Текст книги "Трудности языка (СИ)"

Автор книги: Ксения Кононова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Глава 8

Crawling in my skin, these wounds they will not heal,

Fear is how I fall, confusing what is real.

There’s something inside me that pulls beneath the surface,

Consuming, confusing…

This lack of self control I fear is never ending,

Controlling I can’t seem to find myself again,

My walls are closing in,

Without a sense of confidence,

I’m convinced that there’s just too much pressure to take.

I’ve felt this way before,

So insecure…[8]8
  Мурашки по коже… Эти раны никогда не заживут.
  От страха я проваливаюсь в бездну
  И не могу отличить, что реально, а что – нет.
  Что-то внутри меня тянет ко дну,
  Поглощает меня, путает мои мысли.
  Боюсь, я так и не смогу обрести самоконтроль.
  Контролируя себя, я, кажется, не смогу снова отыскать себя.
  Стены давят на меня.
  Я не чувствую в себе уверенности,
  Потому что знаю, что давление извне слишком сильное.
  Я и раньше чувствовал себя таким —
  Таким беззащитным…


[Закрыть]

Linkin Park – Crawling

«Каждый из нас ответственен за чувства, которые испытывает, и обвинять в этом другого, мы не имеем права»

Пауло Коэльо

Экзамен по испанскому языку. Почти не нервничаю. А когда вытягиваю свой билет, остается лишь легкое волнение, потому что знаю все по билету. Это все ты мне объяснял. Это все мы с тобой уже проходили. Когда подходит моя очередь, отвечаю уверенно и спокойно. Замечаю, как довольно улыбается и кивает Нина Алексеевна, наша «испанка». Так и хочется сказать ей, чтобы не обольщалась по поводу своих педагогических способностей. Это не ее заслуга. Ты почти за полгода научил меня большему, чем другие за пять лет. Намного большему. И сейчас я имею в виду не только испанский язык.

Выхожу из класса, уступая место следующему мученику. Теперь несколько часов ожидания, чтобы узнать результаты. Знаю, что сдал, но мне интересен мой балл. Сдаю всегда в первой пятерке, в отличие от большинства, кто предпочитает мяться под кабинетом и вычеркивать из списка уже вытянутые билеты в надежде вычислить, какой же попадется ему. У меня на такой мазохизм не хватает нервов и терпения. Лучше уж сразу. С места – в карьер. Как всегда. Как и с тобой.

Не горя желанием толкаться в коридоре среди нервных и раздраженных одноклассников находящихся на грани паники, выхожу во двор и усаживаюсь на лавочку, доставая из сумки наушники. Потрясающе тепло. В воздухе чувствуется лето. Музыка в телефоне на полную громкость и, откидываясь на спинку лавочки, прикрываю глаза. Боже, как я по тебе соскучился за эти три дня. По твоим поцелуям и прикосновениям. Помню все. Каждую мелочь. Как мы потом лежали на полу и говорили о какой-то ерунде. То на испанском, то на английском, пытаясь понять друг друга. Непроизвольно улыбаюсь воспоминаниям. Света так и не вернулась и не застукала нас, она с компанией ездила на природу. Помню, как ты застегивал мне пояс джинсов, мягко целуя в шею и за ухом. Прижимал к стене в коридоре, целуя на прощание. Уже не останавливая ни меня, ни себя. А я плавился и таял, отвечая на твои поцелуи. Но так и не сказал, что чувствую к тебе. Хотя, в этом, наверное, нет необходимости. Это очевидно.

Постепенно в голове оформляется непреодолимое желание увидеть тебя. Сегодня. И хотя у нас не должно больше быть занятий, я решаюсь пойти к тебе просто так. Может, ты согласишься встретиться где-нибудь вечером. Даже если Светочка окажется дома, не важно. Просто видеть тебя снова – уже достаточно. Нужно будет поговорить с мамой и сказать, что хочу продолжить заниматься испанским с тобой. Пусть я и не имею занятия испанским первоочередной целью. Но об этом ей, естественно, знать не обязательно. Так до сих пор и не понял, что ты чувствуешь по отношению ко мне, но ты хочешь меня и пока мне этого достаточно. Это уже само по себе много значит. Потому что я хочу тебя безумно. Особенно теперь, после того, что было между нами. Чувствую огненную дрожь, сбегающую по коже под пояс брюк. Не лучшее место и время для возбуждения. Пытаюсь отвлечься, но мне это, как всегда, дается с трудом, если дело касается тебя.

