Текст книги "Последнее обещание, которое ты дала (СИ)"
Автор книги: ЛДжей Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
Но больше всего я жалею, что солгала тебе о нашем ребенке. Что сказала, будто потеряла ее, хотя это было не так.
Я поднял взгляд, сглотнул.
Старая, давняя боль захлестнула меня с новой силой.
Я уже читал похожее письмо.
Но в том было сказано совсем другое.
Она писала, что у нее случился выкидыш, и что она не может остаться со мной, потому что каждый день, проведенный рядом, будет только напоминать ей об этой потере.
И я называл ее трусихой.
Кричал это деревьям и небу, потому что ее не было рядом, чтобы услышать.
Когда я поняла, что они нашли меня, я запаниковала. Я знала: если останусь, они убьют и меня, и тебя, и ребенка, и твою семью. Так что я сделала единственное, что могла. Я продала свою душу, чтобы все остались живы.
Я держала Адди рядом, следила за ней, не позволяя волкам подобраться слишком близко. Но иногда, в темноте очередной бессонной ночи, я задаюсь вопросом: была бы она в большей безопасности в том убежище, которое твоя семья когда-то мне дала? Иногда я думаю, что сбежать с ней – это было так же эгоистично, как позволить себе любить тебя.
Сделка, которую я заключила с теми, кто держал меня в цепях, заключалась в том, что я буду выполнять их грязную работу, но не буду жить под их крышей. Я делала это в тех местах, которые выбирала сама. Каждый раз, когда они пытались заманить меня к себе, я уходила. Это позволяло мне держать Адди в стороне от них. Я почти уверена, что они не знают о ее существовании. Или не знали. Но раз ты читаешь это письмо, я не знаю, что случилось, из-за чего она оказалась у тебя на пороге. Либо они меня забрали, либо я мертва.
В любом случае, возможно, она бежит от тех самых волков, от которых я пыталась ее спрятать. Спрятать тебя.
Все что я хочу, чтобы ты знал, во что я умоляю тебя поверить – это то, что я люблю тебя. Всегда любила. Для меня никогда не существовало никого другого. Только ты.
И я люблю нашу дочь, если это возможно, даже больше.
Наша драгоценная малышка, даже несмотря на всю жизнь в бегах, сохранила твою жажду к жизни и твое чувство юмора. Когда она улыбается, я вижу тебя.
Я надеюсь, что она все еще может улыбаться, когда найдет тебя. Я надеюсь, что мрак моего мира не затмил ее навсегда.
Когда я пишу это письмо и кладу его туда, где его знает только Адди, я уверена в одном. Я знаю, что ты защитишь ее всеми силами, каждой клеткой, каждым вздохом. И боюсь, что тебе придется.
Я не стану называть здесь их имена – вдруг это сможет хоть немного уберечь вас обоих от них.
Долгое время я строила нечто, еще до того, как нашла тебя, и я надеюсь, что это можно будет обменять на ваши жизни, если они появятся у твоего порога. Это своего рода страховка.
Если у тебя есть Адди, то у тебя есть и она. Но не используй ее, пока они не придут. Для всех будет лучше, если они никогда не узнают о вашем существовании.
Я не прошу прощения, потому что понимаю, что мне не искупить то, что я сделала. Но я знаю, что когда-то наша любовь значила для тебя все. И я прошу тебя вспомнить об этом, когда ты будешь смотреть на нашу дочь. Пожалуйста, люби ее так же, как любил меня. Пожалуйста, позволь ей увидеть того Райдера Хатли, в которого я влюбилась без оглядки.
С искренним сожалением и со всей любовью, что до сих пор живет во мне,
Рэйвен
Мои челюсти сжались так сильно, что я всерьез опасался сломать зубы. Я скомкал письмо в руке, смяв слова, которые пробивали брешь в моей защите, раздирали старые шрамы и заставляли их снова кровоточить.
Как она смеет говорить о любви ко мне?! Как смеет!
Блядь.
Я зажмурился, привалившись спиной к стене.
Она сбежала. Сбежала в страхе. И не доверяла мне настолько, чтобы сказать правду. Не верила, что мы могли бы справиться вместе. Что это говорило обо мне? О нас? Мог ли я вообще ей верить? Она врала обо всем раньше. Может, это тоже ложь. Может, она просто искала дурака, который приютит ее ребенка, если в итоге ее убьют за работу на чертов картель. Может, я был единственным таким дураком, которого она смогла вспомнить.
