Текст книги "Последнее обещание, которое ты дала (СИ)"
Автор книги: ЛДжей Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
Адди вырвала свою руку из моей и побежала прямо к автоматам в углу.
– Играть? – спросила она, махнув рукой в сторону игры Пакман.
Райдер усмехнулся, его губы, почти слишком красивые для мужчины, образовывали выразительный изгиб, скрытый под щетиной, уже близкой к полноценной бороде. Она была аккуратно подстрижена, чёткие линии и изгибы говорили о том, что это не просто запущенная щетина, а продуманный образ.
Райдер Хатли хотел, чтобы мир видел в нём сурового ковбоя, в изношенной рабочей одежде, старых, видавших виды ботинках, занятого фермой и скотом, далёкого от блеска и гламура. Но этот дом, его бизнес, ухоженная борода – всё в нём говорило о точности и контроле, о продуманности и искусстве, совсем не свойственных какому-то простому фермеру, застрявшему в своём захолустье.
Райдер направился к миске, стоявшей на барной стойке, вытащил оттуда горсть золотых монет, а затем двинулся к автомату Пакмана.
Он махнул в сторону миски.
– Жетоны. Если закончатся, скажи. Открою автомат и достану обратно.
Он вставил монету в слот, и автомат ожил, заполняя комнату музыкой и электронными звуками. Адди заулыбалась, но когда встала перед ним, едва доставала до кнопок.
– Подожди, – сказал он и ушёл в кладовку в конце коридора. Вернулся он уже со складной подставкой, которую поставил перед автоматом. Адди взобралась на неё, нажала кнопку старта и тут же погрузилась в игру. Из её губ вырвался смешок, когда жёлтый персонаж чуть было не попался в угол. Её пальцы двигались быстро, а лицо светилось радостью. Такой живой я не видела её с того момента, как вытащила из-под кровати в гостиничном номере. У меня сжалось сердце.
Райдер отступил назад и встал рядом со мной, наблюдая за ней.
Когда она проиграла, то тут же бросила в автомат ещё одну монету из оставленной им стопки и начала заново.
– Что там? – спросила я, кивнув подбородком в сторону коридора.
– Незаконченные комнаты.
– Спальни?
Он кивнул, но выглядел неловко.
– Рэйвен хотела большую семью.
У меня снова сбилось дыхание, тот же странный, рваный ритм, что начался ещё у дома. Как будто я не могла найти устойчивый, привычный темп. Как будто всё здесь выбивало меня из колеи.
– Вы строили дом вместе?
– Нет. Тогда у меня не было денег. Но мы вместе чертили планы. Просто мечтали. Когда смог их воплотить, внёс кое-какие изменения, но оставил дополнительные комнаты, вдруг кому-нибудь ещё понадобятся. Пока что они не закончены.
– Эта земля принадлежит твоей семье, так что ты не продашь её, да?
– Нет. Но когда-нибудь Сэди или Джемма могут захотеть поселиться здесь. Или Мэддокс с МаК, если им надоест жить в центре. – Он пожал плечами.
– А ты сам куда?
Он засунул руки в передние карманы джинсов и покачался вперёд-назад.
– Земли у нас хватает. Там, на гребне, стоит старая хижина. – Он указал через долину, на изгибающийся склон. – Могу отремонтировать или снести и построить что-нибудь маленькое, на две комнаты. Этот дом слишком большой для одного меня. – Он посмотрел на Адди и добавил: – Я не планировал, что он когда-нибудь будет для кого-то ещё.
Внутри у меня что-то дрогнуло. Я хотела бы злиться на то, что это трогает меня, но тот факт, что этот мужчина готов был отдать дом, который сам спроектировал и построил с любовью, своей семье, потому что не верил, что сможет создать свою собственную, вдруг показался мне до жути грустным.
Он не был таким, как я, никогда не мечтавшим осесть или завести детей. Он очень даже мечтал. Но его мечту отняли. Анна-Рэйвен, как бы её ни звали, сломала его. А так могут сломать только тех, кто любит без остатка.
Я не могла представить себе этого хмурого фермера влюблённым до такой степени.
И всё же передо мной было доказательство – дом, созданный как произведение искусства, с любовью в каждой детали.