Внезапно музыка в наушниках прерывается, и я слышу вызов, поставленный на Сеню. У него тоже сегодня последний экзамен. Правда, английский. Но у нашего медалиста проблем с языками нет, так что даже не сомневаюсь, что все сдал. Отвечаю на звонок, отличный способ переключить мысли в другое направление. Трепемся несколько минут. Интересуется моими успехами и предлагает вечером отметить окончание этого кошмара под названием «выпускные экзамены». А я еще пока не знаю, какие у меня планы на вечер. Все зависит от тебя. В какую-то секунду понимаю, что потерял себя почти окончательно. Полностью завишу от тебя. От того, что ты скажешь или сделаешь. От каждого твоего слова и взгляда. Должно пугать. Но почему-то наоборот наполняет необъяснимым восторгом, как будто внутри меня миллиарды крохотных пузырьков шампанского. Щекочут и покалывают. Ты уступил. Впустил меня. Наконец-то. Мы перешагнули с тобой грань. Ты не сможешь теперь так просто от этого отказаться. Не сможешь. Я уверен. Обещаю Сене подумать и созвониться вечером, сбрасываю вызов.

Наконец, объявляют результаты и у меня высший балл. Господи, даже выше, чем по английскому, который, я думал, знаю намного лучше. Преисполненный какого-то возбужденного состояния, выхожу из двора школы и, тратя еще несколько минут на принятие окончательного решения, направляюсь в сторону метро. Хочу с тобой первым поделиться своим успехом. Нашим успехом. А еще просто увидеть тебя. И украсть поцелуй, а если повезет, то и не только.

Всю дорогу на лице по-идиотски счастливая улыбка. Замечательный день, я сдал все экзамены, через неделю выпускной и скоро я увижу тебя. Больше мне для счастья ничего не нужно. Выхожу из маршрутки и захожу во двор. Буквально за несколько дней все деревья оперились изумрудом молодых листьев. Даже не заметил, как это произошло. Делаю глубокий вдох и улыбаюсь. Когда подхожу к подъезду, дверь открывается сама, выпуская какую-то компанию, и я проскальзываю внутрь. Несколько секунд жму на кнопку лифта, но вскоре становится понятно, что он не работает. Взбегаю по ступенькам, перешагивая через две. С каждым шагом все больше сгорая от нетерпения увидеть тебя. Просто почувствовать то, что испытал в воскресенье, когда ты обнимал меня, поглаживая кожу кончиками пальцев.

Твой этаж. Мое седьмое небо. Твоя дверь. Несколько секунд пытаюсь немного унять дрожь возбуждения и нажимаю на дверной звонок. Несколько минут тишины, но вскоре за дверью слышатся приглушенные шаги. Она распахивается, и передо мной стоит Светочка в халате и с искренне-удивленным выражением лица.

– Саша? А ты что тут делаешь? У вас же уже…

– Да, я знаю, что у нас не должно быть сегодня занятий, – мнусь на пороге. – А Винсенте дома?

– А он тебе разве не сказал?

Все самые большие потрясения в жизни начинаются именно с таких вопросов: «Как, а разве он тебе не сказал? Как, а разве ты ничего не знаешь?». Какое-то очень нехорошее предчувствие липким холодом заползает под кожу змейкой.

– Не сказал что?

– Он улетел домой. В Мадрид.

Улетел?

– Когда? – мозг пока не способен осознать услышанное и проецирует дежурные инерционные вопросы как шаблоны, в то время как сам лихорадочно пытается связать все в одну логическую цепочку.

– Вчера, – все еще удивленно. – Я думала, он тебя предупредил. А ты позаниматься хотел?

– Да. То есть, нет… – на миг замолкаю, чувствуя, как одно за другим отказывают легкие, густеет и остывает кровь в венах и сердце не способно ее перекачать. Болит и с трудом бьется в груди. Пропитываясь разочарованием. Почему не сказал сам? Я бы понял, что тебе нужно побывать дома. – У меня сегодня просто был экзамен. По испанскому. Наивысший балл. Получил. Хотел поблагодарить за уроки… – несу какую-то чушь, заплетающимся языком, яростно вцепившись в ремешок сумки.

– Поздравляю, молодец! Даже удивительно, как это Винс так быстро влился в преподавательскую деятельность и так успешно. Учитывая, что ты у него был первым учеником. И единственным, – радостно улыбается Светочка. – Но боюсь, благодарность не дойдет до адресата.

– В каком смысле, – мозг уже просто в коме. – Он надолго уехал?

– Навсегда, – таким тоном, будто это само собой разумеющийся факт. – В понедельник забрал диплом. Даже на выпуск не остался…

«Навсегда. Навсегда. Навсегда…»

Эхом. На каждый удар сердца. На каждую пульсацию головной боли в висках. Нет воздуха. Нечем дышать.

– … жалко, конечно. Но дома его ждут дела поважнее. Подготовка к свадьбе и все такое…

– К какой свадьбе? – мне уже все равно, что это не мое дело и… Да какого хрена здесь вообще происходит?!

– В июле у него свадьба… Саш, с тобой все в порядке?

Мое седьмое небо оказалось Адом. Всего в секунду. Осыпалось серым пушистым пеплом. Перед глазами плывут круги, но я должен что-то ответить. А потом уйти. А потом…

– Да… – на миг закрываю глаза. Имитация вдоха. Грудь поднимается, но кислород в нее не проникает. Противный свист в ушах, а язык прилип к нёбу. – Да… Из-за экзаменов просто перенервничал, наверное. Голова закружилась.

– Ой, я тебя понимаю. Сама пока ГОСы сдала, на мумию стала похожа. Может тебе накапать чего?

– Нет, спасибо, – качаю головой. – Мне на воздух нужно выйти.

– Ну ладно. Смотри. Если захочешь позаниматься, можешь позвонить мне осенью. Я, конечно, не Винс, но кое-что тоже умею, – подмигивает. – Еще раз поздравляю с успешной сдачей экзаменов.

– Спасибо, – рассеянно. – Пока.

– Счастливо. Удачи, Саш, – закрывает входную дверь.

На воздух. Мне нужно выйти на улицу. Дышать. Нечем. Ступеньки. Дверь подъезда. Не думать. Нет. Нельзя думать. Маршрутка. Люди. Задыхаюсь. Почему так много людей? Метро. Час пик. Турникеты. Кто-то толкает в плечо. Не обращаю внимания. Еще раз. Рассеянный взгляд. Эскалатор. Один. Во всей этой толпе. Я. Совсем. Один. Поезд метро. Остановки. Перегоны. Отсчитываю. Свет гаснет и снова включается. Безжизненный голос по динамику. Минуты. Секунды. Долго. Холод металлического поручня. Холодно. Мурашки под кожей. Морозит. Задыхаюсь. У меня клаустрофобия? Станция. Мраморные стены. Закладывает уши. Нужно дышать. Не хочется. Ступеньки. Фонари. Проплывают. Девять, десять, одиннадцать… Сколько шагов от остановки метро до моего дома? Сотня? Тысяча? Телефон в кармане. Не хочу говорить. Сбрасываю. Снова звонок. Отключаю звук. Не видеть. Не слышать. Никого. Мой дом. Подъезд. Привет, мам. Что? Да, сдал. Все хорошо. Что? Нет, не хочу. Плохо? Нет, мне не плохо. Да, полежать. Да, отдохнуть. Наконец, моя комната.

Захлопываю двери и, сняв сумку, бросаю на пол. Прислоняюсь спиной к стене. Дыши, твою мать! Сползаю по стенке, усаживаясь на пол. Уехал. Навсегда. Свадьба. Слова раздирают когтистыми лапами осознания их истинных значений. Полосуют грудь. До крови. Пытаясь добраться до сердца. Напрасно, его там нет. Оно уже в Мадриде. У того, кто, не взглянув толком на подарок, забрал его только потому, что выбросить жалко. Оставил себе как трофей. На память. Не зная, что жить без сердца тому, кто его подарил, невозможно. С силой сжимаю голову руками. Давлю на виски.

Боль по капле из каждой клеточки поднимается к горлу. Образует комок. Именно из-за него не могу сделать вдох. Ты знал. Ты с самого начала знал, чем это все закончится. Как бы я хотел обвинить во всем тебя, но в случившемся не только твоя вина. Ты не смог остановить меня. Боже! Не смог остановить себя. Зная то, о чем я даже не подозревал, ты позволил случиться тому, что случилось. Не предупредив. Не объяснив толком. Не рассказав. И я должен радоваться, что мне достался кусочек тебя? Тогда почему все не так?! Почему мне так больно? Уйти, убежать, исчезнуть, забыть – не могу. Люблю тебя. Отравно, безнадежно, болезненно люблю тебя. Все равно. Плакать. Нет, нельзя. Сжавшись в комок, незаметно для себя начинаю раскачиваться. Слышу, как проворачивается ручка в дверях. Запер.

– Саша, все в порядке? – сосредоточенный голос мамы.

Давай же, ответь ей что-нибудь.

– Да, – не похоже на мой голос. Какой-то сдавленный спазм голосовых связок.

– Саш, открой дверь, пожалуйста.

Не могу. Не хочу. Решение приходит само собой. Поднимаюсь с пола и достаю из шкафа сумку для тренировок. Собираю вещи.

– Саш? – уже встревожено.

– Я переодеваюсь.

Поспешно натягиваю джинсы. На секунду касаюсь пальцами терракотовой рубашки, которая была на мне в воскресенье. Господи, я даже не догадывался, сколько в моих вещах живет отпечатков тебя. Шмыгаю носом. Не плачу. Просто аллергия на тополиный пух, наверное. Распахиваю дверь и прохожу мимо мамы, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Ты куда?

– На тренировку.

– У тебя же нет сегодня тренировок…

– Вадим звонил, – вру. Мне все равно. Нужно вырваться из этого состояния. И я знаю только один действенный способ. Обуваю кроссовки и выхожу из квартиры.

Когда добираюсь, состояние не улучшается. Переодеваюсь и вхожу в зал, по пути сосредоточено обматывая запястье левой руки боксерским бинтом. Раз. Второй. Третий. Чувствую, как бинт облегает кожу. Не разрешаю себе думать о чем-нибудь другом.

– Привет, Саш, – ко мне подходит Вадим. – Решил внепланово потренироваться?

– Да, – коротко киваю. Вспышка. Ты целуешь меня в шею, пока кончики пальцев скользят по коже спины. Сжимаю челюсть. Обматываю кисть, фиксируя суставы пальцев. – Не помешаю?

– Нет, конечно. Час у тебя точно есть. Нужен партнер?

Твой хриплый шепот.

«Mi fuego… Еstoy ardiendo… еn ti…» / «Мой огонь… Я сгораю… в тебе…»

Лента проходит между мизинцем и безымянным пальцем. Забыть твои слова? Со временем смогу. Память, как решето.

– Нет. Мешка достаточно.

Забыть имя? Может быть. Вновь оборачиваю бинт вокруг запястья, затем вокруг большого пальца. Вадим хлопает меня по плечу и отходит к своим ребятам. Сосредоточься! Доматываю запястье, фиксируя бинт липучкой. Вращаю кистью. Отлично. Повторяю тот же процесс с правой рукой. С такой тщательностью, будто от этого зависит моя жизнь. Надеваю перчатки и подхожу к мешку.

Но забудут ли губы твои поцелуи, а кожа – прикосновения?

Твои руки на поясе моих джинсов…

Первый удар.

Твои губы на моей коже…

Второй.

Пьяный взгляд светлых нефритовых глаз сквозь угольно-черные ресницы…

Наношу удары, выбивая мысли о тебе. Нет, не выбиваю. Избиваю их. Пока не начнут кровоточить и не уползут, зализывая свои раны, куда-нибудь в подсознание в страхе появиться когда-нибудь вновь. Бесполезно. Удается всего лишь отвлечь мозг на время. Пока не перестанет так болеть внутри. Люблю и ненавижу тебя. И как всегда поровну. Одновременно. Не борясь с собой. Слишком однородная смесь – одно невозможно без другого.

Когда ребята уходят в душ, ко мне вновь подходит Вадим. Согласно киваю, давая понять, что уже заканчиваю. Тяжело дыша, стягиваю перчатки и разматываю бинты. Уже разворачиваюсь, чтобы отправиться в душевые следом за остальными, но вдруг останавливаюсь и вновь смотрю на мешок. Подхожу ближе. Сжимаю кулаки и луплю по нему со всей дури. Быстрые удары без труда оставляют на моих костяшках стесанные кровавые следы. Пусть лучше эта боль. Но знаю, что она пройдет быстрее, чем та, что под кожей. И ранки на костяшках заживут быстрее, чем те, что внутри.

Приняв душ и переодевшись, возвращаюсь домой. Но зайдя во двор, понимаю, что не хочу сейчас идти туда. Нужно побыть одному. Как-то успокоиться. Иначе мама доведет меня до сумасшествия желанием поговорить и выслушать, а мне нечего ей рассказать. Такого, что я смог бы действительно рассказать ей.

Бросаю сумку на лавочку во дворе и усаживаюсь рядом, подтянув ноги и обняв их руками. Теплый вечер. Фиолетовые сумерки. На следующей неделе выпуск, а потом вступительные экзамены. И я вновь буду изучать испанский, но уже без тебя. Ненавижу испанский. Самый страстный и нежный язык в мире, на котором ты что-то шептал мне, пока прижимал своим телом к прохладному полу. Обнаженный. Красивый. Не мой. Вдох-судорога, вдох-всхлип, вдох-спазм.

– Сань, ты?

Поворачиваю голову и вижу приближающегося Арсения. Нет, уже не я.

– Блин, я тебе весь вечер звоню, опять звук отключил? – резко замолкает и останавливается возле меня. – Сань, все в порядке? – садится рядом на лавочку.

– Дай сигарету, – не громко.

– Саш… – ошарашено. Он очень редко меня так называет, – …ты же не куришь.

Никогда не поздно начать. Какая разница, что меня убьет: воспоминания о тебе или сигаретный дым? Какая разница, если к зависимости от тебя добавится еще одна, никотиновая? Уже не важно. Уже все абсолютно не важно. Тебе уж точно. Почему должно быть мне?

– Дай сигарету, пожалуйста, – повторяю таким же безжизненным голосом.

Арсений уже не спорит и достает из пачки две сигареты. Одну для себя, а другую протягивает мне. Забираю ее из его пальцев, но он хватает меня за руку.

– Ты подрался с кем-то? – переводит взгляд с костяшек на пальцах на мое лицо.

– Сам с собой, – перед лицом вспыхивает пламя зажигалки, и я касаюсь кончиком сигареты дрожащего в ладонях Сени огонька. Делаю затяжку. Задерживаю дыхание. Чувствую, как горло и легкие начинает разъедать едкий дым. Дерет. Царапает. То, чего мне не хватало. Несильно кашляю.

– Выдыхай, тормоз, – Арсений хлопает меня по плечу.

Сигарета дрожит в непослушных пальцах. Еще одна затяжка. Молчим.

– Что-то дома случилось? Ты признался семье? – осторожно заводит разговор Арсений.

– Нет, – равнодушно, – дома все отлично.

– Завалил экзамен? – прощупывает, как доктор пациента, чтобы обнаружить больное место.

– Сдал. Высший балл.

Опять молчим. Вероятно, уже догадывается о «больном месте», но подбирает правильные слова, чтобы спросить.

– Он уехал, – помогаю ему. Еще одна затяжка. Уже не кашляю.

Арсений поворачивается ко мне, но молчит. Либо не знает, что сказать, либо наоборот хочет задать слишком много вопросов. Не нужно много, достаточно одного.

– Навсегда… – делаем затяжку почти одновременно. – Его там невеста ждет. В июле свадьба.

– Охренеть… – емко. – Сань, – придвигается ближе, – ну, так бывает… наверное. Скоро забудешь. Подумаешь, поцеловались раз… или два.

Молчу. Мне нечего ему ответить. Я просто не могу произнести это вслух, да и к чему эти подробности. Дым разъедает глаза, и я чувствую, как их начинают застилать слезы. От дыма. Да. От дыма простительно.

– Бляяяядь… – потрясенно протягивает Арсений, – ты с ним трахался…

Не вопрос. Короткое утверждение, лишенное сантиментов. Как нельзя точно.

– Пиздец! – отбрасывает сигарету и обнимает меня. Утыкаюсь в его плечо, чувствуя, как по щекам начинают течь слезы. Мальчики не плачут. «Мальчики не плачут, они огорчаются» – как всегда говорит мама. Но мне уже все равно, даже если со стороны я выгляжу как сопливая брошенная девчонка. Потому что именно сейчас я так себя и чувствую. Непреодолимая жалость к себе предательски поглощает новой волной боли. Арсений продолжает вспоминать весь свой словарный запас на предмет самых изощренных ругательств, пока я окончательно отпускаю себя, выплескивая на своего друга оглушающей силы волну болезненного отчаяния и разочарования. Несколько минут молчит, давая мне насладиться собственной болью. А я шмыгаю носом, уткнувшись в него.

– И чего ты такой дурак, бля? – хороший вопрос. Сам бы хотел получить на него ответ. – Он тебе сказал об этом до того…как… или уже после? – отстраняется.

Отрицательно мотаю головой.

– Вообще не сказал?

– Я сегодня узнал. Случайно. От его соседки по квартире.

– Оно хоть того стоило?

