Текст книги "Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

КОСТОПРАВ

– Спасибо, Иван Петрович! – сказал Леха. – Помогли сильно… Извините, но мне пора.

– Погоди, – запротестовал Кусков, – ты хоть бы рассказал, как эти бумажки к тебе попали!

– После, после расскажу, уж извините. Меня участковый ждет.

– Да это не в милицию, это в КГБ надо… – Леха услышал слова Петровича уже на улице. Он торопился, чтоб участковый не укатил без него. Но все вышло удачно.

Участковый подкатил к Лехиной избе на мотоцикле ровно в 19.00.

– Не раздумал? – поинтересовался он!

– Нет, – сказал Леха, усаживаясь в коляску.

«Урал» затарахтел, захрюкал и покатил по глинистой дороге под гору. Через десять минут езды – как мило пошутил Пономарев, «каждая из них могла стать последней» – не слетев в кювет и не заюзив по грязи, они подъехали к промтоварному магазину, над которым светилась вывеска ТОО «Колосочек». У магазина стояла серая «Нива», а рядом с ней вполголоса беседовали приземистый бородач в кожаном пиджачке и некий детинушка в камуфляжной форме, даже не обернувшийся на треск мотоцикла.

– Маленький – Абрамян, а большой – Костя, – тихонько сообщил Михалыч. – Пока помолчи, постой, я подойду, оценю обстановку…

Леха отошел на шаг от мотоцикла, чиркнул спичкой и закурил. Участковый приблизился к беседующим:

– Ну как, гражданин Абрамян, прием-сдача дежурства произведены, замечаний нет?

– Никак нет, гражданин начальник! – приветливо улыбнулся бородач, блеснув золотыми фиксами. – Все в ажуре…

– …И хрен на абажуре, – мрачновато смерив участкового взглядом, срифмовал Костоправ. – У нас с Абрашей проблем нет. А как у вас? Преступность не падает?

– Нет, – вздохнул Михалыч с утрированным сожалением, – хотя и не растет. У нас рождаемость падает. Меньше бандитов родится. А убивают – больше.

– Слава Богу, – порадовался Костя, – стало быть, вы, товарищ капитан, до пенсии доработаете, безработным не останетесь? Душевно рад. Но мне почему-то кажется, что у вас есть какая-то беседа лично ко мне? Или и ошибаюсь?

– Нет, не ошибаетесь, гражданин Епифанов.

– Ужас какой! – Костя старательно вздрогнул. – С детства боюсь милиции. Честное слово, на этой неделе, гражданин начальник, я ничего не нарушал. Даже окурки в урну клал. В мусорную.

Слово «мусорную» Костя произнес подчеркнуто и с особым удовольствием.

– И на прошлой тоже? – прищурился Михалыч.

– По-моему, тоже. А что, у мусорки другие данные?

– Нет, пока такие же. Какие уж нарушения в нашем тихом районе? Вот в городе – там трудно. С Михаилом Коноваловым-то, как, простились уже?

– Некультурно это, Андрей Михайлович, – вздохнул Костя. – Не надо обострять чувства в ущерб разуму.

– Между прочим, если тебе интересно, могу поделиться маленьким наблюдением. На территории участка сегодня примерно с 12 до 14 часов находилась автомашина-иномарка «ниссан-патрол», по некоторым данным, принадлежащая господину Антонову из фирмы «Гладиатор».

– Мне докладывали, – сказал Костя. – Повторную информацию не оплачиваем. Еще что-нибудь есть? Шутки-шутками, а мне домой пора. Жена волнуется, дети плачут.

– Тут есть один товарищ, – участковый кивнул на Леху, – который хочет тебе кое-что интересное сообщить. Между прочим, это по его душу «гладиаторы» приезжали.

– У него время есть? – спросил Костя. – Может проехаться с нами до шоссе?

– Могу, – кивнул Леха и довольно решительно подошел к Костоправу.

– Тогда садись. Учти, едем быстро и говоришь ты тоже быстро. Не тяни и не мудри.

Откуда-то взялись еще три мощных паренька, которые очень ловко «помогли» Лехе усесться в автомобиль. «Нива» ловко развернулась на сельской улице и покатила в направлении шоссе.

– Рассказывай, – потребовал Костоправ. – У тебя десять минут, – потом выкинем и живи, как хочешь.

Леха, которого два мальчишечки под сто кило каждый едва не раздавили боками на заднем сиденье, начал, слегка волнуясь:

– Про банкира Митрохина слышал?

– Это кто? – Еще не настолько стемнело, чтоб Коровин не сумел заметить некоторые движения на лице Костоправа, которые показывали, что он знает Митрохина, и даже слишком хорошо.

– Человек хороший, – с неожиданной наглостью сказал Леха, внутренне радуясь, что пистолета у него не искали, а потому пока и не отобрали. – Только уже мертвый. Так же как Котел, Мосел и Лопата.

– Не понял… – угрожающе прищурился Костоправ. – Ты что, наширялся, мужик? Пургу гонишь?

– Ага, – кивнул Коровин с еще более отчаянной наглостью, – с ветром! Митрохина он не знает!

– Ну, допустим, – уже озадаченно пробормотал Костя, – Митрохина я знаю, хотя на брудершафт не пил. И знаю, что он пропал. С товарищами, которых ты, зёма, перечислил по порядку номеров. Но об их скоропостижной кончине я, извини меня, не слышал. Некрологов не читал. И не бери меня на пушку, майор! Я твоего друга, Михалыча, уважаю. Поэтому высажу тебя из машины без тяжких телесных повреждений и вообще мирно. Другую разработку придумывайте! Тормози, Володя!

Машина остановилась у обочины, в километре от околицы.

– Ха-ха-ха! – совершенно неожиданно закатился Леха. – Ой, блин, это ж надо же!

– Крыша поехала? – изумленно выпучился Костоправ. – Ты что, опер? Нервишки подвели?

– Не-а! – все еще со смехом, в котором был элемент истерики, выговорил Коровин. – Просто меня первый раз в жизни за мента приняли. А если вы думаете, чуваки, что Михалыч хочет на вас эти четыре трупа повесить, то жестоко ошибаетесь. Он еще ничего не знает. До него городская сводка не дошла.

– Но до тебя-то дошла?

– Я сам ее и сделал.

– Не понял… – произнес Костя и впервые посмотрел на Леху серьезно, то есть очень тяжело и прямо в упор. А Леха поглядел тоже прямо и без испуга. – Без балды? – спросил Костоправ. – За такие слова отвечают, корефан. Я, конечно, человек маленький. И очень добрый. Мне лично ни Котла, ни Мосла не жалко. Если откровенно, я бы даже бутылку выпил с тем, кто им послал привет с маслинкой. Но если ты, падла, мент и подставка, то иди себе с Богом. Лучше сейчас, сразу и быстро. Убедительно прошу. Потому что если поедешь с нами, в натуре встретишься с основным и проколешься, то это – все… Финита ля комедия. Взвесь! Это только в кино Шараповым везет, понимаешь? В жизни все проще.

Лехе стало жутко. Он уже клял себя за то, что от одних бандитов побежал прятаться к другим. Но куда ж теперь деваться?

– Ладно, – сказал он таким спокойным голосом, каким взрослый человек говорит с дитем малым. – Мне, Костя, понятно, что ты человек маленький. И даже очень ясно, что тебе ваш основной может кой-чего лишнее оторвать, если ты ему привезешь какого-то незнакомого человека. Но у меня здесь (Леха похлопал себя по левой подмышке) – ствол. Знаешь, сколько бы дал Барон, чтоб этот ствол сейчас был у него, а я был бы трупом?

– Это почему? – теперь лицо Кости стало явно озабоченным.

– Потому что тогда ему весь ваш колхоз подставить – проще простого. И ваш основной в ногах бы у Пана валялся! – Леха даже сам испугался, не переборщил ли со своим блефом, но все равно молол языком нечто угрожающее, потому что видел, как нарастает в суровых и крутых глазах Костоправа сперва легкое сомнение, потом заметная жуть и, наконец, натуральный страх. – Если узнает основной, что ты меня по дури отдал, тебе скучно будет, уловил?

