355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лесли Пирс » Секреты » Текст книги (страница 23)
Секреты
  • Текст добавлен: 20 апреля 2017, 21:00

Текст книги "Секреты"


Автор книги: Лесли Пирс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

– О Господи! – воскликнула она. – Они на самом деле бомбят! Что нам делать?

– Мы пойдем и посмотрим на твой подвал, – сказала Хонор. – Я не собираюсь идти в убежище без Великана. Как ты думаешь, далеко ли этот дым?

– Я не знаю, – охнула Роуз, и ее лицо вдруг побелело. – Может быть, это Ист-Энд, а может быть, и дальше, в Вест-Энде. Трудно сказать.

– Уайтчепел? – спросила Хонор, и ее ноги вдруг стали ватными.

– Возможно, – сказала Роуз. – Ну ладно, давай спустимся вниз, пока они не добрались сюда.

Позже Хонор поняла, что если бы не предупреждение о бомбежке, она бы многого не узнала о своей уже взрослой дочери. Они, вероятно, кончили бы разговор ссорой, и Хонор почти наверняка уехала бы домой, не получив ответов на вопросы, с которыми приехала.

Было четыре часа, когда завыла сирена, но к семи часам вечера Хонор уже установила, что кроме того, что Роуз эгоистична и упряма, о чем она уже хорошо знала, ее дочь еще легко впадает в панику, ей был противен любого рода физический труд и она почти не знала, что такое человечность.

Шум шел издалека, но не прекращался. Бомбили на протяжении двух часов, и кроме взрывов были слышны зенитки и сирены «скорых» и пожарных машин. Прослушав шестичасовые новости, они узнали, что бомбы сбрасывали только на Ист-Энд и доки, а не на весь Лондон, как считала Хонор.

Но она тогда не знала этого и чувствовала необходимость как можно быстрее создать безопасное место. Но Роуз была в смятении, курила одну сигарету за другой, и единственное, что сделала, но закрыла окна.

Хонор сама постучала во все двери, чтобы узнать, кто дома. Она сама убрала вещи из подвала, вымела пол, снесла вниз стулья, одеяла, подушки и другие необходимые вещи. Когда Хонор предложила Роуз наполнить ведра водой, чтобы тушить огонь от зажигательных бомб, та посмотрела на нее отсутствующим взглядом, будто слышала об этом впервые в жизни.

– Может быть, в этот дом сегодня не попадут, – рявкнула на нее Хонор в конце концов. – Но когда-нибудь они доберутся и до этих районов Лондона, будь уверена. Тебе нужно подготовиться к этому, Роуз! И безопасность жильцов тоже может зависеть от тебя.

– Не должна же я за ними приглядывать, – в ужасе возразила Роуз.

Когда Хонор ходила по жильцам, никого не оказалось дома, но вероятно, только потому, что стоял теплый день. Сегодня вечером или в любой вечер ситуация может быть другой.

– В некотором отношении ты должна приглядывать за ними. Разумеется, они взрослые люди и в состоянии решить, идти ли им в организованное бомбоубежище или нет, – сказала устало Хонор. – Но во всяком случае ты должна предоставить им этот подвал.

В ту же минуту, как прозвучал сигнал отбоя, Роуз выбежала через входную дверь безо всяких объяснений, бросив на Хонор обустройство подвала. Хонор написала список необходимых покупок на случай крайней необходимости: свечи, сгущенное молоко и консервированные продукты, парафиновая печь для обогрева зимой. Тут вернулась ее дочь с бутылкой бренди и новостью, что горят доки.

В половине восьмого, когда снова загудела сирена, были уже сумерки. Если бы Хонор к тому моменту не сделала бутербродов с говяжьей тушенкой, не налила бы фляжку чая и не накормила бы Великана едой, которую брала с собой, они остались бы голодными, потому что Роуз кинулась в подвал со своим бренди, не думая ни о ком другом, кроме себя.

Когда снова начали бомбить, Хонор тихо пошла проверить, не вернулись ли какие-нибудь жильцы. В доме не было никого, но вид из окна верхнего этажа шокировал ее. Ночное небо было ярко-красным к востоку, это явно были доки, о которых говорила Роуз.

