Текст книги "Трудности языка (СИ)"

Автор книги: Ксения Кононова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Глава 3

How can I tell you

Just all that you are?

What you do to me?

Feel your every heartbeat,

Feel you on these empty nights,

You're the strength of my life.

You're better than drugs…[3]3
  Как мне сказать о том,
  Как много ты для меня значишь,
  Что ты делаешь со мной?…
  Я чувствую каждый удар твоего сердца,
  Я чувствую тебя в пустоте этих ночей,
  Ты – мой смысл жизни.
  Ты лучше наркотиков…


[Закрыть]

Skillet – Better Than Drugs

«Ждать. Это был первый урок, преподанный мне любовью. День еле тянется, мы строим тысячи планов, ведем тысячи воображаемых разговоров, даем себе обещания в таких-то и таких-то обстоятельствах вести себя совсем по-другому – а сами места себе не находим…»

Пауло Коэльо

Захлопываю входную дверь и вешаю ключи на место.

– Привет, малой, – шарканье тапочек за спиной по направлению из кухни в комнату. Ванька уже дома.

– Привет, КМС, – снимая обувь и не поднимая головы.

Ванька кандидат в мастера спорта по боксу. Собственно, и не удивительно, что меня тоже определил в спортивную секцию, только к своему другу Вадиму на рукопашный бой. Видимо до бокса я в его представлении не дорос. Именно там, в один прекрасный день, валяясь на мате под одним из моих спарринг партнеров, я со всей четкостью понял, что этот вид спорта мне очень нравится и отнюдь не по тем причинам, по которым он нравится остальным. Сомнений в моей сексуальной ориентации даже не появлялось, все само стало очевидно. Застигнутый врасплох своей первой эрекцией, сбежал и долго косил от занятий. Даже хотел бросить. Был не понят семьей и Вадимом, который возлагал на меня большие надежды. Так что после длительных уговоров пришлось смириться с неизбежным и вернуться в мир спорта. Не скажу, что рецидивов не было, но, как известно, не пойман – не вор. Все равно я не собираюсь заниматься этим всерьез, как Ванька. Хотя и стал призером нескольких соревнований.

У нас даже целый угол выделен для наград братьев Дубровских. Да, прямо как по Александру Сергеевичу. Всплеск романтических взглядов со стороны противоположного пола я уже пережил в седьмом классе в процессе изучения его одноименного произведения. Но не найдя во мне особого отклика этот всплеск практически сошел на нет.

Ванька толкает меня кулаком в плечо и отскакивает, вставая в стойку.

– Ну давай, покажи чего стоишь, – у кого-то сегодня игривое настроение.

– Мы с тобой в разных весовых категориях, – игнорируя его вызов, пытаюсь пройти мимо, зная, что это безнадежно. Мой старший брат обхватывает меня за шею из-за спины и мне не остается ничего другого как сделать резкий подбив. Он теряет равновесие и я, перебрасывая его через плечо, укладываю на лопатки посреди прихожей. Наваливаясь на грудь, зажимаю шею. Поддался, гад.

– Чего надо? – чуть отпускаю. Знаю эту его тактику. Дает себя повалить только когда ему что-то очень нужно от меня.

– Мать попросила перекрасить потолок в кухне, – даже не пытается отнекиваться.

– И я тут причем?

– А мне нужно срочно уйти. Ну, малой…

– Не-а, – пытаюсь подняться, но он вдруг хватает меня за плечо, удерживая на месте, и проводит по моему лбу, убирая волосы.

– А это еще что за педерастическая хрень?

Черт! Забыл про пирсинг.

– Спасибо. Был уверен, что ты оценишь, – вырываюсь из захвата и все-таки поднимаюсь на ноги, подавая ему руку.

– Мать тебя убьет, – с легкостью вскакивает с пола.

Знаю. У мамы пунктик. Она медик и не переносит ни татуировок, ни пирсинга из-за профессиональных взглядов. Прямо даже не заикайся. А вот реакция Ваньки намного спокойнее, чем я ожидал. Очевидно, красить потолок ему действительно не хочется.