Я не хотела ошибаться в нём, так же как не хотела иметь с ним ничего общего. Но его выбор одиночества слишком напоминал мой собственный. Я всегда считала, что мне хватит работы, родителей, брата. Но, взглянув мельком на жизнь Райдера, в отсутствие чего-то большего, я неожиданно почувствовала себя одинокой. Эта мысль вызвала во мне глухую боль. Я даже не успела осознать её, как тут же отбросила в сторону, не давая ей укорениться.
Глава 8
Райдер
Я не был уверен, почему рассказал Джии столько о своём прошлом и о будущем, которое когда-то планировал. Может, потому что эмоции зашкаливали. Может, потому что моя жизнь только что перевернулась с ног на голову, и теперь меня могло ждать совсем другое будущее, нежели то, которое я представлял с тех пор, как Рэйвен ушла.
Я прочистил горло и направился к бару.
– Воды? Газировки? – спросил я.
– Вода будет отличным вариантом, – сказала Джиа.
– Топо Саборес? – Адди посмотрела на меня с надеждой. Я перевёл взгляд на Джию в ожидании пояснений.
– Это газировка в Мексике. Больше всего известен апельсиновый вкус. В ней меньше сахара, чем в Краш или Фанте.
В голове у меня уже сформировался список того, что нужно достать: игрушки, одежда, книги, видеоигры. Теперь вот ещё и апельсиновая газировка.
– У меня есть рутбир или имбирный эль, – сказал я.
Судя по выражению лица Адди, я мог бы предложить ей и склизкий шпинат.
Я достал из холодильника три бутылки воды, открутил крышки, передал одну Джие и поставил ещё одну рядом с Адди. Глянув на её счёт, я удивился.
– Сэди будет в ярости… то есть расстроится, что ты сейчас её обгонишь. Она держала рекорд уже несколько лет.
– Сэди? – нерешительно повторила Адди.
– Моя сестра…
Я едва не добавил, что она её тётя, но вовремя прикусил язык. Что, если мы сделаем тест ДНК, и эта девочка окажется не моей? Что тогда? Что мы будем делать, если она войдёт в наши сердца, а потом окажется, что её должны забрать к настоящему отцу? А если её настоящий отец – кто-то из картеля? Один из тех, о ком Джиа говорила, что они готовы убить даже собственного ребёнка, лишь бы сохранить секреты?
От одной этой мысли у меня заныло в желудке.
Зазвонил телефон, и я вытащил его из кармана. На экране высветилась фотография мамы. Я поморщился, но сбросил вызов, потому что не знал, как рассказать ей обо всём этом. Мама горевала по Рэйвен и первому внуку сильнее всех, не считая меня. Дело было не только в том, что она любила Рэйвен и потеряла её. Она видела, как страдал я, и это усиливало её боль. Такая вот материнская любовь.
Любила ли Рэйвен Адди так же сильно? Я хотел верить, что в той жизни, которую она выбрала для них, девочка хотя бы это получила.
Джиа села на один из высоких барных стульев, и когда я присоединился к ней, то больше себе, чем ей, пробормотал:
– Какая у неё вообще могла быть жизнь? Вечно в бегах. В страхе, который дышит в затылок.
Джиа чуть заметно напряглась, прежде чем приподняла подбородок.
– В этом есть и плюсы.
Я повернулся к ней чуть ближе, наши колени столкнулись. По телу пробежала искра жара и осознания.
– Например?
– Жизнь в движении делает людей более стойкими. Независимыми.
– Говоришь на своём опыте?
– Мой отец был военным. Мы часто переезжали. Только в старшей школе три раза.
Я не мог представить, каково это – каждый раз терять привычную обстановку в таком непростом возрасте. Друзья и семья всегда были для меня якорем. Но вместо того чтобы выразить сочувствие, которое ей вряд ли было нужно, я просто спросил:
– Отец – военный, брат – бывший агент секретной службы, а ты работаешь в АНБ. Родители гордятся или беспокоятся, что ты пошла по их стопам?
Она снова сжалась, явно не хотела говорить о себе.
– Холден уже не в секретной службе. А мама и брат думают, что я работаю в сельскохозяйственном журнале… как и ты.
