этой истории охали и ахали, истово крестились и говорили, что теперь не уснут от кошмарных видений. А на Мориса Августа гости с их историями наводили скуку. Если же он пытался перехватить инициативу и начинал рассказывать о Мадагаскаре, его перебивали нелепыми вопросами: а где находится этот самый Мадагаскар, бывает ли там зима со снегом? Что за народ там живёт, наверное, индейцы? И это раздражало Беньовского. Он всё чаще уезжал в город, в котором стоял большой гарнизон под командованием генерала Макоша.

Генерал принимал гостя радушно, предавался воспоминаниям о своём старом сослуживце, отце Мориса Августа. На манеже проходили конные состязания. Офицеры кавалерийских полков лихо рубили саблями лозу, преодолевали препятствия. Беньовский, находясь среди зрителей, поздравлял победителей. Его приглашали на товарищеские пирушки в офицерском собрании по случаю всяких юбилеев, полковых праздников, просили рассказать о мадагаскарских событиях. Морис Август, почувствовав себя в своей тарелке, с воодушевлением пускался в воспоминания, включая свою необузданную фантазию. Он стал своим в гарнизоне и вечно оказывался в компании новых друзей.

Однажды генерал Макош встретил Беньовского словами:

   – Дорогой Морис, вы-то мне и нужны. Ой как нужны.

   – К вашим услугам, мой генерал.

   – Я формирую уланский полк по штатам военного времени. Полковник Лохвиц, чёрт бы его побрал, свалился на днях с лошади и получил тяжёлую травму. Мне не нужен командир полка – растяпа, который падает с лошади и ломает ноги. В строй он уже не вернётся. Почему бы вам не принять полк? Я внимательно ознакомился с рекомендательным письмом князя Кауница, моего старого друга. Князь рекомендует вас как человека с хорошим военным опытом.

   – Я слышал, что старый баварский курфюрст умер. Значит, война?

   – Придётся воевать за баварское наследство. Саксонцы и пруссаки уже двинули свои войска к границе Чехии. Так что вы скажете на моё предложение, милейший?

   – Лестное предложение.

   – Ещё бы не лестное. В вашем возрасте командовать отборным полком...

   – Я и корпусом командовал, генерал.

   – Так называемым корпусом. Сколько в вашем распоряжении было подчинённых? Рота, две?

   – Две. И ещё инженерная команда и батарея полевых пушек, к вашему сведению.

   – Негусто. В вашем полку будет шестьсот сабель не считая орудийной батареи и обозного эскадрона. Соглашаетесь?

   – Разрешите съездить в Вецке попрощаться с женой. И тогда я в полном вашем распоряжении.

   – Вот это другой разговор. Представление на вас сегодня же пошлю в Вену.

Назначение Мориса Августа Беньовского командиром уланского полка не вызвало особого удивления в гарнизоне. Он уже стал как бы своим для офицеров. Лишь некоторые из них, наиболее проницательные и смышлёные, посмеивались над его велеречивостью и склонностью приврать.

Фредерика выслушала решение Мориса Августа поступить на австрийскую службу и отправиться воевать с саксонцами и пруссаками спокойно, хотя и всплакнула из приличия. С Уфтюжаниновым у него состоялся непростой разговор. Начал Беньовский издалека:

   – Не надоело тебе, Иван, одиноким бобылём ходить?

   – Стало быть, судьба такая, мой господин.

   – Брось ты о судьбе толковать. Посмотри, сколько в селе пригожих девок. Разве нет выбора?

   – Да я бы не против.

   – И я бы не против тебе хорошую невесту подобрать. Да понимаешь ли, загвоздка одна на пути твоём. По нашим обычаям негоже, чтобы добрая католичка за схизмата замуж выходила.

   – Что такое схизмат?