– Тебя же за татуировку не убила.

– Это не просто татуировка…

– Блин, Вань, я эту твою армейскую историю уже миллион раз слышал, – перебиваю, направляясь мимо него в комнату.

– Покрасишь потолок?

– Нет.

– Расскажу матери.

– Сволочь.

– Это можно понимать как «конечно, я с удовольствием покрашу потолок вместо тебя»?

– Бля, когда ты уже женишься и свалишь отсюда? Все равно пользы от тебя ноль.

– Ммм… братишка, – довольно. Опять зажимает мою шею и трет кулаком макушку.

– Вали, уже! – Ванька отпускает меня и с грацией слона скачет в сторону ванной. – Катьке привет от меня. Пламенный.

– Обязательно, – перекрикивая шум воды в душе.

Они с Катей встречаются уже… Ммм… Блин, за это время люди успевают пожениться, нарожать детей и развестись. Пять лет. Она на два года младше его, ей двадцать два. И вся наша семья (включая и саму Катю) с замиранием сердца ждет, когда же старший наследный принц сделает, наконец, предложение. Может, хоть в этом году повезет.

Через полчаса Ванька во всем своем великолепии и благоухании исчезает за входной дверью, оставляя мне в наследство ведро с водоэмульсионкой персикового цвета (все, на что его хватило – это самому развести краситель) и валик. Мама, оказалось, на два этажа выше. Пошла к тете Гале, значит, это надолго. И почему мне так везет?

Еще полчаса уходит на то, чтобы обложить всю кухню газетами. Ваня вряд ли стал бы так заморачиваться, но в противном случае, если я где-нибудь наляпаю, то даже не сомневаюсь, что отмывать придется опять мне. Нет уж, лучше я газетками обойдусь. Еложу валиком на длинной ручке по потолку, матерясь всякий раз, когда на меня капает краска. Очередная капля падает прямо на лицо, когда слышу, как разрывается мой мобильный телефон.

– Как дела? – немного рассеянный голос Арсения из динамика.

– De puta madre. / Охренительно, – бросаю в трубку, смотря в зеркало и пытаясь оттереть персиковую водоэмульсионную краску с лица.

– Я смотрю, твоя репетитор хорошо за тебя взялась, – ржет. Если бы. – А теперь переведи.

– Сень, чего хотел? У меня еще полпотолка не покрашено.

– То и хотел. Давай мах на мах. Я тебе потолок помогу докрасить, а ты мне расскажешь, как прошло твое свидание. В подробностях.

Блин, вот вляпался. И это я сейчас не про краску.

– Нечего…

– Через десять минут буду, – короткие гудки.

– …рассказывать, – договариваю и сбрасываю вызов.

Те, кто говорят, что обсуждать все и во всех подробностях – исключительно прерогатива слабого пола, никогда не общались с Арсением. Только вот рассказать мне ему действительно нечего, кроме того, что его лучший друг – гей. Этой «подробности» он точно не знает. Как впрочем, и никто другой. Да и на лбу у меня не написано. Такой же, как и все остальные. Просто сильные руки и красивое мужское тело для меня, то же самое, что большая грудь и мини-юбка для него – вот и вся разница. Тем не менее, к подобным откровениям я пока не готов.

Мысли сами собой вновь возвращаются к тебе. Через два дня я опять тебя увижу. На секунду замираю от волнующего предвкушения. Внутри сразу образовывается тянущее тепло, щекочущая дрожь пробегает по позвоночнику. И то, и другое плавно спускается под пояс старых джинсов к низу живота огненной дорожкой. Так, надо отвлечься. Возвращаюсь к своему орудию труда, но вскоре в дверь раздается звонок. Бросаю взгляд на часы. Ровно десять минут. Пунктуальность – вежливость королей. Вздыхаю и откладываю валик на пол. На пороге, естественно, Арсений.

– А ты чего не в пилотке?

– Какой пилотке? – не врубаюсь, пока он заходит и раздевается.

– Из газетки. Для полноты образа. Ну ничего, я тебя научу, как работать нужно.

