Текст книги "Начало нас (ЛП)"
Автор книги: Лайла Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Хотя меня беспокоит другое…
Выражения их лиц задумчивы и… обеспокоены. Мне не нравится выражение их лиц.
Особенно мне не нравится резкий блеск в глазах дяди Бена. Он человек, который редко улыбается; он делает это только иногда с тетей Навеей или со мной. Его улыбки особенные, потому что они всегда искренни, а глаза никогда не лгут. Прожив с ними больше года и постоянно изучая их реакцию, я теперь легко могу анализировать их настроение.
Я могу сказать, когда что-то не так.
И прямо сейчас я знаю, что что-то серьезно не так.
Дядя Бен жестом подзывает меня.
– Иди сюда, сынок.
Я добираюсь до дивана, где они сидят, в три быстрых шага. Я сглатываю нервы и жду. Мои легкие сжимаются от беспокойства, когда я готовлюсь услышать худшее.
В последнее время здесь слишком тихо.
Мои дни, проведенные с Златовлаской, были слишком легкими: я стал беспечным. Не задумываясь о том, что такое реальность на самом деле. Потому что жизнь…
Жизнь не должна быть такой сладкой.
На мгновение я забыл, насколько несправедливой и жестокой может быть судьба.
– Грейсон, это детектив Маллик, – представляет дядя Бен третью пару глаз, его голос мрачный и напряженный. – Он хочет перекинуться с тобой несколькими словами.
Сердце колотится в груди, покалывание пронзает позвоночник.
Детективу Маллику на вид около двадцати или чуть больше тридцати: молодой детектив. Он поднимается на ноги, встав в полный рост. Он не возвышается надо мной, я выше… но воздух, окружающий его, наполнен уверенностью в себе. У него напористая внешность, которой я могу восхищаться, потому что он во многом напоминает мне, как ведет себя дядя Бен.
Он вытаскивает из кармана плаща визитку и протягивает мне. Это его значок из полиции Нью-Йорка.
– Приятно, наконец, познакомиться, Грейсон. Нам нужно многое обсудить, почему бы нам не присесть?
Я просто киваю.
Кровь стучит в моих ушах.
Я знаю, почему он здесь.
Я знаю, кто привел его сюда.
ГЛАВА 24
Райли – 18 лет
– Ты и дальше собираешься оставлять меня в напряжении или расскажешь мне, как прошло твое свидание? – Лила ворчит, отрывая пепперони от пиццы и просто так ее съедая.
Я откусываю свой кусочек, медленно пережевываю и наслаждаюсь ароматным вкусом сыра моцарелла, мягкой корочкой и пряными пепперони.
Доктор Бэйли помогла мне разработать мой личный план преодоления трудностей. Я составила список различных триггеров, которые могли заставить меня действовать в соответствии с моими побуждениями к расстройству пищевого поведения. Затем я придумала план, как справиться с каждым из этих триггеров более здоровым способом.
Раньше я думала, что бессмысленно даже пытаться.
Я думала, что не смогу отделить свое расстройство пищевого поведения от самой себя. Я это – это я. Это невидимая удушающая рука на моей шее, словно петля, которая всегда присутствует.
Но доктор Бейли была бы горда узнать, что у меня теперь здоровый аппетит и лучшее отношение к еде. Что я могу есть без необходимости потом горбиться над унитазом, чтобы избавить себя от всех потребляемых калорий. Чем больше я узнаю, какие у меня триггеры, в чем я хороша и в чем заключаются мои уязвимости, тем легче мне адаптироваться. Чтобы справиться. Чтобы выздороветь.
Иногда желание переедать все еще сохраняется. Иногда мое беспокойство заставляет меня думать, что единственное решение всех моих проблем – это очиститься. Но я больше не позволяю этим навязчивым мыслям победить. Я не могу…
Потому что я хочу быть лучше. Я лучше.
Здоровая. Счастливая.
Конечно, я до сих пор паникую при мысли о еде в общественном месте. Это один из моих триггеров. Но сейчас я лучше избегаю подобных ситуаций. Есть всего несколько человек, в присутствии которых мне комфортно есть. Лила, например.
И Грейсон…
– Мы пошли в какой-то модный ресторан, но он понял, что мне не очень комфортно, поэтому мы ушли, – говорю я ей, улыбка играет на моих губах, когда я вспоминаю наше свидание в деталях.
Задумчивость Грейсона. Его нежное прикосновение. Его жадные поцелуи.
Лила садится, нахмурившись. Она такая заботливая, это довольно мило.
– Ты ушла? Что случилось со свиданием? Оно было? Он отвез тебя домой?
– Нет, он отвел меня на луг. Там мы поели, а потом просто поговорили.
– Оооо. Пикник. – Она кивает, удовлетворенная моими ответами. – Хорошо, это мило.
Моя улыбка становится шире.
– Ага.
– Были ли какие-то поцелуи? – Лила многозначительно шевелит бровями.
О, мы целовались. Очень много. Несколько часов. Я до сих пор чувствую его губы и его прикосновения к моему телу. На моем лице, на моих бедрах...
– Что ты думаешь?
– Я думаю, что у тебя больше действий, чем у меня. – Лила дуется.
Я доедаю кусок пиццы и облизываю пальцы. У моей матери могла бы случиться сердечная недостаточность, если бы она увидела, как я облизываю пальцы. Райли! Это очень не по-женски, – драматично вздыхала она.
Я достаю из коробки второй кусок и устраиваюсь на подушках Лилы.
– Ну, Мэддокс прямо там, если ты хочешь немного пошалить.
Она хмурится.
– Мэддокс – мой друг.
Ах да. Враги стали друзьями. Как... необычно и неожиданно. Я не знаю, как это произошло. Но однажды Лила и Мэддокс объявили перемирие в своем соперничестве. Шалости закончились, и они вошли в Академию Беркшира как партнеры, а не как враги.
Я даже вышла проверить, исчезло ли с неба солнце, потому что настолько шокирующей была их «дружба».
Я не знаю, как будут развиваться эти отношения, но интересно наблюдать, как Мэддокс смягчается по отношению к Лиле. Его хулиганству нет предела, но Лила свирепа и упряма. Она знает, как хорошо с ним обращаться. Мэддокс может это отрицать, но я думаю, что Лила выиграла эту войну.
Он как замазка на ее ладони, а она еще этого даже не осознает. Он ходит за ней повсюду, как маленький щенок.
Или Пудель, как любит его называть Лила.
– Ты с ним подружилась. Готова поспорить, если ты попросишь его о сексуальных услугах, он будет только «за».
– Райли! – Лила задыхается. – Я не прошу его о сексуальных услугах; он мой друг.
– Друг, который хочет переспать с тобой. Он довольно ясно выразил свои намерения. Я имею в виду, что он больше смотрит на твою задницу, чем на лицо.
Лила не отрицает мои слова, потому что знает, что они правдивы. Вместо этого она закатывает глаза.
– Мэддокс – придурок, что я могу сделать? Но мы пообещали друг другу. Никакого секса. Если мы займемся сексом, это противоречит нашей цели быть друзьями.
Есть одна вещь, которая мне нравится в Мэддоксе. Возможно, он придурок, но он уважает границы Лилы.
– Друзья с привилегиями, – предлагаю я, поджимая губы, чтобы скрыть ухмылку.
– Ух, Райли! Перестань давать мне плохие идеи!
– Это неплохая идея, если в конечном итоге у тебя будет умопомрачительный секс. Похоже, он точно знает, как обращаться со своим инструментом. Ты слышала разговоры девушек, тех, которые занимались с ним сексом.
– Его инструмент? – Лила секунду смотрит на меня, прежде чем разразиться смехом. – Серьезно, я думаю, тебе пора прекратить разговоры. Я не хочу думать о девушках, восторгающихся инструментом Мэддокса.
– Я имею в виду, тебе хотя бы не любопытно?
– Любопытно, что?
– Как выглядит его член. – Я вопросительно поднимаю бровь. Я знаю свою лучшую подругу и знаю, что она любопытна по своей природе. Я также знаю, что она, должно быть, во всех подробностях представляла себе член Мэддокса.
Лила краснеет и отводит взгляд.
– Тебе любопытно! – Я обвиняю, и из моей груди вырывается смех. – Посмотри, как ты краснеешь!
Она скрещивает руки на груди и надувает губы.
– Он мой друг, и знаешь что? У меня отличный самоконтроль.
Ах… Интересно, как долго продлится ее так называемый самоконтроль.
Я знаю, что это произойдет.
В один прекрасный день.
Может быть, не завтра или на следующей неделе. Но я знаю, что и Мэддокс, и Лила в конечном итоге поддадутся сексуальному напряжению. Либо он сломается первым, либо Лила. И когда они это сделают, это может быть просто нестабильно. Потому что вот насколько они сильны вместе.
– А что насчет Грейсона? Все еще джентльмен? – спрашивает Лила, запихивая в рот последний кусок пиццы.
– Он еще не прикоснулся ко мне ниже пояса.
– Фу.
Есть одна особенность Грейсона. Он слишком вдумчив и слишком уважителен. Я знаю, что он хочет меня; Я чувствовала, насколько твердым становится его член во время наших жарких поцелуев, но он никогда не делал ничего дальше наших поцелуев. Я знаю, что он дает мне время, что он хочет действовать медленно.
Но…
Думаю, сейчас я более чем готова.
Если бы у меня была возможность сказать ему это.
Он хочет меня, я знаю это. Я вижу это в его горячем взгляде и чувствую пылкую страсть в его прикосновениях. Но мне нужна его страсть без одежды между нами, без преграды.
Мне нужна кожа к коже.
Я не знаю, как это произошло и как именно это началось.
Я не понимаю, как мое сердце так быстро сплелось с его.
Мое беспокойство сопровождается множеством размышлений и проблемами с доверием, но каким-то образом мои инстинкты подсказывают мне, что Грейсону можно доверять. Он в безопасности. Я знала, что это так, еще с той ночи в переулке. Потому что, если бы он был опасным человеком с гнусными намерениями, он бы не отпустил меня той ночью. Как он однажды сказал… нас объединила судьба.
И впервые в жизни я хочу доверить ему свою судьбу.
Мое сердце в безопасности с Грейсоном.
Лила тянется к своему ноутбуку, а затем плюхается на подушку. У нее на кровати больше подушек, чем настоящего спального места.
– Подожди, ты собираешься на вечеринку к Колтону на следующих выходных? – Мое настроение мгновенно портится при упоминании его имени.
– Мне это не особо интересно, – ворчу я себе под нос.
Я избегала его с ночи Хэллоуина, и, к моему крайнему удивлению, он меня тоже не особо беспокоил. Его грязные замечания и гнусные насмешки шокирующе отсутствуют.
Почему-то мне кажется, что он ведет себя менее придурком, потому что Мэддокс теперь дружит с Лилой. А я лучшая подруга Лилы. Если он для меня засранец, у Лилы возникнут проблемы, которые затем станут проблемой Мэддокса. Потому что все, что касается Лилы, касается и его.
Из-за отношений между Мэддоксом и Лилой мы с Колтоном теперь вращаемся в одних и тех же кругах. Он везде, куда бы я ни посмотрела, куда бы я ни пошла. Всегда присутствует, словно нависшая надо мной тень.
Колтон – постоянное напоминание о том, что я хочу забыть: момент, который я провела в его объятиях, и горе, которое последовало за этим.
Его жестокие слова запечатлены в моей памяти; он запятнал ими мою душу. Он заставил меня чувствовать себя грязной … и униженной. Как будто я была обычной шлюхой, от которой он отделался.
Мой первый оргазм был благотворительным от Колтона Беннета.
Но в последнее время он ведёт себя со мной очень тихо, и мы терпим друг друга ради Мэддокса и Лилы, но… я всё время чувствую на себе его жгучий взгляд.
Колтон Беннетт наблюдает за мной, и в его взгляде чувствуется хищничество. Иногда, кажется, что его удерживает невидимая цепь, и он просто ждет момента, когда она оборвется.
Он знает, что я не хочу иметь с ним ничего общего; тем не менее, его глаза всегда на мне.
Меня нервирует его вызывающее внимание.
В Колтоне живет горечь.
Знакомая угрюмость, которая живет и во мне – сдерживаемая ярость.
Но проблема именно в этом…
Ты не можешь собрать вместе двух злых людей и ожидать, что они поладят.
Мы с Колтоном сгорим, как только соприкоснемся.
– Если ты не пойдешь, мне не с кем будет тусоваться, – жалуется Лила, надув губы.
– У тебя будет Мэддокс.
Она хмурится.
– То, что он теперь мой друг, не означает, что ты мне нужна меньше. Я хочу, чтобы со мной была моя подруга, иначе будет скучно.
– Без меня твоя жизнь точно была бы скучной, – с большой уверенностью соглашаюсь я.
– Какой тогда смысл идти на вечеринку? Мэддокс хочет, чтобы я была там, и я хочу, чтобы ты была там. Без тебя все будет по-другому. – Через несколько секунд она пробует другую тактику. – Я знаю, что вы с Колтоном не особо ладите, но что, если ты приведешь Грейсона? Тогда тебе не будет скучно. У тебя будет свой мужчина, а у меня – Мэддокс.
Я медленно наклоняю голову в ответ на ее слова.
– Мэддокс твой мужчина? – Я лишь наполовину дразню.
– Хм?
Смех пузырится из моей груди.
– Ты даже не представляешь, в каком глубоком дерьме ты находишься.
– Заткнись, Райли, – несчастно ворчит она.
– Я сейчас помолчу. Но запомни мои слова – ты и Мэддокс? Это произойдет.
– Почему так трудно поверить, что мы просто друзья?
– Потому что Лила, любовь моя… это неизбежно. Мальчикам нравится Мэддокс? Они любят играть с огнем. А Лила? Мэддокс Коултер слепо пойдет в огонь и сгорит дотла ради тебя, если ему придется.
Для них это буквально написано звездами.
Я не понимаю, как они до сих пор это отрицают.
– И да… я приду на вечеринку, – наконец, говорю я ей, когда она замолкает. Лила тихо кивает, ее глаза смотрят вдаль. Потерялась в своих мыслях. Думая о своих словах.
Но есть одна вещь, которую я знаю о Лиле…
Она чрезмерно упряма.
И Мэддокс тоже.
***
Звон вилок и ножей о тарелки – единственный звук, эхом разносящийся по стенам столовой. Мои родители не разговаривают во время ужина; они редко когда-либо беседуют. А если они и говорят, то всегда для того, чтобы указать на мои недостатки или на то, что я сделала, чтобы им не понравиться.
Никогда не бывает: «Как дела? Как прошел день?»
Никогда не бывает: «Я горжусь тобой».
Всегда так: «Ты меня разочаровала, Райли».
Это безжалостный цикл, из которого я отчаянно пыталась вырваться. Но я не могу.
Этот сосуд, несущий меня, моя увядающая душа и сердце, бьющееся в моей груди, – они слепили меня, как кусок глины, таким, какой я есть сейчас. Они голыми руками превратили Райли Джонсон в ту женщину, которой они хотели ее видеть.
Я режу стейк на более мелкие кусочки. Их тарелки почти прозрачны, но я пока откусила всего два крошечных кусочка. И эти укусы тяжело обосновались у меня в желудке. Стейк пресный на вкус, и я чувствую себя отвратительно. Картофельный гратен на моей тарелке вызывает у меня тошноту.
Я уже неприятно сыта и едва успела откусить два раза.
Мой отец вытирает рот салфеткой, всегда дотошный в своих действиях. Я жду, пока он встанет и уйдет, чтобы я тоже могла уйти. Но он не поднимается на ноги, как я от него ожидаю.
Он бросает салфетку рядом с пустой фарфоровой тарелкой и медленно отпивает красное вино.
– Ты встречаешься с Грейсоном Хейлом, – говорит он мне, как ни в чем не бывало.
Это не вопрос. Его слова – это заявление.
Я должна была знать… Я не могла хранить в секрете свои отношения с Грейсоном. Не то чтобы я хотела сохранить его в секрете. Но я хочу проводить с ним больше времени…
Прежде чем мне придется разбить наши сердца. Я знаю своего отца, и Грейсон не является для меня идеальным вариантом, учитывая его прошлое.
– Он хороший выбор, – бесстрастно продолжает мой отец. – В конце концов, он Хейл.
Моя голова резко поднимается, и я смотрю на него. Я правильно его расслышала?
– Бенджамин Хейл – судья, и Грейсон, скорее всего, пойдет по его стопам. – Мой отец поднимается на ноги, отодвигая стул. – Ты сделала одну вещь в своей жизни правильно, Райли. Не разрушай это. Я ожидаю от тебя многого.
Мое сердце падает в подложку, и по спине проносится покалывание.
Он отходит от стола, и я смотрю, как он уходит. Моя мать издает звук в глубине своего горла, привлекая мое внимание к ней. Ее макияж, прическа и все в ней безупречно. Как всегда. Но она больше похожа на безжизненную куклу, чем на человека.
– У тебя есть качества, чтобы обвести вокруг пальца такого человека, как Грейсон, Райли. Не трать его зря. У тебя есть лицо и тело. – Она поднимает подбородок, одаривая меня надменным знакомым взглядом. – Я научила тебя всему, что знаю, не разочаруй нас.
Она тоже выходит из-за стола, и как только я остаюсь одна, моя грудь сотрясается от резкого вздоха. Такое ощущение, будто моя грудная клетка прогибается внутрь, захватывая и сдавливая легкие. Безжалостно.
Я не могу дышать под давлением.
Они одобряют Грейсона…
Но за это приходится платить.
Я не позволю родителям испортить то, что есть у нас с Грейсоном.
Он особенный: наши чувства друг к другу – не фальшь и не договоренность.
Мы не иллюзия и не красивый фасад, позволяющий манипулировать окружающими.
Грейсон со мной настоящий.
И я никому не позволю отравить то, что мы вместе.
ГЛАВА 25
Колтон – 18 лет
Это отвратительно.
Наблюдать за тем, как Мэддокс и Лила постоянно флиртуют, утверждая, что они «просто друзья».
Да, я говорю чушь.
Это отвратительно.
Наблюдать за тем, как Райли и Грейсон так уютно чувствуют себя друг с другом. Так слепо влюблены.
Да, это тоже чушь.
Они погружены в свой маленький мир, не обращая внимания ни на кого вокруг. Я никогда раньше не видел Райли такой… довольной. Блаженной. Спокойной. Она улыбается Грейсону, независимо от того, что он ей говорит. А потом она запрокидывает голову и смеется.
Мягкий женский смех, от которого у меня по спине пробежали мурашки. Моя грудь сжимается.
И, черт возьми, это сводит с ума.
Ее красивая улыбка. Ее искренний смех. Ее большие задумчивые глаза.
Как будто она нашла все ответы в объятиях Грейсона, и это меня бесит.
Я не могу понять, почему. Мне всегда было немного не по себе, но Райли? Она запутывает мой разум одним своим существованием. Я думал, что развлекусь, мучая ее, но теперь она доставляет мне неприятности. Ох, как все изменилось.
События ночи Хэллоуина продолжают проигрываться в моей памяти снова и снова. Запах ее киски и соков, то, как она покачивалась на моих пальцах и впилась ногтями в мои плечи. Ее раскрасневшееся лицо, опухшие губы, затуманенные глаза. Все укоренилось в моей голове.
Ее горе и ее печаль…
Полное поражение на ее заплаканном лице от моих жестоких слов.
А потом она упала в руки Грейсона после того, как убежала от меня. Я видел это. Они посреди поля, под луной. Он собирал осколки, которые я сломал.
Я остался и наблюдал за ними.
Я наблюдал за моментом, когда Райли влюбилась в Грейсона.
Моя неприязнь к нему, кажется, усиливается с каждым днем. Он чертов никто, но он ввалился в Беркширскую Академию и украл у меня тихоню.
Райли Джонсон должна была быть моей – чтобы дразнить и мучить. Смотреть, как она ломается под моими прикосновениями, как лепестки ее души вянут или распускаются под моей жестокостью.
Я не знаю, когда мое любопытство по поводу Райли превратилось в бессмысленную одержимость.
Но теперь она безумно влюблена в этого чертового ботаника.
– Колтон, – мурлычет мне на ухо Кейт.
Моя челюсть дергается, когда я улавливаю запах ее сильных духов и невыносимый запах алкоголя в ее дыхании. Она пьяна и трахает меня, как сучка в течке.
Мой отец и Сиенна уезжают из города на два дня, и что делать парню, когда ему нужно немного развлечься от своей обыденной, скучной жизни? Он устраивает опрометчивую вечеринку. Именно это я и сделал.
Вечеринка в самом разгаре. Удивительно, но сегодня вечером у Мэддокса на коленях нет цыпочки. Вместо этого он пьяно смотрит на задницу Лилы, как будто он голодающий, а она – его последняя чертова еда. Он чертовски хлестал за нее и еще даже не осознал этого. Это два самых упрямых человека, которых я когда-либо видел. Необоснованно упрямы и умышленно слепы.
Кейт прижимается ко мне, ее губы многозначительно касаются моих. Мой член не в настроении для нее, но когда мне надоело, что Райли и Грейсон такие милые голубки сидят на диване напротив меня, я хватаю Кейт за задницу и поднимаюсь на ноги. Она издает довольный звук, и едва мы успеваем подняться наверх, как ее рука тянется к моему ремню, и она бросается прямо к пряжке.
Я пьян и мне скучно.
И зол.
Мы даже не доходим до моей комнаты. Я останавливаюсь в коридоре, и Кейт соскальзывает с моего тела, падая на колени. Она моргает, глядя на меня, ее губы кривятся в ухмылке.
– Ты не против публики?
Я достаю косяк из кармана и поджигаю его, наблюдая, как мерцает пламя. Я затягиваюсь, выдыхая дым со скучающей улыбкой.
– Я ни на что не возражаю, пока ты сосешь мой член. Перестань говорить и используй свой рот с пользой.
Она расстегивает мои джинсы и достает мой член. Я делаю еще одну затяжку, когда она обхватывает губами мою длину. Я откидываюсь спиной к стене, запрокидываю голову, смотрю на потолок и замечаю, как одна из лампочек мерцает на тяжелой люстре посреди коридора.
Я делаю еще одну глубокую затяжку, наслаждаясь жжением в горле.
Кейт глубоко заглатывает меня, и она неряшливая. Но неважно. Вскоре я нахожу свое освобождение, и она сглатывает, часть жидкости выливается через ее губы. Она немного неряшливая, но, думаю, ей это нравится. Из нее вырывается стон, и я закатываю глаза.
Я роняю сигарету, наступая на него ногой. Кейт вытирает уголок рта тыльной стороной ладони и поднимается на ноги. Она наклоняется вперед, прижимается своей грудью к моей и приближает наши лица. Она обнимает меня за шею, но я откидываю голову назад, прежде чем она успевает меня поцеловать.
Кейт подозрительно смотрит на меня.
– Что? Я сосала твой член, но ты не можешь меня поцеловать?
Я рычу в ответ.
– Не будь навязчивой. Я презираю это.
Я засовываю член обратно в джинсы, когда краем глаза замечаю вспышку светлых волос. Мой взгляд останавливается на ней, и я вижу, как Райли останавливается наверху лестницы, когда видит меня и Кейт вместе. Ее губы кривятся, хмуро глядя на нас и на нашу компрометирующую позицию.
Когда Кейт замечает, что мое внимание отвлечено, она приближает губы к моему горлу, покусывая плоть. Устроить неподобающее представление перед маленькой желтоволосой красавицей.
Райли краснеет, ее щеки краснеют так, что я задаюсь вопросом, где еще она такая розовая. Мне хочется вонзить зубы в ее нежную кожу, просто чтобы насладиться ее реакцией.
Райли разворачивается, чтобы спуститься вниз. Вероятно, снова в объятья Грейсона. Мое тело движется само по себе, прежде чем я успеваю осознать свою реакцию. Я отскакиваю от Кейт и, шатаясь, иду к Райли, моя рука вытягивается, чтобы обхватить ее за талию.
Она задыхается, когда я притягиваю ее к себе, ее спина прижимается к моей груди. Я держу руку на ее животе, прижимая ее к себе.
– Какого черта? Отпусти, Беннетт, – шипит Райли себе под нос.
Кейт издает яростный звук позади меня, а затем топает мимо нас, грубо врезаясь плечом в мое, когда она спускается вниз.
Райли хватает меня за руку, которая ее обнимает, ее ногти впиваются в мою кожу. С разочарованным рычанием я разворачиваю нас. Я виню свое пьянство в своей реакции. Я не могу ясно мыслить, когда рядом со мной Райли. Я злюсь, злюсь… Она меня бесит.
Ее спина врезается в стену, и я зажимаю ее маленькое тело между своими руками, возвышаясь над ней. Ее грудь вздымается, голова наклоняется вверх, и наши взгляды встречаются.
Стук.
Моя голова опускается, мое дыхание ласкает ее мягкие розовые губы. Губы со вкусом клементинов.
– Почему он? – шиплю я, мой резкий голос едва различим для моих ушей. – Почему Грейсон? Зачем этот чертов ботаник?
Я чертовски ее не понимаю.
Нет, это чертова ложь.
Я не понимаю, почему она заставляет меня чувствовать то, что я чувствую.
И что самое худшее? Я даже не могу понять, почему она и Грейсон вместе меня бесят.
Райли толкает меня в грудь, но ее сила не имеет себе равных по сравнению с моей. Ее глаза темнеют.
– Последние несколько месяцев ты вел себя очень хорошо, Колтон. Но вот ты снова ведешь себя как придурок. Твой идиотизм действительно не имеет границ.
Мои пальцы обхватывают основание ее тонкого горла, а большой палец касается ее пульсирующей вены. Она судорожно вздыхает от моего прикосновения, и мой член твердеет.
– Почему? – спрашиваю я еще раз, мои слова слегка невнятны.
Ее губы сердито кривятся.
– Потому что Грейсон – это все, чем ты не являешься.
Моё сердце колотится в груди.
– Райли? – Ее глаза расширяются при звуке ее имени. Из его уст. Она грубо толкает меня в грудь, ее внезапная агрессивность заставляет меня отступить назад, отпуская ее.
Она уклоняется от меня и приближается к Грейсону, стоящему рядом с ним. Его тело напряжено, а брови нахмурены от вопросов.
– Здесь есть проблема?
Райли сглатывает.
– Я просто искала ванную, и, хм… Колтон пьян. Он ударился об меня. Все в порядке.
В моей груди трясется безрадостный смех. Взгляд Грейсона темнеет от молчаливой угрозы, и он защитно обнимает ее за плечо. Она инстинктивно прижимается к нему, прижимаясь к его боку. Горечь течет по моим венам, и я внезапно чувствую враждебность.
Да, к черту это дерьмо.
– Давай просто пойдем. – Райли пытается утащить Грейсона.
Не так быстро, Маленький цветок. Я еще не закончил с тобой.
– Знаешь, – лениво тяну я, засовывая руки в карманы джинсов. Мои губы дергаются в ухмылке, я чертовски хорошо понимаю, что собираюсь их трахнуть. – В ночь на Хеллоуин мои пальцы были покрыты соками киски твоей девушки. Я заставил ее почувствовать себя очень хорошо, прежде чем отправить ее обратно к тебе.
Райли громко охает, ее глаза расширяются от абсолютного ужаса.
Грейсон внезапно бросается вперед, и его кулак врезается мне в лицо, отбрасывая меня назад к стене. Пол качается под моими ногами, и я слышу далекий крик и приближающиеся шаги. Я не пытаюсь сопротивляться, потому что знаю, что заслуживаю этот удар. Я ждал этого, подстрекал его, прекрасно зная, каким будет результат.
Краем глаза я вижу Мэддокса и Лилу.
Я слышу голос Райли, умоляющий Грейсона отпустить меня.
Он хватает меня за воротник рубашки и наклоняется к моему лицу, выражение его лица мрачное и грозное.
– То, что произошло между тобой и Райли той ночью, останется между вами двумя, – шипит Грейсон настолько тихо, что никто, кроме меня, не слышит его. – Потому что я знаю, что бы ни случилось, разбило ей сердце, и я был тем, кто держал ее. Но никогда больше не проявляй такого неуважения к моей девушке. Меня не волнует, в чем твоя проблема, Колтон. Но повзрослей, черт возьми, и держи Райли подальше от своего рта.
Он отпускает меня и отходит, его челюсти стиснуты от ярости. Райли издает сдавленный звук в глубине горла, и она держит его за руку, их пальцы переплетаются. Грейсон поправляет очки на нос, прежде чем отвести ее от меня, и я наблюдаю, как они исчезают по лестнице.
Лила бросает на меня недовольный взгляд.
Мэддокс качает головой, недовольный моей глупой враждебностью.
Я потираю воспаленную челюсть, куда приземлился кулак Грейсона, и гримасничаю. Прислонившись головой к стене, я зажмуриваюсь.
Я знаю, что когда наступит завтрашнее утро…
Моя трезвая задница пожалеет о каждом пьяном слове, которое я произнес сегодня вечером.
ГЛАВА 26
Грейсон – 18 лет
– Грейсон, подожди. – Райли упирается ногами в землю, и я резко останавливаюсь. Упав мне на спину, с ее губ срывается звук удивления. – Я могу объяснить. О том, что произошло в ночь на Хэллоуин. – Голос ее кроткий, полный тревоги и беспокойства. Испуганный.
Я разворачиваюсь, обхватив ее челюсть ладонями. Она хватается за лацканы моей куртки, крепко держась. Как будто она боится, что я каким-то образом исчезну прямо у нее на глазах.
Я сейчас чертовски зол; Я не могу думать ясно.
Прижимая свой лоб к ее лбу, моя грудь содрогается от резкого выдоха.
– Мне не следовало бить его, хотя он заслужил это за свою небрежность в словах. Но мне следовало бы лучше контролировать свой гнев.
Райли моргает.
Я знаю, что мои слова очень похожи на извинения, и, возможно, я пытаюсь извиниться. Я знаю, что насилие беспокоит Райли, и ненавижу, что ей приходится видеть эту сторону меня. Я никогда не хочу пугать ее ни своей силой, ни своей яростью. Райли не нужно знать и уж точно не нужно видеть, на какое насилие я способен. Я не хочу, чтобы она была рядом с этим.
– Колтон устроил сцену, – ворчит она себе под нос, все еще выглядя в ужасе от того, что он сказал в доме. – Но позволь мне объяснить, пожалуйста. О том, что он сказал.