А я вдруг задумываюсь, если бы я знал все с самого начала, если бы ты сказал мне об этом, остановило бы это меня? Изменило бы хоть что-то? Отказался бы я от возможности быть с тобой? Хотя бы один раз? И со всей горечью понимаю, что вряд ли. Но тогда все было бы по-честному. Тогда я бы точно знал, на что иду. А теперь…

– Сень, как у тебя так получается? – игнорируя его вопрос, задаю свой.

– Как так?

– Ну, ты ведь спишь с разными девушками и потом легко находишь замену. Ты ни разу не любил? Ни одну из них?

Арсений вздыхает.

– Наверное, я люблю всех их. Ты же любишь торты? Без разницы какой, правда? «Птичье молоко», «Трюфельный», «Наполеон», «Медовик»… Они все разные на вкус, но все равно сладкие, и ты схомячишь любой. У меня такое же отношение к девушкам.

– У меня есть любимый торт, – как-то совсем не в тему замечаю я. – «Трюфельный». И если мне нужно будет выбирать, кусок какого торта съесть, я выберу в первую очередь его.

– А если «Трюфельного» нигде не будет? Будешь сидеть и мучиться от ломки по сладкому или купишь какой-нибудь другой?

– Сень, мы сейчас о тортах говорим?

– Вряд ли, – усмехается, и я впервые слабо улыбаюсь в ответ. – Очевидно, я пока не определил какой «торт» у меня любимый. Но глядя на тебя сейчас, у меня отпадает всякое желание когда-либо это сделать. Лучше сначала перепробовать все имеющиеся в ассортименте, а там видно будет.

– Так жалко выгляжу?

– Больно выглядишь, – ерошит мои волосы. – Сань, поступишь в универ, найдешь себе еще кучу «Пражских» и думать забудешь про свой «Трюфельный».

Возможно, он прав. Только верится в это сейчас с трудом.

– Ищи положительные стороны. Ты теперь не девственник… только не рассказывай мне в каком именно смысле, ладно? Я могу прожить и без подробностей, – паскудная улыбка.

– Придурок, – толкаю его в плечо, но не могу не улыбнуться.

Еще около часа сидим во дворе. Я немного успокаиваюсь. Арсений отвлекает меня разговорами о выпуске и о том, что хочет собрать у себя толпу после него. Мама с Софией уезжают на неделю в какой-то санаторий или что-то в этом роде. Стадия «примерной матери» еще в силе. Берет с меня слово, что я приду, хотя сейчас не горю абсолютно никаким желанием кого-либо видеть. Я там знаю от силы несколько человек. Но боюсь, выбора у меня нет.

Когда темнеет окончательно, расходимся по домам.

– Саш, ты где был столько времени? – с порога обрушивает на меня мама.

– Мам, все нормально. С Сеней во дворе сидели. Можешь позвонить и спросить.

– А мне позвонить нельзя было?

– Батарейка села, – вяло отнекиваюсь. Странное состояние внутри. Ощущение боли накрывало с головой, а сейчас равномерно растеклось по всему телу. Уже не переливается через край, но отчетливо заполняет каждую незаметную щель и пустоту.

– Скажи честно, ты завалил испанский? – с отчаянием в голосе.

Нет, мам. Это он завалил меня.

– Мам, высший балл. Просто устал. Я спать пойду, ладно?

Из гостиной выходит отец и обнимает маму.

– Так, чего к ребенку пристала? Знаешь, какой это стресс, экзамены эти? Сам как вспомню, до сих пор передергивает, – поворачивается ко мне: – Иди, ложись, сынок. Завтра расскажешь.

Киваю и закрываюсь в комнате. Слышу, как родители негромко переговариваются, постепенно их голоса затихают на кухне. Мне не интересно, о чем они говорят. Это в любом случае далеко от истины. Не включаю свет – из светящихся соседских окон и от фонаря под домом его проникает достаточно в мою комнату. Ложусь на кровать, накрывая голову подушкой. Если я не вижу мир, значит, он не видит меня. Спрятаться. Укрыться. Чтобы зализать раны. Ты оставил меня в своем лабиринте и меня здесь уже не найдут. Я знаю, где выход, но дойти до него уже нет сил. Пока нет. Я не виню тебя. Я виню себя. Я сам виноват в этой боли. Ты столько раз отталкивал меня, я должен был понять, что для этого есть какая-то причина.

Не понял.

Сгораю.

Смертельно болен.

Тобой.