– Хрен с тобой, – махнул рукой Костя, – поедем. Я тебя предупредил, ты – меня. Мне высокой политики не доверяют, ждут, когда до двух пятидесяти подрасту. Заводи, Вова!

Леха ощутил какое-то приподнятое состояние, будто сто грамм выпил с устатку. Даже забыл начисто, что обещал Ирине и Галине: «Сбегаю до Кускова – и вернусь».

А они-то об этом помнили. Ждали-пождали – Леха не шел. Пообедали. Поначалу молча, поскольку ни та, ни другая не знали толком, кто кем приходится Лехе. Ирина подозревала, что Галина Лехина любовница, а та думала то же самое о другой. Правда, нашли общий язык быстро, когда выяснили, что Леха им обеим – никто. И поскольку ни та, ни другая про судьбу своих натуральных мужей еще ничего не знали в точности, но о многом уже догадывались, то выпив немного, – Галина отказывалась, но Ирка все-таки налила – перешли на «ты» и повели такой откровенный обмен мнениями, как будто всю жизнь были подругами не разлей вода. Конечно, и поплакали, и поругали мужиков, и покаялись во всяких. Вряд ли так получилось бы у самого Митрохина с Севкой. Потому что один всю жизнь принадлежал к категории «начальников», а другой – «мужиков». Бабы в этом смысле попроще.

Но в конце концов пришло время и для рассказов о самых страшных тайнах, то есть о событиях последних дней. Тем более что Леха все не шел, а Иркин Санька, приготовив уроки, уснул без задних ног.

Ирка, узнав о том, что Леха прямо на глазах у Галины застрелил двух бандитов, не поверила. Тем более что дело было после трех-четырех рюмочек.

– Откуда ж у него пистолет? – задала она тот самый простой вопрос, который Галина не сообразила задать В течение дня.

– Не знаю… Но у него и автомат есть.

– Врешь! – сказала Ирка с полным убеждением в своей правоте.

– Идем, покажу! – завелась Галина.

И они, заперев спящего Саньку в доме, отправились в Лехин дом. Пролезли известной дорожкой через подклет, и Галина достала из-под кровати сумку с волнухами, под которыми лежали автомат, коробка с патронами и тот пистолет, что Галина прихватила около убитого Мосла вместе с ключами от машины. Зажгли свет. Глянули…

– Вот это да! – ахнула Ирка. – Да ведь его ж за это посадят!

– А лучше будет, если безоружного убьют?

– Не знаю.

И тут постучали в окно.

– Это я, Алеша, Иван Петрович! Открой!

– Вот нелегкая принесла! – прошептала Ирка. – Он, этот Петрович, в КГБ когда-то служил… Чего будет-то?

Они притихли, но свет-то горел, а Петрович, конечно, в окошко уже и заглянуть успел… К тому же он дорогу через подклет тоже знал.

– Испугались? – сказал он, влезая в комнату к перепугавшимся и не успевшим ничего спрятать женщинам.

– Меня-то бояться не стоит. Я уж все понял. Лешка ведь ко мне приходил, я ему перевод делал. А там четко и ясно написано, что у нас в овраге фашистские диверсанты оружейный склад оставили. Вот у вас он и лежит: чистокровный немецкий «Машин пистоль» образца 1938 года. Некоторые малограмотные его «шмайссером» называют, хотя на самом деле это не так. ППШ, конечно, мне попривычнее, но и с такими дело имел. Ирин, там у Лехи ветошь кой-какая была и керосин в канистре. Будь добра, слазай, дочка!

Ирка полезла, а Кусков ловко вскрыл топориком немецкую цинку.

– Надо же! – вздохнул он. – Прямо как с завода! Вот укупорка, так укупорка. Патрон «парабеллум», калибр девять миллиметров. На двести метров бьет.

Он ловко разобрал автомат и, когда Ирка принесла керосин, принялся за расконсервацию оружия. Аж светился весь, старый хрен! Даже помолодел. И Галине, и Ирине поставил задачи, чего отмывать и как. Потом показал, как чистить ствол шомполом, и по этому поводу как-то совсем не по-учительски, а скорее, по-солдатски, отпустил шуточку, от которой Ира и Галя хохотали минут пять.

Так за часок и управились. Иван Петрович сходил домой, у него для дробовика хранилось немного ружейного масла.

– Немцы – народ аккуратный, – сказал Кусков, смазывая автомат, – оружие тоже аккуратное. Не позаботишься – откажет.

Собрав смазанный и протертый МП-38, Иван Петрович отложил его в сторону и взялся за магазин.

– Вот, – пояснил он, вынул из ящика патрон и большим пальцем утопил его в магазин, – такими вот пульками они нас и убивали. Ну и мы их тоже… Иногда. Мне вот в сорок третьем такой штуковиной бок прострелили. А я в сорок втором, когда они к нам в окоп заскочили, из такого же двух немцев убил. – Патрон за патроном вщелкивались в магазин. – Под завязку, тридцать две штуки. Рукоятка перезаряжания у него слева. Она же – предохранитель. Оттяни назад, заверни вот в этот вырез кверху – и все, случайно не стрельнет. Можно и в крайнем переднем положении зафиксировать – тоже не шарахнет.

Присоединив магазин к автомату, старик откинул металлический приклад, прицепил ремень, приложился в сторону окна.

– Жалко отдавать будет, – заметил он, – а надо. Иначе незаконное хранение оружия получается. Михалыч-то с Лешкой чего-то не едут… А темно уже.

– Так одиннадцатый час, Иван Петрович! – сказала Ирка.

– Может, они там на танцах остались? – предположила Галина.

– Нет, – возразила Буркина, – не может такого быть. Михалыч, если и остался, то потому, что напился. Алеха на танцы не ходит, он дома пьет. Ой, что это?

Послышался надсадный шум машины, взбирающейся в гору.

ОТПОР

– Это не Ванька едет, – определила Ирина, – легковая какая-то.

Неожиданно ритм мотора изменился.

– Притормозили, – отметил Иван Петрович, – вхолостую работает.

Донесся отдаленный стук.

– Высадили кого-то… – прокомментировал старик. – Опять поехали…

Свет фар двинулся по забору, тени лопухов, изгородей, строений побежали в световых пятнах.

– Не наша машина… – заметил дед.

– Ой Господи! – взвыла Ирка. – Да это ж они, те, что днем приезжали! Точно!

«Ниссан» подкатил прямо к калитке Лехиного дома.

– Свет! – прошипел Иван Петрович. – Свет гаси!

Но гости уже заметили, что дома кто-то есть. Из автомобиля вышли четверо в серых куртках, двое сразу же отбежали куда-то в стороны, а двое остались и, не торопясь, пошли к дому.

– Хозяин! – громко, но достаточно миролюбиво позвал один из них. – Выйди на часок, разговор есть.

– Они, точно они! – пролепетала Ирка. – Чего делать-то?

– Не боись! – сказал Иван Петрович. – Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами…

И, выдернув затворную рукоятку немецкого автомата из выреза в крышке ствольной коробки, привел оружие в боевое положение.

– Ребятки! – позвал он таким голосом, каким пожилой учитель умоляет детей не шалить. – Хозяина дома нету. Ехали бы вы отсюда.

– А ты кто ему будешь, дедушка? – удивились во дворе. – Не папаша, случайно?

– Вроде того. Я говорю, ехали бы вы, нету его. Гуляет.

– Понятно. Только ты, дедуля, не говори, что он на танцах. Мы только-только оттуда приехали.

– Уж и не знаю тогда, где. Он человек молодой, мог и к девушке уйти.

– Но к утру-то вернется?

– Не знаю. Ничего не знаю, сынки, идите, спать не мешайте.

– Какой ты, дед, негостеприимный! Мы твоего сына сто лет не видели, можно сказать, в кои-то веки в гости приехали, а ты не пускаешь. Может, он и сам где прячется, а?

– Никто тут, сынки, не прячется. Приезжайте в другой раз, когда светло будет.