   – Бусурманин, по-вашему. Иначе говоря, человек чужой веры. Вот я сейчас принимаю полк. Вероятно, отправимся на войну. Хотел бы и тебя, моего старого боевого товарища, с собой взять. Представил бы тебя на звание вахмистра. Но не в обычаях наших, чтобы иноверец верховодил католиками. Как к тебе отнесутся правоверные солдаты-венгры? Надо тебе, Иван, для пользы дела окреститься у нашего деревенского падре. Вместо Ивана станешь Иштваном.

   – Не могу я, господин, изменить вере моих родителей, дедов.

   – Да пойми ты... Католическая вера или православная, как это называется по-вашему, – это лишь оболочка. А суть одна. Все мы христиане. Бог у нас един, Христос, Бог Сын, тоже един, и Матерь Божья, Дева Мария, едина. Что изменится от того, что станешь католиком?

   – Не скажите, господин. Латиняне крестятся не тремя перстами, а всей ладонью. Службу ведут на латыни. Святые иконы отвергают. Причастие совершают на свой лад. Святых наших, братьев-великомучеников Бориса и Глеба, великого подвижника Сергия Радонежского, просветительницу Евфросинию Полоцкую, не признают...

   – О, да ты, Иван, в вопросах веры собаку съел.

   – Я же священнический сын. И за причетника в храме прислуживал.

   – Как хочешь, Иван. Неволить тебя не стану. Но в полк с собой не возьму. Останешься с гайдуками сторожить имение и охранять госпожу. Слышал, в горах опять беглые холопы разбойничают.

   – Есть такие слушки.

Попытался воздействовать на упрямого Ивана и деревенский священник отец Стефан, но тщетно. Уфтюжанинов, поповский сын, оставался непреклонен и перейти в католичество никак не хотел. «А добрый вояка бы получился и для девок загляденье», – с сожалением подумал Беньовский. Иван теперь никак не походил на прежнего тщедушного камчатского парня. Раздался в плечах, заматерел, отпустил бородку. Вьющиеся светло-русые кудри расчёсывал на прямой пробор.

Прощаясь с Фредерикой, Морис Август пошутил:

   – Был бы Ивашка не таким телком...

   – Ну и что было бы?

   – Не оставил бы тебя на Ивашкино попечение.

   – Плохо обо мне думаешь. Ревнуешь шляхтичку к безродному хлопу.

   – Да нет, не ревную. К слову сказать, пошутил.

   – Плохо пошутил.

Но неуклюжая шутка мужа запала в душу Фредерики. Она приглядывалась к статному, русоволосому и синеглазому Ивану и говорила себе: хорош парень. И ловила себя на греховных мыслях о том, что присутствие привлекательного гайдука, возможность видеть его рядом, перекинуться с ним двумя-тремя ничего не значащими словами доставляет ей маленькое удовольствие, приводит в лёгкое волнение. Не сразу осознала Фредерика, что муж с некоторых пор стал вызывать у неё скрытое раздражение своими амбициозными планами, поглощавшими все его помыслы, отодвигавшими его от дома и семьи. Фредерика с досадой называла мужа в душе бродягой, кочевником, пустым фантазёром и честолюбцем, который так и не принёс ей простого женского счастья.

Глава двадцать третья

Наследник покойного курфюрста Карл-Теодор Пфальцский, человек нерешительный и мягкий, готов был идти на любые уступки австрийцам, лишь бы избежать военного конфликта. 3 января 1778 года он заключил в Вене конвенцию, по которой уступал Австрии всю Нижнюю Баварию и некоторые другие области в обмен на признание австрийской стороной права нового курфюрста на всё остальное наследство. Венская конвенция вызвала недовольство как баварской знати, так и правителей Саксонии и Пруссии, опасавшихся подчинения всей южной Германии императорскому дому. Особенно решительно воспротивился австрийской политике король прусский Фридрих II. Однако же все его дипломатические усилия, попытки путём переговоров заставить Австрию отказаться от намерения утвердиться в Нижней Баварии не увенчались успехом. Война оказалась неизбежной. Австрийские войска под командованием Ласси и Лаудона были подтянуты к границам Силезии и Саксонии. Император-соправитель Иосиф II выехал в действующую армию. Фридрих II тоже двинул свои войска навстречу противнику. Во главе пруссаков встали сам король и его брат Генрих. К пруссакам присоединилась и саксонская армия курфюрста Фридриха-Августа III.