Хонор не собиралась говорить Роуз, что Адель работает медсестрой в Лондоне, во всяком случае пока не выяснит, заслуживает ли Роуз, чтобы они с дочерью снова стали семьей. Но она так испугалась за Адель, как только увидела пожар, что сама не помнила, как выпалила это.

Только тогда Роуз вышла из своего ступора.

– Она в Ист-Энде? – недоверчиво спросила она. – Я думала, она в Сассексе, где-то рядом с тобой.

Хонор почувствовала, что должна объяснить, как это получилось.

– Она была в Гастингсе и работала в больнице в Буханане, пока не порвала со своим молодым человеком. Она поехала в Лондонскую больницу, Уайтчепел.

Роуз прекратила пить и захотела выслушать всю историю, и Хонор вроде как стало легче, когда она поделилась с ней подробностями и ужасным беспокойством, которое чувствовала, пока не знала, где находится Адель.

– Я все еще не знаю настоящей причины, почему она порвала с Майклом, они были так счастливы вместе. Но я только могу предположить, что это имеет что-то общее с тем, что случилось в приюте.

Роуз была немногословна, когда Хонор рассказала ей жуткую историю целиком, но она предположила, что Роуз чувствовала себя слишком виноватой, чтобы комментировать. Они сидели в двух шезлонгах в тусклом свете единственной слабой лампочки, и она не слишком ясно видела дочь, чтобы разглядеть выражение на ее лице, но Роуз вытирала глаза платком, и когда она в конце концов заговорила, ее голос дрожал.

– Прости, мама, я ничего об этом не знала. Я почему-то думала, что она прямо из Юстона попала как-то к тебе. Я не знала, что ее сначала послали в приют. Как мог мужчина сделать подобное с ребенком?

– В этом мире много злых людей. – Хонор пожала плечами. – Я знаю, что ты меня не поблагодаришь за напоминание о всех твоих материнских ошибках, но я должна это сказать. Если бы ты действительно заботилась о своем ребенке, давала ей любовь и чувство значимости, этот мужчина никогда бы не засосал ее в свою отвратительную паутину.

Тогда Роуз открыто расплакалась.

– Как я могла это делать? – рыдала она. – Мама, ты не представляешь, каково мне было. Я жила в ужасной нищете с человеком, который никогда не знал ничего лучшего, с ребенком, связавшим мне руки, которого я даже не хотела. Это был кошмар, и Адель постоянно напоминала мне, что я потеряла. Я не могла не винить ее в этом. Но Памелу я любила, я никогда не испытывала таких чувств по отношению к ней. А потом, когда она умерла, мне было невыносимо смотреть на Адель. Но я помешалась. Это произошло помимо моей воли.

Хонор терпеливо слушала, когда Роуз изливала ей все несчастья ее жизни с Джимом и рассказывала о черной тоске, из которой не могла выбраться.

– Я действительно сочувствую тебе, – сказала она, когда Роуз кончила. – Подозреваю, я испытывала что-то подобное, когда умер Фрэнк. Но ты не можешь все свалить на болезнь, ты должна признаться самой себе, что все происшедшее было твоим выбором, твоей виной. И только когда ты это сделаешь и по-настоящему в это поверишь, то сможешь найти путь, как поправить все.

– Слишком поздно, – сказала Роуз прерывающимся голосом.

– Есть вещи, которые никогда не поздно сделать, – настойчиво сказала Хонор. – У Адель большое сердце. Найди способ заставить ее гордиться тобой, и я уверена, что она простит тебя. Может быть, нам вдвоем помолиться сегодня вечером за ее безопасность?

– Все в порядке, вы теперь в безопасности, – утешала Адель пожилую женщину, которую только что доставили с сильным ранением в ногу. Женщина еще хныкала от страха, и Адель была удивлена, что она не кричит во все горло, после того что ей мельком удалось увидеть из окна верхнего этажа больницы.

Воздушный налет застал всех врасплох. Был прекрасный теплый субботний день, и люди в хорошем расположении духа гуляли по Майл-Энд-роуд, предвкушая наступление вечера, когда небо вдруг стало серым от бомбардировщиков.

