Текст книги "Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства"
Автор книги: Леонид Влодавец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)
НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Вторник, 24.10.1989 г.
Утро пришло какое-то неожиданное. Во-первых, началась зима. То есть, конечно, на календаре еще числилась осень, но выпал снег. Небольшой такой, тоненький, но снег. К обеду он, скорее всего, должен был стаять, но пока лежал. От этого было светлее и за окном, и на душе. Во-вторых, Серега впервые за несколько дней нормально выспался. Это было тем более странно, потому что его ночные приключения и переживания к тому не располагали. Другой бы не спал всю ночь, прислушивался, боялся, а Серега, едва спрятав пистолеты в деревянную статую, заснул сном праведника. Его не мучили кошмары, не посещали призраки. Он не опасался, что придут и арестуют. Его не терзали сомнения, правильно или неправильно он поступил, то сделал или не то. Все, что могло мешать его сну, уже было пережито вчера. Он отмучился, отбоялся, отсомневался вчера. Вчера он, в сущности, покончил с собой. Утро пробудило какого-то нового, пусть и по-прежнему выглядящего человека. Этому новому Сереге отчего-то казалось, что он живет нормальной жизнью и ничего, в сущности, не произошло. В памяти запечатлелась такая-то картина из гангстерского фильма с перестрелкой, трупами и кровью, но происходило ли это с ним наяву, видел ли он это во сне, в кино или по телевизору – Серега не помнил. Может быть, не хотел помнить, но это не важно.
Начал день он тоже необычно. Надел тренировочный костюм, видавшие виды кроссовки и выбежал на улицу – делать зарядку. Вышло так естественно, что если бы кто-то из соседей недавно жил на улице, то подумал бы – вот человек, регулярно следящий за своим здоровьем, непьющий и некурящий. Первые сто метров Серега пробежал почти по-спринтерски. Затем понемногу сбавил темп и затрусил мелкой трусцой по чистенькому тонкому снежку. Пробежал улицу, свернул на пустырь, к реке. На другой стороне ее, припорошенный все тем же снежком, стоял лес, попрозрачневший за осень, немного мрачноватый. Там где-то то место. Говорят, убийц тянет на место преступления. Серегу не тянуло. На мотоцикле он домчался за полчаса, петляя по колдобистым тропам и просекам, а бегом туда – верных часа четыре, даже больше. Во всяком случае, трусцой. Нет, он, конечно, добежал до речки и пробежался по мосткам. Речка была затянута тонким полупрозрачным льдом, под которым лениво текла мрачноватая черная вода. Поди, рассмотри в ней мотоцикл. На противоположном берегу Серега побегал, по-разминался. Выполнил так называемый армейский комплекс на шестнадцать счетов, въевшийся в мышечную память еще со времен службы. Потом снова побежал по вчерашним местам к заборчику своего огорода и, раскрасневшись, вбежал в дом, свежий и веселый. По дороге он несколько раз здоровался со знакомыми, а потом, когда шел с ведрами к колонке, встретился и с бабкой Кузьминишной.
– Здорово, Сережа! – приветствовала бабка.
– Здравствуйте, Дарья Кузьминишна! – Серега радостно улыбнулся, будто его подарили рублем.
– Физкультурой занялся? – спросила Кузьминишна. – Хорошо. Пить-то бросишь?
– Не знаю. Может быть.
– Ты, говорят, большим человеком стал? Вон уж, на машине на работу возят, и. с работы подвозят. Спать рано ложишься, а вставать раньше-стал. Молодец… Думаю, уж и не поздоровкаешься со старой…
– Здравия желаем! Который тут с краешку? – Сзади с ведрами подошел Иван Палыч.
– Я, наверное, – ответил Серега.
– Да проходи без очереди, Ваня, – расщедрилась
Кузьминишна, у которой уже набралось второе ведро. – Он помоложе, спортсмен, подождет немного.
– Нет, – гордо сказал участковый, – привилегии отменены. Не культ! Подожду, спешить некуда. Тут к нам ночью целая экспедиция из областного управления наехала, да еще и из Москвы, говорят, будут. Про меня и не вспомнят.
– Проверяют? – Серега даже удивился, как равнодушно он задал этот вопрос.
