355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лесли Пирс » Секреты » Текст книги (страница 26)
Секреты
  • Текст добавлен: 20 апреля 2017, 21:00

Текст книги "Секреты"


Автор книги: Лесли Пирс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

– Роуз нет дома? – поинтересовался Джим, потопал ботинками на половичке и закрыл за собой дверь.

– Она только что отправилась в Рай поискать масло для ламп и поменять книги из библиотеки, – сказала Хонор. – Странно, что ты ее не встретил, она только что вышла.

– Я ни на кого не смотрел, – сказал он, снимая пальто и садясь. – Я был слишком занят мыслями о бедной миссис Бэйли.

– А что с ней? – спросила Хонор.

Джим смутился.

– Ты не слышала?

– Не слышала о чем?

– О Майкле.

– Только не говори мне, что его убили! – Хонор быстро села.

– Ну, «пропал без вести», «считают погибшим», но это практически то же самое, не правда ли? – сказал Джим, потом, увидев пораженное лицо Хонор, потянулся и погладил ее по руке. – Прости, Хонор. Я думал, ты уже слышала. Она получила телеграмму неделю назад.

– Такой славный мальчик, – вздохнула Хонор, и у нее на глазах выступили слезы. – Как это случилось?

– Его подстрелили над Германией, так, по крайней мере, говорят, – ответил Джон, стаскивая с рук митенки и сгибая и разгибая пальцы. – Она очень тяжело это переживает, ну ты ведь лучше остальных знаешь, какая она. Ее соседка рассказала мне сегодня утром, что прошлой ночью миссис Бэйли выходила на улицу в ночной рубашке. Она не отдает себе отчета в том, что делает!

– Его могли захватить в плен, – предположила Хонор. – Я слышала, что проходят недели, даже месяцы, пока просочатся новости.

Джим пожал плечами.

– Это кажется маловероятным. Судя по всему, к ней приходил кто-то из эскадрильи Майкла, он видел его самолет в огне и не видел, как Майкл катапультировался.

– Хорошенькое утешение, – угрюмо произнесла Хонор. – Он не мог дать ей какой-нибудь надежды?

Она снова поднялась, чтобы приготовить чай, но, увидев жестяную коробку от чая, который принес ей Майкл, когда они только познакомились с Адель, она расплакалась.

– Ну, Хонор, не надо так волноваться, – озабоченно сказал Джим. – Лучше бы я тебе не говорил.

– Хорошо, что я узнала это от тебя, а не из сплетен в магазине, – сказала Хонор, шмыгая носом сквозь слезы. – Я так его любила. Знаешь, я всегда надеялась, что между ним и Адель что-то будет. И его матери я тоже сочувствую, он из всех ее детей был ближе к ней. Что же она теперь будет делать?

Джим грустно покачал головой.

– Если она не возьмет себя в руки, ее экономка уйдет. Я слышал, она уже сто раз собиралась уйти, любому терпению приходит конец.

– Ну, надеюсь, она продержится какое-то время, – возмущенно сказала Хонор. – В такие времена у многих крыша поехала. И с этим ничего не поделаешь. Я помню, что чувствовала, когда умер Фрэнк.

– А ты на самом деле не столько кусаешь, сколько лаешь, – поддразнил ее Джим. – Ты очень добрая женщина.

Хонор улыбнулась бесцветной улыбкой.

– А дети все еще считают, что я ведьма?

Он покачал головой.

– Эта чепуха уже давно умерла, с тех пор как появилась Адель. А сейчас у тебя появилась еще и Роуз, и она слишком хорошенькая, чтобы быть дочерью ведьмы.

– Я иногда думаю, что мы все втроем заколдованы, – грустно сказала Хонор. – У нас всех была очень беспокойная жизнь.

– Ну вот, это непохоже на тебя, – сказал Джим с выражением озабоченности на своем добром лице. – Я всегда считал тебя стойкой женщиной.

Хонор печально покачала головой.

– Нет, Джим, я не такая. Я просто старая женщина, которая делает что может, чтобы как-то прожить.