И все же… эта мысль тоже не казалась правдоподобной.
Девочка… Адди… Она выглядела слишком маленькой для своего возраста. Напоминала мою племянницу, а Мила родилась на целый год позже нашего ребенка. Но и Рэйвен всегда была миниатюрной. Почти на голову ниже меня.
Когда мы были вместе, я любил эту разницу в росте. Любил, как легко мог подхватить ее, усадить на себя, удержать, утонуть в ее сказочности, в то же время соединяя нас самым близким способом.
Простой тест ДНК мог бы дать ответ, врет ли она на этот раз.
Как бы там ни было, Адди сказала, что я ее отец.
Она здесь. А ее мать была убита.
Меня скрутило изнутри.
Она это видела?
Видела, как кто-то вспарывает ее мать?
Глава 6
Райдер
Еще больше боли пронзило меня при мысли о том, что Адди могла видеть, как убивали ее мать. Будто нож, разрезавший Рэйвен, нашел дорогу и ко мне, вскрывая все, что еще оставалось от моих чувств.
Что мне теперь делать?
Я повернул голову и увидел, что Мэддокс вернулся. Он стоял в дверном проеме, и его обычно сверкающие глаза были полны печали. Никаких шуточек. Никакого поддразнивания. Только отражение моей боли.
Когда-то мы оба страдали от потери женщин, которых любили. Он смог вернуть свою. Я говорил ему, что он сделал то, на что я бы никогда не был способен… простил. Теперь мне больше не нужно было беспокоиться о том, чтобы получить такой шанс. Рэйвен была мертва.
Ее ребенок – наш ребенок? был здесь.
– Мне жаль, – тихо сказал Мэддокс.
Я стиснул зубы. В глазах жгло, но я не позволил ни одной слезе упасть.
– Она работала на Ловато?
Мой голос звучал отстраненно, холодно, словно издалека. Но это было лучше, чем разлить эмоции прямо на пол.
– Джия так считает.
Джия. Еще одна темноволосая лгунья.
Когда я не ответил, Мэддокс продолжил:
– Она не может рассказать мне много, потому что их расследование основано на информации, которую необходимо знать. Но, по ее словам, Рэйвен была чем-то вроде компьютерного гения, управляла многими операциями картеля из тени.
Рэйвен всегда потрясающе разбиралась в цифрах, сайтах и программном обеспечении. Отец и я наняли ее именно из-за этих навыков. Нам нужен был человек, способный быть одновременно офис-менеджером, маркетологом и бухгалтером. Кто-то, кто мог бы делать понемногу из всего за ту небольшую сумму, которую мы могли предложить. Тогда Рэйвен появилась, словно посланная нам свыше.
– В письме… – я сглотнул, чувствуя, как в горле встал ком, но все же продолжил: – Она писала, что они заставляли ее это делать.
Мэддокс пожал плечами.
– Я не знаю деталей. Не уверен, что даже следственная группа знает.
– Что мне делать?
Мой брат посмотрел мне в глаза, и в его взгляде была сталь – та, что редко направлялась на меня.
– Познакомься с дочерью. Позаботься о ней. Защити ее.
– Я хочу тест ДНК, – ответил я.
– Это разумно.
– Но ты думаешь, что она моя?
Мэддокс снова провел рукой по лицу.
– Я думаю, что она похожа на Рэйвен. Думаю, что если ей семь лет, то возраст совпадает. Думаю, что теоретически возможно, но маловероятно, что она забеременела от кого-то другого сразу после того, как ушла отсюда.
Эта мысль была горькой пилюлей. Я всегда гнал от себя образы Рэйвен с кем-то другим, когда они пытались проникнуть в сознание. Я хотел сделать вид, что ее никогда не существовало.
Теперь это вызывало нечто похожее на чувство вины. Вины, которую я не был ей должен, но все равно испытывал.
– Ладно, – выдохнул я.
Мэддокс внимательно посмотрел на меня. Не знаю, что он искал, но в конце концов кивнул.
– Я приведу их обратно.