– Чего там проверять, – вздохнул участковый. – На шоссе ночью целая пальба была. Убитых шестеро, вот как…
– Ой, батюшки! – взвизгнула бабка. – Убише-то кто, нашенские?
– Да не японцы, конечно, – хмыкнул Иван Палыч. – Кооператоров постреляли, художников. И наших местных троих: Мишку Сорокина, Вальку Горбунова, да еще Антошку Хмырева. В смысле Епишкина Антона…
– Господи, пресвятая Богородица! – перекрестилась Кузьминишна. – Да как же это? Мать-то, Верку, я сегодня видела. Она уж поутру пьяная. А Танька в ночную ушла с мужем.
– А сам Хмырь, старшой, где? – поинтересовался Иван Палыч, подставляя ведро под кран.
– Вчера пьяный ушел, – сообщила бабка доверительно, – а куда – черт знает… А с утра мата не слыхать, значит, не пришел еще.
– Я-то думаю, чегой-то завклубом сюда прибегал ни свет ни заря, – припомнила старуха. – Стучит и орет: «Кузьминишна, а Сергей Николаевич разве дома?»· Я говорю, вроде нет, зарядку делает, от инфаркту бегает. «Он разве вчера в Москву не уезжал?» – «Нет, – говорю, – его до дома подвезли, он вылез да и все. Они подождали, а потом вроде без него уехали». – «Ох, ну слава Богу!» И пошел…
– Да? – произнес как-то странно участковый, забирая ведра. – Чего же это он-то беспокоился? Интересно…
– Сообщили, наверное, – предположил Серега. – Кооператоры ведь к нему приезжали. Я-то ведь и правда вчера хотел в Москву с ними ехать!
– Ну, значит, Бог спас! – воскликнула бабка. – Поди Николе-угоднику свечку поставь!
– А чего же не поехали? – спросил участковый.
Да брюки захотел погладить, – Серега врал экспромтом, но ничуть не напрягаясь, вроде бы рассказывая то, что было на самом деле, – разложил, а утюг прямо на брюки поставил. Напряжение-то маленькое, думал, пока греться будет, я чемодан соберу… Вот и собрал – смотрю, дым валит. А джинсы-то у меня, сами знаете… Только на работу, да и то не каждый день.
– Новые покупать надо, – сочувственно вздохнул Иван Палыч. – Ну да ничего, вам, говорят, за картины большие деньги пошли, купите еще… Когда за картины – это я понимаю – искусство, а тут какая-то сволочь шесть человек постреляла, чтобы тыщи просто так добыть…
У Серега это должно было вызвать удивление, на сей раз искреннее, однако не вызвало. А чему удивляться? Раз кооператоров убили, значит, для того чтобы ограбить. Правда, Серега денег не брал… Интересно, кто? Это, значит, кто-то прибежал туда, на место перестрелки, уже после Сереги, но раньше милиции… Он, этот кто-то, мог видеть или хотя бы слышать, как Серега уезжает на мотоцикле. Если его найдут, то могут найти и Серегу…
Но страха не было, даже волнения какого-то. Совершенно!
Поставив воду на кухне, он надел свои тертые-перетертые джинсы, зимние ботинки и серое видавшее виды пальто. Надо было показаться на работе.
В клубе было как-то непривычно тихо. «Беретов» с утра и всегда было мало, но уборщики-дневальные, обычно громко перекликавшиеся на этажах, сегодня лишь сосредоточенно занимались своим делом. Виталий Петрович, обычно хохотавший и рассказывавший анекдоты, тоже где-то прятался. Серега зашел в кабинет Ивана Федоровича.
– Присаживайтесь, – кивнул тот с мрачной миной на лице. – В курсе дела?
– Утром участковый сообщил.
– Все очень неприятно получается. Очень неприятно… – сказал завклубом. – Шесть убитых. Один из них – наш Миша. Бывший ваш ученик, кружковец.
– Милиция что-нибудь рассказывает?
– Милиция прежде всего спрашивает. Спрашивает и всех подозревает. Меня, вас, Мишу, вашего друга Владика… Покойного.
– Он убит? – спросил Серега так, будто ничего не знал. Он не играл, он уже стал тем человеком, которого вчера не было ни в «Москвиче», ни на шоссе.
