Текст книги "Театр убийц"

Автор книги: Леонид Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Стриин не хотел повторять судьбу этих, мягко говоря, униженных бедолаг, поэтому с выбором одежды особо не экспериментировал. Белая атласная рубашка, с круглым воротом и серебряными запонками на манжетах, длинный черный жилет, раздвоенный спереди и застегивающийся на ремешки. На ноги черные, чуть мешковатые, брюки и подбитые мехом полусапожки. На шею серебряную цепочку, со знаком церкви крови, на плечи меховой плащ с капюшоном, к штанам черный ремень с овальной бляшкой, на котором отлично разместились две сумочки, с откидными замками, и ножны с кинжалом. Осмотрев себя со всех сторон, на предмет дыр и грязи, Стриин взял письмо, о котором чуть не забыл, положил его во внутренний карман жилетки и вышел из дому.

За те два часа, что актер отдыхал дома, людей на улице прибавилось, но самое главное, рассеялся молочный туман, от чего идти стало куда спокойнее, не боясь налететь на что-то или кого-то. Что не нравилось Стриину в его городе, так это суета и постоянная беготня его жителей. По улицам туда-сюда гремели повозки, бегали молодые подмастерья, с задумчивым видом ходили мужчины, держа в руках то какие-то свертки, то большие кипы бумаг. Говорливые женщины, которые разговаривали с рядом идущей подругой так, что слышала вся улица, со времени начинали утомлять и вгонять, привыкшего к тишине и свободе человека, в меланхолию. Выйдя с колокольной Стриин вновь пошел по улице генерала Сальмата, только в этот раз вниз. Когда он уже хотел было свернуть на улицу каменщиков, то чуть не попал под повозку, которая судя по звону, везла что-то из кузни.

Вот уже второй год подряд, эти бешеные телеги из разных лавок и мастерских носятся по городу, свозя все к северным воротам, откуда уже большие обозы отправлялись на границу с Гарстаем, с которым Зарлия ведёт не прерывную войну все это время. Хотя войной, те пару стычек раз в месяц возле границы, называли скорее с иронией и насмешкой, ведь за два года ни одна армия не продвинулась ни на метр, вглубь враждующий страны и потеряли от силы десятка по два воинов с каждой стороны, убитых скорее шальной пулей или несчастным случаем. Все было бы смешно, если бы не так печально. После столь откровенно неудачных попыток завязать конфликт, стоило уже давно объявить перемирие и забыть об этом, как о страшном сне, но только вот начал все это именно Гарстай и именно он отказывается от всех предложений о перемирии. Оппозиция и недоброжелатели короля уже давно поговаривают, что все это выдумано королем и его советом, чтобы обогатить свой карман и карманы прихлебателей, продажей товара, которого стали производить в полтора, а некоторого и в два раза больше обычного, за границу. Но только вот Стриин точно знал, что почти все те товары, что делает его город и другие, расположенные в близи границы, доставляются туда, куда следует. Пара тройка извозчиков, ездящих до границ, были его приятелями, и они клялись на могилах своих отцов, что война действительно идет и что тамошние генералы в полном недоумение от того, чего добивается Гарстай и почему король не отдает приказ о наступление. Пока лишь оба государства тратят колоссальный ресурс на то, чтобы перещеголять друг друга в количестве и качестве вооружения.

Когда три телеги наконец выехали с улицы каменщиков, Стриин смог продолжить свой путь, времени хоть и было с запасом, но случится может всякое, а опаздывать неприлично. С каменщиков актер нырнул в табачный переулок, где всегда воняло этим мерзким дымом, с него вышел на центральную площадь, где стоял один из трех фонтанов города, обогнув который, Стриин пошел по актерской аллеи, с нее на улицу актрис, где, пройдя четыре дома повернул на право и попал на театральную площадь.

