Текст книги "Секреты"

Автор книги: Лесли Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

В ту ночь и два последующих дня и ночи Адель вместе со всем остальным персоналом больницы работала на пределе, помогая пострадавшим. Хотя тогда никто не выражал открыто своих страхов, Адель ясно читала в каждом лице один и тот же вопрос: «Сколько мы еще сможем вынести?»

Но после того как пострадавших подлечили и отослали домой, погибших похоронили и дороги расчистили, больше таких налетов не было. Хотя в Лондоне и в других городах случались периодические бомбежки, казалось, что теперь с «блицкригом» покончено, и в больнице снова воцарилось относительное спокойствие.

В декабре прошлого года японские самолеты разбомбили Перл-Харбор. На следующий день США и Великобритания объявили войну Японии, а затем война Соединенным Штатам была объявлена Германией и Италией.

Адель с Джоан встречали новый, 1942 год на танцах в «Империи» на Лейсестер-сквер, а через два дня было объявлено, что Япония захватила Филиппины и вторгается в Ост-Индию. К концу января в Англию начали прибывать американские войска, вызвавшие огромное волнение среди медсестер. Даже Адель, которая до тех пор не интересовалась мужчинами, не могла не найти этих жизнелюбивых, воспитанных и щедрых мужчин привлекательными.

С февраля она начала ходить на танцы как минимум раз в неделю, и пять раз разные мужчины приглашали ее в кино или выпить. Ей очень понравился светловолосый голубоглазый лейтенант Роберт Онслоу из Огайо, которого она встретила в «Углу Радуги», в клубе для военнослужащих всех званий в старом ресторане «Дель Монико» на углу Шефтесберри-авеню и Пикадилли. Он водил ее в театр на «Блаженный дух» по Ноэлю Коварду и в кино на «Ребекку» и «Прощай, мистер Чипс». Но в мае его откомандировали на базу в Саффолк, и его письма постепенно стали приходить все реже, пока он совсем не перестал писать.

Адель не огорчило окончание так и не начавшегося романа, потому что Джоан совершенно справедливо заметила, что в море еще очень много рыбы. Она была уже достаточно рада тому, что ей снова может понравиться мужчина. Ей было хорошо оттого, что она стала, как и ее подруги, жить днем только вечерним свиданием, получать удовольствие от жизни и ничего не принимать слишком всерьез.

Сейчас она понимала, что день, когда она снова столкнулась лицом к лицу с Майлсом в Винчелси, стал поворотным моментом в ее жизни. Появившееся у нее спокойствие духа почти наверняка было вызвано тем, что она сумела справиться с обидой, которую держала на мать.

После разговора с Майлсом в тот день она вернулась домой и попросила Хонор и Роуз рассказать ей о том, как Эмили чуть не утонула. Роуз не очень хотелось говорить на эту тему, она отмахнулась от участия в разговоре и вышла погулять, но Хонор оказалась намного более словоохотливой. Она не только в живописных выражениях рассказала о событиях той ночи, но и сказала, что Эмили в самом деле обязана жизнью смелости и выдержке Роуз и ее пренебрежению собственной безопасностью. Она также упомянула, что некоторые вещи, которые рассказывала Эмили, находясь в расстроенных чувствах, заставили ее саму задуматься о своих материнских ошибках.

С полными слез глазами она рассказала Адель, как обращалась с Роуз, когда Фрэнк вернулся домой с войны. Она объяснила, что была зла на то, что он вернулся с контузией, и даже иногда жалела, что он не умер во Франции. Она признала свою вину за то, что вымещала свою боль на Роуз.

Бабушка уже не в первый раз пыталась дать Адель понять, что настало время простить мать. Но в этот раз, возможно потому, что Адель тронуло, с какой храбростью Роуз спасла Эмили, она почувствовала, будто ей открылась дверь в прошлое. И вдруг все ее недавние наблюдения и все, что она воспринимала, сложились в единое целое, и она увидела Роуз в совершенно другом, более положительном свете.