– В другой раз, дедуля, нам некогда будет. У нас, как в Америке, время – деньги. Сам откроешь, или помочь немного?

– Я колхоз подниму! – пообещал старик, придав голосу твердость. – Всю деревню на ноги поставлю!

– Старичок, – хихикнули со двора. – Колхоз с того света не поднимешь. Ты лучше открой. Мы тебе ничего не сделаем, честное слово. Если мы твоего Лешу не найдем, то тихо и мирно уедем. А любимая деревня будет спать спокойно, засунув голову под подушку. И видеть сны, и зеленеть среди весны. Даже если мы в тебя немножко постреляем.

– Сынки, – еще раз, но уже очень грозив произнес дед. – С вами разговаривает гвардии капитан Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Если вы, дерьмо собачье, не уберетесь через пять минут, то буду считать вас власовцами и врагами народа!

Со двора откровенно заржали и заметили с укоризной:

– Дедуль, не волнуйся ты, ради Бога! Ты ж так рассыпаться можешь, до инфаркта не дожить…

– Предупредительный! – громко объявил Иван Петрович, но тут Галина заорала:

– Сзади! Они через кухню лезут!

– В угол! – крикнул старик, с неожиданной силой толкнув локтем Ирку в сторону от дверного проема. – На пол!

И сразу после этого почти кромешная тьма, стоявшая в комнате, озарилась вспышками, ночную тишину разорвал кашляющий треск МП-38, а затем – отчаянный, истошный вопль ужаленного пулями человека. В ответ раскатисто, по-молодому, загрохотал «Калашников», зазвенели выбитые стекла, пуля, ударившись в печку – в-ввяу! – пошла носиться по комнатке.

– Ой, мама-а-а! – взвыла Ирка, забиваясь под Лехину кровать.

Галина, подтянув к себе сумку, выдернула из нее пистолет, доставшийся от Мосла. Втиснулась в промежуток между кроватью и комодом, на котором стоял Лехин телевизор, вцепившись в оружие двумя руками, выставила ствол перед собой, туда, где прямоугольниками на фоне мрака выделялись окна.

Со двора донеслись ругань и суматошные вопли:

– У него «шмайссер», блин!

– Бутылку кидай, падла!

– К стене прижмись, уродище! Срежет!

– Прикрой! Окно держи! Поджигай!

Галина увидела, как в окнах, выходивших на улицу – их было два – стало заметно светлее. Что-то подожгли, мелькнуло оранжевое пламя, осветившее чью-то руку и зелень еще не увядших кустов за окошком. Митрохина, не целясь, даже зажмурясь, спустила курок. От грохота выстрела у нее зазвенело в ушах, что-то тенькнуло, пламя вспыхнуло много ярче, и тут же послышался такой истошный, безумный вой, что Галине захотелось заткнуть уши:

– У-у-о-а-а-я-а-а!

Это горел человек. Тог, который других собирался сжечь или выгнать бензиновым пламенем под пули. Но именно ему, облитому горящим бензином из бутылки, что разбилась от попадания пули, пришлось на земле изведать адские муки.

– Стас! – заорали за окном, когда, объятая пламенем, черная тень пронеслась куда-то из палисадника во двор. – Стой, дурак! Сгоришь! Падай! В лужу падай!

Очередь из «Калашникова» стегнула по окнам, живой факел выбежал за калитку, освещая собой темную улицу, к ней с двух сторон подбежали темные фигуры, срывая куртки. Принялись было хлопать ими корчащегося на земле товарища, сбивая с него пламя.

Но через несколько секунд злорадно, со старческим ехидством, закхекал немецкий автомат. Трассеры полоснули и по тому, кто горел, и по тем, кто спасал. Вопль оборвался, и пламя теперь только моталось под ветерком, но уже не носилось на двух ногах. Что-то шипело и противно потрескивало…

– Убивают! – прорезал тишину отдаленный бабий голос. – Милиция!

– Уходим! – истошнее бабы завопил тот самый голос, который всего минут пять назад, может, чуть больше, рекомендовал деду не рассыпаться… Затопотали шаги, еще одна очередь ударила по окнам, лихорадочно залязгали дверцы «ниссана», закряхтел стартер.