Адель встала меньше часа назад, потому что дежурила ночью и должна была заступать на следующую смену только в шесть часов. Она как раз собиралась выйти и купить конверты, когда загудела сирена. В прошлом году сирена сотни раз оказывалась ложной тревогой, и многие проигнорировали предупреждение. И все же на юго-востоке Лондона недавно было сброшено несколько бомб, 25 августа несколько зажигательных бомб в Сити, и совсем недавно, только позавчера, подожгли нефтяные установки в Темзхейвене и Шеллхейвене в истоке Темзы, поэтому Адель не была такой уверенной.

Как и большинство людей, она полагала, что немцы заинтересованы бомбить только летные поля и корабли, но вышла посмотреть, как люди реагируют на предупреждение.

Она уже дошла до Майл-Энд-роуд, когда услышала жужжание самолетов, посмотрела наверх и увидела, что их сотни. Поскольку они не были встречены огнем, на секунду она подумала, что это английские самолеты, пока не увидела ринувшиеся к ним «спитфайры» и «ураганы». Похоже, все вдруг осознали, насколько это реально, потому что разом закричали и бросились бежать.

Адель тоже побежала обратно в общежитие, чтобы надеть свою форму медсестры. Она была в своей комнате, когда услышала высокий громкий звук от падения первой бомбы, и кинулась в укрытие, когда окна зашатались от удара.

Она так испугалась, что с трудом смогла ровно надеть свою шапочку, но поняла, что должна немедленно бежать в больницу. Чутье подсказало ей, что сегодня вечером будет самая тяжелая смена в ее жизни.

Она бежала по коридору вместе с другими медсестрами, но у них не было времени обсуждать то, что произошло. По их испуганным лицам и перекошенным шапочкам было ясно все.

Пока они бежали в больницу, сбросили еще какое-то количество бомб, но все они упали позади в районе Сильвертауна и доков – оглянувшись назад, они увидели облако серой пыли, поднимавшееся в небо. Шум сирены перекрывали сигналы машин «скорой помощи» и пожарных машин и визг колес заворачивавшего за угол грузовика, груженного командой гражданской обороны.

В отличие от шума и смятения на улице, в больнице царило зловещее спокойствие. Когда толпа медсестер ринулась в дверь, появилась старшая сестра.

– Отлично, – сказала она, одобрительно кивнув головой. – Я очень рада, что у всех вас хватило ума прийти немедленно. Я думаю, сегодня ни одна пара рук не будет лишней.

К удивлению Адель, она велела всем им пойти вниз в столовую шесть. Увидев выражение на их лицах, она чуть улыбнулась.

– Первых раненых доставят лишь через некоторое время. А потом у вас за весь вечер может не появиться возможности поесть.

Конечно, она была права, первые раненые начали появляться больше чем через час, и все это время почти не прекращали бомбить. С легкими ранениями справлялись посты первой помощи, поэтому первые пациенты были такими, с которыми не справились бы гражданские волонтеры: те, которых ранили разваливающиеся от бомбежки дома и у которых были серьезные увечья или сломанные руки или ноги.

В шесть часов, когда обычно заступала на дежурство вечерняя смена, был дан сигнал отбоя, и хотя они получили передышку от грохота бомб, она была недолгой. В половине восьмого сирена снова загудела, и начался очередной налет.

Постепенно, когда команды гражданской обороны начали откапывать людей, погребенных под камнями, начали появляться тяжелораненые, и струйка поступавших в больницу превратилась в поток.

Медсестрам и врачам приходилось работать очень быстро, они почти не слышали друг друга за нестройным шумом гудков машин «скорой помощи», воя бомб и стонов раненых, находившихся в шоке. Все раненые с ног до головы были покрыты кирпичной пылью, вокруг их глаз были красные круги. Многие умоляли сестер послать кого-то выяснить, спасли ли их детей, мужей, жен или родителей.