– Убит. И еще два кооператора с ним. Ужас! Но они, милиционеры, тоже хороши. Задают такие вопросы, что уже ясно – ты у них под колпаком, как выражался палаша Мюллер. Интересовались, знал ли я, сколько у кооператоров было с собой наличных? Ну знал, приблизительно, а что? «А кто еще знал? Могли вы кому-то об этом сказать?» – и так далее. Сегодня обещали вызвать. Вас, кстати, тоже. Вы хотели с ними ехать в Москву и вдруг не поехали. Причем они вначале, как я понял, вообще считали вас убийцей. Не исчезнувшим, не пропавшим, а именно убийцей!
– Даже так? – без малейшей нервозности усмехнулся Серега.
– Представьте себе! Мне, к счастью, пришло в голову попросить их позвонить участковому. Иван Палыч тут же сказал, что вы вроде бы дома ночевали. Я с этими милиционерами в штатском на их «Волге» подъезжаю к вашему дому, вижу, что калитка только на щеколде или на засове, но в доме вас нет. Спросил у бабки Кузьминишны, она говорит: спортом занимается! И еще прибавила: «Видать, Сергей Николаевич уж совсем стал важный, раз сам завклубом его на работу подвозит!» Ну, мы проехали, посмотрели издали, как вы зарядку делаете. Я говорю милиционерам: «Вот он, разговаривайте с ним!» А они отвечают: «Понадобится – найдем время».
– Не знаете, – спросил Серега, – я им вчера продал картину, цела она? Они ее с собой везти собирались.
– Не знаю. Это вы у милиции спрашивайте. Вообще, будут сумасшедшие дни. Прокуратура, уголовный розыск. Степанковская уже звонила… Главное, тут Сорокин как-то замешан… Это очень неприятно.
– Да ничего, все обойдется! – с более чем искренней участливостью произнес Серега. – Вот людей жалко-особенно Владика…
– Да, вы правы… – вздохнул Иван Федорович. – Вчера еще только был жив, весел, строил планы… Ужас!
– А ведь сегодня вечером Курочкина будет свою программу показывать. Об аукционе. Снимут с экрана, как вы думаете?
– Не знаю. Теперь, может быть, и не снимут.
Тут вошли те, кого, очевидно, сильно боялся Иван Федорович. Крупные, солидные мужчины в аккуратных, хорошего покроя пиджаках, а один в кителе без погон с крупными, майорскими звездами в прокурорских петлицах.
– Здравствуйте! – сказал этот, со звездами. – Мы опять к вам, Иван Федорович. Очень нам нужно побеседовать с одним вашим работником. Панаевым Сергеем Николаевичем…
– Как раз вот он… – Иван Федорович указал прокурорскому чину на Серегу.
– Очень хорошо. У нас это не допрос пока. Дело неофициальное, просто знакомимся, кое-что уточняем. Надо будет – допросим по всей форме, так сказать. Вы, Сергей Николаевич, знаете что-нибудь насчет того, что вчера случилось?
– Слышал, что произошло какое-то страшное убийство, – проговорил, приняв несколько понурую позу, Серега. – Мне рассказали, что погиб мой сокурсник Владислав Смирнов, один из моих учеников по изокружку Миша Сорокин и еще несколько человек.
– Понятно, – работник прокуратуры глянул на Ивана Федоровича с неодобрением. – Скажите, пожалуйста, а когда вы в последний раз виделись со Смирновым?
– У машины, они подвезли меня домой. Вообще-то я хотел вместе с ними ехать в Москву, но сжег утюгом брюки, – вздохнул Серега, – после этого решил не ехать.
– Что, других не было? – участливо спросил прокурор.
– Вот только эти, – Серега показал на джинсы – дыры на дыре.
– Неужели не хватает?.
– Да нет, деньги есть. Мне вон за картину со «Спектра» пятьдесят пять тысяч причитается.
– Как раз вчера они на его книжку переводили, – вспомнил Иван Федорович. – У них наличных немного оставалось…
– Вы говорили – тысяч семь… – поправил один из одетых в штатское.
– Да, около того, точной цифры не знаю. Владислав Петрович показывал мне всю документацию, у нас копии в бухгалтерии есть. Где-то семь пятьсот с рублями и копейками. Общая прибыль примерно 600 тысяч.
– Долларов?
– Нет, рублей. Там инвалюта отдельно посчитана, можете поглядеть.