Странная это была война за баварское наследство. Не происходило кровопролитных сражений, крупномасштабных операций. Обе стороны демонстративно бряцали оружием и выжидали. Императрица Мария-Терезия, желавшая избежать большой изнурительной войны, сдерживала пыл своих военачальников. Пруссаки и саксонцы также не проявляли боевой инициативы. Дело ограничивалось тактическими передвижениями войск, отдельными рейдами на вражескую территорию небольших подвижных отрядов да мелкими стычками. С наступлением зимы в военных действиях наступило полное затишье. Пруссаки, которые к началу войны перешли границу Богемии и незначительно углубились на её территорию, отошли назад и расположились на зимних квартирах в Саксонии и Силезии.

Уланский полк Мориса Августа Беньовского встал на постой в небольшом чешском городке. Офицеры коротали время за карточной игрой на постоялом дворе Зденека Славичека. Это был самый богатый человек в городке, владевший не только вышеупомянутым постоялым двором и пивным заводом, но и занимавшийся поставками фуража для австрийской армии. В доме Славичека Беньовский занимал просторную квартиру. Эскадронные командиры расселились у соседей-горожан. Младшие офицеры довольствовались помещениями при постоялом дворе.

Слуги обнесли всё общество высокими глиняными кружками с чёрным пенистым пивом. Выпили, похвалили пивовара Славичека. Лишь молодой офицер воскликнул:

   – Помрёшь от тоски, господа, на такой войне! Сидим, как мыши в норе.

   – Не скажите, прапорщик, – возразил ему усатый ротмистр, командир первого эскадрона. – Вы забыли о сражении с пруссаками при Габельшверте.

   – Тоже мне сражение... Обменялись несколькими выстрелами, помахали сабельками.

   – Постойте, господа, – остановил спорщиков Морис Август. – Давайте дадим здравую оценку Габельшверту. С военно-стратегической точки зрения сражение не крупномасштабно. Прапорщик прав – обменялись несколькими выстрелами, помахали сабельками. Но пруссаки увидели нашу силу и не рискнули вклиниваться далеко в глубь нашей обороны, а с наступлением холодов предпочли убраться восвояси.

Офицеры согласились с командиром полка. Кто-то предложил выпить за всех участников Габельшвертского сражения. Потом разговор перешёл на другую тему.

   – А какой хитрец курфюрст Баварский Карл-Теодор, – с иронией произнёс усатый эскадронный ротмистр.

   – Это маленький немецкий подражатель Людовику Пятнадцатому, – перебил кто-то из молодых.

   – Вот именно. Ведёт себя как безучастный зритель. Позволил Австрии беспрепятственно занять восточные баварские земли. Пруссаки и саксонцы больше пекутся о его интересах, чем сам курфюрст.

   – А может быть, в этом высшая государственная мудрость, загребать жар чужими руками? – возразил сухопарый пожилой командир третьего эскадрона.

   – Какая может быть здесь мудрость? – ответил усатый ротмистр. – У Карла-Теодора единственная забота – наделить имениями всех своих многочисленных незаконных детей и замириться с Австрией ценой любых уступок, чтобы прожить без тревог и волнений остаток отпущенных ему Богом дней.

   – Господа офицеры, вы ещё не знаете последней новости, – обратился к собравшимся Беньовский. Офицеры насторожились.

   – Только что прибыл из штаба генерала Макоша полковой адъютант. Пруссаки ведут в Вене переговоры с нашей стороной. Пока они не приносят никаких плодов. Российская императрица Екатерина пригрозила, что вмешается, если враждующие стороны не придут к примирению. Её величество Мария-Терезия склонна принять посредничество России и искать пути к соглашению. Вот такие новости, господа. Похоже, что война подходит к концу.