В тот вечер Адель намного комфортнее чувствовала себя с Роуз. В какой-то момент, когда они сидели по разные стороны кушетки и слушали приемник, Адель положила ноги на кушетку и Роуз взяла их и положила себе на колени. Просто маленький жест, но любовный и дружеский.

На следующее утро Адель случайно выпустила одного кролика из клетки, меняя солому, и Роуз прибежала помочь ловить его. Кролик явно намеревался удрать от них, и пока они обе бегали вокруг, пытаясь догнать его, они смеялись до колик в животе.

Когда Адель возвращалась в Лондон, Роуз вызвалась проводить ее на вокзал, и по дороге Адель рассказала ей о своем разговоре с Майлсом в Винчелси.

Какое-то время Роуз молчала, и Адель пришло в голову, что она размышляла, как бы сказать о нем что-нибудь нехорошее. Но Роуз не собиралась этого делать, а просто думала над рассказом Адель.

– Мне бы хотелось иметь хотя бы грамм твоего здравого рассудка и человечности, когда мне было столько лет, сколько тебе, – сказала она со вздохом. – Я думаю, ты больше пошла в него, чем в меня, Адель.

Тогда Адель сменила тему разговора и спросила Роуз, хочет ли она вернуться в свой дом в Лондоне теперь, когда Хонор снова в форме.

– Ты можешь вернуться, ты же знаешь, – сказала Адель. – Ни бабушка, ни я не будем чувствовать, что ты нас бросаешь, мы обе знаем, что здесь для тебя не самая сладкая жизнь.

Роуз улыбнулась.

– Здесь лучше, чем в Лондоне, – сказала она. – Намного лучше. И мне нравится быть рядом с мамой.

Когда Адель вернулась в Лондон, ей было над чем подумать. Жизнь уже не была черно-белой. Никто не был совсем плохим, но и идеальным никто не был, и в первую очередь она сама. И она поняла, что ей придется жить с тем, что выпало на ее долю.

Думая о Роуз просто как о Роуз, а не как о неудавшейся матери, она обнаружила, что может смотреть на нее по-другому. Она стала уже не подозрительной, а интригующей, не оскорбительной, а забавной. Когда они разговаривали по телефону, у них возникало много поводов для смеха. Там, где раньше была натянутость и недоверие, появилось тепло.

С каждой поездкой Адель домой они все лучше стали понимать друг друга, они спали на одной кровати и вместе занимались домашним хозяйством, ходили в кино, а иногда и в паб выпить пару стаканчиков. Они спорили, иногда их взгляды совсем расходились, но через год Адель могла честно сказать, что они стали друзьями. Роуз была единственной, кто знал и понимал ее подлинные чувства к Майклу. Адель также могла доверяться ей, рассказывая о других мужчинах, которых она встречала. Роуз в ответ рассказывала ей о мужчинах из своего прошлого, включая Майлса. Она как-то пошутила, что у них не может быть нормальных отношений, какие бывают между матерью и дочерью, потому что они обе не знают, что это такое. Адель подумала, что это истинная правда. Но в каком-то смысле так было даже лучше, потому что они могли быть честнее друг с другом.

– Интересно, что будет, если старшая сестра застанет меня, когда я прилягу? – захихикала Джоан.

– Она тебя повесит, колесует и четвертует, – сказала Адель, быстро споласкивая их чашки. – И она может вернуться в любую минуту, так что нам лучше найти для себя какое-нибудь занятие.

Как только она закончила фразу, зазвонил телефон.

– О, черт побери! – воскликнула Джоан. – Вот и кончилась наша спокойная ночь. Наверняка это какой-то себялюбивый тип, которому нужна кровать.

– Женская хирургия, – сказала она бодрым голосом, поднимая трубку. Она нахмурилась, слушая голос на том конце провода. – Одну минуту, – сказала она и протянула Адель трубку. – Это тебя, – сказала она. – Твоя мама.

У Адель прыгнуло сердце, и она выхватила у подруги трубку. Роуз могла звонить сюда ночью только в самом крайнем случае.