– Поглядим. А эти семь с половиной? Это что?
– Ну, это часть, которую они взяли наличными из причитающейся доли в прибыли. Им причиталось примерно сорок процентов – 240 тысяч округленно. Это деньги кооператива…
– Ладно, с финансами будем особо разбираться, – прервал Ивана Федоровича товарищ из прокуратуры, – значит, еще один вопрос к Сергею Николаевичу: ваша бывшая жена сейчас является женой Смирнова, верно?
– Да, – Серега уже понял – ищут зацепку.
– У вас не было никаких конфликтов со Смирновым на этой почве?
– Нет. Я даже толком не знал об их браке.
– Значит, у вас были нормальные отношения?
– Конечно. Не то чтобы очень теплые, но вполне нормальные.
– Скажите, а Сорокин Михаил вам знаком?
– Да. Я занимался с ним в изокружке. Довольно способный, очень хорошо писал портреты. После армии предпочел спорт, со мной общался так, мимоходом. Вот у Ивана Федоровича был на хорошем счету, я знаю.
– Совершенно верно! – подтвердил Иван Федорович. – Очень хороший парень, в нашем клубе – одна из ярких личностей, воин, наставник тех, кто помоложе.
– Хорошо. Горбунова Валентина и Епишкина Антона хорошо знаете?
– Знаю. Хотя в клубе они редко появлялись. Я семьи их знаю. Матери обоих со мной в одной школе учились. Семья у Епишкина сложная, родители пьют, почти не работают. У Горбунова получше, но сыном мало занимаются, больше о работе думают.
– Вот-вот! – вздохнул Иван Федорович. – И у нера-' ботающих, и у трудяг, у всех дети портятся.. Упала дисциплина. А перестройка – это не анархия…
– Ну, пожалуй, пока все, – сказал прокурор. – Работайте, товарищи, извините, что оторвал от работы. Всего доброго, увидимся еще, надеюсь. Постарайтесь из города пока не отлучаться. Это не подписка о невыезде, а просьба. Могут понадобиться кое-какие разъяснения.
Чины удалились.
– Неприятно, неприятно все это, – в очередной раз вздохнул Иван Федорович,
Серега знал, чего боится завклубом. Сейчас милиция и прокуратура будут интересоваться клубными порядками, разбираться, расспрашивать, что и как у «беретов», у. работников клуба, местных жителей. Вряд ли Иван Федорович был как-то замешан в убийстве, но вот при разбирательстве могли всплыть и «чирики» за вход, и «комнаты сказок», и наверняка еще что-нибудь, о чем Серега не мог знать.
В дверь постучали, и вошли сразу четыре человека. Двоих Серега сразу узнал: это были ребята, приезжавшие с Владиком еще до аукциона. Они были похожи на тех двоих, водителя и Юру. С ними был еще один молодой человек такого же типа, которого Серега раньше не видел, а также спортивного склада высокая и миловидная девушка.
– Здравствуйте, – взволнованно поздоровалась девушка. – Я – зампредседателя кооператива «Спектр» Демьянова Александра Ивановна. Нам позвонили в Москву, сообщили, что Владислав Петрович погиб. Наш юридический консультант направился в прокуратуру, а мы решили зайти к вам, чтобы больше быть в курсе дела. Знаете, у нас были серьезные опасения, что может нечто подобное произойти.
– Вам бы, наверное, лучше в милицию или в прокуратуру… – Иван Федорович развел руками. – Мы тут с Сергей Николаевичем больше вашего не знаем. А если у вас были опасения, так надо было загодя их сообщить. Если есть какие-то подозрения, то их тоже лучше прокурору высказать.
– Там наш представитель, он все сделает, – кивнула Демьянова, – но вы знаете, прокуратура – учреждение официальное, там существуют служебные тайны и прочнее. Нам нужна неофициальная информация. Сейчас, когда вскрылось столько фактов коррупции и мафиозных организаций с участием властей, мы должны проводить параллельное расследование…
– Мой вам совет, – сказал Иван Федорович, – причем, поверьте, совершенно искренний, не заниматься ерундой. Эти игры в сыщики-разбойники могут только запутать следствие. Представьте себе, вы начинаете ходить по учреждениям, спрашивать разных лиц, возможно, даже подозревать кого-то… А в это время в органы следствия начнут поступать сигналы от граждан о вашей, так сказать, следственной работе. У вас неизбежно будет конфликт с органами правопорядка. Я все сказал следственным органам, если попросят подтвердить – повторю на суде, а с неофициальными лицами никаких переговоров вести не буду, тем более отвечать на вопросы.
