Текст книги "Начало нас (ЛП)"
Автор книги: Лайла Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Поэтому вот результат. О моей ненависти к нему и о моей отчаянной потребности в прикосновениях.
Я цепляюсь за плечи Колтона, оседлав волну удовольствия, когда он вытягивает ее из моего тела.
Его прикосновение сделано из афродизиака, это мое единственное объяснение.
Его бедра прижимаются к моим, и Колтон стонет в поцелуе. Дикий звук подталкивает меня к тому краю, где я уже много лет зависаю возле своего освобождения.
Все мое тело дрожит от силы экстаза, пронизывающей меня, проливающейся от его прикосновения на мои кости. Мои бедра подступают под его опытные пальцы, и наши рты ведут битву похоти и власти. Я отрываюсь от его жестокого поцелуя и зарываюсь лицом в его шею. Его богатый мускусный аромат подавляет мои чувства. Волны удовольствия пронизывают меня, и моя кульминация поражает меня так сильно, что я чувствую, как раскачиваюсь, пока мир вращается как сумасшедший.
Стук.
В тот момент, когда я спускаюсь с кайфа, от восторга и блаженства, которые пришли с моим оргазмом, я сжимаюсь в руке Колтона.
Мое сердце застревает в горле.
Адреналин и шок захлестывают меня отчаянными волнами.
Неужели я только что... испытала свой первый оргазм... в объятиях Колтона Беннета?
Мои легкие проваливаются под хрупким барьером грудной клетки.
Долгое время я думала, что внутри меня что-то сломалось, что с моим телом что-то не так. Я думала, что со мной что-то не так.
Каждый дюйм моей плоти покалывает от сильного осознания. Дыхание Колтона. Его сердцебиение. Его пальцы между моих бедер. Другая его рука все еще обхватывала меня за шею, прижимая к себе.
Стук.
Мое тело все еще дрожит, но уже по совершенно другой причине. Адреналин моего оргазма сопровождается слезами. Их невозможно остановить, и у меня болит грудь.
Я икаю, всхлипывая, но в тот момент, когда Колтон нежно обнимает меня, дамба прорывается. Почему, почему?
Почему он?
Почему Колтон Беннетт? Почему он должен был заставить меня чувствовать себя хорошо? Почему именно его прикосновение подтолкнуло меня к краю?
Я не сломлена…
Я не…
Я не знаю, почему я плачу, и не знаю, почему я не могу сдержать слезы. Никто из нас не говорит ни слова, пока мои крики не переходят в всхлипывание. Пока я не истощена и мое тело не обмякло в его объятиях.
Как только мои слезы высохнут, когда рассеется туман и исчезнет дымка моего удовольствия – я, наконец, снова смогу здраво мыслить. Я могу думать за пределами прикосновений Колтона и своей глупости.
Он мог бы нежно обнять меня на минуту.
И на какой-то краткий миг я могла бы почувствовать себя в достаточной безопасности в его объятиях, чтобы позволить себе почувствовать удовольствие. Но я никогда не забуду насмешливую ухмылку на его лице, когда он назвал мое падение своим развлечением. Она мелькает за моими закрытыми глазами, эта жестокая ухмылка – его лицо в тот день и его бессердечные слова, которые высмеивали меня и мою боль.
Колтон Беннетт никогда не станет безопасным вариантом для моего сердца.
ГЛАВА 20
Колтон – 17 лет
Я не ожидал слез.
Никогда еще девушка не плакала у меня на руках, особенно после того, как она испытала оргазм. Поэтому это было шокирующе. Это настолько шокирует, что я не знаю, что еще делать, кроме как обнять ее и позволить ей плакать надо мной, ее слезы пропитывают мою новую дорогую рубашку.
Я никогда раньше не держал девушку на руках так.
На самом деле, если не считать Сиенны… Райли – первая девушка, к которой я прикасался так интимно.
И это также охотно.
Мысль о прикосновениях к женщинам всегда оставляла у меня горечь во рту. Конечно, мне постоянно сосут мой член. Но я их не трогаю. Я никогда этого не хотел, до сих пор.
Момент между мной и Райли был кратким, но сильным. Насыщен похотью и чем-то большим. Возможно, между нами тоска. За то, что я не могу объяснить или выразить словами. Возможно, я искал девушку, которая не использовала бы меня ради славы или чтобы быть игрушкой для своего мальчика.
И, возможно, она искала что-то за пределами своего обычного фасада. Спокойная и уравновешенная Райли Джонсон распалась в моих объятиях, и я едва коснулся ее киски.
Между нами была лихорадочная потребность, желание, которое теперь исполнилось.
Райли прижимается ко мне к груди, и когда я расслабляю руки, она практически в спешке отскакивает от меня. Я хмурюсь, когда она неуверенно поднимается на ноги. Она жует свои красные, опухшие губы. Губы, которые я только что попробовал… сожрал. А Райли?
У нее вкус клементинов и греха. Боль и горе.
– Тебе не следовало этого делать, – шепчет она, задыхаясь от собственных слов. – Мы не должны были этого делать.
Ах, вот и сожаление.
Несколько минут назад она капала мне на пальцы, а теперь понимает, что только что позволила врагу прикоснуться к своей жадной киске.
Я закатываю глаза и тоже поднимаюсь на ноги. Мой член все еще твердый, болезненно упирается в молнию джинсов. Она получила освобождение. Я не получил свое. Кажется, Маленький цветок в долгу передо мной.
– Итак, теперь ты сожалеешь об этом? – Я лениво тяну.
Она отчаянно трясет головой и сглатывает. У нее перехватывает дыхание, а грудь быстро вздымается. По сравнению с тем, как она была раньше в моих объятиях, спокойно и тяжело дыша от оргазма – прямо сейчас ее грудь трясется от беспокойства.
Что, черт возьми, с ней не так? Это был просто чертов оргазм, ничего страшного.
Райли обвиняюще тычет пальцем мне в грудь.
– Тебе нужно держаться от меня подальше.
Моя рука вытягивается наружу, я хватаю ее за запястье и притягиваю к себе.
– Это ты натерла свою киску моими пальцами и использовала меня для ее освобождения. Почему ты вдруг стала скромной?
– Отпусти меня, Колтон. – Райли смотрит на меня стеклянными карими глазами. В этих глазах паника и ужас. Она делает глубокий прерывистый вдох. – Тебе следовало держаться от меня подальше. Ты сказал, что наши пути больше никогда не пересекутся, но ты намеренно продолжаешь возвращаться в мою жизнь. Во-первых, этого никогда не должно было случиться. Хватит своих игр, Колтон. Пожалуйста.
– Ты ведешь себя как девственница, которая только что впервые в жизни испытала оргазм, – говорю я ей, хмурясь от ее слов. – Что за истерия?
Ее лицо краснеет в лунном свете, а взгляд отводит от меня. В смущении и смятении.
Подождите чертову минуту.
Я медленно склоняю голову набок, внимательно изучая ее и ее реакцию. Усмехнувшись, я издал сухой смешок.
– Сейчас, сейчас. Не говори мне, что я только что украл твой первый оргазм.
Ее губы раздвигаются в тихом, возмущенном вздохе. Бинго. Я понял тебя, Немезида.
Я откидываю голову назад, мой смех пронзает воздух.
– Ох, черт, это не входило в план на сегодняшний вечер, но в итоге у меня получилось что-то гораздо более интересное. – Я снова дергаю ее за запястье, и она спотыкается, мягко приземляясь мне на грудь. Я наклоняю голову вниз, приближая наши лица. Мое дыхание обрушивается на ее опухшие, хорошо зацелованные губы. – Мне не удалось украсть твой первый поцелуй или шанс лишить тебя девственности. Но, черт возьми, я получил лучшее из трех. Джаспер действительно был неудачником; он не был мужчиной.
Мои губы касаются ее покрасневшей щеки.
– Ты можешь сколько угодно отрицать это, мое прикосновение имеет большую власть над твоей моралью. Ты думаешь, что это неправильно, но ты с такой жадностью облизываешь мои пальцы, и это говорит мне, что мое прикосновение тебе понравилось.
– Колтон, – жалобно хнычет она, – просто… остановись. Перестань разговаривать. Стоп.
Все ее тело все еще трясется. Больше не от оргазма или слез. И дело даже не в промозглом октябрьском ветерке.
Она… ошеломлена. Но это нечто большее.
Райли приближается к истерике.
Я отпускаю ее запястье, отталкиваясь от нее. Устанавливая дистанцию между нами, как она и просила.
– Я не понимаю, в чем твоя проблема.
– В этом-то и проблема, Колтон. – Она смеется невесёло, но это звучит натянуто. Безубыточно. – Ты никогда меня не поймешь. Для тебя все – развлечение, но ты не осознаешь, какое влияние оказывают твои слова. Как они влияют на кого-то. Ты не останавливаешься и не думаешь, потому что для тебя все – игра! – С каждым словом ее голос повышается, сквозь него просачиваются гнев и разочарование. И боль.
Я вижу это в каждой видимой линии ее тела.
Я вижу это в ее глазах; Я чувствую это.
Хаос, который живет во мне, содрогается от ее боли. Ее разочарование питает горечь, которая живет в моих костях. И ее ярость… она проникает в мою плоть, смешиваясь с ненавистью, которая живет у меня под кожей.
Я чума, а Райли не лекарство.
Мы оба увядаем от яда, который запятнал наши души.
– Знаешь, что ты мне напоминаешь? – шипит она мне в лицо, и слова мне знакомы. Я вспомнил. Это те же слова, которые я сказал ей, когда она была в реабилитационном центре. – Избалованный мальчик, который, вероятно, всегда добивается своего, преуспевает за счет репутации и денег своего отца. Ты эгоцентричный и поверхностный идиот, Колтон Беннетт.
Избалованный мальчик…
Райли понятия не имеет, о чем говорит. Она меня не знает. Она меня не понимает. И она никогда, черт возьми, этого не сделает. Потому что мы вода и огонь. Мы никогда не будем смешиваться.
– Так что держись от меня подальше, – говорит Райли, акцентируя каждое слово, как угрозу. – Ранее я совершила ошибку и не позволю этому повториться. Никогда больше не прикасайся ко мне, Беннетт.
Не знаю, почему я так зол, но это так. Что-то в ее словах меня сбивает с толку, и я не раздумываю, прежде чем сделать шаг в ее сторону.
В ярости я приближаюсь к ней, пока между нашими телами не остается всего лишь волосок. Ее вздымающаяся грудь касается моей. Я возвышаюсь над ее меньшим телом. Когда я говорю, мой голос едва узнаваем для моих собственных ушей.
– И ты думаешь, я хочу прикоснуться к неряшливым остаткам Джаспера? Я не занимаюсь объедками, Райли. Считай, что оргазм, который ты получила, – это благотворительность.
В тот момент, когда эти слова слетают с моих уст, я понимаю, что сказал что-то неправильное. Меня мгновенно охватывает раскаяние. Но уже слишком поздно.
Блядь!
Райли отдергивается, как будто я только что ударил ее. Ее глаза расширяются, и она издает сдавленный звук в глубине горла. Это похоже на раненое животное: сломанное и больное.
Она делает два шага назад, неуверенно стоя на ногах. Выражение ее лица, такого я никогда раньше не видел. Это не гнев или разочарование.
Это разрушительная уязвимость.
Мое сердце замирает в груди при виде этого. Хрупкий взгляд ее глаз и то, как ее тело сгорбилось, как будто она испытывает физическую боль.
Райли тяжело сглатывает.
– Все кончено, Колтон. Эта твоя игра. Все кончено. Хватит. Просто н-не подходи ко мне больше. Ради нашего здравомыслия, держись подальше.
Она разворачивается на пятках и убегает в ночь.
Мои легкие сжимаются, и я не могу дышать.
ГЛАВА 21
Грейсон – 17 лет
Я не могу отказать тёте.
Это проблема.
Когда сегодня днём пришла Оклинн и рассказала тете Навее, что она хотела бы пойти в дом с привидениями, но только если я приду, моя тетя испытующе взглянула на меня, а затем сказала:
– Будь джентльменом и возьми девушку, Грейсон. Она так любезно просит.
Вот почему я сейчас здесь, скучающий и раздраженный.
Тетя Навея обеспокоена тем, что мне трудно заводить друзей. Она не знает, что я не хочу заводить друзей. Я не доверяю людям в Беркшире. Их тщеславное высокомерие, запугивание и детское тщеславие больше всего отталкивают.
Оклинн – единственный, кого я терплю. Только потому, что ее семья имеет тесные отношения с Хейлами. У меня нет другого выбора, кроме как терпеть ее присутствие. Поэтому я думаю, мы «друзья».
Я думаю, тетя Навея хотела бы, чтобы Оклинн была для меня больше, чем просто другом.
– Оклинн – милая девушка, – говорила она мне, стараясь звучать убедительно.
Да, но она не Райли.
Она не моя Златовласка.
Одинокая девушка на скамейке с тоской в глазах.
Оклинн не вызывает у меня желания выманить ее, но Златовласка? Да, она практически звала меня. Нарисовать изгиб ее лица и полноту губ.
– Почему ты не хочешь пойти с нами? – Оклинн скулит, возвращая мое внимание к ней.
Она кладет руки на бедра и надменно постукивает левой ногой. Она – прилипала пятой стадии.
– Давай. Это будет весело.
Раздраженный, я сажусь на обочину парковки и скрещиваю руки на груди.
– Ты хотела, чтобы я пришел, поэтому я здесь. Но только потому, что моя тетя попросила меня об этом, а не потому, что я этого хотел. Я не присоединяюсь к тебе ни для чего другого. – Я киваю в сторону ее небольшой группы друзей, которые многозначительно разглядывают меня сверху вниз, а затем хихикают между собой. —У тебя есть друзья. Иди веселись.
Она издает разочарованный звук в горле и уходит. Я наблюдаю, как они входят в дом с привидениями, а затем облегченно вздыхаю. Наконец-то наступила тишина после ее постоянного визга.
Я достаю телефон из кармана и пролистываю приложения, выбирая игру-головоломку, в которую играю уже несколько дней. Я застрял на 98 уровне со вчерашнего дня.
Когда я уже собираюсь открыть следующий уровень, мой взгляд ловит вспышку светлых волос, и мое внимание быстро переключается на нее.
Мир замирает, и в моей груди согревается при виде Райли.
Только для того, чтобы он наполнился льдом, когда я вижу, как она в панике мчится по полю, ее лицо покраснело, а по щекам текут слезы.
Я мгновенно встаю на ноги и целенаправленно иду к ней. Она ранена? Кто-то снова ей что-то сказал? Я видел, как они над ней насмехаются, слышал, что они говорят за ее спиной или ей в лицо, если они достаточно смелы.
Я наблюдаю, как Райли падает посреди поля, ее колени касаются травы, и она сдавленно всхлипывает. Она плачет… почему? Кто, черт возьми, причинил ей боль?
Подойдя ближе, я стараюсь не спугнуть ее. Моя грудь сжимается при звуке ее прерывистого плача, и у меня возникает сильное желание заключить ее в свои объятия – чтобы уберечь ее от любого, кто посмеет причинить ей вред.
Я никогда раньше не чувствовал такого к девушке. Это чужое чувство, то, как болит мое сердце при виде ее боли. Как я злюсь из-за нее.
Райли раскрывает ту сторону меня, на которую я не знал, что способен, не знал, что у меня есть.
Ее руки обхватывают ее за талию, она крепко обнимает себя, ее глаза зажмурены.
– Райли, – осторожно произношу я ее имя, присаживаясь рядом с ней.
Она издает слабый писк и в ответ вскидывает голову. Ее карие глаза большие и стеклянные от слез. Ее рука в панике прижимается к груди, но затем я вижу момент, когда она узнает меня. Ее глаза смягчаются.
– Это ты, – шепчет она дрожащим голосом.
Я как будто не могу себя остановить; у меня есть острая потребность дотянуться до нее.
Прикоснуться к ней. Чтобы успокоить ее.
Моя рука поднимается, и мои пальцы касаются ее мокрой щеки, вытирая слезы. Ее нежная кожа холодна от пронизывающего ветерка. Я обхватываю ее лицо, и она наклоняется к моей ладони, как будто ищет от меня тепла. Из ее глаз льются еще слезы, и я вытираю их все.
– Ш-ш-ш, все в порядке, – тихо напеваю я. Я хочу спросить ее, что случилось, хочу узнать причину ее боли, ее слез. Но я не прошу, потому что это последнее, что ей сейчас от меня нужно. – Ты в порядке, я тебя держу. Ты в безопасности.
Райли неуверенно наклоняется ко мне, и я делаю единственное, что считаю правильным в данный момент.
Я беру ее на руки, и она зарывается лицом мне в шею. Она больше не плачет, но ее крошечные всхлипы разбивают мне чертово сердце. Я тяну ее к себе на колени, и она прижимается к моей груди. Такая маленькая в моих руках, такая хрупкая…
Меня быстро посещает дикая мысль – я хочу держать ее здесь, на коленях. Пока она у меня есть. Так долго, как она хочет.
– Почему ты здесь? – Райли наконец хрипит после долгой минуты молчания.
– Меня заставили прийти, – честно говорю я ей, сжимая руки вокруг ее талии. Мне нравится, как ее мягкость ощущается на твердых, грубых краях моего тела. – Но я думаю, что мне суждено было быть здесь сегодня вечером.
Мне суждено было найти тебя – сломанную под лунным светом, в этом поле, где никто тебя не видел, кроме меня.
Она ерзает у меня на коленях и смотрит на меня сквозь мокрые ресницы. У меня такое чувство, будто меня ударили в живот. Райли чертовски хорошенькая: у нее распущенные светлые волосы, румяные щеки и слезящиеся глаза. Ее губы опухли и приобрели ярко-розовый цвет, как будто она слишком долго их кусала.
– Что ты имеешь в виду? – она дышит.
– Ты веришь в судьбу? – Предопределенная судьба.
Судьба, которая каким-то образом продолжает сводить нас вместе, самым неожиданным образом.
Райли моргает, глядя на меня.
– Наверное. Но судьба всегда была ко мне жестока.
– Судьба тоже была жестока со мной, – говорю я ей, сглатывая тяжелый ком в горле.
– Я слышала… – она замолкает, задумчиво покусывая внутреннюю часть щеки. – Я слышала, откуда ты приехал. Я имею в виду, до того, как тебя усыновили тётя и дядя. У тебя есть сестра, верно?
Хейлы здесь популярны, так что, конечно, она слышала об истории моей семьи. Когда Бенджамин и Навея Хейл усыновили мальчика из ниоткуда, после многих лет бездетности, у всех возникли вопросы. Всем было любопытно, и пошли слухи.
Точных подробностей никто не знает. Однако. Но не все слухи ложны. Я действительно происходил из грязной, бедной семьи. Моя мать была наркоманкой. Мой отец – уголовник, и большую часть моей жизни он отсутствовал, то в тюрьме, то вне ее. Я прожил в трейлерном парке всю свою жизнь, до сих пор.
Я заправляю ей за ухо упрямую прядь ее шелковистых волос.
– У меня есть младшая сестра.
Ее ладонь лежит на моей груди, прямо над моим бьющимся сердцем. Ее прикосновения почти легкие, мягкие и неуверенные.
– Как ее зовут, если ты не возражаешь, я спрошу?
– Наоми. – Когда я произношу ее имя вслух после столь долгого времени, у меня болит сердце.
– Это красивое имя, – шепчет Райли. – Ты скучаешь по ней?
– Как сумасшедший, – тихо признаюсь я. – Она – все, что у меня было, пока… ее не забрали у меня.
– Это тебя когда-нибудь злило? Как несправедлива судьба.
Я передвигаюсь, ложусь на спину на траву и беру с собой Райли. Она не протестует; она просто сворачивается калачиком возле моего тела.
– Я так долго злился, но моя тетя сказала мне, что когда судьба берет… она дает что-то еще взамен. Это дар нашего терпения.
Райли прижимается ко мне, словно ищет тепла и пытается проникнуть под мою кожу. Мы лежим посреди поля, и ничто в этом не кажется странным или неудобным. Это кажется правильным. Почти интимным.
– Они лишили меня достоинства и смеялись над моей гибелью. Где дар моего терпения?
– Я не знаю. – Проведя рукой вверх и вниз по ее руке, я смотрю на залитое лунным светом небо. – Но я могу помочь тебе найти его.
Если ты поможешь мне найти мое…
Что даст мне судьба взамен того, что отняла у меня Наоми?
Чего достойна моя увядающая душа?
Мы с Райли долгое время молчим, наслаждаясь задумчивой тишиной между нами. Это удобно и приятно, но я не могу объяснить, почему это так. Смысл утешения, которое она приносит моему холодному сердцу. Но мне нравится это.
Мне нравится, как она себя чувствует в моих объятиях. Ее дыхание обволакивало мою шею, ее волосы щекотали мою щеку, ее руки были зажаты между нашими телами, пока мы делились своим теплом в холодную октябрьскую ночь. Ее тело не напряжено, а дыхание снова спокойное.
Она не боится ни меня, ни моего размера. Оставшись со мной наедине, она не беспокоится.
Я не знаю, доверяет ли она мне…
Но я знаю, по крайней мере, Златовласка чувствует себя со мной в безопасности.
Нашу тишину нарушает звонок ее телефона. Райли издает громкий вздох, словно, наконец, осознав, что мы лежим посреди поля, и резко встает в сидячее положение.
– Это Лила, – говорит она, прежде чем ответить на звонок.
Я тоже сажусь. Райли краем глаза наблюдает за мной, рассеянно слушая Лилу по другой линии.
– Да, я в порядке. Я в безопасности. – Она нервно сглатывает и смотрит на меня из-под густых ресниц. – Да, я сейчас с Грейсоном. Хорошо, да. Да, не волнуйся. Я в порядке. Да, увидимся завтра. Возвращайся домой в безопасности. Напиши мне, когда будешь дома, ладно?
Они прощаются, и Райли завершает разговор. Она кладет телефон в карман и застенчиво смотрит на меня.
– Мне жаль…
– Тебе не за что извиняться.
– Просто… это было очень неожиданно. Ты неожидан. Каким-то образом ты всегда рядом, когда мне нужна помощь. Я не понимаю, как это продолжает происходить. – С ее губ срывается нервный смех.
Может быть, из-за… судьбы.
Но я ей этого не говорю.
Ее карие глаза встречаются с моими, в ее красивом взгляде отражается благодарность.
– Спасибо. За то, что был рядом, когда я меньше всего этого ожидала, но когда мне это отчаянно было нужно.
Почему-то я не знал, что мне тоже нужен этот момент.
Тишина.
Ее тепло.
Звездное небо.
Ее мягкость.
– Всегда пожалуйста, Златовласка.
Она наклоняет голову, на ее губах играет призрак улыбки.
– Златовласка?
– Твои волосы, – просто говорю я ей.
Райли поднимает руку и касается шелковистых прядей своих волос.
– Как ты думаешь, я выгляжу лучше с косами или с распущенными волосами?
– Распущенные волосы. Они очень… плавные.
Ее улыбка становится шире.
– Как в твоем рисунке.
Мы оба двигаемся одновременно, вместе поднимаясь на ноги.
– Тебя нужно отвезти домой? – Я спрашиваю ее. – Уже поздно.
– Все в порядке. У меня есть машина. – Мимо нас проносится холодный порыв ветра, и Райли дрожит всем телом.
– Вот так ты простудишься. – Я протягиваю руку вперед и застегиваю молнию ее кожаной куртки. – Тогда увидимся в понедельник?
Она кивает, все еще улыбаясь.
– Я пришлю тебе свою часть задания, когда вернусь домой, чтобы ты мог поработать над своей частью до понедельника.
– Хорошо. – Меня не беспокоит наше задание по юриспруденции. Райли умная и трудолюбивая, и я знаю, что мы получим за это хорошую оценку.
Райли закусывает губу и делает шаг назад. Похоже, она не хочет уходить. Засунув руки в карманы куртки, она разворачивается на каблуках и уходит.
Оказавшись в нескольких футах от меня, она смотрит на меня через плечо.
Наши глаза встречаются.
Мое сердце колотится.
Она слегка машет мне рукой.
Я машу в ответ.
Мое сердце снова заикается.
Блядь, я не понимаю, что я к ней чувствую, но что бы это ни было – она угроза моему сердцу. И мне кажется, что я уже потерялся в ней.
ГЛАВА 22
Райли – 18 лет
Я не знаю, почему я здесь.
Мне следовало остаться дома, отказаться приходить, когда мама заставила меня нарядиться для рождественского благотворительного гала-концерта.
Но я не могу ни в чем отказать родителям. Они говорят – гуляй, я гуляю. Они говорят улыбаться – я улыбаюсь. Сказали прыгать – я прыгаю. Даже если это прыжок к собственной гибели.
Пока я под их крышей, у меня нет выбора. Я не могу принимать никаких решений самостоятельно.
И почему-то у меня такое ощущение, что даже когда мне пора уходить – они все равно попытаются контролировать мою жизнь. Когда придет время, мой отец выберет для меня идеального, богатого мужа, человека, который будет полезен ему и его эгоистичным амбициям.
Я стану трофейной женой, какой является моя мать.
В прошлом году у меня поднялась температура, и я не смогла присутствовать. Моя болезнь была замаскированным благословением. Пока мои родители присутствовали на гала-концерте, Лила пришла составить мне компанию. Она следила за тем, чтобы я ела суп, приготовленный ее бабушкой, и вовремя принимала лекарства. Затем она уложила меня и подождала, пока я усну, прежде чем уйти.
За год до этого, на рождественском гала-концерте… ну, я не хочу думать о той ночи.
Ночь моего разрушения.
Ночь, которая оставила шрамы на моей душе.
Но с того вечера я впервые появляюсь на публике. Ровно два года назад. Мой отец ожидает, что сегодня вечером я наведу порядок в своей репутации.
Мне нужно выглядеть красиво, спокойно, уравновешенно и утонченно. Улыбаться всем. Тихо смеяться. Говорить элегантно.
Моя мама вызвала целую профессиональную команду, чтобы подготовить меня к сегодняшнему вечеру. Она выбрала для меня светло-голубое шелковое платье и серебряные туфли на каблуках. Макияж и прическа были сделаны профессионально. У меня даже есть жемчуг в волосах.
– Ты излучаешь атмосферу Золушки, – восторгались ранее визажисты. —Безупречно, говорю тебе. Сегодня вечером все взгляды будут прикованы к тебе. Ты будешь в центре внимания.
Но это не сказка.
И я не хочу быть в центре внимания.
Но я должна быть.
Потому что так говорит мой отец.
Чистоплотный, корректный и уравновешенный.
Я позаботилась о том, чтобы ничего не есть, прежде чем прийти сюда сегодня вечером. Если мой желудок пуст, меня не будет тошнить на начищенные туфли отца. Ужас той ночи до сих пор вызывает у меня тошноту, когда я думаю об этом. А я часто об этом думаю.
До сих пор это преследует меня. С той ночи мне до сих пор снятся тревожные, яркие кошмары.
Я чувствую их взгляды, жар их взглядов прожигает мое платье. Все открыто смотрят и осуждают и уже нашли во мне недостаток.
Я стою высоко, но им этого недостаточно.
На моем лице застыла красивая улыбка, но и этого недостаточно.
Унижение двухлетней давности все еще свежо в их памяти, и ничего из того, что я делаю, никогда не будет достаточно. Итак, похоже, сегодняшний вечер уже потерпел фиаско, даже не начавшись.
Моя тревога поднимает свою уродливую голову, и я чувствую, как мой желудок сжимается. Я ненавижу толпу, ненавижу людей, которые смотрят. Мне хочется выкопать яму и закопаться там, где никто меня не найдет. Где они не смогут меня увидеть или осудить.
В затылке начинается тупая боль, а голова раскалывается от напряжения. Холодные паучьи пальцы скользят вверх и вниз по моей спине, и я борюсь с дрожью. Ненавижу это чувство.
Тревога может быть изнурительной, и я ненавижу, что постоянно попадаю в ситуации, которые ее ухудшают.
Я чувствую, что погружаюсь в неуверенность в себе. Внезапно я стала слишком внимательно следить за своей внешностью – своим весом, лицом, волосами. Я выгляжу толстой в этом платье? Мне следовало взвеситься сегодня утром, но я этого не сделала. Я этого не сделала, потому что знаю, что мой самоконтроль ослабевает.
Я не вставала на весы больше полугода.
В последний раз я смотрела на красные цифры в оцепенении от ужаса. Я почти вернулась к старым привычкам. Почти. Трудно было отойти от весов и заставить себя лечь в постель. Вместо того, чтобы спуститься вниз, обыскать кухню и вернуться, чтобы все вычистить.
Желание переедать, а потом почиститься – оно все еще дышит внутри меня, как яд в моих венах. Позывы не исчезли полностью. Реабилитация не исправила и не вылечила меня. Но мои побуждения какое-то время дремлют, молчат, и я хочу, чтобы так и оставалось.
Краем глаза я вижу, как мой отец разговаривает с мистером и миссис Хейл. Ранее я заметила Грейсона, но мать увлекла меня прежде, чем я успела подойти к нему.
После часа представлений, фальшивых улыбок и формальной беседы я вот-вот потеряю рассудок, если останусь здесь еще на минуту. Мой взгляд скользит по бальному залу в поисках высокой фигуры Грейсона. Но его нигде нет.
После ночи Хэллоуина и того короткого мгновения, которое я провела в объятиях Грейсона, между нами все изменилось. Оно незаметно превратилось во что-то… большее.
Той ночью, после того как Колтон оставил меня с бурей эмоций, охватившей меня, я нашла безопасность в объятиях Грейсона. Он был теплым и всем, что мне было нужно в тот момент.
Его дыхание меня успокоило.
Его прикосновения успокоили меня.
В его темном взгляде было спокойствие, которое заставляло меня чувствовать себя замеченной и защищенной.
Впервые я поняла, что между нами что-то изменилось, когда нашла в своем шкафчике желтую лилию. Это был понедельник после той ночи.
И с тех пор каждое утро меня всегда ждет цветок.
По пятницам – три желтые лилии. В первый раз, когда это произошло, к нему прилагалась записка, в которой говорилось: «Одна на субботу, другая на воскресенье».
Я никогда не спрашивала Грейсона, он ли это, и он никогда прямо не признавался, что цветы исходили от него. Мы никогда об этом не говорили.
Желтые лилии были его тихими подарками мне.
Я не могу не задаться вопросом, в чем смысл всего этого? Его цветы и его молчание о них. Что это значит для нас?
Он пытается мне что-то сказать… а я слишком глупа, чтобы это понять?
Или Грейсон просто такой милый?
Видит ли он разбитость моей души и жалеет меня? Является ли сочувствие движущей силой его молчаливой привязанности?
Потому что если это правда, то я этого не хочу. Я бы предпочла ничего не получать от Грейсона, если его внимание будет вызвано жалостью. У меня так много вопросов, но нет ответов.
Грейсон – загадка. Он загадочно сложен. Я так мало знаю о нем, и это делает меня еще более любопытным.
Я жажду узнать настоящего мужчину, стоящего за тишиной.
И каким-то образом он стал моей опасной навязчивой идеей.
Точно так же, как он любил наблюдать за мной, я внимательно изучала Грейсона. Но все равно – он загадка.
Я не могла отпустить это увлечение.
Я тихо отодвигаюсь от матери и иду через бальный зал в поисках его. Когда я не нахожу его нигде в скоплении гостей, я выхожу из бального зала.
Если я что-то и знаю о Грейсоне, так это то, что ему нравится свое пространство и спокойствие. Думаю, я знаю, где его найти.
Я поднимаю подол платья и медленно иду к оранжерее.
Самоподдерживающаяся теплица огромна и занимает площадь в акр земли. Куполовая крыша сделана из дорогого стекла, а растений здесь насчитывается более двухсот. Здесь пахнет землей, дождем и сладким ароматом цветов.
Я перемещаюсь между пышными зелеными деревьями и внутри… я нахожу того, кого ищу.
Грейсон стоит перед гранитным фонтаном, сделанным по индивидуальному заказу, спиной ко мне. Обе руки у него за спиной, ноги слегка расставлены, и он смотрит на вид перед собой.
Из моей груди вырывается судорожное дыхание.
Я никогда раньше не видела его в костюме. Он такой высокий, такой большой – он дополняет дорогой костюм своими крепкими мускулами. Черная ткань очень красиво облегает его тело, и мой живот снова трепещет.
– Я знаю, что ты здесь.
Мои губы приоткрываются в тихом вздохе от его глубокого, резонирующего голоса.
– Как ты узнал? – Я подхожу ближе, пока не оказываюсь рядом с ним. Даже несмотря на мои каблуки, между нами разница в росте всего несколько дюймов.
– У меня было предчувствие, что ты меня разыщешь. – Он издает глубокий, грохочущий звук в глубине горла. – Это место задыхается. Я знаю, ты ненавидишь это так же сильно, как и я.
Я убираю распущенные пряди волос с глаз.
– Хочешь сбежать со мной? – Я лишь наполовину дразню.
Грейсон медленно наклоняет голову, как будто он действительно обдумывает мое предложение.