– Что случилось, мама? – спросила она в страхе. – Что-то с бабушкой?

– Нет, дорогая, ничего страшного, – ответила Роуз. – У меня хорошие новости. Я знаю, что сейчас середина ночи и, вероятно, я не лучший человек, от которого ты хотела бы услышать это. Но я чувствовала, что ты захочешь знать немедленно. Майкл нашелся!

Адель охнула, у нее подкосились ноги, и она вынуждена была ухватиться за спинку стула, чтобы быть в состоянии продолжить разговор. Роуз оставалась на ночь в Винчелси, потому что Эмили Бэйли упала и вывихнула щиколотку, а у ее экономки был свободный день и она гостила у родных. Роуз как раз помогала Эмили подняться в спальню, когда позвонили из Красного Креста. Они сказали, что их только что уведомили, что Майкл находится в лагере для военнопленных.

– Они уверены? – осторожно спросила Адель, не веря в то, что это может быть правдой.

– Да, это наверняка, они не сообщают родственникам, пока не удостоверятся, – сказала Роуз ненатурально визгливым от волнения голосом. – Кажется, он получил тяжелое ранение и его поместили в больницу, а потом перевозили из лагеря в лагерь, поэтому Эмили не получала вестей.

– Он цел? – спросила Адель, и у нее упало сердце от мысли, что Майкл может быть обезображен ожогами, без руки или ноги.

– Они только могли сказать, что он в порядке и что от него скоро будут приходить письма. Но он жив, Адель! Для Эмили этого достаточно. Ты бы ее видела, она плакала и смеялась одновременно. Такая радость! Я не могла позвонить тебе, прежде чем не уложила ее в постель.

– Скажи ей, что я очень рада, и спасибо тебе за то, что позвонила немедленно, но я должна попрощаться, идет старшая сестра, – быстро сказала Адель, услышав стук каблуков в коридоре. – Попробуй позвонить мне завтра утром в общежитие часов в девять.

Весь остаток ночи Адель сияла от счастья, шептала Джоан, как это чудесно и какой счастливой будет бабушка, когда узнает новости.

Джоан пару раз странно посмотрела на нее, явно удивляясь, почему Адель бросила этого мужчину, если так любила его. Она также с интересом спросила, что ее мать делает у матери Майкла, если их роман не удался из-за того, что его не одобрила семья.

Адель от радости могла бы разболтать Джоан всю историю, если бы они не работали, зная, что Джоан можно довериться и что она никому не расскажет. Но старшая сестра все время ходила туда-сюда, а такую долгую и сложную историю нельзя было легко рассказать шепотом между делом.

Если бы Адель могла, она бы пустилась в пляс по всей палате, разбудила всех и стучала бы в судна, чтобы отпраздновать новость. Ей захотелось прямо сейчас сесть на поезд и ехать домой, потому что к утру в Винчелси все будут говорить о чудесной новости. Майкл был жив, и это была самая чудесная новость в ее жизни.

Меньше чем за час до того, как разбудить пациентов, Джоан готовила в коридоре столик, на котором развозили чай, а Адель сидела за палатным столом и записывала сведения о пациентах. И вдруг она прервалась, подумав о Майлсе.

Два месяца спустя после того, как она снова встретилась с ним в Винчелси, Адель достала его визитную карточку и позвонила ему. Она сама не знала, зачем звонит, у нее просто было неясное ощущение чего-то незавершенного. Она была в полной уверенности, что у него есть дела поинтереснее, чем она, и что он найдет какой-нибудь предлог. Но она оказалась не права, он был очень рад услышать ее.

Он повел ее на ланч во французский ресторан в Мэйфэр, сказав, что до войны это было роскошное место. Сейчас оно уже не было таким роскошным, потому что было повреждено несколькими бомбами, и ресторан не смогли снова привести в прежнее состояние. Большинство обедающих были военнослужащие со своими женами или подругами, и старый аккордеонист пытался создать романтическую атмосферу.