Я долго смотрел на неё, пока смысл её слов не дошёл до меня. Все причины, по которым я не мог ей доверять, снова вспыхнули во мне. Она врала не только посторонним. Она врала самым близким людям. Что делает с человеком такая жизнь? Как это меняет его ценности, границы дозволенного?
Наверное, моё лицо выдало ход мыслей, потому что она хмыкнула и сказала:
– Так лучше. Мама не переживает, а брат не лезет.
Я поднял бровь. Она скрестила руки на груди и отвернула глаза, сосредоточившись на Адди.
Рассматривая её профиль, я понял, что она выглядит уставшей. Раньше я не замечал тёмных кругов под её глазами. Она была бледнее, чем в прошлый раз. За месяцы, что прошли с её последнего визита сюда, она стала крепче, мускулистее. Будто делала ничего, кроме тренировок, бегая с места на место. Будто жизнь била её на каждом шагу.
Я мог представить, что погоня за картелем по всему миру оставляет след. Что тело Рэйвен – далеко не первое, изуродованное, которое Джиа видела.
И по какой-то причине меня это злило. Мысль о том, что она сталкивается со злом каждый день, раздражала меня до чёртиков. Гораздо приятнее было бы думать, что она сидит за столом и пишет статьи о сельскохозяйственных технологиях, а не гоняется за дьяволом.
И если меня, почти незнакомца, это так трогало, я мог представить, как мучительно было бы для её семьи знать правду.
Моя семья тоже не в восторге от того, что Мэддокс связывается с оружием и преступниками, но он не стал бы нам врать, скрывая, чем занимается.
Лёгкость, с которой Джиа лгала, поднимала во мне все тревожные сигналы.
Я давно научился не доверять женщинам. Наблюдал, как одна разрушила жизнь Мэддокса, а потом и сам почувствовал, что значит предательство Рэйвен. Я знал, что не каждая способна на обман, но не был уверен, что смогу снова довериться кому-то настолько, чтобы отдать своё сердце.
Сердце, которое, как я думал, можно подарить только раз.
Я вспомнил письмо. Вспомнил слова Рэйвен о том, что она всегда меня любила.
Может, так и было. Может, мне просто не повезло стать для неё единственной любовью, как и ей не повезло стать моей.
Но от этой мысли мне не становилось легче.
Тишина окутала нас с Джиа, пока мы смотрели, как Адди бросает в автомат ещё один жетон. В этой тишине мои сомнения и тревога только росли.
Каждый раз, когда желание вспыхивало между нами с необузданной силой, я напоминал себе, с какой лёгкостью она признавалась, что скрывает правду даже от своих близких. Каждый раз, когда моё сердце, казалось, начинало дрожать, напоминая, что я всё ещё владею им, я заставлял себя помнить, что Джиа Кент – не та, кому можно его отдать. Она не станет оглядываться, оставив за собой израненную душу, так же как её брат не оглядывался, оставляя после себя разрушенные поля и разорванные заборы.
Я поднялся, сделав шаг в сторону, чтобы наши колени больше не соприкасались. Чтобы очистить голову и душу от тех невидимых стрел, которые она пускала в меня – намеренно или нет.
– Нам нужно согласовать наши версии, не только для моей семьи, но и для всех, кто спросит в Уиллоу Крик.
– Я обдумала, что ты говорил, и не согласна, что Адди слишком взрослая, чтобы быть моей дочерью. – Она бросила на меня взгляд, предупреждая, чтобы я не вздумал злорадствовать. – Но твоя семья уже видела меня и моего брата. Им будет сложно поверить, если я вдруг заявлю, что у меня есть ребёнок. Думаю… можно сказать, что она моя двоюродная сестра. Что я присматриваю за ней пару месяцев из-за тяжёлого развода родителей.
Я не собирался лгать своей семье, но пока пропустил это мимо ушей.
– Всем в городе скажем, что её мама на реабилитации.
Джиа наклонила голову.
– Реабилитация… Хорошая версия. А отец – бывший зэк. Это заставит людей быть начеку, если вдруг кто-то из Ловато появится здесь.
Эта мысль сжала мой желудок ещё сильнее. Может, мне стоит взять Адди и Джиа и уехать на несколько недель? Но список дел на ранчо был бесконечным, и если бы я вдруг решил уйти в отпуск посреди стройки, весь Уиллоу Крик только и делал бы, что судачил об этом.