От тех, кто был в состоянии говорить и дать отчет о событиях, медсестры узнали, что в Сильвертауне разрушены целые улицы. Они услышали о трупах, лежавших на улицах, а одна женщина увидела оторванную руку своей дочери, которую она узнала по браслету, своему подарку. Тело дочери, вероятно, засыпало камнями с их дома. Считалось, что сотни других похоронены заживо.

Каждый раз, когда удар приходился совсем рядом, с потолка сыпалась штукатурка. Адель старалась не думать о том, что будет, если бомба попадет прямо в больницу. Одна сестра пробралась наверх и сообщила, что пожарным был отдан приказ подняться на крышу и определять, где горит. Один пожарный сказал ей, что все доки в Сюррее горят, и туда послали пожарные машины со всего Лондона, чтобы помогать тушить. Она сказала, что думает, что фабрика красок тоже взорвалась, потому что оттуда шел ужасно кислый, удушливый дым.

Все медсестры потеряли представление о времени, кидаясь от одного раненого к другому. Пол был забрызган кровью, и как бы санитарки его ни вытирали, кровь все текла. Самых тяжелораненых оперировали, потом забирали в палаты, но кровати заполнялись почти мгновенно, поэтому менее серьезные ранения обрабатывались и этим пациентам приходилось садиться или ложиться, где было место и где они не мешали персоналу.

Многие из них были в отчаянии от страха за своих близких. Некоторые потеряли своих детей или опасались, что они мертвы. Одна женщина с рукой, разодранной почти в клочья, пыталась подняться с носилок, на которых ее принесли, чтобы вернуться и искать своего маленького мальчика.

И все рассказывали о том, чем занимались, когда начался налет: «Я как раз пошла за чаем», «Я была в ванной», «Я как раз поставила чайник, а тут весь дом зашатался и с него вдруг сорвало крышу».

Адель не переставала думать, что если бы подобный налет случился в сентябре прошлого года, сразу после того как вспыхнула война, все были бы готовы к нему. Но ложная война внушила им такое же ложное чувство безопасности. Люди перестали носить с собой противогазовые маски и не обращали внимания на инструкции команд гражданской обороны, потому что считали, что они просто любят распоряжаться другими с чувством собственной значимости. Некоторые люди даже с трудом вспоминали, где находятся бомбоубежища. И Адель не думала, что в бомбоубежищах будет достаточно места для огромного числа людей, которым они будут нужны сегодня ночью.

Она, как и другие сестры, на самом деле была мало компетентна в обращении с такими ранениями: оторванные ноги, спины, полные осколков стекла, раздавленные конечности. Никакие уровни не подготовили их к этим страшным ранениям.

Мили бинтов, тонны ватных тампонов, марли и пластыря, пинты антисептика и галлоны воды становились алыми от крови. Спешно готовя пациентов к операционной, подставляя судочки кому-то, кого тошнило, накладывая жгут на рану, из которой угрожающей струей била кровь, все это время они пытались успокоить и утешить пострадавших.

– Куда нам идти? – жалобно спросила у Адель одна несчастная женщина с сильным ранением головы и с младенцем на руках. – Нашего дома больше нет, всех наших вещей, даже моих денег. Где мы будем спать? У меня даже нет сухой пеленки для малыша.

Было два часа утра, когда Адель получила перерыв на чашку чая с бутербродом. Джоан, которая была на дежурстве целый день и осталась вместе со всем персоналом, на минуту присоединилась к ней.

– Подумать только, а у меня было свидание с этим пожарным, – сказала она, глубоко затягиваясь сигаретой. – Первый парень, который мне по-настоящему понравился за целый год, и может быть, я его больше никогда не увижу.

Адель не могла разуверить ее, потому что до них долетели новости о том, как сильно горели доки. Все было в огне, здания воспламенялись и обваливались со всех сторон, погребая под собой пожарных. Ротерхит и Вулвич по ту сторону Темзы тоже сильно разбомбили. К ним поступил шестнадцатилетний мальчик, курьер из пожарной службы, он получил серьезные ожоги, пока ездил по горящим улицам, доставляя сообщения от одного пожарного офицера к другому. Он смело ездил, выполняя свою работу, пока на нем не загорелась одежда, пока он не потерял сознание, и даже когда лежал на носилках, то беспокоился, как теперь офицеры будут справляться без него.