Офицеры долго обсуждали новость, которую привёз из штаба генерала Макоша полковой адъютант. Кто-то высказал сожаление, что так и не пришлось повоевать всерьёз. Другие, наоборот, выражали удовлетворение, что война обошлась без серьёзного кровопролития и, по всей видимости, вскоре будет подписан мирный договор. Тогда полк вернут в Венгрию и старики резервисты смогут разъехаться по домам.

Когда с обсуждением важной новости было покончено, офицеры сели за карты. Сложилось несколько партий игроков.

Приглашали и полкового командира, но Беньовский вежливо отказался. И вовсе не потому, что был противником азартных игр. Он строго придерживался субординации и считал для себя невозможным садиться за карточный стол с подчинёнными. Вот если бы пригласил его в компанию игроков сам генерал Макош!

Морис Август подошёл к полковому казначею Гомуляку, одиноко сидевшему у пылающего камина. Словак Гомуляк отличался необщительным характером, может быть, потому, что недолюбливал венгров, и был скуп. Он никогда не садился за карточный стол из-за боязни проигрыша и предпочитал оставаться зрителем.

   – Вы что-то хотели мне сказать, пан Гомуляк? – обратился к нему Беньовский. – Извините меня великодушно, в последние два дня я был чертовски занят и никак не смог вас выслушать. Переговоры со Славичеком насчёт поставок фуража... Вы знаете, какой прижимистый человек этот чех.

   – Я так думаю, что он большой мошенник.

   – А вы бы хотели, чтобы поставщик армии её величества не был мошенником? Так какое у вас ко мне дело?

   – Я давно желал обратить ваше внимание, пан бригадир, что этот Славичек предъявляет нам завышенные счета. Он продал нам партию подмоченного и тронутого плесенью овса под видом первосортного. Я произвёл обмеры возов сена, доставленных поставщиком на этой неделе, и установил, что его реальный объем никак не соответствует цифрам, указанным в требованиях на оплату. Что вы на это скажете?

   – Факты серьёзные, пан Гомуляк. Я займусь проделками Славичека.

   – Не стоит ли прекратить с этим мошенником всякие деловые отношения?

   – Нет, не стоит. Вы уверены, что другой поставщик будет честнее?

   – Откуда мне знать?

   – Вот видите? Вы не знаете, и я не знаю. А Славичек оказал нам немало добрых услуг. И его рекомендовал как старого друга сам генерал Макош. Они знакомы ещё со времён Семилетней войны. Так что, хочется нам этого или не хочется, придётся проявлять к пану Славичеку снисходительность и закрывать глаза на некоторые его неблаговидные поступки.

   – Жаль.

   – Не горюйте, пан Гомуляк. Со Славичеком я непременно поговорю.

Слова Беньовского заглушил гвалт разгорячённых игроков. Шёл яростный спор – уличили нечестного игрока. Уличённый оправдывался – он вовсе не прятал карту, а нечаянно обронил её на пол. Спор разрешили полюбовно – прерванную игру считать недействительной, начать партию сызнова и в знак примирения выпить по кружке пива.

Морис Август вышел с постоялого двора и направился домой, однако поднялся не на свою половину, а к хозяину. Славичека он застал в уютном кресле, закутанного в тёплый стёганый халат. Перед ним на маленьком ломберном столике стоял органчик в шкатулке из красного дерева. Из него лилась весёлая, задорная музыка. Возле кресла на ковре примостились четверо малышей разных возрастов, хозяйские внуки.

   – Развлекаюсь после трудов праведных. Чем обязан? – Такими словами встретил Славичек Беньовского.

   – Хотелось бы потолковать.

   – Всегда рад. Не желаете ли, пан бригадир, венгерского вина?

   – От бокала токайского не откажусь.

Славичек выпроводил детвору, остановил органчик и встал, чтобы налить бокалы себе и гостю.

   – Вас не шокирует мой халат? Я по-домашнему.

   – Не стесняйтесь, пан Славичек. Ведь я свой человек в вашем доме. Так вот о чём я хотел бы с вами потолковать...

   – Слушаю вас, пан Морис.

   – Мой казначей жаловался на вас. Он считает ваши счета за фураж завышенными. По его утверждению, вы продали нам партию подмоченного овса. И обмер возов сена, поставленного вами, показал несоответствие указанному вами объёму.

   – Ваш казначей излишне придирчивый человек.

   – Придирчивый, но честный. И я верю ему.

   – Вот что я вам на это скажу... Допустим, вы покупаете у торговки на базаре яблоки. Весы показывают два фунта, ни больше ни меньше. Вы и платите торговке за два фунта. Я же не могу взвалить на весы воз сена или воз овса. Такие весы ещё никто не придумал. Вот и приходится определять вес или объем по приблизительному подсчёту. А всякий приблизительный подсчёт вызовет возражение придирчивого пана Гомуляка.

   – Допустим. А что вы скажете насчёт подмоченного, тронутого плесенью овса?

   – Моё упущение. Недоглядел.

   – Поймите, пан Славичек, не в моих интересах ссориться с вами, да и вам, убеждён, не резон ссориться со мной. Я вовсе не хотел бы искать другого поставщика. Вероятно, ссора со мной чревата для вас неприятными последствиями. С вами перестанут иметь дела другие командиры полков, и вы понесёте невосполнимые убытки.

   – Не дай-то Бог!

   – Вот именно. Так что давайте приходить к компромиссу или, как говорят математики, к общему знаменателю.

   – В какую сумму вы оцениваете убыток, который я вам нанёс?

   – Вот это деловой разговор, пан Славичек. Я бы не возражал, если бы вы выплатили мне три тысячи гульденов серебром.

   – О Бог мой! Три тысячи гульденов серебром...

   – Вы считаете это большой суммой?

   – Немыслимой. Я бы ещё согласился на полторы тысячи.

   – Сойдёмся, пан Славичек, на двух тысячах гульденов. И делу конец. И только из-за моего доброго расположения к вам. И забудем про подмоченный овёс и завышенные счета.

   – Вы меня разоряете, бригадир.

   – Да полно вам!

   – Бог вам судья. Я согласен.

Славичек вышел в соседнюю комнату, свой рабочий кабинет, долго, гремел там ключами, открывая тяжёлую крышку кованого сундука. Вернулся он с увесистым холщовым мешочком.

   – Вот, ровно две тысячи гульденов. Можете пересчитать, если хотите.

   – Зачем же пересчитывать? Верю вам на слово. Давайте-ка выпьем ещё по бокалу.

Иржи Славичек услужливо подал Беньовскому бокал вина, налил и себе. С хитроватой усмешкой он взглянул на гостя и подумал: «Вот, опять всё просто решилось, как и с другими». Поставщиком императорской армии он был многие годы. Нажитые всякими честными и нечестными путями гульдены вкладывал он в пивоваренное производство, строительство домов, торговлю и мог считаться одним из самых богатых людей в приграничной Чехии. Поставляя расквартированным на границе кавалерийским полкам сено, овёс, конское снаряжение, он беспардонно обсчитывал заказчиков, мошенничал, предъявляя завышенные счета, выдавал тронутый плесенью позапрошлогодний овёс за первосортный. Иногда это сходило ему с рук – не в каждом полку находился такой дотошно придирчивый казначей, как пан Гомуляк. Командиры полков смотрели на проделки поставщика-мошенника сквозь пальцы – не из своего кармана трачу деньги. Но попадались и зоркие военачальники, уличавшие Славичека в обмане. Тогда поставщик каялся в допущенной оплошности и выражал готовность компенсировать невольный убыток. Торговались и сходились на компромиссной сумме, которую полковой командир, как правило, в полковую кассу не вносил, а клал себе в карман. Так на поставках фуража наживался не только поставщик, но и армейский военачальник. Это была сложившаяся ещё задолго до Славичека и Беньовского практика.