Закатываю глаза и бессознательно провожу тыльной стороной ладони по лбу.

– О, а это чего? – заметил.

– Где? – встряхиваю головой так, чтобы челка опять упала на глаза.

– Ты чего, пирсинг сделал? – не веря, переспрашивает и тянет руки к моему лицу. Уклоняюсь. – Мать тебя убьет, – ржет. Они что, сговорились? – Ну покажи.

Убираю волосы со лба, ожидая пока Сеня налюбуется.

– У тебя с ней такое блядское лицо стало, – наконец изрекает вердикт.

– Спасибо. Мне тоже нравится, – едко отвечаю.

– Да ладно, тебе идет. Для нее сделал?

Начинается.

– Сень, не было никакого свидания. Просто потусовались…с ребятами…

– Ага. А чего мнешься, как засватанный? – проходит на кухню, но дальнейших расспросов почему-то не следует. Вручаю кисточку, чтобы края потолка подкрасить, там, где не достал валик.

– Не, сначала пилотка, – отодвигает мою руку с кисточкой.

Пока Арсений сосредоточено складывает свое оригами из прошлогодней газеты, я уже докрашиваю потолок. И чего, спрашивается, вообще пришел?

– Готово! – поднимается из-за стола и надевает мне на голову свое произведение искусства.

– Вот даже не знаю, что бы я делал без твоей охренительной помощи, – язвительно, продолжая елозить валиком по потолку.

– Всегда пожалуйста. Ради друга все, что угодно, – улыбка до ушей. – Ладно, давай сюда свою кисточку.

Забирается на стол и начинает подмазывать пропущенные мной участки по краям.

– Сань… – действительно чего-то долго тихо было.

– Чего?

– Помнишь, мне вчера девушка звонила? – с какой-то абсолютно несвойственной ему серьезностью спрашивает Сеня.

– Лена?

– Юля, – пофиг.

– Ну?

– Она, кажется, залетела.

Валик шмякается на пол. Смотрю на друга, как будто передо мной инопланетянин.

– От кого?

– От Святого Духа, бля. Догадайся, – немного нервно.

Ну, рано или поздно что-то подобное можно было ожидать.

– И чего теперь? – это я от шока. Понятно, что выбор тут не большой.

– Не знаю… – он садится на стол, застеленный газетами, свешивая ноги и рассеянно вертя в руках кисточку.

– Стесняюсь спросить, ты слышал о таком полезном изобретении человечества, как презервативы?

– Вот только давай без этого. Слышал и, в отличие от некоторых, даже пользовался.

Пропускаю мимо ушей его намек, потому что понимаю, как он себя сейчас должен чувствовать. Особенно учитывая то, что сам всю жизнь рос без отца. Подхожу ближе и приседаю на край стола рядом с ним. Молчим.

– Это точно?

– Вчера она сказала, что у нее задержка, а сегодня сделала тест…и вроде да…

– Сеня, вроде или да?

– Не знаю! Завтра в больницу пойдет. Мне так хреново, – ноет, утыкаясь мне в плечо лбом.

– Ну ты и засранец, – обнимаю его за плечи одной рукой.

Сидим несколько минут. Теперь понятно, почему он вчера вечером был таким потухшим. И дело тут, как оказывается, вовсе не в его матери. А сейчас пришел, потому что нужно было с кем-то поговорить.

– Я не знаю, как так получилось… – натыкается на мой взгляд: – Я не в этом смысле. Я имею в виду, что…

– Да понял я все. Ладно, нечего до завтра в панику впадать.

– А завтра?

– А завтра будет завтра. Если ты говоришь, что все сделал так, как нужно…

– Господи, клянусь, – театрально поднимает глаза к потолку, – если это окажется ложной тревогой, я больше вообще не буду смотреть в сторону девушек.

Качаю головой, улыбаясь. Это точно не про моего друга.

– Не давай невыполнимых обещаний.

– А что? Стану геем. Тогда уж точно таких проблем не будет.