Он вышел, и у меня осталось всего несколько секунд, чтобы подготовиться к удару – к тому, что мне снова придется увидеть лицо Рэйвен.
Девочка все еще цеплялась за Джию. Обе с густыми бровями, длинными ресницами и темными волосами. Похожи настолько, что могли бы быть родственницами. Но Джия была выше, чем Рэйвен. Стройнее.
Щеки Джии и Адди соприкасались, обе напряженные, настороженные. Джия держала спину прямо, словно готовая к бою. Или, может, она просто чувствовала себя неуютно, когда ребенок так вцепился в нее.
Может, она не больше меня понимала, что делать с ребенком.
Я знал только, как их баловать – делал это регулярно с Милой. Но о том, как их растить… хрена с два.
Мой младший брат был тем, кто создавал семью. Не я.
После того, что я потерял, я не собирался заводить детей.
Я протянул руку, чувствуя себя полным идиотом, и сказал:
– Я Райдер.
Девочка колебалась, но потом медленно высвободила одну руку из-за шеи Джии, вложила свою крошечную ладошку в мою и пожала.
– Адди.
В этих двух слогах я услышал знакомый ритм, тот же, что был в голосе Рэйвен.
Она объясняла мне, что это из-за того, что выросла, говоря на двух языках. Родилась и выросла в США, но ее отец был из Мексики. В семье говорили и на английском, и на испанском, легко переключаясь между языками, иногда даже внутри одного предложения.
Со мной Рэйвен в основном говорила на английском. Мой испанский ограничивался теми двумя годами, которые требовали в школе.
Но когда мы занимались любовью, когда эмоции вырывались наружу, испанский становился ее родным языком. Я выучил от нее чуть больше. Совсем немного. И почти все это уже забыл.
Я отпустил руку девочки, перевел взгляд на Джию, потом на брата, затем снова на нее.
– Что теперь?
Глаза Джии сузились.
– Теперь мы забираем ее домой.
У меня сжалось в груди.
– Мы?
Джия присела, поставив Адди на ноги. Заговорила с ней на испанском – быстро, так, как говорят те, кто использует язык с рождения.
Адди посмотрела на нее, потом на меня, затем снова на нее.
Взяла рюкзак, который был почти больше нее самой, вышла из комнаты и села на стул за дверью.
Из глубин рюкзака она достала игровую консоль и включила ее.
Джия закрыла дверь, повернулась ко мне и Мэддоксу с видом, в котором читался вызов, словно заранее знала, что нам не понравится то, что она собиралась сказать.
– Я не уйду, пока не буду уверена, что она в безопасности.
Моя грудь тяжело вздымалась. Я не понимал, что именно Джия имела в виду. Она сказала: «Забираем Адди домой», употребив слово «мы», но прежде чем я успел задать нужные вопросы, она продолжила:
– С тех пор, как мы нашли ее в номере отеля, она произнесла от силы дюжину слов. Она пряталась под кроватью в пространстве, куда едва влезла бы книга. На ней была кровь матери. Я не знаю, что она видела, но если Ловато даже заподозрят, что она была в той комнате, они начнут ее искать. А если Рэйвен успела передать ей что-то, что можно использовать как рычаг давления, и что картель не забрал из номера, они станут еще отчаяннее. Картель не оставляет незавершенных дел.
– Они убили бы ребенка? – Слова вырвались прежде, чем я успел их обдумать.
– Они бы убили собственного ребенка, если бы это означало сохранение их тайн.
Меня скрутило изнутри.
Что, если Адди была не моей дочерью, а кого-то из картеля?
– Кто знает, что она здесь? – спросил Мэддокс.
– Я свела это знание к минимуму. Кроме нас троих, еще шестеро. И только трое из них знают содержание этого письма. Я доверяю своему начальнику и напарнику свою жизнь, но у Ловато есть способы добывать информацию, которая должна быть засекречена.
– Ты думаешь, они придут за ней? – прохрипел я.
– Даже если она ничего не видела, они этого не знают. Только время покажет, узнают ли они о ней, помнит ли она что-то или действительно ли Рэйвен передала ей что-то ценное. А пока мы не знаем наверняка, нужно считать, что она в опасности.
Я посмотрел через стекло двери на крошечную девочку, склонившую голову над своей консолью.