– Вы тоже такого мнения, Сергей Николаевич? – спросил один из парней, знавших Серегу в лицо.
– Мне не жалко, я могу рассказать только то, что знаю сам. А знаю сам с чужих слов. Вчера я расстался с Владиком около своего дома, куда они меня подвезли. А утром мне рассказали, что они убиты, – вот и все.
– С нами приехала Елена Андреевна, вдова Владислава Петровича, – грустно сообщила Демьянова, – может, вы с ней поговорить хотите?
– Она не разволнуется? Может быть, вы зря ее взяли с собой?
– Да вроде бы она держится. Переживает, конечно, но держится.
– Тогда пойдемте.
«А ведь это проверка! – внутренне усмехнулся Панаев. – Эта девица у них главный Шерлок Холмс. А метод такой: если я заволнуюсь или буду слишком радоваться встрече, то, значит, дело нечисто. Тогда они начнут трепать меня на все сто… Могут и додуматься до какой-нибудь своей версии, а потом предъявят ее прокуратуре, и будет мне долгая и нудная нервотрепка. А потом и посадить могут за незаконное хранение оружия и за превышение пределов необходимой обороны. Впрочем, могут и просто умышленное убийство приписать».
И опять он подумал обо всем этом как-то отвлеченно, чисто теоретически.
На площади, где снежок уже совсем стаял, виднелись две машины: кремовая «Волга» и зеленый «рафик». Лена сидела в «Волге». Чуть в стороне от машин курили водители.
Серега Лену узнал сразу, она мало изменилась. Оделась по обычаю: темно-зеленое пальто, черный платок, но брови подвела и наложила скорбные тени под глаза. Непохоже, чтобы она была в жуткой тоске и печали.
Лена открыла дверцу, вышла из машины. Теперь стало заметно, что лицо ее стало чуть более одутловатым, чем три года назад, фигура погрузнее, чем раньше.
– Здравствуй, – сказал Серега.
– Здравствуй, – ответила Лена. – Видишь вот, как свиделись… Ты знаешь, я ведь очень хотела тебя повидать. Владик мне обещал, что обязательно тебя привезет.
– Зачем? – спросил Панаев. – По-моему, я был бы лишним в вашем доме.
– Не совсем… Во-первых, я просто хотела увидеть Панаева. Художника Панаева. О тебе уже пишут за рубежом. Про областную газету я уж не говорю.
– Попишут и перестанут… У меня творческий кризис.
– Он пройдет. Ты же написал еще одну, когда Владик звонил мне, он говорил, что ты превзошел себя.
– Владик хотел отвезти ее в Москву. Купил за пятнадцать тысяч. Для кооператива, конечно. Знаю, что он ее с собой забрал.
– Мы уже справлялись. Картину нашли в багажнике, но пока отдать не могут. Мы должны представить документы, что она приобретена по всем правилам. Кроме того, должна быть экспертиза и еще что-то…
– Мы с Владиком ничего не оформляли. Он сказал, что переведет мне пятнадцать тысяч вместе с теми, что я заработал с аукциона. Разве ребята, которые в Измайлове или на Арбате продают, оформляют документы?
– Ну, наверное, тебе придется задним числом заключить трудовое соглашение со «Спектром», налоги надо платить и так далее. Получается, что ты индивидуал без патента…
– Ладно, разберемся. Что мы о деньгах-то. Не время…
– Может быть… что мы стоим? Давай сядем в машину.
– Давай.
В «Волге» было теплее и как-то свободнее говорилось. Шоферы ушли подальше, а Демьянова со своими товарищами о чем-то беседовала в «рафике».
Лена достала сигареты и предложила одну Сереге.
– Не надо, – отозвался он, – я такие слабые не курю.
Пачка «Беломора» была еще та, вчерашняя, он переложил ее из плаща в пиджак. Большая часть папирос раскрошилась и порвалась. Среди них был окурок – тот, вчерашний, который он курил, сидя на грязной подножке самосвала. Надо же! И этот след – улика – не остался на шоссе. А он уж и забыл об этом окурочке. Все-таки нашлась еще целая папироса, и Серега прикурил от мaленькой синей зажигалочки, которой чиркнула Лена.
– Ты скучал по мне? – спросила она…
– Нет. Совсем не скучал.
– У тебя тут женщина?
– Да, были… – Серега нарочно сказал во множественном числе, а потом пожалел. Пожалел Лену. У нее на лице отразилась не то боль, не то неприязнь, а ей и без того должно было быть нехорошо.
– Надо же было как-то жить, – попытался он смягчить свой тон.
– Я понимаю. А почему ты не женился?
– Зачем? Так свободнее… тем более что любви у меня не было.
О том, что чуть было не полюбил Люську, Сере га умолчал. Кстати, в этом он сегодня уже сомневался.
– Странно… Неделю назад Владик сказал мне почти то же самое…
– Насчет любви? Или как?
– Он сказал, что сейчас ему нужны две вещи – дело и эмоциональная разрядка. Я такой разрядки не даю. Поэтому он предложил мне поискать себе партнера, а сам объявил, что уже нашел ту, которая дает ему эту самую разрядку. Вон видишь, Аля Демьянова? Она и есть его разрядка. Ей двадцать пять, она по образованию дизайнер, весьма энергично действует во всех сферах. Конечно, я по сравнению с ней – старая и толстая корова. К тому же она спортсменка, с детства занималась чуть ли не всеми видами спорта – от художественной гимнастики до каратэ и ушу, водит машину, мотоцикл, даже, кажется, вертолет… поет и сочиняет песни под гитару. Вяжет, шьет и отлично готовит. И при всем этом – весьма хороша. Правда?
– Я как-то не разглядел.
– Увидеть бы тебе ее на пляже.
– Она худая, а мне нравятся полные.
– Правда?! – усмехнулась Лена. – Никогда не подозревала! – А вот Владик меня убеждал, что мужчины после сорока стремятся к изящным, стройным и намного более молодым.
– Наверное, это так, но я исключение. Кстати, эта ваша Аля – вовсе не изящная, а попросту поджарая, мускулистая баба. У нее широченные плечи и узкие бедра.
– Это обман зрения, просто у нее такое пальто. Ты, должно быть, давно не видел модной одежды.
– Почему, видел. По телевизору. Да и тут кое-что появляется. Даже наш КБО что-то такое шьет. Так, значит, эта Аля – его любовница?
– Да. И весьма интенсивная! А я вот, увы, осталась на бобах. Он так и не объяснил мне, как это сделать – найти партнера. Это что-то не из моих привычек: искать мужика!
– И он решил привезти меня? – спросил Серега.
– Я просила его переговорить с тобой. Ну как-нибудь ненавязчиво. Он сам предлагал это раньше, но я только отмахивалась. Уж очень все это мерзковато пахло. По моим, конечно, принципам. Я устарела. Теперь какие-то другие нормы поведения, я не могу их понять, точнее, мне казалось, что не могу.
– И когда ты поняла, что можешь, попросила его…
– Просто мне стало тошно. Ты не представляешь себе, как мерзко бывало, когда он, побеседовав со мной о своих делах, о высоком искусстве и достоинствах какого-нибудь шедевра, смотрит на часы и говорит: «Извини, но сегодня я должен встретиться с Алей. Не скучай, я принес новую кассету. Посмотри, там масса любопытного!» После этого садится в «Москвич» и уезжает. Разряжаться… И при этом даже не врет, не пытается оправдаться». Да, я был у нее. Сперва мы вели деловую беседу, потом перешли к сексу…» – в лоб. А я в это время смотрела кассету с эротикой и старалась себе представить, что из этого они проделывают там.
– И что, тебе некем было его заменить?
– По-твоему, я должна была идти на панель?
– Ну… неужели не было никого, кто мог тебе понравиться.
– Почему, кое-кто нравился. Но у меня есть какой-то комплекс. Я не знаю, как сделать так, чтобы обратить на себя внимание и при этом не выглядеть потаскухой. Иногда я просто стеснялась, иногда боялась… В общем, ты не женщина, не поймешь. А потом я узнала, что надо мной смеются: «У Смирнова жена верная, только он ей неверен…» Кстати, эта Аля ко мне всегда относилась очень участливо: «Поймите, я ничего против вас не имею… Я просто хочу, чтобы он был счастлив во всех Отношениях…» Каково?
– Она сейчас очень переживает?
– Конечно нет. Наоборот. Она теперь станет председателем. Я знаю, она сможет многое. Если так пойдет дальше, то лет через десять «Спектр» будут знать даже в каком-нибудь Нигере. У них уже сейчас оборот почти в три миллиона. И инвалютный счет приличный… «Рафик», три грузовых «уазика», «Волги». Дай Бог – так они и самолет купят. Эта бизнесвумен далеко пойдет. Если им дадут развернуться… Тут ведь что-то с налогами намечается, так что они побаиваются. А уж в женских делах она быстро утешится. У нее никаких комплексов нет.
К стоявшим машинам подрулили желтые «Жигули», из которых выбрался мужчина в темно-синей нейлоновой куртке и черном берете.
– Юрисконсульт приехал, – пояснила Лена. – Что там, интересно…
Они вышли из машины. Из «рафика» тоже вылезли все, и даже водители подошли ближе.
– Все более или менее уже ясно, – сообщил юрисконсульт. – Час назад милиция задержала двух типов, у. которых изъяли дипломат и семь тысяч пятьсот тридцать два рубля, а также обрез и пистолет ТТ… просят для опознания вещей жену потерпевшего и кого-либо еще… Оружие отправили на экспертизу. Задержанные утверждают, что обрез и чемодан они случайно нашли на шоссе и хотели сдать в милицию, а ТТ якобы тоже случайно подобрали, но только в другом месте. Оба в прошлом судимы. Их еще подозревают в разбойном нападении на машину на какого-то шашлычника. Присутствовать при допросах мне пока не разрешили.
– Увиливают! – объявила Аля. – Ну ладно! Елена Андреевна, мы поедем с вами.
Серега под шумок отошел в сторонку.
Вчера он прогулял кружок, но, судя по всему, Иван Федорович об этом уже забыл начисто. Когда Серега вернулся, завклубом посмотрел на него с неприятной тщательностью. Нет, дело не в кружке. «Не сказал ли он «спектровцам» лишнего?» – вот опасение. Ну и дурак ты, Ваня. Если ничего не знает, что он говорить будет?
– Работа какая-нибудь есть? – спросил Серега.
– У вас же отпуск на неделю, гуляйте…
– Да уж какая гульба…
– Ладно. Тогда займитесь кинорекламой.
И Серега занялся. Так еще один день прошел.
Вечером смотрел по телевизору первый выпуск передачи областного телевидения «Малая родина». Показали внешний вид городка, завода, клуба. В кадрах мелькнули лица «беретов», в том числе Мишки Сорокина. Он проводил какую-то тренировку по рукопашному бою. Потом пошли интервью с Иваном Федоровичем и Владиком. Странно было ощущать, что с экрана говорит уже мертвый человек… Потом Серега увидел себя: «рабочая одежда, немного утомленное лицо – все естественно, без лакировки и приукрашивания», – как и обещала Курочкина. Интервью получилось монтированное:
– Мы беседуем с одним из участников «Вернисаж-аукциона» художником-оформителем Сергеем Панаевым. Сергей Николаевич, что вы предложили «Спектру»?
– «Истину»… Ну а что получилось – я оценивать не могу.
– «Истина»? Это название картины, не так ли?
– Так.
Дальше, как известно, вышел сбой, но его, конечно, не показали, а приклеили самый конец:
– Чего вы ждете от «Вернисаж-аукциона»?
– …Надеюсь, что все будет прекрасно! – и улыбающаяся рожа во весь экран. Потому как дурацкую фразу: «Я жду многого, но надеюсь, что все будет прекрасно!» – Курочкина решила обкорнать, а вот Серегин смех ей пригодился. Ее голос зажурчал за кадром:
– Сергей Панаев не зря надеялся! Но об этом позже…
Потом что-то говорила Степанковская. Там было и о перестройке, и о гласности, и об открытии новых имен в искусстве, и о развитии культуры в провинции, и о контактах с иностранными любителями искусства, и о кооперации… И все – за пять минут. Наконец пошел аукцион. Кое-что вырезали, например Клару Марусеву и ее задницу с глазом. В основном показывали Владика с молотком, его отчаянные выкрики во время быстрой смены цен. И опять Серега немного удивился, как это человек, уже почти целые сутки как убитый и лежащий сейчас где-нибудь в милицейском морге, здесь, на экране, еще мечется, сверкает глазами, кричит…
Возвращаясь с работы, он шел другой дорогой, чтобы не проходить мимо домов Вальки и Антона. Нет, он не боялся, просто было неприятно. И без того жуткий звериный вой Верки и Таньки слышался с той улицы. Ведь он все-таки убил этих парней. Жалости, однако, той, что ощущал ночью, не было.