Джим оставался еще какое-то время, и они поговорили о карточках на продукты и о том, как им повезло по сравнению с городскими жителями, которые не могли рассчитывать на кур и домашние овощи. После его ухода Хонор прилегла на кушетку, натянула на себя шаль и заплакала. Она знала в глубине души, что Адель никогда не переставала любить Майкла. Да, она ходила на свидания с другими молодыми мужчинами, она не спрашивала больше, есть ли от него новости, но она никого не могла обмануть. Его смерть будет для нее большим горем. Хонор была уверена, что Майкл мертв, если его самолет загорелся.

Но она плакала не только из-за Адель, но и из-за Эмили Бэйли. Хонор однажды случайно встретилась с ней в Рае во время Битвы за Англию и спросила ее о Майкле. Эмили было явно приятно поговорить о нем с человеком, который хорошо его знал. Она говорила о нем с большой гордостью, но выглядела напряженной и худой, с мешками под глазами от бессонных ночей.

С тех пор как Хонор попала под бомбежку, она по-настоящему почувствовала, что такое беспокойство и ужас. И все же она напоминала себе, что Адель почти все время работает в палате, расположенной в метро, а если выходит на улицу, то всегда может спрятаться в бомбоубежище, если включат сирену. Эмили же не могла успокоить себя такой мыслью. Она знала так же хорошо, как остальные, что шансы пилота выжить в подбитом самолете ничтожно малы.

И еще Хонор знала, что, если бы Адель погибла, она не вынесла бы этой потери. Она даже не захотела бы попытаться. И она догадалась, что именно так должна чувствовать себя Эмили. Сердце подсказывало Хонор, что она должна надеть пальто и ботинки и пойти в Винчелси повидать ее. Но она знала, что может не дойти так далеко – если она поскользнется на льду, то может снова сломать ногу. Вместо этого она напишет письмо, возможно, Эмили немного утешит, если она будет знать, что кто-то сопереживает ей.

Была половина третьего, когда Роуз вышла из Рая, направляясь домой, но уже смеркалось. Во всех магазинах были длинные очереди, и хотя ей удалось купить масло для ламп, немного сыру, сливочного масла и чаю, нигде не было сахара. Она провела в пабе больше времени, чем намеревалась, но было так здорово пофлиртовать с двумя солдатами в увольнительной. Ее мать не одобрила бы этого, но если бы Роуз время от времени не могла выпить пару стаканчиков в мужской компании, она перегрызла бы ей горло.

Когда паб закрыли, она бросилась в библиотеку и теперь беспокоилась, что так надолго оставила Хонор одну.

Но день был хорошим, несмотря на мороз. Стояние в очередях хотя и отняло у нее время, но это не было скучно. Все болтали и смеялись, и она встретила несколько женщин, с которыми когда-то ходила в школу, и обе были очень довольны встрече с ней. Ее циничная натура подсказала ей – они поговорили с ней, надеясь, что она подбросит им пару-другую тем для сплетен, но все равно ей было приятно возобновить знакомство. Она была очень тронута, узнав, что обе они считали, что Адель приехала к бабушке жить, потому что Роуз болела. Она не ожидала, что мать прибегнет к спасительной лжи, чтобы избавить Адель от неловкости и стыда. Раньше она, вероятно, приукрасила бы свою «болезнь», чтобы вызвать сопереживание, но сейчас просто пожала плечами и сказала, что Хонор была лучшей матерью, чем она.

Несмотря на то что она добралась до библиотеки поздно, ей удалось опередить одну женщину и взять «Унесенные ветром». Она уже несколько недель охотилась за этой книгой, но как бы ни хотела погрузиться в чтение вечером, чувствовала, что обязана Хонор и должна дать ей прочитать книгу первой.

В общем и целом Роуз была вполне довольна собой, потому что, вероятно, впервые за свою взрослую жизнь она почувствовала себя счастливой. К ее крайнему удивлению, она совсем не скучала по Лондону и как только приспособилась к ведению домашних дел в коттедже, даже начала находить в них удовольствие.

В тот день, когда она вылила все свои обиды Хонор, атмосфера разрядилась. Ее поразило, что мать способна признать свои ошибки. Впрочем, за последние месяцы Роуз приятно была удивлена, что мать совсем не соответствует образу безразличной, ханжеской и своевольной женщины, который она создала у себя в голове на протяжении стольких лет.