– Мужики! – застонал кто-то с улицы. – Помогите! Не бросайте же, с-суки!

Не заводился мотор. То ли Иван Петрович его случайно зацепил очередью, то ли просто от неловкости и спешки напуганного водилы. Кряхтел, тужился стартер – но тщетно. А в комнате в это время дед Кусков, уже перебравшись в другой простенок, вновь прикладывался к автомату. Старый «немец» в руках «старого русского» разразился длиннющей очередью, похожей на туберкулезный кашель. Но самурайскому авто от этого поплохело куда больше. Ночь разорвалась ослепительной вспышкой и гулким звеняще-металлическим грохотом взрыва. Костерчик, пожиравший Стаса, показался малым светлячком по сравнению с факелом, вспыхнувшим на улице перед домом Лехи. Гудение его разом погасило голоса тех, кто так и не успел выскочить…

И туг, словно бы понимая, что стрельба уже кончилась, с разных сторон деревни загомонили:

– Пожар! Пожар! – Кто-то задолдонил в рельс, затем гулко грохнул выстрел из охотничьего ружья. Где-то на задах Лехиного или Севкиного огорода сразу несколько мужиков заорали:

– Стой, падла! Бросай ствол!

– Бля буду – бросил! Мужики! Сдаюсь же! Бросил же! Бросил! Там и патронов нету! Не бейте, мужики-и! Убьете же! Милиция!

Сквозь мат и вопли того, кого метелили, долетали хрясткие удары кольев. Били всерьез, от души…

– А ты говорил – не подниму! – сказал Иван Петрович, словно бы продолжая беседу с тем, кто сейчас обугливался во взорванном «ниссане». – Поднял! Мы еще себя покажем!

На улице кто-то зашипел огнетушителем на пылающий остов автомобиля, какой-то орел уже командовал:

– Песку давай! В цепочку стали, к колодцу! Смотри, чтоб забор не занялся, скатывай!

– Леха! – это Ванька Ерохин орал, не решаясь войти во двор. – Ты живой?

– Граждане! – зычный голос участкового Пономарева прорезался вовсю. – Ничего не трогать! Сейчас группа с района приедет. Во всем разберемся. А ну давай, давай от автомата! Оставишь отпечаток – на тебя запишу!

Откуда-то со стороны огорода затопали шаги, загомонили голоса. В окне при свете горящей машины мелькнули фигуры нескольких мужиков, которые волокли кого-то, награждая пинками в зад и ударами по спине. Видно было, как его уложили ничком на землю и участковый с важным видом защелкнул наручники на запястьях пойманного. Рядом ворочали обгорелого Стаса, судя по всему, неживого, и пытались сделать перевязку еще одному, корчившемуся с подогнутыми к животу ногами.

Ванька Ерохин и еще какой-то мужик поднялись на крыльцо, тряхнули висячий замок. Из кухни послышался сдавленный стон.

– Э, кто там? – Ерохин и его товарищ на всякий случай отскочили от двери. – Ломать надо… Монтировка есть?

– Через подклеть лезьте, – посоветовал в окошко Иван Петрович, – ключ-то Леха с собой забрал, а ломать не надо.

– Там живой кто-то…

– Если умный, так стрелять не будет, – нарочито громко проговорил гвардии капитан в отставке.

С автоматом у бедра старик осторожно заглянул в кухню. Там, на полу, жадно хватая воздух, дергался тот, что попал под первую очередь.

– Забирайте, тут раненый – Дед на всякий пожарный случай подальше оттолкнул ногой ТТ, который уронил нападавший.

Из подклети вылезли Ерохин с напарником, вытянули раненого, потащили на улицу. Следом за ними вышел, пошатываясь, Кусков. У него после нервного напряжения что-то не ладилось в организме.

А к дому уже бежал в одних трусах Санька Буркин.

– Мамка-а! Мамку не видели?

В комнате дружно ревели Ирина и Галина… Обе чуяли, что добром это дело не кончится.