355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лесли Пирс » Секреты » Текст книги (страница 14)
Секреты
  • Текст добавлен: 20 апреля 2017, 21:00

Текст книги "Секреты"


Автор книги: Лесли Пирс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

– Я желаю видеть мистера и миссис Бэйли, – сказала Хонор, быстро перешагивая через порог, чтобы молодая женщина не могла ей отказать.

Лаура Бэйли была поражена.

– Это не совсем удобно сейчас, – сказала она слабо, потом оглянулась через плечо, потому что сверху снова донесся вой.

– Мне это удобно, поэтому я предлагаю, чтобы вы пошли наверх к вашему ребенку, пока я войду, я знаю дорогу, – решительно сказала Хонор и быстро прошагала к двери гостиной и открыла ее.

Адель так ярко описывала всю семью, что Хонор чувствовала, что уже хорошо знакома с ними. Эмили сидела на кушетке у огня, рядом с ней ее сын Ральф. И Майлс Бэйли в кресле напротив. Все трое в крайнем удивлении подняли головы при ее появлении, и, судя по повисшему в атмосфере напряжению, она догадалась, что прервала спор. К счастью, Майкла среди них не было. Она надеялась, что, где бы он ни был, он там останется.

Комната была очень неприбранной, пол усыпан кусочками оберточной бумаги и разбросанными игрушками. Хонор заметила рождественскую елку в нише и подумала, что Адель отлично постаралась, так как она была красиво украшена.

– Кто вы? – возмущенно выпалил Ральф, вскакивая с кушетки. – И как вы смели войти сюда без приглашения?

По изумлению на лице Эмили Хонор поняла, что она еще не узнала старую подругу своей матери.

Хонор смерила Ральфа взглядом, отметив, что он точная копия отца в его возрасте.

– А ты не изменился, – сказала она с сарказмом. – Ты еще мальчиком был очень грубым. Я миссис Харрис, подруга твоих покойных бабушки и дедушки, а еще я бабушка Адель.

Майлс выпрыгнул из своего кресла.

– Послушайте, – неистовствовал он, – Адель мы уволили, у нас не было другого выхода, она была крайне дерзкой, поэтому, если вы пришли просить оставить за ней место работы, вы зря теряете время.

– Не в моей натуре кого-то просить, – чуть игриво возразила Хонор. – Я пришла сюда сказать вам, что думаю о вас, и забрать ее вещи и причитающуюся ей плату.

Эмили выглядела пораженной.

– Миссис Харрис! – воскликнула она, и ее маленькие ручки затрепетали от возбуждения, когда до нее дошло, что это давнишняя подруга ее матери. – Мы так много лет не виделись. Ну почему же Адель не сказала мне, что она ваша внучка?

– Разве вы обращались бы с ней с большим уважением и добротой, если бы знали? – спросила Хонор, вопросительно подняв одну бровь. Она подумала, что годы были более милосердны к Эмили, чем к ней. Ее волосы сохранили свой богатый оттенок, и цвет ее лица был по-прежнему фарфоровым. Но замечание Адель по поводу того, что она выглядела как фарфоровая кукла, было верным – ее голубые глаза казались стеклянными и словно пустыми, и губки были надутыми, как у маленькой девочки.

Хонор подумала, что ее небесно-голубая двойка с оборочками вокруг шеи не соответствовала ее возрасту, и все же она почти не изменилась с тех времен, когда только родила в 1913 году.

– Тебе должно быть стыдно, Эмили, – продолжала Хонор. – Адель пришла и помогала тебе, когда никого другого не было, именно так, как я часто помогала твоей матери. Она нигде не обучалась этому и узнавала все только от меня, и все-таки она управляла этим домом, и управляла хорошо. Она была тактичной, преданной и доброй с тобой. И ты позволила своему мужу ударить ее и выставить в сильный дождь.

– Но послушайте, – вмешался Майлс, – вы не можете просто так сюда ворваться и побеспокоить нас на Рождество. Девочка была неслыханно груба. Бог знает, что она уже наговорила моей жене в прошлом. У меня не было выбора, и мне пришлось ее уволить.

– Вы не имели на это права, она работала на вашу жену, а не на вас. Адель просто защищалась, – бросила ему Хонор. – А вы, Майлс Бэйли, хам.

Она принялась ядовито отзываться о худших сторонах служения Адель в их доме, не забывая ничего. Каждый раз, когда Ральф или Майлс пытались заставить ее замолчать, она вываливала на них еще больше. Эмили начала плакать, и Хонор напустилась на нее.

– Ну правильно, плачь, – прошипела она. – Это все, на что ты годишься. Адель тебя кормила, убирала за тобой, готовила, шила, гладила, стирала и даже ушла из своего дома, чтобы присматривать за тобой. И она ни разу не разболтала соседям про тебя, ничего не украла, ничем не воспользовалась. Посмотри на это дерево! Она сама его украсила, без всякой твоей помощи, а еще наготовила и убрала до блеска дом к Рождеству. А что ты сделала взамен? Ничего! Ни рождественского подарка, ни слов похвалы. Ты позволила вытолкнуть ее в дождь даже без пальто зато, что она уронила супницу.

Хонор видела, какой эффект она произвела на всех троих. Эмили была бледна и дрожала, Ральф не верил своим ушам, что у кого-то хватило наглости разговаривать с его родителями в таком тоне, а Майлс весь надулся от ярости. Зная, что у них, вероятно, было несчастное Рождество, поскольку им никто не прислуживал, Хонор надеялась, что ее приход и стычка с ними сделает его худшим в их жизни. Но она еще с ними не закончила, у нее разыгралась кровь и она велела принести вещи Адель из ее комнаты и плату за две недели вместо предупреждения об увольнении.

Майлс вышагивал по комнате, будто он был в зале суда и свидетельство, которое он только что услышал, было сплошной ложью.

– Я считаю все это совершенно невероятным, – сказал он. – Скажите мне, миссис Харрис, если положение Адель в качестве горничной было таким ужасным, как вы заявляете, почему она не ушла?

– В этом мире есть некоторые люди, которые позволяют сочувствию возобладать над здравым смыслом, – резко сказала Хонор. – Адель боялась уйти в страхе, что с Эмили может что-нибудь случиться. И более того, она не хотела, чтобы Майкл беспокоился или прерывал свою учебу.

– Ах, вот в чем все дело, – мерзко хмыкнул Майлс. – Она положила глаз на моего сына, не так ли?

– Какая чушь, – фыркнула Хонор. – Они были друзьями задолго до того, как она пришла сюда работать, и, в сущности, она пришла сюда, оказав ему услугу. Но она почти не видела его с того времени, и Эмили может это подтвердить. И не смейте намекать, что моя внучка каким-либо недостойным образом повела себя с вашим сыном, иначе вы очень сильно рискуете.

Его лицо еще больше побагровело, если это вообще было возможно, он достал кошелек, вынул оттуда пару банкнот и сунул ей.

– Возьмите это и ее вещи и уходите, – сказал он.

– Сначала я хочу услышать извинения, – сказала Хонор, беря деньги, но стоя на своем. – И обещание, что миссис Бэйли даст ей хорошую рекомендацию.

– Конечно, я дам ей рекомендацию, – сказала Эмили, вдруг снова разволновавшись, и ее голубые глаза наполнились слезами. – Но мне бы хотелось, чтобы Адель вернулась работать. Я совсем не знаю, что буду делать без нее.

– Она не может вернуться, ты, глупая женщина, – выпали Майлс. – Я найду тебе кого-нибудь еще.

Хонор резко посмотрела на мужчину. У него не было такта, он был грубиян и ханжа и настолько преисполнен чувством собственной правоты, что было неудивительно, что он крепко стоял на ногах в жизни.

– А извинения? – сказала она, подняв одну бровь и уставившись на него с самым строгим видом.

– Ну хорошо, извините, я погорячился, – пробормотал он, избегая смотреть ей в глаза. – Но сейчас уходите, пожалуйста, у нас было самое худшее Рождество, мои внуки и невестка расстроены, а Майкла весь день нет.

Хонор ликовала.