В Стрэтфордскую больницу попала бомба, но водитель «скорой помощи» сказал, что медсестры все равно работали за ширмами. Много бомб упало и рядом с Лондонской больницей, а бомбардировщики все прилетали. Вдоль реки горели огни пожаров, освещая весь Лондон, и немцы легко могли выбирать любую цель, которую хотели.

Снова и снова ночью Адель слышала, как люди спрашивали, где были английские ВВС и почему они не остановили бомбардировщиков. Она подумала о том, как легко люди поступались своей преданностью. Несколько недель назад в Битве за Англию боевые пилоты были самыми популярными людьми во всей Англии, а сейчас их обвиняли в том, что они пропустили немецкие самолеты.

Но она видела, как прилетели бомбардировщики. Потом говорили, что их было три сотни. Она видела «ураганы» и «спитфайры», ворвавшиеся в их гущу, но их было слишком мало.

После этой кровавой бойни, продолжавшейся день и ночь, она не могла больше молча молиться за Майкла. Не потому, что ей стало все равно, а потому, что ей казалось неправильным молиться за одного, когда миллионы были в такой же опасности.

* * *

– Мама, идти туда – это безумие, – сказала Роуз, пытаясь помешать Хонор выйти из дому в восемь часов на следующее утро. – Бомбардировщики могут вернуться в любую минуту.

– Я должна увидеть Адель, – упрямо твердила Хонор. – Ты держи Великана, потому что я не оставлю его на улице, если мне придется нырнуть в бомбоубежище.

– Но я сомневаюсь, что ты доберешься, – спорила Роуз. – Наверняка автобусы не ходят, а метро закрыто.

– Тогда я пойду пешком, – сказала Хонор. – Ты только хорошо позаботься о Великане.

В утренних новостях сказали, что Ист-Энд бомбили, но, видимо, чтобы не было паники или чтобы поддержать дух, не сообщили о количестве пострадавших. Хонор слышала, как всю ночь сбрасывали бомбы, и в какой-то момент она поднялась в спальню на верхнем этаже и некоторое время стояла, глядя на красные отблески пламени. Она не могла ждать известий от Адель, она должна убедиться сама, что внучка цела. Не зная этого наверняка, она не могла вернуться домой.

Хонор удалось доехать метро до самого Элдгейта. Контролер сказал ей, что дальше линия проверяется на предмет повреждений от бомб, но подсказал, что отсюда пешком недалеко до Уайтчепела.

Как только Хонор вышла на улицу, она сразу почуяла запах горелого, и воздух был густым от дыма. Все выглядело так, как будто сверху кто-то посыпал тальком или мукой.

Она недалеко отошла от Тауэра, когда увидела первые разрушения от бомб. Здания были целы, но на дорогах лежали стекла, куски стен и черепица с крыш, и люди на улицах подметали мусор.

Но когда она прошла дальше вниз по главной улице Уайтчепела, то увидела более серьезные разрушения. Большинство витрин магазинов было разбито, и острые осколки стекла опасно болтались над расставленным в витрине товаром. Пройдя дальше, она впервые увидела дом, который разбомбило, он был превращен в груду булыжников. Словно в насмешку, боковая стена осталась целой, и на ней на своем месте висела картина с лебедями. Сморщенная пожилая женщина стояла напротив и плакала, а две молодые женщины отчаянно пытались найти среди булыжников свои вещи.

Пройдя дальше, она не раз видела подобное зрелище. В основном прямые попадания пришлись на боковые улицы, бомбами смело целые террасы и ветром еще кружило клубы белой пыли. Огромные куски обрушившихся стен перегородили дороги, все в выбоинах и ямах.

Но еще большее впечатление на Хонор произвели люди, многие с пластырем или повязкой на искаженном ужасом лице, стоявшие и в шоке смотревшие на свои бывшие дома. Она увидела женщину, у которой по лицу текли слезы, но она тупо пыталась подмести улицу.

На Майл-Энд-роуд команда гражданской обороны убирала булыжники, и Хонор спросила их, что будет с людьми, лишившимися жилья.

– Их пустят спать в церкви и школы, – сказал один дородный мужчина с пепельно-серым лицом. – Но то, что вы видели здесь, дорогая, – это ничто по сравнению с тем, как пострадал Сильвертаун. Там до сих пор откапывают людей, которых засыпало камнями. Мы скоро направимся туда, как только расчистим эту дорогу, чтобы могли проехать фургоны со спасателями и катафалки.

– А Лондонская больница цела еще? – отважилась спросить Хонор.

– Да, с ней все в порядке. У вас там кто-то есть?

– Моя внучка работает там медсестрой, – сказала Хонор, и ее голос задрожал. – Я как раз собираюсь пойти проверить, все ли с ней в порядке.

– Они там как ангелы, – сказал он, утешительно похлопав Хонор по плечу. – Я полночи бегал туда-обратно, доставляя раненых. Там внутри просто бедлам, но мы все ими гордимся.

* * *

В больнице по-прежнему был просто бедлам. Хонор не видела ничего подобного с времен Первой мировой, когда ездила в больницу в Довер к Фрэнку. Но там были раненые мужчины и в основном выздоравливающие после ранений, довольные, что они возвращаются в Англию получить некоторую передышку после ада, через который прошли. Здесь же были и женщины, и дети, некоторые из них с такими ужасными ранениями, что она не могла на это смотреть. Молодые медсестры в передниках, перепачканных кровью, с невероятной усталостью на лицах. Врачи в халатах, точно так же перепачканных кровью, в состоянии, близком к обмороку, склонившиеся над своими пациентами.

Хонор остановила проходившую мимо медсестру.

– Вы не могли бы мне сказать, здесь ли сестра Адель Талбот?

– Была, но час назад ушла, – ответила медсестра. – Несколько человек отослали отдыхать.

– Это значит, что она позже вернется?

– О да, чтобы сменить кого-нибудь. Вы ее родственница?

Хонор кивнула.

– Она моя внучка. Я просто хотела убедиться, что с ней все в порядке.

– С ней будет все отлично, когда она чуть-чуть отдохнет. – Сестра сочувственно улыбнулась. – С нами всеми все будет в порядке. Вы идите домой. Я скажу ей, что вы ее спрашивали.

Хонор вышла из больницы и пошла по дороге к Алгейту. Но пока она шла, поняла, что не может просто сесть в метро, забрать Великана и поехать домой. Кто-то должен быть рядом с этими сраженными горем бездомными, которым на несколько часов очень понадобилась бы помощь.

Увидев мужчину из команды гражданской обороны, с которым она разговаривала раньше и который как раз садился в свой грузовик и собирался уезжать, она пошла прямо к нему.

– Ну что, вы нашли свою внучку? – спросил он.

Хонор объяснила, что Адель пошла отдыхать, а она подумала, что может заняться чем-то полезным в это время.

– Запрыгивайте, – коротко сказал он, открывая дверцу грузовика. – Я знаю как раз такое место.

Проезжая по Сильвертауну, Хонор едва верила своим глазам. Грузовик маневрировал между люками и сверху по развалинам. Целые улицы были сметены, спасатели оттаскивали покрытые шью куски стен в поисках засыпанных живьем и трупов. У дороги лежали трупы, которые еще не увезли, накрытые мешками, одеялами и занавесками. Мужчины и женщины в отчаянии разгребали обломки голыми руками, явно разыскивая кого-то из пропавших близких. Хонор увидела манекен из витрины магазина, лежавший на верхней ступеньке лестницы, которая была целой, но отошла от поддерживавшей ее стены. И вдруг поняла, что это не манекен, а мертвая женщина.

От воздуха можно было задохнуться, в нем была взвешена смесь бетонной пыли и дыма от пожаров, которые все еще бушевали в доках.

Мужчина из гражданской обороны, который сказал, что его зовут Дан, попытался немного подбодрить ее, рассказав, что несколько часов назад на рассвете они нашли целых и здоровых младенца и старика.