А потом неожиданно он решил смотреть телевизор, просто из любопытства: покажут или нет. Показали.
Досмотрев аукцион, Серега хотел переключить телевизор на первую программу ЦТ, но тут темноту, закутавшую улицу, прорезали мощные «волговские» фары. «За мной, что ли? – с усмешкой подумал Серега. – Забирать приехали?»…
Приехала Лена. За рулем сизела Демьянова.
– Мы ненадолго, – успокоила Аля. – Мы хотим кое-что вам рассказать.
– Чайку поставить? – спросил Серега.
– Не откажемся!
Пока грелся чай, Лена расхаживала по комнатам, смотрела, а Аля помогала Сереге доставать чашки и ложки.
– Конфет нет, не ждал. Вы уж извините. Печенье есть и пряники.
– У нас тоже не густо с этим. Ничего, – кивнула Аля.
– У тебя тут ничего не поменялось, – заметила Лена, закончив инспекцию.
– А что надо было поменять? Дом крепкий, печка не дымит. Газ привозят.
– Мне казалось, что ты уже привык к городу.
– А я и так в городе живу, не в деревне.
– Я имела в виду Москву.
– Без унитаза я обходился с детства, поэтому привык. И лифта не любил.
Аля фыркнула, такой юмор ей импонировал.
– Вообще у вас здорово, – улыбнулась она. – Настоящее гнездо закоренелого холостяка! Аскета-творца. Если бы еще не вон те дамские трусы на полу под кроватью…
– Пардон! – Серега завернул трусы в попавшуюся под руку газету и пихнул в печку.
Лена брезгливо поморщилась, а Аля, залихватски стрельнув голубыми глазами, хихикнула и поинтересовалась:
– А хозяйка не заругается?
Серега не помнил, чьи трусы, Галькины или Люськины, поэтому промолчал.
– Ну ладно, – сказала Аля, когда чай был налит, – для начала проинформирую вас о том, что мы теперь знаем. Два типа, Андрей Долдонов и Альберт Крюков, были задержаны по следам мотоцикла в деревне Коровино. Сами – местные жители. Милиция нашла у них обрез без патронов и пистолет ТТ с патронами. Пистолет и обрез нашли у них дома. Дипломат мы опознали – именно тот. И деньги те. Потратили они пять рублей – на самогон. Их версия: около одиннадцати часов ночи ехали на мотоцикле из Рогожина, от родни. Увидели на шоссе у поворота на Коровину «ЗИЛ» и разбитый «Москвич», а также трупы. При этом сами были не совсем трезвые, увидели обрез и дипломат, забрали с собой. Приехали домой, чувствовали, что не долили, и приобрели бутылку самогона у какой-то бабки за пятерку. Пьяными их и взяли. Следственная группа, которая приехала на место утром, сразу увидела следы от мотоцикла. Они там забуксовали на грунтовке немного, и грязь выбросило на асфальт. Один из них, кстати, Андрей Додцонов, водитель того самосвала, что нашли на дороге. При этом он – двоюродный дядя Епишкина, одного из убитых. Чувствуете?!
– Да вы прямо Шерлок Холмс! – грустно произнес Серега. – Глядишь, раскрутите все быстрее, чем милиция…
– Конечно, – кивнула Аля, и в глазах ее вдруг блеснула слезинка, – я уже раскрутила это дело. И я знаю, что милиция идет по неверному следу. В принципе, понимаете?
– Не-а, – сказал Серега.
– Рабочая версия у них такая: главарь – Крюков. Он сидел семь лет за разбой, имеет связи в уголовном мире. Сейчас числится скотником в колхозе «Коровино», денег получает мало, но пьян регулярно. Долдонов у него – первый подручный. У него две судимости за хулиганство.