– Все было бы совсем по-другому, если бы вы обошлись с Адель как с человеком, – сказала она вкрадчиво, прежде чем повернуться к двери. – Я вас не буду сейчас беспокоить по поводу одежды, только возьму ее пальто из кухни. Я уверена, что Майкл завтра сможет занести нам остальное.

– Только не Майкл, – возразил Майлс. – Я не хочу, чтобы он когда-либо снова приближался к вам. Ральф или я, кто-то к вам заедет.

Пока Хонор ковыляла домой в своих тесных туфлях с пальто Адель в руках, у нее была масса пищи для размышлений. Ей хотелось рассмеяться, когда она увидела их кухню, – это был совершенный хаос, повсюду стояли немытые тарелки, кастрюли и остатки еды. Она дотронулась до печки – печка была чуть теплой, они явно не додумались доложить в нее угля, и огонь угасал. Ни сегодня вечером, ни утром не будет горячей воды, чтобы помыться, и кто будет вынужден все это убирать?

Но ликование от мысли, что уход Адель причинил им больше страданий, чем самой Адель, смешивалось с мыслями о Майкле, Это было неправильно, что такой приятный молодой человек вынужден бродить совсем один в рождественский день и что он должен выбирать между близкими людьми.

Следующий день был еще более холодным и мрачным. Хонор с трудом удалось открыть кроличьи клетки и накормить кроликов из-за сильного ветра. Когда она попыталась повесить мешки над кроличьими клетками, чтобы хоть немного защитить их от непогоды, ей пришлось удерживать их изо всех сил.

– Моей ноги сегодня не будет за этой когда зашла внутрь и согрелась у печки. – Я, наверное, старею, – добавила она, увидев, что Адель на нее смотрит. – Раньше я никогда не замечала холода.

Ей было немного неловко, она думала, как ей рассказать Адель, что она вчера ходила в Хэррингтон-хаус. Ее внучка еще спала, когда она вернулась, а к тому времени, когда она проснулась, Хонор уже была в своем кресле и читала книгу, будто она с него и не вставала. Но ей все равно придется признаться, в конце концов, у нее были для нее деньги, и кто-то должен будет привезти остальные вещи. Но ей не хотелось этого рассказывать, так как Адель наверняка не обрадуется тому, что больше не увидится с Майклом.

– Как ты думаешь, я могла бы быть медсестрой? – спросила вдруг Адель.

– Медсестрой?! – воскликнула Хонор. – Как только эта мысль пришла тебе в голову? Мне казалось, ты уже достаточно нахлебалась работы на побегушках.

– Это не то же самое, что работа прислуги, – возразила Адель. – Это настоящая, нужная работа. Я знаю, что мне исполнится восемнадцать только летом, но, возможно, стоит навести справки.

Хонор какое-то время размышляла об этом, довольная, что ее отвлекли от мыслей о Бэйли.

– Из тебя выйдет хорошая медсестра, – сказала она наконец, Она действительно думала, что Адель стала бы первоклассной медсестрой: у нее было терпение, умение сострадать и масса здравого смысла, а еще она была сильной и способной. Но раскрывать свои самые глубокие мысли было не в характере Хонор.

Адель в любом случае казалась удовлетворенной ее ответом и продолжала рассказывать, что эта мысль пришла ей в голову вчера вечером, когда она лежала в постели, и что она сможет подать заявление в больницу в Гастингсе. Похоже, она в самом деле все хорошо продумала, включая тот факт, что, если ее примут учиться на медсестру, ей придется жить в общежитии для медсестер.

– Что это было такое? – вдруг прервала ее Хонор, услышав хруст камешков снаружи. Она поднялась и выглянула в окно – как раз вовремя, чтобы увидеть Ральфа Бэйли, исчезавшего в конце улицы. – Ну, этого и следовало ожидать, у него даже не хватило смелости постучать в дверь.

Адель подпрыгнула.

– О чем ты? – спросила она.

– Это был Ральф Бэйли. Он подполз, как вор, ночью с твоими вещами, положил их на порог и скрылся. Он, вероятно, оставил машину на том конце улицы, иначе мы бы услышали.