– Дверь платяного шкафа была открыта, и вся эта штука свалилась на старика, когда дом обрушился. А ребенок был еще в своей коляске, под дверью. Он орал, прямо разрывался, поэтому мы его так быстро нашли.

Дан и другие мужчины работали всю ночь, помогая чем могли. Он сказал, что отвезет Хонор в церковь, которую использовали как центр для отдыха.

– Они будут рады любой лишней паре рук, – сказал он. – Ну конечно, если вы согласны делать бутерброды и чай и помогать записывать данные о людях, чтобы потом им можно было найти жилье.

* * *

В четыре часа дня Хонор была на пределе своих сил, как и остальные помогавшие. Она провела почти целый день, записывая данные о людях и пропавших членах их семей, потому что остальные помогавшие очень быстро заметили, что она более образованная и менее эмоциональная, чем они.

Но Хонор выслушивала одну душераздирающую историю за другой, и даже ее эмоции начали брать верх. Она догадалась, что эти люди имели очень немного еще до воздушного налета, а теперь они потеряли все, и даже членов семей. Она никогда не представляла себе, что смогла бы взять из рук убитой горем матери грязного, голодного младенца, раздеть, вымыть и накормить его. Единственным грудным ребенком, о котором она заботилась, была Роуз. Но сопереживание взяло верх над отвращением, и она проделала это не с одним ребенком. Она обнимала и кормила старших детей, матери которых еще не нашлись, утешала пожилых мужчин и женщин и расспрашивала сотни людей, заполняя данные о них в алфавитном порядке, чтобы можно было обеспечить их временным жильем.

Даже те люди, дома которых были целы, остались без газа и электричества, и все они боялись очередного налета. Весь день она слышала, что бомбоубежищ не хватает на всех, и многие жаловались, что правительство не разрешает людям спускаться в метро.

Но в половине шестого, несмотря на то что еще множество людей нуждалось в помощи, Хонор поняла, что она должна увидеться с Адель и вернуться к Роуз и Великану. Она уже не заботилась о возвращении домой в свой коттедж, потому что решила, что вернется в Сильвертаун на следующий день и будет помогать.

Ее лучшее платье было грязным, в глазах кололо, а кожа головы зудела от бетонной пыли, даже ее легкие казались забитыми. И все же, когда она попросила подвезти ее к Адель на грузовике, возвращавшемся в направлении Уайтчепела, то подумала, что может считать себя счастливой по сравнению с людьми, с которыми была весь день.

Больница приобрела чуть более аккуратный вид, чем утром, и Хонор очень быстро нашла Адель.

Она выглядела уставшей, вокруг глаз были красные круги, но когда увидела бабушку, нервно переминавшуюся с ноги на ногу у двери палаты, то с удивленным видом кинулась к ней.

– Ради бога, объясни мне, что ты тут делаешь? – отругала она ее. – В любую минуту могут начать бомбить.

Хонор как можно быстрее объяснила, что приехала навестить Роуз, а после налета ей надо было обязательно найти Адель и убедиться, что она цела.

Адель была в шоке, услышав имя Роуз. Она вспыхнула от гнева и сказала, что Хонор, вероятно, потеряла свои мозги, если приехала из Винчелси, где была в безопасности, чтобы повидать кого-то, кто совершенно не стоил того. И когда бабушка обвинила ее в немилосердности, она пожала плечами и снова начала ругать ее за то, что она рисковала жизнью, придя в Уайтчепел.

– Послушай, бабушка, – сказала она, фыркнув по поводу ее грязного платья и неодобрительно качая головой, – я очень ценю, что ты думаешь обо мне, но я в то, чему меня учили. А теперь ты должна идти, прямо сейчас. Забирай Великана и поезжай домой. И ни смей оставаться больше ни на минуту с Роуз. Лондон – это место не для тебя.

– Я не согласна, – вызывающе сказала Хонор, рассказав ей, что она делала весь день. – И я вернусь завтра, если Роуз присмотрит за Великаном. От меня здесь будет больше толку, чем на побережье.

Тогда Адель по-настоящему обеспокоилась.

