Текст книги "Начало нас (ЛП)"

Автор книги: Лайла Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Вот это вызвало бы скандал. С тобой проблемы, Златовласка.

Я поднимаю бровь, на моих губах появляется улыбка.

– Это даст им еще что-то, о чем можно поговорить. Они начнут задаваться вопросом, что мы делаем вместе.

Я не осознаю, что мои слова звучат многозначительно, пока они не вылетают из моих уст и его темные глаза не вспыхивают жаром. Мои щеки горят, и я стараюсь не обращать внимания на румянец, проходящий по всему телу. Я делаю шаг вперед, подальше от него, и сажусь на край фонтана. Платье скатывается вокруг моих ног, и я кладу руки на колени.

– Я хочу у тебя кое-что спросить.

Грейсон засовывает руки в карманы брюк и возвышается надо мной.

– Ага? Что такое?

Я нервно сглатываю. Его взгляд слишком пристальный, слишком испытующий.

– Лилии… почему ты оставляешь их мне каждое утро?

– Иногда мы одиноки, даже окруженные людьми, – говорит мне Грейсон, его голос смягчается. – Я вижу это в твоих глазах. Лилии должны напоминать тебе, что ты… не так одинока. Но я делаю это и для себя.

– Я думаю… – я делаю паузу, когда мой голос надламывается. – Я думаю, это самая милая вещь, которую мне когда-либо говорили.

Грейсон снова замолкает, и когда я больше не могу выдерживать его взгляд, я смотрю на свои розовые ногти.

– Что значит, ты делаешь это и для себя тоже?

Он переминается с ноги на ногу.

– Я долго искал новую цель и нашел ее.

– Цель? Какая цель? – Я моргаю, глядя на него в замешательстве.

Я наблюдаю, как двигается его горло, когда он глотает.

– Ты. 

Мое сердце ударяется о грудную клетку.

Я его цель…?

Потеряв дар речи, я смотрю на него.

– Мне не нужно, чтобы ты меня лечил, – бормочу я, пытаясь понять смысл его слов. Грейсон сбивает меня с толку, вызывая море смешанных эмоций.

Он приближается, пока его ноги не касаются моих колен. Я чувствую его тепло через нашу одежду. Из положения сидя мне приходится вытягивать шею, чтобы посмотреть на него. Мой пульс бьется как сумасшедший, когда он протягивает руку, нежно касаясь тыльной стороной пальцев моей щеки.

– Я не пытаюсь тебя исправить. – Он заправляет прядь моих волос за ухо. – Я хочу исправить себя, чтобы я мог держать тебя и защищать то, что могло бы быть нами.

Что может быть… нами?

Он думает, что есть мы.

Боже, это признание Грейсона?

Я снова моргаю, и на его губах играет улыбка. Он такой красивый, когда вот так улыбается. Что он делает со мной? О мое сердце.

Мои легкие сжимаются, и у меня внезапно кружится голова. От его близости и его тепла. Его сладкие, захватывающие слова. Его нежное прикосновение.

Он говорит все, что я хочу услышать. Все правильные слова. Но…

Если я отдам ему свое сердце, я дам ему силу сломить меня.

Я знаю, что Грейсон – не Джаспер. И все же его привязанность все еще пугает меня. Он слишком близко, от него так приятно пахнет – О Боже, мне нужно время, чтобы подумать.

Нервничая, я собираюсь встать. Только для того, чтобы мои каблуки зацепились за подол платья, и тогда я опрокинулась назад. Мое равновесие неустойчиво, и я вскрикнула от шока, паника охватила меня, когда мои икры ударились о каменный фонтан. Грейсон бросается вперед, его рука обвивает мою талию, но этого недостаточно, чтобы твердо стоять на земле.

– Черт, – ругается Грейсон себе под нос, когда мы спотыкаемся вместе.

Мои пальцы сжимают его сильные бицепсы, когда мы оба опрокидываемся.

Прямо в фонтан.

Глупая Райли, ругаю я себя про себя. Посмотри, что ты сейчас сделала.

Все мое тело погружается в острую холодную воду, и это шок для моих чувств. Я даже не замечаю, как Грейсон поднимает нас обоих. Я поднимаюсь на ноги, шипя и дрожа от холода. Меня охватывает беспомощное смущение, и я даже не могу смотреть в лицо Грейсона.

Пальцы сжимают ткань платья, ногти впиваются в бедра. Глупая, глупая, глупая. Ты катастрофа, Райли. Это все, чем ты когда-либо будешь.

Ничего хорошего от меня не исходит.

Он все еще держит меня за локоть, пока мы оба стоим в фонтане.

– Ты в порядке? Ты ударилась головой? – обеспокоено спрашивает он.

Я молча качаю головой. Но мне бы хотелось действительно удариться головой и потерять сознание, надеюсь, забыв, что это когда-либо произошло. Насколько неуклюже я могу быть?

Мы оба мокрые. Мое красивое шелковое платье намокло, ткань прилипла к телу, как вторая кожа, испорчена. Его дорогой костюм тоже испорчен. Волосы у меня мокрые, тщательно уложенные локоны прилипли к лицу. Я, должно быть, похожа на утонувшую крысу.

Полная катастрофа для момента, который складывался так хорошо.

Я разрушаю все, к чему прикасаюсь…

Грейсон обхватывает мою щеку, запрокидывая мою голову, чтобы посмотреть на него.

– Я отвезу тебя домой, ладно?

– Что?

– Мы не можем вернуться в бальный зал в таком виде. – В его взгляде нежность, взгляд, который я вижу впервые. Мое сердце заикается. – Мы ускользнем, и я отвезу тебя домой.

– Тебе следует держаться от меня подальше, Грейсон, – шепчу я, слезы обжигают мои глаза. – Я никогда не смогу сделать что-то правильно. Я тебя разрушу. – Я разрушаю все, к чему прикасаюсь…

Он обхватывает мое лицо ладонями, его большие пальцы касаются моих щек.

– Ты настоящий пожар, Райли. Ты думаешь, что сжигаешь все вокруг себя, но на самом деле ты сжигаешь себя. Ты сожгла свое сердце.

Мои губы раздвигаются в тихом вздохе. Грейсон наклоняет голову, приближая наши лица. Его глаза темные, от напряжения в них мой желудок сводит с ума.

– Ты не сможешь погубить меня, Златовласка. Я уже в пепле. Ты не можешь сжечь меня. Я уже лежу в собственном прахе.

Все мое тело дрожит, холод воды просачивается сквозь кости. Но на удивление его руки… его прикосновения… теплые. Я не знаю, как такое возможно, ведь мы оба упали в воду. Меня переполняет желание погрузиться в его объятия, растаять в его объятиях, позволить его теплу украсть холод моей души.

Грейсон первым выходит из фонтана. Его костюм промок и растрепан, но он не выглядит менее красивым. Его загорелая кожа блестит от капель воды, и у меня возникает внезапное желание слизать их. Стук.

Он протягивает мне руку, и я беру ее.

Стук.

Его пальцы защитно обхватывают мою руку, когда он помогает мне выбраться из фонтана. Я неуверенно иду по пятам, но Грейсон удерживает меня прикованной к себе.

– Давай выбираться отсюда?

Стук.

– Хорошо, – соглашаюсь я, затаив дыхание.

Грейсон выводит меня из оранжереи. Я украдкой оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что никто не видит, как мы убегаем, особенно в мокрой одежде. Наше нынешнее состояние весьма сомнительно, и если кто-нибудь нас все-таки увидит, то придется долго объяснять моему отцу и его дяде.

И что самое худшее? Я стану центром нового скандала. Только на этот раз я возьму с собой Грейсона. Это последнее, что я хочу сделать.

Он заслуживает лучшего, чем мое ужасное «я».

Мы успешно выбираемся наружу, и никто не мешает нашему побегу. Холодный декабрьский ветерок заставляет меня стучать зубами, и я обнимаю себя за талию. Мокрое платье начинает превращаться в сосульку вокруг моего тела.

Грейсон запускает руку в карман и достает ключи от машины.

– П-подожди. Мое платье мокрое, – говорю я ему, мои губы онемели от холода. Я едва могу говорить. – Я не хочу испортить т-твое автокресло.

Грейсон, кажется, меня не слушает. Он отпирает свою машину и открывает пассажирскую дверь. Мой протест замирает на моих губах, когда его руки обхватывают меня за бедра и легко поднимают меня в свою машину, как будто я ничего не вешу.

Он что, просто взял меня на руки?

Я моргаю, когда он закрывает дверь и бежит к другой стороне машины. Он садится на водительское место и запускает двигатель. Через несколько секунд машину наполняет волна жара, и я практически хнычу в ответ.

Я растворяюсь в кожаном сиденье, а онемение медленно уходит из моих замерзших костей. Ладно, думаю, я не против того, чтобы Грейсон возился со мной.

Поездка на машине до моего дома тихая. Я изучаю профиль Грейсона, мой взгляд дольше задерживается на его полных губах. На мгновение я представляю, как он целует меня. Его полные губы на моих, пробуют и целуют меня так, как я жажду прикосновений.

Образы наших поцелуев превращаются в нечто большее. Его тело на моем, его руки трогают и дразнят меня, его губы исследуют мою чувствительную кожу. Я сжимаю бедра вместе, когда от воображения по моим венам пробегает покалывание. Мое сердце пульсирует, и все мое тело краснеет от моих грязных мыслей.

О Боже, что со мной не так?

Когда он подъезжает к дому, я не сразу выхожу из машины. Меня охватывает нерешительность. Я не хочу, чтобы мы пошли разными путями вот так.

Если я сейчас войду в свой дом, а он уйдет… ночь закончится, вот так. Этот момент между нами, каким бы он ни был, закончится. Мысль об этом оставляет во мне ощущение пустоты, пустоты, которую я ненавижу.

А что насчет его признания?

А что насчет того, что я хочу ему сказать?

А как насчет невысказанных слов между нами?

Я не хочу, чтобы этот момент закончился и чтобы он ушел просто так. Я хочу большего от Грейсона. Я хочу узнать его секреты, узнать его самые сокровенные желания; Я хочу проверить, верна ли моя интуиция относительно него и нас.

– Почему бы тебе не зайти внутрь? – спрашиваю я его, закусив губу от смелого предложения. – Я могу положить твою одежду в сушилку. Это не займет даже часа. Потому что чем дольше ты останешься в гидрокостюме, тем быстрее простудишься.

Грейсон задумался.

– Ты уверена, что это то, чего ты хочешь?

Да, черт возьми. Почему он должен быть таким чертовски идеальным джентльменом? Это только заставляет меня хотеть его еще больше. Его сладость, его нежность, его тепло – всего этого мне хочется больше. Я хочу все.

Потому что это именно то, чего я так жаждала…

Я только сейчас это осознаю.

Моя жизнь была пустой, потому что мне кажется вечность холода. Я как-то отстранилась от эмоций, от идеи любви, желания кого-то. О том, что значит желать и быть желанной. В какой-то момент я потеряла страсть к жизни.

Я потеряла смысл того, что значит жить. И Грейсон, он что-то зажигает во мне. Ад эмоций, который я не могу описать.

Какие чувства он заставляет меня чувствовать? Это то, чего я жаждала, чего жаждало мое сердце.

– Ты сказал, что поможешь мне обрести дар моего терпения. – Я сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладонь. От беспокойства у меня тяжелеет в груди, и дыхание становится прерывистым и прерывистым. Что, если он откажется от моего предложения? Потому что если он это сделает… Я, возможно, просто выкопаю яму и закопаюсь в ней. Навсегда. – Я просто даю тебе шанс быть полезным, поскольку ты это обещал.

В ответ он открывает дверь и первым выходит из машины. Затем он обходит ее и подходит ко мне, открывая для меня дверь. Он протягивает руку, давая мне взять ее. Всегда джентльмен.

Я беру его за руку, и он помогает мне выйти за дверь. Мое платье, тяжелое и все еще мокрое, растекается у моих ног, пока я ввожу пароль от автоматических ворот. Она со скрипом открывается, и я провожу его через отверстие. Просторный газон перед домом ухожен, трава свежескошена. Снежная пыль покрывает сосны, придавая им зимний вид. У нас редко бывает белое Рождество. Снег в Нью-Йорке идет в среднем только два дня в декабре, и сегодня утром нам посчастливилось получить сильный ливень, поскольку температура начала падать еще больше.

Я поднимаю подол платья, мои каблуки стучат по каменистой дорожке, ведущей к двери. В доме тихо и темно, когда я отпираю его, и мы заходим внутрь. Мисс Миллер, наша экономка, уже ушла к себе. Это значит, что в этом большом доме только я и Грейсон. Одни.

Только мы вдвоем.

Ох… ох.

Почему я не подумала об этом, прежде чем пригласить его войти?

Или, может быть, я подсознательно думала об этом… и все равно хотела пригласить его войти?

– Можешь ли ты дать мне свою рубашку? – спрашиваю я его, покусывая губу. – Я положу это для тебя в сушилку, прежде чем мы поднимемся наверх. Мы не можем положить твои брюки и пиджак в сушилку, но придумаем для них что-нибудь другое.

Грейсон кивает, сбрасывая пиджак. Я беру его, мои глаза скользят по верхней половине его тела. Его белая рубашка, мокрая и почти прозрачная, прилипла к загорелой коже. Мое горло вдруг чувствует. Он ослабляет галстук на шее, прежде чем медленно расстегнуть рубашку. Я смотрю, как он снимает со своего тела мокрую ткань и протягивает ее мне.

Грейсон стоит передо мной с обнаженной грудью, и мое сердце колотится. Я поглощаю его, его крепкие груди и коричневые соски. У него немного волос на груди и вдоль пупка, спускающихся вниз… ох.

Пульсация между моих бедер снова вернулась, с настойчивой яростью.

– Я просто… – Мой голос звучит как хриплое карканье, и я откашливаюсь. – Я положу твою рубашку в сушилку.

А потом я практически убегаю от него. Грейсон высокий и красивый, но я не ожидала, что он будет выглядеть таким горячим. Одетый Грейсон очарователен. Грейсон без рубашки? Он невероятно соблазнителен.

Я засовываю его рубашку в пустую сушилку и запускаю таймер, прежде чем закрыть за собой дверь в прачечную. Я возвращаюсь в главный коридор и обнаруживаю Грейсона, все еще стоящего там, где я его оставила.

– Моя комната наверху, – говорю я ему, а затем гримасничаю, потому что это звучит слишком многообещающе. – Я имею в виду, мы можем подождать там. Я принесу тебе еще полотенце.

Он закусывает нижнюю губу зубами, и порхающие бабочки перелетают от моего живота к сердцу.

– Ты нервничаешь, Златовласка?

Я щурюсь на него, пытаясь сделать вид, будто само его присутствие не влияет на меня.

– Не-а. Зачем мне это?

Грейсон протягивает руку, его пальцы скользят по моей обнаженной руке. В его темных глазах дразнящий блеск.

– Ты дрожишь, и это не из-за холода или мокрого платья. – Он криво ухмыляется. – И ты выглядишь покрасневшей. Ложь приносит вам неприятности, мисс Джонсон.

О Боже мой… он флиртует.

Не знаю, откуда такая смелость, но я наклоняюсь к нему. Возможно, у меня не так много опыта во флирте, но я тоже могу дразнить. Моя рука прижимается к его сильной груди. Его дыхание сбивается от моего прикосновения.

– Твое сердце бьется быстро. Ты боишься, что я могу воспользоваться этой ситуацией? Я имею в виду… ты сейчас раздет.

Его горло перекашивается от тяжелого сглатывания.

– Полотенце, – хрюкает он. – Мне нужно полотенце, пожалуйста.

Я не могу скрыть ухмылку на своем лице. Развернувшись на пятках, я поднимаюсь по лестнице, и Грейсон следует за мной в мою спальню. Я включаю свет и достаю из шкафа свежее полотенце.

– Ты можешь воспользоваться моей ванной. Не торопись.

– Я всего на несколько минут. – Он забирает у меня полотенце и идет в соседнюю ванную, закрывая за собой дверь. Через минуту я слышу, как включается душ.

Это значит, что у меня есть около пяти минут, чтобы превратиться из утонувшей крысы во что-то более… приятное на вид.

Я хватаю еще одно полотенце и запираюсь в гардеробной. Я стягиваю с себя мокрую рубашку и быстро вытираюсь, прежде чем надеть рваные джинсы и белую майку. Я могла бы выбрать платье, но предпочитаю более повседневный образ. В любом случае, он уже видел меня мокрой. Не может быть ничего более постыдного, чем это.

Одевшись, я выхожу из шкафа и направляюсь к туалетному столику. Я сушу волосы феном, когда Грейсон выходит из моей ванной.

Моя челюсть разинулась при виде его, одетого только в белое полотенце.

Ой, ой, ой!

У меня слюнки текут, и я совершенно потеряла дар речи. Он стоит там, посреди моей комнаты, и внезапно из-за его внушительного присутствия это место кажется маленьким.

Я кладу фен и делаю два шага назад, прежде чем сесть на край кровати. Его взгляд скользит по мне, и от его внимания моя кожа покрывается мурашками.

– Думаю… нам нужно убить около часа, – осторожно говорит он. – Что у тебя на уме?

– Мы можем поговорить? – Я предлагаю.

– О? – Он вскидывает единственную бровь. Грейсон приближается ко мне и садится на мою кровать, сохраняя небольшое расстояние между нашими телами. Матрас прогибается под его весом, и кажется, что его высокое тело возвышается надо мной, даже когда мы оба сидим. – О чем ты хочешь поговорить?

– Назови мне одну вещь, которая тебя злит.

– Хм. Высокомерие. А у тебя?

Я жую внутреннюю часть щеки.

– Предатели. Что тебя пугает?

– Чувство бессилия. – Он сглатывает, и на его лице появляется душераздирающее выражение. – Я уже был в таком состоянии, когда у меня впервые забрали Наоми. Как она вцепилась в мою рубашку, плакала и не хотела отпускать. Она не понимала, что происходит, почему ее разлучают со старшим братом. Это меня пугает. Ощущение полного бессилия. Я не смог защитить ее от этой боли.

Я тянусь к нему, обхватывая пальцами его руку.

– Ты сам был еще ребенком, Грейсон. У тебя не было выбора. Это была не твоя вина.

Грейсон натянуто улыбается.

– Скажи это пятнадцатилетнему мальчику, который все еще злится на несправедливость всего этого. Что тебя пугает?

Я моргаю. Я не ожидала, что он задаст мне тот же вопрос, и теперь, когда он это сделал, я не знаю, как на него ответить. Что меня пугает? Я никогда об этом не думала.

Я не знаю…

Я боюсь пауков и всего, что ползает или скользит.

Я боюсь океана, неизведанного, живущего в глубокой воде.

Я боюсь…

– Гроза, – дрожащим голосом говорю я ему.

Потому что меня никогда во время них никто не держал. Потому что я всегда была одна, прячась под одеялами в темноте, слушая гром, проносящийся по темнеющему небу, сильный ветер, сотрясающий мои окна, дождь, барабанящий по крыше.

Я помню пятилетнюю Райли – ее первый ураган.

Бегу в спальню родителей, стучу в дверь и рыдаю от страха. Дверь открылась, и она упала в объятия матери, молча прося об утешении.

Только для того, чтобы она отвела пятилетнюю Райли обратно в ее комнату, заперев за собой дверь. Чтобы она больше не могла их потревожить.

Я боюсь остаться… одинокой. Во тьме.

Но я не говорю об этом Грейсону.

Я наклоняюсь к нему и удивленно моргаю, когда улавливаю запах моего любимого мыла.

– Ты пахнешь, как я, – поддразниваю я, меняя тему.

Грейсон издает фальшивый раздраженный звук в глубине своего горла.

– У тебя много девчачьих штучек, – объясняет он, запуская пальцы в все еще мокрые волосы. – Вместо этого я использовал ванильное мыло.

– Ты называешь меня Златовлаской… может быть, мне следует называть тебя Ванильным мальчиком.

– Ты бы не посмела.

– Ванильный мальчик, – дразню я.

Я не знаю, откуда взялась эта сторона Райли, которая протащила мальчика в свою спальню и так свободно его дразнит. Но есть что-то в Грейсоне, что заставляет меня чувствовать себя комфортно рядом с ним.

Почти как инстинкт, подсказывающий мне, что я могу ему доверять.

– Ванильный мальчик звучит так… просто и ванильно, – сварливо жалуется Грейсон.

– Ты хочешь сказать, что ты не любитель ванили? – Мои щеки заливаются румянцем, когда я понимаю, что только что сказала. И тут ты заткнись, Райли.

Его глаза сужаются на мне.

– Ты не знаешь, какой я любовник, Райли, – хрипит Грейсон, его голос становится более глубоким и хриплым.

Я придвигаюсь к нему ближе, пока наши колени не соприкасаются, а наши голые руки не соприкасаются друг с другом.

– А что, если я захочу это узнать? – шепчу я, слегка задыхаясь.

Наши взгляды встречаются.

В груди у него сбивается прерывистое дыхание.

Мой пульс ускоряется.

Стук.

Стук.

Стук.

И тогда мы оба движемся одновременно. Как будто невидимая нить тянет нас вместе. Неоспоримая сила.

Я наклоняюсь к нему, мои руки приземляются на его широкую мускулистую грудь. У меня перехватывает дыхание, когда его пальцы сжимаются под моим подбородком, запрокидывая мою голову вверх. Я сжимаю бедра вместе, желание скапливается в глубине живота от интенсивности его темного взгляда.

Грейсон очень нежно приближает свой рот к моему.

У меня вырывается едва слышный вздох.

В тот момент, когда наши губы соприкасаются, так мягко, так нежно… легкое прикосновение, такое ощущение, будто в моем животе порхают тысячи бабочек, и все мое тело оживает.

Грейсон не целует меня, как Колтон. С похотью и разочарованием, жестко и дико.

Нет, он целует меня так, словно я сделана из стекла. Как будто я особенный человек, которым стоит дорожить. Его губы опытны, но неуверенны. Медленные. Не торопясь изучает изгибы моего рта. Его большие пальцы скользят по моим щекам, его поцелуи становятся глубже. Мое сердце колотится, когда он дразнит меня своим языком, облизывая уголки моих губ, нежно требуя войти.

Мои губы приоткрываются, и затем его язык проникает в мой рот, пробуя меня на вкус.

– Райли, – стонет Грейсон мне в губы, и у меня кружится голова, я задыхаюсь и стону в его поцелуй, который вскоре становится отчаянным.

Мои руки обвивают его шею и притягивают его ближе к себе. Пока наши груди не соприкоснулись, и его беспорядочное сердцебиение не отозвалось эхом в моем. Когда его рот отстраняется, целуя уголок моих губ, я судорожно втягиваю воздух.

Он снова захватывает мои губы, но на этот раз коротким поцелуем, прежде чем уже отстраниться.

– Райли, что ты со мной делаешь? – хрипит он, его дыхание обдувает мою щеку.

Наши лбы соприкасаются, и я облизываю покалывающие губы, желая попробовать сладкие остатки Грейсона.

– Что ты делаешь со мной? – Я дышу, повторяя его собственные слова.

Он проводит большим пальцем по моим опухшим губам, прежде чем, наконец, отстраниться. Мой взгляд скользит по его обнаженной груди, прежде чем скользнуть к его коленям…

О.

Ух ты…

Я этого не ожидала.

У Грейсона под полотенцем огромная эрекция. Моя челюсть открыта, и он издает сдавленный звук, как только понимает, куда ушло мое внимание.

Он тащит мою подушку себе на колени, прикрывая свою эрекцию.

– Это телесная реакция, я ничего не могу с этим поделать. Ты чертовски красива, и твои губы на вкус чертовски сладкий мед, – объясняет он хриплым голосом. – Мне жаль, если это причинит тебе дискомфорт. Я могу пойти в ванную и… неважно. Ты ухмыляешься, Райли.

Грейсон взволнован, и я не знаю почему, но от этого мне хочется дразнить его еще больше. Он не застенчив, но есть что-то в его взволнованном взгляде, которым он на меня смотрит, что заставляет меня чувствовать то, чего я никогда раньше не чувствовала.

Нужной.

Желанной.

Видимой.

– Теперь я, по крайней мере, знаю, что ты находишь меня привлекательной.

Он хмурится.

– Я всегда находил тебя привлекательной. Ты чертовски красива, Райли. Я был бы глупцом, если бы не нашел тебя привлекательной.

Все мое тело краснеет от похвалы. Многие люди говорили мне, что я красива, но я впервые слышу, чтобы мужчина говорил это с таким почтением.

– Ну, ты какой-то отстраненный, и тебя трудно прочитать. – Я поднимаю бровь. – Я никогда не могу сказать, о чем ты думаешь, и твои слова всегда озадачивают меня.

Его глаза сужаются на мне.

– Что для тебя значил этот поцелуй? – резко спрашивает он.

Я резко вдыхаю.

– Что ты имеешь в виду?

– Раньше у меня были случайные связи, – медленно говорит он мне. – У меня был секс. Я целовал девушек… но это не то. Ты не случайный поцелуй или интрижка, Златовласка. Мне нужно знать, что мы на одной волне. Итак, что для тебя значил этот поцелуй?

Стук моего сердца не утихает. Это похоже на грохот барабана в моих ушах; это так громко, что мне интересно, слышит ли это и Грейсон.

– Это первый раз, когда меня так сладко целовали, – наконец, признаюсь я ему. – Что это значит для нас?

– Это значит, что… я хочу тебя, а ты хочешь меня. Наши чувства сложны, если ты спросишь меня – даже я не могу объяснить эти эмоции. Но мы можем всё упростить, Райли. Если ты хочешь. Мы можем решить это вместе.

Моё сердце колотится.

– Хорошо.

– Хорошо? – Он вопросительно наклоняет голову.

Я медленно ухмыляюсь.

– У нас есть час, чтобы во всем разобраться.

ГЛАВА 23

Грейсон – 18 лет (через три месяца)

Райли ложится на одеяло. Она тянет меня за руку, увлекая за собой. Я лежу с ней на спине.

Мы были вместе с вечера рождественского гала-концерта, хотя никогда прямо не говорили, что теперь мы вместе, что встречаемся. Это как-то само собой произошло. Поток событий, и мы просто следовали ему.

Мы целовались той ночью, черт возьми, много раз. Мы целовались до тех пор, пока у нас не перехватило дыхание, но мы почему-то снова и снова оказывались в объятиях друг друга. Пробуя друг друга на вкус, исследуя наши потребности и желая большего. Я не мог насытиться ею, и она была так же неистова в своих прикосновениях.

В следующий понедельник в школе я держал ее за руку на всеобщее обозрение. Хотя она не протестовала. Райли только покраснела, с хитрой, довольной улыбкой на губах. Губы, которых я жаждал с тех пор, как попробовал ее. А потом мы еще немного целовались. Под лестницей, где нас никто не мог видеть. В своей машине, прячась от остального мира, в нашем собственном мире, где существуем только она и я.

Сегодня я наконец-то смог пригласить ее на подходящее свидание.

Но только когда мы добрались до ресторана, я понял, что что-то не так. Райли не ела. Сначала я подумал, что ей не нравится еда. Но это было не так.

Она была встревожена. Ей было не по себе в общественном месте.

И неудобно есть в присутствии такого количества людей.

Когда я увидел, как она ковыряется в еде и почти ничего не ест из тарелки, я приказал официантам упаковать нашу еду в коробки на вынос. Если Райли будет некомфортно в ресторане, мы пойдем куда-нибудь еще.

И вот мы здесь. Это не поле лилий, но все же луг. Лучшее место для частного пикника. Я понял, что это подходящее место для Райли, когда ее глаза загорелись, она радостно подпрыгнула через луг и нашла для нас идеальное место под деревом.

Райли сворачивается калачиком рядом со мной справа, прижимаясь всем телом к моему.

Я обнимаю ее за плечи, прижимая ее к себе.

– Тебе холодно?

На ней черное платье, кожаная куртка и белые кроссовки. Ее золотистые волосы заплетены в распущенную небрежную косу. Райли издает звук отрицания где-то в глубине горла.

– Я не ожидала этого, но сегодня довольно тепло. Наконец-то весна пришла.

Это правда. На дворе конец марта, и дневной бриз уже не такой прохладный, как несколько недель назад.

– Тебе понравилась еда?

Райли приподнимается на локте и наклоняется ближе, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. Она держится надо мной, ее дыхание обтекает мои губы. Ее коса падает на плечо, распущенные пряди щекочут мне щеку.

– Еда была хорошей. Я смогла насладиться этим, как только мы приехали сюда. – Ее глаза смягчаются. – Спасибо, что привел меня сюда.

Она наклоняется, приближая свои губы к моим. Поцелуй начинается медленно, а затем превращается в безумие языков и отчаянную потребность. Я поднимаю голову от одеяла и обхватываю ее шею сзади, чтобы прижать ее к себе.

Райли крадет воздух из моих легких, и я впитываю ее вкус, наслаждаясь ее губами, как будто это был последний поцелуй умирающего человека. Ее грудь прижата к моей; Я чувствую, как бьется ее собственное сердце – его звук резонирует во мне.

– Грейсон. – Она стонет мое имя мне в рот, и я глотаю его, преследуя ее язык своим. Мы не расстанемся, пока у нас не закружится голова и не перестанем дышать.

Тихий всхлип вырывается из ее рта, и она зарывается лицом в изгиб моей шеи. Я чувствую ее влажные губы на своей плоти, и она покусывает чувствительное место на моем горле. Лижет кадык и, крякнув в ответ, чувствую ее ухмылку на своей коже.

Райли знает, какой эффект она оказывает на меня, и она соблазнительная распутница. Я знаю, что она не девственница; Я слышал слухи о Джаспере и о ней. Но три месяца назад Райли была несколько неопытна. Мне нравилось видеть, как она сейчас переходит от неуверенных поцелуев к смелости. Она исследует вещи, которые ей нравятся, и способы, которыми она хочет, чтобы к ней прикасались.

Она снова облизывает мое горло, ее зубы дразняще задевают мою кожу.

– Блядь. – Мое сердце ударяется о грудную клетку. Мой член невероятно твердый. Никакие дрочки не помогут моему тяжелому случаю с синими яйцами. Райли красивая женщина, с формами, от которых у меня текут слюнки. Я удовлетворил себя нашими поцелуями, но, черт возьми, этого уже недостаточно.

Я жажду Райли, и ее неоспоримое желание ко мне проявляется в том, как она трется своим телом о мое. Нужно быть ближе.

Как будто она разочарована барьером между нами.

Мы часто целовались. Но всегда в одежде. Если я когда-нибудь почувствую ее голую кожу под кончиками пальцев, я, наверное, сойду с ума.

Мои пальцы запутываются в ее волосах, мои губы касаются ее щеки.

– Ты моя девушка, Райли Джонсон?

Она вздрагивает от моего голоса, ее глаза сужаются на моем лице.

– Я думала, это очевидно. Мы встречаемся уже три месяца.

Я обхватываю ее щеку, провожу большим пальцем по ее подбородку.

– Я просто удостоверился. Мы никогда прямо не произносили этих слов.

Мне нужны слова.

Мне нужно, чтобы она сказала мне, что я не единственный, кто чувствует то же, что и я.

– Мы эксклюзивны, мистер Хейл. – Она хмурится на меня, но меня охватывает мгновенное облегчение. – Ты мой парень, и тебе лучше не целовать других девушек. Особенно Оклинн. Она чертова пиявка.

Моя грудь трясется от смеха. Хотя Оклинн прилипла ко мне как клей, я должен отдать ей должное. У нее огромное самоуважение; В тот момент, когда мы с Райли публично взялись за руки, Оклинн поняла это и отступила назад. Я почти ожидал от нее мелочности, но она удивила меня своей зрелостью. Оклинн недовольна моим статусом отношений, потому что каждый раз, когда мы проходим мимо в коридорах Беркшира, она хмурится на меня.

– Единственные губы, которые я пробовал, – это твои, Златовласка, – говорю я своей девушке.

Райли прихорашивается от моих слов.

– Хорошо. На случай, если тебе нужно, чтобы я объяснила все предельно ясно. Я – твоя девушка, ты – мой парень. О, и ты мне нравишься. Очень.

В моей груди вспыхивает взрыв эмоций. Ах, черт.

Это первый раз, когда Райли призналась, что я ей нравлюсь. Я должен был быть мальчиком, оказавшимся на неправильной стороне рельсов, человеком без цели. Бедный, забытый мальчик, проживший всю жизнь, зная себе цену, стоит меньше гроша.

Потому что Грейсон Эйвери был просто бесполезен.

Моя ценность была гротескной; жизнь в запустении. Он не заслуживал Райли.

Но… У Грейсона Хейла теперь есть девушка. Как это произошло? Как мне попалась красивая, умная женщина, которая смотрит на меня звездами в глазах?

Чем я заслужил это, ее?

Является ли Райли даром моего терпения?.. Потому что это действительно так.

Моя Златовласка – это подарок; тот, который я буду держать и защищать.

Я не могу отпустить ее.

Я не отпущу ее.

***

– Я дома, – объявляю я, входя внутрь, но мои шаги останавливаются, когда на меня одновременно смотрят три пары глаз.

Тетя Навея и дядя Бен сидят рядом на белом диване. Его рука лежит на ее бедре, их руки переплетены вместе. Они всегда держатся за руки, когда бы ни находились рядом друг с другом. Между ними будто магнитное притяжение. Они женаты уже более двух десятилетий и до сих пор очень любят друг друга. Возможно, я скептически отношусь к настоящей любви, но тетя Навея и дядя Бен могут быть очень убедительными, даже не прилагая особых усилий.