Не спеша, мелкими глотками Морис Август выпил бокал вина и сказал многозначительно:

   – Мы покончили, пан Славичек, с мелким делом. А теперь я хотел бы поговорить с вами о другом.

   – Готов вас выслушать, пан Морис.

   – Вы мне нравитесь своей деловитостью, размахом.

   – Рад это слышать.

   – И вы богатый человек.

   – Насчёт моего богатства преувеличивают.

   – Не прибедняйтесь. Я хотел бы видеть вас своим компаньоном.

   – О чём идёт речь? Поясните, пожалуйста.

   – Война за баварское наследство, как я предвижу, идёт к концу. В мирное время я вряд ли останусь на военной службе. По призванию я коммерсант. Служба на Мадагаскаре дала мне возможность скопить некоторые средства, которые я намерен вложить в создание коммерческой фирмы. Мне нужны состоятельные и дельные партнёры вроде вас, Славичек. Нашей базой мог бы стать Фиуме, порт в Адриатическом море. Мы покупаем или арендуем корабли и ведём торговлю с турками, неаполитанцами, арабами, Мальтой. Торгуем венецианским стеклом, бархатом, хлопчатобумажными тканями, закупаем турецкий табак, восточные ковры, шелка, кинжалы из дамасской стали, апельсины.

   – Солидные у вас планы. Стоит над ними подумать.

   – Непременно подумайте. Это только первый шаг в нашем грандиозном предприятии. Операции в Средиземноморье дадут нам первоначальный капитал. Разбогатев, мы создадим компанию мирового масштаба. Общество Восточных морей. Каково звучит? Снарядим коммерческую эскадру с товарами и устремимся в Индийский океан, к берегам Мадагаскара.

   – Почему Мадагаскара?

   – А потому, что это остров несметных сокровищ и пока что никому не принадлежащий, если не считать нескольких захудалых французских факторий на его восточном берегу. Я знаю Мадагаскар, его вождей, которые благоволят мне. Это длинная и занятная история. Как-нибудь расскажу вам.

Морис Август пустился в пространные рассказы о богатствах Мадагаскара, о выгодных перспективах частной коммерческой экспедиции на далёкий остров в Индийском океане. И Иржи Славичек слушал его с нарастающим интересом. А вдруг этот загадочный остров и впрямь золотое дно и путь, указанный его постояльцем, в самом деле приведёт к неслыханному богатству? Есть над чем подумать.

   – Мне нужны компаньоны дерзкие, смелые, – сказал Беньовский, закончив рассказ. – Нет ли таких среди ваших друзей?

   – Пожалуй, есть, – не сразу ответил Славичек. – Могу назвать Вальтера Щульца. Богатый судетский немец из Карлсбада. Владеет модным пансионом. Бывает, у него останавливаются даже немецкие владетельные принцы. И кроме того, он крупный строительный подрядчик, строит дома, виллы.

   – Вы познакомите меня с этим Щульцем?

   – Пожалуйста. Мы можем вместе съездить в Карлсбад.

   – Вот и отлично. Кого бы вы могли ещё порекомендовать мне?

   – Альбрехта фон Вальде. Богатый саксонский помещик. Его имения расположены по ту сторону Судетских гор. У него знаменитый конный завод, поставляющий лошадей для армии Саксонии и даже для императорской кавалерии.

   – Я слышал о нём.

В ближайшие дни Морис Август побывал в штабе генерала Макоша и пожаловался ему, что разболелись и не дают покоя старые раны. Полковой лекарь рекомендовал кратковременное лечение на карлсбадских водах.

   – Отпускаю тебя на неделю. Лечись, – ответил старый генерал. – Больших сражений в этой странной войне, кажется, больше не предвидится.

В Карлсбад Беньовский выехал вместе со Славичеком. В пути Иржи Славичек рассказывал Морису Августу, что в своё время на карлсбадских водах лечился сам российский император Пётр Великий. И останавливалась высокая персона в доме деда Вальтера Щульца. Так это было или не так – Бог ведает. Но сам Вальтер утверждает, что слышал об этом от покойного дедушки.