– Бабушка, это опасно, – сказала она, подталкивая ее обратно к двери. – Пожалуйста, если ты меня хоть немного любишь, поезжай домой и оставайся в безопасном месте. Сразу, пока я на тебя не рассердилась.

Хонор хмыкнула от такой внезапной перемены ролей. Она не намеревалась возвращаться в Сассекс, но подумала, что умнее будет не говорить сейчас об этом Адель, когда у той голова и без нее занята. Она поцеловала внучку и велела ей возвращаться к своим пациентам.

Когда Хонор прошла половину дороги до станции Алдгейт, загудела сирена. Она оглянулась вокруг на людей, но растерялась, потому что они рассыпались во всех направлениях. Кто-то днем говорил, что станции метро были самым безопасным местом, поэтому она продолжала свой путь, ускорив шаг.

Она не оглядывалась, когда услышала гул бомбардировщиков, не дрогнула от первого воя бомбы и удара, сотрясшего землю, который последовал за ним. Она услышала, как какой-то мужчина закричал ей, и увидела, как вместе с ней побежали люди, но предположила, что он предупреждает их, чтобы они поторопились.

Еще один воющий звук где-то очень близко, и вопль женщины рядом с ней. Хонор словно в лицо дунуло горячим воздухом, и тут же ее ослепило удушливой пылью, и что-то покатилось на нее, сбивая с ног.

Ее охватила раскалывающая боль, и последней мыслью было, что она не сказала Адель, где живет Роуз.

Глава двадцать вторая

– И не смотри на меня так! Я не знаю, где она, – рявкнула Роуз на Великана. Когда полчаса назад включили сирену, он совсем сошел с ума, бешено лая и мечась из комнаты в комнату в поисках Хонор. Он не захотел спускаться с ней в подвал, и Роуз была вынуждена тащить его за ошейник.

Сейчас, когда падали бомбы, он сидел, положив передние лапы ей на колени, и его умоляющие глаза и печальный вой действовали ей на нервы.

– С нами все будет в порядке, – сказала она, смягчаясь и гладя его по голове, догадавшись, что он чувствует ее ужас, потому что с ним все было в порядке, пока не включили сирену. В полдень они гуляли в парке Ревенскорт, а потом по дороге обратно остановились у паба в конце улицы, чтобы выпить, и он вызвал всеобщий восторг. Хозяин паба, Боб, даже дал ему каких-то объедков.

Все разговаривали о бомбежке прошлой ночью в Ист-Энде, и прошел слух, что были убиты сотни людей. Все сходились на том, что целью бомбардировщиков были доки и мирные жители были убиты просто по несчастной ошибке. Но у всех были напряжены нервы. Большинство собиралось на ночь спуститься в бомбоубежище, а несколько мужчин сказали, что вышлют своих жен и детей из Лондона.

Роуз задержалась, только чтобы выпить пару стаканчиков, потому что ожидала возвращения Хонор, но время шло, а мать не появлялась, и она разозлилась и почувствовала себя одураченной, что ее оставили с Великаном.

Но сейчас, слыша, как падают бомбы, сидя наедине с собакой, Роуз пришла к мысли, что с Хонор, а может быть, и с Адель, случилось худшее. Она не могла себе представить, что мать задержится даже на минуту по дороге в Уайтчепел. Единственное, что могло помешать ей вернуться за Великаном, это то, что она не нашла Адель.

Когда ей в голову пришла другая мысль, по ее спине пробежал холодок. А что, если Майлс рассказал Адель правду?

Роуз абсолютно не помнила, как написала матери письмо и отправила его, так как она сделала это, когда была пьяна. Она была совершенно ошарашена, когда объявилась Хонор, и ее первой мыслью было, что она пришла обвинять Роуз из-за этой истории с Майлсом и Адель.

Но через несколько минут она поняла, что дело не в этом, потому что Хонор вовсе не была сердита на нее. Тогда Роуз расслабилась, решив, что Майлс нашел какой-то другой способ склонить Адель к разрыву с Майклом, не признавшись ей в том, что он ее отец. Может быть, он даже предложил ей денег, и поэтому она не рассказала бабушке.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю