Текст книги "Мотылек и Ветер (СИ)"

Автор книги: Ксения Татьмянина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

  Слова, которые я должна была произнести, подкрались к горлу. Необычно, но его сжало, изменился тон и звучание. Я шевельнула губами и сказала, стоя за спиной в двух шагах от юноши:

  – Это ведь твои слова: «Я всегда буду рядом» ...

  Он вздрогнул, обернулся, но посмотрел сквозь. Ни тот, ни другой – не замечали моего присутствия. Марк оказался некрасивым, – костистое лицо, мелкие черты, тонкие вьющиеся волосы сами по себе не плохи, но в его случае – совершенно лишали мужественности. Тощий барашек, заучка, хлюпик.

  Мари тронула его сердце не только своей красотой, но и тем, что посмотрела на него как на мужчину. На второй же день знакомства откровенно сказала, что внешне он проигрывает, но внутри – настоящий, надежный и сильный, она это чувствует и это ей нравится. Мари его первая и единственная девушка. И Марк не только сказал, что любит ее, но и пообещал «Я всегда буду рядом» как только узнал о беременности.

  А что теперь? Отступится от своих слов ради перспектив?..

  – Руслан Романович, – Марк решительно повернулся обратно к директору, – я верю своей девушке. Я мужчина, и отвечаю за свои решения, поступки и слова. Голова на плечах есть, а значит, не пропаду, найду выход и помощь.

  – Дурачок...

  – Ваше право думать обо мне как угодно.

  Марк резко поднялся с места и вышел из кабинета, пролетев мимо меня и так широко распахнув дверь, что она почти ударилась в стену. Стал удаляться по коридору, – по светлому солнечному коридору.

  А что делать мне? Куда я выйду, если шагну за порог? В обычных случаях – локация та же, и дальше пограничники добираются с места «вызова» своими ногами. Растеряно оглядевшись, я скользнула глазами по удрученной фигуре Руслана Романовича, отлавливая отголосок его раздумий, посмотрела в окно, на стеллажи с папками, на предметы стола.

  Осторожно шагнула ближе и заглянула в перекидной календарь с пометками. Двадцать пятое мая... а год, – на три десятилетия назад от моего настоящего! И так было жарко, – в ноябрьской одежде за минуту взопрела, а тут кинуло в пот еще сильнее. Я не могла сейчас выйти в прошлом, оказавшись на улице с отпущенной от себя жизнью Марка! Не могла!

  Дверь откатилась назад, защелкнулась на язычок и я встала пред ней с ужасом и мольбой «Выпусти!». Закрыла глаза, сосредоточилась, почувствовала пространство здесь. Усилила внутренний радар, ощутив, что за порогом есть переход... куда?

  Дальше зыбкость, туман, неясные ощущения, которые необходимо кристаллизировать. Юрген – мой самый сильный якорь, и день – шестнадцатого ноября, один из самых значимых в новой жизни!

  – Юрка, Юрка, Юрка... о тебе думаю, из-за тебя не промахнусь!

  И шагнула!

  Будка ремонта выпустила меня легко. Вдохнув полной грудью холодный и слегка влажный вечерний воздух, я быстро сверилась по анимо с датой и временем – десять минут до приезда Роберта. То есть вызов не отнял у меня ни минуты тут, все, что потратила – это время на бег.

  Накатила слабость от пережитого путешествия. Оно само по себе физических сил не отняло, это нервы дали откат. Задуматься о таком, – самой себе не верится! И при том, опять загадка – если грань у человека в прошлом, то какая разница в какой из дней отсюда я пойду на вызов? Что за срочность, что пробило в квартиру, а потом так сильно «звало», что аж жгло?

  Отложив вопросы на потом, я поторопилась обратно, к дому.

  Шторм

  «Спускайтесь» – пришло сообщение, а через пару минут и знакомая машина подкатила к подъезду.

  Я села, пристегнулась, еще раз сказала Роберту спасибо за всю помощь и потраченное время, а тот лишь кивнул и сделал жест ладонью – «лишнее».

  Меня подмывало рассказать о произошедшем! Немыслимое, о котором и подумать никто не мог среди нашей братии. Я хотела поделиться с Робертом, а заодно попросить найти информацию об этом Марке, которому сейчас должно было быть сорок восемь лет, и который был выпускником интерната давным-давно...

  Мы выехали с квартала на широкую улицу и встроились в поток. Пробок нет, время относительно позднее.

  – Ирис, вы найдете на неделе время, чтобы прояснить кое-что по делу Ники? Там есть разница в одной значимой детали.

  – Конечно.

  – Я согласую день, чтобы всем было удобно и соберемся у вашего старосты. Не в отделении. И дам знать заранее.

  Мне хотелось прокомментировать, что меня спрашивать «найду ли время?» как-то странно. Это он человек с каждой расписанной минутой, крупными делами и задачами, с официальной службой. А я – даже не работаю нигде. Только вдруг что-то странное случилось с языком, и я лишь шевельнула губами, а сказать ничего не смогла.

  Легкий перекат тепла в солнечном сплетении «погладил» меня, согрев изнутри. Не вызов, а что-то другое. Состояние незнакомое и знакомое одновременно. Слова подкатили, те самые. И горло опять сжало так, словно прозвучать должен был не мой голос, а измененный – из самой глубины.

  – Волнуетесь?

  Роберт бросил на меня взгляд и считал перемены в лице. Только понял не верно. Я вдохнула... прикрыла глаза и произнесла:

  – Ведь это твои слова «Я всегда буду рядом»...

  Нет, Роберт Тамм не имел никакого отношения к жизни далекого Марка и его девушке. Но я точно знала, что должна опять сказать тоже самое, не отступив ни на букву! Машина капсулой задержала нас в своем маленьком защищенном пространстве, отделив от внешнего мира. Она летела в скорости, в потоке, пропуская в себя только огоньки попеременными вспышками от дороги и светофора. Это пространство как будто бы вздрогнуло и откатилось так, словно в салон вклинилось огромное пространство неба с подступающей грозой. Воздух разряжен, наполнен озоном, и рокот коснулся барабанных перепонок – еще не столько звуком, сколько давлением.

  И это от Роберта. Даже под плотной тканью пальто, под рукавами кофты я почувствовала, как волоски на руках встали дыбом. Затылок защекотало, все тело разом ощутило близкий шторм и стало так жутко и восхитительно одновременно, словно я стояла на самом деле где-то у моря в шаге от силы стихии.

  Извне пробились гудки. А я поняла, что «жутко и восхитительно» – это еще и от того, что машина внезапно прибавила скорости, капнув в чувство равновесия – невесомости, а в инстинкт – опасности. Захватило дух от маневра и заноса, другого лавирования, и, наконец, резкого разворота и торможения.

  Я вцепилась одной рукой в ручку заблокированной двери, а другой в кресло, и несколько секунд сидела с учащенным сердцебиением. Оно отдавало пульсом в шею и виски.

  – Зачем вы мне это сказали, Ирис?

  Я молча выдержала взгляд. И непростую тишину после. Машина встала в правильном месте – в кармане на въезде куда-то, а не на дороге. Но стоянка выбралась случайно, до административного центра еще не добрались. Роберт остановился вынуждено, а не в пункте назначения.

  Сейчас я прочувствовала слова Катарины «штормовая аура» на своей шкуре. И могла даже чисто по-женски понять свою подругу, каково это – когда рядом с тобой находится мужчина с магнетизмом не человеческим, а как у хищного зверя. Сильного, но не опасного для тебя. Других порвет, а тебя – защитит. Я была уверена, что Роберт, не дающий воли своим эмоциям, так себя проявил из-за внезапных слов. Фраза что-то для него значит. Тронула сердце, в которое давно никто не заглядывал. К которому нет доступа.

  Я не могла ответить на его вопрос ничего – молчание идеально. Оправдания, извинения, объяснения – лишнее. Смотрела ему в глаза открыто, не тушуясь от разницы положений – статуса, возраста, чего угодно еще, и упорно хранила молчание. И Роберт дрогнул. К моему изумлению, его лицо, его фигура, как-то вдруг «сдались» – прочиталось по неуловимым движениям и выражению глаз. Он выдохнул, на пару секунд опустил голову на руки, на руль, потом снова выпрямился и глухо, с внутренним рокотом, сказал:

  – Пограничница...

  Да, но ведь это не вызов, и Роберт не на грани. Я не вижу его жизни и его выбора. Я решила подать голос:

  – Это не вызов.

  – Я знаю. Послушайте...– медленно произнес он и замолк на несколько секунд. Дал себе время, чтобы собраться с мыслями или принять окончательное решение – рассказывать или нет. И продолжил фразу: – Мой день рождения в апреле. В тот год исполнилось как раз тридцать пять. Вызовы прекратились, я распрощался с блокнотом, планировал будущее без пограничной службы. Морально давно был готов к этому, дело молодых, а я на ней все двадцать лет отбегал. И вдруг в октябре, через полгода тишины ударило. Времени удивляться и думать не было – рванул к ближайшему ходу, без блокнота с адресом, без уверенности, что не ошибка, и вылетел в богатую квартиру. Апартаменты в высотке, большие комнаты, шикарная мебель, лоск, блеск... у окна залы девочка стоит, десяти лет, на улицу смотрит, пытается увидеть внизу машину матери, которая только что из дома ушла. А отчим, здоровый мужик старше сорока сзади нее притерся и руку на плечо положил. Потом на лопатки, потом на талию, потом на тощую ягодицу...

  Роберт дрогнул губами, зло оскалился на воспоминания. И меня от его слов скрутило чувство гадливости.

  – В глазах потемнело. Я окунулся в миг грани, когда ей пришлось балансировать между «драться до конца с неизмеримо большей силой» или «не сопротивляться, смирившись с положением жертвы». Девочка все понимала. Что ее никто не спасет, и отчим все равно сделает что-то ужасное. Крикнул: «Я всегда буду рядом!» ... Нужно было крикнуть «дерись и бейся», как диктовал вызов, только сорвалось другое. Не понимаю до сих пор, почему... Она не упала за грань, вспыхнула храбростью, решительно извернулась, укусила запястье, расцарапала и кинулась на кухню. Вооружилась ножом, залезла под стол и опрокинула стул, забаррикадировав себя. Силы не равны, но так просто до нее уже не добраться.

  – Он ничего ей не сделал? Не смог?

  – Не смог. Очень редки случаи, когда пограничники вступают в контакт с людьми на вызове. Мой оказался уникальным во всем – я уже перешагнул возраст и меня отрезало, а ход открылся и без блокнота точно провел сквозь пространство в нужное место. А последняя радость, – эта скотина внезапно уставилась прямо на меня, он увидел, присел от страха, что в квартире свидетели. И я сломал ему руку. Потом ушел, как все пограничники, – шаг за порог, и нет меня. Спустя считанные дни я вычислил – что за семья, что за мужик. Хотел отбить охоту к детям, зацепить и расследовать всю биографию. И мне это удалось. Через полгода он сел за совращение малолетних и детскую порнографию.

  – Это был самый последний вызов?

  – Да. Только история не закончилась... Вы еще не догадались, Ирис, о ком я так издалека рассказываю?

  – Догадываюсь.

  – Я Катарину сразу узнал, когда увидел в очереди дежурного отделения. Спустя шесть лет, время под новый год, приемщики захлебываются от заявлений и жалоб. Меня занесло случайно, коллегу искал, дело на минуту – заехать, отдать бумаги. И вдруг знакомое лицо. Угловатая, худая, не пойми во что одетая, как беспризорница, сидит, терпеливо ждет с номерком в руках. Я не смог не подойти и не спросить – что у нее за дело. И услышал всего два слова «Красный лак». Дальше мы разговаривали в кабинете, она пила стаканами кофе из автомата, отогреваясь и заедая сладкими батончиками каждый глоток. Волчонок с улицы, год, как сбежала от матери, из дома, не смотря ни на достаток, ни на хорошую школу и сытую жизнь. Жизнь сытая, но невыносимая оказалась. Мать ее женщина сложная и жесткая. Мужчин всяких приводила без разбора, и пить стала. Катарина начала с кражи еды, потом одежды, полиции не попалась, а вот на глаза криминальной компании – в первый же месяц. Ее быстро приютили Легко влилась, стала наводчицей на богатые квартиры, стала девушкой главного – лихой сорви голова на десять лет старше. Умный, лидер, но на наклонной не удержался и перегнул палку на последнем ограблении. Обходилось чисто, а тут в квартире оказался человек, домработница задержалась на вечер поиграть в роскошную жизнь, пока господа в отъезде. Свидетельница. Главный заистерил, струсил, порезал женщину и все сбежали. Катарину это отрезвило. Воровать, как играть, весело и азартно, но люди, кровь, жертвы... А все, капкан. Заикнулась, что хочет выйти из «Красного лака», как ее в воспитательных целях избили и пригрозили смертью.

  Я сглотнула сухую слюну и сцепила пальцы. Больно слышать. Больно понимать, как может обойтись жизнь с человеком, – в меньшей степени за свои ошибки, и в большей – за чужие.

  – Вы помогли ей?

  Роберт закаменел лицом. Уставился вперед, взглядом обернувшись на что-то внутреннее и не видя, на что смотрит. Как застекленел.

  – Почти получилось. Составили с группой план, подготовили засаду для ловли с поличным, Катарина дала наводку на квартиру своей матери. Отправила тайное сообщение – на какую дату банда назначила налет. А у меня сработало предчувствие на беду, и я не дождался нужного дня. За сутки до, обыскал пригород, обыскал Яблоневый район. И почти как в тот первый случай с вызовом, вылетел в нужное место и почти вовремя – ее, как крысу, вычислили, завели под мост в овраге и успели пырнуть ножом в живот. Катарина дернулась – драться как может. Успел только рявкнуть на нее, и она послушалась, умничка, отползла, залегла, зажала себе рану шарфом. Не помешала мне, уберегла себя, без паники и соплей. Боец. Как не упала в жертву, когда была на грани в десять лет, так и осталась. Ее ничто не сломит.

  – Роберт, вы решаете проблемы пограничников, это ясно, но за ней вы отдельно... – подобрала слово, – присматриваете, да?

  – Да.

  – Она вам как дочь?

  Последний вопрос словно отменил блокировку и напряжение, которое чувствовалось в том, как он сидит, как держит на руле руки и как смотрит, не видя, в стекло. Последний вопрос – наглость с моей стороны. Хватит того, что уже узнала столько откровений, и заглядывать глубже – бессовестно!

  И все же – кто он ей отец, опекун и покровитель, или?..

  – Простите, Роберт. Я спросила не для ответа, а чтобы вы услышали причину – почему я его задала.

  – Я вас услышал.

  Уравновешенное состояние вернулось и, если можно было так выразиться, «человеческий» облик к Роберту вернулся. Шторм утих. Он взглянул на панель управления, отметил время, и тронул машину на выезд.

  Свадьба

  Как подъехали, сразу не вышли. Сигнала не было. Ждали минут пять, пока анимо не засветился сообщением, и Роберт, едва бросив взгляд на экран, сказал:

  – На месте.

  У крыльца я увидела подбегающего Юргена. Рюкзак в руках, зимняя, более плотная куртка нараспашку, шарф не замотан. Коллега Тамма не стал парковаться, а высадил его у остановки, в нескольких метрах от здания. Никуда не опоздали, но он торопился от волнения, и ровного шага не выдержал:

  – Я тут!

  – Видим.

  Занырнули в большие двери, держась широкой спины Роберта и следуя строго за ним. Юрген взял меня за руку.

  Лифт, коридор, еще коридор, вежливый стук в стеклянные кабинетные двери – хотя хозяин и так видел, что мы на подходе. Пожилой мужчина поднялся из-за стола и шел на встречу. С Робертом и Юргеном поздоровался за руку, мне кивнул.

  – Не войдет в привычку, Тамм, пользоваться такими исключениями? Удивил просьбой. Достал откуда-то юных и нетерпеливых влюбленных.

  – Сентиментален стал, старею.

  Старик хмыкнул с таким видом, что без слов сказал – «да и ты зеленый, в сравнении со мной». Я пригляделась – к рукам, к ушам и носу, самым правдивым свидетелям возраста. Мужчине не меньше восьмидесяти. Сухой, невысокий, почти полностью лысый. Но приятный лицом, все морщинки за годы сложились в рисунки радушия и веселого нрава.

  – Давайте сверимся...

  Он вернулся к столу, надел очки, склонился над раскрытым тонким компьютером:

  – Юрий Шелест, номер удостоверения личности... – продиктовал цифры, дату и место рождения. – Правильно?

  – Да.

  Я второпях достала свой анимо, потому что номера наизусть не знала. Нужно сверять глазами.

  – Ирис Соль, номер удостоверения...

  – Да.

  – Фамилию свою оставите или мужа возьмете?

  – Мужа.

  Юрген не отпускал руки. Может мы и правда, забавно смотрелись со стороны и казались детьми этому человеку, – потому что он бросил взгляд именно на наши сцепленные ладони и заулыбался. Растянул губы и поджал их, словно вот-вот пошутит, но сдержался. Попытался вернуть серьезное выражение лица и спросил:

  – Оба согласны?

  – Да, – почти хором.

  – Что ж, тогда подождите немного. Я сейчас вернусь.

  Нажал две кнопки на клавиатуре и вышел.

  – Спасибо вам, Роберт.

  – Я рад за вас обоих, Юрген. Редко приходится решать такие задачки, все больше из проблем вытаскивать. И стать свидетелем чужого счастья приятно. Не стоит благодарности.

  При слове «свидетелем», вскинулась:

  – Юрка, а твои родители?

  – Они поймут.

  Маленький диванчик, два кресла, – но никто не садился. Роберт Тамм задумчиво стоял в пол-оборота к нам, сложив на груди руки и смотря в коридор. Мне безумно хотелось счастья этому человеку. И Катарине тоже. Всем на свете, а этим – особенно.

  Юрген сжал и разжал пальцы, потревожив ладонь, и я снова на него посмотрела:

  – Что?

  – Ничего не подготовил, даже кольца, вообще не подумал, что может быть настолько скоро...

  Я не ответила. Улыбнулась и толкнула его плечом в плечо, как если бы мы сидели за стойкой нашей кухни. Глупости. Разве это важно?

  – Поздравляю. – Хозяин кабинета, не представленный ни по имени, ни по должности, сразу протянул нам бумажный бланк свидетельства, едва вернулся. – Юрий и Ирис Шелест, вы теперь муж и жена. Фанфар нет, торжественных речей тоже, – надеюсь, эти формальности не помешают вам жить счастливо. Все электронные базы данных поменяются в связи со сменой статуса через час.

  – Спасибо.

  – Не за что.

  На прощание он в этот раз пожал руку и мне. Шли обратно, как и сюда, за Робертом.

  – Куда вас довезти?

  – Домой.

  – Домой, – согласно с Юргеном кивнула и я.

  Как доехали, выгрузились, дошли до подъездной двери, так Роберт окликнул меня от машины:

  – Ирис, вернитесь на пару слов.

  Я спустилась, а Юрген остался ждать, придерживая уже открытую дверь.

  – Одна просьба. Вы поймали меня на фразу, которая сработала как триггер. Оставьте эту историю при себе, не делитесь с Юргеном и, тем более, с Катариной.

  – Конечно. Даю вам слово.

  – Выполните еще одну просьбу: присмотритесь к Герману, пообщайтесь с ним. Он хороший парень со сломанной судьбой, но помощи от меня, извне, не принимает. А друзья ему явно нужны, и, может быть, у вас получится до него достучаться.

  – Конечно. Я и сама об этом думала. – Я кивнула. – Доброго вечера.

  – И вам.

  Юрген тактично не спрашивал – что мы проясняли в приватном разговоре. Зашли в дом, в лифт, в квартиру. Обыденно переоделись, приняли по очереди душ, пока противень с полуготовым ужином запекался в духовке, а после уселись за кухонную стойку. Юрген положил на столешницу между двух пустых плошек бумагу – свидетельство нашей регистрации. А минуту спустя, как подгадалось, пришли два сообщения на анимо об изменении в данных его и моих.

  – Я на работе сегодня весь день головой летал где-то, слава богу, ошибок не наделал. Сказал бы мне кто, едва начался октябрь, что я еще до зимы не только буду вместе с тобой жить, но и услышу о взаимности и даже женюсь, я бы не поверил. А если бы поверил, то сошел бы с ума. Все так невероятно, стремительно, как в сказке, а не как в жизни.

  «А я вообще умереть хотела, для меня перемены еще сильнее...» – подумала, но не озвучила. Сказала другое:

  -А «как в жизни» – это что, наоборот, – долго и мучительно идти к счастью? Может, наша судьба давно расписана, что мы будем вместе. А «стремительно» для нее не существует. Юрка, у меня есть секрет, который теперь могу рассказать...

  – Серьезно? А почему теперь, а не раньше или позже?

  – Юль Вереск... подожди, когда же это было? – Я задумалась, блуждая в памяти по дням и вычисляя встречу. Пришлось постараться. – Двадцать четвертое, дней пять прошло, как ты увез меня к себе от общаги, так получается? Юль Вереск назвал меня «Ирис Шелест» двадцать четвертого октября. Вот, почему рассказываю только теперь.

  Я кивнула на свидетельство. Юрген удивленно и с легким восхищением спросил:

  – Как ты могла о таком молчать?

  – И лишить себя удовольствия услышать твое предложение собственными ушами? Ну, нет. Знаешь, какая я после безумная от счастья тут бесилась? Если в тех пространствах такая путаница во времени, то здесь, у нас, всему – свое.

  – А еще секреты есть?

  – Есть, но они о других людях и я дала слово никому не рассказывать. Есть еще новости, только... – Вызов к человеку на тридцать лет назад подождет и до завтра. – Не хочу о делах сегодня. Через пять минут отключится духовка, можем выпить вина и отпраздновать.

  Я соскользнула со стула, но Юрген задержал рукой и притянул к себе.

  – Дай мне тебя обнять. Никуда этот ужин не убежит, моя Ирис Шелест.

  Охотно прижалась к нему, положив голову на плечо и отпуская все посторонние мысли из головы. Окунулась в момент, счастливо замирая от слов:

  – Мой мотылек и мое сердце. Возьму и не отпущу, вечно так держать буду. Родная, любимая, моя самая прекрасная Ирис...

  Перевернутая страница

  – Да... да, поняла. Герман, а человека зовут Марк?

  На той стороне возникла тишина, и настороженное:

  – Марк Золт. Откуда знаешь?

  – Сможешь как-нибудь выбраться в город? Я хочу собрать всех вместе, нашу четверку, и рассказать кое что. Как раз и про Марка Золта.

  – Могу... наверное. Куда и когда?

  – Пока не знаю, надо еще прояснить свободное время у Катарины. На днях. Будет хорошая погода, прогуляемся. Не очень – посидим где-нибудь.

  – Если можно, то лучше на свежем воздухе.

  – Хорошо.

  – Тогда договорились.

  Нажала отбой и вернулась к завтраку. Юрген наделал гору бутербродов. Узкий круглый батон нарезал плашками, размером с небольшую медаль, не поленился намазать на каждый кусочек сливочный сыр и сложить слоями сверху огурец, соленую рыбку и трилистник петрушки. Заморочился для красоты и удобства – один бутерброд на один укус.

  – Кто такой Марк Золт? – Юрген снял с плиты турку, за которой перехватил слежку, пока я отвечала на вызов анимофона.

  – Вчера вечером Германа занесло на вызов, который оказался сбоем. Пустая однушка в южном районе Сольцбурга, самый край у промзоны. Как раз в ту минуту, как закинуло на вызов и меня.

  – Это связано?

  – Да. Дотерпишь до встречи, я сразу всем все расскажу?

  Тот кивнул.

  – Юрка, а что ты можешь рассказать о Германе, чего я до сих пор не знаю? Если не секрет от других.

  – Он затворник, – первое и главное, что можно о нем сказать. Ни в какую не принимает никакой помощи. Я побывал у него всего раз дома, и ужаснулся. Душный клоповник, все требует ремонта, зимой холодно, весной сыро. Ни душевного, ни физического здоровья от такого места обитания не прибавится. Заикнулся только, что могу помочь с работой и съемом у нас, в большом городе, как тут же Герман запретил говорить на эту тему и что-либо предлагать. Когда дежурим, он не принимает угощения. Я беру с собой кофе, бутеры или пирожки в пекарне. Вижу же, что и есть хочет и мерзнет, а ни в какую. Мне по началу неловко было за себя, а потом махнул рукой, ем и пью, принимаю его аскезу как черту характера. На собрания не ходит, людей сторонится, вообще ни с кем не общается.

  – Кроме тебя.

  – Герман с тех пор как стал пограничником всегда дежурил один. Но уже через полгода его побила пьяная компания и тот попал в больницу. Отпинали не слабо, ребра сломали, хотел скрыть и отлежаться, но Роберт Тамм об этом узнал по своим каналам. Нашему правозащитнику сразу о любом пограничнике как-то докладывают, случись что. Староста тоже узнал, хотел отписать его от дежурств. Герман запротестовал и согласился на обязательного напарника. Тебе кофе с молоком?

  – Да. – Я съела бутерброда три, потом взялась за коробочку со сливочным сыром и запустила туда ложку. Стала есть его в чистом виде, растягивая на языке как густой крем. – И ты стал ходить с ним?

  – Нас с разными ставили, как у кого случайно по графику выпадало. Но раз вместе пошли и Герман сказал, что у него в моем присутствии не болит голова. Так знакомство и завязалось, староста стал ставить нас в ночное на пару. Меня Герман выносит. Мы почти ни о чем, кроме книг, не болтали. О его жизни я узнавал либо от посторонних, либо он сам не нарочно пробалтывался.

  – Значит, ты мне поможешь, Юрка.

  – В чем?

  – Я хочу побольше с ним пообщаться, поближе узнать, так что бери меня на встречи. Я буду гулять с вами пару часов в начале вечера.

  – Давай, если хочешь.

  Днем из дома мы ушли вместе. Юрген на работу, а я час гуляла просто так, а потом спонтанно решила поехать в большой магазин «Техно-Центр», где работал Петер, и найти его там. Может, он давно уволился, или не его смена, приеду и пройдусь по рядам – увижу, отниму минут десять на разговор.

  О нем я подумала из-за того, что утренний разговор с Юргеном, его упоминание о Роберте, который всегда прознает про любые инциденты с пограничниками привел меня по цепочке воспоминаний к случаю в больнице. К тому, о чем Юрегн рассказывал – лжи, драке и уверенности Петера в моей измене. Я не хотела оставлять это так, представив, что жизнь Петера может быть порушена из-за меня. Он уверен, что ему изменили, что ребенок был не его, а с таким предательством любому мужчине будет горько. Обозлится на женщин, не сможет довериться той, кого вдруг встретит и захочет полюбить по-настоящему. Это жестоко.

  Никакого волнения я не испытывала. У нас было общее прошлое, но сейчас ни одна струнка не дрожала внутри от предстоящей встречи. Я хотела ему самого лучшего, и поэтому последняя точка должна быть поставлена.

  Петер был на месте. Я заметила его сразу, даже не успев зайти на территорию магазина на втором этаже центра, – ближний ряд, цифровые экраны с яркими одинаковыми заставками для привлечения внимания. Между нами стояли только они и огромная витрина-стена с наклейками «гарантия», «качество», «доступность». Он сам увлеченно болтал к коллегой-девушкой, – оба в фирменных галстуках, с бейджами и обязательным значком на воротничках.

  Я остановилась, откинула капюшон назад и с минуту смотрела на бывшего мужа, все больше и больше колеблясь в своем первом порыве. Понаблюдав еще, задалась обратным вопросом – а не совершу ли я ошибку, если сейчас подойду и расскажу ему правду?

  Петер захлебывался разговором. Жестикулировал, артистично играл лицом, улыбался, целиком излучал воодушевление. Я достаточно его знала, чтобы понять – никакими внутренними переживаниями он не загружен. Он свободен и счастлив, и точно таким я его помнила как раз в первые дни знакомства. У Петера все хорошо, у него все вернулось на свои места.

  Отошла, подумала, снова обернулась к стеклу, чтобы последний раз посмотреть и удостовериться. Да, он счастлив! Усмехнулась про себя, наивному убеждению... а с чего я взяла, что для Петера моя трагедия станет тоже трагедией? Все сложилось как нельзя лучше, сняв с него любые обязательства и долги. Ребенок умер, так это и не его ребенок. Жена при смерти, так она, подлая, изменяла ему. И, значит, нет ни скорби, ни вины за то, что бросает, – не попрекнет ни кто-либо, ни собственная совесть! Идеальный предлог выйти из истории налегке, не нужно больше тянуть тяжелый брак и обязательства. Легко отделался, вырвался обратно, вернул свободу без непоправимых потерь.

  Я не стану отнимать у него этой иллюзии. Подойди я сейчас и скажи, что на самом деле я была ему верна и погибший Василек – его сын, я отниму у несчастного все и сразу этим признанием. Зачем? Решив так, я и себя на том же поймала, что и мне эта иллюзия по душе. Она греет мне сердце ощущением, что ребенок был мой и Юргена, и что сам Юрка... пусть не был моим любовником, но уже тогда он меня любил.

  Пока Петер случайно не перевел взгляд и не заметил меня взаимно, я развернулась и пошла на выход. Точка поставлена. Книга закрыта. И пусть Петер идет к счастью своим путем, моя совесть тоже чиста.

  Зов смерти

  Все выпало на четверг. И собрание восточных пограничников, и встреча с Робертом у старосты. Юрген пошел со мной за компанию. Он с сегодняшнего дня вышел в законные два «свадебных» отгула, которые давало руководство больницы по своему уставу, и удобно совместил их с выходными недели, – так что впереди у нас был крошечный «медовый месяц» до понедельника. Сегодня, в четверг, мы планировали потратить время на дела семейные и служебные, а с завтрашнего дня планировали отправиться колесить по области – три дня на три маленьких городка Чекант, Мельхен и Виила.

  К родителям Юргена забежали в семь вечера, не на ужин, а на чашку чая. Получили свои поздравления, благословение и легкий упрек за то, что все-таки не позвали никого на церемонию регистрации. А к восьми, практически бегом, торопились на собрание к старосте.

  Я заметила фигуру Катарины, когда она мелькнула под светом фонаря – яркие желтые пятнышки воротника и перчаток даже не периферии зрения привлекли внимание, и услышала ее голос. Девушка громко и сердито рявкнула на кого-то, не постеснявшись в выражениях.

  – Юр, погоди...

  Катарина шла со стороны квартала, а не с остановки. Шаг быстрый, торопливый, но оторваться от близкой фигуры позади себя все равно не могла. Какой-то мужчина тоже повысил голос. Сначала наглый смешок, а потом: «Оборзела что ли, курица?! Я тебе ща обратно все затолкаю!», и резко схватил за куртку.

  Юргена сдуло с места. Он кинулся напрямую, через площадку, – по газону и, перепрыгнув двойную лавочку, зло крикнул:

  – А ну отпустил, быстро!

  Крикнул на опережение, пока тот не успел ничего Катарине сделать. Не сбавляя скорости, надвинулся на незнакомого мужика, выговаривая что-то гораздо тише, но не менее угрожающе. Тот отпустил, и даже нехотя сделал шаг назад, набычившись и склонившись чуть вперед корпусом.

  Девушка радостно взвизгнула, перетопнулась на месте и уже замахнулась ногой, чтобы дать пинка преследователю. Но ее «танец» сбил Юрген. Сам схватил Катарину за руку и непонятным движением заставил ту с разворотом неудавшегося пинка перешагнуть к нему за спину. Да, провоцировать драку – лишнее. Мужчина скалился, цедил сквозь зубы, и никак не повлияв на решимость Юргена, сдал позицию. Медленно отступил, бросил последнее ругательство, повернулся и пошел в обратную сторону.

  – Видела, да? Видела? – Мы сошлись у самого подъезда, и Катарина вместо «привет» стала тараторить и виснуть у Юргена на руке. – Какой Прынц красавчик. Только не ревновать, это я из благодарности.