Темная ярость снова закипела внутри меня – от одной мысли, что кто-то может попытаться причинить ей вред.
– На ней ничего не нашли? – спросил Мэддокс. – Никаких вещей, которые оставила Рэйвен?
– В номере отеля – ничего. Но и ни одной электроники, которую она использовала для работы, там не было. Возможно, они забрали все доказательства с собой после того, как убили ее. В рюкзаке Адди были только одежда, пара книг, предметы личной гигиены и эта Нинтендо. Как ты понимаешь, технологии – наша фишка в АНБ, так что я немного покопалась в ней, прежде чем отдать. Не думаю, что там что-то есть, но позже проверю еще раз. Консоль довольно новая: на ней всего пара игр. Может, просто не было денег на большее.
Во мне мгновенно вспыхнуло желание купить Адди дюжину игр. Нет, сотню. Наполнить целую чертову комнату игрушками, радужными стенами и сверкающими огоньками, как у Милы в доме Мэддокса.
– Последнее, что я слышал, – заговорил Мэддокс, – главу картеля так и не удалось идентифицировать. Только толпу наемников.
– У нас были зацепки, мы работали через источник, но каждый раз, когда казалось, что мы приближаемся к чему-то, этот человек внезапно умирал.
– В спецгруппе утечка?
– Возможно, не прямая. Я не удивлюсь, если у Ловато есть люди во многих агентствах. Но также вполне вероятно, что благодаря своим навыкам Анна-Рэйвен получила доступ напрямую к некоторым федеральным базам данных.
Не знаю почему, но хладнокровие Джии, ее почти безразличный тон выбесили меня.
– То есть, ты хочешь сказать, что у вас ничего нет? Ни единой зацепки? Что эта девочка может находиться в опасности годами, а значит, ее присутствие здесь ставит под угрозу мою семью?
– Она твоя семья, – резко ответила Джия.
– Это ты и воровка так говорите, – рыкнул я в ответ.
– Сделай вдох, – приказал Мэддокс, переводя взгляд с меня на Джию. – Мы сделаем тест ДНК, и все станет ясно.
– Вы не можете этого сделать, – покачала головой Джия. – Я даже не проверяла ее ДНК в Колорадо. Если ты сделаешь это сейчас, и ее данные всплывут в какой-нибудь базе, это поднимет тревогу где-нибудь в системе, и к тебе на порог нагрянет куча федеральных агентов и Ловато.
– Она здесь. Она существует. И весь Уиллоу Крик узнает об этом, как только я появлюсь где-то с ней.
Джия выглядела так же раздраженно, как и я из-за всей этой ситуации. Ее челюсти сжались, взгляд метнулся к Адди за дверью. Потом она резко вскинула подбородок и снова посмотрела на нас.
– Пока скажем, что она моя.
Я фыркнул. Джия не выглядела достаточно взрослой, чтобы иметь семилетнего ребенка, каким бы уверенным и «не смейте со мной спорить» ни был ее вид.
– Что, ты была матерью-подростком?
– Ей семь, придурок, а не двенадцать. Люди заводят детей и в двадцать.
Я чувствовал на себе взгляд Мэддокса. Почти наверняка он решал, стоит ли вмешаться или просто посмеяться надо мной. И, скорее всего, смех побеждал.
– Адди и я можем остаться в одном из гостевых домиков на ранчо, – предложила Джия. – Ты сможешь привыкнуть к ней без давления оттого, что живешь с ней под одной крышей. Я смогу убедиться, что она в безопасности. В итоге все получат то, что хотят.
Я уже собирался огрызнуться чем-то в духе «только когда ад замерзнет», но голос брата остановил меня.
– Кроме нее. Думаю, все, чего она хочет – это вернуть маму.
И эти слова будто сдут весь пар из нас.
Маленькая девочка потеряла мать. Возможно, видела, как ее убили.
Я вспомнил, как вчера Мила разрыдалась от ужаса, когда увидела, как я случайно убил ворону. То, что могла увидеть Адди… Эта мысль заставила кислоту быстрее, чем щелочь жир, разъесть мне желудок.
Кто может прийти за ней?
А за Джией, если она останется охранять ребенка, который, возможно, мой?..
Я даже не мог додумать этот вопрос до конца.
– В гостевых домиках сейчас никого селить нельзя, – хрипло выдал я. – Там повсюду стройка, мы расширяем территорию.
Я перевел взгляд на Джию.
– Вы останетесь у меня.
Глаза Джии расширились, дыхание сбилось. И, черт подери, мне не понравилось, насколько сильно я хотел, чтобы оно сбивалось совсем по другой причине.
А это означало, что приглашать ее в свой дом, единственное место, куда я никогда не приводил ни одну женщину, было одновременно и ошибкой, и правильным решением.
– Люди будут болтать, Райдер. – сказал Мэддокс. – Ты знаешь, что они скажут.
Взгляд Джии встретился с моим.
Я не был уверен, что отражалось в ее глазах – смирение или вызов.
– Пусть говорят, – тихо ответил я.
Я пришел в офис шерифа с дурным предчувствием, но сейчас меня захлестнуло только одно – решимость.
Если кто-то придет за Адди, если кто-то попытается причинить вред Джии из-за нее, я буду там.
С чертовым пистолетом в руке, защищая их.
Я не сомневался, что эта уверенная в себе, умная, мускулистая оперативница под прикрытием умеет постоять за себя и, возможно, сможет защитить Адди лучше, чем я.
Но я буду еще одной преградой между ними и угрозой.
Буду тем, на кого эта маленькая девочка сможет положиться.
– А что насчет мамы с отцом? Нашей семьи? – спросил Мэддокс.
– Мы скажем им правду, – твердо ответил я, не отводя взгляда.
– Не думаю, что разумно посвящать еще больше людей в то, кем она на самом деле является, – скрестила руки Джия.
– Я не лгу. И тем более не лгу тем, кто мне дорог.
Пусть весь город думает, что хочет.
Но с семьей я буду честен.
Мэддокс посмотрел на Джию.
– Если ты и ребенок почти поселитесь у Райдера, не рассказав нашей семье правду, они расстелят перед тобой красную ковровую дорожку и начнут планировать свадьбу.
Джия поморщилась, и ее щеки едва заметно порозовели.
– Я не переезжаю. Мы просто скажем, что нам было негде остановиться, и Райдер предложил помощь.
– Ты не можешь решать, что я скажу своей семье, – прорычал я.
– А ты не можешь подвергать риску ее и всю операцию только ради собственной совести.
Мэддокс фыркнул, смесь смеха и раздражения.
– Не уверен, что это хорошая идея. Хотя смотреть, как вы постоянно переругиваетесь, было бы забавно, этой девочке нужен покой, а не вечная война вокруг нее.
И это снова заткнуло нас обоих.
Спустя долгую паузу я произнес слова, в которые не был уверен, но знал, что должен сказать:
– Он прав. Перемирие?
Я протянул ей руку. Она долго на нее смотрела, а потом вложила свою ладонь в мою.
Жар пронесся по ладони, запястью, вверх по руке. Мы оба резко убрали руки, и я заметил, как она провела пальцами по бедру, будто пытаясь стереть ощущения. Значит, я был не единственным, кого преследовало это дурацкое напряжение. Но я был взрослым мужчиной. И умел игнорировать ненужное влечение.
Джия Кент пробудет здесь всего несколько дней, просто чтобы выяснить, придут ли за Адди люди Ловато или нет.
А потом она уйдет.
А я останусь разбирать обломки своей жизни и думать, как их сложить обратно.
Глава 7
Джиа
Несмотря на то, что я закончила колледж с отличием и не раз получала похвалу за выдержку на работе, сейчас я чувствовала себя полной идиоткой, шагая следом за Райдером в его дом вместе с Адди. Оставаться у него было плохой идеей. Чудовищно плохой.
Доказательством тому стало то, как мое тело вспыхнуло от одного рукопожатия.
Я бросила взгляд на Адди в детском кресле на заднем сиденье. Она смотрела в окно на идиллические пейзажи: коров и лошадей, мирно пасущихся за белыми ограждениями. Какой могла бы быть ее жизнь здесь? Учиться ездить верхом, плескаться в озере в жаркие, душные летние дни, быть окруженной семьей, которая любит друг друга настолько, чтобы оставаться вместе, а не уходить.
Моя семья тоже любила друг друга и всегда была готова прийти на помощь, но мы с братом пошли по стопам отца, поставив службу стране выше отношений. Взрослыми мы виделись редко, и уж точно не знали, как оставаться на одном месте.
И все же, мои родители жили в Вирджинии дольше, чем где бы то ни было за всю их совместную жизнь. За три последних года школы мы трижды переезжали, и мама наконец дошла до точки. Тогда отец поклялся, что уйдет в отставку, но больше никуда не поедет. Мама, наконец, смогла увидеть, как расцветают и созревают ее любимые цветы, ухаживать за садом так, как ей мечталось. Она обрела друзей и сохранила их, в то время как я делала противоположное.
Мы переезжали так часто, что я с детства воспринимала друзей как временные игрушки, которые меняют, когда ты из них вырастаешь. В старшей школе каждый новый учебный год превращался для меня в пытку. Я была той самой «новенькой», год за годом. Ботаником-одиночкой, чья любовь к шпионским романам и фильмам граничила с одержимостью.
Мы пронеслись мимо въезда на ранчо Хатли, мимо каменных столбов, удерживающих кованую табличку с названием ранчо под силуэтом вздыбленного мустанга. Я знала, что Райдер жил не на основной территории, но в прошлом году так и не добралась до его дома. Тогда, после того как он поймал меня за обыском в его офисе, появление у него дома окончательно разрушило бы мое прикрытие.
Поворотник Райдера мигнул как раз перед тем, как он свернул на гравийную дорогу, спрятанную между высокими южными магнолиями, которые зацветут через несколько недель. Узкая дорога извивалась сквозь густую листву, среди которой выделялись могучие дубы, их толстые ветви ползли по земле, словно щупальца осьминога.
Красный крытый мост, узкий, рассчитанный лишь на одну машину, пересекал ручей и вел к небольшому холму.
Когда дом наконец показался, меня накрыло потрясение.
Изучая семью Хатли перед тем, как впервые ступить в Уиллоу Крик, я выяснила, что Райдер спроектировал и построил этот дом сам. Он учился на архитектора, но бросил учебу, чтобы вернуться и помочь спасающемуся от разорения ранчо.
Поэтому я ожидала увидеть нечто в духе их просторного фермерского дома или, на худой конец, деревянного коттеджа.
Но передо мной стоял стеклянный шедевр. Весь дом состоял преимущественно из окон, с акцентами из гладкой сосны и речного камня. Крыша повторяла склоны гор на горизонте, а затем резко обрывалась, открывая вид на долину, раскинувшуюся за пределами владений Хатли, и на озеро вдалеке.
Это было искусство, воплощенное в здании. Это было завораживающе.
И этот угрюмый ковбой создал его из ничего, опираясь лишь на свое воображение и природу вокруг.
Что это говорило о нем?
Сердце вдруг заколотилось неровно, когда мы свернули по извилистой дороге к боковой части дома, где к основному зданию стеклянной галереей был пристроен трехместный гараж.
Все три двери одновременно поднялись, и Райдер припарковал пикап в первом боксе.
Во втором стояла старая маслкар – мой брат бы сошел с ума от зависти. Третий оставался пустым.
Это был, пожалуй, самый чистый гараж, который я когда-либо видела.
Никаких стеллажей с разбросанными спортивными принадлежностями или садовыми инструментами. Несколько огромных стоячих ящиков для инструментов, выглядевших почти новыми, аккуратно разместились между гладкими шкафами, сливавшимися со стенами.
Ничего не валялось, все сверкало чистотой.
Райдер выбрался из машины и махнул мне, приглашая припарковаться в свободном месте.
Я заехала, собирая мысли в кучу.
Райдер открыл заднюю дверь пикапа, чтобы помочь Адди, пока я выходила. Они смотрели друг на друга, словно оценивая.
Я открыла багажник, достала небольшую спортивную сумку – мой тревожный чемоданчик, и подошла к ним.
Адди расстегнула ремень и потянулась за рюкзаком одновременно с Райдером. Их руки столкнулись. Девочка тут же отдернула свою, словно обжегшись.
Тень беспокойства мелькнула в глазах Райдера. Он молча закинул рюкзак себе на плечо и протянул Адди руку. Она не взяла ее.
Он отступил на шаг, прочистил горло и сказал:
– Заходите, устроимся.
Адди спрыгнула на землю и посмотрела на меня широко распахнутыми, тревожными глазами.
– Все хорошо, – мягко сказала я по-испански. – Я никуда не уйду.
Райдер нажал кнопку на стене, закрывая гаражные двери, а затем повел нас по стеклянной галерее. Потолок был отделан сосновыми панелями, покрытыми лаком, благодаря которому они сияли почти так же ярко, как стекло вокруг. Пол устилали огромные плиты сланца, повторяя текстуру камней, разбросанных по горному склону.
Адди сжала мою ладонь. Я взглянула на нее. Она была так же поражена этим местом, как и я.
Райдер открыл вторую дверь и жестом пригласил нас войти.
Мы оказались в прихожей, что-то вроде грязевой комнаты, где он повесил шляпу.
Его волосы почти не взъерошились под ней, но он все же провел рукой по прядям.
Я почувствовала – он был так же напряжен, как и мы.
Прихожая перетекала в кухню с массивной, профессиональной техникой из нержавеющей стали и стенами из стекла. Сланцевые плитки повторялись в качестве фартука над столешницами, перекликаясь с валунами, разбросанными за окном. Высокий потолок из сосны вздымался вверх, подобно деревьям, а огромные мансардные окна открывали вид на лазурное небо, в котором, словно хлопковые подушки, плыли белоснежные облака. Длинная столешница из полированного дерева отделяла кухню от гостиной, в которую вели две каменные ступени.
Весь дом будто сливался с природой, как будто сам вырос из земли, или наоборот – природа проросла внутрь него. Это ощущение только усиливалось за счет землистых оттенков кожаной мебели и массивного журнального столика, сделанного из цельного ствола дерева.
На тех немногих стенах, что не были стеклянными, не висело ни одной картины. Но они и не были нужны. Здесь вид из окон был главным украшением.
– Святая… корова, – наконец выдохнула я, уставившись на долину, словно смотрела на нее с верхушек деревьев.
Адди крепче сжала мою руку, и мы обе повернулись в сторону Райдера.
Он стоял на другой паре каменных ступенек, ведущих в прихожую, за его спиной мерцали стеклянные двустворчатые двери с коваными элементами. Напряжение, которое я заметила в нем еще в прихожей, теперь стало только сильнее.
Я видела его сварливым. Раздраженным. Злым. Но не неуверенным. И это задело во мне что-то неожиданное. Что-то мягкое. Что-то, чему я редко позволяла существовать в моей жизни.
Мы с Адди двинулись вперед, поднимаясь по ступеням, чтобы присоединиться к нему.
– А где ты смотришь телевизор? – спросила я.
Его губы чуть дернулись в улыбке.
– Если мне вдруг хочется посмотреть игру, я делаю это в баре, у родителей или у Мэддокса. Но в игровой есть телевизор.
– Игры? – у Адди мгновенно загорелись глаза.
Райдер посмотрел на нее мягче.
– Это любимая комната моей племянницы. Давай сначала покажу вам спальни, а потом пойдем туда.
В прихожей он указал на изогнутую лестницу, ведущую вниз.
– Игровая там.
А затем пошел в другую сторону, поднимаясь по четырем ступеням, ведущим в коридор.
Левая его сторона была стеклянной, правая – из сосны, с дверями, ведущими в разные комнаты.
– Гостевой санузел, – махнул он рукой на первую дверь. – Мой кабинет, – указал на двустворчатые двери. – А тут спальни.
Мы поднялись еще на несколько ступеней – дом словно повторял естественный рельеф холма.
Райдер открыл первую дверь, и мы вошли в просторную комнату, выполненную в кремово-мятных оттенках. Она была больше, чем моя первая квартира.
Кровать с балдахином из кованого железа, вырезанная в виде деревьев, была застелена мягким постельным бельем и прислонена к стене, имитирующей покрытый мхом камень. Напротив нее – комод, уютный диванчик и письменный стол.
И снова главной деталью оставались окна.
За ними раскинулся роща древних дубов с их раскидистыми ветвями и стройные ивы, пока еще голые, но вскоре, с приходом весны, они покроются мягкой зеленью.
Просыпаться здесь было бы похоже на сон в домике на дереве.
– Ванная и гардеробная там, – Райдер указал на дверь, затем перевел взгляд на меня. – Должно быть достаточно полотенец и средств для душа, но Сэди в этом году часто здесь останавливалась, когда мама слишком сильно лезла в ее жизнь. Так что скажи, если чего-то не хватает.
Что ж. Значит, эта потрясающая комната была моей на ближайшие несколько дней. Я сглотнула, бросила сумку на кровать и последовала за Райдером обратно в коридор.
Адди по-прежнему сжимала мою руку, словно я была единственным, что удерживало ее на ногах. Или, может, наоборот, она была той, кто поддерживал меня. Я не знала. Так же, как не знала, почему этот дом так сильно на меня влияет. Будто Райдер бросил камень в спокойную гладь моих эмоций, и теперь круги по воде расходились все дальше, захватывая меня в этом движении.
Следующая комната была оформлена в мягких голубых и кремовых тонах.
На кровати был воздушный кружевной балдахин, а потолок над ней расписан в виде весеннего неба.
Встроенные лампы подсвечивали облака, придавая им нежное сияние, словно солнце светило где-то за горизонтом.
– Ванная и гардеробная тоже там, – Райдер указал на дверь, затем посмотрел на Адди. – Это любимая комната Милы. Я подумал, тебе тоже может понравиться.
Он махнул рукой в сторону окон.
– Она любит просыпаться и видеть уток и гусей на пруду.
За стеклом в обрамлении деревьев действительно раскинулся небольшой пруд.
Каждая комната в этом доме была словно живое полотно. Еще одно произведение искусства, созданное природой. Райдер увидел это, задумал, а затем бережно встроил свой дом в окружающий ландшафт. Я не ожидала найти художника под этим слоем фланели и джинсы.
Райдер положил рюкзак Адди на скамью из синего бархата у подножия кровати, но она посмотрела на него с тревогой, будто не хотела оставлять свои вещи.
Я сжала ее ладонь.
– Все хорошо. Здесь безопасно. Здесь твои вещи в безопасности.
Она поколебалась, затем кивнула.
– Она говорит только на испанском? – спросил Райдер, в его голосе звучала забота.
Я почти забыла, что все еще обращалась к Адди на испанском. Я перевела взгляд с него на девочку.
– Ты ведь говоришь и на английском, и на испанском, верно?
Адди снова шагнула ко мне, но кивнула. Райдер присел перед ней.
– Это хорошо. Я не очень хорошо знаю испанский. Может, ты меня научишь?
Он замялся, прежде чем продолжить:
– Я когда-то учил его… но многое уже забыл.
В наступившей тишине повисло напряжение.
Она ему не доверяла. Она была приучена не доверять никому. То, что она держалась за меня, объяснялось не верой в безопасность, а тем, как я ее нашла.
– Давайте посмотрим игровую комнату? – предложил он.
Адди с жаром закивала.
Мы вышли из спальни, и она посмотрела на дверь, а затем на другие вдоль коридора.
Ее взгляд остановился на еще одном лестничном пролете, ведущем в другую стеклянную галерею.
– Моя комната там, – кивнул Райдер в сторону ступеней. – Если что-то понадобится ночью, я буду там.
Адди замерла, переминаясь с ноги на ногу.
Райдер взглянул на меня, и я увидела не только напряжение, но и беспомощность. Он был потерян. Он не знал, как стать отцом семилетней девочке. Не просто ребенку, а ребенку, прошедшему через травму. Девочке, которая жила вне общества, на грани. Кто знает, что она видела, даже до вчерашнего дня? Я не хотела, чтобы мое сердце еще сильнее смягчилось к нему. Но оно сделало это.
Райдер провел нас вниз по изогнутой лестнице в длинный цокольный этаж, по площади равный кухне и гостиной над ним. Глубокие кожаные диваны, источающие комфорт, были повернуты к огромному телевизору, встроенному в стену из тикового дерева. Полки были уставлены различной техникой, книгами и настольными играми. В дальнем углу стоял старый музыкальный автомат, несколько ретро-игровых автоматов – «Пакман», «Фроггер» и пинбольный стол. Бильярдный стол, доска для дартса и лакированный бар завершали картину идеального мужского логова.