Адель подошла к двери и открыла ее. Маленький чемоданчик, с которым она уезжала в Хэррингтон-хаус, стоял на пороге.

– О Боже, – вздохнула она, подняв чемоданчик и внося его в дом. – Они не вернули мое пальто, я думаю, забыли о нем.

Хонор пришлось признаться ей.

– Твое пальто в моей комнате, я забрала его вчера, – сказала она.

Адель не произнесла ни слова, пока бабушка в общих чертах обрисовала ей, что произошло, пока она спала. Она сидела на стуле у печки с отсутствующим выражением на лице, в нем не было ни одобрения, ни осуждения.

– Я еще вытянула из них десять фунтов, – закончила свой рассказ Хонор. – Я только попросила плату за две недели вместо предупреждения об увольнении, но не собиралась говорить, что это слишком много.

Адель по-прежнему молчала. Она поднялась и открыла чемодан. Сверху на одежде и паре книг лежал конверт.

– Это рекомендательное письмо, – охнула она, заглянув внутрь конверта. Она быстро прочла его и улыбнулась. – Что же ты такого им наговорила, что они так переменились?

– Прочтешь мне? – спросила Хонор.

– «По месту требования», – прочла Адель.

«Адель Талбот была моей экономкой в течение полутора лет. Она была честной, старательной и очень трудолюбивой. Я с глубочайшим сожалением была вынуждена расстаться с ней в связи с моими переменившимися обстоятельствами.

Искренне,

Эмили Бэйли».

– Ну, это просто невероятно! – воскликнула Адель. – Что за поворот! Это ты ее заставила написать, бабушка?

– Заставила? Конечно нет, – сказала бабушка. – Я только указала ей, что неплохо бы дать тебе рекомендацию. Но судя по тону, она сожалеет, что потеряла тебя.

– Я надеюсь, что с ней все будет в порядке, – вздохнула Адель. – Она на самом деле не может сама о себе позаботиться.

– Ну а теперь послушай, – сказала Хонор грубовато, – ты больше не потеряешь ни одной минуты, думая об этой женщине, Мы все пожинаем, что посеяли. Я знаю, что ее муж хам, но это не мешает ей научиться стелить постель или готовить еду. О ней должна беспокоиться ее семья, а не ты.

– Не думаю, чтобы о ней кто-нибудь беспокоился, кроме Майкла, – устало сказала Адель.

– Ну, в этом тоже ее вина, – резко сказала Хонор.

– Значит, это была твоя вина в том, что Роуз не заботится о тебе? – дерзко спросила Адель.

Хонор разозлилась.

– Я отдала Роуз всю мою любовь, – возмущенно сказала она. – Она просто эгоистичная девчонка.

– Почему ты никогда не рассказывала мне, что между вами произошло? – спросила Адель.

– Это не имеет ничего общего с тобой, – сказала, обороняясь, Хонор.

– Я думаю, что это все меня касается, бабушка, – возразила Адель чуть более резким тоном. – Это повлияло на то, какой матерью стала Роуз. Поэтому, пожалуйста, расскажи мне.

Хонор вздохнула. Она давно знала, что ей нужно поговорить с Адель о Роуз, как о прошлом, так и о недавних событиях. И все же никак не подворачивался нужный момент. Но, вероятно, сейчас был именно такой момент. Адель стала почти взрослой и достаточно зрелой, чтобы понять.

– Я уже рассказывала тебе, что дедушка вернулся с войны контуженым, – осторожно сказала она. – На самом деле очень трудно хорошо объяснить, что это такое, это нужно пережить, чтобы понять. Фрэнк целыми днями сидел там, где ты сейчас сидишь, – сказала она, указывая на любимое кресло Адель у печки. – И он просто сидел и смотрел в пустоту. Время от времени испуганно дергал головой, будто слышал рядом с собой звук выстрела. И все время что-то делал пальцами, перебирал пуговицы, выбившиеся нитки из брюк, часто царапал до крови лицо. – Она на секунду приостановилась, не зная, привести ли более яркие примеры или сохранить Фрэнку какое-то достоинство.