– Дурак ты, Сеня, – вздыхаю. К сожалению, это не тот выбор, который можно сделать по желанию.

Он как-то странно смотрит на меня, но не успевает ничего ответить, потому что входная дверь открывается и в квартиру входит мама. Замечает нас на кухне.

– Привет, мальчики. А Ваня где?

– Очень надеюсь, что делает предложение Катьке. И вдвойне надеюсь, что она согласится и заберет его от нас, – поднимаю валик с пола, и снимаю его с ручки, чтобы помыть. – Я даже вещи готов сам собрать и отнести.

Мама хмыкает.

– И чем он тебя на этот раз шантажировал?

Сеня догадывается на секунду раньше, чем я успеваю открыть рот.

– Теть Том, а что это? Тортик? – спрыгивает со стола и указывает на большой прозрачный пластиковый контейнер в ее руках, меняя тему.

Тетя Галя, мамина подруга, занимается дома выпечкой тортов на заказ и мама ей частенько помогает, когда заказов много и когда сама не на работе в своей скорой помощи. Я же просто помешан на сладком. Начиная от шоколадных конфет и заканчивая любыми видами тортов. Мог бы только ими и питаться. Зная о том, что я такой сладкоежка, Тетя Галя всегда передает мне что-нибудь. А печет она действительно потрясающе.

– Да, это вам за работу, мальчики. Сейчас уберем и будем чай пить, – заходит на кухню. – Вы уже все покрасили? Какие молодцы!

Арсений опять встает на стол и деловито машет кисточкой, изображая неимоверный энтузиазм. Ага, надо же свой кусок торта отработать. Поправляю челку, чтобы скрыть свою проколотую бровь. Конечно, рано или поздно она заметит, но в этом случае пусть лучше поздно.

***

– Она не беременна! – ни привет тебе, ни как дела.

– Поздравляю. Будешь теперь умнее. Или…ты же теперь гей? – поддеваю Арсения, придерживая плечом телефон и продолжая делать домашнее задание по черчению.

– Лучше уж гей, чем еще раз такое пережить. Сань, не отключайся, подожди минуту, – в трубке раздается короткий писк, какая-то мелодия и через секунду: – Привет, зайка, я как раз только что о тебе думал… – сама сладость.

Нет, правду говорят, горбатого даже могила не исправит.

– Не сомневаюсь, зайчик. С учетом того, что ты со мной только что разговаривал. Уже входишь в образ?

– Сань, ты что ли?!

Не выдерживаю и смеюсь.

– Ладно, герой-любовник, перезвонишь потом, – сбрасываю вызов и кладу телефон рядом на стол.

Мы с Арсением сверстники, но в отличие от меня он уже год как не девственник. Я, конечно, во всех подробностях наслышан о его похождениях, только вот вряд ли его опыт по затягиванию девушек в постель мне пригодится. Мне хочется другого. Грифель простого карандаша надавливает на лист, скользит по нему, оставляя линии. Мне хочется тебя. Грифель ломается, протыкая листок и приводя в негодность и чертеж, и карандаш. Но понимаю – этого не будет. И мне достаточно пока просто видеть тебя время от времени, чувствовать рядом, слышать голос. Влюбился? Нет. Не знаю. Ты больше похож на навязчивую идею или болезнь. Я, кажется, заболеваю тобой. Как простудой. От тебя кружится голова, по телу растекается непреодолимая слабость, бросает в жар, морозит, трудно дышать и иногда дерет в груди. Вирус гриппа, по сравнению с тобой обычный насморк, который проходит по прошествии недели. От тебя же лекарства не существует. А значит, есть опасность получить осложнения или заработать хроническую форму.

Сегодня среда и у нас было очередное занятие. Я два дня прокручивал в голове, как буду себя вести, что буду говорить, даже пытался думать на испанском, но стоит тебе открыть дверь, как я благополучно забываю всю свою речь, и в памяти остаются только несколько слов, одно из которых твое имя. Кажется, начинаю жить этими короткими перебежками от одного урока к другому. Бесконечным ожиданием новой встречи. Бесполезной надеждой на… что? Что ты обратишь на меня внимание?