– Я знаю, что тебе не нравится эта идея, и понимаю, почему. Но я скажу семье правду. Они никогда никому не выдадут её, если это поможет защитить её.
Джия фыркнула.
– Если твоя племянница узнает, она прокричит на весь город, что у неё есть двоюродная сестра.
Она была права.
– Родителям и братьям с сестрой, по крайней мере. Я не буду им лгать. Это всего четыре человека, ведь Мэддокс уже знает.
Джиа тяжело выдохнула.
– Четыре человека в дополнение к шести, которым я уже рассказала до приезда сюда, плюс Мэддокс, ты и я. Единственный способ сохранить секрет – не рассказывать его никому.
Я шагнул ближе, понизив голос, чтобы нас не услышала маленькая девочка, занятая игрой.
– Если ты не хотела, чтобы кто-то знал, тебе не стоило привозить её сюда. Если она моя, как утверждала Рэйвен, я не буду скрывать это от своей семьи. В городе можно держать это в секрете, но не вечно. Значит, тебе остаётся одно – сделать свою работу и найти способ убрать Ловато раз и навсегда.
Её глаза вспыхнули, как штормовые облака, но голос остался спокойным, почти ледяным.
– Слушай, придурок, я последние три года посвятила охоте на Ловато. И я их уничтожу. Но это тебе не поездка к клубу Вест Гирс, где твой брат может просто взять и арестовать кого-то за хранение. В этом деле работают десятки агентов из разных агентств практически круглосуточно. Я несколько раз была близка к тому, чтобы их прижать. А она… – Джиа кивнула на Адди. – Возможно, ключ ко всем дверям.
Что-то внутри меня взорвалось.
– Она не просто улика. Она человек.
Джиа встала, вплотную подойдя ко мне и ткнув пальцем в мою грудь. Каждое нервное окончание вспыхнуло, когда она, почти неразличимо рыча, прошипела:
– Пошёл ты.
Затем обошла меня и направилась к Адди.
Она заговорила с ней по-испански, её голос стал мягким, без следа злости, что только что была направлена на меня. Она сжала плечо девочки, а затем повернулась и пошла к лестнице.
Моё сердце заколотилось. Она уходит?
– Куда ты? – спросил я.
Адди смотрела на неё так же пристально, как и я.
Джиа остановилась у подножия лестницы и повернулась.
– Мне нужно сделать несколько звонков. Работу выполнять. – Последние слова она произнесла с особым нажимом, словно бросая мне в лицо мои же слова. – Я буду наверху, в своей комнате.
Её ярко-синие сапоги гулко стучали по металлическим ступеням, пока она поднималась наверх и исчезала из виду.
Когда я снова посмотрел на Адди, на её лице появилось почти паническое выражение. Я сделал шаг к ней, но это, похоже, только усилило её тревогу. Я сжал руки в кулаки. Если бы это была Мила, я бы поддразнил её, заговорив про её любимых плюшевых единорогов и обожаемый ею бекон, или же предложил сыграть в покер на M&M’s. Но с этой тихой, испуганной девочкой я не знал, что делать.
Я сунул руки в карманы и покачался на каблуках.
– Ты любишь видеоигры.
Она бросила взгляд на автомат Пакмана, затем снова на меня и кивнула.
– Джиа сказала, что у тебя всего парочка игр на Нинтендо. Хочешь выбрать ещё несколько?
Адди долго оставалась неподвижной, а затем пожала плечами.
– Завтра можем съездить в магазин. Купим что-нибудь, чтобы твоя комната больше походила на твой дом. Тебе пришлось оставить свои игрушки и вещи?
Она переступила с ноги на ногу, а потом тихо, с печалью в глазах, сказала:
– Балам.
Я слишком долго пытался понять, что она имеет в виду, и в итоге признался:
– Не знаю, что это значит.
Она наклонила голову.
– El jaguar.
– Ягуар? – Я тут же подумал о том, как Мила не выходит из дома без своих двух единорогов. – Это была мягкая игрушка?
Она кивнула.
Чёрт. Что бы сделала Мила, если бы потеряла своих единорогов? Она была бы в истерике. Никто бы не смог её утешить.
Я вытащил телефон из заднего кармана, открыл онлайн-магазин, который все ненавидят, но которым все пользуются.
– Это не будет тот же самый, не твой ягуар, но, может, найдём похожего.
Я повернул экран к ней. Она колебалась, но всё же осторожно слезла со стула и медленно подошла ко мне, при этом не переставая поглядывать на лестницу, словно прокладывая себе путь к отступлению. Моё сердце сжалось. Я снова мысленно выругался на Рэйвен.
Я ввёл в строку поиска нужное слово, и лента заполнилась мягкими игрушками. Какие-то были ягуарами, какие-то другими кошками.
– Выбирай, – сказал я.
Глаза у неё широко распахнулись. Она аккуратно взяла телефон у меня из рук и начала прокручивать список вверх, легко и быстро, как человек, привыкший к технике. Рэйвен разбиралась в таких вещах. Учила ли она этому Адди? Чему ещё она научила её, а я не видел?
Я подавил всплеск раздражения и гнева, чтобы не напугать её ещё сильнее.
За эти годы на ранчо было немало пугливых лошадей, и я постепенно находил к ним подход. С этой девочкой будет так же. Медленно, шаг за шагом.
Её пальцы замерли, и она повернула ко мне экран, в глазах вспыхнула надежда.
Игрушка больше напоминала леопарда, чем ягуара, но выглядела такой же мягкой и уютной, как единороги Милы.
Я осторожно взял телефон обратно.
– Так… посмотрим, как быстро его могут доставить.
Добавил игрушку в корзину. В душе надеялся на доставку в тот же день, но в Уиллоу Крик такое случалось редко.
– Будет завтра.
Она улыбнулась, и её лицо озарилось, словно свет включили. Она буквально засветилась. У меня перехватило дыхание, внутри что-то потянулось к ней. Может, это была привязанность. Может, инстинкт защиты.
Это казалось невозможным – я ведь не знал её. Даже не был уверен, что она моя. Но одна только мысль, что она может быть моей, уже связывала меня с ней.
Если бы Рэйвен осталась. Если бы я был с ней в роддоме, держал за руку, подбадривал, когда она рожала эту прекрасную девочку. Если бы я видел, как ребёнок превращается из крошечного комочка с крошечными пальцами и ножками в ползающего по полу малыша… Что бы я чувствовал?
Люди говорят, что когда впервые берёшь на руки своего ребёнка, тебя накрывает волна любви. Ты понимаешь, что готов ради него на всё – убить, украсть, покалечить.
Мне не дали такого шанса. Мне сказали, что мой ребёнок умер, так и не сделав ни единого вздоха.
Мои челюсти сжались, когда мы с Адди смотрели друг на друга.
О чём она думала? Представляла ли, каково это – расти с мамой и папой? Каково это – знать, что есть двое людей, на которых всегда можно положиться?
Зазвонил телефон.
Интуиция моей матери порой была почти потусторонней.
– Что-то случилось? – спросил я.
– Это ты скажи, – сказала она. – Я только что принесла обед тебе и Шону, а он мне заявил, что ты с утра рванул, как ошпаренный, и с тех пор не выходил на связь. Плюс ты проигнорировал мой звонок. Что происходит?
Я посмотрел на маленькую девочку передо мной – тихую, напуганную – и подумал, как она отреагирует, если моя шумная, обнимающая всех подряд семья ворвётся сюда, пытаясь её поприветствовать.
– Подожди минутку, – сказал я.
Я выключил звук на звонке мамы, несмотря на её возмущённое «Райдер!».
– Хочешь ещё поиграть? – спросил я, махнув рукой в сторону автоматов. – Пока я сделаю тебе обед? – Я указал наверх, в сторону кухни.
Она пожала плечами. Улыбка и тот сияющий момент исчезли, вновь сменившись пустым, безразличным выражением лица. Чёрт бы побрал меня и маму. Мы только что сделали шаг к доверию, обсуждая игрушку, а теперь она снова спряталась в себе.
– Я буду наверху, если что, – сказал я.
Она повернулась к Пакману, опустила жетон в автомат и начала новую игру.
Я пошёл к лестнице, но на секунду задержался, поймав её взгляд в отражении экрана. Она смотрела на меня. Внутри у меня снова что-то сжалось, когда я поднялся по ступеням и направился в кухню.
Я снова включил звук.
– Мэддокс позвонил, попросил приехать в город, – сказал я, роясь в холодильнике и шкафах.
– Что-то случилось с Мэддоксом? С Милой? С МаК?
– Нет, с ними всё в порядке.
Хотя на самом деле – нет.
Рэйвен мертва. Её ребёнок напуган и потерян. Я сам в полном раздрае.
Я упёрся ладонями в столешницу, сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Наконец выдохнул.
– Это не совсем правда.
– Райдер. Ты меня пугаешь.
И тогда я рассказал ей всё – про письмо, про Адди, про опасность, исходящую от Ловато. О том, что здесь со мной агент под прикрытием, пытающийся распутать этот клубок. Только имя Джии я так и не назвал. Не смог. Моя семья уже слишком много шутила на её счёт после её последнего визита сюда. Я просто закончил тем, что и агент, и Адди сейчас в моём доме.
Мама почти всё время молчала, пока я говорил, лишь изредка издавая восклицания или невнятные звуки, делая то, что у неё всегда получалось лучше всего – слушала с любовью.
Я включил гриль и достал сыр, масло и хлеб.
– Я не знаю, что делать, – сказал я ей. – Поэтому готовлю ей сэндвич с сыром. Это единственное, что есть в доме, и одно из немногих блюд, которые я умею готовить.
Я собрал три сэндвича, положил их на плиту, а потом откинулся назад, опершись на кухонный остров, и тихо спросил:
– Что мне делать?
Когда мама заговорила, в её голосе звучали эмоции.
– Кажется, ты уже делаешь всё правильно, дорогой. Ты показываешь ей, что она в безопасности. Что о ней позаботятся.
– Но что если… – Я не был уверен, что смогу это сказать вслух.
– Что если она не твоя?
Я не ответил. Не был уверен, что смогу. Просто провёл рукой по лицу и по щетине, которую сегодня утром кое-как подстриг, превратив в нечто вроде бороды.
– Ты когда-нибудь думал о Миле как о ком-то, кроме дочери Мэддокса? – мягко спросила мама.
– Нет, – ответил я мгновенно.
– Похоже, эта девочка пережила больше, чем кому-либо следовало бы. Похоже, ей нужно безопасное место, где её будут любить и о ней будут заботиться. И я знаю, что мой сын может дать ей это.
У меня сжало горло.
– Я ничего не знаю о том, как воспитывать ребёнка. Я не знаю, как…
– Знаешь. В твоём сердце так много любви. Ты просто запер её на какое-то время, и я понимаю почему. Но пора снова открыть эту дверь.
Наступила тишина.
Её слова слишком напоминали мои собственные мысли после разговора с Сэди.
Что было правдой? Дело было в том, что я действительно не знал, как? Или в том, что я просто не хотел снова открываться? А что, если я снова позволю себе полюбить – только на этот раз ребёнка, которого потом отнимут у меня?
Когда Рэйвен сказала мне, что беременна, я видел лишь чёрно-белое изображение крошечного пятнышка в её животе и уже тогда потерял голову. Когда я потерял этого ребёнка, это почти разрушило меня. А что будет, если у меня отнимут не просто картинку и идею, а настоящего, живого ребёнка?
– Мы все захотим её увидеть, – сказала мама.
– Если все нагрянут разом, это её напугает.
– Будем знакомиться по одному-два человека за раз. Мы с папой привезём ужин сегодня вечером.
Облегчение, которое я почувствовал при мысли о том, что родители приедут, немного смутило меня. Но их присутствие станет для меня своеобразным щитом. И, что немаловажно, мне не придётся ломать голову над тем, чем накормить двух женщин, которые ворвались в мой дом со своей непоколебимой уверенностью.
– Ладно, – согласился я.
– Хочешь, чтобы я рассказала девочкам?
Я знал, что мама расскажет папе. Они не держат секретов друг от друга. Мы с братьями и сёстрами всегда знали: если рассказал что-то одному из них, значит, рассказал сразу обоим. Но я не подумал о том, чтобы рассказать Сэди и Джемме. Повторять всю эту историю снова – только одной мысли об этом хватало, чтобы у меня заболела голова.