Почти сразу Адель увидела, что Майлс не был таким людоедом, каким она его себе рисовала. Он был предвзятым и по привычке резким, но еще он был внимательным и обезоруживающе искренним.

За простой, но хорошо приготовленной едой он рассказал ей свою версию отношений с Роуз.

Роуз уже многое рассказывала Адель об этом и даже признавалась во всей лжи, к которой прибегала, чтобы уговорить Майлса взять ее с собой в Лондон. Почти в каждой подробности история Майлса совпадала с ее рассказом, кроме того, что он был достаточно галантен, чтобы принять на себя вину за то, что он прежде всего сам поощрял ее интерес к нему.

– Я не должен был так поступать, – сказал он, печально качая головой. – Но я был одинок, Эмили стала невозможной с того момента, как родился Майкл, – то билась в истериках, то была холодной как лед, – а Роуз была такой прелестной, и она интересовалась мной. А это сильно притягивает мужчин.

Он говорил о первых нескольких неделях в Лондоне с Роуз с явной ностальгией. Она никогда не была раньше в Лондоне, ее восхищали даже такие банальные вещи, как поездка на трамвае, и он явно получал удовольствие оттого, что показывал достопримечательности такой хорошенькой девушке. Адель пришло в голову, что он, вероятно, первый раз в своей жизни получал удовольствие, но в то же время смертельно боялся возможного скандала, если бы был разоблачен. У Адель были смешанные чувства по поводу его отговорки, что он наконец разнервничался, когда понял, что Роуз не собирается самостоятельно становиться на ноги, несмотря на все ее уверения, когда они только уехали из Рая, что ей ничего не нужно от него.

– Я не ожидал, что она пойдет в прислуги, хотя на тот момент это выглядело лучшим решением, – сказал он, нахмурив брови, от чего появились морщины. – Я понимал, что у нее неподходящие для этой работы взгляды, она была слишком живой и необузданной. Но она воротила нос от любой работы, даже от места в модном магазине, где предлагали хорошую зарплату и жилье.

Роуз говорила Адель, что притворялась, будто ей отказывали в месте, в то время как она даже не писала заявления. Она говорила, что не собиралась искать работу, потому что думала, что, если Майлс будет продолжать поддерживать ее, он вскоре разведется с женой и женится на ней. Может быть, она была не права, но Адель предполагала, что в то время большинство женщин ожидало от своих мужчин, чтобы они их содержали.

С ее точки зрения, Майлс был отчасти скотиной. Роуз действительно использовала все свои штучки, чтобы затянуть его, особенно секс, но факт оставался фактом: он был женатым мужчиной за тридцать, игравшим с семнадцатилетней девчонкой, которая была еще девственницей, когда он познакомился с ней.

– Так вы знали, что она была беременна мной, когда вы оставили ее? – прямо спросила Адель.

– Она так утверждала, – признался он откровенно. – Я решил ей не верить. И то, что она потом не искала меня, чтобы попросить денег, я принял за подтверждение своей правоты.

Адель ощетинилась.

– Вы могли проверить, права ли она, – обвинила она его. – С ней могло случиться все что угодно. Вы говорили, что любили ее! Как вы могли быть таким черствым?

– У меня на первом месте были жена и дети, – сказал он тем высокомерным тоном, который она помнила по их прошлым встречам.

– Но они не были на первом месте, когда вы сбежали в Лондон с Роуз, – колко напомнила ему Адель. – Я думаю, вы очень плохо поступили.

– Это так, – сказал он. – Но я был в невозможной ситуации.

Адель поняла, что нет смысла с ним спорить. Он был типичным представителем своего класса и считал, что с теми, кто стоит ниже его по социальной лестнице, не стоит считаться.

– И что же вы подумали, когда Роуз объявилась двадцать лет спустя и сказала вам обо мне? – спросила она, заводя разговор о более свежих событиях.

Его лицо стало кирпичного цвета.

– Я был просто в тупике! Ужасно было узнать, что она действительно ждала от меня ребенка, но когда я обнаружил, что этот ребенок – девушка, которую я встречал у Эмили и на которой собирался жениться Майкл, это был кошмар. Я запаниковал – видишь ли, я не предполагал, что Роуз будет хранить тайну.

– Так вы заплатили ей за молчание? А вы не побоялись, что, если заплатите ей один раз, она будет приходить и просить еще?

Его глаза вспыхнули от гнева, как в тот вечер, когда он ударил ее. Она подумала, что крайне удивительно, что он не набросился на Роуз.

– Да, боялся. Но я боялся еще больше при мысли о том, что она сделает, если я не заплачу. Но как ты узнала о деньгах? Вряд ли она тебе призналась, правда?

Адель вдруг почувствовала, что должна стать на сторону матери.

– Да, она призналась, – сказала она беспечным тоном. – Когда мы снова стали жить вместе после того, как мою бабушку ранило под бомбежкой, она рассказала мне все. Я не одобряю шантаж, но не одобряю и мужчин, бросающих женщин, которые носят их ребенка. И ей нужно было, чтобы вы остановили нашу свадьбу, правда?

Майлс какое-то время задумчиво смотрел на Адель, прежде чем ответить.

– Да. И буду с тобой совершенно откровенен: даже если бы между вами не было кровной связи, на тот момент я бы сделал почти все что угодно, чтобы Майкл не женился на тебе.

Адель разозлилась при этих словах.

– Простая девочка с болот выходит замуж за сына барристера, – с колкостью сказала она. – О, мистер Бэйли, это было бы ужасно!

Майлс поморщился.

– В данный момент я бы предпочел, чтобы Майкл женился на уличной девке, чем услышать, что он «пропал без вести, предположительно погиб», – сказал он горестно. – Но тогда я хотел, чтобы мой сын женился на женщине из высших слоев.

– Каким же вы были ханжой! – Адель не могла сдержаться, чтобы не уколоть его. – После того как я сбежала в Лондон и потеряла Майкла, я часто пыталась утешить себя мыслью, как мне повезло, что вы не стали моим свекром.

Адель больше никогда не хотела видеть Майлса после того ланча. Он честно рассказал ей свою версию истории, и она даже почувствовала, что неприятные черты его характера, о которых она узнала, будучи в Хэррингтон-хаус, были реакцией на невозможное поведение Эмили в течение многих лет. Но он, похоже, не испытывал никакого чувства вины за то, что бросил Роуз. И совершенно не потерял своего снобизма.

Но прошло несколько недель, и, когда он позвонил ей и предложил встретиться, она подумала, что ей нужно узнать его получше. В этот раз он был более мягок, больше интересовался ею и меньше пытался произвести на нее впечатление, показывая, какой он важный человек. К тому времени как они встретились в четвертый раз, у нее начала складываться реальная картина. Его суровость, холодность и отсутствие юмора были всего лишь ширмой. Адель почувствовала, что эти черты сформировались у него под давлением властных родителей, вследствие неудачного брака, а также его карьеры. Когда он сбросил притворство, она увидела настоящего Майлса Бэйли – доброго и мягкого человека, который любил своих детей и внуков и у которого в жизни было мало удовольствий и смеха и очень немного любви.

Во время четвертого ланча Адель обнаружила, что Майлс на самом деле нравится ей – хочется ей этого или нет. Он рассказал ей о некоторых немного забавных судебных делах, в которых участвовал, и она чуть не плакала от смеха благодаря его чувству юмора и умению воссоздать некоторые смехотворные персонажи, которых он защищал или обвинял.

– Неудивительно, что Майкл был так увлечен тобой, – сказал он с улыбкой. – С тобой так приятно.

Адель просто рассмеялась, не придумав, что остроумное сказать в ответ.

– Я вспоминаю тот день в общежитии в Гастингсе как один из самых несчастных в моей жизни, – сказал он, потянувшись через стол и взяв ее за руку. – Я пришел, ожидая оскорблений, угроз и бог знает чего еще, и я был готов к безобразной сцене. Но ты восприняла мою новость с таким спокойствием и чувством собственного достоинства, что я был просто сбит с толку.

– Давайте не будем говорить об этом, – сказала она, смутившись от напряженности в его голосе.

– Но мы должны поговорить об этом, Адель, – настаивал он. – Мы не можем отмахнуться от этого. Я должен признать, что почувствовал облегчение, когда ты упростила мне задачу. Но потом я почувствовал себя абсолютным ничтожеством.

– И поделом вам, – сказала она, пытаясь отвлечь его юмором.

– Возмездие пришло ко мне неожиданно, – сказал он. – Видишь ли, хотя мне нужно было сказать тебе, что я твой отец, я не испытывал никаких отцовских чувств, по меньшей мере тогда. Они пришли только потом, когда я подумал, какая ты смелая, не эгоистичная и бесстрашная, особенно когда узнал, что ты отдалилась и от бабушки и никогда не рассказывала ей о настоящей причине. Вот тогда меня и прошибло. Ты была такой девочкой, которой гордился бы любой отец. Но как я мог гордиться? Я никак не влиял на становление твоего характера, не воспитывал тебя и был так жесток с тобой! Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Думаю, да, – сказала она.

– Хотел бы я знать, что делать, – сказал он печально. – Я задумывался над этим сегодня утром до нашей встречи, но все еще не знаю, как будет правильно.

Адель нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду.

– Делать? Вам не нужно ничего делать!

Майлс покачал головой.

– Думаю, что нужно. Мне ничего не нужно было делать для тебя в последние двадцать три года, но мне хотелось бы принять участие в твоем будущем.

– Мы можем встречаться время от времени, – сказала она с улыбкой.

– Но я подозреваю, что каждый раз, когда я буду видеться с тобой, я буду хотеть большего, чем совместный ланч или обед время от времени, – сказал он.

Адель забрала руки и рассмеялась, чтобы скрыть, что вдруг занервничала.

– Если между нами будет что-то еще, начнутся разговоры, – сказала она.

– В этом-то и трудность, – признался он. – Я хочу большего, и я думаю, что должен публично признать тебя своей дочерью.

– Вы не должны этого делать! – сказала она, всполошившись. – Представьте, что поднимется! Кроме ваших детей и чувств Эмили, есть еще моя бабушка. Она сразу догадается, как Роуз получила свой дом, и Роуз будет конец.

– Но речь идет о тебе, – настаивал он, – а не о них. Я не смог поступить по справедливости много лет назад. И думаю, что должен сделать это сейчас.

– Нет. Пусть все будет как есть, – сказала она твердо. – Я очень тронута, что вы чувствуете, что это нужно сделать. Но мне достаточно того, что это прозвучало между нами. Наши семьи и так уже много страдали.

– В этом отношении ты права, – вздохнул он. – Но если обнаружится, что Майкл жив, мне обязательно нужно будет раскрыть это ему. После того, через что он прошел, ты не думаешь, что обязана рассказать ему правду о том, почему бросила его?

До сегодняшнего дня Адель не задумывалась о том, что сказал Майлс. Может быть, потому, что она уже перестала надеяться, что увидит Майкла живым, но еще и потому, что ее жизнь стала очень насыщенной. Она уже не уединялась в свободное от дежурства время, у нее были десятки подруг, кроме Джоан, и часто она ходила к ним в гости и знакомилась с их семьями.

Еще она часто навещала дома своих бывших пациентов, проверяя, как они поправляются, и продолжала учиться, потому что хотела получить диплом акушерки. Она ходила на танцы, в кино и в театр, ездила домой в Рай, когда у нее была пара выходных, и все это оставляло ей очень мало времени на размышления о прошлом.

Адель все еще носила кольцо Майкла на шее, он никогда не покидал ее сердца. Но, считая, что он уже не вернется, она решила не думать о нем и продолжать жить.

Но вот она сидела в тихой палате, смотрела, как первые лучи солнца стараются пробиться через затемнение, и в ней боролись все чувства, которые она испытывала к Майклу. Она словно видела перед собой его лицо, эти синие глаза, длинные ресницы и губы, чуть загнутые в уголках, будто он беспрестанно улыбался.

И еще она вспоминала, как Майлс настаивал, что, если Майкл окажется живым, она должна рассказать ему все.

Адель слишком хорошо помнила, в какой ужас пришла, когда Майлс выложил ей эту шокирующую новость. Она привыкала к этому три года, но даже сейчас она сама себе казалась грязной. И она не сомневалась, что Майкл будет чувствовать себя так же.

Ситуация осложнялась еще и тем, что Эмили, Роуз и Хонор стали хорошими подругами. В прошлом году они много времени провели вместе. Разве не естественно будет, если две семьи соберутся вместе, чтобы отпраздновать возвращение Майкла домой? Но Эмили и Хонор втайне будут надеяться, что Майкл с Адель смогут уладить свои разногласия, в чем бы они ни заключались. С другой стороны, Адель, Майлс и Роуз постараются держаться в стороне и скрывать свою разрушительную тайну.

Майкл будет находиться среди двух лагерей и не понимать, почему его тянут в разные стороны, пока ему не скажут правды.

Но даже если каким-то чудом он примет этот факт, как они должны будут вести себя друг с другом? Адель даже не могла себе представить, сможет ли обнять его как сестра. Может быть, даже невинное прикосновение вызовет у нее чувство вины? Они будут нервничать в присутствии друг друга еще и оттого, что их тайна причинила боль стольким людям.

Майлсу, вероятно, сообщили о сыне тогда же, когда и Эмили, и Адель подумала, что, вероятно, должна позвонить ему позже и договориться о встрече, чтобы они могли все обсудить.

«Но он жив, – напомнила она себе, потому что ничто остальное не могло заставить ее забыть об этом чуде. – Пока мы должны просто отпраздновать, а не думать о том, что делать, когда он вернется домой».

Пока Адель размышляла о Майкле, Майлс в это время находился во дворе конюшни на «Ферме», в своем доме в Элтоне. Он заливал в машину остатки бензина, который хранил на крайний случай. Он проснулся в пять, в таком восторге от новости о Майкле, которую ему сообщили вчера вечером, что уже не мог заснуть. Он не позвонил вчера Эмили, потому что было очень поздно, а сегодня решил, что поедет в Винчелси и они вместе отпразднуют.

Он был немного удивлен, что первой его мыслью было помчаться к ней. За все годы скандалов и обид он привык не обращать внимания на Эмили и считать их троих детей только своими. Если он иногда признавал, что они унаследовали некоторые черты характера от матери, это были только отрицательные черты. В прошлом, если бы был повод что-нибудь отпраздновать, он бы и не подумал пригласить Эмили присоединиться к ним.

И только когда сообщили, что Майкл пропал без вести, он начал рассматривать Эмили как союзницу. До тех пор она мешала ему, смущала его, он с радостью выкинул бы ее из своей жизни и сделал все, чтобы забыть ее. Он наносил визиты ей только из чувства долга и ответственности.

Но когда он посчитал, что Майкл умер, он понял, что Эмили была единственным человеком, разделявшим его горе, единственным, с кем он мог поделиться воспоминаниями. И он кинулся к ней, и она утешила его.

Потом она рассказала ему, что была на волосок от смерти, и о том, как Роуз спасла ее. Он счел абсурдно ироничным, что именно влияние Роуз и ее матери помогали Эмили держаться и в свою очередь поддерживать его. В некоторые свои самые черные дни он чувствовал, что Бог сыграл с ним какую-то шутку. Почему он должен получать утешение от жены, с которой расстался и которая никогда не утешала его раньше, и чувствовать себя обязанным женщине, которая была причиной его огромной сердечной боли?

И все же, когда Майлс понял, что Эмили еще важна для него, ему стало еще тяжелее решить, как поступить с Адель. Он хотел, чтобы она присутствовала в его жизни, причем на переднем плане, приходила к нему в дом, познакомилась с его друзьями и коллегами. Он хотел обращаться с ней как с дочерью, а не встречаться тайком, будто стыдился ее.

До прошлой ночи он на восемьдесят процентов был уверен, что должен рассказать всей своей семье о ней. Он не ожидал, что Ральф и Диана очень этому обрадуются, но подумал, что если Майкла нашли и он жив, то он захочет узнать правду о том, почему Адель его бросила. Но сейчас Майлс боялся, что его желания были эгоистичны и правда не принесет ничего, кроме боли.

Майлс приехал в Хэррингтон-хаус в начале десятого, остановившись пару раз по дороге, чтобы не появиться слишком рано. Он был так взволнован, что с трудом стоял на месте, ожидая, пока ему откроют дверь.

Дверь открылась, но на пороге стояла не экономка Эмили, как он ожидал. Это была Роуз.

У него по спине пробежал холодок, и он отступил на шаг. Конечно, он знал, что Роуз много времени проводила с Эмили, но не встречался с ней раньше и ни на секунду не предполагал, что она сегодня может оказаться в доме. Она выглядела совершенно не такой, какой он видел ее в последний раз в своем кабинете.

– Ты так поражен, – сказала она тихо. – Но не бойся, я буду вести себя идеально.

Он предположил, что она имеет в виду, они не знакомы, но только полный идиот может поверить женщине, которая однажды его шантажировала.

И все-таки эта Роуз не имела ничего общего с развязной, чересчур накрашенной хищницей, которая ворвалась к нему в кабинет. Она выглядела приятной и свежей в простом ситцевом платье и с голыми ногами. Ее сложной прически тоже след простыл, и светлые волосы были заплетены в одну аккуратную косу. Ей было около сорока, но выглядела она на тридцать.

– Я тебе не враг, – сказала она тихо и быстро объяснила свое присутствие здесь. Она сказала, что как раз собиралась пойти наверх помочь Эмили спуститься вниз, а потом позвонить Адель в больницу. Она разговаривала и вела себя так уважительно, словно была младшей сестрой Эмили, встретившейся с мужем сестры.

– Заходите же, – сказала она чуть громче, включая широкую улыбку. – Я вам обоим только приготовлю завтрак, потом уберу и пойду расскажу маме чудесные новости. Вам обоим сегодня есть о чем поговорить.

Страх Майлса улегся, когда она побежала вверх по лестнице. Адель утверждала, что Роуз изменилась к лучшему, и он предположил, что если бы она собиралась о чем-то рассказать Эмили, то уже давно бы это сделала.

– О Майлс, какая чудесная новость! – восторженно сказала Эмили, ковыляя вниз по лестнице и опираясь на руку Роуз. – Я так рада, что ты приехал. Никто другой не поймет моих чувств так, как ты.

Майлс невольно подошел обнять ее, как только она спустилась в холл, хотя не делал этого много лет, и она очень тепло ответила ему. Она захихикала и схватила его за щеки, с нежностью ущипнув их.

– Я думаю, что мы сегодня самые счастливые люди на земле. Я чувствую себя так, будто мне снова восемнадцать лет.

Майлс подумал, что она прелестно выглядит. Ее щеки порозовели, глаза блестели, и он вспомнил о том, как сильно любил ее когда-то.

Роуз тоже рассмеялась от радости за них.

– Я убегаю готовить завтрак, – сказала она. – Вы наверняка хотите побыть одни.

Майлс и Эмили зашли в гостиную.

– Я надеюсь, что Адель и Майкл в конце концов помирятся и будут вместе, – сказала Эмили, садясь. – Адель безусловно еще любит его, Роуз сказала, что она была в восторге от новости, когда Роуз вчера позвонила ей. Одна хорошая сторона этой проклятой войны – то, что исчезли барьеры между классами. Именно это заставило их расстаться в первую очередь.

– И мое неодобрение, – сказал Майлс, вдруг почувствовав себя некомфортно.

– Но ты ведь уже изменил свое мнение на ее счет, правда? – сказала Эмили. – Ты говорил, что ошибся в ней тогда, когда приезжал в первый раз.