– Саш, ложись спать уже, – вскидываю голову. На пороге стоит мама, расчесывая светло-пепельные волосы.

В прошлом году мы отметили ее сорокалетний юбилей, но ей сложно дать этот возраст. Она выглядит моложе и всего на три года младше отца. Отец же у меня совсем не похож на сурового родителя с серьезным взглядом. Иногда складывается впечатление, что он остановился в возрасте семнадцати лет и только внешне вырос. Мама так и говорит, что у нее три ребенка. Ванька точно такой же, как отец, хотя внешне копия мамы. Правда, умеет напустить на себя суровости, но порой мне кажется, что это я старше его, а не наоборот. Со мной же все по-другому. И это опять возвращает к мысли о том, что меня усыновили. Хотя мама как-то рассказывала, что внешне я очень похож на своего прадеда.

– Да, сейчас. Почти закончил.

Но мама не уходит. Садится рядом в торце стола и смотрит, как я пытаюсь спасти свое задание по черчению.

– У тебя все хорошо, милый? Ты не заболел?

Так заметно? Но прежде, чем я успеваю что-то ответить, мама кладет свою ладонь на мой лоб, естественно, убрав волосы.

– Саша? – попал. Ей бы командовать ротой с такой интонацией. Но ведь с другой стороны, так и есть – нас трое, а она одна. – Мы, по-моему, этот вопрос обсуждали уже, и я категорически запретила прокалывать себе что-либо, – от заботливого тона не осталось и следа.

Открываю рот, чтобы что-нибудь возразить, но можно даже не пытаться. Она точно задавит все мои поползновения.

– Ты хоть представляешь, как это опасно?! Тем более, бровь! Мало того, что тебе могли задеть лицевой нерв, и привести к серьёзным проблемам, так еще и большинство страшных заболеваний передаются именно при подобных процедурах из-за не стерильности инструментов и халатности.

Дальше идет получасовая лекция об инородности и отторжении, о гепатитах и даже ВИЧ, о том, что это просто не красиво и никуда не годится, и чем я только думал. Просто молча киваю. Это самая подходящая тактика в подобных случаях. На секунду пробегает мысль, что бы мне пришлось выслушивать, если бы я признался, что гей. Даже представлять не хочется. Помню, когда мама проводила со мной разговоры о безопасном сексе еще в четырнадцать лет беспристрастным тоном медработника, мне на секунду показалось, что я не с мамой в комнате, а на лекции в поликлинике. Хотя там я, наверное, чувствовал бы себя куда как комфортнее. Так что о презервативах, их использовании и назначении я знаю уже столько, что сам могу лекцию прочитать. Только вот мои знания исключительно теория. Что касается нетрадиционной ориентации, то тут, вероятно, у моей мамы тоже найдется, о чем поговорить.

– …и чтобы завтра после уроков пошел в больницу и сдал анализ крови. Я сделаю направление.

Отлично. Поспешно соглашаюсь. Может, хоть это ее успокоит? Поднимается и выходит из комнаты. Вздыхаю. Так и знал, что получу. Но через несколько минут возвращается с металлическим судочком и кучей баночек.

– Ну, мам… – хнык.

– Не мамкай. Как глупости всякие делать, так ума хватает… – берет в руки и приподнимает мое лицо, поворачивая к свету.

– Будешь доставать? – как-то совсем обреченно спрашиваю я.

– Вот дать бы тебе хорошенько, – касается чем-то прохладным брови. – Сколько раз в день обрабатываешь? – нет, не мама – медсестра на работе.

– Два.

– Чем?

– Там какое-то название, с хлором…

– Хлоргексидин? – киваю. – Где взял?

– У тебя.

Она промывает ранку, что-то причитая и вздыхая о том, какие мы с Ванькой у нее бестолковые. Можно сказать, я отделался легким испугом. Правда, завтра все-таки придется идти сдавать анализы, но буря, судя по всему, миновала.