Площадь это была, пожалуй, самым красивым местом, которое только видел Стриин. В центре стоял второй из трех фонтанов. У этого, в отличие от простенького центрального, был гранитный бассейн, в центре которого на невысоком мраморном постаменте стоит бронзовый мужчина, одетый в театральный костюм, расшитый рюшками и лентами, в руках он держит театральную маску. Вокруг бассейна лежала желто-зеленая плитка, на которой стояли высокие фонари и кованые лавочки, застеленные толстыми досками. По периметру росли живые изгороди, сейчас они уже облетели, и были больше похожи на болотные декорации, но летом, где-нибудь в начале июля, садовник, что ухаживал за этим местом, делал из кустов по истине великолепные шедевры. Если обогнуть фонтан, то впереди будет простираться довольно длинная аллея. По всей ее длине тянется все те же лавочки, фонари и живая изгородь, а за ее приделами растут красивые ясени, вишни и дубы, а также разбиты клумбы, в которых растут настолько красивые и благоухающие цветы, что иногда начинает кружиться голова. Пройдя по этой аллеи до конца, Стриин уперся в мраморные лесенки, их было всего десять и если подняться по ним, то попадешь на небольшую площадку, которая ведет в место, где происходит трагедия и комедия, любовь и драма, чудеса и магия, в театр.

Здание театра “Двух масок” представляло собой вытянутое трехэтажное здание, фасад был каменный и окрашен в темно-красный цвет, рамы были белые, а стекла в них столь прозрачными, что не сразу можно понять, есть ли они там вообще. Между первым и вторым этажом, не доставая до углов здания какие-то метры, вперед был вынесен плоский козырек, который поддерживали семь белоснежных колон, покрытых серебряными завитушками. На краю этого козырька в центре стоял огромный стальной колокол, который оповещал всех горожан и гостей города о том, что скоро начнется представление. Подойдя к входным дверям, коих было две, и обе были просто гигантскими, с матовыми вставками, серебряными ручками и бело-красными узорами, Стриин по привычке поднял голову и увидел серебряное название “Театр двух масок”. Прикрыв глаза, актер пару раз вдохнул, успокаивая то волнение, которое он каждый раз испытывает перед этими дверьми, выдохнул и взявшись за ручку, потянул на себя деревянного гиганта.

Мозаичный пол из гранита, белые стены, покрытые яркими рисунками разных сказочных героев и существ, колонны в бело-красную полосу, на гладком потолке стеклянные люстры со свисающими лепестками. Слева вместительный гардероб, в котором всегда дежурит один из провинившихся в чем-то учеников, справа буфет, а под ногами мягкий красный ковер, который ведет прямо до зала. Сдав свой плащ откровенно скучающей барышни с взъерошенными, словно после драки, соломенными волосами, которая на приветствие лишь грустно улыбнулась, актер прошел по красной дорожке десять с половиной шагов и уперся в полукруглую деревянную стойку, разделяющую коридор надвое. Обычно, во время выступлений или продажи билетов, за стойкой находятся трое, они консультируют, продают билеты и решают возникающие вопросы, но сейчас за стойкой был всего один мужчина преклонных лет.

Седые волосы зачёсанная направо, белые моржовые усы, морщинистое лицо, впалые глаза. Одет он был в белую рубашку, красную ливрею, с серебряными пуговицами, запонками и строчкой, на ногах безукоризненные шелковые брюки и начищенные до блеска остроносые туфли. Не успел Стриин войти в здание театра, мужчина уже поднялся, приосанился и встал в ожидающую позу. Когда гость театра остановился возле стойки, лакей приложил руку к сердцу и сделал поклон, Стриин ответил тем же.

– Добрый день, господин Шильд, – поздоровался актер. – Вижу колено вас больше не беспокоит?

– Здравствуй, Стриин, – мужчина улыбнулся сухими потрескавшимися губами. – Да, алхимики все-таки знают свое дело. Хотя, признаться честно, я им не особо доверяю.

– Понимаю ваше не доверие, – Стриин кивнул. – У меня приглашение, – актер запустил руку во внутренний карман и извлек оттуда конверт, который не так давно получил из рук посыльного.

Шильд, приняв письмо, быстро открыл его, пробежался потускневшими, но все еще цепкими, глазами по строчкам, после чего вернув конверт хозяину что-то нажал под стойкой. Часть правой стены, на которой было изображение клоуна, стоящего на мяче и жонглирующего кинжалами, начала отъезжать. Не прошло и десяти секунд, как в стене образовался широкий проем с уходящей куда-то вниз лестницей. Поблагодарив Шильда, актер направился в проем и не успел он спуститься и на десять ступеней вниз, как стена замкнулась за ним и вновь стала выглядеть монолитной.

Спустившись на пятьдесят три ступени, Стриин попал в серый коридор, с горящими факелами, в чугунных держателях, кедровыми дверьми, без каких-либо опознавательных знаков, и с множеством поворотов, в которых не знающей человек просто заблудится. Третий ярус, или учебный этаж, был абсолютно пуст, ни шляющихся учеников, ни задумчивых преподавателей, никого либо еще.

– Отпустили значит, – фыркнул Стриин идя по коридору. – В моё время мы учились, даже когда шла генеральная репетиция, – а после тяжело вздохнул, – не справедливо.

Поворот, еще поворот, за ним прямой отрезок и еще поворот. В первый раз, когда Стриин шел по этим местам, у него в мозгу постоянно гудела тревога, что он идет не туда, что здесь он уже был и просто ходит по кругу, сейчас же он может ходить здесь без всякого света, при этом никуда ни разу не врезавшись и не обо что, не запнувшись. После очередного поворота, Стриин наконец нашел людей, а точнее десять человек наблюдателей, которые, как и он, были приглашены на чей-то экзамен. Как и предполагал актер, в основном тут стояла молодёжь, шушукаясь по углам и как-то странно поглядывая на все еще закрытую дверь зала клятв. Но было здесь и два человека, уже давно вышедших из рядов зеленых юнцов. Первым был сорокатрехлетний Шони Рильт, прозванный змеем, за его мастерские побеги из мест заключения, куда он иногда попадал сам, а иногда и по заданию. Вторым был мастер танцев Аркан Свиф, самый опытный из всех нынешних мастеров, разменявший седьмой десяток, непревзойдённый гуру своего дела и ни разу, не побежденный танцор с парными топориками. Поздоровавшись со всеми присутствующими, актер отошел к стене и прильнув к ней, прямо напротив двери ведущей в зал, стал ждать начала репетиции. Пока все что-то обсуждали между собой, к Стриину, который обдумывал список учеников, готовых стать актерами, подошел мастер Аркан и оперившись нагой о стену встал рядом с ним.

– Как твои дела, – тихим, словно уставшим, голосом заговорил пожилой мастер, – как твоя ученица?

– Дела у меня хорошо, – не поворачиваясь начал отвечать Стриин, – работы правда в последнее время очень мало, но в целом неплохо. А что до Астрид, – Стриин замялся, подбирая слова, – у нее тоже все хорошо. Она делает большие успехи, хотя порой подростковый ветер все же задувает ей в голову, не давая ей рассуждать здраво.

– Не будь строг к этой девушки, все мы когда-то были такими. Тебе ли не знать, что она пережила за столь малый промежуток жизни, – Аркан наклонился и над самым ухом своего бывшего ученика произнес. – Дай ей время, и твоя неуклюжая кошка, превратиться в смертоносную тигрицу.

– Я жду этот день с нетерпением, – ответил Стриин. – А как дела у вас, мастер, как новое пополнение? Слышал, они тоже делают успехи.  

– Да какие дела могут быть у старика, – усмехнулся Аркан, – сила и реакции уже не те, суставы ноют, – мастер скосился на ухмыляющегося Стриина, – в общем, старость, не радость. А что до нового поколения, – Аркан поднял глаза к потолку, – времена нынче не спокойные, и это не только из-за войны. Детишки, которые вступают в наши ряды в последнее время, стали куда злее, чем десять лет назад. Они не знают сострадания, любви и жалости, все они уже так или иначе видели смерть, многие выросли под избиения отцов и сверстников, под крики матерей и прохожих, в вечном страхе за свою жизнь. Это их озлобило, сделала чёрствыми и порой безжалостными, дети не должны быть такими. Мне становится страшно за будущее такого мира. Еще пару лет и все мы погрязнем в мире, где слова любовь и сострадание, будут считаться за слабость и подвергаться гонению.

– Я путешествовал не так много, – заговорил Стриин тихим голосом, когда повисло неловкое молчание, – но я все еще вижу счастье, любовь, заботу. Не так много, как хотелось бы, в этом вы правы, но этим увядающим чувства еще есть место в нашем мире. Поэтому рано вы мастер, ставите крест на нашем проклятом мире. Возможно, мы с вами еще увидит тот день, когда мы и другие нам подобные больше будем не нужны.

– Да, – мастер грустно усмехнулся, – и я надеюсь.

За разговором, Стриин чуть не пропустил момент, когда дверь, отделяющие наблюдателей от зала клятв, открылась. В ней показался человек, одетый в красно-белый балахон, на голове глубокий капюшон, а на лице белая безликая маска с двумя прорезями для глаз.

– Прошу вас, – привратник склонился, – генеральная репетиция вот-вот начнется.

Пока все одиннадцать наблюдателей входили в дверь, привратник так и стоял не шелохнувшись, низко склонившись. Попав в зал, на Стриина нахлынула ностальгия. С момента его экзамена и вступления в ряды актеров прошло уже десять лет, но здесь, ничего не поменялось, все было таким же безукоризненным, как и тогда, когда он сдавал здесь экзамен танцем. Высокий, белый как молоко, потолок, без единой трещины, темно-красные стены, покрытые серебряными завитушками, на них через каждый метр чугунные держатели для факелов. Посередине зала стояла красивая до безумия сцена, сложенная из эбенового дерева, черная как ночь древесина, смотрелась просто замечательно, а приставленные к ней с двух сторон мраморные лесенки, были прекрасным дополнениям картины. Освещалась это театральное чудо с помощью четырех больших чаш, стоявших на красиво изогнутых стойках у каждого угла. Для наблюдателей вокруг сцены стоят одиннадцать кресел, причем расположены они на расстояние, чтобы во время экзамена не возникло желание переговариваться или что-то обсуждать. 

Обычно, на генеральной сцене было пусто, тренировки проходили на других, более скромных помостах, которых было еще двое на этаже, но сейчас настоль прекрасной глазу конструкции, стояла асимметричная башня, сложенная из всякого мусора: доски, трубы, железные листы, балки и прочий строительный материал, был свален в кучу, уходившую в верх, на добрых семь метров, и не достававшую до потолка каких-то пару сантиметров. Любой, далекий от мира театра, мог бы воскликнуть “что это за уродство?”, но старшие наблюдатели уже догадались, какое испытание ждет ученика и какие трудности он будет испытывать.

Усевшись на один из стульев, с мягкой спинкой и подлокотниками, к Стриину прилипло какое-то странное чувство тревоги. Он точно знал, что ему ничего не грозит, но что-то определённо случится, только вот что конкретно, чувство тревоги не сообщало. За самопознанием Стриин не увидел, что у противоположной стены, от той, через которую заходили наблюдатели, бесшумно появился привратник, в такой же одежде и маске, что и первый. Постояв неподвижно пару минут, он открыл дверь и склонился в еще более низком поклоне, чем его коллега.

Первым в зал вступила высокая женщина пятидесяти семи лет, в красном, как и все остальные члены комиссии, балахоне, с белыми полосами по бокам. На голове капюшон, с серебряной каймой, руки скрыты в широких рукавах, тоже щедро обшитых серебром, полы наряда заканчивались чуть ли не у щиколоток, от чего ног не было видно, лишь белые плоские туфли с красной бляшкой. Это была, никто иная как Еленара Грин, директор театра двух масок, женщина с железным характером, от которой всегда пахло табаком и вином. Ее хладнокровию и непоколебимости поражались многие, она сохраняла каменное лицо порой в таких ситуациях, в которых у обычного человека уже давно бы поседели волосы или повредился рассудок.

Следом за ней, отставая на три шага в зал вошла мастер грации А́йна Шоль, молодая девушка, младше Стриина на три года, но очень талантливая в своей дисциплине. Ее плавные движения, гибкость и пластичность, все это вызывало неподдельное уважение, а уж когда она демонстрировала свои навыки, у всех без исключения парней, что были рядом, защемляло сердце, на столько это рыжая красотка с карими глазами была великолепна.

В след за ней в зал вошел суровый мужчина, с морщинистым лицом, вечно тяжелым и хмурым взглядом, которым можно было колоть орехи, и жёсткими чертами лица. Го́рти Дольтэр был мастером грима. Его мастерство из обычного парня, сделать принца Гарстайского, или из прекрасной девы уродливую старушку, не мог превзойти никто, поэтому его и ценили как лучшего специалиста. Но вот его военный и жестких характер, его методы обучения, через кнут и без каких-либо пряников, порой доводили до кипения и слез многих учеников, а наказания, до которых доходил его хитрый и хладнокровный ум, порой поражали своей безжалостностью и извращенностью.

Четвертый в зал зашел мастер красноречия Пинст Ильмэт. Пожилой седовласый мужчина, с вечно грустным лицом и вымученной улыбкой. Все, кто видел его впервые, ошибочно предполагали, что он, мямля и рохля, но когда надменные ученики, слышали его четкий, как удары барабана, баритон, настолько красивый и мелодичный, что вся спесь сшибалась в туже секунду и они, околдованные голосом скорее оперного певца, нежели пожилого мужчины, начинали внимать его гласу.

Последним в зал вошла волевая женщина, которую за глаза называли мужиком в юбке. Ше́льма Тойн, сильная женщина, которая не чуралась крепкого словца, могла ввязаться в драку наравне с мужиками, и любившая выпивать во всех трактирах города, вдалбливала в учеников, по средства изнурительных тренировок, умения акробатики. Несмотря на ее грубые черты и приличный мышечный каркас, это дама могла ходить по тонкому канату, который даже и не думал рваться под ней, словно боялся той, кто по нему идет. Она могла залезть на отвесную стену, словно ящерица, а уж ее кульбиты в воздухе и на земле, вызывали головокружение и тошноту у любого неподготовленного человека.

Пять уважаемых членов комиссии прошли по ковровой дорожке с каменными лицами и высоко поднятыми головами. Не дойдя до сцены пяти шагов, они свернули налево, где располагался широкий стол, на котором уже лежали бумаги на экзаменуемого, стояли графины с водой, стаканы и красивый канделябр на десять свечей. Не успели члены комиссии сесть на свои кресла и разложить бумаги, как те двери, в которые входили наблюдатели, вновь открылись и в них вошел тот, кто удостоился сегодня чести, пройти испытание на звание актера.

Стриин стиснул подлокотники и зубы, глаза начали метать искры, а в голове крутилась одна фраза: “Ну, госпожа директор, погоди”. По ковровой дорожке уверенным шагом, в полном боевом облачение, с пристегнутыми к поясу кинжалами и сумками шла Астрид Шэль, сегодня утром еще прибывавшая в статусе ученицы Стриина Ольтэро, а сейчас уже кандидатка в актеры. Девушка выглядела спокойной, по сторонам не оглядывалась, не дрожала и всем видом показывала, что она полностью уверена в себе и своих силах. Поднявшись по мраморным ступенькам, Астрид дошла до середины сцены, точнее сместилась чуть левее, уродливая асимметричная башня была уж слишком громоздкой и загораживала обзор, и выпрямилась. Быстрым цепким взглядом она осмотрела комиссию, прикидывая кто на что будет больше обращать внимание, а после сделала очень плавный и низкий поклон. Из-за стола вышла госпожа Еленара и летящей походкой направилась к сцене. Взлетев по лестницам и остановившись от Астрид в двух шагах, она выдержала паузу, а после холодным тоном заговорила.

– Астрид Шэль, – в полной тишине голос Еленары звучал довольно громко и грозно, от чего по телу не вольно пробегали мурашки, – знаешь ли ты, для чего была вызвана в это место?

– Да, госпожа директор, – Астрид молниеносно упала на одно колено, склонила голову и продолжила таким же непоколебимым ровным тоном. – Я прибыла сюда, чтобы пройти испытание веры и силы, и по его завершению, либо уйти отсюда недостойной ученицей, либо гордым актером.

– Знаешь ли ты, что, пройдя испытание и дав клятву, ты уже никогда не сможешь покинуть нашу обитель и отречься от церкви крови. Если твоя воля и вера будут сломлены, и ты решишь предать нас, то платой за это будет твоя жизнь.

Астрид, подняла голову, заглянула в глаза директора, и чеканя каждое слово, в которое вкладывала всю решимость и искренность, произнесла:

Я актер театра смерти и служитель двух богов,

Тех богов, что помогли мне, скинуть тяготу оков.

Бог Хардор, богиня Рэя, им служить вовек клянусь,

До последней капли крови, смерти я не убоюсь. 

Стриин, наверное, только благодаря неимоверной силе воли и сложившейся обстановке, не выругался в слух, хотя даже вечно хмурый и непоколебимый мастер Горти не смог удержать брови на месте, от чего они в удивление уползли вверх. Клятву верности, дают только и только после удачного прохождения испытания. Вначале ты доказываешь силу и способности, которыми ты будешь защищать честь своих богов, а уже после, если сила доказана, ты даешь клятву и проходишь ритуал. Если же дать клятву вначале, то формально будет считаться, что ты уже щит и меч бога Хардора и богини Рэи, и если в этом случаи ты провалишь испытание силы, то будешь считаться недостойным последователем. После такого, в лучшем случаи, за дерзость и гордыню, ученика просто накажут, строго и болезненно, но всего лишь накажут, а в худшем случае…

– Ну дура безмозглая, – ругался про себя Стриин сверля взглядом затылок дурной и взбалмошной ученицы. – Не дай боги, ты испытание провалишь, лично попрошу провести наказание, чтобы ты наконец спустилась со своих розовых облаков.

Еленара, стоявшая все это время на сцене, наверное, единственная, кто вообще никак не изменилась в лице, даже глаза не выдавали в ней никаких эмоций. Казалось, что она отнеслась абсолютно спокойно и безразлична к нарушению порядка экзамена, но это не так. Стриин точно знал, что в душе у этой женщины заскреблись кошки, слишком уж она любила своих актеров и учеников, они были ее единственной оставшейся семьей.

Кровавые стены и белые души услышали клятву твою,

Бог Хардор и богиня Рэя даруют защиту свою.

От тебя они просят лишь быть верным щитом,

Защищать их от каждого, кто придет в их обитель с мечом.

Еленара произнесла ответ на клятву актера таким же бесстрастным и холодным тоном, который бы у нее минуту назад. Теперь у Астрид не было пути назад, либо сдача, либо наказание.

– В качестве твоего последнего испытания, – вновь выдержав паузу, Еленара заговорила чуть громче, – было выбрано испытание акробатики. Забери с вершины башни кольцо и принеси его мне. – После этого госпожа директор развернулась к ступеням и проследовав к столу, заняв центральное место, она кивнула, давая знак экзаменуемой, что она может начинать.

Астрид сорвалась с места так резко, что не все даже успели понять, что все уже началось. Она начала забираться довольно резво, цепляясь там, где казалось зацепиться нельзя, и исполняла трюки на грани фола. Метр, полтора метра, два метра, Астрид преодолевала высоту в довольно быстром темпе, подумал про себя Стриин, и накаркал. Стоя на довольно тонкой трубе, с которой можно легко соскользнуть, Астрид прыгнула вперед, ухватилась за доску, висевшую чуть выше ее положения, и уже была готова подтянуться, как кусок деревяшки начал выскальзывать из конструкции, утаскивая за собой опрометчивую ученицу. Стриин видел, как Астрид пытается найти ногами опору, бегает глазами по башне, пытаясь найти новое место зацепа, но все тщетно, под ногами пропасть, а из такого положения никуда толком и не прыгнуть.

Доска уже была готова вот-вот сорваться, как вдруг Астрид, каким-то неимоверным усилием воли бросила свое тело вправо, пролетела немного вниз и ухватилась, казалось бы, за воздух. Лишь когда она, словно ящерица, вскарабкалась на полметра вверх и смогла перевести дыхание на небольшом островке из фанерных листов, Стриин увидел, что Астрид умудрилась зацепиться за маленький кончик арматуры. Он был настолько маленьким, что Стриин, с его руками кузнеца, при всем желании, не смог даже взяться за него по-нормальному, не то что держаться на нем. Пока Стриин про себя хвалил Астрид, которая все-таки чему-то внимала на его занятиях, девушка не теряла времени. Пробежавшись по башни цепким кошачьим взглядом, она вновь поползла наверх, но в этот раз более медленно и плавно. Теперь Стриин видел, что его ученица куда собрание, прежде чем зацепиться, ищет альтернативу, продумывает свои движения. Еще один плюсик в ее характеристику.

До верхушки семиметровой башни оставалось всего каких-то пара шажков, одно два подтягивания и вот кольцо у тебя в руках, но судьба проказница на выдумки мудра. Астрид, стояла на квадратной балке, готовая к последнему рывку, место было очень сложным, все очень мелкое или ненадёжное, поэтому просто так подтянуться не получится, можно либо рухнуть самому, либо развалить всю конструкцию и похоронить себя под ней. И вот, казалось бы, она выбрала самый оптимальный вариант, тонкий деревянный лист, довольно хрупкий, но другие варианты были еще хуже. Собравшись, Астрид прыгнула и ухватившись за край листа уже была готова подтянуться, но с треском полетела вниз. Лист все-таки не выдержал веса хрупкой девушки, и обломившись потащил ее к земле. Подскочили абсолютно все и мастера, и наблюдатели, лишь Стриин, окаменевший от ужаса, и Еленара, умевшая подавлять в себе все эмоции и импульсы, остались сидеть на местах. Три метра! Три метра вниз пролетела Астрид, прежде чем каким-то чудом перевернувшись в воздухе умудрилась ухватиться за железный прут, который к еще большему испугу всех присутствующих, немного накренился, но не выпал, зацепившись за что-то внутри. Стриин отчетливо видел, как исказилось в боли лицо его ученицы, как на глазах навернулись слезы, но она висела. Подтянулась Астрид с очень большим трудом, рука, которая скорее всего сломана или вывихнута, уже не слушалась и поэтому подтягиваться пришлось левой, закидывая ноги на доску, торчащую неподалеку.

Стриин смотрел на свою ученицу и ждал, когда она крикнет, что сдается, проходить испытание акробатики с поврежденной рукой, все равно что плыть с камнем на ногах. Минута, другая, а Астрид так и сидела на высоте примерно четырех метров переводя дыхание. Стриин было уже хотел сам попросить мастеров об остановке экзамена, но тут произошло непоправимое. Астрид в полутёмном зале умудрилась встретиться глазами со своим учителем. В ее глазах была боль, Стриин это видел, но помочь ей ничем не мог. Он видел, что она нуждается в совете и помощи своего мастера, но Стриин мог лишь запрятать свой страх по глубже, и посмотрев на юную деву, глазами, полными гордости и решимости, кивнуть, как бы говоря, что он верит в нее всем сердцем и душой, и примет любое ее решение.

Этот день и этот экзамен, пожалуй, войдет в историю театра как пример неколебимости воли и упорства такого хрупкого создания как человек. Астрид, уловив настрой и поддержку своего мастера, сразу преобразилась. Слезы и вялость ушли, мышцы напряглись, черты лица заострились и она, даже не став перебинтовывать руку, хотя в ее сумочках должен быть набор первой помощи, вновь полезла вверх. Все видели, что в этот раз подъем ей дается куда сложнее, правая рука не работала, болтаясь плетью, поэтому все манипуляции выполняла левая и ноги. Стриин не знал, сколько прошло времени, ему начало казаться, что мироздание остановилось и время больше никогда не пойдёт, но, когда он увидел свою ученицу, стоявшей на вершине башни и державшей в руке что-то маленькое, он понял, что все то время, пока Астрид карабкалась наверх, он стоял на ногах, не дыша и не моргая. 

Когда Астрид, спустилась с вершины башни, что тоже далось ей не особо легко, на сцену вновь поднялась госпожа директор, в этот раз ее лицо было чуть мягче, а льдинки в глазах растаяли, сменившись на тепло и гордость за свою подопечную.

– Астрид Шэль, – голос Еленары остался неизменным, – ты прошла испытание, показав силу духа и решимость. Ты дала клятву богам, и они ее приняли. Готова ли ты начать ритуал?

– Да, – твердо ответила Астрид, держась за покалеченную, и как мог заметь Стриин, уже припухшую руку.

– Тогда ответь мне, дитя, – Еленара вытащила руки из рукавов, продемонстрировав два предмета. – Что символизируют эти вещи.

– В вашей левой руке знак церкви, – Астрид посмотрела на серебреную цепочку, на которой была капля крови, искусно сделанная из рубина, внутри которого был белый сгусток. – Он символизирует преданность церкви крови, а также дает защиту и благословение богов. В вашей правой руке амулет стихийного стража, – девушка смотрела на небольшой кругляшок, красно-белого цвета, он чем-то был похож на монету, только ребра этого были испещрены демонскими письменами. – Он дает власть над демоном, который обитает в душе каждого человека, позволяет заключить с ним контракт и пользоваться его силой.

– Ты хочешь провести ритуал сама, – Еленара на секунду скосилась на повреждённую руку Астрид, – или же хочешь попросить кого-то из присутствующих?

– Сама, – твердо ответила девушка ни думая ни секунды.

Передав знак стража в левую руку Астрид, Еленара отошла на два шага назад, давая девушке пространства. Астрид, не стала долго ждать, она скинула с себя всю верхнюю одежду, оставшись только в повязке, закрывающей грудь, взяла здоровой рукой кинжал, глубоко вдохнула и начала обряд. Кончиком кинжала она вырезала в области сердца круг, чуть больше диаметра амулета, после этого, взяв в зубы перчатку и закусив ее по сильнее, она начала сдирать с обозначенной области кожу, чтобы оставить лишь голое мясо. У Астрид текли слезы, слюни и кровь, но она молчала, крепко кусая кожаную перчатку, в то время как у Стриина болело сердце. Он не мог видеть, как его ученица страдает, но так было надо, таков ритуал и никуда ты от этого не уйдешь. Содрав кожу, Астрид была уже наполовину залита кровью, как и небольшая часть сцены, но это были еще цветочки, это пока лишь подготовка. Взяв по удобнее амулет стража, Астрид сильнее сжала перчатку зубами, а после быстрым движением точно приложила амулет к зачищенной области и тут же отдернула руку, ведь в туже секунду, как холодный кругляш коснулся крови, он начал нагреваться, а письмена демонов на его ребрах начали светиться.