– Был бы благодарен, – сказал я.
– Хорошо. А теперь иди переворачивай сэндвичи, пока они не сгорели. Увидимся вечером.
Чёрт.
Я развернулся к плите, схватил лопаточку и перевернул сэндвичи. Они были чуть темнее, чем надо, но ещё не сгорели.
– Мам… – сказал я.
– Да?
– Спасибо.
– Жаль, что я это не записала. Твои братья и сёстры никогда не поверят, что ты расчувствовался и чуть не заплакал.
– Я не плакал, – проворчал я.
Она рассмеялась, и это сделало именно то, что она хотела – чуть-чуть приподняло мне настроение.
Достаточно, чтобы я мог снова дышать.
Я разберусь с этим, как справлялся со всеми кризисами в своей жизни – составлю план и буду двигаться шаг за шагом. С семьёй на своей стороне.
Глава 9
Эмилиано
Я вжал мужчину в стену амбара, придавив предплечьем его горло. Он издал сдавленный звук, судорожно дергая меня за руку, но я не сдвинулся ни на сантиметр. Свободной рукой я открыл выкидной нож, который когда-то взял у отца, и лениво помахал им у него перед глазами.
– Объясни мне, как это произошло.
Прежде чем он успел заговорить, я сильнее надавил на его шею. Он захрипел. Даже без моего давления его глаза были узкими щелками, сближенными к переносице. Они всегда выглядели так, будто ему нельзя доверять, но я платил ему достаточно, чтобы купить себе преданность. Я платил ему, чтобы он не облажался.
Гнев накрыл меня, когда я вонзил кончик ножа в его щеку, тут же разрезав кожу. Я чуть ослабил хватку, давая ему возможность говорить.
– Говори.
– Она первой напала на меня с ножом.
– Ты вообще не должен был быть с ней в одной комнате. Ты должен был забрать это так, чтобы она не узнала.
Его глаза метнулись в сторону и обратно, и я понял. Этот жалкий трус хотел заполучить её. Хотел трахнуть её. Хотел взять то, что никогда не предназначалось ему. Лезвие моего ножа скользнуло ниже. Мужчина не закричал, но его глаза сузились до едва заметных щелок, когда кровь закапала на подбородок.
– Она украла у тебя. – Он задыхался, пока я менял давление на его горло. – Я сделал то, что ты приказал. Я вернул это.
– Мне нужна была она живая.
– Шеф, ты умнее её. Она тебе не нужна.
Если он думал, что лесть его спасёт, то глубоко ошибался. Я действительно был умнее Наталии. Всегда был умнее и терпеливее её, но у неё был навык, который мне нужен. Она превращала мои идеи в реальность, играя с нулями и единицами. Моя ошибка была в том, что я забыл о её настойчивости. О том, насколько она хороша в том, чтобы скрывать упрямство за маской спокойного согласия.
Пока я штурмовал тёмные тайны нашей семьи грубой силой, она тихо ускользала от них. Я должен был знать, что она не примет мои оковы больше, чем когда-то приняла отцовские.
Гнев разгорался сильнее. На себя – за ошибку. На неё – за отсутствие верности.
Она забыла наши клятвы, данные в детстве.
Клятвы, которые мы давали друг другу, истекая кровью… или просто играя вместе. Отец рассказывал нам истории о большом хищнике, живущем в лесах вокруг нашего мексиканского поместья, чтобы удержать нас от побегов. Вместо этого мы использовали легенду о Баламе, чтобы оттачивать свои навыки, дожидаясь дня, когда сможем направить их против отца. Мне нравилась охота, преследование, убийство. Ей – скрываться, сливаться с лесом, исчезать в ночи.
Но теперь ей не скрыться. Ей не сбежать.
Меня наполняла не только ярость, но и разочарование. Обе эти эмоции лишь подогревали мою ненависть к человеку, которого я прижал к стене амбара. Его мышцы, его навыки – ничто по сравнению с моими. Здесь, на моей земле, он был лишь мусором.
– Ты забрал всё из комнаты? – спросил я, прижимая нож к его пульсу.
– Да. Кроме чемодана с одеждой.
– Ничего не оставил, что могло бы тебя выдать?
– Я знаю, что делаю, – прошипел он, тщетно пытаясь отодвинуть шею от лезвия.
– Хорошо, – спокойно сказал я.
Одновременно с тем, как я его отпустил, я провёл лезвием по его горлу. Кровь брызнула наружу, испачкав мой белоснежный рубашку. Мужчина рухнул в пыль, а я лишь нагнулся, чтобы вытереть нож о его уродливую куртку камуфляжного цвета.
Я повернулся к Хулио, который всё это время ждал в стороне. Наши взгляды встретились. Ни капли отвращения или удивления в его глазах. Только спокойствие. Я должен был отправить его за Наталией, но он был нужен мне здесь. Единственный, кому я мог доверять.
– Отнеси вещи из его машины в мой кабинет и разберись с этим, – сказал я.
Я зашагал прочь от амбара, с его стенами из тёмно-зелёных досок и речного камня, к главному дому. Это раскидистое одноэтажное здание было врезано в горный склон и принадлежало семье моей матери десятки поколений. Как и почти шестнадцать тысяч гектаров земли. Земли, которая принадлежала мне гораздо больше, чем когда-либо принадлежала отцу – человеку, женившемуся на её владелице.
Я забрал её обратно у отца так же, как мои предки защищали её от белых захватчиков, смывая пролитую им кровь его собственной. Это была его расплата за то, что он сделал со мной. С Наталией.
Наш дом больше не преследовал меня, как, по её словам, преследовал её. Я превратил его в инструмент, которым мог управлять так, как мой недалёкий, жестокий отец даже не смог бы представить.
Я поднялся по каменным ступеням, гладким от векового использования, прошёл через массивные латунные двери, украшенные узорами воинов, и оказался в мраморном холле. Ввел код на панели рядом с чёрными дверями, поднёс глаз к всплывшему сканеру сетчатки и зашагал по коридору.
С весны по осень главная резиденция принимала гостей, но эти частные покои, с их гладкими полами и стенами из чёрного и белого мрамора, принадлежали только мне. Спокойные. Бесцветные. Прохладные.
В конце коридора я повторил код и сканирование, открывая ещё одну пару чёрных дверей в мою личную спальню, воплощённую в монохромной роскоши.
Мне нравилось крушить старую хозяйскую спальню голыми руками и кувалдами. Я получил удовольствие, заполняя их самыми дорогими тканями и материалами, какие только мог найти, зная, насколько сильно бы это взбесило моего отца. Зная, как бы он кричал о растратах.
Я вошёл в ванную из белого мрамора, скинув запачканную кровью одежду.
В зеркале мой взгляд скользнул мимо черных волос, почти черных глаз и бледной кожи, чтобы остановиться на пятне крови на щеке. Единственный цвет в этой комнате.
И он меня взбесил.
Я развернулся и направился в душ. Оставил воду холодной, яростно оттирая кожу, пока не был уверен, что избавился от скверны. Тело дрожало, но я подавил эту реакцию. Я совершил ошибку. Когда в последний раз я мог сказать такое о себе?
Отец.
Я стиснул зубы.
Вышел из душа, вытерся, надел черные брюки. Я не мог даже смотреть на ряд белых рубашек. Прежде чем надеть их снова, требовалось искупление. Ошибки должны быть очищены. Я потянулся к первой из дюжины черных рубашек на пуговицах, снял её с вешалки и аккуратно заправил в брюки. Завязал двойные узлы на идеально начищенных туфлях и направился из спальни в соседний кабинет.
Чёрные полки тянулись от пола до самого черного лакированного потолка. Каждая книга на них имела обложку в оттенках черного, белого или серого. Они гармонировали с черным мраморным полом, частично закрытым белым плетеным ковром ручной работы из Марокко, и белыми креслами, привезёнными из французского шато. Они стояли под идеальным углом к эбеновому столу, который я заказал на заказ, украсив теми же мотивами древних майя, что и двери в холле.
Я проигнорировал стол, хотя мне отчаянно хотелось сесть за него. Так же, как я жаждал поставить на колени очередного генерального директора, разъедая его компанию строка за строкой кода. Вместо этого я направился к боковому столику, куда Хулио сложил вещи, которые Вито забрал из гостиничного номера Наталии.