Четверг и пятница тянутся невыносимо долго. Ты все так же снишься мне ночью, утром я все также просыпаюсь со стояком, на уроках не могу сосредоточиться, а стоит услышать хоть одно испанское слово и меня просто клинит. Моя легкая форма сумасшествия. Ты. Между нами нет ничего общего, мы даже разговариваем на разных языках. И ты всего лишь мой репетитор, которым, по сути, и не должен был быть. Но это ты. И ты есть.

Наконец, наступает долгожданная суббота, и я вновь поднимаюсь в лифте на седьмой этаж. Мое личное седьмое небо, на котором живешь ты. Звонок в дверь и глубокий вдох перед очередной болезненно прекрасной пыткой длиною в час. Дверь распахивается, и я уже открываю рот, чтобы поздороваться, но мое приветствие застревает в горле. А вместо эйфории появляется ощущение непреодолимого разочарования.

Напротив меня стоит невысокая девушка. Русые с легкой рыжиной волосы заплетены в длинную косу, перекинутую через плечо. На ней джинсы и рубашка. Твоя?

– Привет, ты Саша, да? – звонкий мелодичный голос и множество веснушек на переносице.

Киваю, понимая, что моя сказка закончилась так же резко и неожиданно, как и началась. Без предупреждения и нагло наплевав на мои личные желания.

– Заходи, – улыбаясь, приглашает в квартиру.

Мир вокруг лишился разом всех своих красок, звуков и запахов. Стал серым и пресным. Таким же, как я сейчас чувствую себя. Машинально раздеваюсь, снимаю обувь и рассеянно прохожу в комнату. Дело во мне, или здесь действительно не хватает воздуха? С ноткой апельсина.

– Я – Света, – усаживается на твое место, на которое я смотрю с тоской, – покажи мне тетрадь. Что вы последнее делали?

Какое-то ребячество просыпается внутри. Детская ревность. Не хочу, чтобы она смотрела, не хочу, чтобы она мне что-то объясняла. Хотя прекрасно понимаю, что дело не в ней. Все дело в тебе. Всегда в тебе. Передаю ей тетрадь, и она быстро пробегает глазами последние записи.

– Угу, понятно, – достает из стопки книг какой-то учебник и, быстро листая страницы, находит то, что искала. – Смотри…

Начинает объяснять, что я должен сделать в каком-то письменном упражнении. Лишь киваю в ответ, наверное, она подумала, что я немой. Или умственно отсталый. Хотя мне абсолютно все равно, что она обо мне думает. Пока записываю в тетрадь предложения, Света выходит из комнаты, прикрывая дверь и оставляя меня одного. Не понимаю смысла ни одного слова. Смотрю на них, и впервые они кажутся мне молчаливыми предателями, нанесшими удар исподтишка. Ненавижу испанский.

Спустя какое-то время в коридоре слышится движение. Хлопок входной двери. Света что-то быстро и неразборчиво произносит и в ответ звучит твой голос. По моему телу проходят сотни электрических разрядов. Бросает в пот и сердце начинает качать кровь быстрее. Адреналин. Теперь я даже не вижу слов в книге. Не могу различить ни одного печатного знака. Вдруг дверь в комнату распахивается.

– ¡Hola, Alejandro! ¿Сómo estás? / Как дела? – ерошишь свои волосы, бросая на диван небольшой рюкзак с одной широкой лямкой.

Пока я, не веря своим глазам, смотрю на тебя, проходишь за моей спиной, на секунду касаясь ледяными ладонями моих плеч, и усаживаешься на свое место. Глаза блестят, дышишь шумно, чуть запыхавшись, щеки от мороза порозовели. У меня перехватывает дыхание. Ты сейчас такой красивый. А я готов заплакать от счастья. Как девчонка. Смотришь на упражнение, которое я делаю и улыбаешься.

Еще через минуту заглядывает Света. Уже в дубленке и сапогах.

– Все, я убежала.

Киваешь ей, а мне кажется, что смогу даже расцеловать эту совершенно не знакомую мне Свету на прощание. Потому что ты не отказался от меня. Ты мой репетитор. Ты мой. Ты.