Текст книги "Секреты"
Автор книги: Лесли Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)
Гости в изумлении смотрели на нее.
Адель побежала помочь ей подняться, но Майкл подоспел первым.
– Снова эти туфли, – сказал он. – Ты же сказала, что выбросишь их, потому что каблуки очень неустойчивые.
Адель восхитилась тем, как быстро он придумал разумное объяснение. Было ясно, что миссис Бэйли все-таки пила и постоянно наполняла свой бокал. С туфлями было все в порядке.
– Это она заставила меня надеть их, – сказала миссис Бэйли, глотая слова и дрожащей рукой указывая на Адель. – Она делает все возможное, чтобы поставить меня в неловкое положение, но это понятно, потому что ей платит мой муж.
Все посмотрели на Адель, а она была в таком шоке, что поднос в ее руках накренился и, к ее ужасу, рулетики скатились на пол.
– Вам понятно, что я имею в виду? – сказала с ликованием миссис Бэйли. – Но чего же еще можно ожидать от девчонки с болот?
Адель кинулась в кухню и разрыдалась. Она так старалась, чтобы дом выглядел уютным к приходу гостей, провела много часов, готовя угощение и расставляя мебель, и ей так хотелось, чтобы этот вечер был счастливым для Майкла и чтобы он перестал беспокоиться из-за матери. Но у нее ничего не получилось и никто не оценил ее старания.
Вскоре после этого гости ушли. Адель слышала, как Майкл извинялся перед ними в холле, подавая им верхнюю одежду. Она думала, что он извиняется за нее, и от этого плакала еще сильнее.
Она слышала, как он вернулся в гостиную, и пошла за пальто, чтоб уйти отсюда навсегда. Но когда она уже в пальто выходила из кухни, из холла навстречу ей вышел Майкл, неся поднос с рулетиками.
– Прости, Адель, – сказал он, и его губы задрожали. – Это было ужасно для тебя. Она, конечно, напилась и сидит в кресле без чувств. Бог знает, что подумали ее старые друзья, завтра это разойдется по всей округе.
Он завел Адель обратно в кухню и усадил ее за стол. Его лицо было белым и напряженным, но он вытер ей глаза носовым платком и поцеловал в лоб.
– Я не должен был подвергать тебя этому, – сказал он. – Она уже вела себя так раньше?
Адель не сказала ему правду лишь потому, что у него был очень обеспокоенный вид. Он не заслуживал того, чтобы выслушивать правду о своей матери вот так, в канун Рождества.
– Бывают неприятные моменты, – только и смогла она сказать и сняла пальто, потому что поняла, что не может бросить его одного разбираться с матерью.
– Но это было в прошлом году, – пробормотала Адель себе под нос, когда подняла пустую коробку от елочных украшений, чтобы убрать ее. – В этот раз так не будет.
В этом году в мире произошло столько всего, что даже эгоцентричная миссис Бэйли была вынуждена признать, что она не единственный человек с проблемами в этом мире. В январе умер король Джордж, и вся страна погрузилась в траур. Только прошел траур, как газеты начали печатать рассказы о романе короля Эдварда с замужней американкой Уоллес Симпсон. В июле в Испании вспыхнула гражданская война, Муссолини планировал покорить весь мир, а рокот недовольства в Германии становился все громче. Две сотни людей прошагали от Джэрроу в графстве Дерхам до Лондона с петицией по поводу семидесяти пяти процентов безработных в их городе. Потом, наконец, лишь несколько недель назад король Эдвард решил отказаться от трона, чтобы жениться на Уоллес Симпсон, и вся страна находилась в переполохе и горячих дебатах.
Адель сомневалась, что миссис Бэйли по-настоящему озабочена судьбой страны или менее привилегированными людьми, чем она, но она стала значительно спокойнее. Ее истерики, скандалы и сильные запои происходили все реже. Похоже, она даже примирилась со своим положением брошенной жены, потому что велела переклеить обои в гостиной и столовой на свой вкус. Адель не понравились темно-красные обои в полоску в столовой, потому что комната выглядела слишком мрачной в дневное время, но розово-зеленая гостиная стала красивой. Миссис Бэйли также занималась кое-какой добровольной благотворительной работой вместе с несколькими другими женщинами, а весной ездила с одной своей старой подругой на неделю во Францию.
Но по-прежнему бывали времена, когда она забиралась в постель и не хотела вставать. Она все еще не ценила того, как тяжело работала Адель. Но на день рождения Адель в июле, когда ей исполнилось семнадцать лет, она подарила ей маленький серебряный медальон на цепочке. Она просто сказала: «С днем рождения» – и ничего больше, но Адель подумала, что, может быть, она, как бабушка, не умеет выражать свои чувства.
В этот раз Майклу каким-то образом удалось уговорить своего брата Ральфа, его жену и детей, а также мистера Бэйли приехать на Рождество. Они намечали приезд на завтра, канун Рождества, и Адель очень надеялась, что семья сможет уладить свои разногласия.
* * *
– Я не ждала тебя сегодня! – удивленно воскликнула Хонор, когда на следующий день после обеда Адель зашла в коттедж.
Адель сняла пальто и стряхнула с него капли дождя, прежде чем закрыть дверь.
– Мне просто нужно было увидеть тебя, – сказала она.
– В чем дело? – спросила бабушка, выбираясь из кресла.
– Ни в чем, – успокоила ее Адель. Она подняла корзинку, которую держала в руках, поставила ее на стол и вынула оттуда ярко упакованный подарок, маленький пудинг в фарфоровой формочке, пакет с мандаринами и коробку из жесткой фольги. – Я просто принесла тебе это на завтрашнее утро, – сказала она.
– Ты хочешь сказать, что завтра не придешь? – сказала бабушка, и по ее тону Адель догадалась, что инстинкт не обманул ее и бабушка чувствовала себя очень одиноко.
– Конечно приду после обеда, – сказала Адель и протянула руку, ласково дотронувшись до бабушкиной щеки. – Я бы ни за что не оставила тебя на Рождество одну, даже если бы Уоллес Симпсон зашла ко мне в гости, чтобы отдать парочку своих старых платьев.
Хонор считала, что Уоллес – это дьявол в юбке, посланный прямо из ада, чтобы свергнуть монархию. И все же несмотря на ненависть, которую питала к этой женщине, она часто отмечала, насколько великолепно та одевается.
– А что в коробке? – спросила бабушка, поднимаясь посмотреть.
– Рождественский пирог, – сказала Адель, улыбаясь. – Сделанный и покрытый глазурью моими собственными белыми ручками.
Адель наблюдала, как бабушка подняла крышку, но вместо ожидаемых вопросов или замечаний по поводу неровной глазури она увидела, как по бабушкиной щеке пробежала слеза.
– Я не брала продуктов для пирога, – сказала поспешно Адель. – Я купила их на свои деньги и подумала, что не будет ничего страшного, если я поставлю в печку сразу два пирога.
– Он такой красивый, – сказала бабушка, и ее голос был мягким и тихим. Она стерла слезу и улыбнулась. – Ты очень изменилась с тех пор, как пришла ко мне в дом маленькой оборванкой пять лет назад. В тот день я сделала лучшее в моей жизни.
У Адель по спине пробежали мурашки, когда она почувствовала любовь в бабушкином голосе.
– Еще и пудинг! – воскликнула Хонор. – Имей в виду, не наедайся там, а то у тебя не останется места для обеда со мной.
– Мне нужно уже идти обратно, – сказала Адель. – Подарок откроешь завтра утром.
Бабушка покачала головой.
– Нет, я подожду, пока ты придешь. Так что не позволяй ни себя задерживать слишком долго.
Идя под проливным дождем в Винчелси, Адель пожелала про себя, чтобы к концу Рождества миссис Бэйли сообщила ей, что возвращается к мужу в Гемпшир.
Она больше не хотела быть прислугой, сейчас она хорошо знала, что это означает. Несколько лет назад она думала, что это просто означает зарабатывать деньги у кого-то, кто богаче тебя. Это не отличалось в ее глазах от каменщика, который для кого-то строит дом, или от мясника, который продает мясо своим покупателям.
Но это было не совсем так. До нее дошла вся реальность положения прислуги сегодня, когда приехал Майкл с семьей. Отец сунул ей в руки пальто и шляпу и прошел в гостиную, а остальные последовали его примеру, даже маленькие дети. Будто она была вешалкой.
Майкл слегка пожал плечами и попытался улыбнуться ей. Он, по крайней мере, сам повесил свое пальто, но пошел за остальными и закрыл за собой дверь.
Майкл сидел и пил имбирное пиво у бабушки в кухне, он помогал освежевывать кроликов и собирал хворост, как член их семьи. И хотя Адель убирала за его матерью, когда ее тошнило, уговаривала ее есть, стирала и гладила ее одежду и спала в ее доме, чтобы удостовериться, что она не подожжет дом, она не могла разговаривать с Майклом на глазах у всей семьи. Она могла сказать: «Счастливого Рождества» или «Взять вашу шляпу, сэр?», но не могла спросить: «Как у тебя дела в Оксфорде? Расскажешь мне?»
С их точки зрения, ее место было в кухне вместе с горшками и кастрюлями. Если она работала в каком-то другом месте в доме, она должна была молчать и быть невидимой, и предполагалось, что у нее нет прав, нет личности, нет чувств. Сейчас они, вероятно, сидели в гостиной, радуясь огню в камине и украшенной елке и предвкушая завтрашнего жареного гуся и сливовый пирог. И все же она знала, что они ни на секунду не задумаются о том, как это попадет на их стол, равно как и обо всех планах по подготовке счастливого Рождества для них.
– Пора тебе двигаться дальше, – пробормотала она сама себе, приближаясь к Хэррингтон-хаус. – В конце концов, эта работа предполагалась как временная.
Когда Адель открыла входную дверь, в холл вышел мистер Бэйли. Она всегда представляла, что он будет выглядеть как Майкл – высокий, стройный и темноволосый, но, по сути, он был полной противоположностью – ростом не больше пяти футов семи дюймов, тучный, с остатками волос, которые уже были седыми.
Она знала, что ему за пятьдесят и что он любит плотно поесть и выпить, судя по его толстому животу и красному лицу. А еще ему не хватало обаяния и терпения – несколько раз, когда она подавала ланч, он отдавал ей распоряжения, как собаке.
– Ах, вот и вы, – сказал он резко, пока она вытирала мокрые ноги о дверной коврик. – Я звонил в звонок, но никто не отвечал.
– У меня во второй половине дня есть несколько свободных часов, – пояснила Адель. – Разве миссис Бэйли вам не сказала?
– Она пошла вздремнуть, – сказал он. – Но мы ожидали, что вы будете в нашем распоряжении, пока в доме гости.
На Адель нахлынуло раздражение, но она заставила себя улыбнуться.
– Я сейчас только сниму пальто, а потом приду к вам, и вы скажете, чего хотите, – сказала она.
– Мы хотим, чтобы дети выпили чая, – рявкнул он ей, побагровев. – И они могут оставаться с вами в кухне, пока им не будет пора ложиться в постель.
Адель подмывало сказать, что она не нянька и что неправильно и несправедливо ожидать от нее, что она приготовит ужин, пока под ногами будут крутиться двое возбужденных детей. Но она знала, что, если она это скажет, мистер Бэйли, вполне вероятно, выместит все на своей жене или на Майкле.
Как оказалось, Анна и Джеймс, дети Ральфа и Лауры Бэйли, не доставили хлопот. Адель предположила, что они большую часть своей юной жизни провели в обществе слуг, потому что в кухне они выглядели намного более расслабленными и спокойными, чем были раньше в гостиной. Анне было шесть, Джеймсу – четыре, и они были маленькими симпатичными копиями своей светловолосой голубоглазой матери. Ральф пошел в отца: хотя он был немного выше и у него были великолепные густые темные волосы, у него уже намечался тот же цвет лица и животик.
После чая с бутербродами, пшеничных лепешек и пирога Адель дала детям для игры большую банку с пуговицами. Она нашла их в одном из кухонных шкафов, еще только когда начинала здесь работать.
– Вы можете рассортировать их по цветам или сложить из них узор, – предложила она, вываливая пуговицы на поднос. Она выложила из пуговиц цветок в качестве примера и дала каждому поднос, чтобы пуговицы не падали на пол.
Как только дети занялись игрой, Адель накрыла стол в столовой к ужину. Миссис Бэйли потребовала суп, холодное мясо и соленья, и когда суп был готов и позже нужно было лишь подогреть его, Адель подумала, что у нее есть еще масса времени, чтобы приготовить начинку для завтрашнего гуся, потом забрать детей наверх и уложить их в постель в половине седьмого, и к семи она будет готова подать ужин.
Она посчитала странным, что Лаура Бэйли не поднялась наверх в спальню, когда она переодевала детей на ночь, но, впрочем, она уже заметила, что красивая блондинка была из того же теста, что и ее свекровь, и не делала ничего, что не касалось ее самой.
– Ты почитаешь нам, Адель? – спросила Анна, как только та уложила ее в постель вместе с братом.
– Я не могу мне нужно накрывать на стол к ужину, – ответила Адель. – А вам нужно спать, иначе Санта не придет и не положит вам ничего в чулки.
Два больших красных хлопчатобумажных чулка с вышитыми на них именами детей висели у изголовья кровати. У нее и Памелы была пара простых носков отца, и содержимое их было скудным по сравнению с тем, что должны были получить эти дети.
– Пожалуйста, почитай нам сказку, – умоляла Анна. – Мы обещаем, что потом сразу же заснем.
Она выглядела такой очаровательной, ее светлые волосы спускались до плеч, падая на розовую ночную рубашечку, и у Адель не хватило духу отказать ей.
– Ну хорошо, одну маленькую, – согласилась она.
В спальне не было часов, и Адель так захватила история про колдунью, которая потеряла свою волшебную палочку, что она не заметила, как пролетело время с детьми.
После того как она подоткнула им одеяла, поцеловала их на ночь в вернулась в кухню, она с ужасом обнаружила, что уже давно было семь часов.
– Ну и когда нам ожидать наш ужин?
Она обернулась от кастрюли с супом на саркастический вопрос мистера Бэйли. Он стоял в проходе двери, которая вела в столовую, уперев руки в бока.
– Буквально несколько минут, сэр, – сказала она и начала объяснять, почему задержалась.
– Мне не нужны ваши извинения, – резко оборвал он ее.
Если бы это сказала ей миссис Бэйли, Адель напомнила бы ей, что она работает только до семи часов, но мистер Бэйли имел устрашающий вид.
Она быстро взяла блюдо с холодным мясом и поставила его на стол, зажгла свечи, вынула печеную картошку из духовки и засунула туда булочки, чтобы подогреть их.
Как только от супа пошел пар и все остальное было на столе, она позвонила в гонг. Потом, когда вся семья пришла в гостиную и села на свои места, она налила суп в супницу, предварительно подогрев ее.
Ральф Бэйли что-то рассказывал о ночной службе в церкви, когда Адель вошла с супницей. Она была тяжелая и горячая, и Адель думала, как будет лучше – поставить ее на стол и разлить там по тарелкам или поставить на боковой столик. Но миссис Бэйли положила рядом с собой подставку, так что она, очевидно, хотела, чтобы супница стояла на столе. И вдруг Адель поскользнулась. Она попыталась удержать супницу, но не смогла, и супница упала на пол, разбившись от падения, а овощной суп вылился на нее, на ее руки и разлился по всему полу.
– Ты полная идиотка! – заорал мистер Бэйли, подпрыгивая со своего стула, стоявшего во главе стола. – Какого черта ты делаешь?
Для Адель все это было унизительно. Ее правая рука была ошпарена, и когда она взглянула на пол и увидела, какой устроила беспорядок, а также большую плоскую пуговицу, на которой поскользнулась, она начала плакать.
– Простите! – воскликнула она. – Я поскользнулась на пуговице.
И тут же стала лазить по полу на четвереньках, отчаянно пытаясь собрать осколки фарфора из супной лужи и кусочков овощей.
– Пуговица! – сказала миссис Бэйли высоким от возмущения голосом. – Что пуговица делает на полу?
Все еще стоя на четвереньках, Адель пробормотала, что дети играли с пуговицами и одна, вероятно, закатилась сюда. Лаура Бэйли сказала что-то насчет того, что она перекладывает на детей вину за собственную глупость. Мистер Бэйли обозвал ее бесполезной, а Ральф спросил, что они будут есть.
– Ну хватит вам! – перекрикнул остальных Майкл. – Адель не виновата, это был несчастный случай. У нее уже в любом случае кончился рабочий день, и в кухне масса другой еды.
Он обошел вокруг стола, поднял Адель с пола и увидел ее красные руки.
– Пойди и прополощи их холодной водой, – сказал он мягко и с сочувствием в глазах. – Я здесь уберу.
Адель в слезах кинулась вон. Но их сердитый разговор долетал до нее, даже несмотря на шум льющейся воды.
– Только ты могла нанять такую тупицу в качестве горничной, – услышала она, как сказал мистер Бэйли, очевидно, своей жене, тут присоединился Ральф с каким-то саркастическим замечанием по поводу того, что она не распаковала их с женой чемоданы. – Право же, мама, – продолжал он, – ты должна нанять квалифицированных людей.
Через несколько минут в кухню зашел Майкл с грудой кухонных салфеток, которыми он промокал суп.
– Самое худшее я вытер салфетками, которые нашел в том шкафу, – сказал он. – Я надеюсь, они не принадлежат к числу фамильных драгоценностей.
– Нет, это просто обычные салфетки, – сказала она, взяв их у него из рук. – Отстираются. Это не так отвратительно, как пьяная рвота твоей матери, которую мне много раз приходилось убирать.
Она знала, что это было жестокое замечание, но ведь и все они были жестоки к ней.
– Ты иди и ужинай, – сказала она, отворачиваясь от него, чтобы не наблюдать шок на его лице. – И смотри не поскользнись на оставшемся беспорядке. Я помою пол, как только они закончат ужинать.
Когда он ушел, Адель закрыла за ним кухонную дверь и подержала обожженную руку под проточной водой. Она думала, как люди становятся такими бессердечными, как Бэйли, и горячо надеялась, что с ними случится что-нибудь неприятное, что преподаст им урок.
Позже она услышала, как вся семья уходит из столовой, а спустя совсем немного времени из гостиной прозвенел звонок. Она проигнорировала его и вынула из раковины ведро с горячей водой, которой собиралась помыть пол. Но когда она зашла в столовую, ее лицо исказилось. Они даже не потрудились обойти остатки овощей на полу, а просто прошлись по ним и разнесли по всей комнате, возможно, даже по гостиной. Пролитый суп явно не повлиял на их хороший аппетит, потому что вся еда была съедена подчистую.
Она закончила мыть пол в столовой и как раз составляла посуду со стола на поднос, когда вошел мистер Бэйли.
– Ты что, глухая? Мы звонили, чтобы ты подала кофе, – сказал он воинственно.
– Я заканчиваю в семь часов, – сказала она, глядя прямо ему в глаза. – Я еще здесь и убираю со стола, потому что сегодня Рождество.
– Ну если у тебя такая точка зрения, можешь убираться прямо сейчас, – сказал он, погрозив ей своим пухлым пальцем.
Адель знала, как тяжело найти работу, и ей уже нравилось, что у нее есть собственные деньги. Она собиралась было извиниться, и тут ей вдруг пришло в голову, что если она сейчас отступит, то потеряет чувство собственного достоинства, а это было для нее намного важнее, чем просто деньги.
– Прекрасно, – сказала она, снимая передник и швыряя его на стол. – Я с большим удовольствием приготовлю рождественский ужин для своей бабушки, которая по-настоящему оценит мои старания.
Он был готов вспыхнуть, и на мгновение она подумала, что он собирается ее ударить.
– Как ты смеешь? – прошипел он. – Ты разлила суп по всей комнате и не отвечаешь на звонки. Что ты за прислуга?
– Я такая прислуга, которая увольняется, – сказала она с большей смелостью, чем на самом деле у нее была. – Хватит уже с меня оскорблений, я их не заслуживаю.
– Ты наглая маленькая тварь! – взорвался он. – Моя жена сказала, что ты можешь быть очень колкой, и теперь я понял правду – ты пользуешься ее добрым характером.
– Каким добрым характером? – возразила Адель, рассерженная и готовая сражаться с ним любым оружием. – Вы знаете не хуже меня, кто она такая, разве не из-за этого вы вышвырнули ее из собственного дома? Если бы не я, она умерла бы голодной смертью в грязном доме.
– Убирайся вон! – крикнул он дрожащим от ярости голосом, указывая на дверь.
– Я как раз это и делаю, – сказала она, идя к кухне, чтобы забрать свое пальто. Она на секунду задержалась в дверях, обернулась на мистера Бэйли и широко улыбнулась. – Гусь уже поддавлен на завтра, и вам просто нужно будет поставить его в печь часов в шесть утра, когда начнете растапливать ее. Начинка, овощи и пудинг в кладовой. Счастливого Рождества.
Он прыгнул к ней и ударил ее по лицу.
– Как ты смеешь? Кем ты себя считаешь?
– Я себя никем не считаю, я просто знаю, кто я есть, – сказала она, сдерживаясь, чтобы не тронуть горевшую щеку. – И я намного более приятный человек, чем вы, это уж точно.
Он схватил ее за руку, и она приготовилась к очередному удару, но он не ударил ее, просто протащил по коридору по направлению к входной двери.
– Убирайся сию же минуту! – заорал он на нее, не обращая внимания, что был сильный дождь и она все еще была без пальто.
– Тогда будет лучше, если вы, уезжая, заберете с собой жену, – парировала она, выходя на дождь. – Она не найдет здесь никого, кто возился бы с ней как нянька, как это делала я.
Дверь захлопнулась прежде, чем она успела закончить фразу.
Дождь лил еще сильнее, чем днем, и к тому времени, как Адель шага спускаться с холма, она промокла до нижнего белья, а в ее туфлях хлюпала вода. Слезы смешивались с каплями дождя на ее лице, но это были слезы гнева, а не раскаяния.
– Адель, подожди меня!
Она повернула голову на звук голоса Майкла и увидела, как он спешит по дороге к ней, но решительно продолжала тащиться вперед.
– Адель, я так сожалею, – выдохнул он, поравнявшись с ней.
– Это я должна тебя жалеть, – сказала она резко. – Твой отец отвратителен.
– Я знаю, – согласился он, переводя дух от бега. – У меня нет для него оправданий.
– Он ударил меня и вышвырнул вон, – сказала она возмущенно. – Он не имел права так поступать. Я делала все, что могла, для твоей матери. Мне теперь жаль ее, я начинаю понимать, почему ее нервы так расстроены.
– Пожалуйста, вернись, – умолял он. – Мама так побледнела, когда услышала, что ты ушла. Она знает, что без тебя не справится.
– Хорошо, – сказала вызывающе Адель. – Надеюсь, что вся твоя семья будет страдать, они этого заслуживают.
– И я тоже? – спросил он, схватив ее за руку.
– Нет, ты не заслуживаешь, – сказала она, стряхивая его руку. – Я всегда думала, что мне не повезло с матерью. Но теперь, когда увидела твоих родителей, я поняла, что ты заслуживаешь больше жалости. А теперь иди домой и оставь меня в покое.
– Если ты думаешь, что я тебе позволю одной пойти домой в темноте и в дождь, ты ошибаешься, – сказал он.
– Ты рискуешь восстановить бабушку против себя, – предупредила она его. – Не рискуй, Майкл.
– А я все-таки рискну, – сказал он. – Мне нужно перед ней извиниться.
Они не разговаривали всю дорогу, потому что ветер был таким сильным, что сбивал их с ног, а дождь был больше похож на ледяной душ.
Хонор была уже в постели, когда они добрались до коттедж, поэтому Адель пришлось постучать в окно спальни, чтобы она их впустила. Бабушка открыла дверь со свечой в руке, на ее плечи поверх ночной рубашки была наброшена шаль.
– Что случилось? – спросила она, потом, увидев, что на Адель нет пальто, быстро втащила ее внутрь, резко сказав Майклу, что надеется, что у него есть хорошее объяснение, почему он привел ее домой вымокшей до костей.
Как только Адель очутилась в доме, она тут же выложила все, что произошло.
– А ты, Майкл? Почему ты не защитил ее? – спросила бабушка, зажигая масляную лампу.
Майкл объяснил, что не присутствовал при развязке.
– Я не знал, что отец так себя поведет, – сказал он. – Он все время повторял: «Почему она не отвечает на звонок?» – и я сказал, что пойду посмотрю, но он велел мне оставаться на месте. Брат сказал, чтобы я не вмешивался, и тут я услышал крики отца. Мне так стыдно, что я не вмешался раньше.
– Это было трусостью с твоей стороны, но я прекрасно понимаю, ведь он запугивал тебя всю жизнь, – сказала бабушка решительно. Она подтолкнула Адель по направлению к ее комнате, велев ей быстро снять с себя мокрую одежду.
Майкл стоял на месте, повесив голову, и с его одежды на пол шала дождевая вода.
– Когда-нибудь тебе придется восстать против отца, – сказала резко Хонор. – Хамы процветают на слабости других. Но я считаю, ты не законченный трус, потому что ты все-таки побежал за Адель и у тебя хватило смелости объясняться со мной. Но теперь тебе лучше пойти домой и выбраться из этой мокрой одежды.
– Мне так жаль, миссис Харрис, – проговорил Майкл.
Хонор увидела, что он дрожит от холода и шока.
– Тебе не нужно извиняться за своего отца, – сказала она. – Я, безусловно, с этим разберусь, но думаю, что ради мира в твоем доме единственное, что ты должен сказать, – это то, что проводил Адель домой.
– Мне так стыдно, – прошептал Майкл. – Я не хочу быть частью семьи, где так плохо обращаются с людьми. Ральф почти такой же жестокий, как отец.
– Мы не выбираем семью, в которой родились, – сказала Хонор уже чуть мягче. – Ну, иди домой, Майкл.
Глава двенадцатая
Хонор смотрела, как Адель заснула на кушетке, и внутренне улыбалась. Девочка боролась со сном с тех пор, как они закончили рождественский ужин, но наконец проиграла эту битву.
Хонор подумала, что она выглядит такой хорошенькой, лежа на кушетке с распущенными волосами, вьющимися вокруг раскрасневшегося лица, поджав ноги, скрытые новым платьем. Это шерстяное платье темно-светло-розового тонов так шло ей, и Хонор была в восторге оттого, что оно отлично сидит, потому что это была самая экстравагантная одежда, которую она когда-либо сделала. Потому, что ей не только пришлось купить выкройку, так как все выкройки, которые были у нее, уже устарели, но и потому, что оно было косого кроя и на него ушло почти пять ярдов ткани.
Когда Адель примерила его, то пошутила, что выглядит как Уоллес Симпсон. Хонор была далека от мысли, что Адель может выглядеть как это худое путало, но американка подсказала ей идею для платья – драпированный лиф, узкие рукава в три четверти и облегающая бедра юбка клеш были почти фирменным знаком миссис Симпсон. Тем не менее Хонор думала, что Адель оно шло гораздо больше, потому что у нее была идеальная фигура и прелестной формы ноги.
Ей понадобятся к этому платью какие-нибудь туфли на каблуках и приличные пальто и шляпа, подумала Хонор, в раздумье глядя на внучку. Ей самой казалось довольно странным, что после того как она многие годы рассматривала одежду просто как способ согревания тела, никогда не обращая внимания на то, как она выглядит, вдруг для нее стало так важно, чтобы Адель была хорошо одета.
– Майкл, я предполагаю, – пробормотала она себе под нос.
С того самого момента, как Хонор встретилась с Майклом три года назад, она ощутила между ним и Адель какую-то особенную связь, хотя на тот момент они были еще не выросшими детьми. Хонор он сразу же понравился за свою бесхитростность, врожденные хорошие манеры и искренний интерес к ее образу жизни.
Она ожидала, что Адель будет нервничать из-за любого мужчины после того, что с ней случилось в «Пихтах», и что сама она будет вести себя очень оборонительно, если кто-нибудь будет приближаться к ее внучке. Но в Майкле она не заметила ничего угрожающего, в нем была какая-то чистота, открытость, и у него было доброе сердце. Она всегда надеялась, что однажды их дружба превратится в нечто романтическое.
Когда Майкл поступил в Оксфорд, а Адель стала горничной у его матери, Хонор подумала, что искорка угасла, и была очень опечалена. И все же прошлой ночью, какими бы они ни были вымокшими и расстроенными, она видела, что искорка все еще горит. Майкл был таким нежным и так защищал Адель, и она была обеспокоена, что ее действия, вероятно, сильно огорчили его.
К несчастью, то, что должна была сделать Хонор в этой ситуации, скорее погасит искорку, чем раздует огонь, но семья Бэйли должна знать, что она не позволит никому просто так отделаться, обидев или унизив ее внучку.
Она поднялась со стула и прошлась по комнате, что-то поправляя то здесь, то там несколько минут и проверяя, как крепко спит Адель. Удостоверившись, что та действительно крепко спит, она укрыла девушку одеялом, надеясь, что Адель не проснется до ее возвращения.
Хонор тихо прокралась в свою комнату и критически посмотрела на себя в зеркало туалетного столика. Возраст начал сказываться на ней – морщин стало больше и появились усики. Что же касается ее темно-седых волос, было сложно представить, что они были когда-то каштановой копной. Ее платье темно-синего цвета с кружевным воротником и манжетами было лучшим и, по сути, единственным приличным платьем, которое у нее было. Оно было очень старомодным, но это и понятно, потому что она сшила его в том году, когда умер Фрэнк, незадолго до его смерти. К счастью, до него не добралась моль и оно все еще сидело на ней. Адель как раз сегодня утром сказала ей, что платье напоминало ей счастливые дни, потому что она впервые увидела его на Хонор в тот день, когда бабушка записывала ее в школу. С тех пор оно надевалось только по воскресеньям и на Рождество.
Хонор подобрала несколько высвободившихся прядей волос обратно в узел, слегка припудрила нос и надела шляпу. Шляпа тоже была темно-синей, классической, с тонкой отделкой. Адель однажды сказала, что шляпа делает ее еще более великолепной. Именно такой эффект она хотела создать сегодня.
Вельветовый воротник на ее пальто уже почти сносился, но она прикрыла его лисьими шкурками. Фрэнк купил их ей во время медового месяца и сказал, что это необходимая вещь для леди из высшего света. Она уже не была уверена, нравится ли ей, что с ее шеи свисает пара мертвых лис, их стеклянные глаза были слишком реалистичны. Но они действительно оживили ее пальто.
И наконец, ее лучшие туфли. Она не предвкушала удовольствия от того, что поднимется в них по крутому холму в Винчелси, они были слишком узкими. Но внешность – это все, когда собираешься встретиться лицом к лицу с врагом. Ей хотелось выглядеть на равных, а не старой ведьмой, которая живет на болотах.
Колющий северный ветер чуть не надвое резал Хонор, когда она поднималась по дороге. Небо было свинцового цвета, и она подумала, что позже может пойти снег. Речка Бреде была готова выйти из берегов после вчерашнего ливня, и хорошо, что все-таки не вышла – еще дюйм, и берега бы размыло.
Только в такие дни Хонор была готова разлюбить болота. Они выглядели унылым, жестоким и отталкивающим местом, годным только для птиц и овец, и даже овцы скучились вместе, чтобы согреться.
Перед Хэррингтон-хаус она сильнее надвинула шляпу, плотнее пригладила лис и глубоко вздохнула, прежде чем позвонить в звонок.
Наверху плакал ребенок, и лишь через некоторое время она услышала шаги в коридоре. Дверь открыла молодая женщина с растрепанными светлыми волосами, у нее были красные глаза, будто она только что плакала. Это явно была жена Ральфа Бэйли.