По сути, Хонор была хорошей компанией. У нее было живое и часто злое чувство юмора. Она была приземленной, прямой и очень практичной. Разумеется, были дни, когда они огрызались друг на друга, но для людей, которые долго живут одни, всегда тяжело чье-то постоянное присутствие рядом. Сначала Роуз обижалась на то, что должна прислуживать матери, а Хонор сильно подозревала Роуз во всем, что она говорила и делала. У них обеих не прошла еще горечь друг на друга, но Хонор очень любила повторять: «Рим не за один день строился».

И все же, по большому счету, было намного больше смеха, чем скандалов, и у Роуз часто возникали моменты нежности к Хонор, особенно когда она стоически терпела боль и неподвижность.

Если бы не ситуация с Адель, Роуз чувствовала, что могла бы жить с матерью вечно, при условии, что каждую неделю она могла бы ходить на танцы или в кино. Но она не могла забыть как ненависть и презрение, которые вылила на нее дочь, так и угроз, и была уверена, что как только Хонор полностью выздоровеет, Адель захочет, чтобы Роуз убралась навсегда.

Каждую неделю Роуз очень нервничала, когда ходила в Винчелси в установленное время звонить дочери. Адель не оскорбляла ее, не была бесцеремонной, но в ее голосе не было тепла и ничто не подсказывало, что она постепенно может смягчиться, несмотря на то что Хонор писала ей, что все в порядке. Поскольку «блицкриг» в Лондоне продолжался и бомбили каждую ночь, Адель не могла взять отгулы, чтобы приехать к ним, даже на Рождество. Роуз знала, что пока Адель все-таки не приедет домой и не увидит, что Роуз сдержала свое слово и, вероятно, изменилась к лучшему, она всегда будет презирать ее и думать о ней плохо.

Роуз и Хонор хорошо понимали, что новости по радио не давали полной картины о ситуации в Лондоне и о войне вообще. Письма Адель, информация, которую передавали соседям их близкие и друзья из города и с передовой, давали совершенно другую картину. Убитых и раненых были тысячи, у немцев была лучшая техника и численное превосходство, поэтому казалось маловероятным, что Англия сможет победить их. По ночам они слышали, как летают бомбардировщики, часто сбрасывающие бомбы еще задолго до того, как долетали до Лондона. Сюда ежедневно прибывали беженцы из Европы и из Лондона, потерявшие все. Иногда Роуз становилась у окна и смотрела на пляж с огромными клубками колючей проволоки, думая, как скоро немцы ворвутся в Британию.

Вероятно, они высадятся вдоль этого побережья, и они с Хонор вполне могут оказаться в большей опасности, чем под бомбежками в Лондоне.

Солнце окончательно зашло, когда Роуз подошла к дороге, ведущей в коттедж. Было полнолуние, но луна то исчезала, то появлялась из-за гряд облаков, лишь на мгновения освещая вершины крыш в Винчелси на холме и черную ленту реки.

Из-за затемнения ночью было жутко. Ее не встречал свет лампы в коттедже, не было света и в домах в Винчелси. Она словно осталась одна во всем мире, и в этом направлении ехало мало машин, потому что люди экономили бензин для крайней необходимости. Луна снова зашла за тучи, и Роуз обругала себя за то, что не взяла фонарь. На дороге будет просто ад, она наверняка будет вступать в покрытые льдом лужи или спотыкаться о большие камни.

Она в нерешительности остановилась в начале дороги, глядя в небо, туда, где только что была луна.

– Ну выходи же, миссис Луна, – сказала она и захихикала от собственного ребячества.

Какой-то шум заставил ее повернуть голову. Что-то или кто-то находился на лугу у реки. Предположив, что это овца, она осторожно вышла на дорогу. Но услышав этот звук снова, она остановилась и прислушалась.

Шум от овец был привычным на болотах, но это был другой шум. У овец не было привычки разгуливать в такой холод, для них было естественнее сбиться в кучу у изгороди. Она была уверена, что это человек, потому что, кроме хруста по мерзлой траве, она слышала чье-то тяжелое дыхание.

Луна вышла снова, и, к своему удивлению, Роуз увидела на лугу женщину, которая, похоже, бежала к реке. Луна сверкнула в ее светлых развевающихся волосах и снова скрылась, но шумное дыхание стало более явным, и Роуз показалось, что женщина в отчаянии. Интуитивно у нее мелькнула мысль, что женщина собирается утопиться.

Как же иначе можно было объяснить ее появление на лугу в темноте в такой холод? Роуз знала по собственному опыту, что в моменты отчаяния люди способны на все, и поняла, что должна остановить эту женщину.

Забыв, что лишь несколько секунд назад беспокоилась из-за льда и камней, она бросила свои свертки у дороги, ринулась к дыре в изгороди, через которую она часто пролезала, собирая хворост, и протиснулась в нее. Женщина исчезла из поля зрения, но когда Роуз пошла по лугу перед рекой, она услышала всплеск.

Кинувшись к месту, откуда был звук, она успела как раз вовремя, чтобы увидеть очень белую руку, молотившую по темной воде. Тело женщины уже погрузилось в воду.

Роуз в отчаянии огляделась вокруг себя. Ближайший дом был ее, но Хонор ей здесь не помощница. К тому времени когда она приведет помощь из другого места, женщина уже утонет. Выбора не было, она должна была спасти ее сама.

Она сдернула с себя пальто и прыгнула, не позволив себе даже подумать о ледяной воде, о глубине и о том, каким сильным может быть течение. Когда она ударилась о ледяную воду, шок был таким, что Роуз почувствовала, как у нее вот-вот остановится сердце, но она заставила себя бродить по воде, пока не найдет женщину.

Луна вышла снова, как раз настолько, чтобы Роуз разглядела что-то плавающее на поверхности, что не было водорослями. Ей понадобилось лишь четыре или пять взмахов, чтобы добраться до нее, и когда ее рука уткнулась в шерстяную ткань, она поняла, что это пальто или широкое платье женщины.

Все еще бродя по воде, она схватила его одной рукой, другой шаря в воде под ним. Ее рука коснулась чего-то, и она рванула это вверх.

Это была нога, на ней не было ни чулка, ни туфли, и поэтому Роуз поняла, что женщина окончательно обезумела.

Вода была такой холодной, что Роуз почти парализовало, но она все еще держала ногу женщины, чтобы ее не унесло течением, снова опустила руку и нащупала талию, обхватила ее рукой и начала тащить вверх. Под ее весом Роуз потянуло вниз, и ей пришлось отпустить ногу, чтобы вынырнуть на поверхность, но ее рука все еще крепко обхватывала женщину за талию, и наконец ей удалось поднять ее на поверхность.

Луна вышла снова, и Роуз с удивлением констатировала, что женщина не молодая, как она подозревала по ее длинным волосам, а среднего возраста, и на шее у нее, словно какое-то причудливое ожерелье, была тяжелая цепь. Именно это объяснило, почему женщина находилась в воде головой вниз.

Страх, что женщина и ее потянет вниз, придал Роуз новых сил, и она сорвала с ее шеи эту цепь. Женщина вдруг стала намного легче. Она казалась безжизненной, но Роуз вспомнила: чтобы утонуть, нужно провести под водой больше двух или трех минут.

Она достаточно легко добралась до берега, плывя на спине и поддерживая голову женщины руками, но совсем другое дело было выбраться на берег, вытаскивая кого-то еще.

Она попыталась держать женщину за пальто и уже почти забралась наверх, как оно начало выскальзывать из ее рук под весом тела женщины.

– Черт тебя побери! – крикнула она вслух. – Будь я проклята, если тебя здесь оставлю, как бы ты этого ни хотела. Помоги же ты мне, ради бога!

Но женщина не могла помочь, и у Роуз не было другого выхода, как соскользнуть обратно в воду. К этому времени она уже так замерзла, что подумала, что сама может умереть здесь. Ее руки совершенно онемели, но она подплыла к женщине сзади, обхватила ее вокруг талии и что есть силы подтолкнула к берегу.

Цепляясь за траву, Роуз выбралась на берег, потом потянулась вниз и ухватила женщину под мышки. Она вытащила ее наверх и перевернула животом вниз на траву.

Роуз только пару раз видела, как делают искусственное дыхание, и не была уверена, что помнит, как это делается, и даже не знала, может быть, уже было слишком поздно пытаться. Но она надавила на спину женщины, потом подняла ее плечи и продолжала делать это.

– Дыши, ради бога! – кричала она, прокачивая ей легкие. – Ты что думаешь, я хочу умереть здесь от холода рядом с тобой?

Темнота никогда не наводила на нее такого ужаса. Она словно обернула их толстым черным одеялом, и Роуз хотелось сбежать отсюда, потому что она уже больше не выдерживала. Но она продолжала делать искусственное дыхание, несмотря на холод и слезы, которые текли по ее лицу, обжигая обмороженную кожу.

И вдруг она услышала всхлип.

– Вот так! – закричала она торжествующе. – Давай дыши, черт тебя побери! Дыши!

Она скорее услышала, чем увидела, как у женщины изо рта хлынула вода, и казалось, что ее не один галлон. Потом еще всплеск, и Роуз приложила ухо к ее лицу и услышала слабое, хриплое дыхание.

– Умница! – сказала она и побежала за пальто, которое сбросила, прежде чем прыгнуть в реку. Она укутала им женщину и приподняла, посадив. Хотя ее голова беспомощно свисала, женщина по крайней мере дышала.

С точки зрения Роуз можно было сделать только одно – добраться вместе с этой неудавшейся самоубийцей до коттеджа. Она не рискнула оставить ее, потому что женщина могла снова броситься в реку и в любом случае могла умереть от холода прежде, чем придет помощь. Поэтому она с трудом подняла женщину на ноги, потом наклонилась, перекинув тело женщины через плечо как мешок, как поднимали людей пожарные. Спотыкаясь под весом, Роуз направилась к дороге.

В ее туфлях хлюпала вода, и все тело замерзло так, что каждое движение причиняло боль, а женщина была такой тяжелой, что Роуз подумала, что не пронесет ее и нескольких ярдов. Но она сконцентрировалась на каждом шаге и так, шаг за шагом, приближалась к коттеджу.

Она услышала, как женщину за ее спиной стошнило, но по меньшей мере это означало, что она приходит в себя. Она тащилась вперед, думая только о том, чтобы добраться до входной двери.

– Мама! – заорала она, как только ступила на тропинку. – Открой дверь!

Дверь распахнулась настежь, золотой свет лампы осветил силуэт матери, и ничего в ее жизни не было более желанного.

– Господи, что там у тебя? – выкрикнула Хонор. – Это животное?

– Утопленница, – отрезала Роуз, и ей захотелось засмеяться, потому что от одного только вида матери она снова почувствовала себя в безопасности.

– О Боже, – воскликнула Хонор, когда Роуз положила свою ношу на ковер перед камином. – Это Эмили!

Она начала срывать с женщины насквозь промокшую одежду и закутывать ее в одеяла. Роуз кратко рассказала ей, что произошло, но от резкого перехода в тепло комнаты и от шока, который испытала, она почувствовала себя как-то странно, и у нее все расплылось перед глазами.

Она вспомнила, как мать велела ей скинуть с себя одежду, потому что с нее всюду капало. Она предположила, что, наверное, пошла в спальню раздеться, потому что следующее, что она четко помнила, – это ночная рубашка и халат на ней и обернутое вокруг ее мокрой головы полотенце. Хонор сидела на полу, качая женщину в руках, и старалась напоить ее бренди по глоточку.

– Я Хонор Харрис, дорогая, – говорила мать женщине, которая смотрела на нее отсутствующим взглядом. – Я о тебе позабочусь, теперь все будет хорошо.

Роуз было ужасно холодно, она хотела подобраться к печке, чтобы согреться, но не могла, потому что мать и женщина были у нее на дороге, и она почему-то почувствовала тревогу.

– Мы не можем заботиться о ней, мама, – сказала она. – Ей нужно в больницу. Она не дворняжка, как Великан, ты не можешь привести ее в порядок, накормив и обогрев. Как только я согреюсь, я пойду и вызову «скорую помощь».

– Ш-ш-ш! – произнесла Хонор, бросив на Роуз свой обычный строгий взгляд.

– Мама, она сошла с ума! Она прыгнула в реку, и если бы я это не услышала, ее бы сейчас уже снесло течением к воротам шлюза!

– Она просто вне себя от горя, – сказала Хонор, все еще качая женщину в руках. – Майкл пропал без вести, его подстрелили над Германией.

– Майкл? – переспросила Роуз.

Хонор посмотрела на нее.

– Да, Майкл, молодой человек, которого любила Адель. Это его мать, Эмили Бэйли.

Роуз отшатнулась как пьяная, и у нее было такое чувство, что ее голова вот-вот взорвется. Эмили. Это было для нее слишком много. Неужели женщина, которую она спасла, – та самая, которую она когда-то так проклинала?

Эмили Бэйли, эта ведьма, которая не любила своего мужа, но ни за что не позволила бы ему жениться на другой! Роуз никогда не встречалась с ней, никогда не видела ее фотографии, но когда она была влюблена в Майлса, она хотела, чтобы она и ее проклятые дети умерли.

А сейчас, по прошествии около двадцати двух лет, она случайно спасла ей жизнь.

– Роуз, дорогая, я думаю, у тебя шок, – вдруг воскликнула Хонор. – Ты белая как мел и дрожишь, как желе. Укутайся в одеяло и налей себе немножко бренди.

Чуть позже часы пробили шесть, и до Роуз дошло, что все драматические события не заняли и получаса от начала до конца, хотя ей это время показалось долгими часами. Она уже согрелась благодаря бренди, но по-прежнему чувствовала себя странно. Мать все еще сидела на полу, обнимая и раскачивая Эмили и бормоча слова утешения. Роуз вдруг показалось, что она просто сторонний наблюдатель, до которого никому нет дела.

– Ты не можешь оставаться на полу, мама, у тебя будет болеть спина, – раздраженно сказала она чуть погодя. – Давай я подниму ее на кушетку. Рано или поздно ей придется тебя отпустить.

– Если б я считала, что мой ребенок умер, я бы хотела, чтобы кто-нибудь обнимал меня, – упрямо сказала Хонор.

При этих словах матери у Роуз стал ком в горле.

– Ты вполне можешь обнимать ее на кушетке, – хрипло сказала она. – Ну ладно, давай я помогу тебе подняться и приготовлю всем нам чаю.

Казалось странным, что Роуз смогла так легко дотащить Эмили до коттеджа, потому что ей понадобилось собрать все остатки сил, чтобы поднять ее с пола на кушетку. Возможно, Хонор заметила это, потому что не успела Роуз помочь ей подняться, как она обняла дочь.

– Ты была такая смелая, прыгнув за ней в реку, – сказала она прерывистым голосом и с глазами, полными слез. – Вы могли обе утонуть.

Роуз пожала плечами.

– Это было бы смело, если бы я подумала, прежде чем сделать это, – сказала она. – Но я не подумала, меня просто что-то подтолкнуло.

– Значит, если ты не подумала, то твой поступок нельзя назвать смелым? – сказала Хонор, попытавшись улыбнуться и опускаясь на кушетку рядом с Эмили.

– Да, – ответила Роуз. – А сейчас, Эмили, может быть, ты перестанешь плакать и выпьешь чаю?

Роуз не знала, помог ли ее строгий тон, но в первый раз с того момента, как Эмили очутилась в коттедже, она посмотрела на одеяло, которым была укутана, затем огляделась вокруг.

– Где я? – спросила она слабым голосом и перестала плакать.

– Ты прыгнула в реку, и моя дочь вытащила тебя, – пояснила Хонор, убирая все еще влажные волосы с лица Эмили. – Ты меня знаешь? Я Хонор Харрис, бабушка Адель, которая когда-то была у тебя горничной. А это Роуз, моя дочь, она спасла тебя.

Эмили вопросительно смотрела на Хонор в течение нескольких секунд с выражением ребенка, который только что проснулся после дурного сна.

– Ты когда-то приходила ко мне в дом.

– Верно, – терпеливо сказала Хонор, взглянув на Роуз, сидевшую на стуле напротив них. – Я была подругой твоей матери. Мы однажды разговаривали в Рае в прошлом году, про Майкла. Мне так жаль, что он пропал без вести, я тоже очень его любила.

У Эмили сморщилось лицо, и она снова заплакала, на этот раз это были громкие, душераздирающие рыдания, и она уткнулась лицом в плечо Хонор и прильнула к ней.

– Это несправедливо, – рыдала она. – Он был такой особенный для меня, такой добрый и любящий. Я не хочу жить без него.

– Но он может находиться в лагере для военнопленных, – мягко сказала Хонор. – Ты пока что не можешь сдаваться. Что он будет чувствовать, если вернется домой с войны и обнаружит, что ты покончила с собой?

– Он не вернется, я знаю, что он умер, – настаивала Эмили. – Его друг видел его самолет в огне.

– Я уверена, что он рассказал тебе, как много пилотов выпрыгивают с парашютом с горящих самолетов и остаются целы, – сказала Хонор. – Я читала десятки таких историй.

– Это Бог меня осудил, – сказала тупо Эмили. – Это мое наказание за грехи.

Хонор взглянула на Роуз и слегка улыбнулась.

– Какие у тебя грехи? – спросила она Эмили мягко. – Ручаюсь, их немного.

– Я грешна, грешна, – твердила Эмили, сжимая Хонор руку. – Я ужасно обращалась со своей семьей.

– Я не думаю, что винить нужно тебя одну, – сказала Хонор ровным голосом.

– Меня одну. Майлс был когда-то таким добрым и любящим, это из-за меня он изменился и стал таким невыносимым. За это я сейчас наказана.

– Думаю, будет лучше, если мы выпьем по чашечке вкусного чая, – сказала Хонор.

Вечером того же дня Роуз лежала в постели, совершенно ледяной, хотя она положила в нее грелку. Эмили спала в постели с ее матерью, а на дворе бушевал ветер и от ветра стучали окна. Она потянулась за халатом и надела его поверх ночной рубашки, хотя знала, что никакое количество одеял не согреет ее сегодня, точно так же, как никакие слова Хонор не смогли бы облегчить горе Эмили.

Ей было холодно от чувства вины и стыда. Эмили не хотела жить, потому что потеряла Майкла, это было нормальной реакцией для матери. Но Роуз никогда не хотела жить с Адель и даже хотела, чтобы она умерла вместо Памелы.

Из-за Памелы она очень хорошо понимала горе Эмили, то отчаяние, которое заставило ее броситься в реку. Но все же Роуз никогда не была настоящей матерью для Адель. Она никогда не ценила ее и никогда не любила.

И какова будет реакция Адель на новость о Майкле? Роуз знала, что она будет так же убита горем, как его мать, но кому она сможет излить это, если все считают, что она его бросила? Только два человека знали правду, но Адель не пошла бы ни к одному из них.

Когда они собирали хворост и Адель напала на нее с топором, Роуз подумала, что это худший момент в ее жизни, но сейчас ей было еще хуже. Она вернулась сюда жить, близко узнала мать и наконец почувствовала себя счастливой – и это открыло ей глаза на то, какой эгоистичной, жадной и поверхностной она была. Она считала, что становится лучшим человеком. Временами она даже сама себе нравилась.

Но когда Эмили вместе со слезами вылила столько о своем браке и семье, Роуз стало стыдно, что она, вероятно, была одной из причин, заставивших распасться брак Эмили. Все эти годы Роуз говорила себе, что она была невинной жертвой волокиты, который бездушно бросил ее, когда она носила его ребенка, но сегодня она уже больше не могла притворяться перед самой собой.

Это правда, что она была девственницей, познакомившись с Майлсом, но ее вряд ли можно было бы назвать невинной, потому что она хладнокровно вознамерилась заполучить его. Она хотела жить комфортно и весело в Лондоне, и, ощутив, что он богат, одинок и раним, она использовала свою внешность, молодость и обаяние, чтобы заполучить его. Он успел лишь несколько раз поцеловать ее, а она уже начала умолять его, чтобы он забрал ее с собой в Лондон, коварно утверждая, что отец плохо обращается с ней.

Майлс сказал ей, что он женат и у него трое детей, еще до того, как сели на поезд. Он даже явно дал ей понять, что сможет только помочь ей найти работу и жилье. Он сдержал свое слово, нашел ей жилье и поддерживал ее материально, и, не пусти она в ход все свои женские чары, он никогда бы не спал с ней.

Если бы она тогда использовала свой ум на то, чтобы получить работу, вместо того чтобы плести интриги и лгать, пытаясь заставить его бросить жену и жениться на ней! Он десятки раз говорил ей, что не может навлечь позор на свою семью разводом.

Безусловно, он виноват в том, что она забеременела, светский человек должен был знать, как предотвратить это. И конечно, было бессердечно с его стороны оставить ее одну выкручиваться. Но она сама навлекла это на себя – если бы она не лгала ему постоянно, он поверил бы, что она ждет от него ребенка, и взял бы ответственность за него. Он был снобом, часто проявлял бесхарактерность, но обладал мягкосердечием и был человеком чести. Он безусловно не был таким скотом, каким она его рисовала.

У Хонор был зуб на Майлса, но это было понятно, если вспомнить, как он обращался с Адель, когда она работала у его жены. Роуз увидела недоверие на лице матери, когда Эмили утверждала, что он не всегда был таким. Эмили была права: когда-то он был мягким и любящим, и Роуз чувствовала вину за перемену в нем.

Теперь, когда он потерял своего младшего сына, Роуз вспомнила, как ревновала, когда Майлс нежно улыбался при одном упоминании о Майкле, который тогда только начал ходить. Она всегда утверждала, что любила Майлса, но, вероятно, правда была в том, что она никогда не любила никого, кроме себя самой.

Глава двадцать пятая

– Ты ведь никому не расскажешь, что я пыталась сделать? – умоляла Эмили Роуз, когда они вместе шли пешком в Винчелси.

– Нет, конечно нет, – ответила Роуз. – Но только если ты мне пообещаешь, что это не повторится.

Прошло три дня с тех пор, когда Эмили пыталась утопиться. Наследующее утро Хонор поручила Джиму поехать и встретиться с ее экономкой и сказать, что Эмили заболела, пока была у нее в гостях, и вернется домой, как только чуть-чуть окрепнет. Она проспала почти весь первый день, потом снова много плакала, но сейчас казалась намного более спокойной, и Роуз сопровождала ее домой.

– Обещаю, – сказала Эмили тихим голосом. Она выглядела очень бледной и измученной, и ее пальто, которое Хонор высушила, село. В туфлях, которые дала ей Роуз и которые были на нее велики, она больше была похожа на беженку, чем на светскую леди. – Ты была такой смелой, Роуз, а мне так стыдно.

Роуз сглотнула комок в горле. Эмили уже в который раз сказала это за последние пару дней, и хотя ей было приятно, что ее считали смелой, Роуз все еще боролась со своим чувством вины.

Две женщины шли вверх по холму в Винчелси, и Эмили взяла Роуз под руку.

– Роуз, ты такое серьезное, доброе дело для меня сделала, – сказала она. – И я имею в виду не только то, что ты спасла мне жизнь, но и то, что позволила мне выговориться. Я сегодня чувствую себя другим человеком. Я вроде как стала сильнее.

Роуз не могла не улыбнуться в ответ. В Эмили было что-то такое милое и юное, несмотря на то что ей было пятьдесят четыре года и она была на четырнадцать лет старше Роуз. В последние несколько дней они много говорили, и Роуз обнаружила, что ей многое нравится в Эмили.

– Возможно, ты еще услышишь хорошие новости о Майкле, – сказала она. – Так что попытайся просто не нервничать и не терять надежды. Ты же не хочешь кончить в таком месте, в какое выслали меня.

Эмили кивнула.

– Нет, не хочу. Может быть, я снова должна постараться с Ральфом и Дианой. Они всегда были против меня, но я предполагаю, что сама была в этом виновата – пила, выкидывала всякие фортели. Ты не представляешь, как тебе повезло, что у тебя такая дочь, как Адель. Должно быть, она большое утешение для тебя.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю