Текст книги "Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

ТЕ ЖЕ И КОТЕЛ

Очень хорошо этот вечер прошел, а ночь начиналась просто прекрасно. Леха отмылся в ванной, побрился свежим одноразовым станком, завернулся в теплый мужской халат. Нинка его даже подстригла «под скобочку» – ей и в парикмахерской работать доводилось – а потом поужинал. У Нинки, кроме щей и холодца, нашлись обрезок батона сырокопченой колбаски, селедка с лучком и бутылка водки «Суворов». Выпили в меру, закусили, поразговаривали. Нинка, конечно, все расспрашивала, как там, в деревне, дела, как Севка с Иркой живут, кто помер да у кого кто родился. Леха, что знал, то и рассказывал. Насчет грибов, конечно, разговор тоже заходил, но про паспорт и все прочие обстоятельства Коровин и словом не обмолвился. Послушал и Нинкины россказни, правда, не больно понятные, про всякие там рыночные отношения и безобразия. Немного телик посмотрели, а потом спать пошли.

Трахаться Нинка не только любила, но и умела, поэтому все получилось очень даже ловко и приятно. Леха впервые за долгое время спал не один, на свежем белье. Очень уж хотелось ему эдак проспать до утра, но – не вышло.

Сколько проспать удалось – не понял. Ложились примерно около одиннадцати, но, когда сон оборвался, была еще глухая ночь. Разбудил их обоих стук в дверь. Громкий, бухающий, тяжелый, аж комната дрожала.

– Открывай, бля! – орал кто-то хриплым злым басом, и Лехе даже спросонья показалось, что этого ночного гостя он знает. По крайней мере, голос ночного пришельца где-то слышал. Но когда Нинка, проснувшись, охнула:

– Вот нелегкая! Котел! – тут Лехе все стало ясно.

Нинка, как видно, была убеждена, что в этот вечер Котел не заявится и не помешает ей с Лехой, а тот заявился. И уж, конечно, не знала, что Котел – это один из мужиков, которых Коровин видел в лесу.

– Открой, падла, дверь вышибу! – Силушек у Котла на это вполне хватило бы.

– Сейчас! Сейчас! – отозвалась Нинка и прошипела: – Бабка, засранка, дверь открыла! Убью ее, точно!

– Что делать-то? – У Лехи даже штанов не было. Не прыгать же голышом со второго этажа? А ведь если этот Котел ревнивый, он, даже не зная про паспорт, может Коровина на месяц в больницу отправить… А может, и на кладбище.

– В шкаф лезь! – натягивая трусы и влезая в халат пробормотала Нинка. – Я его успокоить попробую… На кухню уведу или в ванную. А ты смоешься…

Сколько Леха анекдотов слышал про то, как бабы любовников в шкафы прятали, сколько ржал над ними, а теперь не до смеха было. Он запахнулся в халат, успев только подумать, сумеет ли Нинка, упрятать его обувку и одежку, которая лежит где-то в другой комнате, и полез в гардероб, туда, где на плечиках висело с десяток продушенных Нинкиных платьев. Кое-как закрыв за собой двери, он чувствовал себя точно так же, как в ельнике у оврага…

Нинка открыла дверь, и в ту комнату, что была за тонкой перегородкой, с грохотом вломился Котел.

– Ты чего не открывала? – проорал он и со звоном залепил Нинке оплеуху. Не очень сильную, но Леха слышал, как она ахнула и шарахнулась задницей о край стола.

– Юра-а-а… – захныкала Нинка. – Ты чего-о? Я спа-ла-а…

– Врешь, паскуда! У тебя мужик тут! Мозги пудришь? На!

И так треснул ее наотмашь, что она, опрокинув спиной стул, слетела на пол.

– Убива-а-ают! – истошно заорала Нинка. – Але-ша-а-а!.

– Ах, Алеша?! – злорадно прорычал Котел. – Вот тебе! Поймей своего Алешу!

Похоже, он уже пинал Нинку ногами. Во гад! И хотя знал Леха, что шансов у него ноль без палочки, выскочил из гардероба. Подхватив с пола тяжелую бутылку из-под шампанского, он прыжком вылетел за перегородку.

– А вот и Алеша… – сказал Котел, еще разок пнув Нинку по заднице. – Ну что, поговорим, а?

Леха стоял со своей 0,8, занесенной, как граната для броска. Котла он видел только с десяти шагов, не ближе, а теперь он стоял совсем рядышком. Ровно на голову выше Лехи, мощный, как шкаф. Кулаки, ботиночки на тяжелых подметках. Челюсть квадратная, лоб низкий, глаза маленькие, по-удавьему холодные. Сдавит лапой за кадык – и хана. Но может, и не лапой. Кожаная куртка была распахнута на груди, и за ремнем широких зеленоватых штанов виднелась рукоятка пистолета. Выдернет – и грохнет…

Наверное, на роже у Коровина отразился такой испуг и ужас, что Котел, смотревший на него сверху вниз, изобразил на своей роже что-то вроде ухмылки.

– Ты чего, мужик, драться пришел? Ну, давай, дерись… Только махай осторожно, не рассыпься. Давай, давай!

У Лехи руки и ноги стали ватными. А потом – затряслись. Мелкой дрожью. Опустилась бутылка, сил не стало ее держать.

– Ладно, – протянул Котел с ленцой. – Пять минут тебе, чтоб отсюда свалил. Понял? И забудь сюда дорогу, козел!

Нинка на полу тихо всхлипывала. Котел ей морду разбил капитально. Кровь из носу текла, а под глазом фингал набухал. А он, Леха, эту бабу, землячку из родного села, которая его всегда так хорошо, бескорыстно и по-доброму принимала, защитить не может… Трус!

– Время пошло! – напомнил Котел, глянув на часы. – Не бойся, раньше не трону. И бутылку поставь, все равно не удержишь…

Леха сделал пару шагов к своим шмоткам, которые лежали на стуле, и тут же получил несильный, но обидный пинок в зад.

– Живей давай, сморчок хренов! Минута прошла.

Зря он это сделал. Не пни он Леху, тот бы, не рыпнувшись и по-прежнему трясясь, оделся бы, уложившись в отведенное время с запасом, и пехом дунул бы из города, уже забыв и про паспорт, и про Севку, и про Нинку… Но этот презрительный пинок, которым Котел угостил Коровина, ни в хрош его не ставя, вдруг прожег Леху такой яростью, такой злостью, которая обо всех страхах заставляет забывать и действовать уже не по воле разума, а по воле сердца…

Леха, которого пинок отбросил еще на пару шагов дальше, к стулу, схватил стул, развернулся и изо всех сил швырнул его, целясь в башку Котла. Тот успел заслониться локтем, но увернуться не сумел и шатнулся назад, а в это время все еще хныкавшая на полу Нинка то ли случайно, то ли нарочно вытянула ногу. Котел зацепился за нее пяткой, потерял равновесие и грохнулся навзничь.

– А-а-а! – заверещала Нинка, ящерицей вывернувшись из-под ног Котла, крепко приложившегося затылком о комод и немного обалдевшего. А Леха, понимая, что ежели очухается Котел, то придут полные кранты, сорвал с себя халат, набросил его Котлу на морду и прыжком насел на детину. И изо всех сил, давя левой рукой туда, где под тряпкой ощущалось горло, кулаком, правой стал долбить Котла по роже. Словно хотел башку размолотить в черепки.

– Убью! Убью, падла! – рычал из-под халата разъяренный бугай, силясь освободить руки, которые Леха ему коленями к бокам придавил.

Котел левой рукой судорожно дернул за край скатерти, она съехала со стола, и вся неубранная посуда, ложки, вилки и прочее сыпанулись на пол на Леху и на самого Котла. От неожиданности Леха чуть ослабил хватку, и этого было достаточно, чтоб Котел выдернул обе лапищи и легко свалил Коровина набок.

– Ну все, сучара! – торжествующе прорычал он. – Хана тебе!

Лехина правая рука совершенно случайно вцепилась в гладкую рукоять кухонного ножа, свалившегося со стола вместе со всем прочим барахлом. Он не бил ножом, это точно! Просто в тот момент, когда разъяренный Котел опрокинул Леху на спину, а потом уже готов был раздавить ему горло или расплющить затылок об пол, крепкая нержавейка ножа снизу вверх въехала ему под ребра.

– Ой, ма-а! – вырвалось у него.

Котел откачнулся назад, Леха с перепугу отдернул руку с ножом, и тут хлынул такой поток кровищи, горячей, липкой, алой… Коровин поросят резал, курам головы тяпал, но чтоб столько из человека – еще не видел. Он рванулся, скользнул по полу под стол. Нинка, пока мужики дрались, уползла в угол и сжалась там в комочек. Леха, совершенно голый, весь снизу забрызганный кровью, выбрался из-под стола и вскочил на ноги, все еще держа в руках нож.

Сам его когда-то, еще на заводе, смастерил для Нинки – колбасу резать… А теперь что выходит?

Котел сидел на полу, спиной привалившись к дивану, и все пытался, силился зажать рану, но из нее хлестало, брызгало вовсю.

– Ты, штымп вонючий, – пробормотал он совсем тихо, подняв на Леху глаза, которые смотрели теперь почти по-человечески, но уже мутнея, – ты ж меня убил… Насмерть убил, понимаешь?

Он дернул правой рукой из-за пояса пистолет, но уже не мог его поднять и тут же выронил на пол. Леха ногой отпихнул пистолет подальше в угол.

– Братан! – совсем побледнев, пробормотал Котел умоляюще. – Спаси, все прощу! Чего ж мы так, по дури-то… Мне двадцать семь всего, у меня мамка с ума сойдет… Вытащи меня, братан!

Леха не представлял, что делать. Хрен его знает, подойдешь к такому, а он тебя и удавит напоследок.

Зато сорвалась с места Нинка. Точно, чем крепче бабу бьешь, тем больше она любит. Только что ей этот друг морду сапогами чистил, еще кровь на лице, а туда же, милосердничает.

– Юрочка! Юрочка, родненький! Не помирай, не помирай, пожалуйста! – заорала она, схватила какое-то полотенце, вату и марлю, начала неумело мотать все это на живот Котлу.

Леха тем временем, как был, добежал голышом до ванной, смыл душем кровь. Там же нашел свои грязные трусы и майку, надел, вернулся в комнату, где натянул на себя все остальное. Повязка на животе у Котла была уже наложена, но намокала быстро.

– Братан… – пробормотал еще раз Котел. – Тачку водить умеешь?

– Случалось… – ответил Леха.

– Свези меня на Полевую, в больницу. У нас там лекарь свой, поможет. Никуда не заявит… Свези, а? Жить хочу! Жить…

Идти он не мог, не притворялся. А веса в нем, пока еще живого, было под сотню кило. Может, чуть поменьше, если крови пол-литра вытекло. Надрываться из-за этой морды? И потом, привезешь его лекарю, а там дружки… Намотают на нож кишки!

Но Коровин отчего-то пожалел Котла. Наверное, оттого, что тот его не стал бить, когда увидел в глазах испуг, а только пнул под зад. Вот зачем он это сделал, дурак? Ведь разошлись бы по-мирному. Небось, и Нинку он досмерти не убил бы. И чего все хорошие мысли в голову приходят после того, как чего-то стряслось? Судьба ж индейка, а жизнь – копейка. Подвернись ножик Котлу, повез бы он Леху в больницу?

И все-таки ведь не гад же Коровин, верно? Лежит человек с распоротым брюхом, умоляет Леху отвезти его к доктору, который обслуживает членов банды, ничего не сообщая в милицию. Может, и впрямь надо так сделать. Может, тогда и с паспортом дело проще обойдется? По-человечески…

В общем, наскоро застегнув на Котле куртку, Леха с помощью Нинки выволок его во двор. Тяжко это было, ничего не скажешь, но сдюжили.

– Тут рядом, – пролепетал еле слышно Котел, – у баков. Ключики в кармане… Возьми…

За кучей баков стояла машина. Серая «восьмерка» с темными стеклами.

– Она у меня на сигнализации не стоит, – сказал Котел, – открывай, не беспокойся…

Коровин отпер сперва правую дверь, и они с Нинкой еле-еле, пыхтя и мешая друг другу, втащили на правое переднее сиденье раненого.

– Давай в дом, – приказал Леха Нинке, выскочившей на ночной холод в халате на голое тело и тапках на босу ногу. – Простудишься…

Прав у Лехи, конечно, не имелось, но машину он водил неплохо. Правда, не знал, как по городу получится. Хоть и ночь, движения почти нет, но гаишники-то не дремлют…

Завелась почти сразу, не успела, видно, простыть.

– Братан, – прошептал Котел, – плохо мне… Скорей вези, жми…

– Где это, Полевая? – спросил Леха. – На Усыскина выезжать?

– Не надо… Ты дом объедь, вправо… Сюда, точно. В ту дырку, между сараями. Направо потом. И дальше, через дворы, все прямо… Там скажу.

Леха поехал. Дальний свет метался по обшарпанным стенам, мусорным ящикам, бакам и кучам. Прокатил через две шеренги жестяных гаражей и деревянных сараюшек, повернул вправо. Здесь была другая застройка – хрущевки. Одинаковые коробки-пятиэтажки стояли в шесть рядов. Леха ехал между пятым и шестым рядами, ни огонька в окнах не светилось.

– Слышь, дальше-то куда? – спросил Леха, доехав до восьмого по счету дома и упершись в Т-образную развилку. – Направо или налево?

Котел не ответил. Лсха притормозил, снял руку с баранки, тряхнул Котла за плечо. Тот замычал, открыл глаза.

– Дальше куда, спрашиваю?

– Туда… – уже совсем тяжело прохрипел Котел. – Влево…

Леха поехал вдоль забора, похоже, какой-то армейской части, потом вдоль торцов пятиэтажек. Котел опять закрыл глаза и стал наваливаться на Леху сбоку.

– Не спи! – заорал Леха в испуге. – Не спи, сдохнешь!

Котел молчал. Коровин плечом оттолкнул его от себя, нажал тормоз.

– Ты чего? – Леха поставил «восьмерку» на ручник и пошлепал Котла по щекам. – Юрка! Ты чего?

Котел скосился набок и макушкой уперся в стекло правой дверцы. Леха заглушил мотор, обеими руками встряхнул Котла.

– Ты чего… – язык присох, еле ворочался, не мог выговорить страшное.

Котел не двигался. Когда Леха его тряс, голова бессильно моталась. Неужто помер?

Расстегнул на Котле куртку, прижался ухом к свитеру… Не тюкает. Еще раз тряхнул – из куртки вывалился тяжелый, пухлый бумажник. Раскрылся. В слабеньком зеленоватом свете приборов на панели автомобиля Коровин различил, что полбумажника набито купюрами, а в другой лежит записная книжка с маленькой металлической авторучкой. Подобрал бумажник и как-то машинально сунул себе в карман. Еще раз по щекам похлопал, еще раз тряхнул. Ничего…

Мертвый. Тут Леху опять ударила дрожь. Он трясущейся рукой открыл левую дверцу, задом выскочил, захлопнул… Огляделся.

Никого и ничего. Окна не светятся, на дворе ни души. Леха сделал пару шагов назад, пятясь от машины, а потом развернулся и побежал бегом. Быстро, как только мог при своем пропитом и прокуренном организме. Бежал просто, абы куда, абы подальше от человека, который только что говорил, а теперь помер…

Вроде, казалось, будто недолго ехали, а пешком получилось долго. Но почему Леху принесло обратно к Нинкиному дому – хрен его знает. Не хотел он туда возвращаться, не собирался – а ноги сами принесли. Очухался только у двери, когда звонил.

– Сейчас, сейчас! – отозвалась Нинка.

Открыла, даже не спросив, кто. Но испугалась так, будто не Леха вернулся, а кто-то еще. Выглядела Нинка получше, чем перед тем, как Леха увез Котла. Она успела умыться и синяк под глазом слегка припудрить. Впустила Леху на темную кухню, закрыла дверь в коридор. Зачем-то глянула в окно.

– Ты зачем вернулся? – прошипела она. – Уходи сейчас же!

– Помер он… – пробормотал Леха тихо. – В машине…

– Уходи отсюда! – прошипела Нинка. – Сейчас сюда его ребята приедут. Через минуту после того, как ты уехал, позвонили. Нужен им, срочно.

– А ты чего сказала?

– Я… Я сказала, что нету его у меня. Они не поверили. Сказали, что через пять минут приедут, проверят. Уходи, скорей уходи! Я только более-менее все прибрала, кровь затерла, посуду битую выкинула. Ради Бога, беги отсюда, пропадем ведь…

– Так ведь бабка все равно проговорится, – напомнил Леха. – Надо вдвоем!

– Найдут. Если я с тобой уйду, найдут, в деревню наедут. Уходи, не телись! А бабка не дура, она уж все поняла. Помолчит.

Леха сделал только шаг к выходу, когда за темным окошком кухни мелькнули пучки света мощных фар.

– Ой! – взвизгнула Нинка. – Проканителились! Все!

– А может, не они? – понадеялся Леха.

– Да они, они! Ой, Господи! Куда ж тебя девать-то? Сейчас ведь придут!

Леха даже как-то не сообразил, что вполне может назваться каким-нибудь племянником, кого-нибудь из жильцов, которых сейчас нет. Приехал, понимаешь, а их дома нет… Куда там соображать, когда чуть с ума не сходил от страха.

– Придумала! – Нинка схватила Леху за руку и потащила в комнату.

Леха только успел подумать, что, может, лучше вниз проскочить, но оставил эту мысль при себе. Страх парализовал ум.

ТАНЦУЯ ОТ ПЕЧКИ

Нинка притащила Коровина в ту самую комнату, где они мирно почивали перед появлением Котла.

– В шкаф полезешь! – сказала Нинка.

– Да я уж лазал… – пробормотал Леха, указывая на гардероб.

– Не в этот, – отмахнулась Нинка, – вот сюда, в стенной. Смотри!

Она распахнула дверцу, старинную, с бронзовой позеленевшей ручкой. Там было несколько узких, в полметра шириной, полок, на высоте сантиметров сорок друг от друга. Все забиты стопками белья, кошке не втиснуться.

– Ты что, смеешься? – выпучился Леха, но Нинка, не отвечая, решительно выхватила с нижней полки сначала одну стопку простынь, потом другую, уложила на кровать и приказала:

– Лезь, там, за доской – пусто. Ногами лезь, дурак!

Леха прилег на пол, сунулся ботинками в доску, она подалась. Вполз внутрь, ногами вперед.

В это время тишину прорезали три громких и грозных звонка.

– Пришли! – лихорадочно забрасывая стопки белья на полку, прошептала Нинка. – Там шпингалеты есть, дверку закрой!

Леха убрал голову за доску, нащупал шпингалеты, задвинул. Нинка захлопнула дверь шкафа, и стало совсем темно.

Осторожно ощупав все руками, Коровин понял, что посажен внутрь неработающей и замурованной печки. Между тем Нинка уже открыла дверь гостям. В коридоре затопало сразу несколько пар тяжелых ног, загудели громкие, не привыкшие стесняться, голоса. Открылась дверь, ведущая из комнаты в коридор, послышалось заискивающее воркование Нинки:

– Да нету, нету его у меня, ребята! Разве я стала бы врать?

– Не мельтешись, подруга, – властно посоветовал кто-то солидный. – У нас свои глаза есть. Посмотрим, разберемся…

– Смотрите… – пролепетала Нинка. – Сказала же – нет его.

Стали двигать мебель, что-то высматривать. Двое прошли за перегородку. Леха затаил дыхание. А когда один заглянул в стенной шкаф, то у Коровина чуть сердце не остановилось. Но все обошлось. В шкаф бандюга не полез, даже белье не выкинул. Пошарив в белье, он вернулся к остальным.

– Нет ничего, Барон, – сказал тот, что осматривал спальню, и Леха узнал голос Лопаты, одного из тех, кто был в лесу с Котлом.

– А ты под кроватью смотрел? – еще один знакомый голосок проклюнулся: Мосел ехидничал.

– Смотрел, там нету…

Дружно и громко заржали. Затем тот, солидный, резко оборвал хохот.

– Закончили смешочки. Ну-ка, Нина Батьковна, колись напрямую; когда Котел отсюда ушел?

– Да не было его! Не было, ребята, – повторила Нинка.

– Ты не бойся, дуреха, – пророкотал Барон. – Ничего он тебе не сделает. Скажи честно, был он здесь или нет? Думаешь, если ты фингал замазала, так я не пойму, кто тебе его поставил?

– Ну…

– Был или нет?! Второй фингал хочешь?

– Был! – взвизгнула Нинка. – Был и ушел, как вы позвонили. А мне велел не говорить, убить обещал…

– Вот это похоже на дело. Он один был или с кем-то?

– Один.

– Точно? Может, тоже не велел говорить?

– Один, точно говорю, один!

– А не говорил тебе Котел, отчего это он нас застеснялся?

– Нет. Он только сказал, чтоб я вам ничего не говорила, и все.

– А спрятать он тебя ничего не просил?

– Не просил.

– Честно? Ничего-ничего? Даже мелочь какую-нибудь?

– Вот привязался! Ни шиша он мне не давал. И прятать не просил.

– Смотри, если найдем что-нибудь! Лучше сразу скажи.

Но тут что-то затюлюлюкало. Должно быть, телефончик такой, как в импортных фильмах показывают. Карманный.

– Слушаю! – прогудел Барон. – Привет, Кеша. Чего не спится на страже мирного труда? Ну, огорчай, если не очень… Ах, очень?! Да-а? Совсем? Ладно, сейчас подъеду.

– Чего случилось? – поинтересовался Мосел.

– Ничего особенного. Котла замочили. Насмерть. Сворачиваемся отсюда! А ты, Нинуля, подумай хорошенько. Мы не прощаемся!

Они с шумом вышли из комнаты, протопали по коридору, хлопнули дверью. Потом откуда-то с улицы долетел шум заводящегося мотора.

Леха впервые за полчаса разрешил себе шумно выдохнуть. Но вылезать не решался до тех пор, пока Нинка не постучала в доску.

– Вылезай! Уехали!

Сначала открыл шпингалеты, потом подождал, пока Нинка снимет с полки стопки простыней, а затем, упершись ногами в кирпичи, решил вылезать…

И тут – грюк! – каблук Лехи выдавил кирпич. Дрынь! – кирпич лязгнул о что-то металлическое.

– Чего там? – спросила Нинка.

– Печку вашу развалил… – пробормотал Леха, оборачиваясь. – Ну-ка, отойди, не засти свет!

Нинка отошла от двери стенного шкафа, Леха приподнял доску, чтоб светлее было, и сам отодвинулся в сторонку. Высветилась печная топка, полукруглый свод. А в поду печи зияла дырка. Один кирпич вообще провалился вниз, к поддувалу, а еще несколько провисали и шатались. Леха сунул руку в дыру, нащупал что-то вроде стальной коробки или ящика.

– Ты чего, застрял, что ли? – нетерпеливо проговорила Нинка. – Давай, вылазь побыстрее! А то вдруг вернутся?!

Это Леху остудило. Нечего тут разыскивать, когда самое время драпать. Он торопливо выбрался из тайника на свет божий, отряхиваясь от кирпичной пыли и мела.

– Все, – сказала Нинка. – Катись побыстрее, уже светает!

– Блин, – пробормотал Леха, – у меня ж его пистолет и бумажник…

– Ну и забирай их с собой! Куда хошь выбрасывай, только здесь не оставляй! Если Барон их найдет – убьет меня, точно!

Она почти силой довела Леху до выхода из квартиры, но потом вдруг спохватилась:

– Погоди! Я выйду, будто мусор выносить, а заодно гляну, может, они кого приглядывать оставили…

Набросив курточку поверх халата, Нинка схватила на кухне мусорное ведро и вышла за дверь, а Коровин воспользовался ее пятиминутным отсутствием, чтоб поглядеть при свете, что ему от Котла досталось.

Сначала рассмотрел пистолет. Смешно, но когда явилась команда с Бароном во главе, Леха о нем и не подумал. И хорошо, наверное, что не подумал. Он из пистолета стрелял только пару раз, да и то лет двадцать назад, когда в армии служил. А эти, небось, почаще тренируются, да и руки у них не трясутся… Но все-таки игрушка полезная. Леха сунул пистолет в левый внутренний карман куртки. Потом изучил бумажник. Конечно, для начала купюры. Их была толстая пачка. Сверху лежало около двадцати штук мелочью: сотки, двухсотки, пятисотки, – тыщи, пятитысячные. Дальше – десять десятитысячных. Потом пошли крупненькие – двадцать полтинников и десяток стольников. А ниже всех, в самой глубине бумажника, прятались те самые таинственные «зеленые», о которых Леха давно и много слышал, но в руках никогда не держал. Там было ровно десять бумажек с портретом какого-то лысоватого мужика и цифиркой «100». Это ж сколько оно, если поменять? Леха хотел было глянуть в записную книжку, но тут с лестницы послышались шаги. Коровин пихнул бумажник в правый карман куртки. Вернулась Нинка и сказала:

– Все чисто. Давай, беги.

Дважды это повторять не пришлось. Леха чмокнул в щечку Нинку, а затем выскочил за дверь и сбежал вниз по лестнице.

Уже почти рассвело.

Коровин торопливо проскочил проходные дворы и подворотни. Леха нынче мечтал только об одном: благополучно добраться до вокзала, не намозолив глаза никаким властям или бандитам. Теперь, правда, можно было раскошелиться на билеты. Леха, конечно, знал, что, строго говоря, денежки, доставшиеся от Котла, чужие. Но ведь не побежишь же искать его родню, чтоб вернуть? Тем более, не будешь объяснять им, что Котел сам зарезался…

Чем дальше Леха уходил от Нинкиного дома по улице Усыскина, тем больше успокаивался. Улица под утро была пуста и хорошо просматривалась, несмотря на все свои извилины. Во всяком случае любую милицейскую машину, если бы она вдруг появилась, Леха успел бы увидеть загодя.

Милицию Коровин боялся потому, что в карманах его утрюханной куртки лежали пистолет и чужой бумажник с деньгами. Конечно, проще было взять себе на дорожку тысяч сто, а пушку, доллары и прочее швырнуть в ближайшую урну или мусорный бак. Тогда бы можно было не беспокоиться, что остановят и обыщут. Странно, но Лехе, хоть и было жутко при воспоминании о смерти Котла, но он не чувствовал себя убийцей и грабителем. Побаивался что заберут, но куда больше боялся, что вдруг откуда-нибудь выскочат дружки Котла во главе с Бароном и закричат: «Попался! Мы тебя отследили!» И тогда останется Лехе одно: пальнуть в них из той пушки, которая досталась от Котла. Обойму он посмотрел еще у Нинки – восемь патронов были на месте, а в стволе – девятый. Это Леха тоже выяснил еще у Нинки, чуть оттянув затвор и глянув в окошко, откуда гильзы вылетают.

Что же касается денег, то их бросать было и вовсе жалко. Уж очень много. Если б еще как-то «зеленые» поменять – тут Леха был полный профан – то хватило бы аж до следующего года. Нет, бросать эти самые два лимона с хвостом и тыщу долларов Коровин не собирался.

Благополучно проскочив всю улицу Усыскина, Леха оказался на Караульной и перебежал на другую сторону. Пройдя метров сто, он очутился напротив той трамвайной остановки, где его высадили контролеры. Удивительно, но, припомнив об этом вчерашнем случае, Коровин даже не подумал о том, что теперь у него есть деньги на билет. Показал бы этим ребятам пушку – их бы самих из вагона как ветром сдуло.

Трамвая дожидаться Леха не стал. Рано, наверное, еще не ходят. Пешочком надежнее.

Милицейская машина прошла мимо него на средней скорости. Леха даже испугаться не успел. Проехала и проехала, какое им дело до одинокого мужика, топающего себе куда-то в ранний час. Может, и ищут они убийцу Котла, поскольку Барону, судя по разговору, звонил какой-то друг из ментуры. Ишь как, вправду ведь совсем скорешились! Но даже если ищут, то вряд ли такого, как Леха. Слишком уж слабоват он, чтоб Котла прирезать.

Постепенно на улице стали появляться прохожие. Сначала один вышел из дома на противоположной стороне улицы, потом какая-то баба с пудельком процокала, затем какой-то спортсмен пробежал трусцой, должно быть, думая, что от инфаркта удерет. Так или иначе, но теперь Леха не маячил своим одиноким хождением. Да и милиционеры, как видно, от ночной службы устали, решили передохнуть.

Не торопясь, прогулочным шагом, Леха добрался до следующей трамвайной остановки – «Кинотеатр «Победа». Чуть дальше была остановка 7-го автобуса. На остановке, когда-то застекленной, но уже давно превратившейся в скелет, висел плакатик с указанием маршрута. Шел он к вокзалу, там была конечная.

И – вот порадовался Леха! – едва он отвернулся от плакатика, как появился автобус. В нем человек пять сидело, кроме водителя. Автобус остановился, Леха прытко взобрался, подошел к водителю, протянул десятку.

– Ты что, мужик, с похмелюги, что ли? – проворчал тот. – Гони еще три! Видишь, на кабине написано: «13 тысяч»?

– А сколько талон стоит? – спросил Леха. – Тыщу? На нем же написано…

– Не тяни время, а? – Леха дал еще три. Не ругаться же?

Автобус поехал, свернул куда-то в сторону от трамвайной линии. Леха пробил талончик, уселся к окну. Скорей бы к вокзалу добраться! Не-ет, если все нормально, он сюда близко не подъедет, к городу этому. Ни за что и никогда.

Конечно, был где-то в его душе вредный такой червячок сомнения. Грыз, скребся, бередил душу. А вдруг этот Барон догадается спросить бабку-соседку? Начнет трясти Нинку, а та сдуру не только заложит Леху с потрохами, но и расскажет, как его найти? Не такая уж дальняя деревня – за часок доедут на машине, максимум за полтора. Нет! Пистолет надо оставить. Этот «Макаров» – вещь полезная. Хрен с ним, пусть за него сажают, но хоть не быть перед этими волками беззубым…

Тут припомнилось – наконец-то! – то, из-за чего Леха во все это вляпался. В смысле паспорт, Севкин вчерашний отъезд в город, корочки с листочками, которые сейчас лежали рядом с записной книжкой Котла. Интересненько, где-то сейчас Сева? Не из-за него ли Барон Котла ночью разыскивал? Может, влип Севка?

Страшновато стало. Ведь тогда крутые его точно начнут трепать, что и как. И тоже на Леху могут выйти. Из-за какой-то паршивой бумажонки. Да, в деревне-то не больно спокойно посидишь… Вот чудак Севка! Если не сказать хуже! На фига поехал? Хорошо, если не дозвонился по этому телефону, который на 34 начинается, или там действительно родня оказалась…

Леха постарался успокоить себя тем, что Севка, хоть и заводной, но отходчивый. С похмелья погнал на мотоцикле в город, проветрился и, может, где-то с полдороги обратно повернул. Или даже доехав, звонить не стал, когда получше все обмозговал, по-трезвому. И может, тоже сейчас за Леху переживает.

Неожиданно в мерном урчании автобусного мотора что-то нарушилось. Он закряхтел, заглох, и водитель, высунувшись в салон через форточку, объявил:

– Все, приехали, господа-товарищи! Автобус дальше не пойдет. Поломка!

– Сидевшие в салоне – мужики в основном – дружно выматерились без конкретного адреса. Кто-то сказал, что при Советах так не было, другой возразил, что было, третий обозвал всех баранами, четвертый решил ему за это в рыло заехать… Короче, Леха с автобуса поспешил слезть и пешочком двинулся дальше – хрен его знает, когда следующий пойдет.

Пройдя шагов пятьдесят по улице, застроенной кирпичными пятиэтажками и блочными девятиэтажными башнями, Леха сподобился глянуть на название улицы и номер дома. Вот чудеса!

На углу стоявшей в окружении деревьев серой девятиэтажки проглядывала черная крупная надпись: «Спортивная ул., д.45».