– Это было несправедливо, – сказала она горячо. – Фрэнк всегда столько смеялся, у него были безумные идеи, он мог говорить абсолютно обо всем, но Фрэнка, которого я любила, больше не было. На его месте был ушедший в себя, нервный и часто путающий своим поведением незнакомец, который требовал от меня столько сил и терпения, что я временами чувствовала, что не справляюсь с этим.

Адель понимающе кивнула.

– Но именно в тот день, когда все это произошло с Роуз, – продолжала Хонор, – я после долгого времени увидела в нем небольшое улучшение. Это был 1918 год, война еще тлела во Франции, и был конец весны. Мы вместе вышли на короткую прогулку во второй половине дня, и он не бросился на землю, как делал это раньше. Он смог выпить чашку чая без посторонней помощи, пролив лишь несколько капель, и сказал мне, что любит меня. Это значило больше, чем что-либо другое, – видишь ли, он мало разговаривал все это время, а когда разговаривал, просто разражался монологами о тех ужасах, которые видел на войне. По большей части он даже, казалось, меня не узнавал.

– А где была Роуз?

– Работала в гостинице, – сказала Хонор. – Но она должна была вернуться домой, как только постелет кровати на ночь. Я ждала с нетерпением ее прихода, чтобы рассказать об улучшении с отцом, и решила отметить этот случай, подарив ей платье, которое сшила тайком от нее.

Хонор откинулась назад на кушетку, прикрыв глаза, и Адель поняла, что у нее снова всплывают в памяти эти события, по мере того как она рассказывает о них.

– Уже начинало смеркаться, когда она вышла из своей спальни в этом платье, – сказала она.

Хонор помнила все так ясно, будто это случилось сегодня. Стоя был накрыт для ужина, Фрэнк сидел в своем кресле у огня, а она зажигала масляную лампу, когда Роуз вышла из своей комнаты, Она повернулась, полностью уверенная, что Роуз будет рисоваться в дверном проеме, хихикать, кружиться по комнате и демонстрировать себя в новом платье.

Со светлыми волосами, красивым лицом и великолепной фигурой Роуз была хороша в любой одежде, но в тот вечер, когда Хонор оглядела ее, то увидела, что она выглядит совершенно ошеломительно, потому что голубое платье удивительно шло к ее глазам. На нее тут же нахлынула гордость и удовлетворение от того, что долгие часы, которые она провела за шитьем платья, были потрачены не напрасно.

Но Роуз не кружилась и не хихикала. Она недовольно сморщилась.

– Оно ужасное, – сказала она, взявшись за длинный пор с отвращением, будто платье было сделано из грязной мешковины. – Как ты можешь думать, что я буду его носить? Платье для школьной учительницы.

Хонор поразилась и потеряла дар речи. С тех пор как Фрэнка привезли домой, они пытались выжить на зарплату Роуз. Единственной возможностью для Хонор купить ткань на платье было продать свою жемчужную брошку. Было бы намного разумнее потратить эти деньги на еду или даже заплатить по счетам врачу, но она знала, как тяжело молодой девушке каждый день, не меняя, носить одно и то же старое поношенное платье.

Может быть, это голубое платье с закрытым горлом и маленькими защипами на лифе не было криком моды, но шла война и одежда должна была быть практичной, особенно когда живешь в деревне, и Роуз не могла этого не понимать.

– Это было лучшее, что я могла сделать, – сказала в конце концов Хонор, уже пожалевшая, что рассталась с брошкой, которую ей в день свадьбы подарили ее родители и которая была единственной вещью, которая осталась от них. – Я думаю, что ты должна ценить то, что у тебя есть, Роуз, есть масса девушек, которые отдали бы что угодно за новое платье, – добавила она резко.

Возможно, Фрэнк уловил раздор в комнате, потому что начал дергать головой, у него закапала слюна и в горле что-то ужасно забулькало.

Хонор подошла к нему, чтобы успокоить его, но Роуз просто посмотрела с отвращением и презрением.

– Для меня уже достаточно унизительно, что я нищая и должна носить такие тряпки, – сплюнула она. – И еще хуже иметь отца, который не лучше деревенского дурачка.

Адель охнула, потому что бабушкин рассказ снова напомнил ей о жестокости матери.

– И что же ты сделала? – спросила она.

– В тот момент меня так ужаснула ее черствость, что я не сделала и не сказала ничего, – грустно ответила Хонор. – Потом я пожалела, что не ударила ее, не усадила насильно в кресло, чтобы рассказать ей некоторые из ужасных историй, которые Фрэнк изливал в моменты прояснений. Возможно, тогда Роуз поняла бы те огромные жертвы, которые приносили такие мужчины, как он, когда вербовались на войну за своего короля и свою страну.

– И что произошло потом? – спросила Адель.

– Наутро она ушла, – сказала Хонор ледяным тоном. – Выскользнула, как вор, ночью с нашими деньгами и теми немногими ценностями, которые у нас остались. Она обрекла нас на голодную смерть.

Адель на мгновение лишилась дара речи. Она никогда не считала, что у ее матери было доброе сердце, чувство сострадания или другие положительные качества, но она пришла в шок, услышав, что мать была черствой даже в семнадцать лет.

– Я понимаю, – сказала она в конце концов. – И конечно, ты могла бы рассказать это много лет назад.

Хонор передернуло от ее упрека.

– Если я и скрывала от тебя эту информацию, у меня были веские причины, – сказала она, запинаясь. – Когда ты впервые пришла сюда, ты была очень больна, ты пережила ужасные вещи, и я поставила тебя на ноги, руководствуясь одним инстинктом. Твоя мать мне тоже причинила много боли, и я справилась с этим, вычеркнув ее из своей памяти. Я думаю, что не рассказывала тебе, чтобы и ты тоже смогла забыть о ней.

– Но это не так делается, – сказала Адель. – Утаивая, мы делаем только хуже. Я теперь понимаю, почему ты с такой горечью говорила о Роуз, и сочувствую, но это не объясняет, почему она была такой злой со мной. Или объясняет?

– Нет, Адель, не объясняет, – согласилась Хонор. – Я могу только высказать свои предположения на этот счет.

– И что это за предположения?

– Ну, Роуз тогда могла быть беременна тобой, хотя, не зная точной даты, трудно сказать наверняка. Так что или она уехала отсюда с мужчиной, или поехала в Лондон в поисках развлечений и приключений и там встретила твоего отца. В любом случае, этот мужчина, вероятно, бросил ее, а для любой женщины, если она не замужем, это очень трудная ситуация, когда есть маленький ребенок.

– Поэтому она решила выйти за Джима Талбота в качестве альтернативы работному дому или возвращению домой с поджатым хвостом? – спросила Адель.

Хонор состроила гримасу.

– Вряд ли она даже задумывалась о том, чтобы вернуться домой. Она не могла не понимать, чем обернулось для нас ее исчезновение, Предполагаю, она думала, что мы никогда не простим ее.

– А вы простили бы?

Хонор вздохнула.

– Я правда не знаю. Я была разгневана на нее, Фрэнк полностью зависел от меня, и у нас едва хватало денег, чтобы прокормиться. И все же, может быть, если бы она объявилась у двери с тобой на руках, я, вероятно, смягчилась бы. Честно, не могу сказать. А ты бы простила ее, если бы она появилась здесь завтра?

Адель на несколько секунд задумалась об этом.

– Сомневаюсь, – сказала она в конце концов. – Но она же не собирается возвращаться сюда, правда? Тем более зная, что нас здесь двое против нее. Я предполагаю, ей сказали, что я здесь?

– Да, когда она подписала бумагу, по которой я стала твоим законным опекуном, – сказала Хонор.

Адель на мгновение задумалась об этом, вспомнив, что бабушка в то время писала и получала много писем.

– Но это было много лет назад. Она тогда еще была в больнице?

– Да. В месте, которое называется Файерн Барнет, в Северном Лондоне, – ответила Хонор. Ей уже было достаточно вопросов на день, но она чувствовала, что Адель не остановится, пока не будет знать все.

– Она все еще там?

Хонор заколебалась.

– Ну? – подтолкнула Адель. – Или она все еще там, или ее уже там нет. Если ее там нет, значит, она уже выздоровела.

– Нет. Ее уже там нет, – наконец призналась Хонор. – Она сбежала.

Адель охнула.

– И ты держишь это в тайне, – сказала она с упреком. – Когда и как она сбежала?

– Вскоре после того, как подписала бумаги о тебе. Месяцев через девять после твоего прихода, – сказала Хонор, опустив голову. – Она, похоже, завоевала чье-то доверие, потому что время от времени ее выпускали в сад. Она, возможно, спряталась в фургоне доставки белья, никто на самом деле не знает.

– Если она смогла это сделать, это означает, что, вероятно, ей уже лучше, – задумчиво сказала Адель.

– Возможно, – сказала Хонор. – Надеюсь, что так. Я думаю, что в тот момент именно подписание бумаг относительно тебя подтолкнуло ее к побегу и к тому, чтобы появиться здесь.

– Но ведь она этого не сделала, – Адель затаила дыхание.

У Хонор стал ком в горле. Она чувствовала боль Адель и не знала, что ей сказать, чтобы сгладить эту боль.

– Нет. Но может быть, она почувствовала, что ты будешь более счастлива без нее.

Адель пожала плечами, словно отмахнувшись.

– Если я должна поверить, что она заботится о моем счастье, почему бы мне сразу не начать верить в фей? – сказала она с сарказмом. – Но раз уж мы начали раскрывать тайны, что случилось с мистером Мэйкписом?

У Хонор по спине пробежал холодок. Как ей сказать Адель, что она столкнулась с недоверием в полицейском участке, когда сообщила про этого подлеца? Будет ли Адель легче, если она узнает, что бабушка писала много писем в благотворительное общество, в ведении которого находились «Пихты», но они не только не сняли его с должности, но даже не провели расследование по ее жалобе?

Единственной победой Хонор в тот первый год было то, что Адель была с ней, что она стала законным опекуном своей внучки. Но и это оказалось небольшой победой, когда выяснилось, что она просто облегчила задачу должностным лицам, сняв с них ответственность за судьбу девочки.

– Я о нем сообщила, – сказала она правдиво. – И полиции и благотворительному обществу. Меня так и не известили о том, что с ним случилось.

К облегчению Хонор, Адель больше не задавала вопросов. Она была еще достаточно наивной и предположила, что если на него подали жалобу, это автоматически означало, что он будет наказан. Она поднялась с кресла, взяла чемодан и пошла в спальню, чтобы распаковать его. Дойдя до двери, она обернулась.

– Не думаю, что я когда-нибудь еще увижу Майкла, – сказала она грустно. – Так что мы снова с тобой одни, бабушка.

У Хонор на глаза навернулись слезы. Она посмотрела на картину Фрэнка на стене, которая всегда была ее любимой, потому что на ней был изображен замок Кэмбер с речкой на переднем плане. Он нарисовал ее в месте, где они часто устраивали пикники. Он всегда хорошо умел выражать свои чувства как словами, так и своим и картинами, и она знала, что он сказал бы: наступил идеальный момент, чтобы сказать внучке, как она любит и ценит ее.

– Я люблю тебя, Адель! – выпалила она. – Ты полностью переменила мою жизнь своим появлением здесь. Как бы я хотела сделать что-нибудь, чтобы поправить ситуацию с Майклом. И еще мне так хотелось бы рассказать тебе о твоей матери что-то хорошее. Но я не знаю, что сказать, кроме того, как много ты для меня значишь.

Адель в удивлении смотрела на нее, потом начала смеяться.

– Ох, бабушка, – сказала она, смеясь и плача одновременно. – Я не уверена, что мне нравится, когда ты сентиментальничаешь. Это совсем не похоже на тебя.

Хонор не могла сдержать улыбки.

– Знаешь, что с тобой не так, девочка? – спросила она.

Адель отрицательно покачала головой.

– Скажи мне, – попросила она.

– Ты слишком похожа на меня, и как бы это не обернулось плохо.

Глава тринадцатая

1938

– Сестра Талбот! Миссис Дрю нужно сменить повязку! – крикнула сестра Макдональд, идя через проходную комнату, где Адель как раз собиралась вылить и сполоснуть судно.

– Да, сестра, – сказала Адель и, как только медсестра скрылась из виду, скорчила рожу любящей распоряжаться женщине, которая управляла женской хирургией железной рукой.

Было первое января, и в больнице не хватало персонала из-за вспышки гриппа. Адель сама не очень хорошо себя чувствовала, не потому что у нее был грипп, а потому что она с несколькими другими студентками-медсестрами допоздна веселилась, встречая Новый год дешевым шерри. Она была уверена, что сестра Макдональд знала об этом и поэтому преследовала ее весь день.

Она начала свою практику в качестве медсестры в госпитале Буханан в Гастингсе в апреле. Платили всего десять шиллингов в неделю, и рабочий день был долгим, но она жила вместе с другой практиканткой в хорошей комнате, ей предоставлялась еда три раза в день, и она подружилась не с одним десятком девушек. Анжела Дэлтри, ее соседка по комнате, была прелестной, ветреной девушкой из Бексхилла, и поскольку они почти всегда работали в одну и ту же смену, то проводили много свободного времени вместе.

Работа медсестры оказалась для Адель совсем не тем, чего она ожидала. Поскольку она никогда не была в больнице до того момента, как начала практику, она рисовала все это в более романтичных красках, представляя себя неким ангелом милосердия, промокающим лбы платочком, измеряющим температуру и расставляющим цветы на столиках у больных. Она, разумеется, знала, что столкнется со рвотой, кровью и суднами, но не предвидела, что это будет с утра до ночи и что ей, как практикантке, будут скидывать всю самую неприятную работу. И еще она никогда не представляла, что может быть столько правил. Не садиться на кровати, убирать все волосы под свою накрахмаленную шапочку, чтобы ни один не выбился. Сестра Макдональд была крайне суетливой, и у нее были глаза на затылке. Адель в первый день работы в палате получила невероятную взбучку за то, что съела ириску. Ее угостила одна из пациенток, но если послушать крики и ругань сестры по этому поводу, можно было подумать, что она украла целую коробку и запихнула в рот сразу все конфеты.

И все же сама профессия ей нравилась. Было так приятно наблюдать, как люди постепенно выздоравливают после операций, звать, что хотя она была лишь мельчайшим винтиком в том колесе, которое называлось больницей, это была существенно важная работа. Пациенты были благодарны ей за уход, проявляли к ней такой же интерес, какой она проявляла к ним, а общение с другими медсестрами было таким веселым.

Поставив чистое судно на место на полке, Адель ухватилась за тележку с перевязочным материалом и направилась к миссис Дрю. Это была полная женщина лет сорока с небольшим, с седеющими волосами, которая чуть не умерла от перитонита, и Адель к ней очень привязалась.

– Пора менять вашу повязку, – сказала она, задвинув шторку вокруг кровати пациентки.

– Снова? Только не это! – вздохнула миссис Дрю и отложила журнал, который читала. – Я иногда думаю, что вы так и ждете, пока кто-нибудь наконец удобно устроится, а потом набрасываетесь на него.

– Конечно, так оно и есть, – рассмеялась Адель. – Нам же нужно что-то делать, чтобы оправдать нашу чудовищно большую зарплату. – Она подняла ее ночную рубашку, открывая повязку на животе, затем осторожно сняла ее. – Заживает очень хорошо, – сказала Адель. – Думаю, скоро вы сможете отправиться домой.

– Я не тороплюсь, – с улыбкой сказала миссис Дрю. – Здесь мило и тепло, и это такое удовольствие, что можно полежать. А как только я попаду домой, мои снова будут ждать от меня, чтобы я их обслуживала.

У миссис Дрю было шестеро детей от трех до шестнадцати лет. Она много месяцев не обращала внимания на боль в животе, потому что у нее не было времени для себя и она не могла платить за лечение.

– Сестра объяснит им, как обстоит дело, – с усмешкой сказала Адель. – Вы перенесли серьезную операцию, и дома вам нужно будет пощадить себя, не носить тяжелых сумок, ведер с углем и даже вашего малыша. Все это придется делать за вас вашему мужу или кому-то из старших детей.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю